Сообщество - Сообщество фантастов

Сообщество фантастов

9 201 пост 11 016 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

58

В помощь постерам

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:


http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.


http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.


UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))


UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.


Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.


P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Показать полностью
30

Влюблена и очень опасна. Часть I

Предыдущие главы читать здесь:

@ZoyaKandik


Глава 3

-1-

Дашке она ничего не рассказала, отговорившись тем, что сама еще толком не поняла, поможет ли ей специалист-мозгоправ или нет. Дашка, конечно, немного обиделась, но допытываться не стала – Юлька была притихшая, задумчивая, и Дашка сочла это добрым знаком.


В девять часов вечера Юлька заперлась в ванной, включила воду и дрожащими пальцами набрала номер телефона из записки. Ответили ей сразу, как будто ждали ее звонка и держали телефон в руках.


- Юля? – спросил знакомый голос с неуловимым акцентом.


Он звучал словно издалека, пробиваясь сквозь металлический шелест помех. А еще вода, пущенная на полную мощь, с гулом билась о дно ванны. Юлька поплотнее прижала телефон к уху; другое, свободное, заткнула пальцем. Стало получше.


- Это я, - волнуясь, прошептала девушка.


На мгновение возникло сильнейшее желание нажать кнопку отбоя, мелькнула дикая мысль, что разговор – это некий рубеж, перешагнув который, она сделает выбор, окончательный и бесповоротный, и жизнь ее изменится раз и навсегда. Это было неприятное и, вместе с тем, захватывающее ощущение из серии «пан или пропал», и Юлька, очертя голову, ринулась навстречу неизвестности.


- Это я, - уже тверже повторила она и облизала пересохшие губы.


- Завтра, - отрывисто произнес голос. Помехи усилились, и голос был едва слышен. - … пять… Дет… вер…


Юлька из всех сил вслушивалась, морщась от неприятного оглушающего треска. Попросить перезвонить ей и в голову не пришло.


- В пять часов? – повысив голос, переспросила она. – В детском сквере? Завтра в пять?


- Да, - скрипнуло в ответ.


Неожиданно помехи исчезли, наступила тишина, и в этой тишине отчетливо прозвучал короткий отрывистый смешок. Ужаснувшись, Юлька быстро прервала связь.


Уже лежа в постели, Юлька пыталась понять, на самом ли деле она слышала этот смех или ей почудилось? Было в этом смехе что-то пугающее, зловещее, чудилось в нем какое-то торжество, и, погружаясь в сон, Юлька вдруг ощутила страшную тоску и безнадежность.


Ей приснился сон: она стоит, опустив окровавленные руки, и в правом кулаке у нее зажат большой кривой нож. У ее ног скорчился Игорь, и не было никаких сомнений в том, что он мертв, и что сделала это она, Юлька. Потом Юлька подняла руку с ножом и перерезала себе горло.


Горячая кровь хлынула ей на грудь, она медленно опустилась на колени рядом с Игорем и, умирая, услышала тот же торжествующий смех.


Впрочем, проснувшись утром, Юлька ничего не помнила, только сильно болела голова, и на душе было тоскливо и смутно.


-2-

На первой паре Игоря не было, и это ужасно тревожило Юльку. Она вся извелась, а на перемене помчалась вниз и заняла наблюдательный пункт возле раздевалки, пустой в мае. Отсюда ей хорошо была видна входная дверь.


Студенты выходили и входили, и при виде каждой высокой светловолосой фигуры сердце Юльки давало сбой. Он – не он?


- Дура, - констатировала верная Дашка, стоя рядом. – Отпросился он на сегодня. По семейным обстоятельствам. – И добавила безжалостно: - Знаем мы эти обстоятельства. У бабы какой-нибудь завис.


Как ни странно, эти слова обрадовали Юльку, она успокоилась и повеселела. Пусть у бабы, это ничего. Главное, что Игорь жив и здоров. Так подумала Юлька и сама удивилась: а с какой стати должно быть иначе? Почему она вдруг решила, что Игорю может что-то угрожать?

Игорь производил впечатление баловня судьбы, абсолютного счастливчика, и так оно, скорее всего, и было. Смерть, болезни, вообще любые неприятности были несовместимы с ним.


***

Ровно в пять часов Юлька входила в Детский парк. Вообще-то, официальное название у него было какое-то другое, сквер имени кого-то там, но с тех пор, как сюда завезли аттракционы, для всех он стал Детским парком.


В этот чудесный майский вечер парк был полон: визжащие толпы детей, родители, бабушки-дедушки, продавцы и аниматоры. Народу было не протолкнуться, и это придавало Юльке уверенности – никакой, даже самый дерзкий злоумышленник, не осмелится причинить ей вред при таком количестве свидетелей.


Знакомую фигуру в глухом темном платье она увидела издалека. Выпрямив спину, ведьма сидела на лавочке одна-одинешенька, хотя соседние лавочки все были плотно заняты людьми.


Это потому, что лавка стоит на самом солнцепеке, неуверенно подумала Юлька. Ведьма вдруг подняла голову и посмотрела на Юльку. Издалека, безошибочно выделив ее из пестрой шумной толпы, и девушке вдруг показалось, что глаза ведьмы на мгновение полыхнули мрачным багровым светом. Словно загипнотизированная, Юлька медленно подошла к лавочке и встала, бессильно уронив руки вдоль тела. Ведьма кивнула.


- Садись, - каркнула она.


Юлька послушно уселась рядом. Минуту или две они молчали, потом ведьма пошевелилась и глубоко вздохнула.


- Да, - пробормотала она. – Да, так будет хорошо… Выбери человека! – приказала она, взмахом руки указывая на толпу.


- Что? – растерялась Юлька. – Человека? Какого человека?


- Любого. Первого попавшегося. Ну?


Первым попавшимся оказался аниматор в ярком клоунском костюме – он бесновался в толпе радостно визжащих детей и невольно привлекал к себе внимание.


- Сейчас он упадет, - сказала ведьма и щелкнула пальцами. Щелчок вышел сухой и резкий, как выстрел, и Юлька вздрогнула от неожиданности. Аниматор споткнулся и упал, чем вызвал новый взрыв смеха.


Это он специально, подумала Юлька, глядя, как аниматор, лежа на спине, смешно дрыгает ногами. Ну, или так совпало.


- Следующий!


На этот раз Юлька подошла к делу основательно, внимательно разглядывая гуляющих людей. Не этот. И не этот. И не эти.


- Вот, - сказала она, кивая на женщину лет пятидесяти.


Хорошо одетая, ухоженная, женщина производила впечатление уверенной в себе особы, этакой успешной бизнес-вумен. Она держала за руки двух маленьких девочек, очевидно, внучек, и что-то оживленно рассказывала им, а девочки, широко распахнув глазенки, внимали.


- Сейчас она залает.


Щелчок – и женщина, оборвав фразу на середине, вдруг остановилась и громко залаяла. Лай вышел на удивление натуральный, прям как у настоящей собаки, и девочки радостно засмеялись, в полном восторге от своей бабушки-затейницы. Зато самой затейнице явно было не так весело – Юлька отчетливо видела, что женщина растеряна и напугана.


- Теперь ты! – Ведьма повернулась и в упор уставилась на Юльку. – Прочитай стишок! – И снова щелкнула пальцами.


Фиг тебе! – злорадно подумала Юлька и встала.


- Наша Таня громко плачет, - с выражением продекламировала она. – Уронила в речку мячик.


Это не я, с ужасом подумала Юлька. Это просто не могу быть я! Остановись! Немедленно! Прекрати корчить из себя дуру и сядь! Но остановиться не получалось. Это было так же невозможно, как сдержать чих, когда свербит в носу.


- Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч!


- Мяч ваще не тонет! – крикнул какой-то парень.


Он стоял напротив Юльки и радостно скалился. Потом подмигнул, показал девушке оттопыренный большой палец и ушел. А Юлька без сил упала на лавку. Ноги у нее дрожали, а в ушах затихал комариный звон.


Это все солнце, подумала Юлька. Солнечный удар. Мне напекло голову, и я на минуточку сошла с ума.


Она знала, что это не так. И ей стало страшно.


- Веришь мне? – шепнула ведьма. – Теперь – веришь?


«Верю» - Юлька беззвучно шевельнула пересохшими губами и с трудом проглотила шершавый комок в горле. Ее тошнило и очень хотелось пить. Вдруг сильно закружилась голова, и девушка изо всех сил вцепилась в лавку, чтобы не упасть.


Знакомый щелчок она не услышала – скорее, ощутила его кожей, всем телом. И тут же все прошло – тошнота, головокружение, слабость. Юлька почувствовала себя бодрой, здоровой, пить больше не хотелось. И даже страх прошел.


Она повернулась и в упор взглянула на ведьму.


- Что это было? – тихо и очень серьезно спросила она. – Это…


Ведьма ухмыльнулась.


- Колдовство, моя милая. Самое настоящее колдовство. О котором фильмы снимают и книжки пишут.


- И вы можете так с любым? Посмотрите, щелкните пальцами, и он… ну, то есть, кто-нибудь… сделает все, что вы захотите?


- Ты про этого?


В руках у ведьмы откуда ни возьмись вдруг возникла фотография Игоря, та самая, которую Юлька в панике оставила в кабинете альтернативного специалиста Марины Рожковой. Юлька невольно потянулась к фотографии.


- Красивый мальчик, - сказала ведьма. – Очень красивый. И дурак.


Юлька вспыхнула.


- Отдайте! – резко сказала она и протянула руку. – Какое вы имеете право так его оскорблять? Вы его совсем не знаете! Он умный, очень умный и… и добрый! Его все любят!


- А ему только того и надо, - пробормотала ведьма.


Она не торопилась отдавать фотографию, переводя изучающий взгляд с улыбающегося лица Игоря на злую Юльку и обратно.


- Между прочим, он тебе не пара… но не в том смысле, о котором ты думаешь… Ладно, об этом после. Ты спросила, могу ли я так с любым? Щелкнуть пальцами и приказать? Могу. Что угодно прикажу, и никуда не денется твой красавчик, сделает все в лучшем виде. В любви тебе признается, в загс на руках отнесет.


Юлька с облегчением выдохнула и несмело улыбнулась.


- А что потом?


Юлька растерялась.


- Н-ну, - неуверенно протянула она. – Я не знаю. То есть, я хотела сказать… Ну что после свадьбы бывает? Жить будем, как все… дети появятся… Хорошо потом будет, вот!


Ведьма покачала головой, с сожалением глядя на зарумянившуюся Юльку.


- Ни-че-го, - раздельно и четко проговорила она. – Ничего потом не будет. Во всяком случае,

ничего хорошего. Вот ты, девочка. Ты хотела читать этот дурацкий стишок про Таню и ее мячик? А ведь читала. Ненавидела себя, сопротивлялась изо всех сил, но читала. Потому что я велела. Но повторить это по доброй воле ты не захочешь. Так?


- Так, - прошептала Юлька, начиная понимать, к чему весь этот разговор. И сердце ее сжалось от безнадежности.


- Так и с этим твоим. Он тебя не любит, и силком заставить его полюбить не получится. Можно только приказать: сходи в загс, ублажи жену, заделай ей ребенка… каждый вечер приходи домой, ласковые слова говори, налево не гуляй…


- Я поняла, - глухо сказала Юлька.


- И что, прикажешь мне поселиться с вами? Чтобы каждый день, каждый час щелкать пальцами?


- Я поняла, - повторила Юлька и встала. – Отдайте фотографию, пожалуйста.


Больно. Господи, как же больно! А она, идиотка, на что-то надеялась! «Есть способ» Соврала, выходит, карга старая? Юлька с ненавистью посмотрела на ведьму.


- Так что ничего, девочка, у меня не выйдет. У меня. Понимаешь?


Карга многозначительно улыбнулась. Юлька тупо смотрела на нее. А потом смысл сказанного дошел до девушки, и она задохнулась, прижав руки к груди.


- Сядь, - приказала ведьма. – И слушай. Ты – сильная, очень сильная. Здесь я таких еще не встречала. И ты сможешь. Я это вижу: сможешь все, что захочешь. Если постараешься. Очень-очень постараешься.


- Я…


Ведьма взмахом руки заставила девушку замолчать.


- Я сказала, что есть способ. Он действительно есть. Непростой, опасный… единственный. Я помогу тебе, и у тебя все получится. Но для этого ты должна мне верить. До конца. Без сомнений, без колебаний.


Юлька схватила женщину за руку, с жаром стиснула.


