Керамическая фигурка всадника в стиле саньцай (唐三彩) династии Тан (618-907 гг. н.э.)
Несколько керамических фигурок лошадей в стиле саньцай. Сань-цай или санцай (дословно: «три цвета») — тип керамики, в котором для украшения используется три цвета. Однако, несмотря на название, количество цветов глазури для украшения изделий обычно не ограничивалось тремя.
Торговцы на Западе иногда называли изделия сань-цай эпохи Тан «яйцом со шпинатом», за использование в них зелёного, жёлтого и белого цветов (хотя последний цвет более точно можно назвать «янтарным», «не совсем белым» или «кремовым»). Изделия сань-цай делали в северном Китае, где для изготовления керамики использовались белый каолин и обожжённый тёмно-жёлтый вторичный каолин, а также огнеупорная глина
Фигурка кричащего верблюда в стиле санцай.
Маленькая золотая фигурка тигра.
Модель водоподъёмника «Драконья кость» (龙骨水车), династия Восточная Хань. В основном используется для подачи воды на возвышенности для орошения.
Модель водяных мехов/冶铁水排, династия Восточная Хань. Как следует из названия, по мере того, как текущая вода вращает водяное колесо, детали, соединённые с осью, попеременно тянут и толкают меха, подавая в печь больше воздуха для литья чугуна.
Бронзовый светильник эпохи Западной Хань в форме гуся, держащего в клюве рыбу. Этот светильник интересен тем, что он внутри полый, поэтому дым от огня в светильнике (части в форме рыбы) поднимается в шею гуся, а затем спускается в его тело, где находится вода для улавливания дыма.
Деревянная лодка эпохи Хань. Эта лодка особенна тем, что её конструкция явно вдохновлена древнеримской, что ещё раз свидетельствует об объёме обмена, происходившего по Шёлковому пути.
Расписной и резной каменный дверной проём гробницы династии Восточная Хань (25–220 гг. н. э.). Сами (двустворчатые) двери находятся посередине, а элементы вокруг них – боковые косяки и перемычка. Обратите внимание на изображённых животных, мифических существ и людей.
На двустворчатых дверях, сверху вниз, изображены пара птиц Чжуцюэ (朱雀), пара символических дверных молотков в форме зверя с кольцом в пасти и пара быков. В правом верхнем и левом верхнем углах перемычки также отчётливо видны солнечный ворон и лунная жаба соответственно.
Фрагмент золотого украшения, инкрустированного бирюзой, эпохи Западной Хань.
Самый большой из найденных на сегодняшний день украшенных юби/玉璧 (нефритовый диск с отверстием посередине) находится в гробнице ранней династии Западная Хань. Его диаметр составляет 43,2 см.
А это уже экспонат Археологического музея Шэньси. Золотая корона Ли Чжу 李倕 (Ай-ди). Ли Чжу был потомком в пятом поколении Ли Юаня 李渊, также известного как император Гаоцзун из династии Тан, первого императора династии Тан (618–907 гг. н.э.). Сама корона была сделана не только из золота, но и из серебра, меди и железа, украшенная жемчугом, перламутром, агатом, бирюзой, рубинами, янтарём, слоновой костью и стеклом.
Это ещё одна жемчужина музея – бронзовое зеркало династии Тан (618–907 гг. н. э.), задняя сторона которого украшена резным перламутром (螺钿). По краю изображены различные птицы, а внутреннее кольцо выполнено в форме подсолнуха.
Ее отец был простым крестьянином. Вэй Цзыфу появилась на свет в 153 году до н.э. в Древнем Китае времен династии Западная Хань. Семья была бедной, отец Вэй работал из последних сил, надорвался и вскоре после рождения дочери, скончался.
Скорее всего, четверо детей (Вэй была младшей), погибли бы от голода, однако семье несказанно повезло - вдову приняли на работу в качестве горничной в дом принцессы Пинъян, старшей сестры императора Ву.
Мать Вэй работала усердно, была предана своей госпоже, и принцесса Пинъян разрешила горничной поселить младшую дочь во дворце. Так Вэй впервые познакомилась с жизнью ханьской аристократии.
Девочка была талантливой, прекрасно пела и танцевала, и в 140 году до н.э. принцесса отправила 13-летнюю Вэй в свое загородное поместье в качестве певицы.
Здесь Вэй не только выступала перед гостями, но и обучалась танцам, рисованию, игре на музыкальных инструментах.
Весной 139 года до н.э. император Ву, которому в ту пору исполнилось шестнадцать лет, возвращался в свой дворец после церемониальных мероприятий в Башане. По дороге Ву решил навестить свою старшую сестру.
Принцесса Пинъян была крайне взволнована - своего венценосного брата она прежде видела всего несколько раз.
Император Ву находился под влиянием четырех женщин - его супруги, 24-летней Чэнь Цзяо; матери Ван Чжи; тещи Вэй Гауньтао и бабушки императрицы Доу.
На Чэнь Цзяо, своей двоюродной сестре, Ву женился в возрасте шести лет. С тещей, которая одновременно была ему родной тетей, император не ладил, а семью повелителя постоянно сотрясали скандалы и конфликты.
Император-подросток жену терпеть не мог, и это чувство было взаимным. Детей у Ву и Чэнь не было, но развестись с супругой государь не мог из-за небывалой влиятельности своей тещи.
Император Ву в окружении евнухов.
Для принцессы Пинъян происходящее в императорской семье не было секретом, и визит Ву она собиралась использовать для того, чтобы расположить брата к себе.
В качестве примера принцесса собиралась использовать опыт своей властной тети Вэнь Гауньтао, покупавшей для своего отца, престарелого императора Цзина, наложниц со всей страны.
Узнав, что император собирается посетить ее дворец, Пинъян приказала своим советникам отобрать самых красивых и знатных девушек, которых можно было "бросить на ложе императора".
Ву прибыл во дворец сестры, где в его честь был устроен шикарный пир. После обильных возлияний Пинъян хлопнула в ладоши, и в залу вошли прекрасно одетые красавицы. Однако императору девушки, похоже, не понравились, он начал скучать. Принцесса, понимавшая, что ее план рушится прямо на глазах, велела ввести в залу девушек-танцовщиц из низшего сословия.
Император сразу же обратил внимание на изящную Вэй Цзыфу. Танец еще не закончился, а Ву шепнул на ухо сестре, что ему нужно справить естественные надобности, и для этого ему требуется помощь "той прекрасной танцовщицы".
Пинъян сразу поняла, в чем дело. Как только император ушел в уборную, принцесса велела Вэй Цзыфу следовать за ним и выполнять все приказы государя.
"Весеннее утро в ханьском дворце". Древнекитайская живопись.
Встреча с Вэй Цзыфу в уборной поразила императора Ву до глубины души. Перед отъездом повелитель подарил сестре тысячу золотых слитков юаньбао, а та в ответ преподнесла ему красавицу Вэй.
Чтобы девушке не было скучно, вместе с ней в императорский дворец отправился ее брат Вэй Цин, которому была обещана должность дворцового конюха.
