Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

Для желающих забывать историю и шутить на тему "да они только под самый конец воевать начали" - просто немного плакатов времен Великой Отечественной.

Вот так наши оценивали успехи американцев в Африке:

Вот так одобряли победы в Италии:

Вот так высказывались о результах встреч министров союзных стран:

Вот так воспринимали значение договоренностей о союзе:

А вот так радовались совместным авиаударам по столице врага:

Да и вообще у нас ценили бомбардировки Третьего Рейха:

Равно как и бомбардировки Италии (вон, дуче под зонтиком спрятался):

Под конец просто несколько хороших плакатов о союзе стран - советских и зарубежных:

Наверное нашим предкам было виднее, как относиться к союзникам и их вкладу в войну? Или опять пикабушники умнее всех?

Гвардеец Николай Лапочкин участвовал в освобождении трех стран, был дважды ранен. Он ходил в немецкий тыл, участвовал в многочисленных атаках, уничтожил множество солдат противника, подорвал противотанковой гранатой немецкий минометный расчет. Рассказываем подробности жизни фронтовика. Вы узнаете, что ветеран вспоминал о войне и за что он был удостоен самых почетных солдатских наград: ордена Славы и медали «За отвагу».

Первый бой

Николай родился 6 февраля 1925 года в деревне Грива под Вологдой. В 1939 году переехал в Мурманск к своему брату, где он и встретил Великую Отечественную. В семье Лапочкиных было три сына и две дочери, все они отправились на фронт. Домой вернулись лишь трое, все с тяжелыми ранениями. 22 июня 1941 года 16-летний Николай не попал в армию, но он помогал бороться с врагом в тылу. Лапочкин вместе с другими школьниками дежурил на крышах города и сбрасывал зажигательные бомбы врага.

В начале Великой Отечественной подросток заболел цингой и был направлен в госпиталь. Когда он вернулся обратно, от его квартиры почти ничего не осталось: дом был разрушен из-за прямого попадания бомбы. Во время боев Мурманску был нанесен серьезнейший урон немецкой авиацией. Лапочкин решил переехать в деревню Грива. 6 февраля 1943 года ему исполнилось 18 лет, и в тот же день Николай вступил в ряды Красной Армии. Его зачислили в воздушно-десантные войска. Лапочкин прошел обучение и научился прыгать с парашютом. Конструкцию винтовки и азы военного дела он знал еще со школы, когда готовился к сдаче норм ГТО.

После прохождения обучения он попал на фронт в составе 11-й гвардейской воздушно десантной дивизии (30 декабря 1944 года переформирована в 104-ю стрелковую). Свой первый бой принял в конце 1944 года на границе с Венгрией. Вот что он вспоминал об этом:

«Пока молод был, сначала побаивался, а потом страх пропал. Первого немца мне пришлось убить в первом же бою. Я бы его не тронул, если бы он мне живот не прострелил. Не сразу я понял, что произошло, просто нажал на спуск и убил его. Руки мои задрожали, ведь раньше курице голову отрубить не мог. А потом мы стали смелые, перестали всего бояться. Но я слушался командиров, вперед не лез без команды».

Дойти до Победы

После лечения Лапочкин вернулся в строй. В начале 1945 года в районе Будапешта он, работая лопатой, задел мину. Николай остался цел, но неделю провел в санчасти. Красноармеец особенно отличился 24 марта 1945 года под венгерским городом Секешфехервар. В тот день отделение автоматчиков старшего сержанта Сигодовчука, в которое входил и Лапочкин, получило задачу пробраться на окраину небольшой деревни и выявить расположение огневых точек противника.

Под сильным огнем противника Николай подполз на окраину населенного пункта. Автоматчик обнаружил позицию немецкого миномета, скрытно подобрался к ней и уничтожил ее противотанковой гранатой вместе с расчетом. Немцы обнаружили красноармейца, завязался ближний бой. Лапочкин был ранен, но остался в строю: уничтожил из автомата трех врагов, захватил пулемет и из него ликвидировал еще несколько солдат противника. Затем Николай успешно вернулся к своим.

Автоматчики нередко выполняли разведывательные задачи. Лапочкин несколько раз ходил в немецкий тыл, выявлял численность войск противника, расположение опорных пунктов, участвовал в захвате «языков». Красноармеец пешком прошел Венгрию, Австрию, встретил Победу в Чехословакии. За свои заслуги Николай Григорьевич Лапочкин награжден орденом Славы III степени, Красной Звезды и медалью «За отвагу». 24 июня 1945 года как один из лучших воинов дивизии Лапочкин участвовал в Параде Победы на Красной площади.

В мирное время ветеран вернулся в свою деревню и устроился в органы внутренних дел. Позже он переехал в Архангельскую область. В 1950 году женился, со своей супругой Анной Григорьевной прожил вплоть до ее смерти в 2016 году. Николай Григорьевич проработал 30 лет в уголовном розыске на разных должностях, закончил службу в звании майора милиции. В 1995 году участвовал в параде победы в Москве. В 2002 году фронтовик переехал с семьей в Вологду, где и прожил до самой кончины. Ветеран умер в 2021 году в возрасте 96 лет.

via

Предыдущее: Из лейтенантской поэзии Великой Отечественной.

