Расскажи об этом кто-то другой, да хрен бы поверил, но, оказывается, Пустошь может быть очень маленькой. Оказывается, она способна уместиться в крошечной коробочке постоянной боли и дикого жара. В сознании не остается места даже для жажды, даже само сознание почти отключается, оставляя только два ощущения, привязанные к максимально взбесившимся органами чувств.
Жарко.
И больно.
План сработал. Все получилось. Зажигалка попала точно в халат. Пропитанная топливом ткань занялась в момент. Бензобак сдетонировал. Взрывная волна ударила будто во все тело разом. Сбила с ног и добросовестно поваляла по песку. Странно, но совершенно не было слышно самого взрыва. Правда, чуть позже выяснилось, что не слышно вообще ничего. Даже щелчки собственных пальцев возле уха. Потом пошла кровь из носа и, сколько ее ни стирай, не останавливалась. Пришлось плюнуть и на это. Все равно из-за гула и тумана в голове все больше в глаз попадал.
Жука разметало на мелкие кусочки. Как и шакала. Второе радовало, первое — сильно огорчало. Только и оставалось, что пройтись вокруг воронки, авось найдется чего уцелевшего. Куски шакалятины на раскаленном песке моментально начали источать ароматы жареного мяса. Благо, кровь быстро заблокировала носовые проходы, отсекая соблазн. Даже в таком состоянии сознание понимало — жевать мутировавшего зверя есть прямой путь к тяжелому отравлению и ничего кроме.
Единственное, что стоило усилий, затраченных на сгибание тела — модулятор. Чуть закопченный и слегка помятый, неработающий, но все же остающийся дубиной в два с половиной кило. Какое-никакое, а оружие.
А потом надо куда-то идти. Совершенно потеряв ориентацию в пространстве, Лайнус минут десять бродил вокруг воронки от взрыва, пока взгляд не зацепился за полузанесенные широкие канавы. Лишь несколько минут напряженных раздумий помогли понять — то не два подлых камня исполняли синхронный балет, а вовсе даже следы от Жука. Что ж, раз этим путем приехали, им же и вернемся.
Или умрем, пытаясь...
Модулятор был брошен через пару километров. Еще немного — и остатки жилета последовали за ним. Рубашкой Лайнус обмотал голову взамен разорванной шакалом банданы. Ткань моментально пропиталась насквозь. Ботинки потяжелели будто на тонну. Еще и мультитул настойчиво тянул тело вниз. Но эти три последние вещи бросить нельзя. Даже под угрозой смерти. Впрочем, потеря любой из них и означала смерть, разной степени мучительности. На выбор — от потери сознания после теплового удара, от сожженных до костей ног, а следом — и рук, когда на них упадешь… Или от голода и жажды, возле собственного схрона, если такой попадется. Вот он, стальной ящик. Один из многих, что ранее были попрятаны по многим местам пустыни. Внутри — еда, вода и лекарства. А снаружи — воющий от бессилия человек с содранными до мяса ногтями.
Лайнус аж губу прикусил, да так что будто железа грызнул. Вкус собственной крови на некоторое время отогнал розовую дымку в голове.
Ну, уж нет. И так почти голый идет по смертоносной пустыне. Лучше уж проклинать жалкие остатки снаряжения, нежели бросить.
Давно занесло следы от шин, служившие единственным ориентиром, ну и шакал с ними. Сюда путь пролегал по условной прямой, значит, если идти прямо, рано или поздно на горизонте возникнет Периметр, напоминающий огромную, лежащую в пыли каплю.
Ох, сколько воды поместилось бы в этой капле...
Несколько раз всплывала смутная мысль про ноги. Вроде одна нога всегда делает шаг чуть длиннее. И что с того?
Попробуй вспомни. Но на всякий случай Лайнус каждый раз делал два длинных шага левой ногой. Почему левой? Это казалось правильным, только и всего.
Весь путь равнялся тридцати пяти километрам. Плюс-минус семьсот метров. Даже по пересеченной местности, пешком это часов шесть. Сколько уже пройдено? Попытки считать шаги были брошены, когда дошло, что одно и то же число повторяется уже в пятый раз.