Императрица Чэнь Цзяо, узнав о приезде потрясающе красивой наложницы, устроила ужасный скандал. Вместе с матерью Вэнь Гауньтао императрица атаковала Ву, и тот нехотя согласился сделать Вэй не наложницей, а служанкой. Опочивальня Ву для красавицы должна была быть закрыта.
Так прошло больше года. Вэй жилось очень тяжело: мало того, что ей приходилось трудиться не покладая рук, так еще она подвергалась постоянным издевательствам со стороны Чэнь Цзяо и науськанных ею служанок.
Вэй не желала больше жить во дворце и подала прошение об исключении из перечня дворцовых служанок.
Процесс исключения - важный церемониал, за которым самолично наблюдал император. Ву расспрашивал каждую девушку, почему у нее возникло желание покинуть дворец. Когда дошла очередь Вэй Цзыфу, девушка горько заплакала и попросила отправить ее во дворец принцессы Пинъян.
Император тут же вспомнил красавицу из уборной, и чувства к Вэй вспыхнули в сердце Ву с новой силой.
Повелитель к тому времени достиг определенной самостоятельности, теща и жена больше не оказывали на него большого влияния.
Императрица Чэнь Цзяо.
Император заявил, что он не отпустит Вэй Цзыфу. Это стало страшным ударом для девушки, которая удалилась в свою коморку. В ту же ночь государь явился к Вэй, и вскоре было объявлено о ее беременности.
Император Ву был чрезвычайно обрадован, ведь слухи о его немощи в браке с Чэнь Цзяо едва не спровоцировали бунт знати.
Повелитель объявил Вэй Цзыфу официальной наложницей и матерью наследника.
Для Чэнь Цзяо и ее матери Вэнь Гауньтао это был страшный удар. Ненависть женщин к "вероломной простолюдинке" достигла небывалых высот, и они решили жестоко отомстить.
К Вэй Цину, брату Вэй Цзыфу, ставшему к тому времени всадником императорской гвардии, были подосланы ассасины. Лишь чудом Вэй Цин избежал гибели, и сразу же доложил о попытке убийства императору Ву.
Было проведено расследование, доказавшее виновность императрицы и ее матери. Ву был взбешен и немедленно выслал жену и тещу из дворца. Вэй Цин был назначен главным советником повелителя, а Вэй Цзыфу стала наложницей-консортом.
Вскоре бывшая служанка родила императору дочь, затем - еще двух девочек. В империи к Вэй стали относиться как к императрице.
В иллюстративных целях.
Но жестокая и мстительная Чэнь Цзяо не готова была признать поражение. В 130 году до н.э. Чэнь обратилась к колдовству и наложила проклятие на Вэй и ее дочерей. Для императора Ву было готово приворотное зелье.
О заговоре стало известно: зелье повелитель так и не выпил. Масштабное расследование возглавил чиновник Чжан Тан. Виновными были признаны 300 человек - колдуны, евнухи, служанки. Все эти люди были казнены.
У Чэнь Цзяо был официально отобран титул императрицы, а сама она - отправлена в далекую ссылку.
В 128 году до н.э. 25-летняя Вэй Цзыфу родила сына Лю Цзю. Император Ву был счастлив и тут же объявил свою наложницу новой императрицей.
Вэй проявила себя чрезвычайной мудрой правительницей. Императрица сдерживала амбиции своей многочисленной родни, не позволяла братьям-военачальникам Вэй Цину и Хо Губину восстать против императора.
В народе императрицу, вышедшую из самых низов и делавшую для простых людей так много, обожали.
В иллюстративных целях.
Однако со временем император Ву все реже приглашал Вэй в свою опочивальню: повелитель предпочитал проводить время на половине наложниц.
Постаревший Ву сильно боялся колдовства, из-за чего в стране началась "охота не ведьм". Заподозренных в колдовстве чиновников казнили вместе с семьями.
В 94 году до н.э. госпожа Чжао, самая красивая наложница Ву, родила сына Лю Фулина. 62-летний император был счастлив.
Тут же возник слух, что повелитель намерен исключить из претендентов на трон 34-летнего Лю Цзю, давно разочаровавшего отца.
При дворце слух восприняли как сигнал к действию. Во главе заговорщиков против императрицы Вэй Цзыфу и ее сына встали чиновник Цзян Чун, отличившийся небывалой жестокостью в период "охоты на ведьм", и Ву Су Вэнь, главный дворцовый евнух.
Обвинение, выдвинутое чиновником и евнухом против клана Вэй было тяжелейшим - колдовство против младенца Лю Фулина и его матери госпожи Чжао.
После расследования, в ходе которого активно применялись пытки, были казнены принцессы Чжуйи и Янши. Императрица Вэй на коленях умоляла супруга не убивать родных дочерей, но Ву был непреклонен.
Цзян Чун и Ву Су Вэнь на этом не остановились: заговорщики донесли императору, что убить единокровного брата с помощью колдовства собирался и наследник Лю Цзю.
Император велел обыскать дворец сына. В доме были найдены куклы (китайский аналог кукол вуду). Лю заявил, что кукол подкинул Цзян Чун. Наследник настиг заговорщика и собственноручно его убил.
Убийство это император Ву воспринял как государственную измену. Лю было приказано немедленно явиться к отцу, но наследник этого не сделал.
В результате в империи Хань началась пятидневная гражданская война. Император Ву одержал победу, Лю Цзю, забрав двух сыновей, спешно бежал.
Восстание в Китае. 184 год н.э.
Император Ву считал, что в измене сына виновна его мать, императрица Вэй Цзыфу. Повелитель приказал отобрать у Вэй печать императрицы. Для выполнения этого приказа к государыне были отправлены два чиновника.
Вэй Цзыфу печать не отдала: императрица приняла яд и умерла на глазах у посланников мужа.
Через несколько дней принц Лю Цзю отравил своих детей и затем отравился сам.
Император Ву, узнав о случившемся, раскаялся, но слишком поздно. Повелитель приказал сжечь заживо евнуха Су Вэня, истребить клан чиновника Цзян Чуна.
В Ханъане по приказу государя был возведен Дворец Скорби по его сыну Лю Цзю. В честь императрицы Вэй, имя которой было полностью реабилитировано, Ву возвел мавзолей.
Более того, панически боявшийся колдовства, император Ву привлек колдунов, чтобы вернуть дочерей, сына и жену. Увы, маги ничем не помогли повелителю, и 29 марта 87 года до н.э. он скончался в возрасте 69 лет.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
Всегда ваш.
Василий Грусть.
ПС: Буду благодарен за донаты, работы у меня сейчас нет, а донат, чего греха таить, очень радует и мотивирует писать.
Из "Записей о трёх царствах (Sānguózhì 三國志)": Когда Лю Бэй (Liú Bèi 劉備) начал завоевание провинции И (Yì zhōu 益州), он пообещал своим солдатам в случае благоприятного исхода, что отдаст им казну Чэнду. В 214 году Чэнду пал, казна была разграблена солдатами. Казна опустела, и Лю Бэя это сильно обеспокоило. На что Лю Ба (Liú Bā 劉巴) сказал ему: "Это легко сделать. Нужно отлить монеты стоимостью в 100 монет (直百錢), усмирить торговцев и стабилизировать цены, взять рынки под контроль чиновников". Лю Бэй последовал совету Лю Ба и через несколько месяцев казна вновь наполнилась.
