Переехали мы с Леной в старую сталинку. Красота: потолки огромные, стены как у танка, а вот перекрытия — сюрприз — не столько прочные, сколько вибро-чуткие. Стоит сверху кому-то пройтись, и у тебя на полке ложки сами подпрыгивают, будто дом решил подыграть.
А сверху жили ребята такие, что если бы они хлопнули дверью, дом бы поставил им лайк. Два кабана, бритые затылки, и их подруги сиренистого темперамента. Пятница — значит фестиваль «Перекричи кальянный рэп». Рёв, топот, «Браааат, наливай!» — полный комплект.
Я человек мирный, но и не идиот. Лезть скандалить к двум шкафам? Потом жить с ними бок о бок, как мышь с питоном? Полиция? Она приедет, когда они уже сами уснут и скажут, что это я шумлю.
Сидим как-то в очередную пятничную вакханалию, и я Лене говорю: — Силой громкость не перебьёшь. Но можно перебить физиологией. — Какой ещё? — Акустической.
Я же инженер-звуковик. Купил вибродинамик — маленькую шайбу, которая сама по себе тихая, но заставляет вибрировать всё, к чему её прижмёшь. Приклеил её к потолку через толстую книгу, чтобы распределить вибрацию по плите.
Сгенерировал трек: коричневый шум, модулируемый внутри диапазона 35–55 Гц. Не инфразвук, но именно тот диапазон, на котором сталинские перекрытия чаще всего входят в лёгкий резонанс. А ещё я задал медленную огибающую — раз в восемь секунд плавный подъем и спад.
Звук почти не слышен, но тело ловит дрожание, а мозг не может к нему привыкнуть: огибающая всё время меняется, и приходится держать напряжение. Это не усыпляет — это тихо выматывает, будто едешь в автобусе, который всё время чуть-чуть качает.
— Вот, — говорю. — Мой акустический феназепам. Не вырубает, но делает так, что веселая пьянка становится тяжёлой работой.
Включили. У нас в комнате — тишина, просто воздух стал гуще, как будто давление слегка просело. Ложки в сушилке едва дрожат, почти незаметно.
Сверху поначалу гремели уверенно. Потом — тише. Потом ещё тише. Крики «ДАААВАЙ!» смялись в неуверенный бубнёж. Минут через сорок — полная тишина, как будто у них вечеринка упала от усталости лицом на ковёр.
Через пару недель — звонок. На пороге один из шкафов. Вид не агрессивный, а скорее озадаченный.
— Соседи… У вас всё нормально? — В смысле? — делаю удивлённое лицо. — Странность какая-то. Как соберёмся — становится тяжеловато, голова гудит. Жена говорит, это 5G ловим. А мой брат вообще про рептилоидов какую-то чушь несёт... Вы ничего такого не замечали?
Я многозначительно вздохнул, как будто он подтвердил мои самые страшные подозрения.
— Замечали, — тихо сказал я. — Мы думали, нам просто кажется. От нервов. А оказывается, и у вас... Честно, даже как-то спокойнее, что мы не одни. — Ну и что это, по-твоему? — сосед наклонился ко мне, понизив голос. — Бог его знает… В таких домах иногда ловится что-то странное. Не звук, не вибрация — просто будто давление меняется. Мы пару раз просыпались, будто кто-то рядом прошёл. Я думал, нам кажется. А теперь вот думаю — может, дом сам фонит, кто его разберёт.
Сосед задумался, почесал щетину. Идея, что проблема не только у них, но и мы её стыдливо терпим, показалась ему куда правдоподобнее прямой конфронтации.
— Бред-то бред, — пробормотал он. — А голова-то гудит. Ладно, не буду мешать.
Он ушёл, унося с собой новую мысль: мы не враги, а такие же пострадавшие. А если враг — какой-то невидимый фон, то и ругаться вроде не с кем.
С тех пор ночных рейвов не было. А если сверху начинался разгон — я тихонько включал «феназепам». Минут через двадцать всё стихало.
Иногда лучшая стратегия — это не объявлять войну, а стоять с противником в одном окопе против общего, воображаемого врага. И пусть они думают, что их усыпляют рептилоиды, а не сосед с чувством ритма и знанием физики.
Две штурмгруппы прибыли в пустую деревню посреди ночи. Въезд освещал одинокий фонарь, остальные улочки были поглощены чернотой. Деревня небольшая – на два-три десятка домов, половина из которых была уже давно заброшена. Мрачные избушки с провалившимися крышами, со сваленными облезлыми заборами, с заросшими участками – ещё хранили в себе историю прошлого. Хоть по большей части эту «историю» и растащили местные мародёры. Когда-то здесь кипела жизнь, бегали и игрались дети… Когда-то давно. Но и окна обжитых избушек тоже были черны и не излучали света, а это не предвещало ничего хорошего.
-- Периметр чист, можете действовать, -- доложил Нойманн, наблюдавший местность с беспилотников самолётного типа.
Группы спешились, включив приборы ночного видения, и принялись прочёсывать дворы.
Бойцы стучались в двери, но никто им не открывал.
-- Вижу труп, -- первым на тело гражданского наткнулись ребята Хапугина. Дедушка лежал в кромешных сенях. – Высушенный, как мумия…
Окна некоторых избушек были разбиты. Бойцы добивали эти окна прикладами и пролезали внутрь, чтоб не тратить взрывчатку на запертые двери.
Бабушки и дедушки лежали в кроватях – мёртвые. Твари выбивали стёкла и набрасывались на людей по ночам. И вряд ли это было делом одного лишь существа.
-- Да здесь, похоже, была целая стая, -- пришёл к такому выводу Константин, увидевший следы от лап разных размеров на полу, по которому во время борьбы жителя и чудовищ был рассыпан сахар.
Бойцы добрались и до фермы старика-Матвея, чью переписку они недавно изучили. Тёмные хозяйственные постройки похоронили в себе трупы деда и внука – обескровленные и высушенные. Они устроили засаду на существо, сповадившееся посещать их скот через ночь, но на первой же попытке всё обернулось для них смертью. Дед стрелял дуплетом, что говорило о скоротечности происходящего, и это ему не помогло – на земле лежали две гильзы и обескровленный труп Матвея.
Молодой внук около двадцати пяти лет возрастом успел отбежать вглубь построек, пытаясь спасти деда, но и он выстрелил всего один раз – видать не решался стрелять по твари, присосавшейся к старику, опасаясь задеть и того. Но в темноте, куда он отступил, его поджидала, похоже, другая тварь.
Все животные в загонах были мертвы.
Вся деревня была выпита досуха. Живых не осталось.
-- Это точно не вампиры? – спросил Юра. – Не хотелось бы столкнуться с вурдалаками. С ними махаться и выжить шансов мало.
-- Совсем другая манера кровопития, -- заметил Данилыч. – Эти явно работают, как комары. А чтоб вампиры вот так вытягивали жертв – этого я не видел за всю свою «карьеру». Явно чупакабра, у которых во рту особая присоска.
«Мавики» облетали деревню, но твари, кажется, покинули посёлок.
Группы вскоре закончили осмотр жилых домов и взялись за изучение заброшенных – чупакабры любили устраивать логова в старых человеческих жилищах, где было значительно теплей, чем на улице. Не исключено, что в заброшках мог обосноваться целый выводок.
Однако вскоре Константин доложил «чисто», когда была осмотрена последняя заброшка.
-- Дерьмо, -- ругнулся Нойманн, надеявшийся на скорое разрешение ситуации. – Пока подождите немного. Беспилотники заняты облётом лесов. Сейчас мы что-нибудь придумаем. Пока курите.
Бойцы разошлись отогреваться по фургончикам.
-- Могли ли они далеко уйти? – спросил Хапугин. – Последние мёртвые погибли сутки назад от силы, судя по трупным окоченениям.
-- Не могли. Они рядом. Поэтому мы их скоро найдём, -- ответил ему Константин. – Если Нойманн сам ничего не придумает, то у меня уже есть несколько идей.
-- Превратиться в Хворь? – крякнул Юра так, чтобы слышали только свои.
-- Было бы всё так просто, -- буркнул Константин.
-- Ненадолго мы не успели, -- вздохнул Федя. – Вечно проёбывается этот киберотдел. Такое чувство, будто они нифига не супер служба всемогущая, которая может отслеживать каждый чих! Бездельники офисные…
-- Ты не прав. Это так называемая «ошибка выжившего», -- Паша поправил очки. – Мы не видим всей работы разведчиков, и не видим число своевременных реагирований. Зато мы вечно едем исправлять дела, какие оказались вне их поля зрения – поэтому и складывается иллюзия, будто разведчики ничего не делают и постоянно проваливают свою работу. Хотя на самом деле они делают очень многое. Я с парнями недавно общался как раз, так они столько всего останавливают и пресекают. Всех штурмгрупп не хватило бы…
-- Просто заткнись, -- Федя закатил глаза.
-- Не надо меня затыкать, -- ответил Паша. – Я между прочим дело говорю. Все мы делаем всевозможное, что нам по силам. И не нужно заблуждаться. Это как те же самые вечно недовольные либералы или недовольные работой полиции люди – они не видят всей кропотливой и важной работы, происходящей за кадром, зато видят недостатки и вечно возмущаются.
-- Ты что, Паша, только что назвал меня либералом, да? – спросил Федя, нахмурившись.
-- Не-не, ты не так понял! -- сразу дал заднюю Паша. – Я в общем и целом рассуждаю! Философствую просто. Упаси господь назвать кого-то либерахой!
-- Не знаю чего вы про этих либералов взъелись, -- пробасила Диана. – «Либерти», значит, «свобода». По сути либералы – это люди, выступающие за свободу и против гнилой жестокой системы. А вы что, неужели все против свободы? Против свободы, увы, выступают только рабы…
-- Понимаешь, тут такое дело, -- вмешался Данилыч. – Идея свободы-то сама по себе очень хорошая, но вряд ли применимая в современных условиях. Мировой олигархат держит народ за мудя. А рабам пускает пыль в глаза, будто они свободны. На самом деле все мы порабощены созданной системой.
-- И каковы ваши действия? – не осталась в стороне Галина. – Молча терпеть весь этот беспредел?
-- А что поделаешь? Остаётся только принять… Но как начнётся борьба за свободу – ты меня позови. Я с радостью за неё повоюю! – ухмыльнулся Данилыч. – Тем более с такими красавицами.
-- Фу, Данилыч, -- поморщился Юра. – Не думал, что ты либерал. Но ладно. Я тогда тоже с тобой. За всё хорошее и против всего плохого!
-- Мне нравятся ваши рассуждения, -- неожиданно согласилась Диана. – Всё так и есть. Миром правят ублюдки. Истинная свобода заключается в освобождении от угнетателей. Но ничего. Скоро всё встанет на свои места и мы построим общество мировой справедливости…
-- Вот уж не думал, что ты коммунистка, -- фыркнул Федя, за что получил от Дианы промеж лопаток.
-- Выдвигайтесь к северу, по координатам, которые я отправил на планшеты, -- раздался голос Нойманна. – Наши беспилотники заметили движение посреди леса. Стая чупакабр передвигается в направлении соседней деревеньки. Не позвольте чудовищам добраться до домов.
-- Вот сейчас бы дроны пригодились! – вспылил Паша. – Я бы их всех размотал!...
-- Так у тебя же есть, -- показал Данилыч на очередной секретный «фип».
-- Да нафиг нужно! Нойманн палит сверху, ещё всыплет мне штрафов…
-- Тогда придётся работать руками, -- сказал Константин.
Фургончики развернулись и устремились по раздолбанной дороге к северу – в сторону очередной полузаброшенной деревни.
Собаки лаяли издалека, услыхав звуки чужих машин. Командиры наблюдали за поведением стаи через экраны планшетов. Бойцы тоже заглядывали через плечо – не все видели чудовищ, и было интересно, как они выглядели. Однако с высоты, да ещё среди тайги силуэты внизу казались неявными и расплывчатыми, не удавалось разглядеть деталей.
-- Что же это такое? – спросила Галина. – Эти… чупакабры… Даже название какое-то нелепое. Это что-то инопланетное?
-- «Чупа» -- значит сосать. А «кабра» -- коза, -- объяснял Данилыч. – Получается, если по-русски, то Сосатель Коз. Сосокоз. Или Козлосос. Кому как нравится.
Бойцы заржали, ведь на русском название этого существа звучало ещё нелепей, чем на испанском. Данилыч же продолжал рассказывать всё, что узнал когда-то на старых выездах.
-- Это продукт генетических экспериментов США в тропических лесах Южной Америки. Пендосы создали биологическое оружие по уничтожению скота, ну и заодно проводили эксперименты с вампиризмом. Как известно, Советский Союз и Россия – страны почти аграрные. Скот раньше был у всех почти, поэтому для вызова массового голода следовало разработать что-то подобное. Это сейчас в деревнях магазины стали мясо продавать, а раньше либо ты занимаешься хозяйством, либо становишься вегетарианцем…
-- Да, хорошие времена были, -- вздохнул Юра, вспоминая молодость.
-- Объект, как это обычно бывает, сбежал, -- продолжал Данилыч. -- Неким образом он попал в Мексику. Возможно нарочно. Вполне вероятно америкосы подкинули его за границу, чтобы провести «испытания в полевых условиях».
-- Они такое любят.
-- В любом случае, эксперимент пошёл не по плану. Объекты ускользнули от военных полевых лабораторий, а затем расплодились в Мексике, считай, в аграрной неразвитой стране, богатой на скот и так небогатой на достойные отделы Организации. Началась серьёзная катастрофа, потребовавшая вмешательства из-за рубежа. Сами мексиканцы не справились, а америкосы долго пытались изображать покерфейс, пока твари не добрались до Техаса… Ко времени, когда в Мексику ввели контингенты Организации – всё уже безнадёжно пробралось в СМИ и подняло широкий резонанс. Тысячи животных погибли загадочными смертями в конце девяностых годов, как и тысячи людей. Тогда же каким-то образом чупакарбы попали и на Филлипины и даже в Россию. Как именно – неизвестно. Скорее всего члены Движения Сопротивления увидели свой шанс в том, чтобы убедить обычное человечество в существовании сверхъестественного. Чтобы подтолкнуть обывателей к революции взглядов, с последующими тяжёлыми и далеко идущими последствиями в виде осложнения работы Организации. И в виде увеличения числа участников Движения, что в свою очередь приведёт к изучению Изнанки и последующему коллапсу и мировой катастрофе… Но мексиканский «успех» повторить не удалось. Наши ребята вовремя среагировали и зачистили выведенные популяции. И всё равно угроза серьёзная. Иначе Организация не тратила бы миллиарды денег на пропаганду по очернению самой идеи «чупакабры», которая теперь даже среди писателей страшилок считается полным зашкваром.
-- Во дела, -- покачала головой Галина.
Группы мчали по разбитой дороге.
-- Вам нельзя допустить, чтобы они даже добрались до деревни, -- повторил Нойманн. – Нельзя, чтобы жители услышали стрельбу. Сделайте всё чисто и гладко, ребята!
