Когда я был маленький, к нам во двор постоянно забредал гигантский ядовитый паук с жёлтой спинкой и чёрным брюшком. Он плевался во все стороны зелёным ядом, спотыкался о кур, гонялся за сестрой или за бабулькой. Потом во двор врывался боевой маг с посохом наперевес, или гном с дубиной, или ещё кто-нибудь стрёмный и неместный и убивал паука. Мы благодарили спасителя, дарили ему что-нибудь ценное (без понятия, где брали), спаситель уходил, а мы садились завтракать.
Изредка утренний герой не появлялся. И тогда паук, отплевавшись, заползал в тенёк за сараем и благополучно издыхал. Угадайте с одного раза, в чьи обязанности входило его хоронить?
Кроме меня, всё остальное семейство относилось к такому утреннему моциону совершенно спокойно, а вот я в один прекрасный день понял: «Как же меня всё достало! Надоело! Бесит!»
Я сбежал из дома, просто чтоб не видеть того паука и тех героев, с их вечным: «Задание не очень интересное, ну ладно, я вам помогу!» Спасибо, отец родной, за одолжение! Напросился на работу в городскую таверну, что у горбатого моста, и стал там полотёром.
Лучше бы я этого не делал, честное слово! Бесить всё стало ровно через сутки. Спросите, почему? Да хотя бы потому, что бармен всё время улыбался! Да! Улыбался! Как какой-то придурок! А хозяин сидел в уголке, даже в туалет не вставал, казалось, прирос к табурету или вместе с ним и родился. И одну только фразу говорил: «Полотёр, убирай!» А кто у нас полотёр? Я полотёр, я тру полы. Герой выронил шмотки из инвентаря? Полотёр, убирай. Герой убил кого-то в таверне? Полотёр, убирай.
Особенно знатно бесил меня наш главный постоялец. Сидел он всё время за одним и тем же столиком, цедил сидр, прикрывал лицо капюшоном. И как только он кружку допьёт и в сторону отставит, так сразу дверь нараспашку: врывается какой-нибудь герой и тычет ему под нос «писульку». Постоялец каждый раз удивлялся и говорил: «Мне? Письмо? Ну ладно…». Так один раз меня это взбесило, что я не выдержал и отходил его мокрой тряпкой.
Думал, уволят.
Нет. Бармен поулыбался, хозяин помолчал, сопли пожевал и… «Полотёр, убирай!» Постоялец вообще ничего не заметил, даже головы не повернул. Прозвучал звуковой сигнал «тыг-дыг», я завис с тряпкой в руке, всё стемнело, а потом… Опа! Я опять отмываю пол от луж крови. Два героя подрались из-за лута. Из-за лута вышел спор, чей теперича топор. Вот один другого назвал нубом, сообщил, что совершал с его матушкой действия насильственно характера. Они ругаются, а я тру. Они дерутся, а я тру. Один убил другого, а я тру. Один тру олдфаг, второй тру нуб, а я тру пол. Как же бесит!
И вот тогда я решил: дай я хоть по городу нашему пройдусь, посмотрю, что у нас тут и как. Посмотрел. Рядом с таверной — магазин. Торгуют оружием, доспехами и эликсирами, вниз по дороге — полуразрушенный замок с привидениями. Вверх по дороге через горбатый мостик — ещё один магазин (ассортимент тот же, торговец — брат-близнец торговца из первого магазина: чернявый, косоглазый, в синей рубахе и черных штанах). Кузница, конюшня, ратуша, битком набитая вояками (не знал, что у нас военная администрация), и пригородный портал, ведущий… угадайте куда!
На кладбище. А там могилы с дурацкими надписями: «Я был молод, и мне нужны были деньги», «Я ещё вернусь!», «Я думал, мне никогда не понадобится уровень езды на лошадях выше четвёртого и владение мечом выше одиннадцатого». Цирк какой-то, ей-богу!
В общем, облазил я весь город и его окрестности. Пока всё в новинку было, я так-сяк держался, а потом всё снова надоело и стало бесить. Создавалось впечатление, что в городе человек десять от силы живёт. Нет, на самом деле жило намного больше, но все на одно лицо, вернее, на одно из десяти. И я — такой же. Когда я это понял — в зеркало на себя смотреть перестал.
А трава? Она же колом стоит и не колышется. И не растёт! А должна! Бесит!
