Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

1.

Есть мнение, что жизнь не более чем сон.

Официантка подошла и поставила передо мной кружку темного пива. Полумрак и прохлада бара были особенно приятны после яростного июльского солнца на пыльных улицах. Леха должен был подойти с минуты на минуту. Мне одновременно было и радостно и немного не по себе, как бывает, когда ты встречаешься с близким человеком после долгого расставания.

С Лехой мы познакомились в общежитии столичного университета. Два наивных провинциала, приехавшие в Москву чтобы двигать большую Науку. Первокурсники, приглядываясь друг к другу, обычно не говорят об умных вещах, и, боясь прослыть «ботаниками», предпочитают трепаться на измусоленные еще в школе темы. А поговорить о более высоких предметах многим хочется.

Я и Леха были похожи тем, что были у себя на малой родине вундеркиндами. Нас обожали учителя, а одноклассники подшучивали, но и отчасти уважали. И мы оба истосковались по людям, с которыми на равных можно было общаться на сложные научные темы.

Поэтому, ничего удивительного, что мы быстро стали близкими друзьями и принялись делиться мыслями, знаниями и мечтами. Представляете, наверное, эти бесконечные споры, иногда до утра, когда недостаток знаний компенсируется горячностью молодости. Оба молодых дарования претендовали на талант. Впрочем, это у меня претензии, у Лехи талант действительно был.

Нас с другом одинаково бесила рутина преподавания, где самой свежей новостью было то, что психоанализ ненаучен и что в мозгу человека есть зоны, отвечающие за эмоции.

Леха чуть ли не на каждой лекции выскакивал с замечаниями, что новые достижения когнитивной психологии и нейрофизиологии разбивают наголову модели полувековой давности. Я же предпочитал помалкивать, не из-за стеснительности или видов на карьеру, а, скорее, из воспитания. Не спорь со старшими, они лучше знают. Даже если несут пургу. Многих так воспитывали, правда?

У Лехи бывали проблемы с экзаменами, а я как по рельсам сдавал сессии. Когда защита диплома осталась позади, приятеля позвали в сибирскую лабораторию, и он, не раздумывая, туда поехал. Я остался в Москве. Рельсы не кончились, я поступил в аспирантуру, защитился по скучной, но надежной теме. Стал преподавать. Женился. Жизнь потекла стабильная, спокойная. Только вот годы стали сливаться в единую массу, где один было трудно отличить от другого.

Эта рутина разбавлялась покупками, походами в кино и театр, посиделками с друзьями. Чтобы совсем уж не закиснуть, я раз в год за шиворот вытаскивал себя из уютного домоседства и отправлялся в турпоход или поездку в другой город. Но этого не хватало, и я с все большей ностальгией вспоминал студенчество, где было все просто и понятно, и тебя впереди ожидали неясные, но обязательно радужные перспективы.

С другом мы, конечно созванивались, списывались вКонтакте, только вот моменты связи становились все реже. Обычная история. Но когда я собрался в свою первую дальнюю вылазку, на Байкал, я не упустил возможности заехать к Алексею.

2.

Я очнулся от своих воспоминаний, потому что возле столика кто-то стоял. Худой тип в очках молча смотрел на меня. Леха совсем не изменился за эти годы. Губы, помимо воли, расплылись в широкой улыбке. Черт возьми, как же приятно его снова увидеть! Мы обнялись.

Подошла официантка, мы заказали еще пива. Потом уставились друг на друга.

-Ну давай, рассказывай, как Катя, как Москва, как жизнь вообще? – спросил Леха.

-Да как, все по-старому. Кремль стоит. Работаю, - ответил я.

Я начал рассказывать о студентах, тонкостях преподавания, забавных случаях. О том, что студент нынче что, вот в наше время, это да.

Леха внимательно слушал, потом вдруг заулыбался и перебил меня:

-А студенты еще говорят: «лучше есть дерьмо макаки, чем учиться на психфаке»?

Мы посмотрели друг на друга и заржали. Я продолжил рассказывать, но скоро поскучнел, начал сбиваться и, наконец, сказал со вздохом:

- Знаешь, на самом деле рутина поглотила, ничего не происходит, все новости - что посмотрел, да что прочитал. Ты-то как?

-Лучше всех. Я попал куда надо. В курсе, что у нас лучшая нейрофизиологическая лаборатория в мире? – сказал Леха.

-Да ты что? Я-то думал, что у нас наука в…известном месте – Преподавательская привычка использовать эвфемизмы въелась намертво.

-В жопе, что ли? – Леха фыркнул. – Ну, в общем, да, но в моей лабе особый случай. Старик, ну помнишь… - тут друг назвал смутно знакомую фамилию – никак не хочет уезжать. А он, как ни крути, гений. Ему бы нобелевку дали, да все ждут, когда сначала в Штаты приедет. Так вот, он собрал вокруг себя лучших ребят в России. Американцы к нам ездят работать, представляешь? Даже денег дают, и немало. Еще есть такой момент, некоторые эксперименты они у себя ставить не могут, считается неэтичными.

- Вы что, людей режете, что ли? – это я типа пошутил.

-Ага, черепушку вскрываем, и иглами туда тычем, как в фэнтези том, помнишь? На самом деле, они просто повернулись на всякой толерантности, типа, не смей задевать чувства, людям нельзя причинять отрицательные эмоции без их согласия. А как блин, я буду эксперимент ставить, если человеку все заранее расскажу? Ну не бред ли? – Леха сокрушенно покачал головой.

-Ладно, мы не на философии и этике науки сидим, ты расскажи конкретней, чем занимаетесь? – сказал я.

Леха замялся, – Это пока полусекретная информация.

-Да ладно, ты же меня знаешь! – я немного обиделся.

-Короче, мы проводим опыты по синхронизации двух мозгов, – сказал друг.

-Поясни.

-Один человек встраивается в сознание другого, начинает думать его мыслями. – сказал Леха.

-Телепатия, что ли?

-Не совсем, сложнее. Но для простоты можешь считать, что так.

-И.. Как вы это делаете?

-Не могу всего объяснить, с одной стороны слишком сложно. Ты же, ну … - друг замялся, смущенно на меня поглядывая.

-Да, отстал от передовой науки, я же преподаватель, – Я усмехнулся. - Ладно, я не обижаюсь. Ты давай, на пальцах.

-В общем, с мозга снимается сигнал, на несколько порядков более сложный, чем ЭЭГ, прогоняется через машину, расшифровывается и поступает в мозг другого человека через более сложный вариант транскраниальной магнитостимуляции…

-Ээ, стоп, стоп, я же тупой препод! Транс..чего? И вообще, погоди, кое-что все-таки читаю. Мозг крысы до сих пор не могут оцифровать, а тут вот это, – сказал я.

-Транскраниальная стимуляция это непрямое воздействие мощным магнитным полем на определенные участки мозга. Не суть. Мы сделали большой скачок вперед. Сумели обойти некоторые проблемы. В конце концов, мы же сознание не загружаем в комп, а синхронизируем с другим. Во вторых, я далеко не все понимаю. Там ребята математики, физики, компьютерщики. Почти все гении. Я отвечаю за узкий фронт работ.

Я помолчал. В последнее время я стремился развиваться, просматривать книги не по специальности. Конечно, знаний хватало только на научпоп. Но даже оттуда становилось ясно, что читать научную фантастику в наше время неинтересно, она творится уже рядом, может, в соседнем здании. Это вызывало восхищение. И страх.

Так чем ты конкретно занимаешься? – спросил я Леху.

Он молчал, наверное, минуту. Потом начал рассказывать.

3.

-Ты помнишь мою любимую тему? Сон, и все что с ним связано. Мы до сих пор ни черта не знаем о сне, его механизм, зачем он нужен. Со студенчества меня мучает загадка. Ты знаешь, что эмбрионы человека спят и видят сны? – спросил Леха, пытливо смотря на меня и замолчал.

Я тупо смотрел на него в ответ и ждал продолжения. Потом сообразил, что нужно что-то сказать. – Ну, допустим, видят, и что?

- Допустим, штаны спустим! – Леха разозлился. Каким-то он более раздражительным стал. - Да ведь сон это переработка информации, которую мы получили бодрствуя. А что может получить эмбрион, он же находится в состоянии почти полного отсутствия ощущений?

Я проникся. Леха помолчал и продолжил:

- Я материалист, знаешь ли, но поневоле задумаешься о всяком. Память о прошлых жизнях? Подключение к информационной матрице вселенной? А может, время в мозгу эмбриона течет по-другому?

Помнишь Макса? Он слегка сдвинут был на православных философах. Макс мне как-то отрывки из Флоренского показывал. Этот философ считал, что сон - граница между мирами. Мысль не новая, но одно место меня поразило.

Типа, ты видишь во сне, как гуляешь, подходишь к церкви, и колокола начинают звонить громко и пронзительно. И просыпаешься от звона будильника. Суть в том, что сюжет сна, подводящий к звону сформировался в мозгу ДО того как сам звон произошел. Флоренский утверждает, что время во сне может течь в обратную сторону. Бредово, конечно, но что-то в этом есть.

И вот теперь у меня есть возможность точно все проверить. Я готовлю опыт по синхронизации мозга взрослого и эмбриона. Все почти готово, беременную нашел, нужен еще один доброволец.

-Слушай.. -Леха заколебался и посмотрел искоса. - Тебя как бог послал. Ты же психолог, сможешь описать все ощущения как надо. Соглашайся. Я как узнал, что ты заедешь, сразу решил тебе предложить.

Я задумался. Естественно, меня мучили опасения. Но была возможность испытать что-то кардинально новое. Как прыжок с парашютом. И прикоснуться к настоящей науке, которой я так долго не занимался.

-Ладно, рассказывай, что надо делать.

4.

Лаборатория мало напоминала психологическую, вся уставленная незнакомыми мне приборами. В углу, глядя в монитор, сидел брюнетистый юноша в очках. У окна, в кресле, блондинка в леггинсах и яркой футболке залипала в телефон. Ее живот показывал, что месяцев семь назад она явно занималась незащищенным сексом.

Беременная без конца жевала жвачку, постреливая в меня взглядами. Вдруг в ее глазах промелькнуло беспокойство, и она спросила:

-Эта, Алексей Иваныч, а точно все нормально будет, не вредно для ребенка?

Леха рассеянно ответил – Не вредней, чем УЗИ, не беспокойтесь.

Девушка помялась, потом сказала – Надо бы накинуть пару тысяч.

-Все по договору, вы же читали? - хмуро покосившись на нее, буркнул Леха.

«Дамочка-то недалекая. Как странно устроена жизнь. У этой мамаши ведь может родиться выдающийся человек» - подумал я.

Я сидел на стуле и ждал, пока Леха с ассистентом готовят оборудование. Чтобы убить время и уменьшить нервозность, я взялся за недочитанную книгу. Столетняя война. Заниматься постоянно даже любимым предметом надоедает. Нужно хобби. Для меня это была история Средних веков. Сосредоточиться на книге удавалось плохо.

-Ну, все, ложись на кушетку. – Леха подошел ко мне.

Я лег на неудобную, холодную поверхность, неприятно ассоциирующуюся с разными медосмотрами. На голову мне налепили провода.

-Расслабься, сначала мы тебя усыпим. Главное, естественно произойдет во сне. Но ты будешь осознавать, что спишь.

-Женя, включай электросон. – Обратился Леха к лаборанту. - Так, Иван Алексеевич, считайте. – это он уже мне.

Я попытался расслабиться и стал считать, - Раз, два, три..

5.

Образы дремы стали тускнеть, рассыпаться. Их сменила темнота. Я был..нигде. Так, меня зовут Иван, мне двадцать девять, преподаю на психфаке. Себя осознаю, больше ничего нового. Когда все кончится?

Боль. Свет, режущий глаза. Я кричу.

6.

-Amen, amen dico tibi, nisi quis renatus fuerit ex aqua, et Spiritu Sancto, non potest introire in regnum Dei…

Мужчина в длинной серой одежде и с выбритой макушкой последний раз окунул младенца в купель и передал рядом стоящим родителям. Они низко поклонились и вышли.

Священник вздохнул и пробормотал под нос. – Еще одна бедная душа пришла в наши неспокойные времена. Годоны взяли в плен нашего славного короля Иоанна. Мужики режут дворян. Господи, смилуйся над нами, грешными! Что же дальше-то будет?

Глава 1

часть 2

часть 3

Глава 2

К моменту, когда следственные действия с погибшей закончились, на место происшествия уже слетелось четыре черных автомобиля конкурирующих похоронных бюро. Замерли неподалеку, алчно распахнув задние двери грузовых отделений, готовые поглотить в своих утробах очередную жертву невыносимых жизненных обстоятельств. Закончив с местом происшествия, следователь Юля предложила осмотреть квартиру потерпевшей. Мне это не особо было и нужно, но мерзнуть на пронизывающем ветру не хотелось, и я шагнул вслед за следственно-оперативной группой в двери «Преисподней».