Ион Лазаревич Деген, один из самых ярких поэтов лейтенантской литературной плеяды Великой Отечественной, в отличие от множества своих товарищей по фронтовому братству и поэтическому цеху, прожил долгую творческую жизнь - 92 года. Хотя столько раз мог погибнуть на фронте - четыре ранения, в том числе три тяжелых, более двадцати осколков и пуль извлекли из его тела военные хирурги, а несколько остались навсегда, на долгую память. А еще несколько контузий и ожоги более 15% кожи. Про таких говорят: отпущен на поруки смертью. Такие либо быстро угасают после войны, либо живут очень долго. Ион Деген прожил до 2017 г.

Родившийся в 1925 г. в Могилеве-Подольском Винницкой области в семье провинциальных советских медиков-евреев, воспитанный советской школой, пионерской организацией и комсомолом, Ион Деген был из того племени молодых патриотов СССР, которые с началом Великой Отечественной войны страстно рвались на фронт, на защиту социалистического Отечества. Шли в первый бой, не совсем понимая опасности и тяготы войны, с которыми были знакомы в основном по кинофильмам и воспоминаниям красных героев Гражданской; но перед лицом врага и смерти сумели быть твердыми до конца.
Начав войну страшным летом 1941 г. в 16 лет юным комсомольцем-добровольцем истребительного батальона, Ион Деген сумел, добавив себе возраст, влиться в подразделения отступавшей с тяжелыми боями через его родные места 130-й стрелковой дивизии Красной Армии, стал номером расчета станкового пулемета "Максим", был ранен, попал в окружение, выходил из него - и вышел, с раненой ногой переплыв Днепр.

После лечения в госпитале и эвакуации на Урал, едва не потеряв ногу, Ион Деген не долго проработал в тылу. Скрыв все еще недостающий для призыва возраст и последствия ранения, в июне 1942 г. он был зачислен в разведвзвод 42-го отдельного дивизиона бронепоездов и снова попал на фронт. Участвуя в битве за Кавказ, он стал командиром отделения разведки... И снова тяжелое ранение во время выполнения боевого задания за линией фронта, опасный путь к своим на плечах товарищей, госпиталь, борьба со смертью...

Ион Деген снова победил, и в третий раз бросил вызов войне. После выписки из госпиталя он был направлен в 21-й учебный танковый полк в поселке Шулаверы (Узбекская ССР), а впоследствии переведен в 1-е Харьковское танковое училище, дислоцированное в Чирчике (также Узбекистан). Весной 1944 года Ион Деген с отличием окончил училище и получил звание младшего лейтенанта.

С июня 1944 г. младший лейтенант Ион Деген дрался в составе 2-й гвардейской танковой бригады, сражался в Витебско-Оршанской наступательной операции, освобождал Прибалтику, вступил в Восточную Пруссию. Он получил производство в следующее воинское звание "лейтенант", стал командиром танкового взвода, сражался на танке Т-34-85, являвшимся одним из самых совершенных изделий советского танкопрома в годы Великой Отечественной и по праву названного "танком столетия" (этот ветеран десятков войн и конфликтов ХХ в. в разных уголках мира кое-где применяется и в наши дни)...

Ион Деген считается лучшим танковым асом 2-й гвардейской танковой бригады. На счету его экипажа 12 уничтоженных танков противника (в т.ч. 1 PzKpfw VI Tiger, 8 PzKpfw V Panther) и до 4 самоходных орудий (вероятно, в т.ч. 1 "Фердинанд", он же "Элефант", он же еще много как), большое количество других пораженных целей.

Однако, как говорил еще один блестящий советский танковый командир еврейского происхождения, дважды Герой Советского Союза Давид Абрамович Драгунский, "каждый успешный бой танкиста приближает предел". 21 января 1945 г. танк гвардии лейтенанта Дегена был подбит, а пытавшиеся спастись из горящей машины танкисты попали под огонь противника и погибли... Считалось, что вместе со своими товарищами пал в бою и Ион Деген, однако он, получив тяжелейшие ранения, в третий раз был отпущен смертью на поруки.

Он выжил и, несмотря на сохранившуюся на всю жизнь хромоту, в послевоенные годы окончил медицинский институт и несколько десятилетий работал хирургом.

В 1977 г. Ион Лазаревич Деген переехал в Израиль, где продолжал трудиться врачом. Местом последнего успокоения советского танкового аса и скромного израильского медика Иона Дегена стало кладбище Кирьят-Шауль в Тель-Авиве.

***
Поэтическое творчество Иона Дегена широко известно благодаря его жесткому и реалистичному стихотворению "Мой товарищ" (дек. 1944 г.), крайне неоднозначно принятому советской поэтической богемой.
Однако в тени этого произведения часто теряются его другие фронтовые стихи, выразительность и сила которых - в очень правдоподобном и даже натуралистичном изображении войны и судьбы человека на войне:

НАЧАЛО
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,

И над рекой до тла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.

До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело,

Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил "невыливайка".

Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Июль 1941 г.


РУСУДАН
Мне не забыть точеные черты
И робость полудетских прикасаний
И голос твой, когда читаешь ты
Самозабвенно "Вепхнис тхеосани".*

Твоя рука дрожит в моей руке.
В твоих глазах тревога: не шучу ли.
А над горами где-то вдалеке
Гортанное трепещет креманчули.

О, если бы поверить ты могла,
Как уходить я не хочу отсюда,
Где в эвкалиптах дремлют облака,
Где так тепло меня встречают люди.

Да, это правда, не зовут меня,
Но шарит луч в ночном батумском небе,
И тяжкими кувалдами гремя,
Готовят бронепоезд в Натанеби.