Хотел уехать. Лошадь мне не продали, решил идти пешком, куда глаза глядят. Оказалось, что с севера у нас лес с вурдалаками, с юга пески со змеями и скорпионами, с востока кровавая река. С запада — нормальная река, даже мост есть, но там стоит солдат и почти никого не пропускает, меня вот не пустил. Пошёл я на площадь и стал там сидеть. День прошёл — я сижу, дождь пошёл — я сижу. Проголодался, сходил в таверну — там всё по-прежнему: хозяин, бармен, постоялец. Хозяин, как меня увидел, угадайте, что сказал! Ага. «Полотёр, убирай!» Решил сходить домой, посмотреть на родных и близких. И там всё по-старому! Сестра, бабулька, паук. И герой! Куда же без него!
Так меня это всё взбесило, что я решил покончить жизнь самоубийством. Пошёл в лес к вурдалакам, вышел на поляну и стал там стоять. День прошёл — я стою, дождь пошёл — я стою, вурдалаки меня в упор не замечают. Плюнул, хотел уйти либо в пустыню, к змеям и скорпионам, либо в речке кровавой утопиться. И тут прётся ко мне герой. «Стой! — кричит. — Я тебе помогу!» А я просил?
Как только он ко мне сунулся, так вурдалаки сразу подпрозрели и полезли на меня, со всего леса набежали. Ох, я тогда и разозлился! Отобрал у него меч, хотел их всех в капусту покрошить, но меч в моих руках превратился в кочан капустный — это их только и спасло. Все разбежались — и вурдалаки, и герой, а из-за кустов вышел бородатый старикан в золотистой хламиде и стал мне аплодировать. Назвался он Посланником, а от кого, не сказал. Сказал только, что я особенный, раз понял, что с этим миром что-то не так, и предложил переправить меня в другой мир — лучший, настоящий. Протянул мне гриб с красной шляпкой в белые кружочки и говорит:
— Съешь и узнаешь, что находится за пределами твоего примитивного мирка, где всего лишь пять основных локаций и три дополнительные.
— Извините, — отвечаю, — мухоморы есть не буду. Я ж отравлюсь! Да и противно мне, они не мытые.
— Противно?! — рассвирепел старик — Ешь, непись аномальная, кому сказал!
Мы стояли с ним и препирались, пока не зашло солнце. Пару раз к нам подходили герои, предлагали помощь, но старикан, похоже, не любил героев ещё больше, чем я, поэтому ругался на них самыми распоследними словами, кричал, чтобы не лезли не в своё дело и не мешали ему работать и устранять баги. Вурдалаки прятались за кустами и знаками показывали, что лучше бы мне бежать. Оно, наверное, и лучше было, но я как представил…
Утро, таверна, «полотёр, убирай!».
Утро, паук, герой не пришёл. «Гера, найди паука и закопай!»
Змеи, скорпионы, кровавая река… Я всхлипнул, вырвал из рук бородача гриб и проглотил его, почти не жуя.
Во рту смешалась горечь, солёность, а в нос ударил запах сырости и чего-то медицинского. Мне скрутило живот, поляна стала вымощенной булыжниками площадью, а старикан превратился в памятник самому себе на этой площади. Потом площадь вновь стала поляной, а старик пропрыгал по ней кроликом и скрылся в норке. Затем произошло страшное: из той норки полезли на меня кролики. Десять, нет, сотня! Нет, тысяча кроликов! Висли на мне, крутили руки хуже вурдалаков, связывали ноги узлами. Вставляли в рот кляп.
«Отпуфтите меня… Отпуфтите», — отбивался я.
«Открой глаза, придурок! Живи! Живи, я сказал!» — орал над ухом противный голос.
И я открыл глаза. Белый потолок, белые стены, вокруг меня люди в белых халатах. И мужик в белой шапочке и маске говорит, картавя: «Живи, пр-рридурок, не смей умир-ррать в мою смену!» Я попробовал ему ответить, но во рту торчала трубка. Захотел её достать, но руки и ноги были привязаны к кровати вафельными полотенцами.
«Как же фыфсе бесите!» — просипел я и отключился.
Очнулся я денька, наверное, через три, через четыре.
«Где ты его взял посреди зимы?» — спросил меня мужик в белой маске.
«Кого взял?»
«Ты мухомор сожрал, идиота кусок! Кайф хотел словить?! Так от сырого кайф фиг словишь, а вот к апостолу Петру отчалишь!»
…Тот мир мне поначалу даже понравился. Много комнат, в каждой разные люди. Реплики у всех разные. Графоний потрясный: динамическая смена дня и ночи, непостоянная погода. Ветер дует, деревья колышутся. (Или наоборот? Ещё не разобрался.) Вурдалаков не видно, героев тоже. Я спросил у неписи, что на соседней койке лежал, где они? Где герои? Он помрачнел и ответил, что вурдалаки — в правительстве, а героев нет — есть херои. Они в оппозиции. Попадают в правительство — мутируют в вурдалаков.