-- Тогда поворачиваем в лес, -- сказал Константин. – Они быстро двигаются. Своими двумя мы их не догоним.
-- Согласен, -- ответил Хапугин.
Фургончики съехали в лес и устремились сквозь заросли. Командирам пришлось работать сразу на несколько экранов: наблюдать за стаей существ, и, одновременно, смотреть за предстоящей дорогой с «мавиков», стараясь вовремя объехать небольшие болотца, овраги и буреломы.
-- Блять, не проще ли было занять позиции на окраине села?! – возмущался Федя, изо всех сил держась за поручни и болтаясь в стороны на каждой кочке. – Похуй на палево. Всё равно никто не поверит!
-- Приказы не обсуждаются, -- сказал Константин.
-- Это понятно, командир!
Фургончики объезжали препятствия, буксовали в глубоких лужах, но продирались вперёд.
Вскоре чупакабры услышали звук моторов. И насторожились. Но они не стали удирать, чего бойцы опасались больше всего. Эти твари были особо наглыми и смелыми – они почуяли человеческую кровь и они ещё ни разу не получали серьёзного сопротивления. Чупакабры учуяли добычу, бегущую к ним прямо в лапы – и тоже устремились к ней навстречу.
Константин схватил пулемёт и высунулся в люк. В это же время он приказал пулемётчику из соседнего фургончика скрыться внутри и не выделываться:
-- Это опасно! Стреляйте из бойниц!
-- А чего сам полез? Ты чё, офигел? – спросил пулемётчик Хапугина. Но Хапугин вскоре приказал тому и вправду скрыться в салоне.
-- Наш Костян пуленепробиваемый, -- смеялся Юра. – Вернее, чупакабронесъедаемый! Кстати, у тебя же есть кровь?
-- Конечно, -- ответил командир.
-- Вы о чём это? – спросила Диана, которая не была в курсе прошлого Константина.
-- Да, долгая история, -- отмахнулся Юра.
-- Контакт!! – проорал Хапугин по рации.
Застрекотали автоматы. Затем заработал пулемёт Константина.
Четырёхлапые мускулистые существа, похожие на инопланетян и рептилий одновременно – неслись по лесу и вдруг наткнулись на странные ослепляющие вспышки из странных стальных коробок. Пули, словно дикие осы, лупили по их телесам, и разрывались внутри плоти, выворачивая шматы мяса. Каждое попадание создавало дыру почти с кулак размером…
Твари завизжали и в панике устремились назад – они никак не ожидали подобного отпора. Но жужжащие пули настигали их в спины.
-- Отставить огонь! – приказал Константин, когда осталась последняя тварь. И автоматы замолчали.
Выжившая чупакабра уносилась через лес.
-- Следим за ней.
Фургончики остановились посреди леса. Любопытные бойцы выходили наружу, чтобы осмотреть экзотичных чудищ из секретных лабораторий Америки. Большие мускулистые гадины, с уродливыми зубами, шипами, как у дикобразов, со странными языками-присосками. Некоторые чудовища извивались, раненные, и постепенно погибали. Бойцы наслаждались их гибелью – им хотелось мести за убитых дедушек и бабушек.
Беспилотник Нойманна продолжал преследование до тех пор, пока выжившая голодная чупакабра не вышла ближе к утру к своему логовищу. Встревоженные «чупакабрята» выбежали навстречу своей матери, но не получили порцию кровушки в раскрытые пасти – мать вернулась ни с чем.
-- Уничтожьте логово, -- приказал Нойманн. – Перебейте всех щенков. Никого не упустите.
-- Они же маленькие, -- у Галины навернулись слёзы на глаза.
-- Павел, -- обратился Нойманн к бойцу. – Применяй свою приблуду.
-- Не понял вас, начальник, -- похолодел Паша.
-- От Организации ничего не укроется, -- спокойно сказал Нойманн. – Выпускай свою птицу. Там будет достаточно одного меткого попадания – логово небольшое. Тварям хватит одного хорошего взрыва. Надеюсь у тебя нормальные снаряды?
-- Ну, как раз есть термобар в запасе…
-- Это же великолепно. Только настрой видеопередатчик на нестандартную сетку частот, если есть такая возможность! На частоты, которыми вряд ли пользуются гражданские, хоть, конечно, посреди леса ночью вряд ли они окажутся…
-- У меня есть оптоволокно, если вы о беспалевности… -- неуверенно предложил Паша.
-- Отлично. Тогда дерзай.
-- Принял.
Паша запустил птичку в светлеющее небо. Через несколько минут полёта логово чупакабр было превращено в хранилище фарша и потрохов на мясокомбинате.
Редакция журнала не пропагандирует табак, алкоголь, наркотики и насилие, не всегда разделяет увлечения героев и призывает читателей к здоровому образу жизни.
Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
В апреле я умер.
В моём календаре нет особенных месяцев. Какая разница — декабрь на дворе, январь или февраль? Есть «раствор» — хороший месяц, нет «раствора» — дурной. И не важно, как этот месяц называется. Главное, чем наполнены дни, часы, минуты.
Февральским утром позвонила Огненная, сказала, что загибается без лекарства.
— В городе пять точек, и повсюду голяк. Только в таборе. Но пути к нему перекрыты. Ждут какого-то перца, — упавшим голосом прибавила Лена.
— Кого именно?
— Не знаю. Говорят, Папу Римского.
— Таксисты считают, что из Африки. Посол какой-то, — пробормотал я в трубку.
— Пошёл он на хрен, этот посол. Старый, где ты достанешь лекарство? Просто скажи, где? Приободри. На въезде в цыганский посёлок космонавты с автоматами. Старый, поддержи меня.
— Не волнуйся, достану.
— Нет, не так. Ободри меня по-настоящему.
— Лен, я все пятаки вверх дном переверну, но лекарство достану. К Папе Римскому на поклон пойду, а лекарство будет.
— Правда?
— Да.
— Не обмани. Ждать легче, когда веришь. Тебе верю. Стрелки на часах скрипят и не двигаются. Не обмани.
Ленка — моя подруга. Ленка — та самая рыжая бестия, которая охмурила меня в новогоднюю ночь у городской ёлки, согласилась поехать за «лекарством» и отказалась лечь в постель. Сказала, что этого ей не надо. Сразила наповал. Этого ей не надо. А у самой глаза блудницы Раав и рыжие кудри до плеч. Сука классическая. С характером. Мне нравятся такие. Мы подружились. И даже спустя полгода она не легла со мной в постель. Ограничилась поцелуями. Не сказала мне прямо, что с ней, но я догадался. Тоже, наверное, не смог бы, если бы у меня было это. С резиной не то, главное — стоп-кран в голове. С этим трудно смириться. Поэтому к Ленке я стал относиться бережно. Когда мне жалко кого-то, я готов расшибиться, лишь бы помочь.
— Потерпи до полудня. Ты меня знаешь. Даже если к нам в город едет министр важных дел, это не повод перекрывать кислород тем, кто на дне. А мы с тобой без кислорода не можем. Жабр нет.
Зимой нам обычно дают в кузнице отпуск. Кузница отпочковалась от завода, теперь у неё новый хозяин. Буржуа Иван. Поэтому поступает, как хочет. В этом году зимний отпуск дали бессрочный. И без отпускных. Живём заработанным за лето и осень. Заказов нет. Мужики из кузницы пьют, а я перекумариваюсь «Зубровкой». Никто не верит, но это так. Покупаю ящик «Зубровки» и начинаю пить. Сначала плохо. Невыносимо плохо. Надо терпеть и вгонять в себя сразу стакан. Если не стошнит и получится заснуть хоть на час, сразу за пробуждением должен следовать ещё один стакан. Полный стакан «Зубровки» — и спать. Если не спится, нужно влить в себя ещё полстакана. Все ощущения гасятся «Зубровкой». Все. Душевные, телесные, здоровые, болезненные. По ним движется танк под названием «Зубровка». Настойка крепкая. Белорусская. Сорок два градуса. Неделю пьёшь, чтобы забыться. Ещё неделю, чтобы вписаться в запой. Потом наступает день, когда «Зубровка» вытягивает тебя из абстиненции. И пьёшь уже не ради забытья, а ради самой «Зубровки». Это начало исцеления от «лекарства». А потом обычно «лекарством» вытаскиваешь себя из «Зубровки» и подсаживаешься на иглу. И снова — бег. Штрафные круги.
Я умею спрыгивать с иглы на стакан. Огненная — нет.
Она вообще не переносит алкоголь. Для неё это другая планета — душная, тяжёлая, смертельно ядовитая. Я назвал её Огненной не потому, что она заводная и пылкая, а потому что рыжая, как огонь.
Вытягиваю себя из постели. Собираюсь. Иду на пятак.
Уличного торговца Батыра на днях посадили, вместе с ним прихватили бригаду мелких «барыг». Новый продавец пока не объявлялся. Хотя с местным отделением милиции всё «порешали».
Время растянуто до тошноты, когда лекарства нет. Пятак стоит голый. Трясётся от морозов, корчится в муках непонимания и неясности перспективы. Нельзя быть голому пятаку зимой. Опасно для психического здоровья.
Снегом завалило дороги, выстудилась родная кузница без работ, соседка сверху перестала включать православное радио. Нарисованные маки на двери в комнату покойных родителей затянуло паутиной. Как будто весь город накрыло депрессией.
Два дня никто не может найти лекарство, два дня — это очень много для города.
Добрёл до пятака. Прислушался. Тишина. Люди ходят обычные. Трамваи скрипят и сыплют искрами. На том месте, где собираются тени из ада, сидит на корточках кавказец и, придерживая левой рукой правый бок, что-то оживлённо рассказывает двум своим собратьям. Все трое в овечьих тулупах.
— Зайца нужно бить, пока он ослеплён фарами, — с небольшим акцентом говорит друзьям странный бородатый человек в больничной пижаме, которая торчит из-под тулупа, и пальцами оформляет дуло винтовки. — Так его на мушку и этак! И что? Где все? Где Батыр? Где лекарство? Палево кругом. Где все? Еф-ф-фмашу.
На трамвайной остановке стоит сержант в милицейской форме: патруль, должно быть.
Друзья-кавказцы сидят на корточках и внимательно слушают рассказ своего вожака об охоте на зайцев. Что за чертовщина? Приглядываюсь к охотнику, вижу, что рукой он придерживает целлофановый пакет, в котором из тела наружу торчит его собственная требуха. Реально — из-под окровавленной пижамы наружу кишки в целлофане.
— Эй, человек, — кричат мне кавказцы. — Где тут у вас лекарством торгуют? Из больнички друга вытаскивали. Ранили его. Деньги есть. Не тушуйся. Помоги купить, брат, мы в долгу не останемся.
— Батыр сидит, лекарства нет в городе, — отвечаю я, поглядывая на безразличного постового, ожидающего трамвай. — Два дня перебои.
— Делать что? У нас брат помирает. Таксисты в табор не везут. Говорят, патрули одни. Губера ждут. Что делать, брат?
— Не знаю.
Постовой только сейчас обращает внимание на меня и кавказцев. Лениво поворачивает голову. Ему наплевать. Его поставили, чтобы дать понять людям — несколько дней у нас в городе не будет явных нариков, только тайные, невидимые. Так сказал ему, наверное, начальник. Нет уличной наркомании в нашем городе. И точка. Едет ревизор. Но кто он? Хрен его знает. Может быть, Сам? Дядюшка Сэм?
Сержант подошёл почему-то ко мне, а не к трём кавказцам. Боится, сука. Или успели его купить.
В отличие от гостей города, я выгляжу прилично. На мне драповое чёрное пальто — длинное, приталенное — и белый шерстяной шарф. Шапку не ношу. Волосы длинные седые. Иногда меня называют тут Старый. Чаще по фамилии — Сирый.
— Предъявите документы, гражданин.
«Вот сука!»
— Сержант, очнись. Ты находишься в нейтральных водах. С начальством вашим вопрос решён лет пять назад. У тебя начальник Ким? Подойди к нему.
— Документов нет, — бычится сержант. — Значит, имею право задержать вас на сорок восемь часов до выяснения личности.
«Ты что, сынок! Совсем рамсы попутал? За твоей спиной сидят на корточках три бандита, один из которых наверняка в бегах. Ранен. Подстрелен, как заяц, при задержании, а ты мне рассказываешь про какой-то паспорт. Возможно, кавказец стрелял в конвойного, когда его этапом везли в следственный изолятор. Откуда ж вы берётесь такие, выструганные из дерева с головы до пят?»
— Сынок, — стараюсь выглядеть вежливо, — если хочешь составить протокол, пойдём за кинотеатр «Родина», я там схожу для тебя по мелкому хулиганству, а ты запишешь в протокол, что испражнялся в общественном месте. Я тебе там же штраф оплачу. Пойдём за «Родину»?
Раздражение… меня начинает одолевать раздражение — плохой попутчик. Левая щека задёргалась. Кровь прилила к щекам. Отойди, друг, отойди от греха подальше. Зачем властью бравируешь? Ты не понимаешь, как мне хреново. А когда мне очень хреново и я обещал любимой девушке лекарство, лучше меня не тормозить. Могу и врезать. Удар мой поставлен хорошо, рука крепкая. Примитивные движения тело помнит. Отойди, брат.
— Если вы не хотите предъявить паспорт, тогда покажите вашу левую руку. И карманы, пожалуйста.
«О! Да ты не просто дерево, ты полено. Что ты от меня хочешь? Денег? Денег. Хорошо, будут тебе деньги».
— Левую руку? Ха-ха-ха! Начертание зверя ищешь, сержант? Не найдёшь ничего, кроме трудовых мозолей. Показать? Где желаешь смотреть? Прямо тут? Или зайдём за кинотеатр «Родина»? Там все что-нибудь друг другу показывают.
— Не хамите, гражданин. Будем составлять протокол по мелкому хулиганству. Понятых найду. Напишу, что выражались нецензурными словами, сходили в туалет в непосредственной близости к церкви. Понятых найду. Не сомневайтесь.
— Пошли за «Родину». Там схожу. Не у церкви.
Раздражение распирает, требует благородного выхлопа. Что делать? Если я не вспылю, земля разверзнется и всех нас поглотит. Надо вспылить. Надо. В кармане шприц пустой и таблетка димедрола. На руке татуировка и дорожка из гноящихся язв, ведущая к пауку. И паук подмигивающий, озорной. Всё, что надо для красивого протокола. Для романа протокольного, мать вашу, для повести. Минимум неделя в камере.
— Послушай, сержант, сотни хватит на оплату штрафа? Пойдём, решим всё без оформления.
И решаем. Заходим за «Родину», я передаю постовому сотку, на этом расходимся. Он с важным видом обратно на пятак, я с чувством выполненного долга, несколько опустошённый.
Переползаю на другую сторону улицы, всматриваюсь в пятак — не появится ли кто из торговцев?
Пока нет. А я обещал Ленке раздобыть лекарство к полудню.