И если в мандариновом саду
Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,
Пойми,
Ведь я опять на фронт уйду.
Я должен,
Чемо геноцвали гого**.

Не обещаю, что когда-нибудь...
Мне лгать ни честь ни сердце не велели.
Ты лучше просто паренька забудь,
Влюбленного в тебя. И в Руставели.
Весна 1942 г.

*"Витязь в тигровой шкуре".
** Моя любимая девушка (груз.)


ИЗ РАЗВЕДКИ
Чего-то волосы под каской шевелятся.
Должно быть, ветер продувает каску.
Скорее бы до бруствера добраться.
За ним так много доброты и ласки.
Июль 1942 г.


ОСВЕТИТЕЛЬНАЯ РАКЕТА
Из проклятой немецкой траншеи
слепящим огнем
Вдруг ракета рванулась.
И замерла, сжалась нейтралка.
Звезды разом погасли.
И стали виднее, чем днем,
Опаленные ветви дубов
и за нами ничейная балка.
Подлый страх продавил моим телом
гранитный бугор.
Как ракета, горела во мне
негасимая ярость.
Никогда еще так
не хотелось убить мне того,
Кто для темного дела повесил
такую вот яркость.
Июль 1942 г.


ЖАЖДА
Воздух - крутой кипяток.
В глазах огневые круги.
Воды последний глоток
Я отдал сегодня другу.
А друг все равно...
И сейчас
Меня сожаление мучит:
Глотком тем его не спас.
Себе бы оставить лучше.
Но если сожжет меня зной
И пуля меня окровавит,
Товарищ полуживой
Плечо мне свое подставит.
Я выплюнул горькую пыль,
Скребущую горло,
Без влаги,
Я выбросил в душный ковыль
Ненужную флягу.
Август 1942 г.


647-Й КИЛОМЕТРОВЫЙ СТОЛБ СЕВЕРО-КАВКАЗСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.
Маслины красивы под ветром.
Сверкают лиловые горы.
Но мрачный отсчет километров
Заметил я у семафора.

Не снится километровый,
Увы, этот столб мне не снится.
Шестьсот сорок семь до Ростова,
А сколько еще до границы!

Я знаю, что вспомнят когда-то,
Как сутки казались нам веком,
Как насмерть стояли солдаты
Вот здесь, у подножья Казбека.

...Противны мне, честное слово,
Белесые листья маслины.
Шестьсот сорок семь до Ростова,
А Сколько еще до Берлина!
Октябрь 1942 г.

***
Воздух вздрогнул.
Выстрел.
Дым.
На старых деревьях
обрублены сучья.
А я еще жив.
А я невредим.
Случай?
Октябрь 1942 г.


СОСЕДУ ПО КОЙКЕ.
Удар болванки...
Там...
Когда-то...
И счет разбитым позвонкам
Ведет хирург из медсанбата.
По запахам и по звонкам
Он узнает свою палату.
Жена не пишет.
Что ж, она...
Такой вот муж не многим нужен.
Нашла себе другого мужа.
Она не мать.
Она - жена.
Но знай,
Что есть еще друзья
В мужском содружестве железном.
И значит - раскисать нельзя.
И надо жить
И быть полезным.
Декабрь 1942 г.

***
Я не мечтаю о дарах природы,
Не грежу об амброзии тайком.
Краюху мне бы теплую из пода
И чтобы не был этот хлеб пайком.
Февраль 1943 г.

***
И даже если беспредельно плохо,
И даже если нет надежды жить,
И даже если неба только крохи
Еще успеешь в люке уловить,
И даже если танк в огне и в дыме,
И миг еще - и ты уже эфир,
Мелькнет в сознанье:
Танками другими
Планете завоеван будет мир.
Лето 1943 г.

***
Сгоревший танк
на выжженном пригорке.
Кружат над полем
черные грачи.
Тянуть на слом
в утиль
тридцатьчетверку
Идут с надрывным стоном тягачи.

Что для страны
десяток тонн металла?
Не требует бугор
благоустройства.
Я вас прошу,
чтоб вечно здесь стояла
Машина эта -
памятник геройству.
Лето 1943 г.


