Продолжение. Начало здесь: Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9.
Маша не знала, что ей ответить. Признаться, сказать – “да, Олег Разумовский был моим отцом”? Но кто он для Говорящего? Предмет для подражания или средоточие всего, что тот ненавидит? И как это отразится на ней самой?
Говорящий не дождался ответа, встряхнул девушку.
– Что ты молчишь?
– Да, он был моим отцом! – выпалила она, не желая больше мучаться догадками. – Разве это имеет какое-то значение? И откуда ты его знаешь? Может, черт побери, ты думаешь про другого Олега Разумовского?
Хозяин логова посмотрел на нее, как на идиотку.
– Какого другого? Много ты встречала в нынешнем мире людей с одинаковыми именами и… этими…
– Фамилиями, – подсказала она.
– Вот именно. Сейчас и вовсе не дают таких чудных прозвищ, как у тебя или твоего папаши. Так что ошибки быть не может!
Выпрямился, отошел от нее на несколько шагов, потом и вовсе покинул компьютерную – она слышала, как в лаборатории он пнул одну из клеток, в которых были заперты подопытные люди и мутанты. Вернулся.
– Лет пятнадцать назад Разумовский часто появлялся в сети. Тогда еще много было желающих постучать по кнопочкам, – Говорящий покосился на клавиатуру. – Потрепаться в этих ваших каналах связи. Рабочие терминалы и антенны можно было найти, если хорошенько поискать среди развалин. Потом все эти игрушки прежних людей окончательно развалились. И теперь редко кто перекидывается словечком.
– Ты тоже разговаривал с ними? С отцом?
Он усмехнулся.
– Такой я дурак! Им-то и в голову не приходило, что надо шифроваться. Думали – кроме них, кучки грамотеев, никто не сможет пользоваться компьютерами. Обменивались информацией в открытую! А я читал. Записывал. Потом и сам наловчился опыты ставить, о которых они говорили.
– Опыты над людьми? Чтобы превращать их… в нелюдей? И наоборот?
Говорящий продолжал криво улыбаться, разглядывая Машу, оценивая ее сообразительность.
– Хромой растрепал? Давно надо было прищучить его, паскуду. Слишком много знал. А людишек что, жалко тебе?
Он снова направился в лабораторию, оглядываясь, как бы приглашая девушку за собой. Она поднялась с кресла, пошла следом. Ей ужасно хотелось заглянуть в свой каталог, найти отцовский архив и посмотреть наконец – что там? Но нет, не сейчас. Уж она не станет раскрывать, возможно, единственный свой козырь! Найдется момент получше.
– Нет, не жалко. Мне интересно – зачем?
– Заче-ем… – протянул Говорящий, стараясь распробовать все ее любопытство, стоящее за этим словом. Повернул голову в одну сторону, потом в другую, что-то хрустнуло у него в шее. Он не торопился объяснять и Маша спросила о другом:
– А прошлой ночью? Что было в черном доме? Я ведь не спала, все слышала.
Он обернулся, подошел к ней.
– Осторожнее, девочка, – в руке его снова сверкнуло лезвие. – За такой интерес можно и головы лишиться.
Долго смотрел ей в глаза, надеясь увидеть страх. Но не увидел. Отошел назад.
– Так уж и быть. Покажу тебе – что было ночью в доме.
Говорящий стал неторопливо снимать одежду, отбрасывая ее в сторону, пока не остался перед Машей в чем мать родила.
– Ночью был я!
Она не отступила, не закричала и не стала в страхе вжиматься в стену, хоть и неприятен был процесс трансформации, совершающийся у нее на глазах. Даже те двое, что были заперты в клетках, испуганно шарахнулись вглубь своих темниц. Напротив, за другими решетками, злобно зарычали трое мутантов.
Говорящий приблизился к Маше. Он уже стоял на четырех конечностях, но в искаженных чертах лица можно было разглядеть отдаленное сходство с прежним, человеческим обликом. “Какая мерзость. Лучше бы ты стал совсем другим!” – подумала она. Было жутко замечать, как проступает иногда на черной морде знакомое лицо.
Он поднялся во весь рост.
– Я хочу… – голос его был хриплым, низким. – Хочу создавать себе подобных! Вот зачем опыты! С момента появления на свет я умею оборачиваться. А они… – махнул рукой и зацепил когтями железные прутья, так, что искры полетели. – Они станут такими по моей воле.