Кровь наконец-то запеклась, стянув раны жесткой коркой. Под носом ее почти не осталось — что-то стерлось рефлекторным облизыванием губ, что-то растрескалось и отвалилось само. Боль притупилась и зудела где-то в задней части головы. Рука висела сухой веткой и отказывалась шевелиться. Возле раны вертелись две мультимухи, пока Лайнус несколько раз не прихлопнул их. Уменьшившись вполовину, насекомые убрались, но ощущения, что кто-то где-то ползет, остались.
Потом и оно исчезло.
Лайнус несколько раз упал. В первый — на колено. Остальные — плашмя, едва успевая подставить руки. Подниматься все труднее. Ожидаемо, но не менее от того неприятно. Упираясь в раскаленный песок ладонями, меланхолично регистрируя новую вспышку боли, сначала принять сидячее положение. Подтянуть под себя ноги и перевалиться на задницу. Перевести дыхание. Собрать всю волю в кулак. И пытаться распрямиться.
— Давай… Ну, давай… — хрипел измученный организм, подстегивая сам себя, когда очередная попытка проваливалась. И сам же в итоге сдавался и принимал шаткое, неустойчивое, но вертикальное положение. Спотыкаясь поначалу, просто загребая ботинками песок после, Лайнус медленно брел вперед, с трудом удерживая направление и равновесие.
Солнце медленно катилось по небосводу. Должно катиться… А на самом деле какой-то садист привязал его прямо к голове. И оно следует точно гелиевый аэростат на веревочке. Не отстает ни на сантиметр. И поливает, поливает раскаленным ядерным топливом. Ничего, солнце тоже не бесконечно. Скоро оно кончится. Погрузит весь мир во тьму.
Лайнус сглотнул. Поднял ладонь, прикрыв глаза. Города не видно. Вообще ничего не видно. Только силуэты какие-то на горизонте. Низкие и длинные силуэты.
Лайнус вздрогнул. По голове будто молотком приложили — так быстро прояснилось сознание. Даже орган чувств снова заработали на полную. И вот это было плохо.
Легкие скрутило приступом кашля, ноги подогнулись и заново взрывом боли обожгло левое плечо.
Вот и все. Доморощенный аутсайдер догулялся. Возомнил себя крутым парнем, а в итоге оказался лишь кормом для мутантов. Слабаком и тряпкой… Которому в городе-то нет места, а уж тут и подавно! Если не смог выжить там, то как собирался здесь, где для всех ты лишь еда с самодоставкой! Прав был отец, под куполом надо было сидеть, препарируя образцы! А не добывая их! Добычей тут будешь только ты сам, выдумщик недорезанный!
Во рту захрустели крошечные осколки, снова появился привкус крови. Сильно качнуло вперед, Лайнус уперся руками в песок. По руке снова заструилась кровь.
А потом само собой из горла вырвался звериный рык. И какая-то неведомая сила вздернула на ноги, будто марионетку.
— Давайте, твари… — Лайнус накрест через живот вытащил из чехла мультитул. Звонко щелкнул лайнер ножа. — Возьмите меня, ну!..
Что ж, это действительно вариант. Не бежать и не биться в истерике, а умереть с мыслью о том, что бился до последнего. Как крыса, загнанная в угол. И так же, как крысу, человека почуявшие кровь шакалы разорвут за четверть минуты. Еще минута им понадобится, чтобы перекрыть расстояние до добычи. Итого — семьдесят пять секунд.
Но эти секунды добыча проведет в непрестанном накачивании мышц боевыми гормонами.
— Поганые мутанты! — едва слыша себя, цедил Лайнус. В голове бил огромный барабан, оставалось только пытаться его заглушить собственным криком. — Гребаные твари, хрен дождетесь! Живым не дамся!
Шакалы приближались, силуэты увеличивались. Лайнус отвел за спину мультитул, вытянув поврежденную руку вперед, насколько получилось. Принять на нее зверя, и тут де ударить острием в горло. А потом уже — умирать. Больше слабых мест у биологических броневиков все равно нет.
Но силуэты так и остались силуэтами. Прошла минута, две, но смерть, разделенная надвое, не спешила. На фоне багрового солнца, заходящего за горизонт, шакалы застыли как памятники самим себе, не приближаясь, но и не уходя.
Испугались?!
— Хах, твари!.. — Лайнус истерично захохотал, тут же снова закашлялся, но продолжал хрипеть. — Бойтесь меня! Я перебоялся уже, а вы бойтесь! И бегите!