Внутри здание выглядело даже более мрачно чем снаружи. Этакая готическая безнадега. Страшные средние века во всем их безобразии со сжигаемыми ведьмами, массово отрубаемыми головами, эпидемиями и беспросветностью в социальных лифтах. Здесь, кстати о лифтах, он не работал тоже. Бог, судя по всему, брезгливо отвратил свой лик от этого кусочка преисподней.

Изначально внутренняя архитектура подразумевала все прелести советского прогрессивного общежития — длинные светлые коридоры, растянувшиеся по этажам и ведущие по замыслу проектировщиков прямиком к коммунизму; равномерно натыканные комнатенки на двух-четырех человек, на переспать, и просторные холлы для совместного времяпрепровождения культурных пролетариев. Где уставшие от плодотворного труда работяги, откушав комплексный ужин в общественной столовой, собираются, чтобы почитать газеты, провести интеллектуальные диспуты о путях построения безальтернативного коммунизма, поиграть в бильярд, шахматы и шашки... После чего дружно отходят ко сну, чтобы назавтра опять вкалывать у станков на благо великой страны. Просто идиллическая картинка. Не знаю, как был реализован в те годы быт рабочих в действительности, но обращение общественно-экономической формации обратно к примитивному капитализму привело к перерождению не только представлений о досуге, но и того самого пролетариата. И заодно внутренностей самого здания. Ох, уж эта связанность всего и вся...

Ныне ветвящиеся коридоры, по большей части едва освещались одной убогой лампочкой на огромный пролет, наверное ради эффективной экономии. И это в самом идеальном варианте. Когда-то уныло однообразные, теперь же входные двери квартир своим внешним видом недвусмысленно указывали на имущественное положение скрывающихся за ними — все эти рассохшиеся филенчатые, замершие в стазисе со времен постройки, и бронированные металлические монстры, взломать которые не представлялось возможным даже с использованием легендарного динамита. Видимо за пяти миллиметровыми листами металла было что прятать в отличие от владельцев фанерных недоразумений. И если разнообразие типажа дверей скрашивало лишь визуальный ряд, то музыкальное и голосовое сопровождение позволяли легко судить о происходящем внутри квартир. Где-то за тонкими фанерными преградами невыносимо орал шансон про холодный ветер, нары и прочий тюремный антураж, а неотстроеные пьяные голоса, мучимые ностальгией, дружно подпевали. Даже не представляю, каково тут приходится соседям, если ты, конечно, в это время не за общим столом участвуешь в самодеятельном хоре. Где-то стадия невыносимой общности бытия уже благополучно миновала, и были слышны только сдавленные крики, глухие удары и возмущенный треск в очередной раз беспощадно крушимой мебели. Ну, или как закономерный финал развития веселья - гробовая тишина. Попадались, конечно, и двери, хранящие таинственную тишину изначально. Какие нешуточные страсти кипели за ними, одному Богу известно. Если, конечно, он присутствовал в этом здании...

Лифт банально не работал, без объяснения причины. Да и сомневаюсь, что он в шахте вообще существовал - дверцы были надежно заварены. И на тринадцатый этаж пришлось добираться по темным лестничным пролетам, где большинство стекол в окнах давно, и по-видимому уже навсегда, заменила фанера. Освещенности от такого ноу-хау не прибавлялось. Опытный в подобных делах оперативник, представившийся Александром, достал небольшой фонарик и, светя под ноги, смело повел за собой. Весь путь наверх нас сопровождал отвратительный запах - лестничные марши параллельно с основной функцией использовались жителями «преисподней» еще и в качестве мусоропровода. Но крысы, как ни странно, в данном рассаднике антисанитарии отсутствовали.

- А чего крыс не видно? - удивленно спросил я.

- Съедены, - коротко ответил всезнающий опер.

- Да ну-у?

- Точно, точно. Для местных это деликатес.

Бедные грызуны! Казалось бы, райское место, но как оказалось заселенное еще теми хищниками, охочими до нежного мясца...

Входная дверь в блок со сто тридцать третьей квартирой пребывала в некоем переходном состоянии от социалистической фанеры к рыночной броне металла — китайская жесть выглядела понадежнее уходящей в прошлое филенке, но составить достойную конкуренцию производству опытных уральских металлургов, конечно же, не могла. Судя по всему, вход в квартиру символизировал неустойчивое положение проживающих за нею в изменчивой рыночной экономике...

Александр властно постучал в китайский недометалл недодвери. Подождал полминуты, постучал еще раз.

- Уснули они там что ли? - раздраженно адресовал в небытие короткое замечание.

Интересно, а чего он еще ожидал от жильцов в третьем часу ночи? Задорное исполнение канкана?

Наконец щелкнул замок... Второй... Третий... И дверь медленно приоткрыла створку, образовав узкую щель, готовую в любой момент испуганно схлопнуться. Всплывшая из глубин часть лица с подозрительным глазом мне почему-то напомнила выглядывающего из раковины осторожного моллюска.

- Кто там? - Заспанный женский голос.

- Старший оперуполномоченный уголовного розыска Кондратьев, - профессионально вступил в диалог Александр.

И чтобы развеять все сомнения поднес к глазу раскрытое удостоверение.

- Разрешите пройти? Надо переговорить по вашей соседке...

- Какой соседке?

По мере развития диалога напряжение в голосе гражданки возрастало по экспоненте. Словно она в любую секунду ожидала какой-то неприятной пакости.

- Яне... Спиридоновой Яне из сто тридцать третьей квартиры.

- А что с ней?

- Мы может все-таки войдем? - вмешалась следователь, - Я следователь Митрофанова. Мне надо осмотреть квартиру, допросить свидетелей...

- Здесь нет свидетелей...

- Открывайте! - Не сдержалась Юля, которой надоели бесконечные пререкания.

Властность в ее голосе произвела должный эффект на створки раковины, и они медленно отворились. Только вот роль драгоценной жемчужины досталась невыразительной соседке потерпевшей по блоку - невысокой женщине, уже миновавшей границы бальзаковского возраста, но еще не достигшей спелости зрелой ягодки. Домашний халатик изрядно потрепанный годами носки, блеклое лицо уставшего от всего человека, распущенные волосы. И только постоянно тлеющий в глазах огонь самого настоящего страха усиливал впечатление от беспросветной унылости всего остального.

- Мы следственно-оперативная группа, нам необходимо провести осмотр места происшествия...

- Какого происшествия? - Удивление в голосе женщины не было наигранным.

- А вы разве не в курсе, что Спиридонова Яна выпала из окна?

Страх, до того лишь тлевший угольками в глазах, вспыхнул всепоглощающим ужасом, словно в затухающий костер подбросили изрядную охапку сухих дровишек.

- Не-е-ет. А когда это случилось?

- Примерно полдвенадцатого вечера...

- Этого просто не может быть... Я же...

Женщина испуганно замолкла, лишь таращась на нас слегка навыкате глазами.

- Что вы? - Тут же насел на потенциального свидетеля Александр.

- Да, нет. Ничего... Я просто... Спросонья, - начала та неубедительно врать.

- Ладно, - Юля взяла бразды расследования в свои руки, - Вначале делаем осмотр. А потом опросим Вас.

Последнюю фразу адресовала испуганной соседке, отныне перекочевавшей в процессуальный статус свидетеля.

Дверь в комнату потерпевшей оказалась заперта только на защелку. И я вошел вслед за своим коллегой - экспертом, правда, всего лишь обычным криминалистом.

Обстановка внутри хотя и была весьма скромная, но заметно, что порядок постоянно поддерживался, кругом царили чистота и уют. В давно минувшие времена в блоке из двух комнат с общим туалетом проживало четверо работяг, в счастливом ожидании от социально- ориентированного государства индивидуальных квартир. Нынешней хозяйке изначально ничего боле одной комнаты и унитаза на двух хозяев не светило по жизни. А теперь даже божественный свет в конце тоннеля для нее безвозвратно погас — вход в райские кущи для самоубийц был заказан. На то и «преисподняя», чтобы оставить надежду всяк сюда входящему...

Цветастые постеры с какими-то улыбающимися парнями на стенах. Милые игрушки на полочке, как воспоминания о счастливом детстве. Символ хаоса в душе разбившейся — незаправленная, с перекрученным в жгут одеялом, измятая кровать. И пугающей вишенкой на торте — осиротевшие тапочки на подоконнике распахнутого в ночь окна.

- Ничего не трогайте, нужно еще провести осмотр... - предупредила следователь, заметив, как опер начал профессионально рыться в личной мелочевке погибшей.

Но ни предсмертной записки, ни какого иного намека на причину самоубийства не нашлось. И отсутствовали следы борьбы, что указывало бы на криминал. Основной версией произошедшего оставался только банальный суицид, коих сейчас происходило множество. Но мне не давали покоя укусы на руках...

- Александр, понятые нужны. И свидетели, если есть кто, - попросила следователь, доставая из папки бланк протокола осмотра места происшествия.

- Сей секунд. - Опер исчез.

Буквально через пару минут закашлялся и заглох шансон из ближайшего «пати», раздались возмущенные крики, затем внезапно стихшие... Подозрительная возня... И в сопровождении Александра появились два скелетообразных «меломана». У одного растекался огромный синяк под правым глазом. Видимо опер весьма убедительно аргументировал просьбу поучаствовать в следственных мероприятиях.

- Вот. Доставил. Не будить же законопослушных граждан, кому завтра на работу. Хотя, вряд ли они спят...

И уже приконвоированым:

- Делайте, что говорят.

- Да ясно, начальник. Все будет тип-топ, - ответило разукрашенное лицо, подсвечивая вновь приобретенным фонарем окружающую обстановку.

Понятые этакими былинками покачивались на несуществующем ветру, но алкоголем совсем не пахло. Видимо окружающий мир для них затейливо преломлялся в кристаллах принятых веществ.

Оперативно-следственная группа занялась своими прямыми обязанностями: следователь писала протокол осмотра; опер, исполнив долг по доставке двух хмырей, принялся копаться в шмотках почившей хозяйки, ища какие-нибудь зацепки; эксперт Василий, уподобившись трудолюбивой пчелке, приступил к опылению дактилоскопическим порошком приглянувшихся предметов. И криминалист преуспел в своих стараниях более всех - в поисках скрытых следов он развел такую бурю, что вскоре и сам оказался покрыт черной-серой пылью с ног до головы. Итогом его деятельности стало экспертное заключение:

- Все следы пальцев рук принадлежат только одному человеку. Судя по всему, потерпевшей.

После чего сложил свои причиндалы в чемоданчик и уселся в кресло, отвлеченно полистывая какой-то женский журнал.

Когда понятые, не утруждая себя чтением, расписались в протоколе, Юля попыталась узнать по обстоятельствам происшествия, но на все многообразие вопросов получала лишь один ответ:

- Начальник, ничего не видели и не слышали. Мы сегодня гуляем…

Александр препроводил на выход этих «свидетелей».

Пока группа сворачивалась, обсудив по ходу кое-какие детали происшедшего, кто-то настойчиво забарабанил во входную дверь. Александр исчез, вернулся в сопровождении местного участкового. У обоих на лицах читалась явная растерянность.

- Что такое? - Юля подняла глаза от кожаной папки, куда складывала листы составленного протокола.

- Кхм. У нас еще один «парашютист». - Участковый развел руками. - Из соседней комнаты.

С застывших фигур следственно-оперативной группы вполне можно было реалистично срисовать финальную сцену спектакля «Ревизор».

- Что за...

Сбросив временное оцепенение, мы дружно ломанулись к соседке. Дверь оказалась закрыта лишь на защелку...

Честно говоря, обстановка комнаты абсолютно ничем не отличалась от только что осмотренной нами, вплоть до распахнутого окна с мокрым от снега подоконником. И аккуратно стоящими мягкими домашними тапочками – верным признаком добровольного решения уйти из жизни таким специфическим способом. Протокол осмотра места происшествия можно было банально копировать — со всеми этими цветастыми постерами на стенах, скрученным одеялом на незаправленной кровати и мягкими игрушками на одинокой полочке.

- Значит так, чтобы не бегать туда сюда, вначале делаем осмотр здесь. И потом по ходу спуска с этажа опросим пару-тройку свидетелей. Труп осмотришь в финалочке. - Последняя фраза следователя относилась ко мне.

Я лишь кивну головой, соглашаясь с такой дорожной картой. Тем более, переться одному по мрачным внутренностям этого монструозного здания, только чтобы незамедлительно приступать к осмотру вновь образовавшегося трупа, мне совсем не улыбалось.