Цыганский посёлок знобит. Две милицейские структуры что-то не поделили, схлестнулись в посёлке, где пять домов, из которых четыре торгуют соломкой и героином. Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и местные опера. Встали стенка на стенку, хватают худых жёлтых путников прямо в посёлке и грузят, кого куда. Слышал, попался мирный китаец, который учился в университете. Внешне студент на наркомана похож. Худой и жёлтый. Скандал. Международный. Потому как разве можно китайца перепутать с наркоманом? Курам на смех. А мне не до смеха. Соломка моя закончилась ещё в январе, в городе перебои с поставками мака. Нигде и ничего.
Есть только один способ выжить — пойти в поликлинику по месту прописки. Терапевт знает меня. Помнит все мои болячки психические и физические. Выручала по доброму расположению сердца рецептами на таблетки с кодеином. Особенно, когда я, контуженный, вернулся из горячей точки. Быть может, выручит и сейчас?
В поликлинике очередь. Выхватываю взглядом время приёма, покупаю в буфете коробку конфет и захожу в кабинет без очереди. Врач — молодая женщина, красивая, ухоженная, здоровая. Женщина из другого мира.
— Что случилось, Андрей Иванович? — спрашивает она, вглядываясь в расширенные зрачки выдающих болезнь глаз. — Почему без предварительной записи?
— Наталья Евгеньевна, не могу, — присаживаюсь я напротив доктора и достаю конфеты. — Помните, я к вам приходил однажды за лекарством от кашля? Помните? Сейчас всё то же. Бронхит замучил. Вы ж знаете, что дышу на работе дымом коксовым. Лёгкие никуда. А тут морозы прихватили. Сил нет. Пожалуйста, примите меня без очереди.
Кладу на стол коробку конфет и тут же извиняюсь за просьбу. Нужно уметь преподнести конфеты, да, даже такую мелочь нужно правильно сделать. Наталья Евгеньевна знает и помнит все мои диагнозы. Знает и помнит о том, что я не могу без мака. Вот уже больше пятнадцати лет с переменным успехом, попадая в специализированные больницы и милицейские камеры, я выхожу на свободу с одной идеей — купить лекарство, без которого не могу жить. И ничем меня не исправить. Только могилой. Расстрелять? Расстреливайте. Только дайте напоследок отвару напиться. Готов пострадать.
— Что у вас? — спрашивает доктор, и я чувствую, что я ей не безразличен. Да. Я, маленький человек из рабочих кварталов, философствующий кузнец и странник, наполовину глухой от контузии маргинал, не безразличен доктору этого мира. Потому что она Врач. Именно так. С большой буквы.
— Опять кашляете? Ну что ж, раздевайтесь. Я послушаю.
Богиня. Поможет.
Стетоскоп скользит по простуженной коже, паук забился в вену, паутина едва заметна. Гусиная кожа, кровь не греет.
— Дышите, не дышите. Одевайтесь. Бронхит.
Богиня. Всё знает и понимает.
Выписывает рецепт на таблетки. Откуда-то появляются силы. Предвкушение лекарства. Плохое лекарство, не то совсем, но на безрыбье и рак рыба. Бегу-лечу в аптеку, снег хлопьями бьёт в лицо, посторонись! Две упаковки. Если с горстями сонников, то хватит на три дня. Что потом, не ведаю. Что-нибудь будет. Иначе нельзя. Либо отпустят Батыра, либо придёт другой, либо начнётся торговля по телефону. Разве может быть борьба с воздухом? Можно на время перекрыть кислород, но невозможно резиновыми палками или пулями от «Макарова» уничтожить воздух. Начнут давить в одном месте, выхлоп пойдёт в другом. Третий закон Ньютона. Сила действия равна силе противодействия.
Вытаскиваю из кладовки молоток и крошу таблетки в пыль, что порошком выпить. Быстрее всосётся в кровь, скорее отпустит. Чувствую, как пульсирует кровь. Похоже на миниатюрную кочегарку. Топливо брошено, теперь медленно, но верно пойдёт прогрев. Чтобы помочь своей кочегарке, встаю на руки вниз головой, делаю отжимания от пола. Так быстрее. Мускулы имеют память. Ничего-ничего. Потерпи, брат. Сейчас ты один из сотни получаешь облегчение. Потерпи. Вот она — волна. Можно полежать, отдохнуть, подумать, что дальше. Почему нельзя в Рим вместе с папою? Не патриотично? А в говне лежать без лекарства — это патриотично? «Зубровку» во время ломки — патриотично? Сотню рыжему идиоту в тылу кинотеатра «Родина» — это по-нашему?
— Ленка, приезжай, есть немного лекарства.
— Откуда? — голос как из преисподней. — Нет нигде.
— Хочешь, я приеду? Сейчас приведу себя в порядок и приеду.
— Хочу. Я в постели лежу. Мне плохо.
— Потерпи, я мигом.
Брызнуло солнце за окном, расцвёл февраль, покрылся радужной плёнкой. Дышится легко. С привкусом кодеина. Пар изо рта. И, кажется, будто насквозь пропах поликлиникой и лекарствами. Ещё недавно чувствовал, как несу в атмосферу запахи кузницы. Выдыхаю коксом, отхаркиваюсь сажной слюной. Табачного выхлопа нет потому, что не курю я. Противно с некоторых пор. Тошнит и по голове стучит молотом. А тут солнце и пар изо рта. Фиолетовыми разводами выведены сугробы. Акварельное всё, тонкое, прозрачное и призрачное. Деревья — сталактиты. Прохожие повеселели. Предвкушение весны? Не слишком ли рано? Солнце. Кажется, мелочь для человека, заведённого механикой рабочего дня. А приятно. Стекаются люди к остановке, и я с ними. Прохожу мимо церкви — стоит церковь, никуда не делась. Пятак в себя втянулся, словно под насос вакуумный попал. Вроде бы нет пятака, а люди есть. Как замёрзшие столбики стоят, сталагмиты, но готовы ожить и оттаять в любое мгновение. Нет, это не соляные столбы из царства Содома, это впавшие в анабиоз ожидания больные дети. Появись Батыр или кто-то другой, подай знак, и оттают столбики, бросятся под дьявольское благословение, лишь бы живу быть.
На скамейке сутуло спит Орёл. Как будто ночевал на пятаке. Корейцы появились с рыночной площади. Худые как прутья, гибкие, в тонких кожаных куртках, несмотря на мороз. Спортсмены — то ли бывшие, то ли настоящие. Знаю, что братья. Раньше в Ташкенте жили, занимались тхэквондо, чёрные пояса носили. Потом в Россию приехали. Вероятно, от холода на теплоту маковую подсели.
Филька длинноволосый тоже тут. Мама его всегда рядом. Бывшая начальница крупного предприятия. Ходит за сыном хвостом, оберегает от хулиганов, деньги на дозу выдаёт.
Седовласый морской офицер в отставке приходит с дочкой. Тоже начеку.
Лекарства нет. Когда будет, никто не знает. Даже генеральный штаб. Нужно потерпеть.
Кое-кто узнаёт меня и смотрит с подозрением. По зрачкам и движениям понимают, что мне хорошо. Пусть не превосходная степень рая, но мне действительно тепло и уютно. И это бросается в глаза тем, кто ждёт.
— Сирый, ты раскумарился? Где лекарство брал? Братэла. Подскажи, в долгу не останемся.
— Заначка, друзья, заначка.
Тихое и лживое слово. Но иначе нельзя. Вопьются не только взглядами, но и словами. А меня Ленка ждёт. Сергей курит около автомобиля. Делает мне знак.
— Куда тебя, Старый? В цыганский посёлок не поеду. Засады там на каждом шагу.
— Не в посёлок я. До рынка добросишь?
— По счётчику.
— Идёт.
Город красив, как наряженная барышня. После моста открывается гостиничный комплекс, дальше — развилки по центральным районам. Широкие проспекты, пряничные фасады домов, глянцевая реклама, свет, трамваи, аккуратные гаишники в новых костюмах. Дышит город деловой жизнью. Не знает о трудностях пятака. На рыночной площади прошу остановиться. Протягиваю купюру, прошу подождать.
— Поставлю на стоянку крытую. Ты не долго?
— Нет.
Огненная живёт в богатом доме. Чувствую себя немного неловко, когда поднимаюсь на лифте на пятый этаж. Кабина лифта — зеркальная комната. Пол начищен, всё кругом сверкает, как в офисе. Я привык к другим лифтам. С разбитыми плафонами, процарапанными стенами, подпалинами у кнопок. Лифт возносит меня мягко и плавно. Почти без шума. Напротив меня стоят две девушки, вероятно студентки. Куртки модные цвета хаки, высокие шнурованные ботинки, волосы собраны в пучки, виски слева выстрижены. Точно с рекламной картинки.
Дверь квартиры открыла мама Елены. Заочно она меня знает, слышала от дочери, что познакомилась с кузнецом. Мама не глупая, всё понимает.
— Леночка в своей комнате, — шепчет она. — Болеет. Второй день не выходит. То в жар, то в холод. Вы понимаете, что это? Так ведь? Вас Андреем зовут? Спасибо, что навестили. У Леночки… — мама спохватывается, не зная, насколько я близок с её дочерью. — У Леночки полгода назад расстроилась свадьба. Она говорила вам? Жених — одноклассник. Бизнесмен. Когда узнал, что наша девочка инфицирована, тут же оставил её. Что за люди? Вы знаете, о чём я?
— Да, — соврал я. — Лена мне говорила.
— Скажите, почему молодые люди такие жестокие? Вирус не выбирает. Сегодня Лена, а завтра любой из нас. А вы тоже положительный?
Я немного растерялся, но тут же взял себя в руки.
— Да. Я положительный. Принимаю терапию. Нет проблем.
— Вот и я говорю, — оживляется мама. — Какие сегодня могут быть проблемы? Женщины рожают здоровых детей, занимаются карьерой, некоторые даже не скрывают свой диагноз. Ну и что? ВИЧ — не приговор. Это просто напоминание о том, что необходимо взять себя в руки.
— Мама, там Андрей пришёл? — раздаётся из комнаты голос Лены.
— Да, доченька. Мы пообщались немного. Позвать?
— Конечно!
— Меня Алла Геннадьевна зовут. Я в администрации города работаю. В отделе архитектуры. Мы хотим некоторые остановки в городе обшить коваными узорами. Как вы на это смотрите? А Леночка у нас музыкант.
— Я? Сугубо положительно.
— Это грандиозный проект без привлечения иностранцев. Тендер разыгрывается между тремя предприятиями. Есть в заявке и кузница на Печатной. Ну, это я так, к слову. Проходите, пожалуйста. Леночка ждёт. Ваша фамилия есть в списках: Сирый. Весной будет много работы.
Алла Геннадьевна напоминает красивый вкусно пахнущий воздушный шар. Она как будто перелетает с места на место, отталкиваясь от собственных слов. Роняет их, точно балласт скидывает. Милая женщина. Лена, скорее всего, похожа на отца. Его портрет на фоне Эйфелевой башни висит в прихожей у зеркала.
Я вытаскиваю из кармана бумажный пакет с порошком и прохожу к Елене. Комнатка миниатюрная. Рыжая красавица бледная, лежит, закутавшись в одеяло, подбородок дрожит. Вероятно, к ломке прибавилась температура.
— Что там у тебя? — дрожащим голосом говорит она. — Лекарство? Откуда?
— Выпей всё сразу. Будет горько. Запей водой и подожди минут десять. Это кодеин и сонники. Порошок дойдёт быстрее. Посижу с тобой минут пять и пойду. Меня на стоянке Серёга ждёт.
— Это который таксист?
— Да. Открой рот и сразу водички. Разболтай во рту и проглоти.
Лена морщится, но делает то, что я говорю. Морщится, сдерживает рвотные позывные — нельзя, чтобы стошнило. Категорически нельзя. Больше лекарства нет. Закрывает рот платочком и указывает глазами на яблоко. Подаю и перевожу дух. С яблоком не стошнит. Когда организм выходит из режима комфорта, обнажается расхристанность. Опытно знаю.
В молчании проходит минута.
— Улеглось?
Она кивает радостно. Раскраснелась от внутреннего напряжения. Глаза включили освещение — слабенькое, зелёное, цвета стен психиатрической клиники. Пройдёт ещё десять минут, начнёт урчать живот, и тошнота снова поднимется к горлу. Необходимо тщательно прожевать и проглотить ещё кусочек яблока. И тогда начнёт действовать лекарство.
— Тебе мама про меня рассказывала?
— Нет. Говорила о тендере на работу.
— Не обманывай. Я слышала.
— Надеюсь, что ты по этому поводу не испытываешь чувство вины?
— Нет. Всё равно неприятно.
— Если я начну сейчас загибать пальцы и перечислять собственные диагнозы, у меня рук не хватит. И ног тоже.
— Тебе неважно, о чём мама сказала?
— Абсолютно.
— Родители хотят меня отправить в Германию на время. Есть там клиника, где лечат сном. Приезжаешь, ставят капельницу с мягким снотворным, контролируют самочувствие, но пару недель ты просто спишь. Просыпаешься без ломки.
— Дело хорошее. Если бы я захотел изменить жизнь, наверное, тоже сделал так же. Заснул, проснулся здоровым. Рай.
— Да.
— Если поедешь в Европу, загляни в Рим.
— А там что?
— Папа Римский.
— С ума сойти. Папа — и римский. Но он, кажется, не в Риме, а в Ватикане. Впрочем, какая разница? Ты не знаешь, как долго перебои с лекарством будут?
— Не знаю. Пока не закончится война ментов.
— Придётся потерпеть.
— Есть вариант в соседний город смотаться. Но для этого нужны деньги.
— Возьми у меня. Деньги есть, возьми.
— Пока не нужно. Я ещё не все способы исчерпал. У меня есть пачка пустых рецептурных бланков. А я, если ты помнишь, неплохой художник.
— А если попадёшься?
— Попадусь? Меня теперь только через психиатрию прогонят. Власть устала меня исправлять. Я неисправимый.
— То есть тебя не посадят?
— В тюрьму нет.
— Ой, меня, кажется, отпускает, — потянулась, как кошка, Елена. — Как быстро. Не успела проглотить.
— Потому что порошком и на голодный желудок. Поправляйся. Мне пора.
Огненная раскрыла руки для объятий. Прильнул к ней, вдохнул в себя запах волос, поцеловал, притянул худенькое тело сильнее, прижал к себе. Закрыл глаза.
— Пора. Сергей заждался.
— Я позвоню тебе. Спасибо.
— Поправляйся.
— Сирый, ты хороший. Старый немного, но хороший.
Я улыбаюсь.
— Это пройдёт. Всё проходит. И старость рассасывается. Всё рассасывается, кроме беременности. Иногда, впрочем, и беременность рассасывается.
— «Хороший» тоже рассасывается?
— Нет. «Хороший» — это как беременность. Не рассасывается. Поправляйся. Звони.
«Зубровку» я выпил под утро, когда отпустил кодеин. Тогда же позвонила Елена.