Новый приступ сухого кашля скрутил вдвое. По щекам потекли слезы, что-то слегка толкнуло в спину. Лайнус рухнул на бок, яростно пытаясь удержать легкие внутри.
Протяжный высокий звук коснулся ушей. Шакалий вой. Крайне разочарованный. Или просто кажется таким.
— Заткнитесь, твари… — хрипел Лайнус. — И валите!..
Но шакал и не думал замолкать. Напротив, звук сменил тональность и уплотнился, стал трепать остатки одежды и кидаться песком. Как это у них получается?
С трудом подавив камень, Лайнус поднялся. Шакалов на горизонте уже не было, но вой не стихал. Потому что это не вой. И в спину никто не толкал, если не считать ветер, что сейчас нес целую тучу пыли оттуда, откуда пришел Лайнус.
Точно. Жара, взрыв мультитул, шакалы. Если все это не убило слишком много о себе возомнившего человечка, попробуем бурю. Заодно и шакалов спугнем, подарив не жизнь, но еще более страшную смерть.
Не то чтобы кому-то в городе было сильно много известно о шакалах… Но стремительность бегства бесстрашных до полного безумия тварей о чем-то да говорила.
И Лайнус побежал следом, соревнуясь с ветром в количестве поднятого песка и держась за моментально занывший бок. С глазами, полными пыли, он бежал, а, вернее, чуть быстрее прежнего тащился прочь от бури, что, конечно, лишено всякого смысла. Убежать все равно не получится.
Видимость на нуле, Лайнус сорвал с головы рубашку и старался дышать через нее. Ткань моментально собрала на себя тонну пыли, дышать стало еще труднее, но так надо. А еще надо закрыть глаза и идти на ощупь, один хрен видимость ограничена как раз длиной вытянутой руки. Вот она что-то нащупала, в следующую секунду что-то твердое ударило в лицо. Лайнус вскрикнул и вслепую ткнул мультитулом, уронив при этом имитацию респиратора.
Клинок скрежетнул, вывернулся из руки, как живой. Рефлекторно сделав шаг вперед, Лайнус подхватил его. По ладони тут же потекло теплое и липкое.
Но никакое чудовище, атакующее из-за стены песка, на запах крови не кинулось. Потому что не существовало. Это оказалась невысокая, чуть выше головы, осыпавшаяся на вершине, стена.
И это хуже всего. Это означает, что маршрут потерян. Потому что никаких руин на пути сюда не попадалось.
Но одновременно — это укрытие! Хреновое, ненадежное, но укрытие. Хотя бы на пять-десять минут, отыгранных у беснующегося ветра.
Через силу, скребя ногтями по стене, Лайнус влез на гребень и кулем повалился на другую сторону. Отдышавшись, привалился спиной к горячей вертикали.
Десять минут. Это максимум. Потом наметенный с той стороны песок начнет сыпаться сюда, медленно погребая под собой. Начнет с ног и будет ползти выше, потому что больше некуда.
А что если будет куда?!
Хихикая над самой тупой из когда-либо приходивших в голову мыслью, Лайнус принялся елозить ногами, отгребая песок от себя. Несколько движений — и получилась небольшая канава с насыпью с одной стороны. Но чтобы противостоять буре, нужно больше, много больше! Если соорудить насыпь высотой со стену, то песок будет сдуваться вниз, а не на нее! И скатывать в другую сторону, а между двумя стенами, как между двумя гребнями барханов, можно переждать бурю!
Которые длятся порой до трех суток...
Не-е-ет, не выйдет! Сегодня слишком часто везло, чтобы вот так вот в самый неподходящий момент удача кончилась!
Сжав зубы, Лайнус вонзил пятки в песок. Замер, прислушался к глухому звуку. Ударил еще. И бросился разгребать песок руками, не обращая внимания на боль.
Из песка показалось дерево. Длинный деревянный ящик.
Раскидав песок вокруг, Лайнус ухватился за металлическое кольцо и лишь упав на спину смог выволочь находку.
Большой военный ящик, добротно сколоченный из давно высохшего до ломкости дерева. Два замка, две петли, ни единой щели. И что-то перекатывается внутри.
Щелкнули потертые замки, ящик показал содержимое — два десятка зеленых ребристых эллипсоидов, столько же коротких трубок с металлическими кольцами и какая-то труха на дне. И надпись "Пироксилин" на внутренней стене ящика.