- Я верю, - истово выдохнула она. – Верю, честное слово! Я… все, что скажете… без колебаний!


Ведьма вздохнула.


- Нет, - сказала она, - не веришь. Пока еще не веришь. Потому что не знаешь, во что тебе придется поверить. А рассказать я тебе пока не могу, ты еще не готова. Ты еще не сталкивалась с чудом, с настоящим, не книжным колдовством. А любое чудо может свести с ума неподготовленного. К чудесам надо прикасаться осторожно, понемножку, чтобы привыкнуть, чтобы почувствовать свою силу, научиться ею управлять. – Ведьма вдруг улыбнулась. - Вот этим мы с тобой и займемся.


- Прямо сейчас? – пискнула Юлька.


- Прямо сейчас. А зачем откладывать?


-3-

С независимым видом Юлька подошла к подоконнику. На нее не обращали внимания, и даже верная Дашка куда-то отлучилась, так что момент был самый благоприятный.


Юлька поставила свой рюкзачок рядом с сумкой Игоря и, делая вид, что роется в рюкзаке, запустила руку в чужую сумку. Сердце ее бешено колотилось, ладони взмокли, она ждала, что вот-вот ее застукают за этим занятием, но продолжала на ощупь шарить в недрах сумки.


Кошелек, тетради конспектов, зажигалка, опять кошелек. Черт, да где же она? А, вот, наконец-то!

Ловким движением, которое сделало бы честь любому карманнику, Юлька извлекла из сумки Игоря пачку сигарет и кинула ее в свой рюкзак. Первая, самая сложная часть операции была благополучно завершена, и Юлька мысленно поздравила себя. Оставался сущий пустяк, и Юлька блестяще с ним справилась. Через секунду точно такая же пачка сигарет оказалась в сумке Игоря.


Пачки были идентичны, и единственное различие между ними заключалась в том, что первая пачка, принадлежащая Игорю, была почти полной, а во второй лежала одна-единственная сигарета.


Чувствуя себя победительницей, Юлька накинула рюкзачок на плечо, отошла от подоконника и заняла наблюдательный пункт у противоположной стены. Теперь нужно было выполнить обязательное и очень приятное для Юльки условие – быть на виду у предмета своего обожания.


Это Лилайна так сказала – «предмет обожания», и это прозвучало так естественно, что у девушки и мысли не возникло, что над ней издеваются. Несколько необычный для современного человека речевой оборот, но и только.


Вчера, в парке, Лилайна провела обряд очарования. Эффект будет временный, честно предупредила она. Но большего нам сейчас и не надо. Главное, чтобы ты убедилась в своих силах.


Мне нужно что-то, что любит этот твой, сказала она. Сласти, вино. Все, что ты сможешь легко дать ему, а он сможет съесть или выпить.


Сладости Игорь не любил, вино пил исключительно на свиданиях со своими красотками, зато охотно выпивал бутылочку пива после занятий. Как правило, в большой компании. Юлька представила, как она протискивается сквозь веселую шумную толпу однокурсников, как протягивает Игорю открытую (это обязательно, чтобы открытую!) бутылку пива… глаза их представила, многозначительные ухмылки, издевательские подначки… Нет, содрогнулась она, я так не смогу. Сгорю от стыда, провалюсь под землю и вообще убегу.


Думай, сказала Лилайна. Кому это нужно, мне или тебе?


А если сигареты, спросила Юлька. Сигареты подойдут? Я знаю, какие он курит.


Лилайна немного подумала и сигареты одобрила. Можно, сказала она, отчего же нет? Главное, оставить свою слюну, а на чем она будет, это не принципиально.


Юлька сбегала за сигаретами – пришлось показывать паспорт, который продавец изучал придирчиво и мучительно долго. Потом вытряхнула из пачки все сигареты, кроме одной («Нам же не нужно, чтобы он угощал приворотными сигаретами всех направо и налево?»). Потом зажала эту сигарету между губ, коснулась языком фильтра и промычала вслед за ведьмой нужные слова. Слова были незнакомыми, на неизвестном Юльке языке, в котором преобладали шипящие, и было непросто выговорить их, не разжимая губ, но Юлька справилась.


Она представляла поцелуй – долгий, страстный, нежный; такой, от которого захватывало дух. Ей это было несложно, сколько раз в мечтах Игорь именно так ее и целовал. Только поцелуй! – строго сказала Лилайна. И ничего больше! Не хватало еще непотребство устроить на глазах у всех.


Закрыв глаза, Лилайна долго принюхивалась своим длинным носом, а потом сказала, что обряд прошел успешно. Не идеально, но для первого раза очень даже неплохо. Толк будет, сказала она, с одобрением глядя на девушку. Окрыленная Юлька бережно вложила обмусоленную сигарету в пачку, пачку завернула в рекламную листовку и спрятала в рюкзачок. А потом они с Лилайной распрощались.


- Я сама тебе позвоню, - сказала ведьма. – Я почувствую, когда это произойдет.


И в этот раз странное мерцание ее глаз не испугало Юльку.


***

Игорь взял сумку и, мазнув по Юльке безразличным взглядом, стал спускаться по лестнице.


Юлька, как приклеенная, последовала за ним. Игорь вышел в институтский двор, завернул за угол, подошел к толпе курильщиков. Достал пачку сигарет, открыл. Озадаченно нахмурился (у Юльки сердце ушло в пятки – цела ли ее драгоценная заговоренная сигарета? Или сломалась, раскрошилась в труху?), потом пожал плечами, зажал сигарету зубами, щелкнул зажигалкой.


Увидев поднимающийся голубоватый дымок, Юлька решительно протолкалась к Игорю и встала напротив. Она старалась не слишком пялиться на него, но получалось плохо.


Контакт, сказала вчера Лилайна. Глаза в глаза. Это очень важно. Ты поймешь, это будет заметно. И Юлька напряженно ловила малейшие изменения в любимом лице.


А Игорь, меж тем, оставался прежним Игорем – веселым, обаятельным, общительным. Он смеялся над шутками и сам шутил; он перемигивался с девушками и вовсю расточал комплименты; он пожимал протянутые руки и чмокал подставленные щеки. И он не замечал, совсем не замечал Юльку.


Растерянность, мелькнувшую на лице Игоря, увидела только Юлька. И замерла, забыв даже дышать.


Игорь докурил сигарету. Прежде чем щелчком отправить окурок в урну, зачем-то осмотрел его и даже понюхал. Потом поднял голову и внимательным, тяжелым взглядом, обвел окружающих. Короткая судорога пробежала по его лицу, оно стало злым, нетерпеливым. Оскалив зубы, Игорь оглядывался, словно выискивал кого-то в толпе.


И увидел Юльку.


Вспыхнувшая в его глазах радость обрушилась на девушку ударом бича, и Юлька попятилась.


- Мышка, - деревянным голосом произнес Игорь. – Мышка-малышка.


Он шагнул к девушке, подхватил ее на руки, на мгновенье застыл, словно не зная, что ему делать, а потом…


А потом все было так, как Юлька представляла себе в мечтах, и даже лучше. Мир исчез, остались только две звезды, буйные, страстные, пожирающие друг друга.


Юлька не слышала оглушающей недоумевающей тишины, не слышала последовавшего за ней взрыва хохота и свиста, не видела гогочущей толпы. Только глаза, его глаза, в которых сначала разгорелось, а потом стихло багровое пламя.


… Юлька больно ударилась пятками о землю и не удержалась на ногах, упала. Снизу вверх она смотрела на Игоря, а тот стоял, чуть покачиваясь, оглушенный, растерянный. Поднял руку, потрогал губы, и вдруг брезгливая гримаса исказила его красивое лицо. Он вытер рот тыльной стороной ладони, резко развернулся и пошел прочь, расталкивая толпу плечами. За ним потянулись друзья, то и дело с любопытством оглядываясь на Юльку.


А Юлька поднялась, отряхнула джинсы и, опустив пылающее лицо, отправилась назад, в институт. Перед ней расступались, за ее спиной шептались, на нее таращились, как на редкую диковину, но Юльке было плевать.


Откуда-то возникла Дашка, бледная, взволнованная, со сжатыми губами. Схватила подругу за локоть.


- Что это было? – требовательно спросила она.


Юлька не ответила, только улыбнулась. Она была полностью удовлетворена.

Показать полностью
6

Тропа ауберианского траппера. Глава 12. Часть 1

Начало здесь.

Прошлая часть.

Роман по сеттингу настольной игры "Трапперы"

Глава 12. Клан Макматуба


— ...и ловить здесь нехера, — закончил свою тираду Джо, как бы ставя жирную точку громким стуком пустой кружки о столешницу.

Эдвард очнулся, вернувшись на шумную пыльную улицу между глинобитными домишками, где они сидели под облезлым зонтиком и глушили местное подобие пива. Мимо проходили и проползали разного вида эбрайлы — кто по делам, кто просто неприкаянно слонялся, и представлялось невозможным отличить первых от вторых.

«Вот надоел, быдлан, — мелькнуло в голове. — Как бы мне от него отделаться?..»

Джо, покачиваясь, мутным взглядом уставился на лицо Эдварда.

— Что? Залип? Выменял игрушку у торговцев за пару батарей? Развлекался, небось, в мечтах с какой-нибудь корабельной шалавой, ик!

Крински не выдержал. Неожиданно резким движением он схватил бродягу за воротник и придвинул к себе через стол. Кружка глухо стукнулась о глинистую землю.

Вблизи можно было разглядеть каждую морщинку, каждый шрамик на обветренном красном лице Джо. Эдварду вдруг стало жаль его. Одни бродяги становятся успешными трапперами, а другие — не находят себя, опускаются и в конечном итоге гибнут в какой-нибудь дыре. Этому забулдыге терять уже нечего, он свободен и одинок и может болтать что угодно и кому угодно, совсем как настоящий эбрайл.

А вот у Эдварда много дел и планов. И на Корабле осталась Катюша.

Свободной рукой Эдвард отлепил от задней стороны шеи присоску. Поразительный прибор: стоило только закрыть глаза и вызвать образ Катюши... А что в этом зазорного?

Эдвард оттолкнул Джо.

— Еще раз что-то подобное вякнешь...

Но бродяга вместо того, чтобы обидеться или лезть в драку, расхохотался.

— Хахаха! Ты!.. Хах! Ты говоришь так, будто стоишь дороже, чем я! — он наклонился за своей кружкой. — В этом сраном мирке все мы — хуманы — не стоим и гомусэрова дерьма. Ни мы, ни сами эбрайлы... Боги, если они есть, давно наваляли на эту планетку, а мы пытаемся построить из этого говна замок!..

Эдвард поймал себя на том, что его задели эти слова оборванного пьянчужки. Он встал и не прощаясь побрел прочь.

Знакомый психолог недавно сказал Эдварду, что он застрял в психологической роли юноши. Борец за справедливость, искатель Истины. Наверное, из него вышел бы хороший бьянди — рыцарь света и гармонии — но никак не траппер. Ауберианский траппер — это ловец чудес, охотник на богатство и славу в местном «лесу». Одни вылавливают животных, Низших, даже полноценных эбрайлов, собирают технические артефакты, предметы быта, минералы, — все что с руками оторвут на Корабле. Другие подкарауливают свой шанс отличиться, наделать шуму, завоевать репутацию у местных. А это гораздо труднее, чем поразить орбиталов.

Трапперы! Кто вообще додумался так назвать безбашенных авантюристов, первопроходцев Ауберы? Похоже, его пёрло от творчества Джека Лондона или Фенимора Купера...

И что самое поганое — редкий траппер хоть немного понимает, насколько необъятен и глубок мир эбрайлов. Великие и жалкие, невообразимо мудрые и безумные, идейные и беспринципно гибкие... В бесконечном разнообразии ипостасей будто собраны все помыслы Создателя, его черновики, наброски.


Эдвард покинул Орбиту не ради приключений или заработка. Его манил образ Дове Лукка, прославившегося исследователя, который и поныне неизвестно откуда присылает учёным уникальные данные.

И теперь, спустя почти два года после его спуска с Корабля на Планету, руководство научно-исследовательской базы «Родник» наконец-то предложило Крински действительно интересную миссию. Начальник георазведки прямо сказал, что дело это смертельно опасное, но Эдвард воспринял задание как дар. По своей сути задание больше походило на заказ для траппера, чем на штатную экспедицию, и Крински быстро смекнул, кто её истинный заказчик.