Троецарствие (Sānguó 三國). Царство Шу (Shǔ guó 蜀國) / Шу Хань (Shǔ Hàn 蜀漢) / Младшая Хань (Jì Hàn 季漢). 直百五銖 - Zhí bǎi wǔ zhū - Чжи бай у чжу - Стоимость 100 [монет] 5 чжу. 100 монет учжу 214 – 234 годов (19 год Цзяньань – 12 год Цзяньсин / 建安19年–建興12年), отлита в правление Чжаоле-ди Лю Бэя (Zhāolièdì Liú Bèi 昭烈帝劉備) и Хуай-ди Лю Шаня (Huáidì Líu Shàn 懷帝劉禪). Бронза. d=27.8 mm, m=5.52 g.
Троецарствие (Sānguó 三國). Царство Шу (Shǔ guó 蜀國) / Шу Хань (Shǔ Hàn 蜀漢) / Младшая Хань (Jì Hàn 季漢). 太平百錢 - Tàipíng bǎi qián - Тайпин бай цянь - Великого спокойствия 100 монет. 100 монет 223 – 263 годов (1 год Цзяньсин – 1 год Яньсин / 建興元年–炎興元年), отлита в правление императора Хуай-ди Лю Шаня (Huáidì Líu Shàn 懷帝劉禪). Бронза. d=18.2 mm, m=1.06 g.
На этом скудная информация о монетах Шу заканчивается, и поэтому анекдот: Однажды в провинции И случилась засуха, и потому алкоголь был запрещён. Тех, кто делал спиртное, наказывали по закону. Чиновники изымали винодельческое оборудование у людей, и предлагали наказывать их, как виноделов. Когда Цзянь Юн (Jiǎn Yōng 簡雍) вышел с Лю Бэем, он увидел проходивших мимо мужчину и женщину, и Цзянь Юн сказал Лю Бэю: "Они собираются совершить прелюбодеяние. Почему бы не арестовать их?". Лю Бэй спросил: "Откуда ты это знаешь?". Цзянь Юн ответил: "У них есть необходимый инвентарь, так же как у виноделов есть инвентарь для виноделия". Лю Бэй рассмеялся и перестал преследовать семьи, у которых были инвентарь для виноделия.
Сегодня, наконец, начну повествование о III-м веке н.э. и расскажу об одном довольно знаменитом и воистину бомбическом романе. И по традиции вроде как надо кратко поведать о том, каким тогда был мир, но сегодня, пожалуй, я этого делать не буду. Упомяну лишь, что в этот период времени будущая Япония, наконец, обзавелась неким подобием государства – Яматай, и правила им тогда знаменитая жрица Химико (правление пришлось примерно на 173-247-е гг. нашей эры). Кстати, я так и не смогла найти о ней приличной книги (одну начала читать, но не осилила – написано как сочинение пятиклассницы), поэтому буду очень благодарна тому, кто посоветует подобную книгу на русском или английском языке. Тогда я смогу прочитать её и рассказать об этом кусочке истории тоже. Но а пока двинусь западнее и речь поведу о Поднебесной.
Кстати, напоминаю, что мою историческую выкладку можно не читать, если для читателей она не представляет интереса или не несет новой информации, а сразу переходить к разбору книги. Для заинтересованных же сейчас изложу, как загнулась империя (Восточная) Хань после четырехсот с лишним лет правления династии Лю, и о том, что было дальше.
В прошлый раз я упомянула о том, как после череды политических интриг к краху пришла Западная Хань, а власть захватил Ван Ман, который взбаламутил всю страну, спровоцировал восстание "Краснобровых" и в результате погиб, войдя в историю как узурпатор и единственный правитель династии Синь. А новым императором после борьбы за трон стал Лю Сю, он же император Гунъу (правил с 25/27 по 57-й гг. н.э.), основатель Восточной Хань, и в последующие 195 лет империей управляли его потомки (рассказывалось подробно об этом в книге, что я осветила тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»).
Наследником Гунъу стал Мин-ди (57-75гг. н.э.), который даже не был старшим сыном среди многочисленных детей своего отца, зато довольно быстро показал, что ему можно доверять важные дела и не переживать за результат. В дальнейшем он довольно эффективно управлял страной, основал (высшую) конфуцианскую школу для детей сословия ши (т.е. представителей местной знати и аристократии, прежде всего, чиновников, что можно считать предтечей для будущей системы обучения и государственных экзаменов). При этом в его правление началось активное распространение буддизма. Ещё Мин-ди пытался сохранять мир и порядок, но его меры государственного управления всё равно привели к недовольству среди знати, а потом к восстанию и массовым казням. Хотя в целом можно его назвать хорошим правителем, а его время – временем порядка и спокойствия.
На смену Мин-ди пришли его сын Чжан-ди (75-88гг. н.э.) и внук Хэ-ди (88-106гг. н.э.), которые упоминались в романе «Легионы идут за Дунай» и моём разборе этого произведения (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 65. «Легионы идут за Дунай»). Первый был известен, главным образом, масштабным походом в Западный край, а второй тем, что начал понемногу терять всё то, что приобрели его предшественники. Хотя именно он пытался наладить связи с Римской империей и для этого по его приказу Бань Чао отправил туда Гань Ина (что, правда, завершилось неудачей, если не считать интерес со стороны Парфии и начало некоторых дипломатических отношений с ней). При этом Хэ-ди же принял отставку Бань Чао (который тогда вернулся в Лоян, где вскоре и умер) и отстранил от должности историка Бань Гу, брата Бань Чао, и ещё многих других ученых и чиновников (и ученых-чиновников), что не лучшим образом сказалось на Поднебесной. Кроме того, в его правление на фоне дворцовых интриг усилилось влияние евнухов, а вся история Китая трубит, что такое ничем хорошим никогда не заканчивалось. Но на век Хэ-ди благодати предков ещё хватило.
Дальше было хуже. Его сын, молодой император Шан-ди (105-106гг. н.э.) прожил всего год, а его место в результате вмешательства вдовы Хэ-ди – Дэн Суй – занял Лю Ху под именем Ань-ди (106-125гг. н.э.), внук Чжан-ди. Все эти махинации, кстати, ей, её клану и империи в целом дорого обошлись, потому что стоило вновь зародиться в умах власть имущих мысли, что императоров можно назначать и убирать по своему усмотрению (а это уже было в Западной Хань), как образовалась нездоровая конкуренция. И результат был тот же, что и прежде.
У Ань-ди наследник получился только с наложницей Ли, которую, опасаясь потерять своё место и влияние, бездетная императрица Янь Цзи и при этом любимая жена императора попросту траванула…и ей за это ничего не было. Тогда. И даже пасынок, ставший императором под именем Шунь-ди (125-144гг. н.э.) ей бы, возможно, ничего не сделал, если б она не попыталась посадить на трон удобного ей Лю И, ещё одного внука Чжан-ди, от другого сына. С этим были не согласны некоторые влиятельные люди, которые организовали заговор и сделали правителем Шунь-ди. Клан Янь вырезали под корень, а императрицу-интриганку отправили в заключение, и она вскоре закончила свою жизнь.