Гранаты! А труха — вероятнее всего, высохший наполнитель, амортизатор. Вот только почему они от нагрева в песке не взорвались? И что такое "пироксилин"?
Шакал с ними, не взорвались и хорошо, иначе разметало бы замечательный ящик на щепки, а на него есть большие планы.
Намного лучше, чем ковырять песок ногами.
Трубки с кольцами — это запалы, отдельно, конечно. Не страшно, совместить две резьбы и крутануть и слонофаг догадается. Еще должны быть какие-то усики. Зачем гранате усики? Это же не мультимуха.
Не найдя в ящике усиков, Лайнус принялся вкручивать запалы один за другим, аккуратно складывая снаряженные гранаты рядом. Они тоже помогут в осуществлении безумного плана.
Два десятка гранат. Шакал его знает, сколько у них радиус поражения, но авось хватит, чтобы пробить в песке по ту сторону стены изрядную воронку. А потом пусть ее-то и засыпает, оставив в покое больного бедного человека.
Лайнус схватил гранату и со всех сил дернул за кольцо. Кольцо осталось… на гранате. Палец там же. Лайнус дернул еще раз, и еще, но так же безуспешно. Еще раз, еще...
Усики у гранаты все же были. Кольцо на них и держалось — на двух толстых металлических проволочках, разогнутых в противоположные стороны. Сведя их вместе, Лайнус наконец выдернул кольцо и что есть сил кинул гранату за стену. Взрыв бахнул как-то слабо. Но бахнул — значит, работает. Утешившись этим, Лайнус принялся разгибать усики, дергать кольца и кидать гранаты через стену. Как только последняя отправилась в полет, он кинулся к ящику, с трудом подволок его к стене, перевалился внутрь и захлопнул крышку.
Темнота. И духота. Но со всем этим можно мириться, по крайней мере, какое-то время. Все лучше, чем пыль и песок, настойчиво лезущие во все физиологические отверстия.
А план и вправду хорош. Если все пойдет, как задумано...
Додумать не удалось...
Песок начал проникать в ящик, когда Лайнус еще был в отключке. Мелкий, скорее пыль, нежели кремниевая крошка, он неотвратимо пролезал в щели и засыпал сжавшегося в закрытой коробке человека. Он добрался уже до шеи и полз дальше, к носу и глазам. Обжигающе-горячий. Неотвратимо-медленный. И никакой возможности выбраться, потому что если песок уже внутри, значит, и снаружи тоже. Потому что чтобы выбраться нужно сначала очнуться.
И, когда песок начал заползать в нос, отсекая кислород и лишая дыхания...
Лайнус проснулся.
Песка в убежище не было. Вернее, был, но тонкий слой на полу не доставлял дискомфорта и, тем более, не пытался убить. А дышать было нечем, потому что в деревянной конуре жарко и душно. Будто кинули ящик в костер, как гриб, да углями сверху засыпали.
Или горячим песком...
О, нет...
Лайнус ударился в крышку, всем телом, изо всех сил. Та крякнула и приподнялась, в щель хлынул песок, но силы оставили измученные мышцы. Полежав и собравшись с силами, Лайнус попробовал по-другому. Вертясь в своем ящике, лег на живот и аккуратно подобрал под себя конечности. Как мог, уперся в жесткий песок руками и ногами и принялся разгибать их, пытаясь спиной поднять крышку. Та снова подалась, посыпался песок, тут же налипший на мокрую кожу. Казалось, успех близок...
Но раненая рука предательски подломилась. Лайнус упал носом в песок, рефлекторно вдохнул и судорожно закашлялся, выплевывая набившуюся в нос пыль.
Все плохо. Песка еще больше стало, совсем как во сне. Если так продолжать и дальше, все так и закончится. Надо успокоиться и подумать, ведь панцирь с шакала можно снять несколькими способами.
Лайнус снова перевернулся на спину и щелкнул мультитулом. Нашарил на стыке крышки и ящика петли, сделал два глубоких вдоха...
А вот это уже зря. Перенасыщенный влагой воздух не пошел в легкие, вызвав новый приступ кашля и головокружения. Несколько минут пришлось лежать, приводя дыхание в порядок. Что там дальше надо делать?..
Ах да, мультитул...