Движению Колонизаторов нужны на Планете зацепки, союзники среди местных. Пойдет ли какой-либо эбрайлский клан или вождь на сотрудничество? Если да, то что они захотят в обмен на поддержку или хотя бы гарантированное невмешательство? Способны ли они вообще о чем-то договариваться?

Поиск сведений об эбрайлах становится всё более трудным делом. Капитан и правительство «Протея» не хотят отдавать Колонизаторам инициативу и потихоньку закручивают гайки. Да только он — Эдвард Крински — видел эбрайлов, общался с ними и знает, что они не демоны, какими их рисуют государственные медиа. Они разные. Эдвард верил, что в некоторых должно быть что-то человеческое, за что можно ухватиться. Надо только хорошенько поискать.

* * *

Это был необычный для эбрайлов город. Крински видал разные города Земли эпохи до Большого Старта на голоэкскурсиях, но в «столице» клана Макматуба чувствовалась какая-то ненормальность. Сверху город походил на несколько клякс разных оттенков, которые наляпали в одном и том же месте поверх друг друга.

Центр поражал своим величием. Грандиозные небоскребы, ангары, парапеты, мосты, даже космопорт — всё это Крински подолгу рассматривал на спутниковых снимках. Собственно, эти снимки и побудили его начать с этого клана, ему казалось, что макматуба — те немногие из эбрайлов, на которых еще держится их цивилизация.

Щупальца окраин сильно отличались друг от друга. Одни районы кичливо сверкали стеклом и металлом, другие казались ветхими и заброшенными, в третьих наблюдались многочисленные разрушения, будто там ведутся бои.

Крински приближался к группе разнородных построек из грязного потрескавшегося бетона. Купола и каменные коробки, возвышавшиеся на три-четыре-пять этажей, казались безжизненными, окна разных геометрических форм зияли черными провалами. Некоторые сохраняли стёкла, но большинство были выбиты. Дорожное покрытие узких улочек бугрилось холмиками и трещинами.

Часто поглядывая на дисплей сканера движения, разведчик въехал в одну из таких улочек. Две автоматические башенки его вездехода на носу и на корме дёргано вращали стволами в поисках опасных целей. Пустынность и затишье напрягали, и это было, пожалуй, совсем не то напряжение, за которым молодежь «Протея» лезет на Планету.

Впрочем, метров через пятьсот всё встало на свои места — повсюду показалось множество эбрайлов, низших, скота, словом, путника объяла среда заурядного эбрайлского поселения.

Крински выехал на восьмиугольную площадь, в беспорядке заставленную навесами, лотками и облезлыми киосками. Обычный рынок крестьян и ремесленников. Необычным был только контраст между этой пёстрой толпой и монументальной мощью окружавших площадь пятиэтажек. Увитые плющом, пустившие трещины, давно не крашеные эти здания всё ещё внушали уважение к своим создателям. Только не у народа, суетящегося на рынке: в его эпицентре стоял такой гвалт, что разобрать сколь-либо связную речь было решительно невозможно. Пусть нищая и убогая, но эта жизнь била ключом, не сдавалась, боролась за своё.

Эдвард решил рискнуть выйти из вездехода и осмотреться. Встав боком к прочной стене, разведчик вылез из машины. Мгновенно рядом оказались сразу трое разномастных эбрайла.

— Воин, купи сёдла, ремни, сбрую, чехлы купи, сумки, жилет кожаный… — затараторил обезьяныш с перекошенной рожей, украшенной кривыми рожками, торчащими из скул.

— Плащ! Плащ! — перебил его широкоплечий верзила, закутанный в гладкую, видимо, прорезиненную накидку. — Плащ для ты! Плащ!

— Не слушай их, я знаю, тебе нужна информация, — вкрадчиво заговорил густо покрытый короткими перьями гуманоид.

— Плащ! — настаивал верзила, но Пернатый оттолкнул его, а затем сунул кулаком обезьянышу куда пришлось. Тот взвизгнул и отскочил.

— Информация, воин! — обернулся Пернатый к Эдварду. — Поехали скорей, я расскажу тебе всё.

Вездеход, конечно, привлёк внимание, очевидно, такие машины появлялись здесь нечасто. Семь или восемь эбрайлов, выкрикивая названия своих товаров и отталкивая друг друга, устремились к Крински. Отбиваться от толпы полоумных торговцев Эдварду не улыбалось. Делать было нечего.

— Ладно, поехали, — он впустил своего нового «информатора» в кабину, влез следом и захлопнул дверь перед носом наседавших торгашей.

Показать полностью
11

Плутание в потёмках (часть 6 глава 2)

часть 5

Посетительница оказалась бойкой женщиной лет под сорок. Хотя, наверняка утверждать не берусь. Успехи ревитализации сделали внешний вид современных представительниц слабого пола универсально однообразным — этакие ветреные девицы лет восемнадцати-двадцати. В том числе и с предпочтениями в гардеробе. И потому, судить о подлинном возрасте одинаково «юных» дам ныне можно было только чисто интуитивно. А в таком деликатном вопросе интуиция могла и подвести. С чем я уже неоднократно сталкивался.


— Шура Сатинна, — бойко представилась посетительница и, не дожидаясь приглашения, села возле моего стола. Чисто женским, оценивающим, взглядом окинула наше совсем не гигантских размеров помещение.


— Какой чудный у вас торшэ-ерчик, — кивнула на сидящее в углу будущее тело АНа.


Честно говоря, этот голый типчик, постоянно крутящий головой, довольно быстро начал меня утомлять своим пустым, бессмысленным взглядом, и я напялил ему на лысину старый абажур-кринолин. Превратив тем самым бесполезное тело в дизайнерский элемент интерьера, чем существенно облагородил нашу сугубо спартанскую обстановку.


— Ой! Так оно ещё и шэ-евелится! — восторгу Шуры не было предела.


Реакция посетительницы на абсолютно голое, безволосое тело мужчины средних лет, стыдливо прикрывавшего абажуром даже не мужские достоинства, окончательно утвердило меня в оценке её жизненного цикла — барышня была явно за-бальзаковского возраста, со всеми вытекающими.


— Не обращайте внимания. Он тут чисто из меркантильных соображений нашего виртуального секретаря, — недовольно буркнул я.


— Да-а? И где он?


— Кто?


— Секрэ-етарь?


Посетительница мило растягивала звук «е-э», отчего её речь странным образом приобретала некое старорежимное звучание.


— Я присутствую здесь, — подал голос АН, — Вам действительно нравится моё тело?


— Оно прэ-елестно, — продолжила старорежимно кокетничать Шура.


— Вы к нам по делу? — прервал я заигрывания то ли с дизайнерским торшэ-ером в виде голого мужика с абажуром на голове, то ли с нашим виртуальным секрэ-етарём вообще без тела.


— У меня дэ-елекатная ситуация, — посетительница легко сменила игривое настроение на печально-задумчивое, — Трэ-ебуется участие профэ-ессионалов.


— В чём заключается суть участия?


— Измэ-ена… — выдержав интригующую паузу, Шура уточнила, — Виртуальная измэ-ена.


— Ясно. Вы как раз разговариваете с профессионалом по разрешению деликатных ситуаций, — секунду подумав, я добавил, — В том числе и виртуальным изменам.


— Это радует.


— Договор? — находчиво вклинился в разговор Диодор.


— Не требуется. Оплата по счёту.


— Нет проблэ-ем, — подтвердила клиентка.


— Рассказывайте...


И я обратился во слух, стараясь не обращать внимания на длинные, стройные ножки, едва прикрытые в своём основании кусочком яркой материи, героически исполнявшим непосильную для себя роль юбочки.


Шура же, тряхнув двумя топорщившимися в разные стороны легкомысленными косичками, начала излагать…


— С некоторых пор начала замэ-ечать, что мой близкий друг стал надолго зависать в Виртуальном Городе…


— Виртуальном городе? — быстро переспросил я. Всё-таки по ходу повествования желательно сразу прояснять недомолвки и неясности.


— Ну, да, — Шура с недоумением воззрилась на  меня, — Наш город имэ-ет своё цифровое отражение в Сетке.


— Кхм-м. И давно?


— Полная презентация состоялась первого мая этого года, — профессионально дал комментарий АН.


— Ага. Ясно, И… ? — Я кивком предложил продолжать повествование об виртуальной измене.


— Понимаете, как мне рассказывал Дэ-ементр…


— Постойте, — я не смог сдержаться, — Ваш… Э-э-э… Близкий друг, свобод?


— Ну, да. А что? — Ясный взгляд голубых глаз невинно замер на моей персоне.


— Кхм-м… Да, так… Уточнил, просто. — Более не решился расспрашивать о пикантных деталях, опасаясь нарваться на обвинения в сегрегации от своих через чур уж чувствительных партнёров.


— Ну, так вот… С нэ-екоторых пор он начал подолгу исчэ-езать в Городе. Я пэ-ервое время не особенно бэ-еспокоилась — всё-таки бэ-езграничные возможности виртуального эго окрыляют.


— Не можете мне сразу пояснить, что там такого притягательного? Обычный виртуал…


— В том-то и дело, что не обычный. Там всё как и в нашей рэ-альности, только мы там как боги — абсолютно всё доступно. Что только душа пожэ-елает. Стоит лишь захотеть...


Звучало интригующе. И я решил в ближайшее же время посетить этот виртуальный чудо-град. Но, конечно, не в банально развлекательных целях, а сугубо для профессионального роста. А если получиться, то и с перспективой расширения кормовой базы.

Показать полностью
6

Адмирал Империи - 2

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»...


Глава 22(3)

Ловато победно ухмыльнулся, а затем с видом первосвященника перекрестил русские корабли, провожая их в последний путь и снисходительно заранее отпуская грехи их экипажам…


— Выпускайте истребители «Саратоги», — приказал Леонард Ловато, — пора заканчивать этот затянувшийся спектакль…


Краем уха вице-адмирал услышал голос второго оператора, сидевшего недалеко от него. Леонард поморщился, по интонации офицера, пытающегося с кем-то связаться, стало понятно, что происходит нечто незапланированное.


— Что там у тебя, Зак? — спросил адмирал.


— Сэр, я не могу достучаться до одной из этих чертовых галер, которые османы прислали нам в охранение, — нервно ответил лейтенант и снова попытался выйти на связь с кораблем. — «Микадем Хаир», займите положенное вам место в строю. Вы опасно близко подходите к флагману…


Ловато с помощью пульта управления увеличил масштаб трехмерной карты и увидел, как к «Саратоге» приближается один из кораблей союзников. Действительно галера вела себя странно, она практически вплотную подошла к борту авианосца.


— Эти идиоты не только воевать не умеют, они еще и штурманы никакие, — пошутил Леонард, — Соедини меня с их капитаном…


— Сэр, «Микадем Хаир» на связь не выходит, — пожал плечами оператор. — Слышны только внутренние переговоры по незашифрованному каналу…


— И что слышно из этих разговоров?


— Сейчас включу переводчик, сэр, — лейтенант выполнил указание.


В эфире сначала зазвучала иностранная речь, которая практически моментально стала преобразовываться во фразы на американском английском.


— Это не османы, сэр, — растерялся оператор, посмотрев на своего командира.


— …Давай, Валера, вспомни молодость и то, за какие заслуги ты получил свое прозвище, — успел услышать Ловато отрывок перевода до того, как удар невероятной силы сотряс корпус «Саратоги».


Это был не просто удар, волна скрежета и тряски продолжалась, казалось бесконечно. После наступила тишина.


— Дьявол, что произошло?! — воскликнул Ловато, отцепляясь от подлокотников кресла.

— «Микадем Хаир» протаранила нас, господин адмирал! — послышался ответ офицера.


— Это что такое?! — не мог сообразить американец. — Проанализировать повреждения!


— «Правый» борт практически всмятку, сэр! Галера прошлась носом по всей обшивке средней палубы… Уничтожены две орудийные батареи и как минимум один транслятор, заблокированы выходы из ангаров истребителей с одной из сторон…


— Этот поганец «Микадем Хаир» совершил диверсию! — догадался Ловато. — Но, что он делает? Неееет!


До вице-адмирала наконец дошло, что же на самом деле происходит.


— Открыть огонь по галере! — закричал он. — Поворот, я сказал, отворачивайте от нее в сторону. Истребители с «левого» борта немедленно на выход!


Однако приказы американского командующего опоздали. Раздался скрежет металла о металл, подобный первому, и по «Саратоге» опять прошла кинетическая волна, только уже с другой стороны авианосца. «Микадем Хаир» за пару минут прочертила две длинные полукилометровые полосы по корпусу дредноута и на полном ходу помчалась прочь от американской дивизии.