— Хреново, Андрей, очень хреново. Умираю.
— Жди до полудня.
Утонул город в сугробах.
Всё кругом красиво, и ничто не предвещает дурного финала. Кроме наивного желания теплоты.
Мой крест пахнет горечью опия, а не коксом из кузницы, свой путь я избираю свободно. Мне незачем роптать.
* * *
Нужно быть полным мудаком, чтобы пойти за маком в цыганский посёлок в «день икс». На дорогах — посты, возле домов — оперативники, закамуфлированные под дорожных рабочих. Народ шепчется о специальных операциях, в городе мышь не проскочит сквозь кордоны, маковое зёрнышко во рту не пронесёт. А я тащусь за соломкой к цыгану, у которого полный двор нежданных гостей. Зачем? Разве я не ответил? Только мудак решит, что его не примут под белы рученьки с мешком маковой соломки за плечами. А я и есть тот самый мудак.
Даже Серёга-таксист меня отговаривал от авантюрной затеи.
— Не ходи, старик, попадёшь под раздачу. Тебе это нужно? Потерпи пару дней, а потом иди.
— Рискну. Как без риска? Пойду и куплю. А там будь что будет.
И пошёл.
Чисто побрился, точно перед смертью, надел белую рубашку, чёрное драповое пальто и белый шарф, вогнал в себя стакан «Зубровки», и вошёл в цыганский посёлок, как блаженный — не вошёл, а вплыл по воздуху. А там спецназ. И резиновые дубинки по икрам.
Напали, навалились, будто я демон, а они воины света. Положили меня на снег, скрутили ладони, сковали руки наручниками. И удивлялись вслух, почему я сильный такой. Привыкли к доходягам. Посадили в машину с решётками и повезли. А потом спрашивали в центральном отделе:
— Ты что, идиот? Ты разве не знал, что был звонок в министерство? Ты не мог потерпеть несколько дней? Точно идиот. Судимостей сколько?
— Две. Все по двести двадцать четвёртой.
— Поздравляем. Теперь пойдёшь по новой народной двести двадцать восьмой за хранение и транзит в особо крупных размерах. Ты понял?
— Да.
— Но в тюрьму мы тебя не посадим. Потому что ты псих. Из-за таких идиотов, как ты…
— Сколько дней я проведу в камере?
— Уточнишь у дознавателя. Она тебя пригласит завтра утром. Помоги ей, Сирый, у неё много дел в производстве. Не тяни, не притворяйся идиотом. Ты и так идиот. Раньше дело возбудят, раньше тебя на больничку отправят.
* * *
В камере хорошо. В камере я в пальто, в карманах которого дырки. И никто эти дырки не примечает на обыске. В камере тепло, сыро и серо. Мне комфортно, как пауку в паутине. В пупырчатых стенах записки от заключённых, окурки и спички. Я не курю. Но в моих карманах дырки, которые ведут в подполье полов пальто. А в подполье полов есть маковая соломка. Я выскребаю щепотки соломки и всухомятку кидаю на кишки. Иногда мне приносят чай в алюминиевой кружке, и я наслаждаюсь размокшим жмыхом из мака, который проглатываю вместе с водой. Я в камере счастлив, потому что в камере есть пальто с дырками, а в полах пальто есть маковая теплота. Так мало нужно человеку для счастья. Какой мне Рим? Какая Европа? Мне хорошо в сером квадрате величиной с треть моей комнаты. Я люблю свой город, Ленку, «Зубровку», кузницу, запах кокса, — когда в кармане пальто есть дырка, через которую я могу добраться до остатков маковой теплоты.
Дознаватель долго со мной не возилась. Была почтительна, как с идиотом, потому что я стал вдруг личностью известной в узких кругах.
— Так вы и есть тот самый кузнец, который надел белую рубашку, чёрное пальто и белый шарф и отправился в цыганский посёлок за маком?
— Да. Тот самый.
— Именно в тот день, когда ожидали министра?
— Да.
— Вы бесстрашный человек, Сирый. По-человечески мне жаль вас. Могу помочь — направлю на психиатрическую экспертизу в областную клинику. Но для этого вам нужно написать добровольное признание.
— Какое?
— Необходимо подтвердить, что вы сами выдали наркотики сотрудникам милиции и что нуждаетесь в лечении от наркомании.
* * *
Мой март начался и закончился в психиатрической клинике, в которой я тут же стал знаменитым пациентом. Врачи, медсёстры, санитары улыбались, когда кто-то рассказывал, как я надел белую рубашку, чёрное пальто и белый шарф и отправился в цыганский посёлок за маком. Именно в тот день, когда в наш город приезжал министр важных дел.
Пациенты подхватили ажиотаж вокруг моей персоны и совали пластмассовые мыльницы вместо сотового телефона и просили позвонить министру. Окружали меня любопытными стайками, как обезьянки, шептались, потом кто-нибудь из них бережно трогал меня за плечо, озирался по сторонам, вытаскивал из кармана кусок мыла или мыльницу, протягивал мне со значительным видом и просил, умолял позвонить министру и пожаловаться на дурные условия содержания.
Когда выпустили из клиники, я тут же направился на пятак. У ног тоже есть память. Ленка в Германии. Дома меня ждёт оставшаяся «Зубровка».
Этот год по календарю — год Свиньи. Значит, пятак будет прославлен. Только я не узнаю этого, потому что в апреле умру от какой-то гадости, которую добавили в раствор новые торговцы. Что-то вроде крысиного яда.
Редактор: Атряхайлова Наталья
Корректор: Вера Вересиянова
Все избранные рассказы в Могучем Русском Динозавре — обретай печатное издание на сайте Чтива.
Всем был хорош Людвиг Сергеевич. Да что там хорош, практически безупречен! Он никогда не разговаривал по громкой связи в общественных местах, не плевал на асфальт и даже дома пользовался ножом и вилкой. Имелся, правда, у него единственный пунктик: он был абсолютно уверен, что является реинкарнацией Людовика XIV. Чёрт его знает, почему он так решил, — рационального объяснения этому не было. Он просто знал это, и всё.
И все знаки Вселенной подтверждали его уверенность в своей правоте. Смотрите сами: даже его имя Людвиг было немецким аналогом Людовика; он любил французскую кухню и женщин; сходил с ума от французского вина и сыра; увлекался французской историей и литературой. Бывая во Франции, всегда заезжал в Версаль: там, несмотря на толпы туристов, он почему-то чувствовал себя как дома. А Париж и Лувр он, как и его предшественник, не очень любил: тоскливо было ему там. К мужчинам он обращался исключительно «мсье», к женщинам — «мадам». В моменты близости он настаивал, чтобы очередная мадемуазель шептала ему: «О, Луи...», отчего, как пишут в женских романах, «мир его взрывался в ярком сверкающем фейерверке непередаваемого наслаждения». На каждый случай у него имелось крылатое выражение короля-солнца, каждому его другу был не менее сорока раз повторён деловой принцип, изложенный Его Величеством Кольберу: «Когда будете докладывать мне о делах, избегайте по возможности слова «препятствие». Что касается слова «невозможно», не произносите его никогда». Своими знаниями он часто и бескорыстно делился с друзьями, чем, честно говоря, порядком им поднадоел.
Немного, правда, смущало, что ему никак не давался французский. Утешал он себя тем, что Вселенная отключила ему эту опцию, чтобы он в этой жизни отдохнул от прошлых государственных дел. Этот недостаток он компенсировал дивным пением французских песен в караоке, в которых он, правда, не понимал ни слова, но, безупречно выговаривая грассированное «р», вызывал у себя слёзы восторга. Вот такой милый чудак был наш Людвиг Сергеевич!
И вот однажды друзья, зная об этой его слабости, на День рождения сделали ему королевский подарок. Они оплатили ему визит к экстрасенсу для окончательного подтверждения факта реинкарнации. И не просто к экстрасенсу, а к знаменитости. К одному из тех, кто часто мелькает на одном известном телеканале. Стоило это, правда, безумных денег, но чего только не сделаешь, чтобы порадовать друга…
Однако с первого раза окончательного подтверждения получено не было — после часа напряженной работы экстрасенс, звеня цепями и потирая перстни, грустно объяснил, что вибрации сегодня не очень хорошо резонируют, да еще и ментальная энергия клиента весьма запутана. В общем, колесо судьбы сегодня точно не повернется. Но оно обязательно сделает оборот через три дня, и он это ясно видит. Поэтому просто необходим второй сеанс. И прийти на него надо обязательно ментально открытым. Это непременнейшее условие. И да, для вас скидка в 50% как постоянному клиенту.
Поскольку долгожданная верификация была очень близка, Людвига было уже не остановить. Скрипнув зубами, он оплатил второй сеанс и отправился поправлять ментальное здоровье диетой и медитацией.
И представьте, во второй раз всё получилось! И брошенные камни легли как надо, и даже непонятно откуда взявшийся сквозняк задул свечу. Специалист подтвердил давно ему известное, потому что в его ауре явно увидел скипетр и державу. А на стене ошарашенный Людвиг с помощью экстрасенса даже лично, сквозь пламя свечи, рассмотрел латинскую L, увенчанную короной. На прощание экстрасенс, почтительно кланяясь, все-таки советовал особо не доверять его словам, а доверять только холоду за спиной. А еще сказал, что тишина бывает громче крика и не все тени отбрасываются светом… От всего этого у Людвига кружилась голова, в ушах шумело, и он поспешил проститься. Ему необходимо было побыть одному, чтобы сполна насладиться своим теперь уже официально подтверждённым королевским величием. Он вышел оттуда, физически ощущая тяжесть короны на голове и мантии на плечах. Он больше не шёл — он ступал. Ступал он к себе в свою двушку в Купчине, и «Votre Majesté*» звенело в его ушах.
После упомянутого выше сеанса он стал просто невыносим. Ощущение своей исключительности вскружило ему голову. Осанка его, чрезвычайно прямая и до этих событий, сейчас стала поистине королевской. Его надменно вздернутый подбородок теперь всегда был почти параллелен земле. Их было два в одном — Людвиг и Людовик, и они с презрением топтали эту грешную землю, грезя о будущем перерождении, достойном их.
Наконец, ясно осознавая свое величие, он начал постепенно отдаляться от нынешних друзей. Теперь между ними была пропасть: они, конечно, были хорошими и милыми людьми, но, к сожалению, простолюдинами. И им невозможно было объяснить, что чувствует король, когда Святой Дух сходит на него при миропомазании на коронации в Реймсе...
Впрочем, он нашел единомышленников, достойных себя. Тесным кружком собирались они по пятницам, и чудесен был их мир. Теперь его новыми друзьями стали реинкарнации Ивана Грозного, Генриха IV французского (между прочим, его деда!), Генриха VIII английского и даже Гая Юлия Цезаря. Екатерина II, бывшая в этой жизни юной очаровательной девушкой, разбавляла их мужскую компанию. Она сохранила все милые привычки своей предшественницы и никому из коронованных особ не отказывала в интимном общении.
Однако теперь у Людвига появилась новая навязчивая идея. Ему было мало просто знания, он хотел это всё еще и увидеть. Его монархические друзья приняли самое горячее участие в его мечте и однажды настал день, когда Гай Юлий договорился о визите к суперэкстрасенке, умевшей осуществлять связь между мирами.
С замиранием сердца переступил он тот волшебный порог. Таинственный полумрак царил там, ароматный дым от свечей клубился, а затем терялся в потолке… Колдунья, одетая в черный брючный костюм, была совершенно без всяких украшений, чем почему-то внушала доверие. Внимательно выслушав его историю, она только спросила, кто подтвердил его реинкарнацию ранее. Услышав ответ, она почему-то вдруг презрительно прищурилась и стала удивительно похожа на стоматолога, который недоволен работой коллег. И ему даже показалось, что она пробормотала: «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной...» А может, и не показалось, чёрт его знает… Впрочем, это было уже неважно!
Наконец, когда все необходимые ритуалы были выполнены, Людвиг, вооруженный подробными инструкциями колдуньи (та особо подчеркнула стоп-слово «Бздык» — оно должно было вернуть его в наш бренный мир, когда он устанет наслаждаться реалиями прошлого), выпил напиток, остро отдававший травами, закрыл глаза и приготовился увидеть Версаль, а там себя и почтительных придворных. А потом, наконец, она ввела его в долгожданный транс...
… Он находился в элегантно обставленной комнате, и цикады гудели за открытыми окнами. Из окон тянуло ночной свежестью, в канделябрах горели свечи, а бесконечные полки книг терялись в таинственных отсветах их пламени. Роскошный камзол, парик и панталоны были небрежно брошены на кресло, а с огромного портрета на стене на него надменно смотрел сам Людовик XIV. Правда, Людвиг Сергеевич сейчас был уже не собой, а Луизой — чернокожей рабыней, которую, вцепившись в её роскошные бёдра и пристроившись сзади, прямо сейчас любил богатейший плантатор Луизианы Людовик де Бурбон. Закатив глаза и энергично двигаясь, он восторженно хрипел по-французски какие-то пошлые гадости, что-то вроде: «О, моя шоколадка!» и «Что за задница, чёрт меня побери!». И ужас был в том, что Людвиг (или Луиза) его почему-то отлично понимал! Здесь оценив недвусмысленность ситуации, Людвиг истерично вскрикнул: «Бздык!!!» — и немедленно вывалился обратно в наше время прямиком в кабинет колдуньи.
Он задыхался и смотрел на неё диким взглядом, рот его был открыт, волосы стояли дыбом... Наконец, когда дыхание всё-таки вернулось к нему, он заорал: «Что это было?! Что за бред?! Почему я — она?! Да еще и чёрная!!! Где Версаль?! Где король?!» На что колдунья лишь безразлично ответила, что ЕГО жизнь она не выбирала, а является всего лишь проводником между тем светом и этим. И если он тщательно покопается в прошлых жизнях и карме, то получит ответы на все свои вопросы.
Он попытался вернуть деньги, но она просто рассмеялась ему в лицо. Он сгоряча пригрозил ей полицией за мошенничество, на что она представила ему в лицах, как он будет формулировать обвинение и что на это скажет полиция, и рассмеялась еще громче. И перед тем как окончательно захлопнуть за ним дверь, она посоветовала ему запомнить, что тишина иногда бывает громче крика и не все тени отбрасываются светом…
Добредя до парка, он упал на скамейку и заплакал. Такого удара судьбы он не ожидал. Вдобавок из проезжавшей мимо машины он вдруг услышал страдания Феба из «Нотр-Дам-де-Пари» и к своему ужасу понял, что понимает теперь каждое слово: и про разноцветную юбку Эсмеральды, и про её большие черные глаза. Он понял, что в качестве утешительного приза Вселенная подарила ему знание французского. И этой последней насмешки Людвиг уже не перенёс: всхлипнув, он потерял сознание.