Александр за шкирку привел всю ту же парочку шатающихся наркоманов. Их внешняя покладистость и деланный энтузиазм легко объяснялись очередным расплывающимся фингалом. Этим чудикам оставалось только молиться, чтобы дальнейшие события никак не вписывались в канву сюжета известного произведения Даниила Хармса. Иначе свободных мест для очередных синяков просто-напросто не останется.

Юля быстро состряпала дубликат протокола. Василий разводить длительную бодягу с дактилоскопическим порошком не стал, для вида помазюкав лишь подоконник да входную дверь, сделал ожидаемый вывод об отсутствии «левых» отпечатков пальцев.

- Дверь в общий коридор была же заперта? - спросила Юля у опера, - Ну, когда ты открывал участковому...

- Да, на засов. Снаружи его никак ни открыть, ни закрыть.

- Значит, стопроцентное самоубийство?

- Ага. Без вариантов. И когда мы заходили, она была заспанная со сна... То есть и мыслей не было... До нашего прихода...

Следователь и опер смотрели друг на друга в глубокой задумчивости.

- Проклятье! Это сколько же рапортов придется написать, объяснительных. Ну, нашла время... - Александр начал закипать, только представив всю ту бумажную бюрократию, что породил этот необдуманный прыжок в ночь.

Лишь эксперты в этой непростой ситуации сохраняли абсолютное хладнокровие — нам с Василием незапланированный прыжок в окно, при проведении следственно-оперативных действий, ничем не грозил.

- Что дальше? Идем по свидетелям? - Наконец оторвался от прогнозирования незавидного будущего опер.

- Есть мысли кого можно по-быстрому опросить? - спросила Юлия.

- Нету. Применим квадратно-гнездовой метод.

Закончив с комнатами следственно-оперативная группа покинула жилье потерпевших. Василий незаметно свинтил дожидаться окончания мероприятий в машину. Следователь закрыла общую входную дверь, опечатала ее. И мы пошагали за специалистом по квадратно-гнездовым методам сыска.

Снова нырнуть в темноту коридоров оказалось весьма неприятно. В черноте углов постоянно мерещились какие-то подозрительные силуэты, иногда мелькали отсветы в глазах притаившихся во мраке, уж и не знаю кого. Может местные наркоманы искали одним им известные нычки, а может это был кто и пострашнее привычных торчков и забулдыг. Некий дробный перестук на грани слышимости, такой тихий, что, казалось, это просто слуховая галлюцинация на фоне удручающей обстановки. Пустующие огромные холлы, в которые впадали узкие коридоры, по замыслу архитекторов должны были объединять жильцов, но лишь пугали своими разверзающимися мрачными объемами. Этакие черные дыры, замершие в ожидании очередной жертвы. Неудивительно, что жильцы прятались по своим небольшим комнатам-норам, баррикадируя входы металлом.

Проклятый уличный холод ощущался все явственней, вызывая непроизвольную дрожь в коленях. Царившей внутри общаги тягостной ауре обреченности мог позавидовать и признанный мастер нагнетания ужасов - Стивен Кинг.

Пропиликавший будильник Виктор смахнул в сторону и поднялся с кровати. Хотелось пить и в туалет, Виктор прошёл на кухню, держась двумя руками за стены. В глазах было мутно, кружилась голова и, кажется, он был ещё пьян. Споткнувшись по пути об пустую бутылку на полу, он чуть не упал, но всё же добрался до мойки, включил холодную воду и жадно присосался прямо к крану. Напившись, Виктор осмотрел мутным взглядом кухню, выглядела она как после подростковой дискотеки. Расколотая посуда, на полу куски еды, пустые банки и бутылки, на столе стояла сковорода с засохшей яичницей.

-Надо завязывать. – Пробормотал себе под нос Виктор.

После утренних процедур, душа и бритья, Витя принялся за уборку в квартире. Через час квартира, если и не блестела, то по сравнению с тем, во что он превратил её за 4 дня запоя, выглядела на много лучше. Пока он убирался, мысли о том, что он практически убил несколько человек своими действиями, снова наполняли голову Вити. Он покосился на бар, раздумывая, что, может, стоит принять немного для лёгкости, но всё же эту идею отмёл. Нужно приходить в себя. Нужно возвращаться к жизни и выходить на работу. А журналы лучше закинуть подальше и никогда о них не вспоминать. Так будет лучше. Пусть всё идёт своим чередом. Кто должен умереть – пусть умирает, кто должен жить – пусть живёт. Всех он всё равно не спасёт.

Неделя шла за неделей. Большую часть времени отнимала работа, получив не большой выговор за 2 прогулянных дня, Виктор компенсировал их ударным трудом. На самом деле он просто старался загрузить себя по максимуму, чтобы не было времени отвлекаться на мысли, только иногда, во время обеденного перерыва, он посещал ту газетную лавочку, но она была по-прежнему закрыта.

Спустя месяц он перестал обращать на неё внимание вовсе и, кажется, жизнь снова вернулась в нормальное русло. Работа-дом-дом работа. В редкие выходные Виктор просто гулял по городу, ездил в парки и скверы, где во время прогулок слушал аудиокниги или читал сидя на скамейке. Одним субботним вечером Виктор как всегда отправился на прогулку по городу и сам не заметил, как до темноты засиделся в парке. По стечению обстоятельств это был тот самый парк, в котором он в первый раз попытался изменить будущее. Взглянув на часы, Виктор с изумлением обнаружил, что время подходило к полуночи, зачитавшись книгой, он совершенно потерял счёт времени. Путь домой пролегал место, где широкая и освещённая фонарями аллея расходилась на несколько узких тропинок без света, Виктор направился по одной из них к выходу их парка, размышляя по пути о прочитанном. Его мысли прервал женский всхлип их кустов, Виктор на секунду замер, прислушиваясь к вечерней тишине. Где-то вдалеке шумели сверчки, ветер шевелили кроны деревьев, больше звуков не было. Виктор решил, что ему звук послышался и снова двинулся вперёд, подсвечивая себе дорогу фонариком телефона. Через несколько шагов он отчётливо услышал, мужской голос, гулкий, как будто из бочки, ему ответил женский, затем снова заговорил мужчина. Виктор выключил фонарик и замер. Голоса больше не разговаривали, и он слышал только женские всхлипы, уже совсем рядом. Виктор тихо, наступая на асфальт полной ступнёй, чтобы уменьшить хруст от нападавших веточек, покрался к кустам сбоку от тропинки. Слегка отведя ветки, он увидел, двоих человек на полянке метрах в трёх от него. Первым был огромных размеров мужчина, который держал в руках какую-то белую тряпку, а второй была девушка, она стояла на коленях перед мужчиной, кажется, была совершенно голой. Виктор быстро сообразил, что происходит. Долго раздумывать было некогда. Это не журнал его привёл в попытках поменять очередную судьбу, он сам здесь оказался, значит надо помогать. Памятуя о предыдущей встрече с маньяком, Виктор решил в этот раз выбрать другую тактику, сначала он достал перцовый баллончик из кармана брюк, который теперь всегда носил с собой, но затем ему на глаза попалась толстая ветка, которая выглядела вполне себе сносной для удара. Виктор очень медленно подобрал импровизированное оружие и по миллиметру начал приближаться к мужчине со спины, тот снова начал что-то говорить девушке и не заметил, как Витя подкрался к нему уже почти вплотную. Взяв дубинку двумя руками, Виктор хотел было выпалить какую-либо геройскую фразу, в стиле: «Оставь в покое девочку, козёл», но в последний момент передумал и, как следует замахнувшись, врезал громиле дубиной прямо по голове. Дубина треснула напополам, Виктор отскочил в сторону, достав на всякий случай перцовый баллончик, мужчина повернулся глядя на Виктора, сделал в его сторону шаг и упал на землю. Виктор с облегчением выдохнул и посмотрел на девушку. Совсем молодая, лет 17-18 не больше, она сидела на коленях, закрыв руками лицо, плакала. Виктор подошёл к ней, присел напротив и сказал:

-Всё, всё закончилось, не плач, я его вырубил.

Девушка не реагировала, прижав локти к обнажённой груди она двумя руками прикрывала лицо, тогда Виктор встал и начал оглядываться в поисках одежды девушки, краем глаза он заметил какое-то шевеление сбоку от себя и, повинуясь инстинктам, просто начал заваливаться на бок, и вовремя. Громила очнулся быстрее, чем ожидалось, и одним прыжком, прямо с земли попытался наброситься на Витю, но промахнулся. Виктор свалился на бок, перекатился, по земле и вскочил на ноги, затем выхватил из кармана перцовый баллончик и направил на нападавшего струю. Выстрел был удачным, практически всё содержимое баллончика попало в лицо громиле, тот взревел как раненый медведь, в руках блеснул длинный клинок и он, вытирая одной рукой лицо, принялся размахивать оружием, идя прямо на Виктора. Свои шансы на победу тот оценивал ниже среднего, поэтому просто обежал по дуге нападавшего, схватил девушку за руку и крикнул ей почти в самое ухо:

-Бежим!

Девушка среагировала правильно, всё же инстинкт самосохранения включился и, держа своего спасителя за руку они бросились бежать в сторону тропинки и прочь из парка. Через пару минут они уже стояли у самого края парка, девушка тяжело дышала, а Виктор на удивление, почти не запыхался, то ли адреналин в крови, то ли пешие прогулки помогли, но чувствовал он себя превосходно. Девушка во время пробежки немного пришла в себя и теперь стояла напротив, прикрывая грудь руками. Виктор на секунду замешкался, попытался отвести от обнажённой девушки глаза, но потом, всё же смекнул, что лучше просто отдать ей свою рубашку, что он и сделал. Девушка накинула на себя одежду и бросилась обнимать спасителя, Виктор давно не чувствовал себя так нелепо и воодушевлённо одновременно, стоял столбом и бормотал что–то вроде: «ну-ну, не стоит благодарностей, любой бы поступил так же», и прочие шаблонные фразы, придуманные на такой вот случай. Во время затянувшихся объятий Виктор услышал, что в кустах за спиной хрустят ветки, только сейчас до него дошло, что они ещё не избавились от опасности, хруст становился всё сильнее, было такое ощущение, что огромный медведь ломится через лесную чащу, тогда Виктор снова взял за руку девушку, которая тоже успела услышать надвигающуюся опасность и они кинулись бежать. Как назло, район в который они вышли из парка, был мертвецки тих, ни подвыпивших гуляк, ни единого автомобиля, кругом дворы и закрытые железными дверями подъезды. Витю посетила мысль позвонить кому-нибудь в домофон, но он отмёл её, нет никаких гарантий, что дверь откроют, а вот потерянное время может стоить им жизни. Они просто бежали, попутно Виктор пинал колёса припаркованных машин, в надежде, что воющие сигнализации вспугнут преследователя. То, что громила гонится за ними он не сомневался. Они оба его видели, видели его лицо, но Виктор не запомнил его, да и за свою спутницу он был уверен, та от шока тоже вряд ли его сможет описать, но сумасшедшему маньяку это не известно. Его задача сейчас догнать и ликвидировать угрозу. Так он пробежали ещё несколько дворов, пока не выскочили на дорогу, прямо под колёса медленно проезжающему полицейскому УАЗику. Водитель резко ударил по тормозам и остановился в нескольких сантиметрах от Виктора. Девушка сразу же бросилась к выскочившим из машины полицейским, а Виктор обернулся во двор из которого только что они выбежали и успел заметить, как огромная чёрная тень углубилась обратно в сумрак дворов, всё, что он мог так это дёрнуть за рукав ближайшего к нему полицейского, ткнуть в ту сторону пальцем и прохрипеть запыхавшимся голосом:

-Литцевский маньяк… Там.

Полицейский схватил из машины автомат и с напарником они бросились в темноту дворов. С ребятами остался только водитель, который начал вызывать по рации подмогу. Виктор уселся прямо на асфальт перед машиной, руки тряслись, адреналин начал потихоньку отпускать и начинался мандраж.

В отделении полиции напротив Виктора сидел тот же полицейский, что навещал его в больнице после первого столкновения с маньяком. Капитан молча перекладывал какие-то протоколы, затем сложил их в бумажную папку, захлопнул её и посмотрел на Виктора.

-И так, Степанов Виктор, восемьдесят восьмого года рождения, на учёте не стоял, к уголовной ответственности не привлекался, добропорядочный гражданин. Расскажите мне, Виктор, как так вышло, что вы во второй раз оказались на месте преступления? И не нужно сочинять истории о длительных ночных прогулках.