— Повреждения?! — снова заорал Ловато.


— Все выходы из ангаров истребителей заблокированы, — был ответ лейтенанта. — Ни одна из эскадрилий «Саратоги» не может в данный момент покинуть корабль.


Леонард вскочил с места, свершилось именно то, о чем он секундой ранее догадался. Османская галера своим бронированным носом заперла сто пятьдесят F-4 – всю авиацию дивизии, внутри «Саратоги», как закатала в консервную банку. И это произошло перед самым столкновением с остатками русской эскадры! Случилась катастрофа, Самсонов безусловно все это видит сейчас на карте и конечно же не может поверить в свою удачу.


— Ремонтным бригадам дивизии, прибыть к «Саратоге» и начать восстановительные работы! — сжал кулаки американец. — Приостановить атаку… Эсминцам: «Эллис» и «Кларк» догнать и уничтожить «Микадем Хаир»! Эсминцам: «МакКук» и «Ирвин» атаковать вторую галеру!


— Сэр, навряд ли это османы, — осторожно предположил лейтенант. — Переводчик синхронизировал не турецкий язык. Это была русская речь…


Друзья, здесь вы можете прочитать цикл Адмирал Империи целиком

Показать полностью
7

Мёртвородящий

Станицкий проснулся с идеально чётким и до дрожи холодным чувством, что находится здесь в абсолютном одиночестве. И ладно если бы он был на Земле: весьма сомнительно, чтобы всё её население вмиг вымерло, тем самым заставив погибать изгоем. Нет, Станицкий лежал в кровати, в одной из десятков тысяч кают межпланетной станции «Вавилон – 15». Кто-то скажет, что миллион выходцев с разных планет системы Альфа – Омега тоже навряд ли моментально и бесследно исчезнет. Однако... как игнорировать предчувствие, да ещё такое кристально прозрачное? Предчувствие, что он один… совершенно один… и больше никого не было и не будет…


А оно, то морозное ощущение в груди, смесь потерянности, безнадёжности и непонимания, может, и не крепло от секунд, но и не ослабевало. В общем, Станицкому творившееся совершенно не понравилось.


Он отдал мысленный приказ блоку управления каютой, и одеяло откинулось. Пока Станицкий, с помощью скрытых автомеханизмов, умывался и одевался, спальня заправила и отгладила кровать, подмела пыль, обновила цветы в вазе и сбрызнула помещение смесью бодрящих, улучшающих настроение и повышающих мозговую активность ароматических веществ.


Докопавшееся незваное одиночество, да притом какое-то странное, чужеродное, прежде не испытанное, не отпускало и когда Станицкий покинул каюту, позволив ей самостоятельно отключить все ненужные приборы, погасить свет и запереть дверь на электронный замок.

«Что же происходит? – думал Станицкий, вышагивая по металлически хромированному коридору-аллее между дверями других кают. – Или ничего, и всё это лишь плод моего воображения?..»


Мысль крутилась и крутилась, отыскивая новые факты, пытаясь объяснить их, выстроить правдоподобную систему. И очевиднейшее пришло на ум, только когда Станицкий приблизился к лучелифту: в коридоре больше не было ни человека, что означало, ни единого разумного существа! Никто не ходил, не ползал, не летал и не передвигался иным способом. Но где же венериане, марсиане, плутонцы и альфанцы? Где и другие?!..


Станицкий взглянул на часофон – тот показал «9:52». Без восьми минут десять, и никто не проснулся?! Мягко говоря, маловероятно.


Соображая, что делать дальше, Станицкий провёл рукой рядом со считывающей пластиной лучелифта, и тот мгновенно прилетел сюда, на 27-й этаж, после чего приглашающе раздвинул дверцы. Станицкий вошёл внутрь, дал команду везти вниз, к III столовой, а сам между тем задумался крепче. Вдруг и там он никого не обнаружит? Сомнительно, но... но почему, чёрт возьми, коридор оказался пуст?!


Сознание подсказало пару вариантов. Первый: ночью дали тревогу, приказывая покинуть станцию. А что? Вполне вероятно. Только ведь сирена должна была разбудить и Станицкого. Отчего же не разбудила? Нет, не то; он отбросил эту версию.


Лифт снова «распахнулся», и Станицкий направился к круглосуточно освещённым приятными светло-голубыми огнями дверям столовой №3.


Второе предположение, размышлял он на ходу, это какой-то трюк, дурацкий розыгрыш, шутка остальных над ним или кого-то над остальными и им. Тем не менее, опять возникает вопрос: как вышло, что среди исчезнувших нет Станицкого? Нечто или некто помог ему, спас, сохранил?.. Или – обрёк на нечто более страшное? Трудно рассуждать, особенно если категорически не хватает данных…


Двери столовой не открылись при его приближении. Так-так...


Станицкий толкнул прямоугольники из упрочнённого стекла, но те упорно желали оставаться закрытыми. Тогда он подналёг, надавил плечом, ударил им между дверями. Не помогло. Он постучал кулаком, в надежде или привести открывающий механизм в действие, или привлечь чьё-нибудь внимание. Увы, станция оставалась столь же пустой, холодной и безжизненной, сколь и раньше.


Все куда-то подевались; ладно, это он понял. Но что теперь, голодать из-за чьей-то – чужой – прихоти? Станицкий хмыкнул – и тут вспомнил о «чёрном ходе»…


Пока шёл, он всячески старался не обращаться к минорным размышлениям, которые то и дело лезли в голову. И всё же пришлось уступить им дорогу, когда выяснилось, что двери «чёрного хода» тоже заперты и изо всех сил противятся тому, чтобы их отворили.


Ситуация становилась интереснее – и более нервной. Станицкий постоял, покусал губу, погонял в голове мысли. Двери заклинило? И те, и другие? А может, сбой в системе управления? А может, часть трюка, розыгрыша, аварийной ситуации?.. Варианты множились и множились, словно микробы, попавшие в благодатную среду.


И что теперь? Ну не возвращаться же в каюту – смысл? Значит, надо продолжать поиски, или, лучше сказать, исследование. Придётся побродить по «Вавилону», глядишь, на кого-нибудь наткнётся.


Станицкий ступил на автолестницу; она не двинулась с места. Новая поломка и очередная странность. Станицкий преодолел сотню заклинивших (так ли это?) ступенек и вышел в гранд-фойе, иначе называемое Висячими садами, разумеется, в честь знаменитого чуда света. Осмотрелся, и сперва ничто необычное не привлекло его внимания.


Когда Станицкий ступал по большим полупрозрачным светящимся квадратам, цветным сегментам огромного пола, его взгляд привычно скользил по стенам, увитым сверхкачественными и супер-реалистичными растениями, по мини-водопадам, ручейкам и фонтанам, по ненатуральным, однако не менее прекрасным, чем натуральные, цветам в горшках, прикреплённым к толстым кольцам в потолке толстыми же цепями... Через трёхметровые стилизованные окна вливался приятный, смодулированный компьютерами свет. Всё было так – но что-то, что-то определённо было не так. Что же?


Ответ подсказал ближайший фонтан. Станицкий подошёл к нему, чтобы удостовериться: ошибки нет. И ошибки не было. Фонтан работал: вода лилась из загибающейся псевдоглиняной трубы, попадала в ёмкость из того же материала – но скапливалась там. Водоотвод не функционировал.


Станицкий проверил соседний фонтан. То же самое: вода льётся, набирается, а её избыток не откачивается. Значит, повреждён насос либо система, связанная с водооттоком. Или (хотя Станицкий не хотел даже думать о такой возможности, в его ситуации следовало рассматривать всякую вероятность) выведена из строя регулирующая система станции. То есть «нервный центр» всех механизмов, аппаратов, агрегатов, роботов и т. д., и т. д. работает с серьёзными сбоями либо же не работает вовсе. Подобная перспектива отнюдь не радовала.


Во-первых, это может означать дальнейшую полную дестабилизацию внутреннего и внешнего самоуправления «Вавилона», что попросту убьёт космическую станцию. А следом и, похоже, её единственного постояльца, когда перестанет гореть свет, когда нельзя будет ни помыться, ни сходить в туалет, когда испортятся или кончатся продукты в холодильнике и негде и нечем станет питаться, когда автовентиляция прекратит выработку и приток кислорода и, в конце концов, спровоцированные кучей сбоев, неполадок и поломок, полетят к чёрту прогнозёр вращения, корректор местоположения и герметизатор... Станицкому, так ли, иначе ли, предстояло умереть. Разница была во времени – и степени: через несколько дней на станции или чуть позже, если дотерпит, если домучается, в более холодном, чем самая лютая зима, бессветном и беззвучном желудке космоса.


От этаких перспектив захолонуло в груди.


«Стоп. Отставить панику, - приказал себе Станицкий. – Ничего ещё не случилось, и, бог даст, не случится. Нужно действовать».


Действовать, да. Но каким образом?


Чтобы проверить догадку, Станицкий поспешно добрался до середины Висячих садов и, коснувшись сенсорной панели, вызвал лифт вниз, к Большому и Малому круговым обзорным аквариумам. В планы Станицкого не входило наблюдать за водоплавающими – рыбами, лягушками, тритонами, дельфинами – и их виртуозными эрзац-заменителями. Если поражена центральная система, то и аквариумы обратятся в неподвижность; живые, обитающие в водной среде создания один за другим умрут, механические будут двигаться, пока не кончится топливо или заряд, а вода начнёт застаиваться и загрязняться. Конечно, всё произойдёт не сразу, но определённую тенденцию удастся, несомненно, проследить уже сейчас.


Этим планам судьба также не дала возможности осуществиться: подъёмник застрял наверху. Станицкий потыкал сенсокнопки – без толку.


Внезапно, повинуясь словно бы беспричинному порыву, он вновь взглянул на часы и вывел на микроэкран сегодняшнюю дату. 12 сентября 2658 года, по земному летоисчислению. 12 сентября?! Но он ложился спать поздним вечером 10-го! Значит, его сон длился тридцать с половиной часов?! Нет, быть того не может! Вероятно, это следующий по «списку» сбой.


Станицкий покопался в настройках часофона и не нашёл никаких, кроме необычной даты, странностей. Мгновенно вернулось чувство потерянности, леденящего дыхания неизвестной надвигающейся беды, бесконечного и безысходного одиночества.


Станицкий выругался, оставил часы в покое и уверенно зашагал к лучелифту, «спрятавшемуся» в гладкой металлической трубе слева от придуманной дизайнерами эклектичной лиственно-хвойной рощицы искусственных растений. А что если и лифт откажется его везти?..


Повезло: лифт работал. Станицкий отдал приказ доставить его на верхний, пятидесятый этаж. Именно там располагалось сердце станции – тот самый центр, поражение которого грозило Станицкому неминуемой и кошмарной медленной смертью.


«А ведь если догадка верна, - думал он, - связаться с Землёй не получится. И тогда все беды, все “за” и “против”, все возможные последствия, заодно с крайне маловероятной славой и гораздо более ощутимыми промахами, станут целиком и полностью моей заслугой».


Что и говорить, настолько великую ответственность не взял бы на себя, пожалуй, и главный смотритель «Вавилона – 15» Немов.


Дверь с символикой станции – помещённая внутрь квадрата, красного по периметру и белого внутри, жирная чёрная буква «В», - нужная ему дверь в рубку, не открывалась. Заперта. Станицкий подёргал ручку, побил плечом в неподдающийся прямоугольник – напрасно.


В процессе этих бесполезных действий ум озарила догадка. Если даже центральная система и выведена из строя, то не полностью! Двери в столовую и платформа в Саду не функционировали, да, но вместе с тем превосходно, без сбоев и прочих неожиданностей, действовали оба гравилифта, на которых передвигался Станицкий.


На сердце сделалось не столь волнительно. Некая фора у Станицкого имелась, неплохо бы знать, правда, какая. И хорошо, если создавшаяся ситуация не означала совсем уж непредсказуемое развитие тотальной дезорганизации систем «Вавилона».

Пока Станицкий привычно предавался мыслям с явным оттенком печали и неудач, мимо, тихо жужжа колёсиками, проехал робот – доставщик еды.


Доставка еды? Сейчас? Но кому?!


Безусловно, иного выбора у него не было, и Станицкий двинулся вслед за роботом.