– Первый раз вижу говорящего мутанта, – пробормотала Маша.
Он толкнул девушку к стене, прижался своим уродливым лицом к ее щеке и злобно зарычал, совсем как те, в клетках – видно, каламбур ему не понравился.
– Я не мутант, дура! Я новый человек!
Отвернулся и, снова опустившись на четвереньки, стал вздрагивать, меняясь на глазах.
Они вышли из логова. Маша с тоской поглядела на антенну – когда же у нее получится проникнуть сюда без свидетелей? Но обычная, человеческая рука пихнула ее в спину, заставляя идти на север. Говорящий решил вернуться немедленно, пока еще не забрезжил рассвет. Ему не хотелось, чтобы в гнезде заметили отсутствие Властительницы. Нельзя оставлять простолюдинов без присмотра хотя бы одного наделенного властью.
– Ты знаешь, а я тоже пыталась создать нового человека.
– Ты?! – он нахмурился. – Как?
– Я ведь не думала, что когда-нибудь увижу других людей. Изловила мутанта и стала брать его семя – надеялась, что получится от него зачать. Убеждала себя, будто мы не настолько разные и все возможно.
Говорящий раздраженно тряхнул головой.
– Ерундой ты занималась! У нелюдей не бывает потомства. Неужели не знала?
Он с удовлетворением заметил, как вытянулось ее удивленное лицо.
– То есть как – не бывает?
– А вот так. Все мутанты или от старых времен век доживают – долгожители они. Или зона их такими сделала. Этих, конечно, большинство.
Он помолчал, потом продолжил, уже рассуждая сам с собой.
– Для моих целей нужны изменения в генетике, а не какое-то там семя. Неизвестно, что стало первопричиной появления нелюдей. Разновидность той штуки, которую прежние вирусом называли? А может, сами люди их создали? Сейчас разве узнаешь… Грамотеи обменивались в сети разными вариантами генетических улучшений и я попробовал почти все. Но каждый раз что-то не складывалось! Должен быть еще рецепт, неизвестный, неиспробованный. Надо будет посмотреть все файлы твоего отца, может там что-то сохранилось.
Маша сжала зубы. “Посмотри, дорогой, посмотри. Но только мне известно, где искать!” Кажется, она теперь знала, что передал ей отец с длинным набором цифр, отпирающим его архив.
Никто в гнезде не заметил ее отсутствия. А даже если и заметили, не подавали виду, не их это дело, соваться в дела Говорящего и его недоброй женщины. Люди чувствовали, что где-то там, в глубине черного дома и лесной чаще происходят дела им неведомые и вряд ли хорошие. Так лучше и не разнюхивать, держаться от всего этого подальше, тогда, глядишь, тебя это не коснется. Вот Хромой – даром, что был опытный, хитрый охотник – но держался все время рядом с Властительницей, потому и сгинул!
Маша замечала на себе косые, порой даже злобные взгляды. Только ей было на это наплевать. “Пусть не любят. Зато боятся”.
Говорящий приставил к ней нового соглядатая, молодого, однако вышколенного и преданного своему начальнику. Такой революцию устраивать не захочет! К нему нужно будет искать свой, особый подход.
– Эй, Прыткий! Чего с утра серьезный такой? – кричала она ему, выходя утром на крыльцо. Но парень и бровью не вел, молча следовал за ней по пятам, выполняя одновременно роль личной охраны и надсмотрщика. У Маши не было на этот счет иллюзий: хоть и была ей обещана свобода, несмотря на все проступки, но с таким вертухаем и кандалы не нужны – не даст сделать лишний шаг, ни днем, ни ночью.
В гнездо стали часто наведываться чужаки, люди от других руководчиков. Они обсуждали что-то с Говорящим и тот, хоть и отсылал Властительницу в соседнюю комнату, но не заботился о том, чтобы до ее ушей не долетали важные слова, иначе бы вообще выставлял из дома. Видимо, хотел, чтобы она была в курсе происходящих событий.
Из их разговоров она поняла, что многие гнезда готовы объединиться, отправить отряды лучших охотников, как они говорили, “на дело”. Что за дело – догадаться было не сложно. Людям известна территория, на которой сливались в одну огромную стаю мутанты. И Говорящий, тянувший на себя роль главного среди всех гнезд, собирался повести туда объединенные отряды, устроить резню. Чтобы потом, очистив север от нелюдей, заняться делом, которое его завлекало больше всего – создавать собственный народ, не человеков и не мутантов, а себе подобных, таких, которые, как он думал, никогда не предадут и не взбунтуются.