Спустя час он уже лежал на койке в уютной зарешечённой палате. Взгляд его был чист и незамутнён, и струйка слюны стекала по подбородку. За окном пели птицы и светило солнце, но тот дивный мир более не имел к нему никакого отношения…
- Ами, ты должна его увидеть! – возбуждённо зашептала мне на ухо Элька, - он такой красавчик, просто крышу сносит. Таких, как он, ты точно не встречала! Не пойму, зачем он вообще появился в нашей глуши. Только сумасшедший сюда приедет просто так.
От ее взволнованного дыхания, горела кожа на шее. Я молча закатила глаза и расслабилась на диванчике. Эля в своем репертуаре. В городе ужас, что происходит, теперь, только ленивый не чувствует панику, а она все туда же – думает о мужиках. Правда, о ком сейчас ещё думать, если не о них? Да ещё в таком месте.
Мы завалились в бар «Подвал вампира» - поистине темное местечко – на первом этаже всегда собирается всякий сброд, который крутится возле кособоких, круглых столиков, на втором этаже, где сейчас находимся мы – немного интеллигентнее, но мужчин, практически нет.
Основная часть адекватного мужского населения была на выезде из Тогиуса, нашего маленького городка - там сейчас проводилось «мужское» собрание. Мой Гай тоже был там, хоть я и была против. Ну не верю я, что в нашем захудалом городке может что-то происходить. На большой земле наши истории про оборотня принимают за шутку, и уверены, что поля на окраине оскверняет медведь или одичавшие кабаны. Единственное, что на самом деле можно признать за правду – это резко сократившийся урожай кукурузы, затоптанный подсолнух и разодранные куры у тех, кто плохо закрывает свои сараи. Но…
- На, выпей. – Элька сунула мне в руки бокал с виски, - ты совершенно не умеешь отдыхать. Да ничего у нас не случится. Мужики набивают себе цену и развлекаются разговорами. «Оборотень в городе, внимание, внимание»! Да кому мы тут нужны, телевизор меньше смотреть надо. А вот насчёт красавчика, я на полном серьёзе. Он точно появится сегодня, потому что больше особо появляться негде.
Подруга мечтательно закатила глаза, явно представляя, как этот самый красавчик входит в двери бара, мгновенно замечает ее и, словно лазером прошибает взглядом с кривоватой ухмылочкой. Вокруг летают «искры» любви и все, что там происходит в современных дорамах, начинает происходить наяву. Прямо так, как она любит.
Впрочем, Элька – свободная девушка и такие мечты ей позволительны. Я с усмешкой сделала глоток из бокала и поморщилась. Слишком крепко. Зазвенели кубики льда на дне. Сегодня, после тяжелой рабочей смены в местной забегаловке, я решила немного расслабиться, но даже не потрудилась привести себя в порядок – максимум, что сделала – скрутила длинные волосы в конский хвост и умыла лицо. Из одежды – привычные джинсы в обтяжку и свободная футболка с мультяшным принтом.
Меня тут практически все знают, и красоваться не перед кем. Тем более, у меня есть Гай. Сколько себя помню, мой муж работает в шахте, добывает синий асбест, как почти все мужчины нашего городка. Это только в столице мало что знают про этот силикатный минерал, только то, что он очень дорогой и используется в изготовлении строительных материалов, всяких замазок и смесей. Какая наивная неосведомленность. С другой стороны, если бы не месторождения асбеста, вряд ли бы наш Тогиус долго просуществовал. А я ни за что не поеду в большой город. Никогда в жизни не променяю свой покой на кошмар, который творится там!
- А вот и он, я же говорила…
До моих ушей донесся восхищенный шепот Эли. Подруга буквально оцепенела от благоговения и не сводила глаз с мужчины, который только что вошел в помещение. Я не смогла скрыть своего любопытства, и посмотрела вниз, делая вид, что мне не очень-то интересно. Но ведь надо же посмотреть, о ком вот уже несколько дней без остановки подруга твердит? Она, словно сумасшедшая, названивает с самого утра и бормочет что-то бессвязное про лучистые, как море чистые глаза и всё в этом духе. Одно радует – я равнодушна к голубым глазам, меня привлекают только жгучие брюнеты с карими, почти черными глазами. Как у моего любимого Гая.
А высокий мужчина внизу точно не был брюнетом. Светло-русые волосы подстрижены коротким ежиком, лицо худое, слегка вытянутое. И да, я не вижу, какого цвета его глаза, но, наверное, Элька права – у такого светленького крепыша должны быть голубые.
В «Подвале вампира», он выглядит как белая ворона – длинные ноги идеально смотрятся в чистеньких, будто наглаженных джинсах, и даже белая футболка выглядит как-то празднично. А еще, у него красивые загорелые руки, и широкая, белозубая улыбка. Он только что улыбнулся нашему бармену Радомиру, и я почувствовала, как странно екнуло сердце. Кто дал ему право так улыбаться? В эту секунду, он словно почувствовал мой взгляд и посмотрел наверх. Кожа мгновенно покрылась мурашками, и я отшатнулась в сторону. Черт!
- Видишь? Нет, ты видишь, он посмотрел прямо на меня! – Эля в неверии прикрыла рот рукой и раскраснелась, - вот откуда он свалился, весь такой хороший, а?
Голос подруги плавно перетек в полустон, и она в изнеможении рухнула на диван. Я откинулась следом, и прикрыла глаза, пытаясь избавиться от странного наваждения. Ну, и что это было? Я вообще, в своем уме? Вот так пялиться на какого-то незнакомца, да мне просто это непозволительно!
Элька наблюдала за ним, не отрываясь, и кажется, даже пару раз взмахнула рукой. Затем повернулась ко мне с победоносной, счастливой улыбкой:
- Знаешь, как его зовут?
- Понятия не имею, да и зачем это мне? – я фыркнула, пытаясь скрыть внезапное раздражение. Руки уже лихорадочно шарили в сумочке, в поиске телефона. Нужно срочно позвонить Гаю. Хотя, нет, еще рано. Он на этом чертовом, неотложном «собрании».
- Натан. – Подруга тихо засмеялась, - представляешь? Вот это имечко!
- Я смотрю, ты уже успела все разузнать. Оперативно.
Внезапно заболела голова, да так сильно сдавило виски, что я даже ойкнула. Натан. Это надо же было додуматься. Стараясь не упасть, я встала с дивана и придержалась рукой за подлокотник – снова перебрала с виски. Сколько раз зарекалась не пить после работы, но нет же, от Эльки так просто не отвязаться. За окном бара прогрохотало – с минуту на минуту начнется дождь, значит, нужно спешить, иначе промокну до нитки.
- Ты куда? – в голосе подруги послышалось удивление.
- Домой, голова раскалывается. Пойдешь со мной?
- Так скоро… - с сожалением протянула Эля, но покорно засеменила следом.
Мы спускались по лестнице, и как раз проходили мимо барной стойки, когда нас заметил Радомир – он призывно подмигнул, и приподнял бокал со льдом, приглашая подойти. Я едва заметно качнула головой, внутренне съеживаясь – тот, о ком мы только что разговаривали, был совсем рядом и смотрел на меня, так пристально, что это пугало.
Усилием воли я подавила желание обернуться и посмотреть за плечо – может, он уставился на кого-то другого? Но, нет. Яркие, голубые глаза прожигали меня насквозь, так, что я не могла двинуться с места. Воспользовавшись моей медлительностью, Элька тут же уселась на стул и взялась за охмурение «новенького»:
- А ты надолго к нам, откуда приехал?
- Пока сам не знаю, из города.
Он по-прежнему не сводил с меня глаз, и, кажется, это потихоньку начинает сводить с ума. Ничего не понимаю!
- Меня Натан зовут.
Кажется, это он мне. Я рассеянно кивнула и повернулась к выходу. Надо уходить, прямо сейчас. Но Элька схватила меня за руку и резко притянула к себе.
- Ты что, собралась сидеть одна в доме, я же знаю, что тебе нечего делать, Гая нет!
Не спрашивая, хочу ли я, подруга сунула мне новый бокал в руку. Я вздрогнула от неожиданности, и все содержимое выплеснулось прямо на футболку, а бокал полетел вниз и разбился. Теперь под ногами блестели мелкие осколки.
- Вот же черт! Ты чего такая рассеянная?!
Радомир выскочил из-за стойки и стал привычно заметать мусор в совок.
- Я не хотела. Извини, мне нужно идти.
Больше не слушая возмущенную Эльку, я ринулась к выходу и тут же попала под ливень. Холодные капли забегают за ворот, заставляют зябко ежиться. А ведь еще час назад ничего не предвещало такого ливня! Я обхватила плечи руками и торопливо зашагала по дороге – до дома идти прилично, и если я не хочу промокнуть полностью, нужно прибавить шаг. Элька сумасшедшая, как только немного выпьет, не соображает, что делает. Ну, ничего, завтра я ей устрою выговор. Выскажу все, что думаю!
Внезапно, я почувствовала тепло – что-то мягкое легло на плечи, и я в ужасе обернулась. Снова он! Накинул на меня бесформенную куртку и идет ровным шагом, так беспечно, словно на прогулке. Его белая футболка промокла и прилипла к телу, но, он этого даже не замечает.
- Ты…
- Ничего, потом отдашь, когда высохнет. Тебе сейчас нужнее. Далеко живешь? – Натан улыбнулся. Кажется, он не собирался никуда уходить.
- Не очень. Я замужем. – Про Гая я ляпнула автоматически, всегда так делаю, как только на горизонте появляется какой-нибудь мужчина.
- Ну и что?
Кажется, он искренне удивился, и я решила промолчать, чтобы не выглядеть полной дурой. Хотя, поздно спохватилась. От этой мысли я усмехнулась под нос и зашагала еще быстрее. Да что ему надо-то, не пойму? Что в баре спокойно не сиделось?
- Тебя зовут Ами? Необычное имя.
- У тебя тоже. – Он все не отставал и это начинает раздражать. Интересно, где он вообще живет?
- Мой дом на холме, сразу на окраине, ты, наверное, слышала. Тут каждый слышал про этот дом.
Я слегка притормозила и бросила на Натана удивленный взгляд. Он что, мысли читает? И, неужели, говорит про дом местной сумасшедшей старухи, которая умерла несколько лет назад? Вот так поворот…а мы все гадали, когда явится новый хозяин, чтобы прибрать добро к рукам.
- Ммм… - неопределенно протянула я, чтобы избавиться от неловкой тишины. Мне вообще без разницы, дом и дом. Поскорее бы до своего дойти. Пусть, конечно, у нас с Гаем не такой домище, как у местной бабки, но меня вполне устраивает. Я услышала тихий смешок и раздраженно повела плечами – он еще и смеется! Прицепился как банный лист со своей курткой. Я резко остановилась и скинула куртку с плеч.
- Вот, держи. Спасибо, больше не понадобится, я почти дошла.
Я протянула руку с таким решительным видом, что Натан не стал спорить, и взял вещь. Снова эта быстрая, вкрадчивая улыбка и смех в глазах. Не люблю таких людей – кажутся нормальными, а что там у них в голове – не понятно. Стоит и просто смотрит, этот взгляд пробирает до мурашек, ей Богу!
- До свидания!
Я круто развернулась и двинулась к дому – вон, уже и крыша виднеется. Пара метров и я дома, еще никогда так сильно не хотела от кого-то спрятаться. Хотя, этот новенький, вроде нормальный, я не чувствую от него никакой опасности, и все же…не удержавшись, я обернулась, проверить, куда он делся и застыла в растерянности.
Натан никуда не ушел – он сидел, сгорбившись, на коленях, прямо посередине дороги, в грязи. Дождь лупил по спине и поникшей голове, а куртка валялась рядом бесформенной черной кучей. Он просто сидел и не двигался, словно из него вытащили батарейку.
Предоставлен отрывок для ознакомления!
Автор Саня Сладкая "Ты моя. Пришел за тобой" Городское фэнтези
Танар и Феррух смотрели на главу тайной службы княжества. Харитон о чем-то сосредоточенно думал.
- Ты не согласен? – наконец спросил его колдун. – По-моему неплохо. Почему они только мне не рассказали?
- Потому что умные и осторожные. Сам так воспитал. Не додумали, и не хотят говорить раньше времени. Я сам узнал только потому, что нас с Зоряной вчера привел к братьям Велизар. Призрак рассказывал про угрозу мастеру. Вспомнил Васуда, я объяснил, кто это такой и Ратмир просто загорелся…
Глава тайной службы продолжал молчать.
- Харитон, о чем ты думаешь?
- О том, что могу покупать домик на побережье и уходить в отставку, - вздохнул мужчина.
- Что ты думаешь о плане братьев, скажи, пока не ушел!
- Хорошая стратегия, что я еще могу думать. Щипок – надо же. Мы тоже думали, о том, что сразу не получится разрубить этот узел, погубим народ. Но это – мы, это же наша работа!
- Так. Ты еще голову пеплом посыпь в знак скорби! Ребята знают, что ты к нам пошел? – спросил колдун Ферруха.
- Знают. Я им вчера сказал, - кивнул тот.
-Надо было забирать их к себе, - вздохнул Харитон.
-Попробуй! – усмехнулся Танар.
- Теперь не получится, они уже узнали вкус самостоятельной работы.
- Будешь помогать им с тактикой. Чему я их, прежде всего, учил, так это думать и не стесняться задавать вопросы. И слушать других людей.
Феррух вспомнил, как он расспрашивал братьев-призраков и как внимательно тогда его слушали близнецы. И ведь не просто так слушали.
Танар замер, разговаривая с кем-то.
- В гости зовут, - улыбнулся он. – Завтра вечером.
- Зовут, пойдем. Хотя у тебя было бы удобнее.
- Нет. У них есть все материалы, есть призраки для охраны. Они меньше заняты и могут сосредоточиться на этом деле. И, скорее всего, они уже разработали план захвата Васуда.
Колдун оказался прав.
Все приглашенные, кроме Харитона в гостях у Ратмира с Богданом уже бывали.
- А тебя на соседней улице встретят Зоряна с Феррухом и пригласят к себе.
- Зачем такие сложности? Я что, сам не дойду? – удивился Харитон, прекрасно зная, где живут братья и Феррух.
- Увидишь. Заодно убедишься, что там все под контролем.
На пороге дома мужчины минуту простояли, Зоряне никак не удавалось найти ключ от двери. Зашли в дом, и сразу отправились к братьям через дыру в заборе. В проеме Зоряна снова остановилась ненадолго. Потом девушка помахала дежурившему во дворе Горану.
"Чисто", - ответил призрак.
- Чисто, - повторила девушка для Харитона.
- Думаешь, за нами кто-то может следить? – спросил он.
- Не думаю, но мы всё время тренируемся, особенно, когда ведем нового человека. Теперь дома знают тебя и наш, и братьев. Сможешь приходить, когда захочешь.
- Что значит – "дома знают"?
- На домах, заборах и дворах заклятие. Сейчас твоя аура была считана и внесена в список тех, кого они могут пропускать.
- Кто "они"?
Харитон озадаченно посмотрел на девушку. Феррух улыбнулся. Сначала ему тоже все казалось странным, но сейчас он уже к этому привык. В купленных домах Ратмир, Богдан и Зоряна развернулись во всю, и новой стала не только мебель.