Коридоры петляли, поворачивали и разветвлялись, пока не привели к массивной высокой одностворчатой двери. Робот, не обращая на человека ни малейшего внимания, извлёк из хранилища на животе магнитный ключ. Вытянул состоящую из титановых сочленений руку, коснулся карточкой подсвечиваемой оранжево-жёлтым области и задействовал открывающий механизм. Неспешно, будто при замедленной съёмке, громадная дверь въехала в метровой толщины стену без малейшего звука.


Робот убрал ключ обратно, развернулся и укатил назад по коридору – судя по всему, той же дорогой, что привела его сюда.


Станицкий с опаской и недоверием смотрел на манящий разверстый зев дверного проёма. Туда, внутрь? Хм, а как по-другому-то? Да и к чему сейчас сомнения? Глубоко вдохнув, он переступил порог. Дверь, намекая на своё присутствие не шумом, но движением, закрылась за его спиной.

Станицкий стоял посреди лаборатории. Вход сюда был строжайше запрещён. К тому же, насколько он знал, учёным, что трудились здесь, не разрешалось обходиться без защитного костюма. Станицкий огляделся в поисках защитки. Крюки, где она висела, нашлись, только вот все они пустовали.


Чтобы проверить мысль, вдруг его посетившую, мужчина повернулся ко входной двери. Ну конечно, альтернативного способа отворить этого гиганта нет: или карточкой, или никак. Со всей, окончательной отчётливостью Станицкий понял, что попал в западню. Выяснить бы ещё, кем и для чего подстроенную. Неужели он настолько важная птица? Хотя из разумных существ Станицкий, похоже, один находился на станции, и из этого следовало... А что следовало? Объяснения не вырисовывалось. Каждой из полудесятка версий, промелькнувших в мозгу, не хватало не только деталей, но порой и целых, здоровенных кусков.


Зашипев, точно усталая змея-гигант, сама собой открылась дверь в комнату напротив. Сквозь толстое пуле- и лазеронепробиваемое стекло Станицкому удалось разглядеть лишь часть лабораторного стола да край какого-то тёмно-коричневого объёмного предмета, стоящего на нём. Что ж, надо идти до конца. И он ступил внутрь комнаты.


Вторая дверь закрылась, отсекая путь назад. Чудесно!


Стараясь не думать, в какое положение попал и как из него выбираться, Станицкий осмотрелся. Пустая лаборатория: освещение сверху и по бокам; непрозрачный, со множеством отсеков шкаф вдоль одной из стен; длинный широкий стол, и предмет на нём.


Станицкий автоматически сделал шаг вперёд. Предмет... это был метеорит. Во всяком случае, выглядел он как самый настоящий метеорит очень малого размера либо же только часть путешествующей по вселенной глыбы. Разум подсказывал: стоять вот так запросто, без защитного костюма, поблизости от космической находки непонятного происхождения и вида – совсем небезопасно. Тотчас на этот глас откликнулся другой: а разве есть выбор?


Минуту или около того Станицкий не двигался с места, погружённый в сомнения. Одновременно с тем он рассматривал метеорит – или что это было? Тёмно-коричневая порода, твёрдая, с многочисленными щербинами, сколами, дырками. И, кажется... Да! Несомненно, на поверхности «камня» наблюдалось некое движение. Пересилив страх, игнорируя предупреждающие сигналы разума и интуиции, Станицкий протянул руку и кончиками пальцев коснулся предмета на столе.


Вначале ничего не произошло: просто мужчина почувствовал концентрированный холод, исходящий от «камня», - и всё. Потом же, моментально ворвавшись, застигнув врасплох, возникло и стало развиваться воздействие. Подушечки пальцев будто приклеились к поверхности предмета, приморозились. Станицкому припомнилось схожее ощущение, «родом» из детства: так прилипает язык к металлическим качелям зимой – казалось бы, несильно, а не отдерёшь!


Вдруг ощущение жуткого холода пропало. Оледенение тем временем передалось в пальцы, после – в руку, и затем стало распространяться по всему телу. Станицкому почудилось, что его пленила незнакомая никому из людей, неназываемая сила; пленила с некой определённой и бесконечно чуждой целью, осознать которую, сейчас, по крайней мере, не представлялось возможным.


Станицкий открыл рот. Позвать на помощь? А к чему стараться? Он ведь один, абсолютно один – теперь в этом нет сомнений – на застывшей посреди галактического простора, сходящей с ума станции. Или уже сошедшей?..


Как бы то ни было, Станицкому не удалось произвести ни звука; в глазах поселился ужас, сердце истошно забилось. Он дёргался, пытаясь освободиться, покуда чужая сила не сломила его вконец. Тогда он застыл.


А следом картины наполнили его разум...


...Некая пузырчатая, губчатая, грязно-оранжевого цвета масса. Она увеличивается, она растёт, она двигается...


...Незнакомая планета – не Земля и ничем на Землю не похожая. Широченное и длиннейшее поле неподвижного песка. На песке лежат такие вот «метеориты»...


...Постоянно растущая и неизменно движущаяся губка пересекает километры и километры, небыстро, но уверенно, методично, неостановимо...


...Вот губчатая масса на поле. Вот она распадается на части, и части зарываются в песок, засыпают себя им...


...Проходит какое-то время, и «метеориты», сами по себе, будто крохотные ракеты, взлетают вверх. Они несутся дальше и дальше, пока не вылетают за пределы атмосферы, а далее и орбиты, чтобы в итоге выбраться в «свободный» космос...


...Между тем губка, зарывшаяся в странно бездвижный песок, затвердевает и обращается... теми самыми «метеоритами»!..


...«Камни» кружат по Вселенной, парят внутри неё, по ней, через неё. Среди настоящих метеоритов, рядом с ними и в обход них...


...А вот... да это же «Вавилон – 15»!.. Его смотритель замечает странный предмет, врезавшийся в бок гигантского вращающегося цилиндра, станции, служащей местом обитания и работы для миллиона разумных созданий. Отдаётся приказ доставить предмет на борт...


...«Метеорит» - в лаборатории. Люди удивлены, восхищены, они задают друг другу вопросы, выдвигают теории. Но всё мигом прекращается, когда с «камнем» начинают происходить изменения.


Да, «метеорит» меняется, смягчаясь, растягиваясь и увеличиваясь! Он превращается... в ту губчатую пузырчатую массу, из которой родился! Масса становится больше и больше, распространяется дальше и дальше. Люди, что касаются её, застывают на месте, будто парализованные. Масса открывает двери или ломает их, или проходит сквозь них.


Все спасаются бегством, кричат, сталкиваются, мешают каждый другому. Раздувшаяся масса, перекрывая проходы, распространяется повсюду, ползёт, скользит, течёт, настигая жертвы. Опять крики и вопли. Масса поглощает и изменяет. Коридоры целиком «обиты» ей, но она продолжает расти. Захвачены отсеки, сектора, палубы!


И вот изменения уже постоянно, ни на секунду не прекращаясь, происходят со станцией и её «населением». Один человек, коснувшийся пузырчатой массы, превращается в кусок титана, что сливается со стеной и, став её частью, исчезает из виду. Сломанная дверь, напротив, не замирает, но двигается, превратившись в эту кошмарную губку…


На станции творится ужас, где смерть перемешивается с рождением, холод – с теплом, живое – с неживым. И всюду – отдающие желтизной оранжевые пузыри, пузыри, пузыри!


«Эта масса, она – живой материал!» - проникает мысль в сознание Станицкого помимо воли последнего. Вернее, она обладает всеми свойствами живого, кроме одного, самого главного, - жизни. Масса – материя без каких-либо чувств, всё равно что земной камень, однако она умеет двигаться, размножаться... и превращать в себя других! Она – мёртвое движение, жизнь без жизни, живая смерть. Мёртвородящее.


Под её воздействием горячая и хладная плоть разумных и неразумных существ станции становится металлом, пластиком и деревом, светом и тьмой, космосом и воздухом. А те – обращаются людьми и животными, трубами и проводами, лазерными пушками и сложнейшими механическими системами. Это – воплощённое сумасшествие, но ещё на порядок выше. Безумие-в-себе. В квадрате!..


...Станицкий задрожал, задёргался. Масса позволила ему упасть на колени и завалиться набок.

Станция изнутри и снаружи претерпевала наиболее неизъяснимые и неописуемые из когда-либо творившихся с ней и её обитателями метаморфоз.


«Зачем... я... тебе? – выдавил из спутанных мыслей погружённый в полузабытье Станицкий. Он чувствовал, что масса объединяется с ним, но не до конца, что она видит и слышит, и ощущает его насквозь, что ей доступны его мысли. – У тебя... уже есть... “Вавилон”. Зачем... тебе... я?»

Ответ пришёл не сразу: массе некуда торопиться. А когда она всё-таки ответила, это расставило по местам последние кусочки паззла, внеразумной, внесистемной, внеживой и внемёртвой головоломки.


«Мне нужен хороший капитан и достоверный посланец».


«Достоверный!» Это слово привело Станицкого в поистине беспредельный ужас. «Достоверный»! Тот, кому верят!..


Впрочем, масса-хозяин тут же погасила недозволенные, лишние чувства и посылы индивидуальности. Спустя миг «Станицкий» сделался безразличен к чему бы то ни было. Превратившийся в часть инопланетной праматери, в иномирного праотца, а может, наоборот, вернув себе истинные облик и сущность – этого мёртвородящий уже не понимал, да и не хотел знать, - тот, кто когда-то назывался человеком, взял на себя управление станцией.

Но станции уже не существовало – на её месте возник колоссальных размеров корабль…


Планета, где родилась масса-повелительница, не была её родной. А поскольку старый шар-носитель выжат до капли, требовался другой, свежий… пока ещё живой…


У станции появлялись всё новые, впечатляющего размера сопла, попросту брались из ниоткуда – точнее, из материи и воли губки-вируса.


Станция-корабль стартовал. Станицкий регулировал процесс, масса производила необходимые перемены. Корабль неостановимо двигался к намеченной цели.


Космос хранил тайну.


А там, на мониторах следящих землян, – по-прежнему гудящий, галдящий, обычный и знакомый «Вавилон – 15». Где всё на местах, где всё как надо и как было.


Космос ждал своего часа. Он знал.


Тогда как Земле ещё только предстояло узнать…


[Рассказ опубликован электронным журналом "Портал".]

Показать полностью 2
24

Зона мутации. Глава 5

Зона мутации. Глава 5

Продолжение. Начало здесь: Зона мутации. Глава 1.

Здесь: Зона мутации. Глава 2.

Здесь: Зона мутации. Глава 3.

И здесь: Зона мутации. Глава 4.


– Ты хоть на чуть-чуть понимаешь – сколько еще идти?

– Ни сном ни духом. Как придем, так и придем.

Тянулся седьмой день утомительной и тревожной, особенно по ночам, лесной прогулки. Конопатая шла впереди, показывая бодрым видом, что гадать о сроках и шагах бестолково.

– Мы же от дороги не уходили, правда? Вон она, за деревьями – овраг, бугор, еще овраг… Дорога на месте! Значит, мимо базара не промахнемся.

– А такое ощущение, что промахнулись, – ворчал Крил.

Но он в своей прошлой жизни не расспрашивал друзей и знакомых о том, как найти большое южное поселение. Поэтому недовольно качал головой, оглядывался в нетерпении, но покорно следовал за девчонкой.

В древние времена большие дороги старались делать прямыми, однако Крилу и Конопатой в который уже раз приходилось следовать за поворотами, иногда едва заметными, а порой довольно крутыми. Тут бы и срезать, пойти через лес напрямик, но никакой, даже самой захудалой схемки, хоть бы и начерченной на обрывке бумаги неверной рукой, у них не было. Поэтому не рисковали – куда овраги с бугром, туда и они.

– Вроде на круг загибает. Скоро назад пойдем, – усомнился Крил.

Тут уж и провожатая остановилась, выдохнула с раздражением. Не хотелось Конопатой признавать, что они взяли неверное направление, повернули не туда или наоборот – пропустили нужную своротку. Кто их знает, этих древних, каких дорог и пересечений они могли понастроить…

Прошли еще немного вперед и тут Крил споткнулся.

– Да чтоб тебя!

Вернулся на шаг назад, пнул что-то в траве.

– Камень?

– Нет. Железка.

Девушка тоже нагнулась, с любопытством разглядывая помеху.

– Странная какая железка. Длинная. Где она заканчивается?

– Тут еще одна, такая же, – Крил нахмурился. – А знаешь, я уже видел похожие, рядом с гнездом Больших лодок.

– Да, и у нас за вокзалом лежали. Вроде как тоже дорога, только не для машин. Идем дальше.

– Погоди.