– Ты не встречал других? – спросила его как-то Маша, отодвигаясь от стола после обеденной трапезы. – Оборачивающихся?
Говорящий отрезал кусок черного мяса, запил его крепкой настойкой.
– Встречал, – некоторое время он смотрел на дно кружки, вспоминая. – Она пришла с востока, с небольшой группой людей. Кто-то из них остался с нами, потому что они были истощены и устали от долгой дороги. Остальные ушли на юг. Хотела уйти и она, но я почувствовал, что девчонка особенная. Оборачивающиеся чувствуют друг друга, да и обычных нелюдей могут издалека почуять.
Он налил в кружку еще, бросил на Машу мутный взгляд.
– Я подначил Белого, чтобы тот заболтал ее, уговорил не уходить. Старик, надо отдать ему должное, умел к себе людей располагать. Да и она ему понравилась, относился к ней, как к родной. То, что я ее потом к себе прибрал, он не одобрил, но и поперек вставать не стал – я же не обижал ее, только…
Замолчал, будто проснулось на мгновение в нем что-то совестливое.
– Только сношал, – закончила за него Маша. – Как меня.
– А-а… – прорычал Говорящий недовольно и с шумом встал из-за стола. Ушел в другой конец комнаты, упал на кровать.
– Это она сбежала, да? Девчонка, за которой ты посылал?
Говорящий молчал, но ответ и без того был понятен – она.
– В нашем гнезде ее звали Конопатая, – заговорил он наконец. – Но до того, как она сюда пришла, у нее было другое имя. Имя и… фамилия. Дарья Авдеева. Странные слова, ничего не значат. Лучше уж Конопатая. И принял я ее вовсе не ради того, чтоб… сношать… А надеялся, что потомство будет чистокровным.
– Со мной точно не будет, – заметила Властительница.
– Поглядим. Что-нибудь да будет, – он протянул руку, приглашая девушку подойти ближе. Ухватившись за ее ладонь, заставил лечь рядом.
– Ты пьян. Лучше не сейчас.
Когда он обнимал ее, прижимал к себе, она невольно вспоминала когтистые лапы и страшную морду. Но противиться не могла.
Через неделю Говорящий стал собираться в дорогу. Он хотел добраться до трех гнезд, от которых так и не пришли гонцы. Племена эти были достаточно сильны и многочисленны, чтобы пренебрегать их помощью. Даже если руководчики решили не участвовать в деле, Говорящий надеялся переубедить их, а если надо, то и запугать.
В сопровождение он брал несколько сильных охотников, а Прыткому отдал в подчинение сразу десятерых, чтоб не спускали глаз с Властительницы, да и друг за другом приглядывали. Было наказано ни под каким предлогом не пускать Машу дальше, чем на сто шагов от Костра. В остальном же подчиняться ей и всячески содействовать.
– Зря не лютуй, – сказал он ей, выходя из дома. – Вижу, что не любишь ты людей. Да и они тебя не жалуют. Но казнить за любую провинность всех без разбору не следует. Поняла?
Она сдержанно кивнула. Проводила взглядом уходящий отряд, покосилась на стоявшего неподалеку Прыткого. И, хлопнув дверью, скрылась в черном доме.
Короткие зимние дни пролетали быстро, зато сумрачные вечера и морозные ночи тянулись долго, сводя с ума, загоняя в угол безделием и одиночеством. Сытая жизнь, треск поленьев в очаге не радовали Машу. Ей хотелось попасть в логово или, на худой конец, прогуляться по лесу, потому что одни и те же люди, снующие вокруг костра, неимоверно раздражали. Но охрана не выпускала из гнезда и приходилось запираться в доме, чтобы никого не видеть, никому ненароком не ударить по лицу, а то и чего похуже. Просто от скуки. Впрочем, иногда она думала, что это было бы неплохим развлечением, уж точно веселее, чем одной лезть на стены.
– Иди сюда, – крикнула она Прыткому.
Он подошел к крыльцу.
– Что?
– Зайди внутрь.
– Зачем?
– Зайди я сказала!
Обернулся, кивком дал понять одному из охотников, чтобы тот занял его место, наблюдал за входом. Сам прошел в дом, аккуратно прикрыв за собой дверь. Следуя за Властительницей, добрался до комнаты с очагом. Посмотрел на стол, где стояло несколько грязных глиняных тарелок, кружка, бутыль.