Я закончил первый акт, когда мастер миссии в белой маске сказал: «Мы вас выписываем». И тут я вспомнил, что женат, имею двоих детей и работаю в локации «тракторный завод». Инженерная непись в заготовительном цехе.
Второй акт понравился меньше. С изумлением обнаружил, что находиться в локации «дом» ничуть не интереснее, чем дома с бабулькой и сестрой. Жена знала только две фразы: «Пожрал? Посуду за собой помой» и «Не ходи по полу. Я же только помыла!» и молча отбирала у меня деньги. Дети говорили одно слово, «угу», и молча отбирали у меня деньги. Жил я в квартире-студии, вернее комнате, совмещённой с плитой, ванной и туалетом. Всё было бы ничего, если бы не площадь в шесть квадратных метров! Мне жутко надоело всё время получать от жены оплеуху, когда она поворачивалась от плиты к холодильнику или шла в ванную, мимо кровати-стола.
В локации «дорога» меня ждал железный зелёный шарабан с на удивление неприятными неписями. С чего я взял, что в этом мире у всех разные лица? Вот старушка в пуховике и молодой парень, рядышком стоят. Сравниваем. Пустые глаза на серых опухших лицах у обоих. И я такой же! Поэтому в зеркало старался не смотреться. Это бесило и жутко надоедало.
Особенно мне надоел один мужик, каждое утро бегающий по шпалам мимо станции. Ровно в 06:22. Он всегда был одинаково одет: зелёная куртка с капюшоном, синие джинсы, в руке портфель. Так ни разу и не смог рассмотреть его лица. Видимо, чтобы сэкономить ресурсы графики и не перегружать локацию деталями, лицо ему так и не нарисовали, а может, забаговался, бедняга.
Локация «завод» оказалась скучной, но по первому времени сносной. Хотя бы без пауков, не считая начальника цеха, — очень он мне его напоминал, только что ядом не плевался и никак не хотел сдыхать. Я оказался в бюро, где, кроме меня, никого больше не было. Сидел один в клетушке десять на семь шагов. Один работал за пятерых.
Инженер-технолог заготовительного производства.
Дополнительная локация: цех №21.
Рабочий пришёл пьяный? Виноват инженер — «иди и разберись». Сломался штамп? Виноват инженер — «иди и разберись». Монстры-вурдалаки из отдела бережливого производства вставляют в колёса палки? Ну, вы поняли…
Бесили экономистки, которые лезли не в своё дело и постоянно трындели что-то про остаточную стоимость, амортизацию и себестоимость, которая не может превышать ранее оговорённые рамки. Они мне так надоели, что я решил погибнуть героем и отправился в логово врагов, в ШИХ — штампово-инструментальное хозяйство, где обитали упыри (как мне сказали в отделе режима).
Упырями оказались двое неписей предпенсионного возраста, которые вместо того, чтобы растерзать меня и лишить жизни, напоили вонючим зельем, которое у них называлось «ацетоновка». Оно жгло глотку, вызывало рвотные позывы и создавало ощущение, что в желудке перекатывается ёжик. За этим делом нас застукал мастер локации «начальник цеха» и заставил писать объяснительную. Я честно написал, что прибыл сюда из очень скучной реальности, а здесь так хреново, что я выпил, чтобы умереть. На что была наложена резолюция «Одобряю», а я отправился по маршруту «иди и разберись».
Безумно бесили и надоедали своей непреодолимой тупостью обязательные для всех цеховиков «добровольные» посещения групп личностного роста. В них прыщавый девятнадцатилетний топ-менеджер и пятидесятипятилетняя бизнес-типа-леди мыли наши мозги на тему: «Бери кредит и будь как я, молодой и счастливый! Каждый раз, когда ты ездишь в общественном транспорте, ты убиваешь одно рабочее место. Покупай автомобиль!» Эти люди по накалу тупизны и упоротости походили на паладинов из локации «Кровавая река» в моей прежней жизни. Те несчастные идиоты умирали от одного удара, но возрождались в ратуше, крафтили новые шмотки и снова шли на смерть, качать экспу.
Мир становился всё менее и менее понятным и привлекательным. С каждым днём серое небо, собачий холод и повторяющиеся события угнетали всё больше. Стандартные фразочки начальника, задержки зарплаты, хамство и грубость, а ещё все ругали мастера миссии — исполнительного директора Финька, грозились ударить его в морду. Я решил сделать это на совещании директоров, просто пришёл с тяжёлой папкой и дал Финьке в нос. Не скрою, опасался худшего, но Финька только орал, что меня теперь в тюрьме сгноят. А я развернулся и ушёл, вспоминая слова того старикана про неправильный, ненастоящий мир. А этот тогда какой? Как же всё бесит!