Большелодочник смотрел то в одну сторону, то в другую, обмозговывая одному ему известную мысль.

– Такие железяки не ради смеха прокладывали. Соединяли они что-то. Вернее всего – старые города. И если ближайшее гнездо на месте одного из них, то…

– По железкам до базара дойдем?

Он кивнул.

– И куда? Направо или налево? – она с усмешкой разглядывала растерянное лицо Крила. – Нет уж! Идем вдоль бугра и никаких железок!

Но не прошло и часа, как старая дорога привела их к препятствию, заставившему вспомнить про эти самые железки. Заросшее соснами и елями направление, которому они следовали, превратилось в такую же заросшую развилку. Вот только деревья здесь были другими.

Конопатая уперлась в них взглядом – неласково, исподлобья.

– Секвохи. Чтоб им сгореть!

Огромные растения, служившие проводниками для нечеловеческих стай, угрожающе шевелили ветвями, покачивали высокими верхушками, вдоль которых гулял ветер.

– Я мало чего боюсь, – медленно произнесла Конопатая. – Голод, холод. Одиночество. Жучьи ямы или пчелы-охотники тоже не больно-то пугают. Вот только нелюди… Как увижу – сразу хилость в ногах. Не знаю, почему.

Она повернулась к своему несостоявшемуся жениху.

– Знаешь, ты прав.

– В чем?

– На круг дорога загибала. Вдоль окружной мы пошли, вот чего! Оттого и в базар не уперлись. Там он, – вытянула руку, указывая налево. – Секвохи к городу гуще растут.

– Вернемся к железкам?

– Угу. Я рядом с этими, – кивнула на высокие деревья, – топать не желаю.

Быстро надвигающаяся ночь не позволила им закончить путешествие в тот же день. Пришлось остановиться на ночлег. Уничтожив остатки еды, запив их холодной водой из ручья, они снова накидали веток и Конопатая теснее прильнула к большому и сильному телу Крила, уже нисколько не смущаясь близости, желая лишь согреться.

Выспаться ей не удалось. Пробуждалась от каждого шороха и от того, что большелодочник забывался крепким сном, переставая чувствовать все вокруг, словно опять оставляя ее одну.

Открыв в очередной раз глаза, Конопатая встретила первые лучи солнца, тут же спрятавшегося за тучи. Поднялась, умыла лицо, поеживаясь от холода. Принялась будить Крила.

Когда они по железке подходили к городским окраинам, с неба посыпалась снежная крупа.

– Вот и сюда зимний дух пришел, – девушка поймала рукой несколько снежинок. – А ведь еще деревья не облетели.

– Последние годы тепла все меньше, снег выпадает раньше. У нас говорили, что этот новый, холодный мир будет сплошным гнездом нелюдей, – он закутался потеплее и добавил: – Потому и сами решили обратиться.

Впереди железку пересекала просека: широкая полоса, освобожденная от деревьев, убегающая в том же направлении, что и дорога, по которой Крил с Конопатой вчера отказались идти. Вдоль просеки лежали обтесанные, частично распиленные секвохи. Видно, местные заботились о том, чтобы удобные для нелюдей заросли не пробирались в город.

Путники посмотрели в ту сторону, откуда им следовало появиться, если бы они не выбрали иной путь. На крайних секвохах, до которых не добрались топоры, что-то висело. Что-то темное. Конопатая отошла чуть назад, прячась за спиной мужчины.

– Один, два, три… – Крил шевелил губами, считая, сколько нелюдей было подвешено вниз головой на ветках деревьев. – Их там не меньше двух десятков! Целая стая. Да ты не бойся, мертвые они.

– Почему на мясо не пустили?

– Может и пустили. Остальных. А эти для устрашения висят.

Оглядываясь, они пошли дальше. Уже виднелись струйки дыма, медленно поднимающиеся навстречу крупинкам снега. Расчищенную от зарослей дорогу впереди перегораживала зубчатая полоса, которая, когда они подошли ближе, превратилась в забор высотой в два человеческих роста.

Ворота были приоткрыты и, хотя сразу за ними стояли вооруженные люди, никто не остановил гостей – охранники лишь посмотрели им вслед, да перебросились о чем-то друг с другом недовольными голосами. Видимо, базар принимал любых пришлых. Лишь бы они были людьми.

– Где нам искать твоего дядьку?

Конопатая пожала плечами.

– Спросить надо.

– У тех можно было спросить, на входе.

– У тех рожи злые. Вот у этой узнаем, с бельем.

К ним навстречу шла немолодая, уставшая от тягот жизни женщина, тащившая влажный ком только что постиранных тряпок.

– Скажите, где нам Ратника найти?

– Дорогу, сопливая дрянь! Повылезали тут из каждой подворотни…

Они с Крилом шарахнулись в сторону, стараясь не задеть тетку и ее белье, а то, чего доброго, этими же тряпками и приложила бы “повылезавших”. Однако удалившись на несколько шагов, она передумала, крикнула:

– В середке он городской, рядом с учреждением. С детями играется.

Она еще о чем-то ворчала, но воинственный дух утратила и к ним больше не поворачивалась.

– В середке, так в середке.

Южный базар обнимал их со всех сторон нагромождением деревянных построек, заползающих друг на друга, возвышающихся на два, три, или даже четыре этажа. Все это возводилось тесно, хаотично, но оттого как-то особенно человечно и уютно.

Чем дальше они пробирались к непонятной середке, тем больше людей становилось на улице. Даже Конопатая, прожившая жизнь в многочисленном гнезде, смотрела по сторонам с изумлением, а уж Крил – тот и вовсе потерял дар речи. Он думал, что такие поселения есть лишь в сказках.

Улица вдруг раздалась в стороны, освобождая место для площади, в центре которой возвышалось нечто, множество раз залатанное, перестроенное, обросшее дополнительными каморками и башенками. Вокруг стоял гам множества голосов: люди смеялись, ругались, продавали, покупали…

– Пойдем, – Конопатая вцепилась Крилу в рукав. – Туда.

Рядом с большим домом лепились в кучу ребятишки, звонкие голоса которых то и дело оглашали окрестности. Над их головами возвышался крепкий мужчина, он держал древнюю диковинку, показывал ее маленьким зрителям и что-то объяснял. Но они, похоже, не слишком верили его рассказам – толкались да хихикали.

Крил с Конопатой подошли ближе, вместе с детьми стали слушать, смотреть на нечто в руках Ратника – снизу россыпь маленьких квадратов, на которых выведены буквы, сверху похожий на черный, бликующий при свете дня лист бумаги.

– Что за гоагль? – спросил кто-то из ребят.

– Дух такой, – ответил ему мужчина.

– Лесной?

– Не, городской. Мог тебе все, что хошь рассказать. Спрашиваешь – гоагль, как варенье из шишек делать? Или – дай картинки интересные посмотреть. Все тебе покажет и расскажет!

– Ого… А сейчас чего молчит?

– Устал. Прежние люди много спрашивали, вот и устал.

– А скоро отдохнет?

– Не знаю. Наверное, когда мы станем такими же, какими прежние были.

– А когда станем? До зимы успеем?

Ратник улыбнулся, хотел что-то ответить, но мальчишеский голос из середины любопытствующей братии вдруг перебил его:

– Гоагль, покажи голых тетенек!

Дети со смехом бросились врассыпную.

– Ах вы… Стервецы!

Он сложил диковинку, покачивая головой, улыбаясь еще шире, чем минуту назад.

– Ох и стервецы.

Хотел уже уходить, когда заметил парочку нерешительно топтавшихся незнакомцев. Остановил взгляд на девчонке, чуть нахмурился: по всему видать, вспоминал.

– Дядя! Ты меня не узнаешь? – спросила его Конопатая.

– Дашка?

Кивнула, довольная, что ее вспомнили.

– Огненная девчонка! – обнял ее, поднимая в воздух. – Как здесь? С обозом что ли, по торговым делам? Доросла ли до таких путешествий-то?

– Нет, не с обозом. Я потом расскажу.

– А кто с тобой?

– Его зовут Крил, мы вместе пришли. Он из гнезда Больших лодок.

– Из Севска, значит… Ясно. Ну пойдем, чего на улице стоять! А то вишь – у нас и снег полетел. Морозеет!

Следуя за Конопатой и ее дядей, Крил тихо поинтересовался:

– Дашка?

Она отмахнулась – “и тебе потом расскажу”.

Середкой оказалась та самая площадь, на которой с незапамятных времен стояла латаная-перелатаная базарная домина. Кроме жилых строений на обочине приютилось два внушительных здания, одно чуть побольше, другое поменьше. Первое местные называли учреждением, в котором обитал городской голова, со всем своим семейством и помощниками. А второе было отдано сыскному отделению и в нем умещались маленькая тюрьма, судебная комната, да квартира самого сыскаря.

– Прошу! – Ратник открыл дверь, приглашая гостей в сыскное.

Пока поднимались на второй этаж, из подвала доносилось жалобное – “Аркадий Федорыч, третий день сижу! Отпустите! За какую-то бутыль медовухи – ну ни за что ведь вообще!” Голос и дальше продолжал вещать, вымаливать, но сверху его уже не было слышно.

– Дядь, ты что – главный здесь?

– Только по части вылавливания и наказания хитрожо… э-э… подлых людишек, охочих до чужого добра. Хотя, они не только на добро зарятся. Могут по злому умыслу жизни лишить и еще много чего натворить нехорошего. Если не держать народ в узде – совсем распоясаются.

Он усадил их за стол, стал искать – чем угостить. Бренчал посудой, заглядывал в печь, в конце концов крикнул:

– Ленка! Поди сюда! Да быстрей, мне людей покормить нужно! С дороги они.

Обернулся, прислушиваясь: идет, не идет?

– Ни жены, ни детей нету. А Ленка девка шустрая и стряпать умеет. Только вы не подумайте чего, просто мне ж некогда, вот она по хозяйству и управляется. Живет в доме задарма, ест то же, что для меня готовит. И меня, и ее такое положение устраивает. Я ведь человек сознательный, на должности, так что без глупостей всяких.

Ленка была старше Конопатой не больше, чем года на три. Волосы светлые, коротко стриженые, глаза то ли серые, то ли голубые. Она не без любопытства глянула на новые лица, засуетилась, выставляя съестное. Крил же смотрел на нее не отрываясь, пока Конопатая не надавила ему пяткой на ногу.

– Да ты хоть рассказывай, пока суть да дело, – обратился Ратник к племяннице.

И Конопатая, которую он почему-то называл странным именем Дашка, начала выкладывать свою историю…

Базар есть базар, с едой здесь гораздо лучше, чем в архангельском гнезде. Съели за разговором и картофель запеченный, и овощи разные – свежие, соленые. Хлеба буханку. Мясо – черное, понятное дело – но приготовленное так, что и не подумаешь на нелюдя. Допивали настойку, когда девушка замолчала.

– Жаль Белого, – проговорил Ратник, заглядывая в кружку. – Хороший был мужик. За свой народ горой стоял. А что, Говорящий совсем плохой?

– Совсем, – процедила она сквозь зубы.

Сыскарь подумал, опрокинул остатки пойла себе в глотку.

– Пошлет он за вами, как пить дать. За Кирюху-то я спокоен, парень, как погляжу, не из хлипких. А вот тебе нельзя одной выходить.

– Крил. Мое имя Крил.

– Кирилл твое имя, чудо ты в перьях!

Хозяин дома рассмеялся.

– У вас там, в Севске, была такая ерунда с именами – сокращения из старых лепить стали. Лекс, Рина, Арей… Слышал я. Но это и то лучше, чем у них, – кивнул на Конопатую. – Вот какая она Конопатая? Разве ж это имя? Дают друг другу кликухи, как… не буду говорить, кто. Дашка она и все тут! Вот меня в их гнезде знают как Ратника. А ведь это что? Это, дорогие вы мои, фамилия! И для любого горожанина я Аркадий, да еще и Федорович, потому как отца моего Федором звали.

Сыскарь перевел дух.

– Остатки человеческого забываем… Ладно, это все мелочи жизни, сейчас не то главное. Вы, конечно, оставайтесь, комнату я вам дам. Одну, уж не обессудьте! Но, если хочешь, – снова поглядел на Кирюху, – можешь здесь спать, на лавке.

Крил покосился на девушку, которую обещал не бросать, не оставлять одну, которую теперь сказано было называть Дашкой.

– Мы вдвоем, – отрезала она.

– И ладненько, – согласился Аркадий Федорович. – Я в такие дела лезть не собираюсь, вы уж сами решайте.