Виктор немного помолчал, собираясь с мыслями:

-Как бы странно это не прозвучало, но так и есть. Я гулял в парке, вышел вечером, сидел и читал книгу, потом отправился домой, адрес вы знаете, в ту сторону единственный выход из парка, услышал шум, заглянул за кусты и увидел опять этого верзилу, а с ним девушку. Сразу понял, что происходит и попытался девушку спасти. Как результат – вполне успешно, кто знает, что он с ней сотворил бы, а если быть точным и я и ты, капитан, знаешь, что одной жертвой стало бы больше, кто пройдёт мимо? Вот и я не прошёл. Девушка жива, я в этот раз не ранен, да и она тоже, а убийца отхватил по голове дубиной и порцию газа в лицо. Я не мог просто уйти, понимаешь? Счёт на минуты шёл!

Капитан пристально посмотрел на Виктора, наверное, их учат в академии такому взгляду, «Я сделаю вид, что поверил, но меня просто так не проведёшь». Виктору даже стало немного не по себе, словно это он напал на девушку и сейчас его допрашивают и хотят расколоть, что бы он сознался в остальных преступлениях. Но Витя не стал стыдливо отводить взгляд, а наоборот, посмотрел полицейскому в глаза и добавил:

-Если меня в чём-то подозревают, то я не буду давать показания, а если вы хотите поймать серийного убийцу, то вместо того, чтобы давить на меня, дайте мне попить и спокойно поговорим. Я расскажу всё, что видел и запомнил.

Капитан, выслушав такую триаду, поднял обе ладони в жесте «сдаюсь», и уже менее «казённым» тоном ответил:

-Ладно, Виктор, вас никто ни в чём не подозревает, да и спасённая вами девушка уже опрошена. Она рассказала, что вы героически сражались и не менее героически поделились с ней одеждой.

Капитан слегка улыбнулся и продолжил:

–На самом деле я пошёл в полицию ради вот таких вот моментов. Спасать и помогать, но всё больше занимаюсь перекладыванием бумажек и заполнением протоколов и отчётов. – он потряс в воздухе лежавшей на столе бумажной папкой, – я вам даже немного завидую. Поверьте мне на слово, далеко не каждый отважится на такой поступок, тем более, если учесть ваш предыдущий опыт встречи с подозреваемым. Героем хочет быть каждый.

Полицейский замолчал и снова изучающе посмотрел на Виктора. Витя даже немного смутился от похвалы, в голову снова полезли фразы в стиле: «Ну-ну, не стоит благодарностей, любой поступил бы так же», затем он поймал взгляд капитана и понял, что это очередной приём: «Не мытьём так катаньем» - подумал Виктор. – «Не вышло надавить авторитетом, значит можно найти подход лестью». Он потряс головой, как будто это поможет отогнать мысли и ответил:

-Капитан, я правда оказался там случайно. Оба раза. Я не имел ни малейшего умысла снова встретить этого громилу, если вы не перестанете меня «колоть», то я просто прекращу отвечать на ваши вопросы.

Капитан заметно задумался, несколько секунд молчал, затем встал со стула и подошёл к столику, где стоял электрический чайник.

-Вы просили попить? Чай вас устроит?

Виктор кивнул головой и добавил:

-Вполне.

-Отлично. Чувствую, разговор наш будет долгим, пойду, наберу воды.

Капитан вышел вместе с чайником за дверь. Виктор остался один в кабинете. На столе тускло горела настольная лампа, вокруг был полумрак, силуэты теней от шкафов с папками причудливо наползали друг на друга а Виктору ужасно хотелось спать. Только сейчас он понял, как на самом деле сильно устал, глаза просто слипались под мерное тиканье настенных часов, ещё минута и он бы уснул. Двери кабинета открылись, это вернулся полицейский с полным чайником. Чайник начал щёлкать, кипятя воду, а капитан, тем временем, извлёк из ящика стола две чашки, закинул туда по пакетику чая и несколько кубиков сахара.

-Я пью без сахара. – сказал Виктор.

-Хорошо. Но сейчас будет с сахаром. Вам надо слегка взбодриться, так что поте́рпите.

Виктор поморщился, но возражать больше не стал. Капитан прав. Бодрость наше всё.

Разговор затянулся на долго. Капитан кипятил чайник ещё несколько раз. Он выспрашивал всё до мельчайших подробностей. Во что был одет подозреваемый, примерный рост, телосложение, черты лица, переспрашивал по многу раз обстоятельства первой встречи и прочее. Через пару часов Виктор чувствовал себя как выжатый лимон и под конец отвечал уже односложно и неохотно, наконец капитан закончил и предложил Виктору подвезти того до дома, на что тот с радостью согласился.

По пути капитан развлекал его рассказами о незадачливых преступниках, которые теряли на месте преступления спои паспорта или другие документы, по которым их быстро вычисляли, или оставляли следы прямо до своей квартиры или дома, как один из грабителей, залезший в офис какой-то фирмы, и укравший принтер, из принтера посыпался тонер и, практически, прямой дорожкой привёл полицейских в соседний с офисом двор, где горе-грабитель спал пьяный под лавочкой у подъезда, прямо на украденном имуществе, Виктор даже повеселел и взбодрился и, сам не заметил, как втянулся в диалог и они уверенно перешли в беседе на «Ты»». Уже подъезжая к дому, Виктор вспомнил, что так и не поинтересовался, что с девочкой, в порядке ли она и обратился к полицейскому:

-Антон, а что с девушкой? На сколько я успел заметить он её не ранил.

-Нет. Не успел. Она только разделась, этот придурок нюхал её трусики, когда ты влепил ему дубиной, она сейчас в больнице, приехала сюда к подруге из другого города на попутке, водитель высадил её около парка, ей как раз нужно было в один из домов, который вы пробежали, она, дурёха, и пошла через тёмный парк, вокруг сам знаешь крюк какой огромный, даже если на машине. Там он её и подловил, затащил в кусты, начал угрожать ножом, разрезал на ней платье и лифчик, заставил снять трусики, а тут и ты подоспел.

Виктор поморщился и сказал:

-Да. Много дебилов на свете. Надеюсь, его поймают до того, как он ещё на кого-нибудь нападёт. Хотя, я думаю, теперь он очень на долго заляжет на дно, после такого провала, а может и вообще перестанет убивать…

-Да точно, - скептически ответил капитан, – Не перестанет, знаешь, что он сказал девушке отобрав у неё трусики? Он понюхал их и сказал: «Ты не она». Даже глупцу понятно, что он ищет «Её», может настоящую, может воображаемую, но одно ясно, что он не остановится, возможно, даже если среди жертв и будет «Она», всё равно он не прекратит. Я уверен. Его надо поймать или, - капитан запнулся, – ликвидировать, в общем.

Машина остановилась напротив подъезда, Виктор поблагодарил полицейского и сказал:

-Знаешь, Антон, я думаю второй вариант самое то. Таких только ликвидировать и надо.

Капитан посмотрел на Виктора, и, немного замешкавшись, спросил:

-Виктор, как ты это делаешь?

-Делаю что? – Виктор не совсем понял сути вопроса, но всё же немного напрягся. С полицией всегда стоит держать ухо в остро. Никогда не знаешь, в какой момент из друзей они превратятся во врагов, а ты из потерпевшего в обвиняемого. Капитан тяжело вздохнул, и продолжил:

-Ты успел за последние несколько месяцев попасть в поле зрения полиции, в основном в моё, конечно, так как часть города, где ты «геройствуешь» под ответственностью моего отдела. Два столкновения с маньяком, спасённый тобой подросток и задержанный нападавший, а на Московской? Ты же понимаешь, что сейчас такое время, когда камерами увешано всё вокруг? Я первым делом, после опроса семьи, записи со всех окрестных камер изъял. На них прекрасно видно, как ты полез в окно следом за преступником. Его, кстати, задержали не далеко от того дома. Он из соседнего города к нам перебрался, там за ним числится куча аналогичных нападений, такие зверства там вытворял, я чуть не проблевался, листая материалы дела, но, на его беду и на радость семьи, внезапно появился ты. Чуть не угробил главу семейства, кстати, но, тем не менее, спас их.

Виктор сидел молча, не зная, что ответить, тогда полицейский продолжил:

-Объясни мне, как ты об этом узнал? Ты будущее предсказываешь? Или типа того?

Виктор посмотрел на капитана и сказал:

-Я не знаю. Это выходит случайно. Я просто хожу, гуляю, вижу какое-то преступление и пытаюсь его предотвратить. Я не герой. Просто так складываются обстоятельства. Больше мне нечего добавить.

Капитан долго молчал, Виктору тоже особо нечего было сказать, рассказывать про журналы он категорически не хотел, мало ли что задумал этот человек. Узнай он его секрет, он может ему помочь, а может и передать их в какое-нибудь ФСБ, вот тогда судьбы людей будут кроить по-настоящему, без оглядки на количество жертв, всё, разумеется, во благо страны и народа. Народа правящего и богатого, а не простых людей, как сам Виктор или этот любопытный капитан. Просидев молча ещё пару минут, Виктор решил, что пора прощаться и извинившись вылез из машины. Уже подойдя к подъезду, он услышал, как полицейский его окликнул из окна машины:

-Виктор! Я не знаю, как ты оказываешься в эпицентре этих событий, но, я хочу, чтобы ты знал, если каждый не станет проходить мимо чужой беды, этот мир станет на много лучше. Если тебе потребуется помощь – мой телефон у тебя есть.

Виктор не оборачиваясь зашёл в подъезд и вызвал лифт. Он был уверен, что к капитану он обратится только в самом крайнем случае, но вот на мысль о том, что может зря он забросил попытки спасать людей, полицейский его всё же натолкнул. На душ сил не оставалось совершенно, Виктор быстро разделся, бухнулся в кровать и моментально заснул крепким сном без сновидений.

Предыдущие главы читать здесь:

@ZoyaKandik

Глава 6

- 1 -

Двадцать четвертого августа в пять часов утра меня разбудил звонок. Не открывая глаз, я схватил уником и запустил им в стену. Какого черта? У меня отпуск, первый день. Имею я право хорошенько выспаться или нет? И вообще, что за манера беспокоить человека в такую несусветную рань? Я надеялся, что уником выключится или сломается, но проклятая железяка оказалась крепкой, она продолжала звонить, и звонить, и звонить. Пожар у них там, что ли? Пришлось вылезать из теплой постели.

- Если это какая-нибудь ерунда – убью, - свирепо пообещал я. – Кто бы ты ни был – найду и убью!

И в самом скверном расположении духа ткнул в мигающий сенсор.

Я не сразу узнал Оливера, а когда узнал, то не на шутку перепугался. Выглядел он так, что краше в гроб кладут.

- Алекс, - бесцветным голосом сказал Оливер. – Алекс, Вероника умерла.

Ноги у меня подкосились, и я сел прямо на холодный пол.

- Что? – глупо переспросил я. – То есть как это – умерла? Нет, подожди! Вероника? Умерла? Ты…

Ты не шутишь? Ты не ошибаешься? Ты пьян? Вопросы застряли у меня в глотке при виде маски горя и скорби, в которую превратилось лицо моего зятя. Смерть любимой жены? Такими вещами не шутят, даже спьяну.

- Ее убили, Алекс. Ее и нашу дочь. Нашу нерожденную дочь.

Он спятил. Ну, конечно, он спятил! Сошел с ума от… не знаю, от чего! От чего вообще сходят с ума? Наследственность? Черепно-мозговые травмы? Наркотики? Я перевел уником в голографический режим и принялся быстро одеваться. Что бы там ни произошло, я обязан быть рядом!

- … стрелок, понимаешь? И яд, страшный яд. Всех спасли, а Вероника… Алекс, я не знаю, что мне делать. Как мне жить. Они стараются, они все очень стараются, но это же зверь, Алекс! Самый настоящий изверг! Столько жертв… За что? Ну почему – Вероника? Что она ему сделала?

Голос Оливера звучал монотонно и равнодушно. Он не сдерживал чувства – у него их просто не осталось. Сгорели все. И сам он словно выгорел изнутри, оставив после себя ходящую и говорящую оболочку.

- Жди меня! – крикнул я, швыряя в сумку самое необходимое. – Я немедленно вылетаю! Слышишь? Сиди дома и жди меня!

- Спасибо, Алекс, - сказал Оливер.

Я совершил невозможное. Я пробился сквозь неприступные редуты к начальнику космопорта и зубами выгрыз из него правительственную бронь до Форшанга. Я потребовал от капитана корабля доступ к служебному гипер-передатчику и получил его: наверное, вид у меня был страшен, потому что капитан, суровый космический волк, не задал мне ни одного вопроса. Пока мы еще находились в космосе, до прыжка, я скачал все материалы по Стрелку, находящиеся в открытом доступе, и волосы у меня встали дыбом от прочитанного.

Если пресса не врет… пусть даже где-то преувеличивает, нагнетает, но в главном не врет…

Бедная Вероника! Бедный Оливер! Ничего, дружище, потерпи, скоро я буду у тебя!

Через тридцать два часа я стучался в дверь дома Оливера Ши.

-2-

- Это я виноват.