Сам Шунь-ди тоже оказался правителем так себе и, вместо того, чтоб бороться со злом, невольно стал ему потворствовать. Так что усилилось влияние евнухов и коррумпированных чиновников при дворе, а влияние Хань в Западном крае уменьшилось, особенно после отстранения от должности Бао Юна, сына Бао Чао. Да ещё вдобавок Шунь-ди не отличался крепким здоровьем и рано умер, оставив императором малолетнего и тоже болезного сына, Чун-ди (144-145гг. н.э.). И главная проблема тут была в том, что регентом стала вдовствующая императрица Лян, которая разделила власть со своим братом Лян Цзи. Он-то и выбрал в качестве нового императора после смерти Чун-ди недолговечного Чжи-ди (145-146гг. н.э.), чтобы удержать власть.
Забавна тут цикличность истории: несколько неосторожных слов (например, обзывательство «высокомерным генералом» Лян Цзи) стоили мальчику-правителю жизни, точно так же как во времена Люй-хоу и Шао-ди, внуку Лю Бана (основателя Западной Хань). Ситуация вышла похожая до безобразия: Лян Цзи и его сестра после отравления Чжи-ди посадили на трон Хуань-ди (146-168гг. н.э.). Вот он оказался правителем долгоиграющим, даже имел какие-то способности и не любил, когда им командовали. И наворотил всякого разного с такими вводными данными. Например, сбросил с его пьедестала Лян Цзи, но зато возвысил всяких неблагонадежных евнухов, начал продавать должности и женился под давлением заинтересованных приближенных на Доу Мяо, возвысив её клан, из чего тоже ничего хорошего не вышло. И ещё, кстати, он известен тем, что во времена его правления в империю Хань прибыло посольство из Римской империи, предположительно от императора Марка Аврелия.
Наследником Хуань-ди стал Лин-ди (168-189гг. н.э.), последний более-менее самостоятельный император Восточной Хань. Ну, как самостоятельный…Он мог бы реально влиять на дела, но вместо этого подобно императору Западной Хань Чэн-ди (33-7гг. до н.э.) был занят главным образом созданием наследников. Кстати, это ему удалось лучше, чем его предшественникам: у него получились целых два сына, Хуннун-ван (недолго правил в 189-м) и Сянь-ди (189-220гг. н.э.), последовательно ставшие двумя последними императорами Восточной Хань после смерти своего отца.
Только вот они оба даже, пожалуй, не имели возможности править фактически, потому что в стране давным-давно был полный бардак: ещё в 168-м году началось знаменитое восстание Жёлтых Повязок, и все приближенные семьи Лю озабочены были уже только сохранением своих позиций. Особенно преуспел в этом полководец, государственный деятель и просто хитрожопый интриган по имени Дун Чжо, который самовольно заменил одного малолетнего императора на другого, устроил чистки и политические убийства и фактически стал реальным правителем империи. Может, если бы не он и его нехилые аппетиты, не случилось бы того, что случилось потом. Но тогда все сошлись во мнении, что теперь нет ни закона, ни порядка, ни морали, всё можно, и кто успел, тот и съел. Грабь, убивай, люби гусей.
Сам Дун Чжо пользовался своим исключительным положением до 192-го года и кончил тем, что некоторые недовольные его узурпацией и её последствиями организовали заговор и убили заколебавшего их поганца. Кстати, не последняя роль в этом принадлежала Ван Юню, приёмному отцу одной из четырех великих красавиц Китая, Дяо Чань (а если верить сегодняшнему роману, то и она сама там сыграла немалую роль). И, казалось бы, всё должно было прийти в норму, но как бы не так.
Прочие военачальники тоже разошлись не на шутку, и началась борьба всех против всех, в которой одни становились лидерами, а другие примыкали к ним, причем первые легко могли поменяться местами со вторыми, а вторые легко могли поменять одного господина на другого. И во всей этой заварухе особенно отличился некий Цао Цао, в конце концов, ставший чэнсяном (первым министром) при Сянь-ди, человек незаурядный и, возможно, тот, кто определил ход истории не только на время своей жизни, но и на целое столетие вперед.
Во многом именно благодаря ему и его сыну по имени Цао Пэй прекратила своё существование Восточная Хань, наступил период Троецарствия, а на политическую арену наравне с двумя другими (царствами У и Шу) вышло новое государство – царство Вэй (220-266гг. н.э.), которое позже изнутри расшатали и захватили представители семейства Сыма, из которого, в свою очередь, вышел Сыма Янь, основатель царства Цзинь (265/266-420гг. н.э.). Именно об ослаблении Восточной Хань при последних её императорах, борьбе за власть и о том, к чему это привело, и рассказывается подробно в одном из четырех классических китайских романов:
«Троецарствие» Ло Гуаньчжуна
Время действия: II-III века н.э., ок. 168-280 гг. н.э.
Место действия: Восточная Хань, а затем царства Вэй, Шу и У, и объединенное царство Цзинь.
Интересное из истории создания:
Ло Гуаньчжун (ок. 1330/1334(либо раньше)-1440) был китайским философом, поэтом и писателем эпохи Юань, а с течением веков превратился в фигуру полулегендарную. И как это и бывает с такими вот фигурами, о нём мало что в принципе известно, и ещё меньше известно достоверно. Нет определенности даже с годами жизни: по одной версии он родился между 1315-1318-м годами, по другой в период, что я привела выше, между 1330 и 1334-м. Достоверно известна лишь эпоха – сначала Юань, потом ранняя Мин. Родился писатель вроде как в Тайюане, а скончался в Ханчжоу.
(Памятник Ло Гуаньчжуну в Дунпине)
Согласно некоторым источникам, Ло Гуаньчжун происходил из семьи торговцев шёлком, образование получил постольку-поскольку, потому как вынужден был помогать отцу в торговле и переезжал из города в город. Когда начались антимонгольские восстания, он к ним присоединился, потом вернулся в родной город, а после смерти отца перебрался в Сучжоу. Там же, уже, очевидно, в зрелом возрасте, он, с одной стороны вёл не слишком социально активную жизнь, с другой стороны стихи писал именно на социальную тематику, занимался астрологией и гаданиями, и даже вёл какие-то научные изыскания, так что, надо думать, за ним закрепилась слава чудаковатого мудреца-отшельника, к которому ходили за советами или что-то в этом роде.
Мало кто знает, но вообще-то Ло Гуаньчжун был явным любителем истории, и, помимо своего самого знаменитого произведения «Троецарствие», написал ещё пять романов, в том числе ещё один из четырех классических китайских романов «Речные заводи», и ещё «Развеянные чары» (под редакцией знаменитого Мэн Фэнлуна), а также две пьесы. Кстати, перу этого автора принадлежат и два прозаических произведения на интересующие меня исторические периоды – один о Суй и Тан, а другой о более позднем периоде Пяти Династий и Десяти царств, но чёрта лысого я их найду на русском языке. А жаль.