Примирительно поднял обе руки, будто кто-то с ним спорил.

– И вот еще что хочу сказать – Дашуль, ты… Кхм… Может, думала, что я ребят с базара прихвачу, да с тобой в гнездо вернусь. Порядок там наведу. Но этого не будет. Не получится. Извини, родная.

Она опустила глаза и совершенно невозможно было понять, правда ли так думала, несколько дней шла с этой надеждой, или нет.

– У нас тут свои непонятки творятся, – сказал Аркадий, но не решился продолжать, считая, что рано посвящать в это гостей.

Он выделил им комнату в этом же доме, под крышей – считай, третьим этажом. Там стояла кровать, широкая для одного, с грехом пополам подходящая и для двоих. В стене квадратное окно, за которым вечерняя улица, множество других домов – разных, простых и вычурных. И множество других окон. Конопатая сроду не видела столько огней! Это был город. Настоящий город. Пусть не тот, что строили много-много лет назад, но яркий, живой. Совсем не похожий на деревушку в лесу.

Ночью она услышала голоса. Дядя разговаривал с кем-то, кто пришел к нему в поздний час. Слов не разобрать, но говорили они с тревожными нотками в каждой фразе. Даша укуталась одеялом с головой, чтобы не слышать. Обняла Кирилла, прижалась. “Привыкла я к тебе. Только не вздумай больше заглядываться на эту… Как ее? Неважно… А! Ленку”.

– Посиди дома, – сказал ей Аркадий за завтраком. – Если уж надумаешь гулять, возьми с собой Сергея, он внизу дежурит, у входа в сыскное. Я его предупредил. А Кирюху забираю!

Посмотрел на Крила.

– Ты ведь не против? Чего зря дома-то сидеть… Буду тебя к делу приспосабливать.

Большелодочник был не против, наоборот – с работой чувствовал бы себя спокойнее, все-таки не зря чужой хлеб будет есть.

– Откуда же у вас хлеб? – спросил он своего нового начальника, когда они вышли на улицу. Было прохладно, но снег, выпавший вчера, начинал подтаивать. Везде хлюпало, в ямках образовывались лужи.

– Не все культурные растения повымирали. Тут ведь такое дело: дальше на юг – больше всего растет. Тоже, конечно, не без потерь, но всяко разнообразнее, чем на севере. Одна только беда… Ну, да ты ее знаешь. На юге территория нелюдей. Потому что много, как их умники называют, зон мутации. Не жизнь там теперь нашему брату!

Они шли по главной и, похоже, единственной улице города, шли в ту его часть, где Конопатая и Крил побывать не успели, поэтому смотрел он по сторонам с любопытством, проникаясь жизнью людного места.

Вот девочка потащила тяжелое деревянное ведро с нечистотами, а вот солидный горожанин топает по своим солидным делам, брезгливо обходя грязь. Худой мужчина чинит крышу дома, балансируя на длинной лестнице и успевая поругаться с хозяйкой, выглядывающей в окно.

Многие здоровались с Аркадием Федоровичем, даже поклон отвешивали, но были и те, кто отворачивался, делал вид, что не знает сыскаря.

Ближе к окраине, где уже виден был забор и другие, южные городские ворота, обозначилась волнующаяся кучка людей. Они издалека заприметили Ратника и уже некоторые призывно махали руками, выкрикивали что-то.

– А ну прекратить галдеж! – рявкнул он, когда подошел ближе. – Все праздношатающиеся – пошли вон. Остальным молчать и ждать, пока сам не позову.

Поднял руку, показывая им кулак.

– И только попробуйте мне болтать лишнее по городу! Кто что видел и слышал – рассказывать сюда, – ткнул пальцем себе в ухо, – а не бабке Таисии из грибной лавки.

Обернулся к Крилу, сказал “за мной” и они вошли в красивый, построенный талантливым мастером дом. Следом засеменил сухонький старичок.

– Где? – спросил у него сыскарь.

– Наверху, – ответил старик.

Поднялись на второй этаж, вошли в большую комнату. Рот у Крила приоткрылся сам собой. Ему доводилось видать в своей жизни книги – два или три раза. Это всегда были маленькие, технические брошюрки, оставшиеся в гнезде Больших лодок от древнего завода. Но здесь… Вдоль стен стояли полки и все они сверху донизу были заняты книгами! Сотни, тысячи книг! Тонких, толстых, неброских и с яркими, цветными корешками.

Крил сглотнул. Ему хотелось сейчас же, немедленно схватить первую попавшуюся книгу и впиться в нее пытливым разумом, жаждущим новых знаний. Он даже не сразу заметил, что на некоторых полках прорешины, а вынутые оттуда томики валяются на полу. И среди них…

– Когда ты его нашел? – спросил сыскарь у старичка, потрогал запястье на руке лежавшего на полу человека, убедившись, что тот мертв.

– Вот как послал за вами, Аркадий Федорыч, так перед этим. Спал ведь уже! Да сон у меня никудышный, спина мучает, ничего не помогает. Каждую ночь ворочаюсь, усну – проснусь, усну – проснусь…

– Время было какое? Не заметил?

– Заметил! Услышал шум наверху, свечку зажег и посмотрел – три часа было, без нескольких минут.

– Не врут часы-то?

– Обижаете, Аркадий Федорыч! Из последних они, очень надежные. По солнцу подстраиваются и от него же заряжаются. Точное устройство. Так я пока поднимался, шум еще слышал. А как в комнату вошел – он уж тут бездыханный лежит. Будто за секунду до моего появления и помер.

– Угу… Угу… Больше никого не видел? Не слышал ничего?

– Никого и ничего!

– Угу… Хм! Как же он книги в темноте читал? – Ратник огляделся по сторонам, нагнулся, заглядывая под лавку. – Ага, вот и фонарик! Закатился видать.

Внимательно осмотрел прибор, щелкнул кнопкой, сощурившись от яркой лампочки, выключил и сунул его в карман. Потом со вздохом потянулся к мертвецу, перевернул его на спину. Ни ран, ни крови на теле видно не было. Глаза распахнуты, лицо бледное. Одежда простая, по погоде, хоть и получше, чем у многих обитателей Южного базара.

– Не знаком? – поинтересовался Аркадий у главного свидетеля.

– Н-нет… – чуть подумав, ответил тот. – Не видал его раньше.

– Плохо. Еще хуже то, что и я его не знаю. А ты чего думаешь? – взглянул на Крила.

Большелодочник пожал плечами.

– Люди просто так не умирают. Хотя… Если сердце слабое…

– Сердце, – повторил сыскарь. – Это да, это может быть. Такое прочитал, что сердце не выдержало!

Он усмехнулся, но потом вытащил книгу, которую до сих пор сжимала рука неизвестного. Полистал пластиковые страницы.

– “Руководство по критической медицине”. Тебе уже не поможет, дружок, – Аркадий стал перебирать остальные книги, разбросанные по полу. – “Воздушно-капельные…”, “Схемы лечения…”, “Хронология пандемии…” Это комната с медицинской литературой, получается?

– Так и есть.

– А рылся он на полке…

– С инфекционными. Вот закладочка между книг.

Ратник помог сложить книги обратно.

– Странно. Если болел, почему к лекарю не пошел? Да и в библиотеку – мог бы записаться, как нормальный человек, сиди себе на лавочке, читай, выписывай, что надо. Нет – явился ночью, без спросу. Очень странно!

На улицу тело вынесли завернув в серую простынь. Любопытствующие не хотели расходиться и Аркадий снова прикрикнул на них. Люди разочарованно потянулись каждый по своим делам.

– Все это полбеды, – резюмировал он, обращаясь не то к Кирюхе, не то к самому себе. – Беда в том, что этот…

Указал на завернутого в серое.

– Не первый. И хорошо, если последний.

– Не первый?

– Ага. Было еще двое – мужчина и женщина. Обоих никто не опознал, значит не здешние, со стороны явились. Мужика охотники в трех километрах от города нашли, а женщину уже под самыми висельниками – вы с Дашкой, наверное, видели это место, лесорубы там пойманных нелюдей подвесили.

Крил утвердительно покачал головой.

– Оба померли неизвестно от чего, – продолжал Ратник. – Никаких повреждений, никто на них не нападал. Да и по возрасту не сказал бы я, что они, вместе с нашим утренним клиентом, должны какими-то сердечными болезнями страдать. Тем не менее, направление четкое вырисовывается: сюда они шли, к Южному базару. И знали, что нужна им библиотека. Вот только добрался один, да и тот…

– Аркадий Федорович, а километр – это сколько?

Сыскарь посмотрел удивленно, потом кивнул, улыбнувшись.

– Я забыл, что вы этим уже не пользуетесь. Все человеками меряете. Смотри и запоминай!

Он ступил вперед.

– Это обычный шаг. А это, – ступил дальше, – большой. Метр называется. Таких больших тысячу сделаешь, вот тебе и километр. Ладно, пойдем. Одним только местом, где происшествие случилось, дело не ограничивается.

– А с телом что?

– К лекарю отнесут, пусть посмотрит. Убедится, что тоже не понимает, отчего тело мертвым стало.

Крил поймал себя на мысли, что, хоть работа сыскаря и могла показаться кому-то сложной, в чем-то даже противной, но ему она определенно нравилась. Да и Ратник был таким человеком, за которым хотелось идти, учиться у него уму-разуму. Если примут в отделение, то другой жизни и желать нечего!

У южных ворот Аркадий опросил ночную охрану, не видели ли чего, не проходил ли в город кто из чужих. С теми же вопросами пришли и к северным – но посторонних замечено не было. Он опрашивал и торговцев у библиотеки, и местных жителей – ничего. Получается, любитель медицинской литературы намеренно пробирался так, чтобы его не заметили. Да и то сказать, забор не был идеальной защитой и разумное существо, вроде обычного человека, вполне могло выдумать способ, как преодолеть эту преграду.

Они прогулялись до самых висельников и даже углубились в заросли секвохи. Ратник был уверен, что чужой пробирался именно этой дорогой. Следы действительно были, но разные, потому как места эти исхоженные, здесь и лесорубы работают, и простые горожане встречаются. А такого свидетельства, чтоб однозначно указывало – вот тут прошел посторонний! – им на глаза не попалось.

Аркадий присел на срубленное, но еще не распиленное дерево.

– У прежних людей для охраны закона имелись базы данных, отпечатки того, отпечатки сего… Всякая волшебная дээнка. Если захочешь, сам потом про это почитаешь. А у нас одни только мозги сыскаря. Сиди вот и кумекай, что к чему.

Он достал из-за пояса то, что Крил сразу распознал, как оружие, хоть и не пользовался ничем подобным.

– Сильно меня беспокоят эти посторонние, – ворчал сыскарь. – Кто такие? Что им надо? Ведь не по доброму приходят, а исподтишка, в ночи, пока не видит никто. И если уже трое пытались, то и другие придут.

Откинул барабан, высыпал пули на ладонь.

– Видел такое? На, подержи, – протянул ему пустой револьвер.

– Да у меня арбалет есть, я к нему привык.

– Держи, говорю! Я ж тебя не прямо сейчас вооружаю, а чтоб пользоваться научился. Когда идешь против такой хитрой твари, как человек, лучше вломить ему из серьезного оружия. А с арбалетом ты и на нелюдей поохотишься. Смотри, вот сюда заряжаешь пули, закрываешь барабан. Взводишь курок, целишься в подлеца и давишь пальцем на спуск.

Щелк!

– Дело нехитрое, один раз попробуешь, потом не разучишься.

Щелк! Щелк!

– Как просто.

– Ну а я о чем!

На обратном пути они долго молчали, только служивым людям, несущим охранную вахту в городе, Ратник вкрадчиво представлял Крила полным именем и незнакомым словом “стажер”. Большелодочник чувствовал, что сыскарь хочет поговорить с ним, обсудить что-то, но никак не найдет нужных слов. Наконец Аркадий Федорыч прокашлялся и как бы невзначай спросил:

– У тебя с Дашкой-то чего – по велению сердца, или…

Найденные слова закончились и он просто ждал, что ответит Кирюха. Только тот и сам не знал, что ответить. Не разобрался толком – кто ему эта девчушка, обещаная в жены, волею злых сил уже женщина, повидавшая всякое, ничего не страшащаяся, кроме нелюдей, и при всем этом остающаяся в душе ребенком?

– Жизнь она мне спасла. А что с делами сердечными – я в них не больно разбираюсь. Время покажет.