КУРСАНТ.
(Уцелевшие отрывки из поэмы).
Мой товарищ, мы странное семя
В диких зарослях матерных слов.
Нас в другое пространство и время
Черным смерчем войны занесло.
Ни к чему здесь ума наличность,
Даже будь он, не нужен талант.
Обкорнали меня. Я не личность.
Я сегодня "товарищ курсант".
Притираюсь к среде понемножку,
Упрощаю привычки и слог.
В голенище - столовую ложку,
А в карман - все для чистки сапог.
Вонь портянок - казарма родная -
Вся планета моя и весь век.
Но порой я, стыдясь, вспоминаю,
Что я все же чуть-чуть человек.
То есть был. Не чурбаны, а люди
Украину прошли и Кавказ.
Мой товарищ, ты помнишь откуда
В эти джунгли забросило нас?
Ты помнишь?
Там, Казбек лилово-белый,
Щемящая краса терских стремнин
И песни смерти... Как она нам пела
Мелодии снарядов, пуль и мин.
Ты помнишь?
Боль палаты госпитальной
В окно втекала и в дверную щель.
И взгляд сестры прощальный и печальный,
Когда я влез в помятую шинель.
Январский Каспий. Волны нас швыряли.
Три дня в снегу, в неистовстве ветров.
А мы портвейн ворованный вливали
В голодное промерзшее нутро.
Полз товарняк в песках Туркменистана.
Пустых манерок стука не унять.
А мы с тобой за хлеб и за сметану
Меняли все, что можно обменять.
И вот Чирчик.
Курсантская рутина.
Вожденье танков. Огневой тренаж.
Мы воровать с бахчей неутомимо
Шныряем в Майский через Игрек-Аш.
И день за днем: "Налево!" и "Направо!"
А где-то фронт. Без нас. А жизнь бежит.
И мой портрет чуть-чуть не по уставу
Казненью командиром подлежит.
............................
Рано утром, еще до занятий
Мы уже без приклада винтовка.
Нам и пол послужил бы кроватью,
Но сегодня политподготовка,
И глубокие мягкие кресла
Нашей Ленинской комнаты мебель,
И курсанты вместили в них чресла,
Словно ангелы - в тучки на небе.
Для курсанта и штык - подголовник.
Ну, а здесь так удобно, так славно!
Но втыкает наряды полковник
(Полковой комиссар лишь недавно).
Потому, применив способ старый,
Незаметный, в убогом убранстве,
На полу у сапог комиссара
Я устроился в мертвом пространстве.
Хоть я весь до костей комсомолец,
Прикорнул, недосып досыпая.
И гудит комиссар-богомолец,
Забивает на темени сваи.
Я готов изучать неустанно
Все, что может в бою пригодиться.
Но на кой...? Продолжать я не стану:
Вдруг услышат чиновные лица.
..................................
Сапоги - дерьмо им название.
Гимнастерка моя альбинос.
Я еще до первичного звания
Не дожил, не дозрел, не дорос.
Не замечен я даже босячками,
Так внешность моя хороша.
У меня лишь еще не запачканы
Подворотничок и душа.
Мне бы девушки славной участие,
Тихой нежности ласковый цвет, Мне бы...
Много ли надо для счастья мне?
Видно, много, коль счастья нет.
...............................
Случайное знакомство. Продолженье.
И нет преград. И все на свете за.
И вдруг, -
Зачем?! -
В последнее мгновенье
Мораль свои включила тормоза.
За девственность, наивность, простодушье
Что я могу взамен ей подарить?
И подавляю сладкое удушье,
И обрываю трепетную нить,
И прячусь за стеною невидимой,
Какую-то причину оброня.
Я знаю, как ужасно уязвимы
Не только жизнь, но дизель и броня.
А после злюсь, что плохо притираюсь,
Хотя два года службы на горбу.
Со всеми пью, ворую, матюкаюсь,
Так почему не преступил табу?
Не знаешь?
Врешь!
Ведь это знанье горько.
Ответ ломает призрачный покой:
Увы, не сапоги, не гимнастерка,
А просто я какой-то не такой.
...............................
Нет времени для глупых размышлений,
Что я не стану гордостью народа.
Пишу поэму местного значения
Для роты только или лишь для взвода.

Мечтаю не о дивах царскосельских,
А как бы кашей расщедрилась кухня.
И нет во взводе мальчиков лицейских -
Кирюша ведь не Пущин и не Кюхля.

Не знаю ни Платона ни Сократа,
Ни языка ни одного толково.
Зато по части бранных слов и мата
Заткну за пояс запросто Баркова.

Ни няни не имел ни гувернанта.
Сызмала хлеб мой скудный был и горький.
За все дела - погоны лейтенанта,
И те пока еще лежат в каптерке.

Так пусть калибр моей поэмы плевый
(Я даже не Кумач, не то что Пушкин),
Зато убьет не пистолет кремневый
Меня -
противотанковая пушка.
...................................

Проснувшись, я мечтаю об отбое,
Но в краткий миг пред тем, как в сон свалюсь,
Я вспоминаю о последнем бое
И будущих поэтому боюсь.
Боюсь за жизнь солдат мне подчиненных
(Что свяжет нас в бою - трос или нить?),
Боюсь, раненьем дважды обожженный,
Что не сумею трусость утаить.
Боюсь, хотя последовавшей боли
Я даже не почувствовал в пылу.
Боюсь атаки в городе и в поле,
Но более всего - сидеть в тылу.
По сердцу холод проползает скользкий,
И я постигнуть не могу того,
Что вступят танки в Могилев-Подольский,
А среди них не будет моего.
..................................
Последний раз
в курсантском карауле
И снова в смерти
сатанинский свист.
Я поклонюсь
своей грядущей пуле.
Я не герой,
хотя и фаталист.
На сотни лет
во мне предсмертных стонов,
На тысячи -
искромсанных войной.
Я припаду к Земле
низкопоклонно:
Не торопись меня
как перегной
Впитать в себя.
И не спеши стараться
Вдохнуть меня
в травинку или в лист.
Мне не к лицу
трусливо пригибаться.
Я не герой.
Я только фаталист.
...........................
Мой товарищ,
не странно ли это,
Годовщину
в тылу отмечать?
Скоро снова
чирчикское лето.
Но не нас
оно будет сжигать.
Нам пришлепнут
с просветом погоны.
Нас назначат
на танк иль на взвод.
И в привычных
телячьих вагонах,
Словно скот,
повезут на завод,
И вручат нам с тобой
экипажи.
Но сквозь жизнь,
как блестящая нить:
Удалось нам
в училище даже
Человека
в себе сохранить.
.....................
Апрель 1943 -февраль 1944г.