Что же касается собственно «Троецарствия» (оригинальное название, кстати, 三国演义, Sānguó yǎnyì или Саньго яньи, что буквально переводится как «Исторический роман о трёх царствах»), и точный год написания, разумеется, неизвестен. Роман состоит из ста двадцати относительно небольших глав, но их количество делает этот текст весьма объёмным. Что касается содержания, то сами описанные события и герои вполне историчны, однако это не исключает ни авторских интерпретаций, ни откровенных придумок. Тем более что местами он вообще баловался мистическими и магическими вставками) Кстати, на основе прочитанного, я рискую предположить, что вдохновила на написание «Троецарствия» Ло Гуаньчжуна освободительная борьба хань против монголов.
(Одно из изображений императора Хуэй-цзуна, он же Тогон-Тэмур (1333-1370), последний правитель империи Юань, в годы правления которого, вероятно, жил Ло Гуаньчжун в пору своей молодости)
Впервые «Троецарствие» в Китае издали в 1494-м году, в разгар правления династии Мин, и, судя по всему, роман очень быстро завоевал популярность и остается одним из самых известных и читаемых китайских произведений и поныне. Его переиздавали огромное количество раз, ставили в театральных постановках как Средневекового Китая, так и в последующие эпохи (что, вероятно, и сделало образы, созданные Ло Гуаньчжуном столь известными и узнаваемыми), изучали и изучают в учебных заведениях, по нему до сих пор пишут научно-исследовательские работы, отсылки на него встречаются в огромном количестве других произведений в самых разных сферах. Один из самых известных фильмов, снятых на его основе – «Битва у Красной скалы» Джона Ву.
В Россию издание «Троецарствие» впервые попало в 1821-м году, но, судя по всему, на китайском языке. А на русский его перевел уже в 1954-м году В.А. Панасюк, и затем текст издали с комментариями китаеведа Б.Л. Рифтина. Потом книга тоже не раз переиздавалась. Лично мне попалось то самое издание 1954-го года, где глаза мне резало постоянное использование «ы» вместо «э» в именах вроде «Фэн» («Фын») и «Мэн» («Мын»), что на данный момент вроде как считается устаревшей формой передачи. Были там и другие огрехи, но в целом незначительные. Самое свежее издание 2014-го года, так что, думаю, лучше искать его.
О чём:
В самом начале романа автор повествует о том же, о чем и я в начале своей заметки – о том, как Западная Хань пришла в упадок, как была реставрирована в виде Восточной Хань спасителем империи Гуанъу, и о том, как начала трещать по швам потом и Восточная Хань, прямым текстом возложив ответственность за это на императоров Хуань-ди и Лин-ди, которые, мол, позволили евнухам распоясаться. И дошло до того, что все стали массово наблюдать дурные предзнаменования и страдать от стихийных бедствий (что тоже своего рода дурные предзнаменования)), посылаемых свыше, но одни так и не допедрили, к чему бы это, а другие всё равно не смогли ничего поделать – те, кто пытался, плохо заканчивали.
Правда, нашлись в области Цзюйлу три брата Цзян, которые знамения поняли, истолковали на свой лад, решив, что грядет конец династии Лю и их империи, и решили подсуетиться, чтобы не допустить полного песца в своей стране, и вообще вознамерились нести вечное, доброе и светлое в массы. Тем более что старший из них, Цзян Цзяо, глянулся какому-то мудрецу, и тот передал ему свои знания и силу, отчего Цзян Цзяо стал мега-крутым чародеем и проповедником (да-да, они под то, что затеяли, целую философско-мистическую и чуть ли не религиозную базу подвели). Когда все трое решили, что вот, пора, они стали вербовать людей, и едва накопилась критическая масса их сподвижников, объявили, что теперь будут бороться с беспределом и несправедливостью ради всеобщего блага. Так вот и началось восстание Жёлтых Повязок (а какие, впрочем, восстания начинались иначе…Хотя крутой предводитель-маг был далеко не у всех, это да. У Жёлтых тоже вряд ли был, но автору виднее Он художник, он так видит).
На фоне того безобразия, что устроили эти товарищи, обедневший и пребывающий в безвестности потомок императора Западной Хань Цзин-ди по имени Лю Бэй особенно остро ощутил, как низко пала его семья и он сам, потому что тут на всю его династию наезжают, а он ничего не может поделать. И, прочитав воззвание о вступлении в добровольческие ряды для борьбы с мятежниками, так громко и печально вздохнул…что привлек внимание сына богатых торговцев вином, весельчака, пьянчуги и просто очень буйного парня по имени Чжан Фэй. Лю Бэй поделился с ним совершенно честно своими печальками, а тот ему предложил План, и вот уже слово за слово, и эти двое пошли бухать, обсуждая, как вот они скоро всем покажут, где раки зимуют.
Пока бухали, к ним присоединился ещё один торговец, с красной рожей и длинной бородой, по имени Гуань Юй, и вскоре они бухали уже втроем. И добухались до того, что отправились в цветущий персиковый сад семьи Чжан Фэя, где торжественно провели жертвоприношение и, объявив друг друга братьями, принесли торжественную клятву в стиле «и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас». Да, побратимство в древнем и средневековом Китае создавало узы не менее крепкие, чем брачные, а то и покрепче. Поначалу эта троица, хотя и набрала себе внушительный отряд, была никому не известна, но чем дальше, тем больше, и вскоре слава о них стала доходить до ушей тех, кто держал в своих руках власть, и Лю Бэй, объявленный Гуань Юем и Чжан Фэем их старшим братом, вынужден был раз за разом принимать непростые решения, определявшие не только его дальнейшую судьбу, но и судьбу его близких, включая названых братьев.
Этот нелегкий путь привёл его на такие высоты, о которых поначалу он и помыслить не мог, но какой ценой? И удалось ли этой троице сдержать свою клятву? Предлагаю узнать самим из текста романа не только это, но ещё и многое другое. Интересного там предостаточно.
(Клятва в Персиковом саду. Уж очень мне понравилась эта картинка. Автора не знаю, иначе б указала)
Отрывки:
Пока писала, поняла, что не могу не процитировать отрывок, о котором упомянула – настолько меня при прочтении изумила та скорость, с которой вроде бы последовательный и вдумчивый Лю Бэй приобрел новых родственников. Как я сказала в беседе со своим другом об этом: «Быстрее только в «1001 ночи» ислам принимали»)
«…Лю Бэй оглянулся. Перед ним стоял мужчина могучего сложения, с большой головой, круглыми глазами, короткой и толстой шеей и ощетиненными, как у тигра, усами. Голос его звучал подобно раскатам грома. Необычайный вид незнакомца заинтересовал Лю Бэя.
— Кто вы такой? — спросил он.
— Меня зовут Чжан Фэй, — ответил незнакомец. — Наш род извечно живет в Чжосяне, у нас тут усадьба и поле; мы режем скот, торгуем вином и дружим с героями Поднебесной. Ваш горестный вздох заставил меня обратиться к вам с таким вопросом.
— А я потомок князей Ханьской династии, имя мое Лю Бэй. Вздохнул я потому, что у меня не хватает сил расправиться с повстанцами, да и средств нет.
— Ну, средств у меня хватит! — сказал Чжан Фэй. — А что, если мы с вами соберем деревенских молодцов и подымем их на великое дело?