Про то, что долг отдан и он сам спас ее от смерти, Крил не заикнулся. Аркадий похлопал его по плечу, не стал дальше расспрашивать, перескочив на тему, в которой плавал, словно рыба в воде.

– Тогда какие у тебя мысли о том, чем сыскарям заняться этой ночью?

Парень ужасно не хотел болтать лишнего, чтобы не показать себя деревенским дурачком, поэтому начал осторожно:

– Мы знаем, когда приходят чужаки. Знаем, куда они хотят попасть. Думаю, засаду в книгохранилище надо устраивать.

– Молодца, соображаешь! Только не пытайся вместо непонятного слова делать длинное из двух понятных. Просто запомни – библиотека!

Крил смущенно улыбнулся, ругая себя и проговаривая в уме – “библиотека, библиотека, библиотека…”

– Да, вот еще что, – выдал он, не успев придержать язык.

– Чего?

– Книги книгами, но вдруг они вовсе не знания ищут?

Получив свежую идею, Аркадий Федорович даже остановился. Он перекатывал ее в голове, прикладывая так и эдак к разным вариантам развития событий. Взгляд его устремился куда-то вниз и влево, медленно перемещаясь в правую сторону, потом обратно, будто он искал на земле потерянную булавку.

– Слушай-ка, я о таком и не сообразил… Действительно, вдруг там спрятано что? Да, но ведь добравшийся до библиотеки искал именно в книгах. То есть если это предмет, а не информация, то его можно между страниц засунуть. Плоский он до безобразия. Много ты таких вещей знаешь?

Крил совсем не знал. Во всяком случае ничего подходящего ему на ум не приходило.

– Посмотреть надо, – предложил он. – Обыскать ту полку, “инфекционную”, книги пошерстить.

Аркадий почесал затылок.

– Пошерстить, говоришь? А ну-ка пошли!

Быстрым, нетерпеливым шагом добрались до библиотеки. Напугали старичка, вломившись без предупреждения в многострадальную комнату с лекарским чтивом. И… ничего не нашли. Они обшарили не только ту самую полку, но и несколько соседних – сверху, снизу. Даже стучали по дереву, мало ли… Все, что удалось найти, это забытое любовное послание в томике “Сепсис”, да высохший лист секвохи, положенный кем-то вместо закладки в “Вакцинологию”.

– Вещдоки с собой заберем, но идею твою мы в уме будем держать, – Ратник аккуратно упаковал лист и послание в бумажный конверт. – Не переживай, – успокаивал он Крила. – Не всякая хорошая мысль удачей оборачивается. А пока домой нам надо, покушать успеть, да мне еще до темноты посты скрытные расставить вдоль забора. Весь периметр не закроем, но уязвимые места я знаю. Эх, не выспятся ребятушки, придется им завтра выходной давать! Ты-то как? Готов в засаду, не дрогнешь?

Кирюха фыркнул уязвленно.

– Главное не дать мне погнаться за добычей.

Ужинали все вместе, с Ленкой и даже рядовым Серегой, стоявшим с утра на дежурстве – в скупердяйстве Аркадия не упрекнешь.

Конопатая стреляла в Крила глазами. После всего, что им за последнее время пришлось пережить, целый день безделья вымотал девчонку больше, чем переход от родного гнезда до базара. Вряд ли ей нравилось, что “жених” занят с дядей чем-то важным и увлекательным, а она должна покорно ждать у окошка. “То ли еще будет, когда узнает, что я и на ночь уйду”.

– Уйдешь? – она сидела на кровати в их комнате под крышей, смотрела, как он переодевается в выданную Аркадием теплую одежду.

– Слушай, мы не в лесу. Внизу кто-то охраняет день и ночь, никакие чудовища тебя не уволокут.

Дашку-Конопатую его слова разозлили еще больше.

– Ты думаешь, я из-за чудовищ?! Да я никого… Да мне плевать… Тьфу! Совсем же не в этом дело!

Хотел подойти, прикоснуться, но она оттолкнула.

– Уматывай. Развлекайся. Может, пострелять получится.

Села у окна, повернувшись от Крила к городским огням, которые вчера вызывали восторг, а сегодня совсем не трогали. Слышала, как он прикрыл за собой дверь, когда уходил, уверенный, что она в безопасности, обнадеживающий себя мыслью, что девчонка успокоится и глупая злость ее растворится.

Наблюдая через стекло, она проводила его и дядю взглядом, потом легла в постель и постаралась заснуть. Кажется, даже удалось, но совсем ненадолго. Нормальный, глубокий сон не хотел приходить к ней.

Конопатая встала, спустилась на второй этаж, в гостиную, освещенную единственной свечкой и призрачным светом улицы. Эта комната служила Аркадию и кухней, и столовой, а порой и кабинетом. Девушка налила себе кружку воды и долго, по маленькому глоточку пила ее, сидя за столом. Заметила конверт, положенный на подоконник вместе с какими-то бумагами и, не совладав с любопытством, протянула руку.

Но отдернула. Ей послышались тихие, осторожные шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Охранник? Он не стал бы таиться. В коридоре скрипнул пол и кто-то прошел мимо гостиной, сделал пару шагов по лестнице – еще выше, к их комнате. Передумал, снова спустился и замер перед дверью.

Даша поставила кружку. Посмотрела на кухонный шкаф, в выдвижном ящике которого должны быть ножи. Она хотела верить, что они там есть.


Продолжение ориентировочно 4 ноября.


Телега автора | Сайт

Показать полностью 1
7

Адмирал Империи - 2

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»...


Глава 22(2)

Вот злополучный «Корри» доигрался в прятки и был найден зарядом главного калибра русского линейного корабля «Евстафий». Еще минус один…


Корделли с надеждой посмотрел на карту. Где ты Леонард, черти тебя раздери?! 10-я «линейная» дивизия, шедшая на подмогу, была еще в получасе лета от сектора сражения.


— Клянусь, ты с умыслом не включаешь форсаж! — воскликнул Фрэнк. — Если я выберусь из этого ада, то ты за все ответишь!


— Главный калибр «Пересвета» уничтожен, — радостно повернулся к адмиралу, его помощник – Мэт Рискин. — Теперь русскому линкору конец. Дай мне десять минут я расколю его, как орех…

— Нет у нас с тобой десяти минут, — покачал головой Корделли. — Оставь в покое этот «Пересвет», переключай огонь батарей на следующего…


Рискин, которому очень хотелось увидеть, как линкор врага превратится в пыль, выругался, но вынужден был подчиниться.


— Командирам кораблей, всем слушать меня! — Корделли связался со своими капитанами. — Эсминцам и фрегату «Фресно» отойти во вторую «линию» и начать подготовку к прыжку через портал перехода… Мы отступаем… Кораблям первого класса – прикрывать отход… Следующим прыжком уходят все крейсера. А арьергарде остаются: «Камден», «Техас» и «Салем»…

Выполнять!


Фрэнк в бешенстве ударил кулаком по приборной панели, так ему не хотелось проигрывать, тем более что еще пару часов назад ничего не предвещало беды. Он, обладая опытом, понимал, что русские на последнем издыхании, но у них все же хватит сил, а главное нервов, чтобы одолеть Корделли, а вот со свежей дивизией Ловато Самсонову не справиться. Этот хитрюга Леонард хочет снять все сливки и надеть на свою лысеющую голову лавровый венец победителя.


Корделли мог еще продержаться эти полчаса, но каких потерь это бы ему стоило? К тому времени, как прибудет Ловато, из 13-ой «легкой» останутся в строю в лучшем случае линкоры, на уничтожение которых у врага уйдет просто больше времени и сил, остальные корабли Фрэнсиса Корделли обречены. Нет, лучше уж сохранить те, что остались, а Леонард пусть забирает себе победу, главное спасти людей…


13-я дивизия поочередно начала пятиться к переходу в систему «Мадьярский Пояс», портал которого уже активировался ярким всполохом энергии…


***

— Ну и пусть уходит, — пожал плечами улыбающийся Леонард Ловато, когда ему доложили, что дивизия Корделли, под натиском русских гвардейских вымпелов, начала покидать систему «Бессарабия». — Это даже лучше, чем я мог себе представить. Я думал, что наградой за победу придется делиться с этим недоумком Фрэнком, а теперь, после того, как он убежал, поджав хвост, только мне достанется вся слава победы над великим Самсоновым…


Ловато еще раз пробежал глазами по характеристикам кораблей собственной дивизии и остался доволен увиденным. Вымпелы были готовы к предстоящему поединку. 10-я «линейная» шла навстречу русским все теми же двумя «линиями». В авангарде сгруппировались тяжелые корабли, чуть поодаль замыкали построение: его любимый флагманский «Саратога» в окружении эсминцев и галер султана.


Единственное, чем американский вице-адмирал был недоволен, это оставлением перехода, который он охранял и через который в системе должны были появиться дивизии Белова. Однако Ловато успокоил себя тем, что на разгром Самсонова ему потребуется минимум времени, и он спокойно успеет вернуться в исходные координаты буквально через пару-тройку часов. Вид русских кораблей, у которых к тому же совсем не осталось истребительной авиации, способствовал уверенности Леонарда.


Оставшиеся в строю дредноуты императорской гвардии и остатки 27-ой дивизии, которые только что сумели прогнать из системы последние вымпелы Корделли, сейчас пытались принять какое-то подобие оборонительного построения, чтобы встретить корабли вице-адмирала Ловато. Русских было чуть больше десятка, они сгрудились рядом друг с другом, выставив вперед пару своих самых защищенных кораблей. Впереди стояли: «Афина» с практически выжженным энергополем и «Одинокий» уже давно сражающийся без какой-либо защиты. Остальные корабли, на которых не то, что защиты не было, орудийных расчетов оставалось по две-три батареи, встали за этими двумя, чтобы не сгореть в потоке плазмы в первые минуты огневого контакта…


Друзья, здесь вы можете прочитать роман целиком

Показать полностью
18

Самоактивация

- Вы шутите?! - передо мной высилась стойка с сенсорным экраном. Где-то по ту сторону, механический голос отрабатывал заученные фразы:


- К сожалению, мы не можем предоставить вам доступ к техническим возможностям обновления 4.03.5481t. Пакет данных загружен в ваш блок памяти, однако, для его активации, необходимо внести абонентскую плату. Ваша текущая задолженность составляет...


- Да знаю я сколько там! - вспылил я. Достав салфетку, дрожащей рукой вытер пот со лба. Оглядевшись на уже косившихся в мою сторону людей, продолжил шёпотом. - Меня же на работу без него не берут, где я деньги возьму? Да и что вы там такого важного добавили? Пару пикселей изменили?


- К сожалению, вы уже превысили лимит...


Выругавшись, я лишь махнул рукой и сбросил связь с оператором. Быстрым шагом вышел из офиса. Летний ветер немного охладил моё измученное лицо. Я испытал сильное желание пройтись пешком. Возможно, именно благодаря этому решению, мне в итоге и попалась приковавшая моё внимание надпись - "Самоактивация".

Оказавшись внутри небольшого ларька, я познакомился с миловидной женщиной. Насчёт так называемой "самоактивации" мне удалось узнать от неё, что это полулегальная процедура для получения доступа к обновлению в обход абонентки.

Женщина отвела меня в закуток своего маленького киоска. В нём был всего лишь табурет, рычаг, несколько оголённых проводов, да стойкий запах спирта.


- И это всё? Что делать-то надо?


- Да, дело не хитрое. Суёшь в блок памяти эти два провода. На вот, резину зубами зажми. Потом дёрнешь этот рычаг и будь, что будет. С сердцем проблем нет?


- Не было...


- Вот и хорошо! Я, кстати, ещё нижнее бельё и штаны продаю.


- Это ещё зачем?


В ответ женщина лишь улыбнулась и пожала плечами.


И вот, я остался один. Долго не тянул, иначе так и не решился бы. Воткнул провода, зажал резиновую палку зубами. Рычаг. Прошло мгновение. Лампочка над моей головой часто замигала. Заряд ударил в блок. Тело словно окоченело. Агония пронзила насквозь. Казалось, что глаза вот-вот вылетят из орбит. Свет погас. Появилось уведомление: "Обновление успешно установлено". Челюсть будто намертво сжала резиновую палку. Слюна медленно стекала с уголка рта. И определенно не слюна сейчас стекала уже по ноге.


- Ну так что, будете штаны брать? - донёсся, словно сквозь туман, голос женщины.


Я наконец выплюнул палку изо рта и тихо пробормотал:


- Надо поскорее найти работу.

Самоактивация
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!