Снова нашарив на боковой стенке винты, держащие петли крышки, Лайнус подцепил один пассатижами, и принялся выкручивать. За десятки, а, вернее, сотни лет винты буквально прижарились к петлям, дело шло с трудом. Хорошо хоть краска, не иначе ради защиты от коррозии нанесенная, слезла в секунду, давая насечкам пассатижей хорошую опору в виде чистого металла.
Сдирая обожженную кожу с ладоней, скрипя зубами и шипя от боли, Лайнус налегал на мультитул, насколько позволяли габариты ящика. Медленно, но верно резьба скользила по резьбе, винт выкручивался, пока, наконец, не выпал, утонув где-то в песке. Перерыв бы сделать, но лучше не надо — только расслабишься и отвлечешься, боль накинется с новой силой. Так что не жаловаться, а работать! Начало положено, осталось всего ничего… Всего одиннадцать раз по столько же...
В ящике становилось все душнее. Тяжелая работа заставляла дышать чаще и глубже, и, как ни боролся Лайнус с организмом, через десять минут песок на дне уже ящике уже на половину глубины, наверное, пропитался потом. Пришлось все же сделать перерыв. Потом — еще один. И с каждым разом они становились все продолжительнее.
Второй болт, третий. Достаточно было выкрутить только половину петли, но эта мысль пришла в голову только когда пассатижи ухватились за шестой винт. Снова застонав, но уже вслух, Лайнус в который раз проклял сам себя, и, насилу развернувшись в ящике, принялся за вторую петлю.
Воздух становился все тяжелее дышать приходилось через раз, глубокими меленными вдохами, на выдохе налегая на мультитул. Обгоревшая кожа на ладонях кончилась, потекла кровь. Мультитул едва держался в мокрых руках, но Лайнус, сжимая зубы так, что, казалось, сейчас рассыплются кальциевой крошкой, крутил и крутил стальную карусель.
То ли ржавчина все же сделала свое дело, то ли металл оказался с дефектом, но последний, буквально отделяющий от свободы, болт при рывке крякнул...
И вывалился прямо на голову, оцарапав острой гранью слома.
Лайнус подобрал его и принялся тупо крутить левой рукой, пока правая на автомате вхолостую мотыляла инструментом. Болт как болт, как остальные, только короче втрое. Наверное, обломившаяся часть осталась в петле, и хрен ее теперь оттуда достанешь.
И вот тут-то дошло...
Лайнус шумно и быстро втянул воздух в легкие, в голове моментально помутилось. Дрожащими руками, непонятно на что надеясь, Лайнус ощупью нашел слом и с третьей попытке приставил туда огрызок винта. Крутнул, чувствуя, как стальные грани скользят друг по другу. Но нет, не срослось. Почему-то...
И во второй раз — не срослось. Убрав в чехол мультитул, Лайнус принялся тыкать болтом в стену, зверея от каждой неудачной попытки.
Почему он не прирастает?! Почему не приваривается?! Почему не приламливается как отломился?!
Руки все тыкали и тыкали стальным огрызком в петлю, из горла рвался звериный рык, в конце концов, болт вырвался из ладони и упал на песок.
Лайнус бросился следом. Ударился о стенку, кинулся прочь, врезался в другую. Вперед, назад — везде стены! Путь есть только наверх!
Руки и ноги снова уперлись и с криком, перекрывшим боль, страх и собственный разум, Лайнус ударился спиной в крышку. И еще раз. И еще раз! И с каждым разом она приподнимается и впускает песок и свет. Свет! Надо пробиться к свету! Сильнее!
Громкий хруст и боль. Дикая боль.
Задыхаясь, Лайнус рухнул на песок. Теперь уже точно не осталось на теле ни единой точки, которая бы ни болела. И запредельная боль вырубила безумие, как предохранитель, защищающий от опасного напряжения. И теперь осталась только одна надежда на спасение.
Надежда на то, что громкий хруст означал перелом ножки болта, а не позвоночника.
Повернуться на спину заняло полчаса. Меньше, конечно, но казалось, что именно столько. Упереться руками и ногами — еще минут десять. Сорок — на то, чтобы запасти в легких жалкие остатки кислорода.
И одно, растянувшееся в вечность, мгновение рвущихся от натуги мышц, истошного крика и раскаленного песка, стремящегося обездвижить, затянуть, остановить, похоронить… Успокоить… Упокоить...