***
Дымом
Все небо
Закрыли гранаты.
А солнце
Блеснет
На мгновенье
В просвете
Так робко,
Как будто оно виновато
В том,
Что творится
На бедной планете.
Июль 1944 г.

***
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.

Мы из подбитых танков выгребали
Все, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.
Лето 1944 г.


БОЕВЫЕ ПОТЕРИ
Это все на нотной бумаге:
Свист и грохот свинцовой вьюги,
Тяжкий шелест поникших флагов
Над могилой лучшего друга,

На сосне, перебитой снарядом,
Дятел клювом стучит морзянку,
Старшина экипажу в награду
Водку цедит консервной банкой..

Радость, ярость, любовь и муки,
Танк, по башню огнем объятый, -
Все рождало образы, звуки
В юном сердце певца и солдата.

В командирской сумке суровой
На виду у смертей и агоний
Вместе с картой километровой
Партитуры его симфоний.

И когда над его машиной
Дым взметнулся надгробьем черным,
Не сдержали рыданий мужчины
В пропаленной танкистской форме.

Сердце болью огромной сковано.
Слезы горя не растворили.
Может быть, второго Бетховена
Мы сегодня похоронили.
Лето 1944 г.

***
Ни плача я не слышал и ни стона.
Над башнями надгробия огня.
За полчаса не стало батальона.
А я все тот же, кем-то сохраненный.
Быть может, лишь до завтрашнего дня.
Июль 1944 г.

***
Все у меня не по уставу.
Прилип к губам окурок вечный.
Распахнут ворот гимнастерки.
На животе мой "парабеллум",
Не на боку, как у людей.

Все у меня не по уставу.

Во взводе чинопочитаньем
Не пахнет даже на привалах.
Не забавляемся плененьем:
Убитый враг - оно верней.

Все у меня не по уставу.

За пазухой гармошка карты,
Хоть место для нее в планшете.
Но занят мой планшет стихами,
Увы, ненужными в бою.

Пусть это все не по уставу.
Но я слыву специалистом
В своем цеху уничтоженья.
А именно для этой цели
В тылу уставы создают.
Июль 1944 г.


НОЧЬ НА НЕМАНСКОМ ПЛАЦДАРМЕ
Грохочущих ресов багровый хвост.
Гусеничные колеи в потравленном хлебе.
Пулеметные трассы звезд,
Внезапно замершие в небе.

Придавлен запах ночной резеды
Раздутым пузом лошади.
Рядом
Кровавое месиво в луже воды
На дне воронки, вырытой снарядом.

Земля горит.
И Неман горит.
И весь плацдарм - огромная плаха.
Плюньте в того, кто в тылу говорит,
Что здесь, на войне, не испытывал страха.

Страшно так, что даже металл
Покрылся каплями холодного пота.
В ладонях испуганно дым задрожал,
Рожденный кресалом на мякоти гнота.

Страшно.
И все же приказ
Наперекор всем страхам выполнен будет.
Поэтому скажут потомки о нас:
- Это были бесстрашные люди.
Июль 1944 г.

***
Команда, как нагайкой:
- По машинам!
И прочь стихи.
И снова ехать в бой.
Береза, на прощанье помаши нам
Спокойно серебрящейся листвой.

Береза, незатейливые строки
Писать меня, несмелого, звала.
В который раз кровавые потоки
Уносят нас от белого ствола.

В который раз сгорел привал короткий
В пожаре нераспаленных костров.
В который раз мои слова-находки
Ревущий дизель вымарал из строф.

Но я пройду сквозь пушечные грозы,
Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,
И может быть когда-нибудь, береза,
Еще вернусь к поэзии твоей.
Лето 1944 г.

***
Наверно, моторы и мирно воркуют,
Наверно, бывает на свете покой,
Наверно, не только на фронте тоскуют,
Когда зажигается вечер такой,

Наверно, за слушанье щебета птичек
Солдата не надо сажать под арест,
Наверно, помимо армейских медичек,
На свете немало хороших невест.

Наверно непитых напитков названья
Не хуже, чем трезвая: марка - "Сто грамм".
Наверно, сплошных диссонансов звучанье
Нежнее урчанья летающих "рам".

Наверно,.,
Как много подобных "наверно",
Как остро я понял и как ощутил
При свете ракеты холодном, неверном,
Затмившем сияние мирных светил.
Лето 1944 г.


ИСХОДНАЯ ПОЗИЦИЯ
Генеральская зелень елей
И солдатское хаки дубов.
Никаких соловьиных трелей,
Никакой болтовни про любовь.

Солнце скрылось, не выглянув даже.
Тучи черные к лесу ползут.
И тревожно следят экипажи
За мучительным шагом минут.

В тихих недрах армейского тыла
Впрок наш подвиг прославлен в стихах.
Ничего, что от страха застыла
Даже стрелка на наших часах.

Сколько будет за всплеском ракеты,
Посылающей танки в бой,
Недолюблено, недопето,
Недожито мной и тобой.

Но зато в мирной жизни едва ли
В спешке дел кабинетных сомнут
Тех, кто здесь, на исходной, узнали
Беспредельную тяжесть минут.
Сентябрь 1944 г.

БАБЬЕ ЛЕТО
Как трудно обстановку оценить
Солдату, что становится поэтом,
Когда за танком вьется бабье лето,
Когда горит серебряная нить,
Как дивный хвост приснившейся кометы,

И думаешь, что завтра, может быть,
Ты не увидишь нежной паутины,
Кровавых ягод зябнущей калины,
Что экипажу остается жить
До первого снаряда или мины...