Эта мысль пришлась Лю Бэю по сердцу. Они вместе отправились в харчевню выпить вина. Когда они сидели за столом, какой-то рослый детина подкатил к воротам груженую тележку и, немного отдышавшись, вошел и крикнул слуге:
— Эй, вина мне и закусить! Да поживей поворачивайся — я тороплюсь в город, хочу вступить в армию!..Длинные усы, смуглое лицо, шелковистые брови и величественная осанка пришельца привлекли внимание Лю Бэя. Лю Бэй пригласил его сесть и спросил, кто он такой и откуда родом.
— Зовут меня Гуань Юй, а родом я из Цзеляна, что к востоку от реки Хуанхэ, — ответил тот. — Там я убил кровопийцу, который, опираясь на власть имущих, притеснял народ. Пришлось оттуда бежать. Пять-шесть лет скитался я по рекам и озерам и вот теперь, прослышав, что здесь набирают войско, явился на призыв.
Лю Бэй рассказал ему о своем плане. Это очень обрадовало Гуань Юя, и они вместе отправились к Чжан Фэю, чтобы обсудить великое начинание.
— У меня за домом персиковый сад, — сказал Чжан Фэй. — Сейчас он в полном цвету, и как раз время принести жертвы земле и небу. Завтра мы это сделаем, Соединим свои сердца и силы в братском союзе и тогда сможем вершить великие дела.
— Вот это прекрасно! — в один голос воскликнули Лю Бэй и Гуань Юй.
На следующий день, приготовив черного быка и белую лошадь и всю необходимую для жертвоприношения утварь, они воскурили в цветущем саду благовония и, дважды поклонившись, произнесли клятву:
— Мы, Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй, хотя и не одного рода, но клянемся быть братьями, дабы, соединив свои сердца и свои силы, помогать друг другу в трудностях и поддерживать друг друга в опасностях, послужить государству и принести мир простому народу. Мы не будем считаться с тем, что родились не в один и тот же год, не в один и тот же месяц, не в один и тот же день, — мы желаем лишь в один и тот же год, в один и тот же месяц, в один и тот же день вместе умереть. Царь Небо и царица Земля, будьте свидетелями нашей клятвы, и если один из нас изменит своему долгу, пусть небо и люди покарают его!
Дав это торжественное обещание, они признали Лю Бэя старшим братом, Гуань Юя — средним братом и Чжан Фэя — младшим братом. По окончании жертвоприношений зарезали быков и устроили пиршество. Более трехсот молодцов со всей округи собрались в персиковом саду и пили там вино до полного опьянения…».
Ещё я не могу не процитировать отрывок с показушной выходкой одного из сильнейших героев этой истории Люй Бу, который оригинальным образом решил замирить своего временного союзника Лю Бэя с Юань Шу:
«…Когда они прибыли, Люй Бу сказал Лю Бэю:
— Сегодня я избавлю вас от опасности, — обещайте мне, что вы не забудете этого.
Лю Бэй обещал. Люй Бу предложил ему сесть, а Гуань Юй и Чжан Фэй, опираясь на мечи, стали позади. В это время доложили о прибытии Цзи Лина. Встревоженный Лю Бэй хотел было скрыться, но Люй Бу успокоил его:
— Я пригласил вас обоих для переговоров, не истолкуйте это превратно.
Лю Бэй, не зная его истинных намерений, никак не мог успокоиться. Вскоре вошел Цзи Лин. Увидев Лю Бэя, сидящего в шатре, он тут же хотел удалиться, но окружающие помешали этому. Люй Бу втащил его в шатер, как младенца.
— Вы хотите убить меня? — спрашивал Цзи Лин у Люй Бу.
— Нет.
— Значит, вы собираетесь убить этого Большеухого?
— Тоже нет.
— Тогда что все это значит?
— Вы напали на Лю Бэя, а я пришел спасти его, ибо мы с ним братья, — сказал Люй Бу.
— Если так, убейте меня!
— В этом нет никакого смысла. Я никогда не любил ссор, я люблю творить мир. И теперь хочу прекратить вражду между вами.
— Позвольте спросить, каким образом вы собираетесь добиться этого? — осведомился Цзи Лин.
— У меня есть способ, указанный мне самим небом.
Лю Бэй и Цзи Лин насторожились. Люй Бу уселся в середине шатра, посадив Цзи Лина по левую сторону, а Лю Бэя по правую, и велел начинать пир. Когда вино обошло несколько кругов, Люй Бу сказал:
— Я хотел бы, чтобы вы из уважения ко мне прекратили войну.
Лю Бэй промолчал.
— Но ведь я получил повеление своего господина поднять стотысячное войско и схватить Лю Бэя, — возразил Цзи Лин. — Как же я могу прекратить войну?
Такое заявление привело в ярость Чжан Фэя.
— У нас хоть и небольшое войско, но мы смотрим на тебя, как на детскую игрушку! Что ты в сравнении с бесчисленным множеством Желтых! И ты еще смеешь грубить моему старшему брату!
— Сначала послушаем, что предложит Люй Бу; мы и потом успеем вернуться в лагерь и вступить в бой, — сказал Гуань Юй.
— Еще раз прошу вас прекратить войну, — настаивал Люй Бу. — Я не могу допустить, чтобы вы дрались.
Цзи Лин явно был недоволен этим, а Чжан Фэй так и рвался в бой. Люй Бу разгневался и приказал принести алебарду. Цзи Лин и Лю Бэй побледнели.
— Я еще раз предлагаю вам не воевать, — таково веление неба.
Люй Бу приказал приближенным воткнуть алебарду за воротами лагеря и обратился к Цзи Лину и Лю Бэю с такими словами:
— Отсюда до ворот сто пятьдесят шагов. Если я попаду стрелой в среднее острие алебарды, вы прекращаете войну! Если же я не попаду, возвращайтесь к себе и готовьтесь к битве. Не вздумайте противиться тому, что я сказал!
«Только бы он попал!» — молился в душе Лю Бэй. Он видел, как Люй Бу закатал рукава своего халата, наложил стрелу и натянул тетиву до отказа. Хоп! Лук изогнулся, словно осенний месяц, плывущий по небу, стрела взвилась подобно звезде, падающей на землю, и точно вонзилась в цель. Военачальники и воины, находившиеся возле шатра, закричали от восторга, а потомки сложили об этом такие стихи:
Когда-то Хоу И подвело заходящее солнце,
И в битве с Ю Цзи он в помощь призвал Юань Чжи.
Люй Бу был стрелок, какого не сыщешь на свете,
Он выстрелил раз — и уже примирились мужи.
Едва тетива из тигровой жилы запела,
Орлиным пером оперенная взмыла стрела,
Качнулся бунчук — пробило насквозь алебарду,
И мощная рать боевые доспехи сняла.
Люй Бу рассмеялся и бросил лук на землю. Взяв Цзи Лина и Лю Бэя за руки, он сказал:
— Небо повелело, чтобы вы прекратили войну!..."