Но хрена лысого! Болт все же переломился, крышку удалось сдвинуть в сторону, и, борясь с песком, выбраться из кургана тоже удалось! Как именно выбирался — память отказывалась сообщать. Но длинные, горящие на солнце царапины на спине и груди, ясно давали понять — отчаянно выбирался. Изо всех сил.
Лайнус сел, привалившись спиной к наполовину занесенной песком стене и засмеялся, хекая, хрюкая и давясь нахлынувшим горячим, но свежим и живительным воздухом. Расплываясь в глазах, из песчаного холма торчала вставшая поперек зеленая деревянная доска, будто надгробный памятник. Над могилой, в которой нет тела.
— Я все-таки сдох! — выл Лайнус. — Слышишь, тварь, твоя взяла, ты меня убила! Не подошел я тебе, чтоб тебя сдуло!
Скажи кто, что еще два дня назад он самостоятельно рвался в Пустошь в поисках приключений, Лайнус искренне назвал бы этого человека психом. Как можно стремиться туда, где тебя ожидала и дождалась-таки смерть в десятках различных вариаций? И, останься во рту хоть капля слюны, плюнул бы, как пить дать, плюнул на раскаленный песок, но целясь в душу проклятой стерве.
— Тварь… — выдохнул Лайнус, прекратив истерить. — Вот же тварь...
Снова разговор с Пустошью… Но уже в других интонациях. Она молчала, будто блудная женщина, но при этом — с гордостью и достоинством, ясно давая понять — муж сам виноват.
Слишком высокого был о себе мнения.
— А на деле — мясо мясом. — Закончил Лайнус вслух. Прикрыл глаза, вздохнул и начал подниматься.
Несколько минут ушло на то, чтобы поймать равновесие, цепляясь за стену. Лайнус оглядел вечное песчаное море, расстилающееся до самого горизонта, отметил неровность на месте выкопанной гранатами воронки, тоскливо вздохнул и поднял ногу для шага. Первого из многих, что приведут либо к смерти, либо к цели.
Но, оказывается, чудеса все же случаются. Совсем не тогда, когда их ждешь и надеешься, а как раз наоборот — когда меньше всего ожидаешь. Случаются. И пугают до икоты.
Когда за спиной раздался страшный вой, организм в момент забыл, что у него все болит. В одну секунду Лайнус оказался за стеной зарытым в бархан. Глаза пристально осматривали...
Огромный. Черный. Пыхтящий.
Скарабей.
Да, Скарабей. Скарабей из города. Аутсайдерский. О котором за эти сутки Лайнус и думать забыл. Да что там, само их существование еще час назад казалось дурным сном.
Но нет, откинулся пандус в задней части машины, покатились затянутые в черные светонакопительные ткани аутсайдеры. И Лайнус почувствовал, как губы растягиваются в глупой ухмылке от уха до уха, вплоть до треска мягких тканей.
Первым делом аутсайдеры обшарили окружающее пространство стволами гауссовых винтовок и, обменялись серией коротких жестов. После этого один из черных подошел к стене, глядя снизу вверх.
— Лайнус бен Джар? — голос аутсайдера из-под глухого черного забрала звучал будто из трубы.
— Кха… — поперхнулся ответом Лайнус, садясь на задницу и аккуратно стекая со стены. — Как будто вы ожидали встретить другого человека.
— Извините, но на человека вы сейчас похожи меньше всего. — Шлем, конечно, остался безучастным, но внутри аутсайдер явно широко улыбнулся. — Медчасть!
На ходу забрасывая оружие за плечо, а не за спину, как остальные, подошел еще один аутсайдер, намного ниже прочих. За спиной — объемистый рюкзак, который и мешал носить винтовку как все. На левой грудной пластине аутсайдера белеет жирный крест. Щелкнув фастексом на груди, медик сбросил рюкзак на песок, вжикнул собачками молний с длинными ухватками и распахнул матерчатое нутро. Пустыне явился целый склад склянок, пузырьков, инъекторов, жгутов и прочих медицинских приспособлений, компактно и грамотно рассованных по многочисленным кармашкам.
Сначала укололи иглой анализатора, потом светили в глаза фонариком, скоблили и поливали биопластом рану на руке. В итоге медик вынес вердикт:
— Жить будет. Правда плохо и недолго. Как и все остальные, впрочем.