Я так хочу, чтоб этот ад утих.
Чтоб от чумы очистилась планета,
Чтоб в тишине теплилось бабье лето,
Чтобы снаряды не врывались в стих,
Чтобы рождались не в бою поэты.

Стоп!
Обстановку надо начертить.
Распята карта.
Хоть война большая,
Она еще мечтаний не вмещает.
Но светится серебряная нить
И обстановку оценить мешает.
Сентябрь 1944 г.

***
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь танк решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное - мы выжили с тобой.
А правда - что? Ведь так оно ведется,.,
Сентябрь 1944 г.

***
Есть у моих товарищей танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
- Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,
Пред боем, как и прежде на Руси,
Безбожники покорно просят Бога:
- Помилуй, сохрани и пронеси.
Сентябрь 1944 г.

ДЕНЬ ЗА ТРИ
Багряный лист прилипает к башне.
Ручьем за ворот течет вода.
Сегодня так же, как день вчерашний,
Из жизни вычеркнут навсегда.
Изъят из юности.
В личном деле
За три обычных его зачтут -
За злость атак,
За дождей недели
И за несбывшуюся мечту
О той единственной,
Ясноглазой,
О сладкой муке тревожных снов,
О ней, невиденной мной ни разу,
Моих не слышавшей лучших слов.
И снова день на войне постылый,
Дающий выслугу мне втройне.
Я жив.
Я жду
С неделимой силой
Любви,
Утроенной на войне.
Октябрь 1944 г.

***
В экипажах новые лица.
Мой товарищ сегодня сгорел.
Мир все чаще и чаще снится
Тем, кто чудом еще уцелел.

...Тают дыма зловещие клубы,
На Земле угасают бои.
Тихий ветер целует губы,
Обожженные губы мои.
Ти-
ши-
на.
Только эхо умолкшего грома -
Над Москвою победный салют.
Но сейчас, страх взнуздав многотонный,
Люди молча атаки ждут.
Октябрь 1944 г.

***
Зияет в толстой лобовой броне
Дыра, насквозь прошитая болванкой.
Мы ко всему привыкли на войне.
И все же возле замершего танка
Молю судьбу:
Когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха.
Не видеть даже в мыслях пред собой
Из этой дырки хлещущего страха.
Ноябрь 1944 г.

***
Туман.
А нам идти в атаку.
Противна водка,
Шутка не остра.
Бездомную озябшую собаку
Мы кормим у потухшего костра.
Мы нежность отдаем с неслышным стоном.
Мы не успели нежностью согреть
Ни наших продолжений нерожденных,
Ни ту, что нынче может овдоветь.
Мы не успели...
День встает над рощей.
Атаки ждут машины меж берез.
На черных ветках,
Оголенных,
Тощих
Холодные цепочки крупных слез.
Ноябрь 1944 г.


ЗАТИШЬЕ
Орудия посеребрило инеем.
Под гусеницей золотой ковер.
Дрожит лесов каемка бледно-синяя
Вокруг чужих испуганных озер.

Преступная поверженная Пруссия!
И вдруг покой.
Вокруг такой покой.
Верба косички распустила русые,
Совсем как дома над моей рекой.

Но я не верю тишине обманчивой,
Которой взвод сегодня оглушен.
Скорей снаряды загружать заканчивай!
Еще покой в паек наш не включен.
Ноябрь 1944 г.

***
Когда из танка, смерть перехитрив,
Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,
Ну, все, - решишь, - отныне буду жив
В пехоте, в безопасности счастливой.

И лишь когда опомнишься вполне,
Тебя коснется истина простая:
Пехоте тоже плохо на войне.
Пехоту тоже убивают.
Ноябрь 1944 г.

***
Солдату за войну, за обездоленность
В награду только смутные мечты,
А мне еще досталась вседозволенность.
Ведь я со смертью запросто на ты.

Считаюсь бесшабашным и отчаянным.
И даже экипажу невдомек,
Что парапет над пропастью отчаяния -
Теплящийся надежды уголек.
Декабрь 1944 г.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Декабрь 1944 г.

Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.
А все-таки в январской яркой сини
Покрыты позолотой облака.

А все-таки не баталист, а лирик
В моей душе, и в сердце и в мозгу.
Я даже в тесном Т-34
Не восторгаться жизнью не могу.

Так хорошо в день ясный и погожий,
Так много теплой ласки у меня,
Что бархатистой юной женской кожей
Мне кажется шершавая броня.

Чтобы царила доброта на свете,
Чтоб нежности в душе не убывать,
Я еду в бой, запрятав чувства эти,
Безжалостно сжигать и убивать.

И меркнет день. И нет небесной сини.
И неизвестность в логове врага.
Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.
Январь 1945 г.