Сегодня Оливер выглядел лучше, чем вчера. Во всяком случае, он уже не походил на ожившего мертвеца. Умылся, надел чистую рубашку, побрился даже. Но вот есть он наверняка забывал, и я первым делом заставил его съесть целую тарелку горячего супа и выпить хорошую порцию водки.

- Понимаешь, если бы я не оставил ее одну, если бы был рядом… Я всего лишь отлучился в туалет, меня и не было-то минут десять… Если бы я знал…

От его тихого голоса меня мороз по коже продирал. Уж лучше бы он кричал или плакал.

Я видел все так ясно, как будто сам там присутствовал: просторный светлый холл госпиталя, толпа взволнованных испуганных людей; кто-то плачет – его утешают, кто-то храбрится – его осаживают. Оливер крепко держит Веронику под локоть, а она, растерянно улыбаясь, прикрывает руками живот. Очередь движется медленно. Шум, суета, кондиционеры не справляются, и негде, совершенно негде присесть. А тут еще мочевой пузырь дает о себе знать. Оливер терпит, сколько может, но потом не выдерживает. Поручив Веронику заботе какой-то милой старушки, Оливер бросается в туалет.

Сколько его не было? Десять минут? Больше? Неважно – вернувшись, Веронику он не находит. Ушла, говорит старушка. Душно ей стало, захотела на воздух выйти. Расталкивая людей, Оливер выбегает в сквер, окружающий госпиталь. Сквер большой, с тенистыми аллеями, везде лавочки, и все они заняты людьми, но жены среди них нет. Ее вообще никто не видел, она словно сквозь землю провалилась. Уником Вероники не отвечает, и Оливер, потеряв голову от страха, бестолково мечется, громко окликая жену по имени. Потом к поискам подключаются еще какие-то люди.

Ее нашли в климат-боксе: бело-голубые цилиндрические кабинки во множестве стояли вдоль центральной аллеи парка. Ими мог воспользоваться любой желающий, и их, желающих, было немало в эту жару: морской бриз, сосновый лес, цветущий луг, соляная пещера – на выбор. Вероника выбрала морской бриз.

Поздно, сказал вызванный врач, стараясь не смотреть на Оливера. И для матери поздно, и для ребенка. Мы ничего не можем сделать. Простите.

- Ей было больно, - сказал Оливер. – Больно и страшно. Я видел ее лицо, я знаю.

Я молча сжал его плечо. Что тут можно сказать? Какие слова подобрать, чтобы умерить боль человека, потерявшего всё? Нет таких слов.

- Я в порядке, - сказал Оливер. – Нет, правда. Видишь? – он закатал левый рукав рубашки, показал мне серебристую эластичную ленту, плотно охватившую его руку выше локтя. – «Чекер». Контроль и помощь. Чуть что, сразу хорошая доза седатина. Так что не волнуйся за меня, не сдохну. Не потому, что не хочу. Просто не дадут.

Я кивнул, налил нам по стаканчику крепкого. Водку Оливер взял без возражений, хотя спиртного не любил. Раньше не любил.

Как бы не спился, с беспокойством подумал я. Иногда такое бывает. И убрал бутылку с глаз подальше. Оливер усмехнулся.

- Я в порядке, - повторил он. Понюхал стакан, глотнул, еле заметно поморщился. – Ты ведь найдешь его?

Вопрос прозвучал так обыденно, так буднично, что я сперва даже не понял, о чем он говорит. Кого-то надо найти? Да нет проблем, сделаем все в лучшем виде! А потом до меня дошло.

- Оливер, дружище, - мягко сказал я. – Как тебе объяснить… Ты не думай, я не отказываюсь, просто… Ты пойми, меня к этому делу и на пушечный выстрел не подпустят… и правильно сделают, между прочим! Ты насмотрелся фильмов, начитался беллетристики. Там полицейские почему-то всегда тупые и неповоротливые, а главный герой делает за них всю работу. Только это неправда, ты уж поверь мне. Может, они действуют не так быстро, как бы нам хотелось, но это потому, что обыватель просто не представляет себе всей сложности этой работы и…

Оливер внимательно слушал меня и даже кивал, соглашаясь.

- Два года назад, - сказал он. – Да, кажется, это было два года назад. Или три? Неважно. У одной пожилой дамы пропали семейные реликвии. Ничего особенного, просто исторический хлам, но он ей был дорог как память об отце-актере: тот в молодости снялся в главной роли у самого Россиньи, и вся семья очень этим гордилась. Потому что больше, в общем-то, гордиться было нечем. Все указывало на то, что в дом проник посторонний – окно взломано, все перерыто, разбросано в беспорядке. Да, еще пропали старинные серебряные ложки, какие-то украшения. А вором оказался внук этой дамы – он крупно поссорился с бабушкой, та публично отказала ему от дома, и вот таким образом он решил отомстить бабуле. Громкое дело было, вся пресса только об этом и говорила, и мы все гордились нашей полицией. Зло повержено, правосудие торжествует, преступник наказан.

- Ну? – сказал я, не понимая, к чему он клонит. – И хорошо. И правильно. Не понимаю, что тут…

- Его искали полгода, - перебил меня Оливер. – Представляешь? Полгода! И если бы не случайность, если бы разобиженный внучок не совершил маленький промах…

Я пожал плечами.

- Главное, что его поймали. Остальное детали.

- Ты действительно не понимаешь, - вздохнул Оливер. – Уровень, Алекс. Уровень! Какой-то неопытный, но дерзкий воришка полгода водил за нос всю полицию. А попался лишь потому, что сам забыл о своем преступлении и стал пользоваться украденными вещами. На этом и погорел. А Стрелок – не воришка. Он убийца, Алекс, настоящий профессионал. Как ты думаешь, когда его поймают? Если поймают вообще?.. Ты найдешь его, Алекс, - подвел итог Оливер. – Пообещай мне. Или этим займусь я.

Я посмотрел на своего зятя: мягкого, доброго, непрактичного человека, преподавателя истории, который в свободное время рисует посредственные пейзажики, и вздохнул. Конечно, я пообещал. А что мне еще оставалось делать?

-3-

- Не положено!

- Но я в каком-то смысле потерпевший! Мне нужно поговорить с…

- Не положено!

- Но у меня могут быть важные сведения!

- Напишите заявление. Оставьте свои контакты. С вами свяжутся.

- Зачем такая волокита, сержант? Когда все можно сделать проще и быстрее?

- Не положено!

Квадратный сержант (квадратные плечи, квадратный подбородок, квадратные кулаки) с равнодушием сфинкса взирал на меня сверху вниз. Прорваться сквозь этот живой заслон было невозможно, и я сдался. Выйдя из здания полицейского управления, я сунул руки в карманы и, нога за ногу, поплелся, куда глаза глядят. Я был растерян и зол. Точнее, зол и растерян. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто ведет дело Стрелка, мне нужно было задать ему уйму вопросов, но меня не пускали, и теперь я ломал голову, как же мне встретиться с нужным человеком. Получалось, что есть только один способ – слоняться рядом с полицейским управлением в надежде на то, что кто-нибудь из компетентных лиц снизойдет до разговора со мной.

Дурацкий способ, согласен. Но что делать, если другого нет?

- Алекс? Алекс Берк?

Я поднял голову, встретился взглядом с высоким подтянутым человеком. Седой ежик волос, мундир старшего офицера полиции. Смутно знакомый человек… и улыбка… Я мысленно убавил офицеру несколько лет, понизил его в чине, подпустил черной краски в изрядно поредевшие волосы и громко ахнул.

- Айвен? Айвен, дружище, ты ли это?

- Узнал, умник? – рассмеялся Айвен Смит.

Мы обменялись крепким рукопожатием, обнялись. Айвен отстранил меня, разглядывая.

- Не изменился, - растроганно сказал он. – Ну ни капельки. Все такой же.

- Зато ты вон какой. Орел! Честное слово, орел. Растешь, я смотрю!

- Заместитель окружного комиссара, - похвастался Айвен, и я уважительно присвистнул. – А все благодаря тебе. Помнишь то дельце?

Я помнил. Шесть лет назад Айвен с коллегами оказал мне неоценимую помощь. Правда, сам он думал иначе и даже считал себя моим должником… и на этом строился мой расчет.

Честный и справедливый должник, он же всегда постарается отдать свой долг, правда?

- Ну а ты как? Все так же, на вольных хлебах? И как оно, на кусок маслица сверху хватает?

- Хватает, - кивнул я. – И на маслице, и на икорку. Сам знаешь, мы с тобой без работы не останемся.

- Знаю, - согласился Айвен.

Он все еще улыбался, но взгляд его изменился. Холодным он стал, внимательным. Профессиональным, я бы сказал.

- Так ты что, по делам здесь? – изо всех сил изображая беззаботный интерес, спросил он.

Получилось плохо. Радость неожиданной встречи прошла, исчез благодушный обыватель, его место занял бывалый полицейский. Айвен насторожился, подобрался, и во взгляде его без труда читалось подозрение в мой адрес.

Детектив? Здесь и сейчас? На кого ты работаешь, детектив, что вынюхиваешь? Только не говори мне, что просто мимо шел. Что твое появление на Форшанге, когда здесь орудует Стрелок, - случайность, совпадение. Не верю! Не бывает таких совпадений!

Первый заместитель окружного комиссара полковник Айвен Смит твердо намеревался вытрясти из меня правду.

Нормальная реакция, отметил я, правильная. Хоть и несколько замедленная.

- По делам, - вздохнул я. – По семейным. Понимаешь, сестра у меня погибла, Вероника Ши. Ну, ты в курсе, как я понимаю.

- О, боже! – Айвен был поражен. – Миссис Ши – твоя сестра? Не знал. Прими мои соболезнования.

Я тяжело вздохнул. Я опустил голову и развел руками. Я не стал уточнять, что Вероника не родная мне сестра, а троюродная, и что с ее мужем Оливером меня связывает давняя дружба, а сама Вероника, по большому счету, чужой мне человек. Мы и общаться-то стали, лишь когда она вышла замуж за Оливера.

- Мне Оливер вчера позвонил, весь в истерике, весь в слезах. Кричит: «Вероника умерла!» Я тут же к нему. Думал, со здоровьем что-то, думал, преждевременные роды. У нее ведь, знаешь, проблемы были по этой части, слабенькая она была. Приехал, а тут такое! Какой-то стрелок, какие-то убийства! Кошмар! Оливер, бедняга, ничего толком объяснить не может, он вообще плохо соображает сейчас, накачали его чем-то. Ну, я, естественно, в полицию. А тут ты! Узнал меня, окликнул… Черт, это такая удача!

Да, так будет правильно: частный детектив Алекс Берк не в курсе происходящего, он считает, что смерть его сестры вызвана естественными причинами, и только тут, на Форшанге, узнает про убийства.

В глазах полковника Смита медленно истаивала подозрительность.

- То есть ты не знал, что я занимаюсь этим делом? – уточнил он.

- Откуда?! – я был сама искренность. – Говорю тебе, только что прилетел. Пару часов назад буквально, можешь проверить. Пока до Оливера добрался, пока всё из него вытряс… Айвен, дружище, у меня просто времени не было наводить какие-то справки. А о тебе, если честно, я и вовсе не думал. Мне даже в голову не могло прийти, что ты теперь такая важная шишка.

Полковник Смит медленно кивнул. Полковника Смита терзали угрызения совести. Еще бы! Обидел подозрением хорошего человека, честного человека, потерявшего любимую сестру. Человека, которому лично он, Айвен Смит, обязан многим – и своим повышением, и своим переводом из глухой провинции в Медону, и занимаемой должностью. И пусть хороший человек даже не догадывается о нанесенной ему обиде, это не делает муки совести легче. Даже наоборот.

Айвен Смит был в шаге от того, чтобы сделать мне предложение, от которого я не собирался отказываться. И я помог ему сделать этот шаг.

- Слушай, - понизив голос, сказал я. – Если все это правда, насчет Стрелка и неизвестного яда… Ты понимаешь, какой это для тебя шанс? Черт возьми, ты же головастый мужик, опытный следователь, я видел тебя в деле. Ты найдешь этого выродка, я уверен. Глядишь, повышение получишь. А я буду по гроб жизни тебе благодарен.

Если у полковника Смита еще оставались какие-то сомнения, сейчас он их отбросил. Он принял решение.

- Слушай, Алекс. Что ты скажешь, если я привлеку тебя как консультанта?

- Я бы очень этого хотел, - честно признался я. – Только, понимаешь…

- Гонорар? Понимаю. Да, он будет чисто символическим. Привлеченные консультанты оплачиваются по четвертому разряду.

- При чем тут гонорар? – совершенно искренне возмутился я. – Ты меня что, за подлеца держишь?

- Прости.

- За корыстного подлеца?

- Прости.