Маша сбросила шубу, которую накидывала на себя, выходя на улицу. Тело ее прикрывала теперь лишь тонкая рубашка.
– Выпьешь?
– Нет.
Она все равно налила в кружку и протянула ее парню.
– Пей давай, никто не видит. И я никому не скажу.
– Скажешь. Но я все равно пить не буду, даже если бы и не сказала.
– Погляди какой чистоплюйчик… Думаешь, получится просто подежурить у дверей, за которыми я живу? Постоять и все?
Она отпила из кружки, поставила ее на стол. Потянулась к Прыткому, касаясь губами мочки его уха, прошептала:
– А знаешь, куда Хромой делся?
Парень не двигался, ждал продолжения. Видимо, хотел узнать.
– Валяется в логове у Говорящего. Я его прикончила. Пустила пулю ему между глаз. Ты ведь знаешь, что такое пуля?
Он, наконец, отстранился и, не глядя ей в лицо спросил:
– Я пойду? Если ничего не нужно…
– Нужно, – разочарованно сказала она. – Но ты иди. Может, в следующий раз.
Маша не была настолько пьяной, как это показалось Прыткому. Она прекрасно понимала, что делает, видела его реакцию и могла предположить, что будет дальше. Если продолжит – ничего хорошего. Но это пока.
Она дождалась, когда хлопнет дверь. Плеснула остатки пойла в огонь, наблюдая, как всколыхнулись языки пламени.
– Говорящий зациклен на продолжении рода, – сказала сама себе. – Значит, надо дать ему то, чего он хочет. Объявить, что беременна? Для этого неплохо бы и на самом деле потяжелеть. И раз уж до сих пор не получилось от него, то… Не будет же он проводить анализы, генетик доморощенный! Пусть сойдет с ума от счастья, пусть ждет наследника и верит, что это ему как-то поможет. Обманутого радостью легче вести на поводке.
Маша улыбнулась.
За противной, воющей песней вьюги, царапающей окна и стены ледяными снежинками, не сразу можно было расслышать стук. Властительница оторвала голову от подушки, прислушалась. На улице еще царила тьма и никто не должен был барабанить в дверь, если только не случилось что.
Нехотя Маша поднялась, накинула все ту же шубу – не столько для прикрытия наготы, сколько ожидая ледяной ветер, бушующий снаружи. Тем более после того, как пришлось вылезать из нагретой постели.
Толкнула дверь.
– Чего тебе?
На нее смотрел Прыткий – чуть сощурившись, вытирая с лица снег.
– Там пришли.
– Кто?
– От устья реки, что восточнее нашей.
– Черт, туда же Говорящий ушел. Разминулись, видать. Сколько их?
– Пятеро.
– Выгони кого-нибудь из дома, чтобы пустить гостей на ночлег.
– Кого?
– Сам придумай, мне это не интересно.
– Своих на улицу? Метель же, ночь!
– Ну запихай своих в другую хижину, пускай там потеснятся! Бестолковый ты, хоть и Прыткий.
Он хотел было идти, выполнять приказ, но она его остановила.
– Знаешь, пока там с ночлегом разбираются, ты их ко мне приведи.
Парень стоял в нерешительности, во взгляде его читалось сомнение.
– Ну что еще? – спросила Маша, плотнее запахнув шубу.
– Решать вопросы между гнездами – это штука такая… Только главный может.
Девушка подбоченилась, позволив полам шубы снова распахнуться. Потом сошла по ступенькам, подступая к Прыткому.
– Он тебе что приказывал? А? Не пускать меня из гнезда. Приглядывать. Про разговоры с чужаками было?
Прыткий потупил взор, помотал головой из стороны в сторону.
– Не было. А кому ж с ними разговаривать, как не мне? Может, ты у нас дипломатом заделался? Одно слово – Прыткий! Пошел отсюда. Выполняй то, что сказано.
Она еще не знала – хорошо или плохо то, что посланники из чужого гнезда встретились с ней, а не с Говорящим. Но чувствовала, что случай может открыть для нее новые возможности. Какие? Этого Маша еще не могла себе объяснить.
Мужики – бородатые, обросшие, с нелепыми племенными татуировками на щеках, смотрели на нее недоверчиво. Хоть и предупредил их Прыткий, что бразды правления сейчас в руках Властительницы, а все равно обсуждать дело готовились не с ней.