- Заборы, - пояснила девушка. - Слушай: Танар пролезает через любимую дыру. Сейчас появится.
Колдун на самом деле возник рядом с ними из ниоткуда, увидел ошеломленное лицо Харитона и засмеялся.
- Тренируюсь на всякий случай. В дверь каждый дурак зайдет, в дверь я и у себя дома зайду.
- А я уж думал, и ты меня с забором знакомить будешь.
- Я - нет. К нам с Любавой слишком много народа ходит, Князь бывает. У нас так не получится.
Харитону послышалось в его словах сожаление, даже зависть.
- А если бы меня не познакомили с вашими заборами? – повернулся он к девушке.
- То ты бы не прошел.
- Идем, все уже собрались.
Голос Богдана тоже возник из ниоткуда и тут же рядом с Гораном возникла его фигура, словно колдун сам стал призраком.
Харитон махнул рукой.
- Я уже устал удивляться. Вот если только Велизар заговорит по-человечески.
Зайдя в дом и поздоровавшись, Харитон быстро огляделся. Кот обнаружился около камина, но желания разговаривать не проявил.
"Почти жаль", - подумал мужчина, вспомнив мир мертвых.
Ратмир положил перед ним стопку листов, потом добавил еще один.
- Это, можно взять с собой, - показал он на последний, - наш план, как захватить Васуда. Вернее не план, а набросок. Остальное можно читать только здесь. Не думаю, что кто-то сможет забраться к нам, но если вдруг, все это сгорит при выходе на улицу. Вместе с вором, - добавил колдун.
Глава тайной службы одобрительно кивнул, у него в Башне тоже было так.
- Мы не хотели торопиться, хотели еще подумать, но получилось вот так. Мы хотим знать твое мнение о наших задумках.
Харитон посмотрел на каждого, кто находился в комнате: братья, Танар, Зоряна с Феррухом, молодой колдун Ферруха Ринн и его напарник Ибис – парни спасенные братьями. Кан. У этих троих к врагу особенный счет. Гранн и Тихон. Гранн за последнее время стал выглядеть значительно лучше, Харитон был уверен, что причиной тому вода жизни из озерца в горах. Теперь он по возрасту был таким же, как Танар и даже мускулы появились. Не полноценный боец, но и не развалина.
- А еще мы хотим, чтобы ты подобрал человека из своих, лучше двоих. Чтобы не дергать каждый раз тебя самого, и чтобы твои люди могли нас учить, - добавил Богдан.
Танар одобрительно кивнул. Когда братья просили разрешения собирать все материалы, он сначала был против, а потом подумал, что у него самого не хватит на это времени. Так же не хватит времени и у Харитона.
Танар увидел, что тот замялся и ехидно напомнил:
- Учись делегировать полномочия.
Харитон захохотал и махнул рукой.
- Сделаю. Их вы тоже будете с заборами знакомить?
-Обязательно, - серьезно кивнул Богдан. – Иначе они просто не попадут к нам.
- Тогда давайте посмотрим, что у вас по Васуду, а уж потом я буду читать все.
Оказалось, что Васуд живет не в том городе, где развернулся колдун. Даже не в том же княжестве, а на юге.
- У нас было мало времени, но мы рассчитываем использовать дар Ручья. Колдун может быть настороже, но он не станет рассказывать, как у него из-под носа увели добычу. Ринн тогда очень хорошо прикрывал и себя, и Ибиса, и Ферруха.
У Ринна дернулась щека. Прикрывал он долго, но уже когда Феррух спрятал их в подвале. Ринн до сих пор переживал, что не сумел спасти других. Сейчас бы он не попался на магическую слежку. Братья учили его серьезно. А тогда колдун-самоучка о такой слежке не знал. Обычных наблюдателей они с напарником вычисляли и успешно уходили, а от колдуна не смогли.
- Мы предлагаем отправить людей в тот город, где Васуд живет. Там на месте все узнать – где и с кем живет, как туда проникнуть. Кренн рассказал нам про дом Васуда, но тот мог дом и сменить. Потом мы с призраками отправляемся туда, выходим в другой мир, возвращаемся в наш, берем Васуда и назад.
Танар посмотрел на братьев.
- Без эффектов, учитель. Наоборот. Был человек, и нет его. Ни одного следа магии. Это мы сделаем. Пускай гадают.
- Да, у него наверняка много врагов. С нами его никак не свяжут.
Ратмир посмотрел на Ферруха. Тот поднял бровь – что?
"Потом. Есть мысль".
Феррух мысли читать не умел, но по хищной усмешке догадался, о чем примерно думает молодой колдун.
"Если я угадал, то мне это нравится", - подумал он.
Глава 5
Вернувшись домой после разговора у братьев, Феррух сел за стол. Зоряна нарезала холодного мяса, хлеба, поставила греться чай. Муж просидит всю ночь.
- Ложись, - предложил ей Феррух.
- Ага, вот так тебя одного и брошу. Вместе будем думать и все делать. Даже не рассчитывай оставить меня здесь.
- Не рассчитываю. Но пока еще нечего делать. Харитон только завтра людей отправит.
- Они быстро работают, - возразила девушка, - они пришлют рассказ про дом, про то, когда Васуд спать ложится, а что будем делать мы, можно думать и сейчас.
Феррух кивнул, но сначала он собирался записать все, что говорилось у братьев. Потом придется уточнять, добавлять. В конце концов, это его дело.
***
- Когда вы рассчитываете собрать сведения? – поинтересовался Харитон.
- Это зависит от того, сколько человек будет действовать, - ответил Ратмир. - Нам самим сейчас никак не вырваться. Сможем только через пару седьмиц.
Харитон сказал, что берет сбор сведений на себя.
- Я отправлю людей, а вы будете готовиться здесь. В новой службе, которая будет разбирать жалобы старост, мы решили использовать твою схему, Феррух, двойки. Один колдун, один воин. Лучше бы и вам моих взять, но не получится. Людей не хватит. Будем готовить новых. Вам тоже можно работать двойками. Есть ли еще кто-то из колдунов, кого вы думаете привлекать?
Братья переглянулись.
- Пока нет.
- А зря. У вас людей тоже мало. Их хватит на несколько, как вы сказали "щипков", но потом враг насторожится. Нужно сейчас начинать готовиться. Люди должны сработаться, как сработались вы сами. Должны чувствовать друг друга. Ринн плюс мой человек, Тихон - то же самое. Кану и Ибису нужны напарники колдуны. Тогда получится четыре двойки. Мало.
- А сколько, ты думаешь, понадобится?
- На первое время хотя бы еще два десятка. Воинов будем готовить из дружинников.
- Колдунов подберу я, из старших учеников, - пообещал Танар, - воинов, можно озадачить Кайрилла. У него отличные парни и если княжеских могли как-то где-то увидеть и потом узнать, то из села никого не знают. Да и готовить лучше там. Кайрилл с Санром не откажутся.
Феррух подумал про сына. Ему не хотелось отвлекать Людина от семьи, от его жизни, но учили в клане серьезно и это просто не могло никуда деться. Тем более, что Людин давно сам готовит дружинников, передавая опыт клана.
- Кроме этого там Людин, - продолжил Харитон, - его ученики княжеских дружинников один на один делают запросто, - добавил он, посмотрев на Ферруха.
- Хозяин, мы тоже можем помочь, - Кренн появился около стола, - мы учились.
Колдун посмотрел на Ферруха.
- Вариант, - кивнул тот, - ваши призраки хорошо работали, когда были людьми. Тогда часть двоек придется готовить здесь. У Князя есть какое-нибудь место для лагеря?
- У нас есть. Или ты думаешь, что у тайной службы только Башня?
Феррух так не думал. Он давно убедился, что Вячеслав человек предусмотрительный и ничего для княжества не жалеет.
Ратмир вздохнул. Придется ему все-таки стать учителем. Призраки не могут уйти от него, а кольца он отдавать не собирался.
Колдун увидел, как Кренн смутился. Призрак не хотел расстраивать хозяина.
"Придется потом успокаивать", - подумал он, но Танар его опередил:
- Твой хозяин не расстроился. Он просто ленится. Никак не хочет быть учителем. Кстати, Богдан, а твои как – могут помочь?
Богдан посмотрел на кольца.
"Да, хозяин. Мы тоже можем, если ты не против".
"Я не против, Онит. Я только "за". Чем больше людей, тем скорее мы со всем этим разберемся".
- Могут, - озвучил он результаты переговоров.
- Тогда ты поедешь в село. Там за подготовку двоек будешь отвечать ты, - решил Танар. – Займитесь этим, пока люди Харитона собирают сведения по Васуду.
- А я чем займусь? – сердито спросила Зоряна. - Всем дело нашли!
- Мужу будешь помогать. Это же он все затеял! – засмеялся Танар. – Главный ты, Глава Клана, посмотрев на молчавшего Ферруха. - Против?
Феррух против не был. И возражать против должности, которую назвал колдун, тоже не стал. Это его дело!
***
Зоряна смотрела, как на листе появляются слова, написанные четким почерком мужа.
Феррух писал на своем родном языке, но девушка его понимала хорошо. Время от времени она меняла свечи. Потом зажгла несколько магических шаров. Плотные шторы на окнах и заклятия не позволят наблюдать за ними с улицы, хотя кому там наблюдать – спят люди. Но девушка давно поняла – предосторожности лишними не бывают.
Через три часа Феррух отодвинулся от стола. На листе было много вопросов, но девушка удивилась: написанное не было ворохом сведений. Это был уже почти план разборок с…
- Это что? - спросила она про повторяющийся символ.
- "Мертвый змей". Есть такая сказка там, откуда я родом. Так я обозначил нашего врага.
Девушка пододвинула мужу тарелку с мясом, налила чай – перекуси.
- Ясно. А теперь можно подумать и про Васуда, - сказала она, пока Феррух жевал.
- За Васудом пойдут не только твои братья.
Зоряна кивнула:
- Конечно. И мы тоже. А еще там будут люди Харитона. И нам лучше быть там раньше Богдана и Ратмира.
- Зачем?
- А вот зачем!
Зоряна внимательно посмотрела на мужа, потом перевела взгляд на камин. Из него поднялась фигура Ферруха из пламени. Она хищно протянула огненные руки к людям и рассыпалась искрами.
- Как тебе фантом?
- Впечатляет. Но это же магия, а Богдан и Ратмир хотят обойтись без нее.
- А они и обойдутся, вернее, они уничтожат следы. В другой мир они без магии не перейдут. Но Васуд ведь не всегда дома сидит. Если мы будем рядом, то сможем его попугать. Представь – он идет по улице…
- Едет.
- Что?
- Он не ходит. Это унизительно для такого как он. Его носят в паланкине, или он едет верхом. Ходит он только дома…
- Да хоть летит. Так даже забавнее. Несут его в паланкине, и вдруг рядом с собой он видит тебя! Буквально на пару мгновений! Что он сделает? Первый раз подумает – померещилось. Но дай мне седьмицу, и его можно будет брать голыми руками.
Дома я его трогать не буду. Там он станет прятаться. Тогда Богдан и Ратмир возьмут его в любой момент, им не придется ждать. А когда братики притащат Васуда сюда, к нему зайдешь настоящий ты. И он все расскажет.
Зоряна посмотрела на мужа.
- Как тебе?
Феррух кивнул. Хорошо. Вспомнил огненный фантом.
- Главное, не перепугать его до смерти.
Глава 6
Братья не любили расставаться надолго, но если было надо, значит, они так и делали. Танар сказал – пока люди Харитона собирают сведения.
Работали доверенные из тайной службы быстро, но им еще нужно добраться до Васуда. В запасе у Богдана было две седьмицы. Он не стал зря терять времени. На следующий же день Богдан отправился в село, взяв с собой Ринна и Демида.
Еще до того, как решили организовать двойки, эти двое начали тренироваться вместе. Он хотел показать отцу, как будут организованы люди для войны с врагом.
Зоряна сказала, что Феррух назвал его "Мертвый змей".
- Змей так змей, - согласились все.
Колдунов действительно было много, а так не придется каждый раз объяснять о ком идет речь. Кроме людей с Богданом отправился Велизар. Кот сделал, что хотел, заставил призраков говорить и решил вернуться домой.
Богдан успел добраться почти до села, когда его настиг зов Танара.
"Где вы?".
Колдун ответил, что сталось чуть.
"Хорошо. Была попытка нападения на мастера".
"Он жив?".
"Да. Передай призракам благодарность от Ферруха, да и от меня тоже".
Богдан решил сделать это позже. А пока скомандовал – быстрее и пришпорил коня. Доскакали они буквально за час. Людин уже ждал их у ворот.
- Хорошо, что ты здесь. Помнишь, Зоряна рассказывала, как они с отцом спасали Ручья? Такого же червя мы обнаружили сегодня около забора. Он собирался напасть на мастера Гассана, когда тот выходил на улицу. Охрана не подкачала. Пелагея, жена Касьяна накрыла его холодом. Спросили Танара, что делать, он сказал – ты едешь, разберешься.
- А мама где?
Оказалось, Марьяну позвали зачем-то в соседнее село.
Богдан выпустил Велизара. Кот пожелал вернуться с колдуном и теперь отправиться домой. Его магические червяки не касались.
- Поехали, посмотрите. Вдруг такой же еще где появится, - сказал Богдан спутникам, - посмотрим, что с ним можно сделать.
Около дома Людина Ринн остановился.
- Я такого один раз видел, - сообщил он. – У Мертвого змея, когда наблюдал за кварталом.
- У кого? – удивился Людин.
- У колдуна, с которым нам предстоит отношения выяснять. Феррух назвал его "Мёртвым змеем". А вот интересно…
Что его так заинтересовало, Богдан сказать не успел – пришли. Он посмотрел на толстое как человеческая рука существо, которое было почти заморожено, но все-таки пыталось двигаться и злобно шипело.
Богдан позвал Зоряну:
"Таких вы от Ручья оттаскивали?" – спроси он, описав червя.
"Таких. А этот откуда???".
"Не знаю пока, откуда он взялся, но пытался напасть на мастера".
- Надо бы его показать учителю Танару, - сказал Ринн.
Богдан хмыкнул. Надо бы. Только где это хранить…
"Позволь, хозяин?"
"Говори, Онит".
"Мы видели таких. Их привозят из какого-то другого мира. Если его лишить воды, то он сожмется, станет маленьким и полезет в любую бутылку".
"Гений. Спасибо".
Богдан велел принести пустую железную бочку, поддел червя лопатой и кинул внутрь.
- Закройте, чтобы дождем не намочило. Не позволяйте ему добраться до воды. Тогда он сожмется, - сказал он.
- Откуда знаешь? – удивился Людин.
- Онит подсказал, - объяснил колдун, показав на кольцо.
- Червя обнаружили там, где мы его увидели? – поинтересовался Демид.
- Нет, немного дальше.
Дружинники показали Демиду откуда червь показался.