- Для которого главное – деньги, а сестра так, плюнуть и растереть?

- Ну прости. Говорю же, прости дурака.

- Дурак и есть. Если не понимаешь элементарных вещей. У меня сестра погибла. И, получается, я - заинтересованное лицо. Могу ли я быть консультантом?

Айвен помрачнел.

- Официальным консультантом? Оплачиваемым по четвертому разряду?

Этот прозрачный намек Айвен понял сразу. И просветлел лицом.

- То есть неофициально… как частное лицо…

- Как частное лицо я имею право разговаривать с кем хочу и о чем хочу. И делиться полученными сведениями хоть с полицией, хоть с прессой, хоть…

- С прессой не надо, - с беспокойством перебил Айвен.

- Не буду, - покладисто согласился я. – Ни с кем не буду, кроме тебя. Но ты же понимаешь, мне тоже нужна информация. Вся информация. Потому что сплетни, слухи, догадки и фантазии я сумею собрать и сам. Собрать, разложить по полочкам, сделать выводы… Ну, ты понимаешь.

Заместитель окружного комиссара понимал. Шесть лет назад младший комиссар Смит поначалу недооценил меня. И горько пожалел об этом, хотя в итоге все закончилось хорошо. Сейчас полковник Смит не колебался ни секунды.

- Я решу этот вопрос. Пошли, мне нужно кое с кем поговорить.

Айвен решительно зашагал в сторону управления. А я, внутренне ликуя, последовал за ним.

Меня совесть не мучила. Да, я знал, кем стал и чем сейчас занимается мой давний знакомец Айвен Смит – вычитал в прессе; да, я подстроил эту нашу встречу, рассчитывая на совершенно определенный результат. Что ж, тщательно отрежиссированный спектакль прошел как по нотам, я достиг своей цели. Очень скоро я окажусь в центре событий, в моих руках будет самая свежая, самая точная информация. А уж я сумею ею распорядиться.

Держись, Оливер, подумал я. Охотник вышел на кровавый след.

-4-

При виде начальства квадратный сержант вытянулся в струнку и отдал честь. Ладонь его потянулась к сенсору, но замерла в сантиметре от него, едва он увидел мою физиономию.

- Сэр?

- Открывайте, открывайте, - нетерпеливо бросил Айвен.

- Сэр, этот человек…

- Он со мной!

- Так точно, сэр. Пожалуйста, его пропуск, сэр.

Пропуска у меня не было. Айвен сконфужено обернулся ко мне, развел руками.

- Инструкция, Алекс. Чертова инструкция. Особенно сейчас. Ты же понимаешь.

- Понимаю, - успокоил я его.

- Жди здесь, - распорядился Айвен. – Я улажу этот вопрос. Я быстро.

Бесшумно разъехались двери из толстого бронестекла, Айвен почти бегом пересек просторный холл и, игнорируя приветливо осветившийся лифт, направился к лестнице.

Сержант снова козырнул, пропуская полковника, а потом с уважением посмотрел на меня. Не стоит злить человека, с которым начальство на «ты», говорил его вид. Лучше с таким человеком дружить.

- Кофе, сэр? Чай? Газировка? Автоматы бесплатные, сэр.

Я отказался со всей возможной сердечностью. Знаю я эти бесплатные автоматы! От той бурды, что закладывают в них, можно язву желудка заработать. Изжога, во всяком случае, гарантирована.

Я скромно устроился в кресле для посетителей и огляделся. Народу в дежурке было немного: зареванная девица лет шестнадцати, сухонький бодренький старичок в цветастых шортах и офисном пиджаке на голое тело и монументальная женщина лет шестидесяти в черном платье, туго обтягивающем ее выдающиеся формы. Женщина разговаривала дежурным дознавателем. Точнее, загнала несчастного в угол и теперь нависала над ним, потрясая воздетыми кулаками и пышной грудью. А тощенький дежурный, больше похожий на провинившегося подростка, чем на полицейского, отбивался с несчастным видом и беззвучно разевал рот – громовые раскаты, что издавала женщина, совершенно заглушали его голос.

- В него стреляли, точно вам говорю! Что значит – кто? Стрелок этот ваш, кто же еще! Я ничего не выдумываю, молодой человек, я это видела собственными глазами! Нет, как стреляли, не видела, зато рожей его синей налюбовалась вдоволь. Да Джузеппе моего рожей, чьей же еще? Он же потом неделю дома сидел, носа в свои пивнушки не показывал. Что значит – ну и что? Говорю вам – этот ваш Стрелок убил его! А то, что я родного мужа поварешкой огрела, это ничего не значит. Имею право! Да и в первый раз, что ли? Ему же это как слону дробина, когда он пьяный. Не слон пьяный, дурья твоя башка, а Джузеппе! А чтобы я своего родненького до смерти прибила… Да как у вас язык-то повернулся, такое сказать? Нашли убийцу, понимаешь. Конечно, куда проще слабую женщину во всем обвинить, чем настоящего убийцу искать. Особенно, когда женщина теперь вдовая, заступиться за нее некому, всякий норовит сироту обидеть…

Вдова Джузеппе прервала свой оглушительный монолог и перевела дух. Этим тут же воспользовался дежурный.

- Миссис Тотти, - просипел он сорванным голосом. – Я-то тут при чем? Вам не ко мне, вам к следователю надо. Который ваше дело ведет.

- Зови, - охотно согласилась вдова. – Мне какая разница? Я в ваших премудростях ничего не понимаю. Мне бы только честное имя свое отстоять. А то перед соседями стыдно, ей-богу! Я – убийца! Слыханное ли дело? Когда мы всю жизнь с Джузеппе моим душа в душу, это вам всякий скажет! Зови своего следователя!

- Так нет его, - стараясь быть убедительным, дежурный прижал руки к груди. – На выезде он. И когда будет – неизвестно. Вы идите домой, миссис Тотти, а я ему все передам в лучшем виде. Он освободится и позвонит вам.

Но вдова была непреклонна. Нет следователя? Очень хорошо, она подождет. Да, прямо здесь. Да, сколько надо, столько и будет ждать, хоть до ночи, хоть до морковкиного заговенья. Да вызывай свой наряд, негодяй, позор своей матери, хоть два наряда вызывай, никуда я не уйду. Вот прям здесь умру, а не уйду. Меня - за решетку? За сопротивление полиции? А ну, давай, мы еще посмотрим, кто кого!

Вдова воинственно поддернула рукава платья, обнажив мощные предплечья, и дежурный окончательно скис. А раскрасневшаяся вдова, печатая шаг, проследовала к узкому неудобному диванчику, где и уселась, обмахиваясь широкими ладонями и дуя себе в декольте.

Я был в восторге. Старикашка был в восторге. Девица бросила размазывать сопли и слезы по своей замурзанной мордашке и приободрилась. Даже сержант откровенно лыбился, нарушая устав, и я не сомневался, что в самом скором времени об этом инциденте будут знать все его коллеги.

В это время в дверь дежурной части вошла девушка и в нерешительности остановилась на пороге.

Красивая девушка, оценил я, и фигурка у нее отличная. Только стрижется слишком коротко, на мой вкус.

Девушка сделала несколько неуверенных шагов. Квадратный сержант приосанился и выпятил грудь.

- Я не знаю, к кому мне обратиться, - тихо сказала девушка.

- Для начала ко мне, - тощенький дознаватель и не пытался скрыть свою радость. Еще бы! По сравнению с громогласной вдовой девушка представлялась ангелом небесным. – У вас какие-то проблемы? Да, и представьтесь, пожалуйста.

- Мария. Мария Штольц. Понимаете, мой жених… Он погиб. Разбился в горах.

- Сочувствую. Нет, правда, мне искренне жаль.

- Спасибо. И я не знаю… То есть он действительно разбился – сорвался и упал, есть свидетели и видеозапись… Только… Наверное, все это ерунда и ничего не значит, но мне кажется, в Адриана тоже стреляли. Во всяком случае, он мне сам рассказывал. Я сперва подумала, что это просто синяк, и удивилась, как он так ухитрился удариться ухом. А он сказал…

Взмахом руки дознаватель прервал сбивчивый рассказ девушки.

- Вот что, мисс Штольц. Мы сейчас пройдем в кабинет, и вы мне все изложите в подробностях. Сержант, откройте допросную.

Сержант кивнул и открыл неприметную дверь, ведущую в тесную комнатушку. Дознаватель сделал галантный жест рукой: прошу, мол.

- Конечно, - язвительно прокомментировала вдова. – Молодая, красивая. Ишь, хвост распустил. А честной женщине – жди! Ничего тебе не обломится, петушок, и не надейся! – И она скрутила внушительный кукиш.

Дверь уже закрывалась за дознавателем, но я успел увидеть, как у него покраснели уши.

Сына он любил безумно и гордился им бесконечно. Однако Елизавета, его восьмилетняя дочь, в нём души не чаяла и была воистину папина дочка. Соответственно с ней он проводил времени больше, отдав заботу о младенце тому, кто больше всего этому подходил – маме.

Но была и ещё одна причина, по которой он старался надолго не выпускать из виду дочку. Это некоторая странность, происходящая с ней. Иногда в её разговоре проскальзывали упоминания о каких-то тенях или сущностях. Сначала он думал, что это просто её детское воображение играет с ней и создаёт воображаемых друзей. Но их всегда было пять, и никогда она не называла их друзьями.

Поход к специалисту никаких проблем не выявил. Психиатр подтвердил, что девочка полностью здорова, а эти тени - просто её воображение. Хоть это и настораживало его, но упоминания о тенях были крайне редки, жить и развиваться дочке не мешали. Он боялся, что и у сына Даниила начнутся те же проблемы, но ребёнок ни про какие тени не знал, с сестрой и другими детьми общался нормально, в общем, был обычной деревенской шпаной. И со временем его опасения по поводу дочкиных видений утихли.

Так прошли ещё восемь беззаботных лет в Оёке. Лиза пошла в выпускной одиннадцатый класс, а Даниил уже учился во втором. Вот тут то тени и напомнили о себе. Вокруг дочки стали происходить странные вещи. Нет, она не двигала предметы на расстоянии и не начала читать мысли, просто всё в её жизни вдруг стало идти под откос. Среди её знакомых и друзей участились случаи травм и других нехороших происшествий. Сама она словно стала магнитом для неприятностей. Девочка замкнулась в себе и почти оборвала любое общение. Он пытался с ней поговорить, узнать что с ней происходит, но Лиза ничего внятного сказать не могла. Только повторяла, что это всё «они». Естественно он сразу подумал о тех тенях, что навещали её в детстве. Но ни один его знакомый ничем не мог помочь его дочке. По всем медицинским показателям она была здорова. Он даже свозил её в Москву к своему хорошему знакомому, с которым он вместе учился, позже тот переехал в столицу и стал там одним из лучших врачей. Но даже в Москве с тамошним, якобы лучшим - оборудованием, никаких патологий обнаружить не удалось.

На учёт психиатра он, естественно, дочь ставить не стал, но нескольким своим знакомым её показал. Специалисты, все как один, говорили, что, помимо загадочных теней, его дочь вполне здорова. Но ей от этой информации легче не становилось совсем. Она была на грани нервного срыва. Боялась ложиться спать, потому что во сне видела «их», боялась выходить на улицу, потому что там обязательно что-нибудь с ней да происходило. Учиться она не могла. Он с женой приняли решение не пускать её в школу по состоянию здоровья.

Он уже начал задумываться о том, чтобы уволиться и проводить всё время с ребенком, пока проблема не пройдёт, но жена отговорила его, мотивировав тем, что «ей наше присутствие помочь никак не может, а работа всё же помогает немного отвлечься от случившегося. «Уволиться никогда не поздно». Они даже первый раз за почти двадцать лет знакомства сильно поругались на этой почве. Он никак не мог понять, как она – мать - может такое предложить? Неужели она может так спокойно это переносить? Но потом он вспомнил, как она плачет по ночам и как у неё от напряжения трясутся руки и губы, и извинился перед ней.

Даниила они пытались ограждать от всего этого по максимуму. Записали его на все возможные спортивные и учебные кружки, а по выходным старались отправлять к тёте в Иркутск. К той самой его двоюродной сестре, отношение с которой удалось сохранить. Она была уже не молодой женщиной. Её дети давно уже разъехались, и она с радостью принимала к себе в гости мальчугана. Тем более была в курсе происходящих событий в семье брата и поддерживала их идею ограждать Даниила от этой беды.