БАЛЛАДА О ТРЕХ ЛЕЙТЕНАНТАХ
Случилось чудо: Три экипажа
Из боя пришли почти невредимые,
Почти без ожогов, не ранены даже,
Лишь танки - потеря невозвратимая.
Как сказано выше, случилось чудо.
В землянку вселили их, в лучшее здание.
И повар им тащит вкуснейшие блюда,
А водку - танкисты, подбитые ранее.
Три командира трех экипажей
Водки не пьют.
Консервы запаяны.
На лицах маски газойлевой сажи.
В глазах преисподней недавней отчаяние.
Вдруг стал лейтенант как в бою матюгаться:
- Подлюги! Какую машину угробили!
Мотор в ней был, не поверите, братцы,
Не дизель, а просто перпетум мобиле.
Второй лейтенант, молчаливый мужчина,
Угрюмо сжимал кулаки обожженные:
- В бессонном тылу собиралась машина
Забывшими ласку голодными женами.
Мерцала коптилка в притихшей землянке.
Третий лишь губы до крови покусывал.
Судьбы тысяч сожженных танков
Безмолвно кричали с лица безусого.
Все судьбы.
Вся боль - своя и чужая
Глаза не слезами - страданьем наполнила.
Чуть слышно сказал он, зубы сжимая:
-Сгорели стихи, а я не запомнил их.

Три экипажа погибших танков
Из боя пришли почти невредимые.
Выпита водка вся без останков.
Утеряно самое невозвратимое.
Декабрь 1944 г.

***
За три часа до начала атаки нам показали
кинофильм "Серенада Солнечной долины".
Вальс кружили снежинки ленивые.
На холмах голубел хрупкий наст.
Мы лыжню обновляли счастливые.

Но сейчас это все не для нас.

Мы по горло сыты снегопадами.
Не до лыж в эту подлую дрожь.
Черный наст искорежен снарядами.
Красный снег для лыжни непригож.
Январь 1945 г.


УЩЕРБНАЯ СОВЕСТЬ
Шесть "юнкерсов" бомбили эшелон
Хозяйственно, спокойно, деловито.
Рожала женщина, глуша старухи стон,
Желавшей вместо внука быть убитой.

Шесть "юнкерсов"... Я к памяти взывал.
Когда мой танк, зверея, проутюжил
Колонну беженцев - костей и мяса вал,
И таял снег в крови, в дымящих лужах.

Шесть "юнкерсов"?
Мне есть что вспоминать!
Так почему же совесть шевелится
И ноет, и мешает спать,
И не дает возмездьем насладиться?
Январь 1945 г.

***
Полевая почта -
Пять обыкновенных цифр.
Пять обыкновеннейших цифр.
Что они значат
для непосвященного человека?
А для меня...
Сотни километров дорог.
Каких там дорог? -
Красных нитей маршрута на карте.
Пыль. Господи, какая пыль!
Выедающий глаза газойлевый дым.
Грязь. Поглощающая всего без остатка.
Бои.
Черное пламя из люков и щелей.
Черные безымянные обелиски дымов,
Подпирающие тяжелое небо,
Готовое рухнуть кровавым дождем.
Истлевающие фанерные надгробья.
Но только сердце, пока оно бьется,
Сохранит имена.
Изменяющаяся география Земли -
Курганы трупов, озера крови,
Ставшие привычной деталью пейзажа.
Холостяцкие танцы в землянке.
Бои.
Грубость грубее гробовой брони.
И руки,
Осторожно извлекающие тебя
из подбитой машины.
Танковая бригада.
Полевая почта -
Пять обыкновеннейших цифр.
Что они значат
для непосвященного человека?
Апрель 1945 г.


ТОВАРИЩАМ "ФРОНТОВЫМ" ПОЭТАМ
(Вместо заключительного слова во время
выступления в Центральном Доме Литераторов).
Я не писал фронтовые стихи
В тихом армейском штабе.
Кровь и безумство военных стихий,
Танки на снежных ухабах
Ритм диктовали.
Врывались в стихи
Рванных шрапнелей медузы.
Смерть караулила встречи мои
С малоприветливой Музой.
Слышал я строф ненаписанных высь,
Танком утюжа траншеи.

Вы же - в обозе толпою плелись
И подшибали трофеи.

Мой гонорар - только слава в полку
И благодарность солдата.

Вам же платил за любую строку
Щедрый главбух Литиздата.
Лето 1945 г.


ЧАСЫ
В железном корпусе помятом,
Бесстрастно время отмеряя,
Часы с потертым циферблатом -
Вы были часть меня живая.

Зубчаток медные кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка -
Как-будто часть меня живая.

Стары и очень некрасивы,
И невозможные педанты.
За ваш размер, за стук ретивый
Прозвали в роте вас "куранты".

Я часто думал: неужели
Нам вместе суждено умолкнуть?
(Застынут в карауле ели,
Роняя скорбные иголки).

Ведь и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Все было часть меня живая.

Я помню песню на привале -
Унылый суррогат молитвы.
Часы солдатам подпевали,
Как метроном диктуя ритмы.

Я помню песню пулемета,
Его безумную чечетку,
И похвалу: мол, он работал,
Как вы - уверенно и четко.

Я помню танк. Одно мгновенье -
Обугленная груда стали.
В немецком сидя окруженье,
Часы со мною замирали,

Все - и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Как-будто часть меня живая.

Я верил прочно, беспредельно,
Что талисман вы мой счастливый,
Что раз мы с вами нераздельны.
То всю войну мы будем живы.

Под гимнастеркою солдатской
И ремешок ваш был приличен.
Я относился к вам по-братски
И вид ваш был мне безразличен.

Но я, надев костюм гражданский
(О, час желанный и счастливый!),
Заметил ваш размер гигантский
И циферблат ваш некрасивый...

Вы вдруг предстали в новом свете...
Стал забывать я дни былые.
На модном вычурном браслете
Я захотел часы другие.