- Мы осмотримся, - сказал Демид и кивнул Ринну.
Он очень внимательно проверил улицу, заборы, дома. Ринн делал то же самое, но в магическом плане.
- Здесь.
Оба практически одновременно указали на заросли травы. Ее острожно раздвинули и обнаружили металлический бочонок.
- Вот откуда он приполз. Призрак прав, он сжимается. Червя принесли сюда усохшим, бочонок открыли. День или больше червяк рос, а потом отправился на цель, которую ему назвали. Вспомните, кто из посторонних приехал два-три дня назад, и проверьте, здесь ли еще этот человек, - сказал Демид дружинникам.
Те бросились выполнять задание.
- Ну, ты даешь! – восхитился Санр.
- Я доверенный тайной службы, - усмехнулся Демид, - или ты думаешь, я в столице остался вино пить? И я работал не один. Знакомься – Ринн – мой напарник.
Санр пожал парню руку – молодец.
Богдан не вмешивался. Он только дернул Людина за руку, когда двойка начала работать – смотри.
- Удачно получилось, мы как раз и приехали вам показать, как работают двойки.
- Двойки? – удивился Людин. – Как в клане?
- Именно. Только не старший и младший, а колдун и воин. Собирай всех, кого нужно. Разговор у нас долгий. А я пока с мастером поздороваюсь.
Богдан передал Гассану приветы от Ферруха и Зоряны, потом он встретил вернувшихся родителей. Марьяна поцеловала сына.
- Давайте у нас вечером, - предложил Кайрилл.
В это время прибежал дружинник и доложил, что задержали человека. Приехал два дня назад.
- Он или не он принес тот бочонок спросить не успели, но этот сейчас спешно собрался и ходу… а больше никого не было. Купец с обозом заезжал, но три дня назад.
- Раньше могли подкинуть? – поинтересовался Санр у молодого колдуна.
Ринн покачал головой.
- Нет, они растут быстро. А погода не сухая.
- А он или не он, я сейчас выясню, - сказал Богдан.
- Пошли, напарник! Я тебя с родней познакомлю, пока Богдан выяснять будет, что нужно. В баньку сходим с дороги. До вечера время есть, - весело сказал Демид.
Он не часто бывал дома.
Людин проводил парней взглядом.
- О чем задумался? - поинтересовался Кайрилл.
- Думаю, как это отец начал брать в клан колдунов…
Кайрилл посмотрел на уходящего Ринна.
- Феррух мужик умный. После колодца выводы сделал.
Вечером у Марьяны с Кайриллом собралось много народа. Санр, Людин, Демид с Ринном, Касьян.
Первым делом Богдан сказал, что проверил задержанного человека. Тот действительно привез в село бочонок.
- Простой исполнитель. Много не знает, но все равно, отправим к Харитону. Пускай разбираются с Танаром. Сегодня червяк не усохнет, значит, завтра или послезавтра.
А потом молодой колдун начал рассказывать обо всем, что произошло с того времени, как они с братом узнали про угрозу мастеру.
- Вон оно как загнило все, - Санр покачал головой. - Надо вскрывать этот гнойник, иначе так и будем оглядываться.
- Надо. Люди нужны. Вы видели, как сегодня работали Демид с Ринном. Такие двойки будем готовить. Танар найдет колдунов. А воинов рассчитываем взять из дружины. Человек двадцать на первое время, - сказал Богдан. – Что думаете? – посмотрел он на отца и Санра.
Толька говорил тихо, словно боялся, что нас подслушивают:
— Послезавтра трудсоюзники проведут митинг. Против войны. Северов сказал деканам, что будет провокация. Что Виль устроит драку, а потом набежит стража с журналистами и во всём обвинят Рёмера.
Я присвистнул.
— Постой, а ты что, декан?
Толька поморщился:
— Назначили, пока ты в больнице валялся. «Молодец, что вмешался» и всё такое. Какая теперь разница…
— Толька, — перебил я, — а ты зачем мне всё рассказываешь? Я думал, ты с ними. Сам же сказал, чтобы я валил.
— Ты что, дурак? — рявкнул он. — Какой «с ними», когда Джавада чуть насмерть не забили? Северов хитрый, на вшивость проверял. Уйди я с тобой, и не узнал бы ничего.
Я откинулся на спинку, переваривая услышанное. Выходит, Толька не предал. Выходит, умнее меня поступил!
— В приют не возвращайся — сегодня ночуешь у меня. — Я встал и схватил со стола телефон. — И дверь закрой, на нижний замок. У Северова от него ключей нет.
Я оставил Тольку внизу, а сам поднялся в комнату и набрал номер Джавада. Мерно потянулись гудки. Наконец мне ответили:
— Алло?
Это был Хасан. Сердце ушло в пятки, но я себя пересилил и поздоровался.
— Позовите Джавада, — попросил я. Хасан помолчал — долго, потом ответил:
— Я не буду его звать. Всего доброго.
— Подождите! — крикнул я. — Это важно, очень!
Послышалась возня и шорохи. Хасан что-то недовольно произнёс, и трубку взял Джавад.
— Привет.
— Надо встретиться, — сказал я. — Завтра. Срочно.
— Хорошо, я приду.
— Ты не понял. — Я облизнул губы. — С Генрихом.
Джавад помедлил.
— Приходи завтра на Штурмана Латыпова. Прямо с утра. Я встречу.
— Дом четыре, — вспомнил я. — Приду. Со мной ещё Толька будет. Но он свой.
***
— Латыпов… Латыпов… — Толька морщил лоб, пытаясь вспомнить. — Он же в войну вроде, не?
— В войну. — По истории у меня всегда была четвёрка. — Их самолёт сбили фашисты… Инициатива. А он выжил и к своим лесами добирался. Две недели шёл, ноги обморозил. Кору с деревьев ел. А когда его нашли, первое, что сказал — координаты секретного аэродрома, который они с воздуха обнаружили. Не «помогите», не «дайте поесть», а координаты.
По спине пробежали мурашки. Представился отчётливо Валерий Латыпов, бредущий сквозь заснеженные леса на отказывающих ногах. «Координаты». Ноги ампутировали, но он вернулся в строй и летал до конца войны. Герой. Его родное село после войны переименовали в «Латыпово».
Толька не ответил, лишь лбом к стеклу прижался. Пешком мы не пошли — ехали на такси, чтобы не показываться лишний раз на улицах. Водителем был здоровенный хазарец. За всю дорогу он ничего не сказал, только музыку слушал — тихую, с восточными переливами.
— Приехали, — сказал он, когда машина остановилась.
Я протянул ему талеры, но водитель покачал головой.
— Не надо. Со своих не беру.
— А откуда вы…
Лицо хазарца тронула улыбка.
— Адрес этот знаю. Все знают. Генриху привет.
— Во дела… — удивлённо пробормотал Толька, когда такси уехало.
— Пошли. — Я решительно одёрнул свитер и зашагал к небольшому скверу. В глубине, чуть поодаль от дороги, пряталось невысокое здание. У входа уже стоял Джавад — нахохлившийся, в тёплой куртке. Для октября было не так уж холодно. Но это, конечно, для местных.
— Привет.
Руку я протягивать не стал — мало ли. В больнице, конечно, общались, но то в больнице.
— Пошли. — Мне показалось, что Джавад обиделся. Я вздохнул, но вида не подал.
Мы поднимались по облезлой лестнице — такая же была в приюте.
— Тут раньше библиотека была, — бросил я Тольке.
Я отчаянно трусил. Я не знал, как объясняться с Генрихом.
— Угу. — Толька, похоже, чувствовал себя не лучше.
Мимо нас пропорхнула девушка. Я её вспомнил — она продавала книги на фестивале. Девушка тоже меня узнала. И глянула так, что я сквозь землю готов был провалиться.
Всё произошло неожиданно. Джавад толкнул обитую дерматином дверь и пропустил нас внутрь обшарпанного кабинета. Я думал, он скажет «ждите», и будет время собраться с духом, но внутри, за заваленным бумажками столом, уже сидел Генрих.
Меня как током ударило — я застыл и не знал, что говорить. Толька тоже встал, как вкопанный.
— Здрасьте, — угрюмо буркнул он.
— Забор покрасьте, — хмыкнула в ответ Танька. Она сидела за соседним столом и тоже перебирала бумажки. Я её даже не сразу заметил.
— Что встали — заходите, — пробасил Генрих Людвигович. — Джавад, тащи стулья.
— Из самой Заставы пожаловали. — Танька ехидно прищурилась. — Чем обязаны?
— Третий фронт, — угрюмо поправил я. — И вообще, мы больше не с ними.
— Надо же. — Генрих оторвался от бумажек и опёрся локтями о столешницу. — А с кем же вы тогда будете, господа?
— Хватит.
Генрих вскинул брови.
— Что, прости?
— Хватит, — твёрдо повторил я.
Во мне закипала упрямая злость. Как тогда, когда Северов ударил Юрку.
— Издевайтесь, сколько хотите. Можете вообще выгнать. Прощения не прошу — всё равно не простите. Но выслушайте.
Я пихнул Тольку, и тот пересказал всё, что узнал от Северова. Генрих внимательно дослушал, повертел в пальцах ручку и спросил:
— А почему я, собственно, должен вам верить?
— Как… почему? — ошарашенно переспросил я. — Мы же сами пришли.
— Ну и что? — подала голос Танька. — В прошлый раз ты тоже сам пришёл. С диктофоном.
— Сейчас же другое…
— А мы откуда знаем?
— Да вы… — От обиды я задохнулся. — Да делайте, что хотите! Пошли, Толька. Нечего на них время тратить.
Но Толька не пошевелился. Он оттопырил губу и смерил Генриха взглядом.
— Я на свободе последний день гуляю, — сообщил он.
Вышло смешно, немного по-тюремному. Но никто не засмеялся.
— В приюте новый директор, — пояснил Толька. — От Третьего фронта. Когда я вернусь, меня больше не выпустят. Особенно теперь, когда к вам пришёл.
Я замер на пороге. Вот, значит, как.
— Думаете, мы шпионы? — Толька горько усмехнулся и встал. — Нужны вы больно. Я лучше в кино схожу. Напоследок.
— Погодите, — тихо сказал Генрих. — Вернитесь.
Он встал и подошёл к окну. Осмотрел улицу, задёрнул плотные шторы.
— Кто нибудь знает, что вы здесь?
Мы дружно помотали головами.
— Значит, так, — Генрих нахмурился и задумался. — Анатолию в приют нельзя — никак и ни под каким соусом. Тимофеева рассказывала про нового директора. Скотина ещё та.
Толька дёрнулся:
— Помогите ей. Пожалуйста!
— Силы не равны, — вздохнул Генрих. — Но Стася сильная, держится. Её подругу Варю удочеряют родственники из Унии. К счастью, они разделяют наши взгляды и согласились удочерить Стасю тоже. Но процесс длительный. Быстро не получится.
Он прервался и пристально на меня взглянул.
— Северов будет мстить. И Анатолию, и тебе. Особенно тебе. Как предателю.
Я помотал головой:
— Он не станет.
— Он фашист. Типичный фюрер, — усмехнулся Генрих. — Бешеная, жестокая, одурманенная властью псина. Я хочу, чтобы ты это понимал. Чтобы вы ОБА это понимали.
— Не надо так, — тихо сказал я. — Он папин друг. Дедушку похоронил.
— Твой дедушка с такими, как он… — Генрих прервался и махнул рукой. — Ладно, не хочу в это лезть. Но сегодня домой не возвращайся. Переночуете на фермах, а там видно будет.
— Что — видно? — спросил Толька. — Я что, теперь всю жизнь прятаться буду?
Генрих помотал головой:
— Максимум пару лет, до совершеннолетия. Потом просто выдадут документы. Ты не рискуешь, рискуем мы. Если они тебя найдут…
— А взамен? — Толька осёкся и сглотнул. — Взамен вы что хотите?
— Взамен? — удивился Генрих. — А что я могу просить взамен? Глаза у вас открылись, уже хорошо. Теперь другим помогите — по возможности.
— Дурачок, — по-женски вздохнула Танька. — Что с вас взять? Пошли лучше. Барджиля найдём.
— Подождите, — сказал я. — А как насчёт митинга? Вы же отменять не будете?
— Нет, конечно, — ответил Генрих. — Третьему фронту только это и нужно.
— Тогда я с вами. Северов меня увидит и решит, что это я его сдал. А Тольку в покое оставит.
— Рискованно, — покачал головой Генрих. — Не могу разрешить.
— Я всё равно приду, слышите? Ещё и повязку вашу надену.
— Шантажируешь?
— Предупреждаю.
— Тогда я тоже! — вскинулся Толька.
— Нет уж, — воспротивился я. — Меня Северов простит. А вот тебя…
***
Барджиль приехал за нами на потрёпанном грузовичке. Как настоящие беглецы, мы вышли из чёрного хода и прыгнули в фургон с надписью «Доставка». Танька поехала с нами.
— Убьют, — мрачно сказал я, вспомнив рейд. Танька фыркнула:
— Ты их не знаешь. Они хорошие.
Нас устроили в тесную комнатку с двухъярусной кроватью и маленьким столиком у стены. На провисших сетках лежали свёрнутые матрасы. За мутным окошком шумел двор и бегали дети.
— Располагайтесь. — Барджиль улыбался так, словно не было никакого рейда. — Потом во двор приходите. Чай пить, плов кушать.
Я разворачивал матрас и думал, что хазарцы всё-таки странные. Я бы нас на порог бы не пустил, какой там плов!
Выходить мы поначалу не собирались, но в животе забурчало, а с улицы вкусно запахло. Я осторожно выглянул в окно. Двор был уставлен пластмассовыми столиками. Посреди ароматно дымился огромный чан.
Когда мы вышли, я уже в который раз подумал, что провалюсь от стыда сквозь землю. Мне показалось, что на мне снова проклятая форма. Я даже по голове провёл: нет ли пилотки?
Вопреки ожиданиям, на нас не кричали и не гнали. Набравшись смелости, я подошёл к поварихе, — смуглой, в расшитом халате, — и протянул ей пустую тарелку.
— Можно?
Повариха улыбнулась золотыми зубами и отвесила пару здоровенных половников.
— Кушай на здоровье.
Забрав плов, я поискал глазами Таньку. Она сидела неподалёку и что-то оживлённо обсуждала с Барджилем. Увидев нас, махнула рукой.
Мы долго разговаривали — о нас, о Заставе. Я рассказал Барджилю про папу. Он погрустнел и сказал:
— Сочувствую, брат.
Барджиль тоже много чего рассказал. Про родину, про то, почему уехал. Работы в Хазарии мло, а молодёжи много. Надо как-то жить, вот и разъезжаются — кто к нам, кто в Каракташ.
— В Каракташе плохо. Бьют, не платят, чуть что — выгоняют. Много богатых, а бедных ещё больше.
— А как вы с Генрихом познакомились? — спросил Толька. — До рейда или после?