А беда всё росла. И вот настал тот самый солнечный, тёплый весенний день. Это был выходной. Всю неделю Елизавета чувствовала себя хорошо и попросила в субботу собраться всей семьёй. Даниил ещё тогда очень обиделся на неё, что из-за её просьбы он не поедет в Иркутск. Он очень привязался к своей тёте и этому городу. Но ему обещали его любимый торт, и это стёрло обиду полностью. В конце концов в Иркутск он ездит каждую неделю, а торты покупаются редко. Это была превосходная суббота. Они всей семьёй готовили завтрак, потом гуляли по селу. Пообедали они в кафешке, а вечером во время ужина посмотрели какой-то семейный фильм, разрезали обещанный сыну торт и закончили день игрой в «Доминион» и поеданием торта с чаем. С превосходным настроением все тогда уснули. Это и правда был волшебный день.

Утром, когда Елизавета не вышла из своей комнаты на завтрак, отец почувствовал неладное. Дверь в её комнату была заперта, а на попытки достучаться до дочери никто не реагировал. Взломав дверь, он обнаружил её мёртвой в своей постели. Она лежала как живая. На лице её была умиротворённая улыбка. Пустая пачка таблеток, лежащая на прикроватной тумбочке тут же открыли ему всю картину произошедшего за ночь. Лиза покончила с собой. В прощальной записке она просила их не винить себя. Рассказала, как она любит их и как благодарна им за их тепло и заботу, но так дальше жить она больше не могла. Спустя несколько месяцев после начала кошмара, они с женой заметили, что Елизавете неожиданно стало лучше. Она вновь стала улыбаться (хоть и редко) и выходить к людям. От таких перемен, они с женой были настолько ослеплены счастьем, что не замечали очевидного. Её рассеянный взгляд, заторможенную речь и вечную сонливость. А причина её перемен была до банального проста - Елизавета подсела на сильнодействующие успокоительные. Выкрав у отца бланк и взяв незаметно печать, она подделала подпись и сама себе выписала рецепт. «Благо» в то время интернет был уже не мифом и в доме уважаемого сельского врача он имелся. Она посмотрела виды препаратов и, так как в их родном селе её знали все, тайно от родителей, пока они были на работе, ездила в Хомутово покупать их. К сожалению таблетки, которые хоть как-то спасали её последние несколько месяцев, со временем все же перестали работать. Ей снова становилось всё хуже и хуже, а значит, надо было что-то предпринять. И она предприняла.

Его переломило.

Никогда он не напивался. Даже когда умерли его родители. Он мог выпить в компании, мог даже выпить по настроению. Но знал свою меру и, честно говоря, никогда сильно не любил алкоголь. Тем более важная и ответственная работа являлась отличным противопоказанием этой дурной привычки. Но смерть дочери его сломала. Он начал пить. Так как все его знали и знали что произошло, его не осуждали. Но с должности сняли, позволив ему остаться на полставки в качестве терапевта. Всё же хорошие специалисты в медицине в начале двадцать первого века стали редкостью, а опыт, как говориться, не пропьёшь.

Утром, с ним ещё можно было общаться, но вечером, когда он приходил с работы, любое общение с ним становилось испытанием для окружающих. Отношение с сыном начали ухудшаться в геометрической прогрессии. Жена его, оказавшаяся крепче, чем все думали, изо всех сил пыталась сохранять хоть какой-то настрой в семье. Но ребёнок, который и так последний год всё больше отдалялся от семьи, был не способен понять всего горя, что они испытали и в итоге, по предварительной договорённости, съехал от них к тётушке в Иркутск. За лето подал документы в ближайшую школу и перешёл в неё доучиваться в старших классах.

Где-то за пару лет до переезда сына, он начал подозревать неладное в своём организме. Сначала он перестал чувствовать кончики пальцев. Вообще. Они не немели, как при остеохондрозе, а их вообще как будто бы и не существовало. Но, по факту, пальцы гнулись. Стакан и бутылку держать могли и ладно. К несчастью на пальцах всё не закончилось. С его телом стали происходить странные изменения. Раз за разом разные функции его организма либо сбоили, либо переставали работать. Ему стало очень сложно им управлять. Руки и ноги слушались его всё хуже и хуже. Это и переезд в другой город сына, заставило его бросить пить. Но было поздно. Организм постепенно отключался.

В последующие два года, когда сын учился в старших классах, их отношения начали постепенно налаживаться. В школе Даниил познакомился с отличным парнем Семёном. Он с парнями, а иногда и с женой, часто ездили на рыбалку. Тогда он ещё мог водить. Это были хорошие дни. Не те светлые, что были до алкоголизма, но действительно хорошие. На фоне последних лет. Жене стало полегче, и она была очень благодарна сыну и его долговязому новому другу за то, то они не бросили его.

Но те дни прошли. Болезнь развивалась. В осенний день он, из-за отсутствия чувствительности и низкой скорости реакции, не справился с управлением и врезался в рекламный столб. Машину, после этого починили и продали, а вот его было уже не починить. Скорость развития болезни увеличилась.

Точного диагноза данному недугу врачи дать не могли, так как случай был если не уникальный, то редкий. В его голове постоянно происходили даже не микро, а, если так можно выразиться, наноинсульты. Его центральная нервная система умирала очень медленно и. на первый взгляд, незаметно. Но неуклонно. Ежесекундно какая-то крошечная функция какой-то части его организма переставала работать. А получилось всё это из-за постоянной работы с наркозом. Больше двадцати лет он дышал его парами. Ко всему этому он добавил стресс и несколько лет алкогольной зависимости. Возможно при современной медицине это можно было бы остановить или хотя бы замедлить. Но черепно-мозговая травма, полученная при той злосчастной аварии, поставила на возможности выздоровления крест.

Самое страшное было то, что тело его умирало, но при этом мыслительные процессы не страдали. Он был в полном сознании, но сделать ничего не мог, став заложником собственного тела. И если бы не жена Светлана и не сын Даниил, он бы уже давно разложился вместе со своей биологической тюрьмой.

Бумага «яичная скорлупа», шариковые ручки. Размер 15х20 см. 2021 г.

Когда-то очень давно существовал мир, во многом похожий на Землю. На нём существовал развитый разум, активно заселяющий дальние космические системы миров и налаживающий мирный контакт с инопланетными существами. И, как бы далеко не забредал разум в своих странствиях в пространстве, всегда его взгляду открывался вид на привычный и знакомый космос.

Но, однажды, родной мир разума неожиданно (ну как обычно) начал трансформироваться во что-то непонятное и странное. И, как оказалось, мир не только изменялся сам, но и начал очень быстро изменять сам космос, наделяя его другими параметрами и свойствами. За считанные часы, по меркам Вселенной, конечно, родной космос разума превратился в странное и загадочное пространство, изучение которого пришлось начать с нуля.

Когда разум с большим трудом приспособился к новым условиям, началась трансформация того, что он считал всей Вселенной. Пространство усложнилось и разделилось на несколько частей, развитие материи и энергии в которых пошло различными путями, что в итоге должно было привести к тому, что в реальности появится система из пространств с различными вариантами космоса.

Глядя на все эти неотвратимые превращения, разум понимал, что впереди его ждёт ещё что-то более странное и необычное, но, предсказать причуды природы и подготовиться к ним, он был не способен. Но что, если можно научиться управлять процессами изменения реальности и создать свой идеальный космос, со своими правилами и законами? С такими мыслями разум снова погрузился в процесс познания реальности, надеясь со временем найти инструменты для создания своей, только своей, управляемой Вселенной.

29 ноября 2021 г.

Предыдущие главы читать здесь:

@ZoyaKandik

Глава 5

- 1 -

Доктор Чжоу бесстрастно разглядывал приемный покой, битком набитый взволнованными перепуганными людьми. Сотни три, прикинул он. Да снаружи, на территории госпиталя, не меньше тысячи. И люди все прибывают. Правда, большинство из них сопровождают родственники, но все равно, количество потенциальных жертв Стрелка впечатляет. Даже удивительно, почему шумиха не поднялась раньше? Взять тех же старушек. Они же по каждому пустяку обращаются то в полицию, то в прессу. А тут – молчок! Даже пресса была не в курсе, а уж они бы не упустили шанса раздуть сенсацию из пустяка.

- Ничего удивительного, - сказал окружной комиссар Гендерсон. – Вот увидите, большинство случаев окажется пустышкой. Кто-то напридумывал себе невесть что, кто-то поддался панике. А кому-то просто скучно, вот они и явились полюбопытствовать. Узнать, так сказать, все из первых рук. Хотя работы вам предстоит немало, - сочувственно добавил он.

- Я к этому готов, - сказал Чжоу.

Он и в самом деле был готов. Главное, что был безошибочный метод, позволяющий отсеять реальные жертвы Стрелка от мнимых. Конечно, это все займет какое-то время, но тут уж ничего не поделаешь.

Сегодня двадцать второе августа, подумал он. Эмили Саркози умерла десятого. Прошло двенадцать дней… много, очень много времени потрачено впустую, и кому-то оно может стоить жизни. Мне бы не слать отчет о вскрытии Саркози, а самому идти к Гендерсону, объяснять, добиваться немедленных действий…

Чжоу усмехнулся. Каких? Каких действий ты бы потребовал от окружного комиссара? Что бы ты ему предъявил, когда тебе самому ничего не было известно на тот момент? Да, странная, невероятная смерть. Но – одна. Одна-единственная. Кому могло прийти в голову, что это начало серии?

Не начало, поправил себя Чжоу, до этого еще был старый учитель Васильев, но об этом я узнал позже. Шестнадцатого августа, если быть точным, когда ко мне со своими нелепыми подозрениями пришел Билл Колмен, попросил проверить свою жену. Почему я не отмахнулся, почему не отправил его в поликлинику, к врачу, а взялся за Патрицию сам? Я ему поверил? Наверное, да: все-таки он полицейский, пускай и бывший. И хоть я не высокого мнения о нем, с фактами этот увалень работать умеет. Это надо же так увязать между собой три разных случая и сделать… нет, не вывод, но – допущение. Бредовое, на первый взгляд, но в итоге оказавшееся верным.

Чжоу закрыл глаза. Грешно так думать, но – боже мой! – какое счастье, что Стрелок выбрал своей мишенью именно Патрицию Колмен! Если бы не это, неизвестно, когда бы эта история всплыла! Если бы всплыла вообще. И бился бы я сейчас над загадкой разрушенных кардиомиоцитов, не подозревая, что не одинок, что есть еще врачи, озадаченные не меньше моего.

Кстати, насчет врачей. Надо будет поинтересоваться, кто выписал свидетельство о смерти Васильева. И какую причину смерти указал.

Чжоу взглянул на конференц-зал, переоборудованный в один огромный процедурный кабинет. Там шли последние приготовления к приему пациентов, и когда последний врач, облаченный в защитный костюм, занял свое место, Чжоу коснулся сенсора громкой связи.

- Начинайте регистрацию, - произнес он.

- 2 -

- Как-то быстро все закрутилось, - сказал Перси. Вид у него был слегка испуганный.

- Ну, так, наверное, и должно быть, - неуверенно проговорил Ник. – Слухи достигли своего апогея, пресса начала шевелиться… Подожди, завтра такое начнется! Во все новостях! Куча версий, свидетелей там всяких… То-то мы посмеемся! Здорово же будет – мы знаем правду, а они – нет.

- Ага, - без энтузиазма согласился Перси. – Знаешь, я все про полицию думаю, - помолчав, сказал он. – Они прям вцепились в этого Стрелка. И яд какой-то… Откуда он вообще взялся, этот яд?

- Ну, это полная ерунда, - с уверенностью, которую на самом деле не ощущал, заявил Ник. – Выдумки журналистов. Они и не такое еще напридумывают, дай только срок.

- Но про яд начал этот… как его… ну, главный полицейский, - возразил Перси. – А журналисты уже потом за ним повторили.

- Откуда ты знаешь?

- Мама рассказала. Она смотрела утренние новости. Мы с папой флаер чинили, она пришла к нам и говорит: какой кошмар, у нас объявился маньяк, он обстреливает всех капсулами с

ядовитой краской. Папа сказал: ерунда, мол, утка, эти журналисты мать родную не пожалеют ради сенсации. А она говорит: это, мол, не журналисты, это… как его… полицейский, короче.

- Наверное, она ошиблась, - предположил Ник. – Женщины очень эмоционально воспринимают информацию, это мешает им запоминать и трезво оценивать факты. Наверняка, после этого полицейского выступал какой-нибудь журналист. Захотелось ему сенсации, вот и брякнул про яд. А твоя мама испугалась и перепутала, кто из них что говорил. – Он приободрился. – Точно! Так оно и было!

- Да? – с сомнением произнес Перси. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы до конца поверить в эту версию.

Друзья помолчали. Им было неуютно и беспокойно.

- Скоро опять четверг, - прервал молчание Перси. – Что будем делать?

Ник вздрогнул – в этот четверг была его очередь выходить на охоту. Конечно, трусом прослыть ему не хочется… но еще меньше хочется рисковать. Особенно сейчас, когда такая паника поднялась. Сломать бы ногу, с тоской подумал он. Или заболеть чем-нибудь страшно заразным, но безопасным.