– Разошлись вы. Говорящий с небом недавно на восток ушел, – она повернулась к охраннику, стоявшему у дверей, щелкнула пальцами. – Скажи там, пусть людям поесть принесут.
Старший из чужаков кивнул с благодарностью. Пока утоляли голод, она ни о чем не спрашивала, молча стояла в стороне, скрестив руки. Наблюдала. Потом налила всем горячительного.
– Отчего шли долго?
Старший выпил, удовлетворенно крякнув. Посмотрел на Машу.
– Шли быстро. Собирались долго. Обдумать надо было все хорошенько.
– И что придумали?
– А то, что нелюдей выживать надо, по этому вопросу спора нет.
– По какому есть?
Он глянул на своих товарищей, словно заручившись у них поддержкой.
– Говорящий нас беспокоит.
Властительница снова повернулась к Прыткому.
– Ну-ка – выйди вон. И не стой там близко к дверям.
Парень повиновался, хоть и не сразу, сначала с подозрением ощупав взглядом каждого присутствующего.
– Что же Говорящий? – спросила девушка. – В чем беспокойство?
– Горделив больно. Властолюбив. Как бы не захотел после дела все гнезда под одну руку прибрать. Ведь если войну выиграем… Простой охотник – он победителя любит. Даром, что тот руководчик из чужих. Пойдут за ним и тогда уж ничего не попишешь. Это уж не говоря о том, что обещал он создать новое войско, колдовством, что ли… Короче говоря, сейчас надо этот момент разруливать, до войны. Ты-то… кхм… на каких правах у Говорящего?
– Меня зовут Пришедшая Властительница. Я с севера, оттуда, где зимой не бывает солнца. И знаю я об этом мире столько, что Говорящий готов быть со мной на равных.
– То есть женщина ты его?
Маша досадливо усмехнулась – “как же тяжело пробить мужскую самонадеянность!”
– Не обижайся, – продолжал старший. – Бабы – они во многих делах хитрее мужиков. Так что ответишь нам про своего?
Маша выдержала паузу – вовсе не для значительности, а оттого, что не могла сразу подобрать нужных слов.
– А отвечу вот что – ваша правда, есть у Говорящего такие планы. Он их и не скрывает. И армию создать может, но только с моей помощью. Одного его колдовства мало, нужен еще секрет, которого он пока не знает.
– А ты, получается, знаешь?
Она ответила ему хитрой улыбкой. Тогда старший переглянулся со своими товарищами, хрустнул пальцами, разминая руки.
– Не поприжать ли тебя в уголочке, Пришедшая Властительница? Чтобы и с нами секретом поделилась.
– Дурачье. Сейчас позову своих молодцев – они только и ждут повода, чтобы кому-нибудь черепушку раскроить. А потом поди-ка найди ваши тела. Пропали ребятушки в лесах!
– Да пошутил я, пошутил, – заторопился старший с оправданиями.
Маша задумчиво обходила стол, за которым сидели гости. Они поглядывали на нее с настороженностью – что там, в этой бабской головенке? Вдруг и правда позовет своих головорезов? Но она лишь подлила им настойки и вернулась к дверям, где снова встала, скрестив на груди руки. Разрез на подоле платья позволял им видеть ее ногу гораздо выше колена и Маша не пыталась одернуть ткань, прикрыться.
– Что нам от этого разговора? – спросила она. – Разве можем мы что-то изменить?
– Так за тем и пришли! Вот передохнем чуток и пойдем завтра к условленному месту, где уже из других гнезд охотники собираются. С их руководчиками за спиной говорящего тоже беседы проводились.
И, заметив ее вздернутую бровь, добавил:
– А ты как думала? В общем, будут нас ждать с вестями – стоит ли расходиться, жить как раньше, каждый сам за себя. Или доводить дело до конца. Но тогда уж руководчикам подавай гарантии, что и после войны Говорящий им не указ!
– Какие я могу дать вам гарантии? Бумагу сочиню, подпись поставлю?
– Обойдемся. Просто обрисуй, как это положение тебе видится, так сказать, изнутри? Живешь ведь с ним, должна понимать.
Сердце у Маши заколотилось быстрее. Она вдруг поняла, что вот он – момент! Когда все обстоятельства разом можно повернуть в свою сторону, причем одной только силой слова!