А циферблат смотрел с укором,
И стрелки двигались незримо...
Да, человек, ты очень скоро
Забыл друзей незаменимых.
Сентябрь 1945 г.

Интервью Иона Лазаревича Дегена, основанное на фронтовых воспоминаниях и послужившее основой для его книги "Я дрался на Т-34":
http://nnre.ru/voennaja_istorija/ja_dralsja_na_t_34_kniga_vtoraja/p5.php

Май 1943 года. Вдали виднелись заснеженные вершины Кавказа, словно хранящие вечное молчание о тысячах судеб, оборвавшихся в этих местах.

У аэродрома, затерянного среди долин, стоял Ил-2. В его строгих линиях читалась мощь, готовая к битве. Лейтенант Варвара Савельевна Ляшенко (1917-1943), молодая женщина с упрямым взглядом и усталыми руками, аккуратно проверяла крепления, словно это была часть её самой.

Впереди её решительный и последний вылет...

ОТОМСТИТЬ

Варвара Ляшенко родилась в г.Николаеве. Ещё в детстве в её душе поселилась жажда чего-то большего. Она закончила среднюю школу, сразу пошла работать и записалась в аэроклуб. В 1937 году окончила Херсонскую школу летчиков-инструкторов, где впервые поняла, что небо - её стихия. С этого момента её жизнь изменилась. Она стала военнослужащей Красной Армии.

В 1941 году Варвара оказалась в Алма-Ате, обучая молодых курсантов лётному делу. Там судьба свела её с Алексеем Ореховым, энергичным и добрым молодым летчиком. Их любовь вспыхнула мгновенно. Летом они поженились, однако счастье оказалось недолгим. Началась война.

Алексей ушёл на фронт первым, став летчиком-истребителем. Варвара вместе со своей сестрой и младенцем на руках добровольно отправилась служить в 502-й штурмовой авиаполк. Позже сестра Александра будет находиться рядом с Сашей, сыном Варвары, пока та находилась на боевых вылетах.

В августе 1942 года Варваре пришла новость о том, что её любимый муж не вышел из воздушного боя в района Дербента. Горечь утраты лишила её сна, но не решимости. Девушка захотела отомстить.

Она пришла к командиру своего полка и потребовала переучить её с "кукурузника" на Ил-2, чтобы вместе с остальными лётчиками сражаться в небе.

Командир был против, пытался успокоить девушку, боясь, что война сделает её сына Александра сиротой. Но Варвара оставалась непреклонной - отправьте в бой, и всё! Просьбу удовлетворили.

К январю 1943 года Варвара стала лётчиком-штурмовиком. Боевые вылеты следовали один за другим, как бесконечный поток. Но в каждом из них была сила духа. Её ведомые, молодые и неопытные, тянулись к ней.

"Имея огромное желание к лётному делу и горя большевистской сознательностью помочь всеми силами нашей стране разгромить всем нам ненавистного врага, - тов. Ляшенко в кратчайший срок изучила материальную часть самолета ИЛ-2 мотора АМ-30 и всё вооружение.

За это время 4 раза водила свое звено на штурмовку войск противника, сделав звеном 50 успешных самолетовылетов, не имея при этом ни одного случая невыполнения боевого задания и не боевых потерь..."

(Из наградного листа В.Ляшенко)

Варвара Савельевна за период участия в войне была награждена орденом Отечественной войны 1 степени, а также двумя орденами Красной Звезды. Однако приказ о награждении девушки второй Красной Звездой вышел в день её последнего боя. Сын Александр остался сиротой, а его воспитанием занялась сестра Варвары.

ПАДАЮ!...

Утро 3 мая 1943 года начиналось тревожно. Варвара сделала два вылета, каждый из которых был сопряжён с опасностью. После второго она успела вернуться, покормить сына, но ненадолго. Пришёл новый приказ.

В третий раз она на аэродром уже не вернулась. В районе ст.Крымская самолёт лейтенанта Ляшенко сбили прямым попаданием из зенитки. Вместе с Варварой из этого боя не вышел командир эскадрильи, капитан Василий Сивочуб, чей штурмовик также упал на позициях противника.

Место падение самолёта Варвары Ляшенко обнаружили только в 2014 году. Силами туапсинского филиала поискового отряда "Кубанский плацдарм" в лесу, рядом со станицей, были найдены останки штурмовика Ил-2.

Среди обломков были найдены останки лётчика ростом около 160 см, значок парашютиста-инструктора, а также фрагменты гражданских женских туфлей 35-го размера. С помощью анализа архивных документов исследователи поняли, что перед ними именно 26-летняя Варвара.

К сожалению, ни личных документов, личного оружия, наград при девушке не оказалось. Отсутствовал даже шлемофон. Очевидно, подошедшие к месту падения гитлеровцы забрали все вещи в качестве сувениров...

Сегодня имя Варвары Савельевны Ляшенко высечено на памятнике в Краснодаре. Её подвиг хранится в сердцах тех, кто знает, что за каждой победой стоят люди, готовые пожертвовать собой ради светлого будущего.

СПАСИБО ЗА ПРОЧТЕНИЕ, ТОВАРИЩ!

Прошу оценить публикацию лайком и комментарием, а также поделиться прочитанным в соц.сетях! Буду признателен, если Вы изучите другой материал канала "Зеленая книга".

Не забывайте о моём личном Телеграмме, где ещё больше интересных историй и живого общения. Присоединяйтесь