- Знаешь, - запинаясь, проговорил он. – Я, наверное, на этой неделе не смогу. Мы, наверное, завтра к тете Марте поедем…

Перси с усмешкой посмотрел на приятеля.

- Боишься?

- Боюсь, - ощетинился Ник. – И что? А ты, если такой храбрый, так иди! С удовольствием уступлю свою очередь.

- Я тоже боюсь, - неожиданно для себя признался Перси, и Ник обрадовался.

- Да ну его все на фиг, - горячо заговорил он. – Подурачились, и хватит. Мы что, идиоты какие-то? У нас своя голова на плечах. Пора с этим делом завязывать. Согласен?

- Согласен, - с огромным облегчением сказал Перси.

Он успокоился и приободрился. О них никто ничего не знает… и не узнает никогда! Все будет шито-крыто. Со временем про Стрелка забудут, ведь новых жертв уже не будет. С сегодняшнего дня – ни одной! Хватит с них приключений!

Перед сном Перси вспомнил про тайник с оружием, и настроение у него снова испортилось.

- 3 -

Время перевалило за полночь, но здание полицейского управления гудело, как потревоженный улей. Отгулы, отпуска, все было отменено, весь личный состав городской полиции был мобилизован особым приказом, разбит на группы, и каждой группе была поставлена своя задача.

Пауком в паутине, окружной комиссар Гендерсон сидел в своем кабинете. Поток информации ширился, как река в половодье, стекаясь со всего города; заместители и их помощники, выделенные из сотрудников потолковее, вывихивали себе мозги, стараясь хоть как-то ее упорядочить и рассортировать по степени важности. И все равно, информации было столько, что Гендерсону казалось – еще немного, и его голова взорвется. Лопнет, как перекачанный воздушный шарик.

Во-первых, проверить все стрелковые клубы – пейнтбольные, страйкбольные, охотничьи. Город у нас, слава богу, небольшой, и подобных заведений, официальных имеется в виду, всего пять, из них два пейнтбольных. Поднять из постелей управляющих или кто они там, составить поименный список участников, список мне на стол. Арсеналы опечатать, поставить охрану, ждать экспертов.

Во-вторых, любители-одиночки. Да, много. Да, сложно. А кому сейчас легко? Разослать младший оперативный состав, включая стажеров и курсантов, путь работают с населением. Выявленных любителей побегать с винтовкой взять под домашний арест, с контрольным браслетом и подпиской о невыезде, оружие изъять и передать экспертам, список мне на стол. Проверить все магазины, где любители приобретали оружие.

В-третьих, запретить выезд из города вплоть до особого распоряжения. Исключение – выезжающие на лечение по направлению врача. С направлений снять копии, и мне на стол.

В-четвертых, всех выявленных пострадавших поместить в отдельные палаты под круглосуточный медицинский контроль. Опросить на предмет прояснения обстоятельств: стреляли в них или нет, если да, то кто, когда и где. Рапорты мне на стол.

В-пятых… а так же в-шестых, седьмых и десятых…

Гендерсон застонал. Бедная моя голова! Ну за какие грехи мне все это? В чем я провинился? Живу правильно, праведно даже, жене не изменяю… ну, почти, Анита не в счет, да и расстались мы с ней уже. Родителей почитаю. Сына родил, дом построил.

- Напрасно ты не хочешь стимулин принять, - сказал Айвен Смит. Был он возмутительно свеж и бодр. – Вот я принял и отлично себя чувствую.

- Аллергия у меня, - буркнул Гендерсон и стал смотреть на монитор.

- О! – с сочувствием протянул Смит и тоже посмотрел на монитор.

На большом, в полстены, плоском мониторе, который техники смонтировали еще утром (утром? Боже, как оно давно было, это утро!), снизу вверх лениво ползли имена и фамилии и скрывались под верхней рамой. Число их уже перевалило за восемь тысяч – проверка шла не только в ведомственном госпитале управления, но и в поликлиниках, частных медицинских кабинетах, даже в мобильных пунктах, развернутых на улицах и площадях. Еще десять суток, мрачно подумал Гендерсон, и мы проверим всех. А медики молодцы, пашут, как проклятые, не покладая рук. И Чжоу молодец, благодаря ему мы точно знаем, что искать. Вон, дрыхнет, умаялся, бедолага. Ну и путь отдыхает. Заслужил.

Чжоу и в самом деле спал, забившись в угол большого кожаного дивана. Взлохмаченная его голова лежала на мягком подлокотнике, из полуоткрытого рта тянулась ниточка слюны.

Гендерсон вздохнул и поморщился – он был брезглив.

Дзынь! Очередная фамилия, окрасившись в красный, перескочила с общего монитора на дополнительный и втиснулась на свое место в алфавитном списке. «Апдайк Ирен, 79 лет»

- Сто сорок шесть, - болезненным голосом прокомментировал Смит.

Дзынь! Дзынь!

- … сорок семь и сорок восемь!

- Что ты мне тут озвучиваешь? – взорвался Гендерсон. – Я что, по-твоему, считать не умею? Я, знаешь ли, тоже в школе учился! Я даже до тысячи могу посчитать. Хочешь?

Заместитель вдруг побледнел.

- Не надо до тысячи, - тихо сказал он, и Гендерсон осекся.

- Сам не хочу, - остывая, буркнул он.

Сволочь, думал окружной прокурор, глядя на растущий список жертв. Какая же ты трудолюбивая сволочь, Стрелок. Сто сорок восемь ни в чем не повинных человек, которые сейчас с ума сходят от ужаса. А сколько еще прибавится завтра? Послезавтра? Через десять дней? И всем им жизненно необходимы новые сердца́. А где их взять? В таком количестве?

Слава богу, эту заботу взял на себя Чжоу. Немногословный, неутомимый и вездесущий, он уже разослал кучу запросов: на Эллаю, на Скальду, еще в сотню мест. Пробился даже к президенту Академии трансплантологии и органогенеза – захваченный врасплох, не выдержав мощного напора нахального незнакомца, тот проникся серьезностью ситуации и клятвенно пообещал помочь.

Напрасно, еле сдерживая досаду, сказал Президент, когда узнал об этом. Мы бы и своими силами справились. А так вся Галактика узнает о нашей проблеме. Нужна нам такая слава? Очень сомневаюсь. Так что впредь извольте ставить меня в известность. Вы поняли меня, окружной комиссар? Пока еще окружной комиссар. А чтобы уберечь вас от более серьезных ошибок, я направлю к вам специалиста. Очень хороший специалист, я ему доверяю целиком и полностью. Уверен, вы сработаетесь.

Гендерсон скрипнул зубами и поблагодарил.

Дзынь! Дзынь, дзынь! Сто пятьдесят первым шел ребенок. «Томашек Виолетта, 6 лет»

Айвен Смит выругался. Грязно. Громко. От души. Со всей силы хватил кулаком по столу и взвыл от боли, тряся отбитой рукой. В дверь просунулся встревоженный секретарь, следом в кабинет ворвалась волна звуков: невнятный гул голосов, командные выкрики, топот ног, резкие трели звонков и запах табака – пользуясь форс-мажором как индульгенцией, курильщики дружно нарушали строгий запрет. Гендерсон успокаивающе махнул рукой – все в порядке; понятливый секретарь кивнул и исчез. А плотно закрытая дверь отсекла все звуки.

Однако шум разбудил Чжоу, и он сел, очумело крутя головой и вытирая с подбородка слюну.

- Что случилось? – невнятно спросил он и душераздирающе зевнул.

Гендерсон молча кивнул на монитор. Чжоу выбрался из мягкой ловушки дивана, на подламывающихся со сна ногах подошел поближе, внимательно прочитал все фамилии и снова зевнул.

- Сто пятьдесят один! – звенящим от ненависти голосом сказал Смит. – А сколько их еще будет?

- Больше, - сказал Чжоу. – Гораздо больше. Не стоит беспокоиться, господа, скоро я сумею уменьшить этот список.

Окружной комиссар и его заместитель переглянулись. Одна и та же дикая мысль пришла им в голову: Чжоу внезапно сошел с ума, Чжоу встал на сторону Стрелка и теперь собирается добить выживших.

- Я дал поручение отслеживать любые профильные маркеры, - продолжал Чжоу. – Не только кардио. Но и гепато, нефро и другие.

- Зачем? – настороженно спросил Гендерсон. Чжоу удивился.

- То есть как – зачем? Мы не знаем, на что способен Стрелок, какие сюрпризы он нам приготовил. Ну, да, у нас есть три случая применения кардиомаркеров в качестве носителя неизвестного вещества. Но почему бы ему не переключиться на нефромаркеры, например? Конечно, отказ почек не влечет за собой мгновенную смерть, у жертвы есть шанс выжить, если ей окажут своевременную помощь. Но с какой стати мы решили, что его цель – убийства?

- А что же еще? – хмуро спросил Айвен Смит. – Люди-то умерли. Это же маньяк, понимать надо!

- Я не разбираюсь в маньяках, - сухо уведомил Чжоу. – Это ваши дела. Зато в своем деле я – профессионал, каких мало.

- Конечно, конечно, - поспешил согласиться Гендерсон. – Нисколько в этом не сомневаемся. Только, пожалуйста, поясните свою мысль. Вы говорили, что собираетесь уменьшить список. Каким образом?

- Самым простым, комиссар. К вашему сведению, маркеры широко используются в медицине. Для диагностики, для лечения – ими усиливают лекарства, чтобы они били точно в цель. Очень распространенная и весьма обыкновенная вещь. Уверен, подавляющее большинство из нашего списка не является жертвами Стрелка, они самые обыкновенные пациенты, принимающие самые обыкновенные лекарства.

- Ага, - начиная кое-что понимать, сказал Гендерсон.

- Сейчас мы проводим предварительный, самый грубый отбор – мы разделяем жителей нашего города на две группы: тех, кто принимает маркеры, и тех, кто не принимает. Это первый этап.

- Отделяем злаки от плевел, - вставил Смит.

- Примерно так. На втором этапе в дело вступаю я. Исследуя образцы тканей Эмили Саркози, Патриции Колмен и мистера Васильева, я, как мне кажется, нащупал метод, позволяющий отличить злокачественный маркер от доброкачественного. Метод сырой, нуждающийся в апробации, но…

Айвен Смит возбужденно вскочил и заходил по кабинету, потирая руки.

- Отличная новость, Чжоу, просто отличная. Вы – гений! Завтра… нет, уже сегодня мы устроим конференцию, и вы поделитесь своим открытием. Уверен, ваш метод сработает, и вы с коллегами быстро выявите настоящие жертвы Стрелка.

Бесстрастностью Чжоу мог поспорить с надгробным монументом, но глаза его недобро блеснули.

- Метод сырой, - повторил он. – Не уверен, что смогу внятно и доступно объяснить его другим. Кроме того, начнутся обычные в таких случаях споры, от меня потребуют доказательств, которых я не смогу предоставить, меня поднимут на смех и выставят возомнившим о себе ничтожеством. Не все считают меня гением, мистер Смит, есть и такие, кто никогда обо мне не слышал, для кого я не авторитет. И кончится все тем, что я проделаю всю работу в одиночку, как и предполагал. Только мы потеряем драгоценное время на бесполезные дискуссии.

Смит расстроено взглянул на Гендерсона. Тот кивнул.

- Так и будет, Айвен, так и будет. Я немного знаю эту сумасшедшую братию. Ученых, я имею в виду. Склочники такие, что мама не горюй!

- Но я не имел в виду ученых, - попытался объяснить Смит. – Я говорил о врачах. О простых врачах, далеких от науки. Они же сделают все, что вы скажете, правда?

- Идите, Чжоу, - сказал Гендерсон. – Работайте. А я постараюсь обеспечить вас всем необходимым. – И когда Чжоу, коротко поклонившись, вышел из кабинета, обернулся к Смиту и укоризненно покачал головой. – Ты в своем уме? Ты сам-то хоть понял, что сказал?

- Не понимаю, о чем ты, - сердито сказал Смит. – Ничего такого особенного я не говорил.

- Ты предложил ему поделиться приоритетом, - объяснил Гендерсон. – Вот как если бы тебе, когда ты был еще инспектором, в конце сложного расследования навязали старательного, но туповатого сержанта. Ты бы согласился разделить с ним свой триумф?

- Но… это же совсем другое! Сейчас речь идет о жизни людей, многих людей, Руди. И Чжоу может элементарно не хватить времени. Пока он будет тешить свои амбиции, кто-то умрет. Ты считаешь это адекватной ценой за какой-то дурацкий приоритет?

- Никто не умрет, Айвен. Во всяком случае, по вине Чжоу. Он будет работать, как проклятый, я отвечаю. К тому же он будет не один. Ты не забыл, что у него есть сын?