– Говорящий держит людей в узде, пусть даже им это и не нравится. Он хороший вождь. Для своего народа. Таким его можно и оставить – пусть здесь, на развалинах древнего города, управляет гнездом. А для войны сгодится кто-нибудь другой.
Она дала им возможность самим прийти к нужному ответу и вскоре один из чужаков, скромно сидевший на самом дальнем месте, спросил:
– Не себя ли ты имеешь в виду?
Она подошла к столу, поставила ногу на стул, оголив ее еще сильнее.
– А почему нет? Знаний у меня побольше, чем у других. Надо будет – докажу. Могу большие стаи нелюдей отслеживать таким способом, о котором вы и не слышали. Могу рассказать, как вещества взрывающиеся делать, чтобы одним ударом десятки врагов уничтожать. Я много чего могу. А главное – бояться меня вам не придется. Я же человек со стороны, незнакомый, влияния на ваших охотников не имею. Так что лишь на руководчиков могу полагаться, а если они решат отстранить меня, то сложности в этом никакой не будет.
– Какая же твоя выгода?
– Разве уничтожение нелюдей – не выгода? Жить станет спокойнее.
– Про полное уничтожение никто не говорит, для мяса их все равно разводить придется. Война только для того, чтобы они нас совсем не задавили, больно много их стало. А есть ли, положим, в твоей голове знания, чтобы нелюдей разводить?
– Один хрен – что армию делать, что на мясо разводить. Есть такие знания. Придет время, поделюсь секретом.
Они еще долго совещались между собой, не слишком стесняясь ее присутствия. Сомнений было много, но гораздо больше их страшил Говорящий. Очень уж не хотелось руководчикам становиться его вассалами! Каждый держался за свою маленькую власть и делиться ею не желал.
– Хорошо! – сказал, наконец, старший. – Мы идем к месту сбора и объявим всем, что Говорящий не может быть во главе объединенного войска. Вот только…
– Что? – она видела, что он в чем-то сомневается.
– Скоро Говорящий вернется домой. Пусть война начнется без него, но, во-первых, мы рассчитывали и на ваших охотников, а во-вторых – как ты выполнишь свои обещания, если он тебя… кхм… убьет?
– Моя жизнь – моя проблема. К тому времени, когда он вернется, власть его в гнезде съежится и станет символической, это я вам обещаю. А охотников, когда надо будет, отправлю.
Старший хмыкнул, все еще полный сомнений, но понимающий, что он вынужден ей верить. Хотя бы потому, что другие варианты устраивали его гораздо меньше.
К восходу солнца гости тесной гурьбой двинулись на выход из черного дома. Самый тихий, тот, что сидел дальше всех и который сейчас шел последним, спросил Машу:
– Получается, предаешь своего?
– Главное, что я себя не предаю, – ответила Властительница. – Да вы и сами шли сюда, чтобы предать. Разве нет? И вам повезло, что встретили меня, а не его. Теперь я сделаю за вас грязную работу. Топайте уже, нечего мне тут…
И в спину, но чтоб не слышал:
– Моралист ты гребаный, так тебя растак.
С каждым шагом удаляющихся чужаков лицо невыспавшейся Маши становилось светлее. Она широко улыбалась, потому что понимала – этой ночью совершенно случайно перевернула все с ног на голову, причем именно так, как ей и хотелось.
Она вернулась к дому, открыла дверь и втолкнула внутрь Прыткого, нечаянно оказавшегося у нее на пути. Уже внутри прижалась к нему, нашла своими губами его губы. Парень оттолкнул Машу и она засмеялась.
– Что, Прыткий, сукин ты сын! Не растерял еще преданность начальнику?
И снова порывисто чмокнула его в губы, насмехаясь над злым, но бессильным протестом. Парень утерся рукавом, отошел на пару шагов.
– Там семья.
– Какая еще семья? – радость на ее лице сменилась недовольством. – Что вам вечно от меня надо? Я спать хочу!
Но вздохнула и вышла обратно на улицу, посмотрела на мужчину, поставленного на колени прямо в снег. Рядом – женщина и несколько ребятишек. Все они были под прицелами арбалетов, которые сжимали в руках бойцы Прыткого.
– В чем дело?
– Это их ночью из дома выселили, – пояснил Прыткий.
– И что? Гости ушли, пусть возвращаются в свой дом.