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Когда вспоминают о классике литературы, а тем более от авторов далекого Средневековья, почему-то все начинают зевать и рассуждать о том, как всё это скучно и устарело. Может, конечно, это применимо к каким-то авторам и произведениям, но только не к Ло Гуаньчжуну и «Троецарствию», потому что этот чел с одной стороны, казалось, мог бы до бесконечности описывать боевые действия с военными хитростями и запутанные дворцовые и прочие интриги, но при этом ухитрился всё это приправить яркими образами, юмором, который нередко соседствовал с иронией, а то и сарказмом, и историями о сложных моральных дилеммах, причем показывал, как по-разному разные люди действовали в примерно одних и тех же обстоятельствах, и чем при этом руководствовались.
Да, несомненно, какие-то вещи утратили свою значимость, что-то изменилось с тех пор полностью, но очень многое можно увидеть в нашей жизни и сейчас. Теперь не принято брататься со сложными церемониями и клятвами, однако отношения подобные, хоть и обозначаются примерно как «друзья на век» и «братаны», всё же существуют. И да, я не зря сделала на этом акцент – именно союзу Лю Бэя, Гуань Юя и Чжан Фэя автор уделил очень много внимания, раз за разом показывая, каким испытаниям может подвергаться дружба вроде бы в целом порядочных людей, которые искренне преданы друг другу, и что из этого может выйти.
Если оставить за рамками бои и интриги, хотя их там было немало, и Ло Гуанчжун описывает их тщательно и подробно, в лучших традициях «Искусства войны» Сунь-цзы (кстати, некоторые персы романа считали себя потомками этого великого полководца) и «Тридцати шести стратегем» (о которых, кстати, я узнала из этого романа и оценила их куда выше, чем трактат Сунь-цзы), то это во многом повествование о сложностях социальных взаимоотношений и о внутреннем человеческом стержне.
Причем мне особенно понравилось то, что, вопреки тому, что довелось об этом читать, Ло Гуаньчжун вовсе не изображает своих героев с позиций «чёрного и белого». «Отъявленный злодей» Цао Цао в действительности с одной стороны властолюбивый узурпатор, жестокий тиран, хитрый интриган и махровый лицемер, но с другой он очень умён, проницателен и дальновиден, он умел находить талантливых людей, привлекать их на свою сторону и вовсю пользоваться их талантами, причем способен был вызывать подлинную привязанность и преданность у своих подчиненных, был харизматичным лидером, который не разбрасывался своими людьми, и не лишен был понятий о чести, искренне восхищаясь некоторыми не только нейтральными знакомцами, но и врагами.
Лю Бэй, хотя миролюбивый и милосердный, аккуратный и вдумчивый человек, порой проявлял малодушие, мягкотелость и далеко не всегда мог обуздать даже собственных названых братьев, да ещё вдобавок постоянно бросал свою семью на произвол судьбы и переходил от одного хозяина к другому. Но, к его чести, он это делал хотя бы из каких-то собственных моральных соображений. Тот же самый великий храбрец, сильнейший воин и герой всея Поднебесной Люй Бу как личность оказался той ещё свиньей и «простите уткой». Лично меня до глубины души поразило то, как он предал своего военачальника и приёмного отца, и даже убил его, прежде чем перешёл на сторону их врага – Дун Чжо, и это всего-то за коня (хоть и очень крутого) и пару льстивых слов, ибо этот самодовольный павлин оказался очень падок на лесть.
И так можно сказать о ещё многих и многих. Ло Гуаньчжун, даже догадываясь, наверное, что это противоречит канонам, и вообще такая истина многим не по нутру, словно тычет в лицо вам этим тезисом – «Да, человек может быть хорош в чем-то, очень известен и многими любим, но личность у него гнилая, или бывает наоборот – человек не добился никаких высот, всю жизнь проходил в тени своего господина, но при этом личность его необыкновенна». И я считаю, что это очень жизненно, и здорово описывает нашу реальность и доныне, такое вот толстое изображение пословицы «Не всё то золото, что блестит».
Читала я этот текст с огромным интересом, но очень медленно. Читать может быть сложно по двум причинам – во-первых, из-за обилия китайских имен, названий и терминов, во-вторых, из-за обилия боёв и сложных многоходовочек, где очень важно, что называется, следить за руками и обязательно нужно вдумываться, чтобы понять, что и нафига проделывалось. Иначе такие места будут идти очень туго и вызывать эффект белого шума. Роман заставляет постоянно вращать шестеренками, и от этого мозг может в какой-то момент начинать закипать, так что вот и приходится делать паузы. При этом Ло Гуаньчжун довольно ловко разбавлял такие вещи то какими-нибудь чудеса поистине в стиле традиционной китайской литературы, то экстравагантными, а то и шокирующими выходками персонажей (чего только стоит Сяхоу Дунь, который на поле боя сожрал свой простреленный и выпавший глаз или раздевшийся прилюдно в знак протеста Ни Хэн, снабдив это действо обличительной речью - увы, прикрепить эпизод не хватило места)), то какими-то побочными историями.
Язык изложения в издании, которое я читала, напомнил мне язык перевода книги о Восточной Хань Линь Ханьда, о которой я писала в одной из прошлых заметок, но текст вычитан гораздо лучше и ошибок в нем практически нет (ладно, одна позорная и ржачная есть)), то есть он довольно простой и сам по себе текст читать легко. Так что, в заключение, скажу, что обязательно рекомендую «Троецарствие» к прочтению всем, а там либо зайдет, либо нет. И если да, в вашей копилке изумительных книг станет на одну больше.
Вот и первый пост, посвященный началу II века н.э. Поэтому не могу не напомнить о том, что на тот момент происходило в мире.
(Трофей Траяна в Адамклисси в Румынии, возведенный в честь победы над даками)
На востоке своего расцвета достигла империя Восточная Хань, которая тогда овладела не только китайскими территориями прежних ханьских царств, но и распространила свою власть на приличную часть Корейского полуострова, подобравшись к самым границам Когурё и Пэкче, и в т.н. Западный край, поставив под свой протекторат такие города как Дуньхуан, Турфан, Яркенд, Кашгар и Хотан, откуда привозили знаменитый нефрит. Продвинуться на запад удалось благодаря деятельности генерала Бань Чао, сына историка Бань Бяо. Бань Чао также приходился братом Бань Гу и Бань Чжао, которые последовали по пути отца, причем Бань Чжао известна как первая женщина-историограф Китая. Но речь сегодня не об этих двоих, а об их воинственном брате, который даже ввязался в войну с Кушанским царством. Его противником тогда стал предположительно третий правитель этого царства Вима Кадфиз, отец величайшего правителя кушан, Канишки I (ок. 103-125гг. н.э.), того самого, что так расширил пределы своей страны так, что перед кушанами склонили головы владыки Западных Кшатрапов (а до того они кошмарили Сатавахану! Пока не получили леща от Готамипутры Сатакарни, о чем я уже упоминала: История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»).