— После. Хозяин обманул, не заплатил. Я не знал, что делать, к нему пошёл. Он с хозяином поговорил, судиться обещал. Деньги вернули. Я Генриху за помощь предлагал, а он не взял. Хороший человек, очень хороший.
Ещё Барджиль рассказал про семью.
— Дома два сына и дочка. — Он протянул нам телефон. — Младшему четыре, даже не помнит меня толком.
Я посмотрел на экран. Женщина в платке и трое детей улыбались в объектив.
Барджиль помолчал и добавил:
— Ферму хочу. Работать будем, друзей позову. Но денег много надо, очень. И хазарцу никто не продаст.
Ночь мы провели беспокойно. Я ворочался и просыпался, глядя на полную луну. Толька тоже не спал.
— Думаешь, Северов узнает? — спросил он.
— Плевать, — отрезал я. — Теперь-то что.
Толька вздохнул и угомонился.
Утром я встал рано, до будильника. Толкнул Рыжова:
— Просыпайся. Пошли завтракать.
Двор был полон людей — кто-то ехал на фермы, кто-то собирался на работу в город. Мы наскоро позавтракали. Толька угрюмо молчал.
— Осторожнее там, — сказал он напоследок.
Я как можно бодрее улыбнулся:
— Постараюсь.
Барджиль высадил меня у Штажки, где уже собирались трудсоюзники. Было холодно, начинался дождь.
— Не передумал? — Генрих в непромокаемой накидке ловко прилаживал навес к прилавку с книгами. — Последний шанс. Можешь уйти.
Я помотал головой:
— Давайте лучше помогу.
Навес был скользким, холодным и неудобным. Пальцы быстро задубели, но я не сдавался, продолжая тыкать в пазы.
— Вот так. — Генрих отряхнул ладони и придирчиво осмотрел прилавок. — Надо бы кирпичами закрепить — улетит.
Я сбегал за кирпичами, заодно познакомившись с Гришей и Олегом. Оба были агитаторы и раздавали листовки всем, кто шёл на площадь.
— А за что вы боретесь? — с любопытством спросила прохожая.
— За вас, — спокойно ответил Олег. — За достойную жизнь. За то, чтобы у простых людей был голос.
— За будущее мы боремся, — вставил я. — Без войны и Третьего фронта.
Гриша покосился, но ничего не сказал. Женщина взяла листовку, покивала и ушла.
— Вернётся, — сказал Олег неуверенно.
— А вот и твои, — перебил Гриша.
«Мои» появились организованно, на двух автобусах. В новой осенней форме — кожаные куртки и чёрные джинсы. Первым вышел Гелька и смерил меня взглядом.
— Что смотришь? — спросил я с вызовом.
— Ничё. Через плечо. — Гелька недобро усмехнулся и сунул руки в карманы.
— Ну и всё, — сказал я и быстро вернулся на площадь.
— Они здесь, — сообщил я Генриху. — Виля тоже видел. Могу указать.
— Показывал уже, — качнул головой Генрих. — Мы за ним следим.
Виля и правда сопровождали — Джавад, Танька и пара ребят постарше. Я знал, что они держат наготове камеры. Но на душе всё равно было муторно.
Начался митинг, ребята подняли транспаранты. Я, чем мог, помогал. Северова не было.
Застава тоже развернула транспаранты и скандировала о предателях. Вокруг собирался народ, но ничего не происходило. Всё мое внимание было приковано к Вилю.
Он отделился от толпы и с подчёркнутым безразличием бродил по площади. Поковырял носком булыжник, лениво покричал. Затем подошёл к Олегу.
— Дай листовочку. Ты же всем раздаёшь.
Олег поколебался, но протянул голубую листовку. Виль лениво её порвал и швырнул Олегу в лицо:
— Мусор. Бумагу мараете.
Олег дёрнулся и что-то недобро сказал. Глухарь тут же оскалился и сунул руку в карман. Оттопыривающийся карман, как у Юрки! Ребята выхватили телефоны и навели объективы на Виля. Я тоже весь напружинился.
— Всё, всё, сдаюсь. — Виль скривился и медленно достал мобильник. — А вы ждали, жда-али! И кто же, интересно, вам сообщил?
— Алё, Виктор Егорович? Приходите. Всё, как вы говорили. Ждём.
***
Северов появился почти сразу, будто ждал. А может, и ждал. В том же автобусе.
Он не спеша подошёл, в такой же куртке, как и остальные. Чёрная кожа блестела от дождя. На воротнике серебрился маленький череп с костями.
Вокруг меня сгрудились ребята. Джавад стоял чуть позади. Откуда-то примчалась Танька.
Генрих тоже встал рядом — высокий и строгий. Он положил мне руку на плечо и крепко сжал.
— Ух, сколько вас, — усмехнулся Северов. — Прямо боюсь-боюсь.
— Что вам нужно? — холодно осведомился Генрих.
Вместо ответа Северов рявкнул:
— Где Рыжов?
Генрих невозмутимо пожал плечами:
— Откуда мне знать? Это ваш активист, вы и ищите.
— Дурачка-то не изображай. — Северов ощерился и посмотрел на меня. — А ты что молчишь? Язык проглотил? Я знал, что ты гнилой, но не знал, что настолько. Ушёл — скатертью дорога. Но сливать всё врагу…
Он смерил меня бешеным взглядом.
— Сгною, змеёныш! Сегодня же в приют. А дом твой продадим — в пользу организации. И дедов дом тоже.
— Я… вы… — Я задохнулся, не зная, что ответить. Внутри всё кипело от ненависти и беспомощности.
— Что ты бормочешь? — перебил Северов. — Я тебя из приюта вытащил, помогал. А ты мне в благодарность — нож в спину?
Он сорвался на крик:
— Трибуном сделал, на всю организацию поставить хотел. Ты мне как сын — был! А теперь никто! И ни дед твой не поможет, ни папка. Воспитали на свою голову. Хотя чего ждать от всяких наумовых…
В глаза ударили слёзы. Очертя голову, я бросился вперёд, но Рёмер меня оттащил.
— Спокойно, спокойно. Он провоцирует.
Я сопротивлялся и вырывался, но Генрих прямо впился в меня железными пальцами.
— Не смей так разговаривать, — с холодной яростью процедил он Северову. — Подонок. Всё неймётся, предателей ищешь.
Северов помолчал, обвёл нас взглядом и расплылся в ухмылке.
— А что их искать? Вот они, голубчики — один тут, второй прячется. Но ничего, найдём. Всех, до единого! Будут знать, как форму нашу позорить.
— Её опозорить — постараться надо. — Я сбросил руку Генриха и шагнул вперёд. — Никуда не пойду, ясно? Я свободный человек.
— Ну-ну, — процедил Виктор Егорович. — Сегодня же от тебя откажусь, официально. Не явишься сам — приедет стража. И кстати. — Он поднял палец. — Что-то там у вас происходит.
Неподалёку послышался крик. Потом грохот — кто-то опрокинул прилавок с книгами. Раздались вопли, людская масса заколыхалась.
— Бьют! — заорал кто-то. — Фашисты напали!
Генрих рванулся туда, но было поздно. Уже бежали журналисты, уже свистели стражники. А на земле, с разбитым лицом, валялся Костя Кравцов.
— Видели? — Северов развёл руками, обращаясь к камерам. — Напали на мирного демонстранта! И кто здесь фашист?
— Они сами это устроили! — крикнул я. — Сами!
Но меня никто не слушал. Камеры снимали окровавленного Костю, стража уводила понурого Гришу с площади.
Я обернулся к Генриху. Он стоял бледный, со сжатыми кулаками.
— Переиграл, — глухо сказал он. — Сволочь.
Танька подошла и взяла его за руку. А я вообще не знал, что говорить.
— Вообще я всегда была тихой и скромной – настоящей домашней девочкой, - сказала Светлана, убирая под бок сумочку. – Меня такой растили сколько себя помню: будь рассудительной, не лезь вперед сломя голову, не нужно ярко одеваться, красить волосы – значит губить их и так далее. У меня была довольно строгая мама и отец ни в чем ей не перечил. Он занимался воспитанием брата – делал из него «настоящего» мужчину, и дал маме карт-бланш в отношении меня.
— Когда люди говорят нечто подобное, обычно это значит, что не согласны с выбором родителей и сетуют на получившийся результат, но в вашем тоне я не слышу недовольства.
— Потому что его там нет, - вежливо улыбнулась клиентка. – Я ни в коем случае не хаю папу с мамой – они сделали все, что было в их силах чтобы подготовить нас с братом к взрослой жизни. Во многом благодаря им я не начала курить и пить в школе, как большая часть моих одноклассниц. Мне удалось получить достойное образование и самостоятельно сделать более-менее удачную карьеру. Однако, сейчас я чувствую, что передо мной открылся совершенно новый мир, о котором я совершенно ничего не знаю и возможность окунуться в него с каждым днем кажется мне все привлекательнее.
— О каком мире идет речь?
— Сложно это объяснить, - скривив губы, ответила она. - Давайте сначала расскажу с чего все началось.
— Я вас внимательно слушаю.
— Пару лет назад я ехала в метро на работу: лето, час пик, народу не протолкнуться, все толкаются и неприятно пахнут. Я стою и жду, когда схлынет волна, и тут рядом начинает ругаться женщина примерно моего возраста – поначалу я не воспринимала это на свой счет, но, когда она грубо толкнула меня в бок, пришлось обернуться и поинтересоваться что ей нужно. Оказывается, она посчитала что я оттоптала ей все ноги и уколола в бок чем-то острым. Разумеется, я этого не делала, о чем тут же вежливо сообщила, но ей было все равно – она только и делала, что материлась и размахивала кулаками, причем одним из них она попала мне в плечо, а другим в грудь.
— Вас это разозлило?
— Не то слово! – с жаром воскликнула Светлана. – У меня аж глаза кровью налились, ну я и дала ей отпор. Заметив драку двух женщин, народ тут же расступился в стороны и у нас появилось пространство. Мы обменялись ударами, а потом она ринулась вперед чтобы свалить меня, но я врезала ей по голове сумкой, а там лежала связка ключей от всех трех этажей, минимум в пару килограмм весом. Эта дурочка упала на пол и схватив меня за ногу одной рукой, второй попыталась поцарапать ее ногтями. В общем вскоре открылись двери, и я, кое-как выпутывавшись, выбежала наружу, а она так и осталась в вагоне.
— Вы подали на нее заявление?
— Честно говоря, я просто не додумалась до этого – в тот момент меня трясло как в лихорадке, сердце бешено стучало, а по лбу стекали ручейки пота. А еще на ноге остались длинные царапины, так что пришлось обратиться в ближайший медпункт. К счастью, эта больная женщина тоже не стала заявлять и больше я ее не видела. Вот только тот инцидент стал отправной точкой в моей жизни и в следующий раз, когда произошло нечто подобное, я чувствовала себя немного увереннее.
— На вас снова кто-то напал?
— Бывшая девушка моего парня – она решила, что, избив серую мышку у него на глазах, покажет ему кто здесь альфа-самка и он вернется к ней. Она подкараулила меня у подъезда и воспользовавшись тем, что Андрей искал место для парковки, накинулась из-за угла и сразу же начала драку. Вот только после того, как она сбила меня с ног и начала пинать ногами, снова включился режим выживания и я, схватив ее за ступню, вывернула ее так, что Ленка завопила не своим голосом и, потеряв равновесие, упала рядом. Я накинулась на нее сверху и начала бить кулаками по всему, что попалось под руку – в ярости досталось даже асфальту, после которого мне пришлось еще пару месяцев лечить кисть. В итоге, к тому времени, когда прибежал Андрей, она уже валялась с расквашенной рожей и кучей ушибов.
— И чем все закончилось?
— Забавно, но ее план увенчался успехом, пусть и не так, как было запланировано с самого начала – оказалось, Андрей завязал со мной роман исключительно чтобы она приревновала и после того, как это произошло, он ушел к ней, правда в больницу. А я впервые ощутила, что быть скромной тихоней может и полезно для спокойной семейной жизни, но совершенно не подходит для выживания. Мне было больно и обидно, но вместе с тем, я жутко гордилась собой и была рада что смогла дать отпор этим двум идиоткам.
— Это что-то изменило в вашей жизни?
— Как только рука зажила, я поймала себя на мысли, что снова хотела бы побывать в ситуации, когда глаза застилает пелена и адреналин бешено разгоняет кровь по венам. Мне пришлось сделать усилие чтобы отогнать это желание, но потом оно снова вернулось, гораздо более сильное. Тогда я набралась смелости и пошла в ближайший спортивный центр, где имелись секции с единоборствами для женщин, записалась сначала в одну из них, потом в другую, но все это было не то. Размахивать руками, кланяться и кривляться в стойках было не по мне. Меня привлекала просто драка и, немного погуглив, я обнаружила одно место, где можно было дать себе волю. Вы не поверите, но это было похоже на тот самый Бойцовский клуб из одноименного фильма, и они очень удивились, когда к ним пришла женщина.
— Вы начали там драться?
— Они не хотели пускать меня, боялись что-нибудь повредить, но один из местных заводил в итоге согласился дать мне шанс и всего за пару секунд так отметелил меня, что я едва уползла оттуда. Но потом…
— Вы вернулись?
— Угу, - с волнением в голосе ответила Светлана. – Это произошло неделю спустя, и парни были ошарашены, когда я снова к ним заявилась. Тогда мне навстречу вытолкнули одного из новичков, килограмм на шестьдесят больше и на голову выше. Я пропустила пару ударов и едва не отключилась, но потом каким-то непостижимым образом умудрилась повалить его и забить едва ли не до потери пульса. После этого меня зауважали и приняли в братство, правда до сих пор стараются не бить по лицу – за что им большое спасибо.
— Ваша жизнь стала лучше после того, как вы начали драться?
— Это сложный вопрос – мне постоянно больно и часто приходится пользоваться тональником, чтобы скрыть следы ударов, но я словно проснулась после долгой спячки. Окружающий мир неожиданно обрел краски и стало понятно, что все прошлое было лишь черно-белым кино, со мной в главной роли. Я начала ценить время, видеть в людях глубину, а не натянутую на лицо маску, чувствовать каждый миг так, как никогда раньше. Сражаясь за свою жизнь, ты начинаешь понимать зачем вообще дышишь и для чего. Вот только эта новая идея никак не сочетается с моим прежним существованием. Я пыталась объединить эти два мира, но ничего не получилось.
— У вас появились проблемы на работе?
— В офисе на меня стали косится, а мать вообще перестала разговаривать, когда я категорически выступила против одного из ее решений. Она совершенно не ожидала что обычно покорная дочь вообще способна отстаивать свою точку зрения, а я будто все эти годы ждала этого момента. Даже мое отражение в зеркале стало смотреть совершенно иначе: у него в глазах появилась какая-то уверенность, или как говорят ребята – внутренний стержень. И я понимаю, что не хочу терять его, но и бросать карьеру мне тоже не по душе. Вот я и не знаю, как совместить несовместимое – может быть вы подскажете как мне быть?