– Да, но… Этот, – парень указал на хмурого мужчину с разбитой губой, стоящего на коленях, – оказал сопротивление. Напал на моих людей и одному нос расквасил.
Маша еще раз вздохнула – тяжко, с жалостью к самой себе и недовольством из-за того, что сейчас надо будет принимать решение, за которое ее станут ненавидеть еще больше. “Да все равно. Плевать!”
– В расход его.
– К-как?
– В прорубь.
Жена заголосила, дети испуганно сжались в кучку, прижимаясь к старшей сестре.
– Женщину отдать тому, кто еще своей не обзавелся. И дочь – ту, что повзрослее – тоже. Остальных раздать по семьям. Если кто возьмет.
Развернулась и спокойно пошла домой. Она и в самом деле очень устала.
Проснулась Маша ближе к вечеру, с больной головой. Подумала, что пора завязывать с ягодной настойкой. Вышла на улицу, зачерпнула горсть свежего снега, размазывая его по лицу. Посмотрела на своего охранника. “Пора доламывать Прыткого. Уверенность он уже растерял, осталось поднажать немного и на все будет согласный”.
– А ты помнишь девчонку, которая была с Говорящим до меня? Конопатую.
Он посмотрел на Машу удивленно.
– Я раньше не был приближенным, у меня и дом далеко, на другой стороне гнезда.
– Что, неужели не видал ее?
– Видел, конечно. Мелькала иногда рыжей копной.
– Красивая?
– Мала еще. Хотя, Говорящий же ее… Вроде не дурна собой. А что?
– Думаю – чего в ней такого особенного? Кроме… Но это тебе не нужно знать.
– Да мне и остальное знать не обязательно, – проворчал он. – Сбежала и сбежала, подумаешь. Не помню даже – куда?
– К Южному базару усвистала. Вот еще непонятное местечко! Что там такое? Почему люди туда идут? Или в зону бегут, чтобы обратиться, или сразу к Южному базару.
– За лучшей жизнью, видать.
– Как бы нам их лучшая жизнь боком не вышла…
– Это ты к чему?
– К тому, что гнезда на севере свои порядки наводить собираются, а у таких мест, как Южный базар, уже свои правила есть. Вот и будет столкновение интересов. Ладно, пойдем!
– Куда?
Она протянула руку, погладила его по щеке. Прыткий не стал отстраняться, пусть даже их кто-то и видел. Он спокойно стоял и ждал, пока Маша с интересом заглядывала в его зрачки, пыталась проникнуть в чужие мысли, догадаться – что он чувствует, о чем думает?
– Ты привел ко мне в дом чужих, позволил разговаривать с ними, решать какие-то дела.
– Но ты же сама…
– Ты поцеловал меня.
– Нет, это…
– Ты убил по моему приказу человека. За разбитый нос.
Прыткий перестал возражать. Поджал губы, смотрел на девушку то ли с ненавистью, то ли уже с покорностью.
– И думаешь, – продолжала она, – что по-прежнему остаешься верным псом Говорящего? Нет, голубчик. Ты уже мой! Идем.
Они скрылись за черной дверью, к которой тут же подошел другой охранник, занял пост.
Маша бросила в очаг пару поленьев – пусть горит подольше. Подошла к кровати, откинула одеяло. Приказала Прыткому раздеваться.
– Ты будешь стонать, – еще пытался возражать он, хотя руки сами расстегивали, снимали одежду. – Громко стонать, я знаю. Свистун – тот, что сейчас у дверей – услышит. Да и другие могут услышать. Донесут Говорящему.
– Предлагаешь мне заткнуться? Или сам разберешься с теми, кто может донести? Так, как должен разобраться мужчина?
Маша заставила его лечь в постель. Сама раздеваться не стала, забралась на парня в чем была – в белой, тонкой рубашке. Она чувствовала, что Прыткий еще не готов и ее это злило. Маша влепила ему пощечину.
– Ты думаешь, это только ради удовольствия? Соберись, ничтожество!
Еще одна звонкая пощечина.
– Сделай над собой усилие! Хочешь меня потрогать? Трогай! Вот так. Но только чтоб у тебя все заработало.
Ерзала на нем, позволяла мужским рукам гулять по всему ее телу, пока действительно не заработало. А потом, когда они уже двигались в едином ритме, повторяла:
– Весь… мир… будет… мой!
Продолжение ориентировочно 16 декабря.
Телега автора | Сайт