Прошёлся по тупику «Творческого развития», что за горбатым мостиком, пять раз: три туда и ДЖВА обратно. На третий проход ко мне подошёл бледный мужик и полушёпотом произнёс: «Псс, парень, аудионрктк н-н-ннада?»
«Ты кто?» — спросил я его.
«Посланник».
«От кого?»
«Догадайся сам», — и стал тыкать пальцами в разные стороны, будто давя невидимых клопов.
Я понятия не имел, о чём или о ком он говорит, но ввиду того, что мне всё надоело, я согласился, купил у него карточку микро эс-ди, вставил в свой телефон, воткнул в ушные раковины наушники, и….
Что тут началось, мамодорохая! Будто бы в одно ухо мне вставили выпуклый диск, а во второе — впуклый. Между дисками образовался вакуум, а в этом вакууме гуляли электроволны. Мой мозг превращался в желе, я закрыл глаза и погрузился в пучину. Ничто меня не трогало, я стал огромным раскалённым шаром.
Море-море-море-море-море-море. Тыг-дык… если бы у меня были руки, я бы хотел омыть их в ледяной воде, наблюдая, как она окрашивается карминовым цветом. Но у меня нет рук, а этот мимолётный момент навсегда сохранён в цепи полупроводниковых схем, я могу проигрывать его снова и снова, и снова, и снова, когда только захочу.
Теперь мой мир — рудный астероид. Своей истории в этом мире я не знаю. Врачи сказали, что я подорвался на мине, а мой мозг пересажен в биокибернетическое тело экскаватора, так как моя страховка не покрывает похороны. Теперь мой функционал заключается в том, чтобы копать золото и убивать зазевавшихся игроков.
* * *
— То есть, Герман, — переспросил следователь из убойного отдела Астероидного пояса, — вам кажется, что вы копаете золото?
Экскаватор покачал ковшом в знак подтверждения и ответил:
— Я называю это золотом, но вижу лишь золотистые монады среди черных кубов и пирамид.
— Как поэтично… — восхитился следователь, обводя глазами черное небо с яркими звёздами над покрытой кратерами равниной. — Но вы ошибаетесь. Вы добываете альгинатную руду, важное стратегическое сырьё для выживания человечества.
— Да как скажете, — равнодушно заметил экскаватор.
— Следующий вопрос. В своей объяснительной по поводу убийства представителя гранатовой… гранитовой… тьфу, чтоб её, грантовой организации «За всё хорошее!» вы написали… цитирую: «Я просто выполняю свою программу: копать и убивать, копать и убивать, а потом просто убивать, чтобы закопать». Всё верно?
— Ага.
— Но у вас нет такой программы! Копать — да! Убивать — нет!
— Да что вы говорите? — в металлическом голосе прозвучала изрядная доля сарказма.
— Это были посланники «За всё хорошее!», — с надрывом в голосе произнёс следователь. — Они хотели подарить вам лучшую жизнь! Перенести ваше сознание в виртуальный город, где вы бы могли…
— Да-да-да… Посланники, посланники… — пробормотал экскаватор, внимательно следя десятью боковыми глазами за следователем, а тремя основными — любуясь безупречной спиралью, что образовывали холмики могил внутри одного из кратеров. — Хм, вы прибыли на астероид ААХ3105 один, без спецназа и группы захвата, — значит, арестовывать меня не собираетесь. Можно спросить, зачем вы здесь?
— Увидел наряд с вашими координатами, сразу подумал: задание не очень интересное, но я за него возьмусь, потому как…
— Задание, говоришь, неинтересное, — ковш угрожающе закачался над головой следователя.
Следователь внутренне содрогнулся, понимая, что сейчас сболтнул лишнего.
— …но я за него ухватился, потому… Потому как, знаете… Надоело всё! — быстро исправился он.
— Задолбало! Да! Задолбало! Захотелось картинку перед глазами поменять, на кратеры вот полюбоваться, на звёзды. На Земле из-за экологии графоний совсем отвратный стал. Солнца уже и днём не видать, что уж говорить про звёзды.
— Да, ядерная зима — это вам не ядовитый паук, — искренне посочувствовал Герман, а на внутреннем дисплее перед следователем зажглась надпись:
«Уговорить астероидный экскаватор „Герман“ прекратить убийства и перейти на следующий уровень существования.
Срок — три дня.
Задание провалено».
Александра Хохлова и Дмитрий Орлов.