То ли шлем так голос исказил, то ли еще чего, но почему-то возникло стойкое ощущение, что медику совершенно не все равно, будет жить какой-то там гражданский или нет.
— К транспортировке годен. — Закончил низкорослый медик, собирая рюкзак и меняя его обратно на винтовку.
— Идем. — Старший кивнул в сторону Скарабея. Лайнус побрел внутрь. Дождавшись, пока он скроется, аутсайдеры, по одному прикрывая друг друга, последовали за ним. Последний задержался на пандусе, припал к оптике и замер. Взвизгнув, винтовка отправила к горизонту, крошечную граммовую пулю. Стрелок еще секунду вглядывался в прицел, потом опустил ствол.
— Что там? — привстал старший.
Аутсайдер ответил серией жестов, закончив ее разведенными в стороны руками.
— Как человек, но не человек? — уточнил старший.
Снова серия жестов.
— Насколько быстро двигается?
Два маха двумя сложенными пальцами.
— Попал?
Аутсайдер приложил ладонь к шлему и пожал плечами, занимая свое место в десантном отсеке.
— Кто-то еще пропал? — уточнил Лайнус.
— Нет. — Старший поскреб пальцами заднюю часть шлема. — По крайней мере, не сообщали ничего.
— Значит, нечего переживать. — Лайнус откинулся на стену и закрыл глаза, отдавая организм на растерзание препаратам. — А разнообразных тварей в Пустоши, поверьте мне, невероятное количество. И даже вы не видел их всех. И даже я.
Как странно и глупо все получилось. Только сейчас, в безопасности и спокойствии, прибитый лекарствами мозг начал удивляться — как же все получилось? Как нестройный ряд глупых случайностей привет туда, куда привел. Найденная в схроне зажигалка, с помощью которой удалось отбиться от шакала, сам ящик, выигравший дополнительную минуту, стая трусливых шакалов и буря, прогнавшая их. Гранаты и ящик от них, ставший кенотафом, памятником над могилой так и оставшегося в Пустоши Лайнуса бен Джара.
Невероятное, почти фатальное везение, ничего кроме. А вовсе не благосклонность когда-то любимой Пустоши, кто бы что ни говорил. Пустошь — лишь изменчивая ветреная женщина, которая больше никогда не заслужит любовь. Сколько сил и нервов было потрачено на нее, и вот ответная любезность — несколько вариантов смерти, один другого жутче. И только потрясающая, феноменальная удача раз за разом выцарапывала, выдирала слепого шакаленка из лап мерзкой стервы.
Хорошая ты девочка, удача. Терпеливо ждала своего часа, не обращая внимания на то, что не обращают внимания на тебя. Все сносила, включая другую женщину, и лишь помогала потихоньку, ничего взамен не требуя.
Спасибо, девочка. Лайнус бен Джар не забывает доброты.
Грузовик дернулся и замер.
— Пойдем, друг. — Проходя мимо, маленький медик хлопнул перчаткой по плечу. По левому, прокушенному плечу. Лайнус скривился от вспышки тупой боли, медик хмыкнул, положил ладонь на визор шлема, и сделал движение от лица к затылку, будто волосы приглаживая. Защелкали сочленения, шлем сложился в узкий поликарбонатовый ошейник.
— И как ты вообще выжил? — вздохнула ослепительно красивая блондинка, сдирая с пучка на затылке резинку. Плотными шторами заколыхалось каре платиновых волос.
— Сам удивлен. — Аж осип от удивления Лайнус. — Просто мне везет.
— Ага. — Хмыкнула красотка, отстегивая от костюма ошейник шлема. Снова хрустнули шарниры, ошейник сложился вдвое, превратившись в половинку окружности. — Или тебя Пустошь любит.
Кажется, реакция на эту фразу была слишком бурной и слишком явно отразилась на лице — блондинка аж отшатнулась и едва не выронила сложенный шлем.
— Если и так. — Подавив вспышку боли, Лайнус встал. — То это безответная любовь.
И, развернувшись как раньше, одним коротким движением, зашагал к выходу.
— бен Джар! — крикнула блондинка в спину. — А ты изменился!
— Даже не представляешь, насколько. — Не оборачиваясь, кинул он и вышел из грузовика.