(Памятник генералу Бань Чао)
Победа над кушанами, вероятно, открыла ханьцам пути в Парфию, чем они и попытались воспользоваться: в 97-м году н.э. Бань Чао отправил Гань Ина в Дацинь, Римскую империю, для разведки и попытки наладить дипломатические отношения с властителями всего западного мира того времени. Об этих событиях упоминается в книге, о которой я писала ранее тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»
Однако парфянам такая дипломатия нафиг не упала. Когда умер Вологез I (51-78 гг. н.э.), который еле-еле устаканил парфянско-римские отношения после длительной борьбы за влияние на востоке, никому в Парфии не хотелось оказаться зажатым между Римлянами и какими-нибудь их сильными союзниками на востоке. А победа Бань Чао над кушанами показала, что ханьцы тоже не лыком шиты (правда, после смерти своего великого полководца они заметно сдали и постепенно утратили влияние на земли Тарима и западнее). Тем более что в 78-м году парфяне опять затеяли гонки за царскую власть, и победивший в ней Пакор II (78-105гг.) не сказать, что крепко сидел на своём месте. Чтобы не бесить римского императора, он даже выдал Домициану одного из лже-Неронов в 89-м году. При этом римляне продолжали разевать роток на восточные государства, и, хотя Домициан дальше честолюбивых замыслов не продвинулся, Траян-таки поход на восток предпринял. Да и воевать с Кушанским царством Пакору тоже пришлось.
Так что, когда к нему явился такой красивый посланник ханьского императора Хэ-ди (88-106гг.), тот самый Гань Ин, он, вероятно, приложил руку к тому, что Гань Ина отговорили плыть в Да Цинь, мол, это ж так долго, далеко и трудно. А потом ещё сам Пакор отправил Хэ-ди дары от себя, на всякий случай, ведь лучше наживать друзей, а не врагов. Жаль, что такой приём не всегда срабатывал. Вот с Траяном не прокатило.
(Нерва выглядел, видимо, как-то так. Это его раскрашенный бюст)
После убийства Домициана и пресечения династии Флавиев, императором быстренько назначили Марка Кокцея Нерву (правил в 96-98-м гг. н.э.). Но тот был уже не молод и через два года умер от инсульта, правда, перед этим успел усыновить Марка Ульпия Траяна, который прибавил к имени «Нерва», тем самым дав начало новому витку наследственной передачи власти приёмным сыновьям, правда родство между правителями, формально принадлежавшими к династии Антонинов, бывало порой весьма отдаленным или, по сути, полностью отсутствовало, в отличие от времен Юлиев-Клавдиев.
Траян (98-117гг. н.э.) стал вторым из «пяти хороших императоров», но так ли он был хорош? Тут уж как поглядеть. Как минимум, о нём есть, что рассказать, он был очень деятельным человеком, и лез буквально во всё.
(А это наш сегодняшний герой, император Траян. И почему-то он напоминает тут мне один мем, ну тот..."Будь мужиком, блеять!")
Во-первых, он был очень озабочен благосостоянием жителей империи и продолжил развитие алиментарной системы Нервы, предполагавшей поддержание малоимущих и многодетных граждан. Хотя вряд ли это от большого человеколюбия, просто, когда регулярно ведешь войны вне империи, а в самой империи вечно какие-то подковёрные игры, то надо позаботиться о том, чтоб армию было, кем пополнять, а, пока император с этой армией занят очередными завоеваниями, дома не случилось восстание или ещё что похуже. И при нём же родилось знаменитое «Хлеба и зрелищ»: чтобы сидеть смирно и заниматься полезными для государства делами, народ должен быть сыт и весел, а не думать о том, как ему плохо живется, и что бы с этим сделать. Так что развивалось благодаря государственной помощи сельское фермерское хозяйство, устраивались пышные празднества и игры (да так, что конкретно поуменьшили популяции многих животных, что, в конце концов, обернулось их полным истреблением). В общем, сейчас это (на словах) ничего нового, а тогда был прямо-таки прорыв. Т.е. про разовые акции и до того знали, а что можно целенаправленно вливать деньги в тех, кто нужен, и их хозяйства, вот, видимо, додумались тогда. При этом новый император преследовал христиан, если не удавалось добиться их отречения от христианства, но, судя по его переписке с Плинием Младшим, без фанатизма.
Во-вторых, Траян был тем ещё любителем строительств. Например, он основал несколько городов – две Ульпии-Траяны (одна ныне Ксантен в Германии, другая была в Румынии, неподалеку от дакийской Сармизегетузы), Новиомаг (теперь Неймеген в Нидерландах) и Тамугади (современный Тимгад в Алжире). При нём воздвигли несколько строений, сохранившихся в том или ином виде: знаменитый форум Траяна (тот самый, с колонной), рядом с ним рынок, где располагались около 150 лавок, таверны, закусочные и пункты раздачи бесплатной провизии, термы Траяна площадью в 100 000 м², на месте Золотого дома Нерона, базилику «Трофей», посвященную Марсу, и это далеко не всё. Помимо этого, он развернул строительства самых разных сооружений по всей стране: дорог (via Traiana в Италии), акведуков (акведук Траяна), мостов (Алькантарский мост, мост через Гвадиану в Мериде).
Кстати, лично для меня самым впечатляющим среди этих строений был именно мост, мост через Дунай, построенный в 103-105-х годах по проекту знаменитого архитектора Аполлодора Дамасского (который, кстати, спроектировал и некоторые другие сооружения, построенные по приказу Траяна, например, форум). Это был первый мост через Дунай, вторую по величине реку Европы после Волги, и его длина составила 1135 метров при ширине в 15 метров и высоте в 19м! К сожалению, от него мало что сохранилось. Преемник Траяна Адриан приказал мост разрушить, чтобы затруднить продвижение к римским территориям дакам.
(Реконструкция Траянова моста через Данувий, сделанная Э. Дюперрексом (1907))
Кстати, о них. Траян умел и строить, и ломать, и своими войнами известен не меньше, чем строительствами. И начал он с Дакии, которой на тот момент управлял Децебал. Дакийское царство образовалось ещё в 82-м году до н.э. и постепенно раскинулось на территориях нынешних Румынии, Молдавии, Болгарии и Украины. Его первым царём стал Буребиста (82-44-й гг. до н.э.), объединивший под своей властью многие разрозненные племена, а изначальные земли гето-даков лежали в районе Орэштийских гор, в Трансильвании. Однако Буребиста погиб предположительно в результате мятежа вождей, и после его смерти государство раскололось. Царём даков стал некий Котизон (44-9гг. до н.э.), известный своими переговорами с Марком Антонием и Октавианом Августом, когда те боролись меж собой, и будто бы даже Август предлагал дакийскому царю в жёны свою дочь, но тот отказался. Когда же власть новоиспеченного императора окрепла, тот ок. 25-го года до н.э. дал пинка несговорчивому царьку, и на этом вроде бы конфликт был исчерпан. Временно.
Потом туда просто Марка Виниция отправили, и есть предположение, что именно в одной из битв с римлянами и погиб Котизон. Его преемником предположительно стал Комосик (ок. 9-го до н.э. – 30-х гг. н.э.), а после до 70-х правил некий Скорил. И о том, и о другом сведения довольно скудны и противоречивы. И даже есть предположения, основанные на найденной надписи тех времен, что Децебал этому Скорилу приходился сыном. Однако между ними правил ещё Дурас (он же Диурпаней), на котором я хочу остановиться чуть подробнее.
Неизвестно, являлся ли он родичем или соратником своего предшественника (что, походу, в принципе характерно для дакийских царей), однако период его правления установлен более-менее точно, правил он с 69-го по 87-й гг. н.э. Набеги под его предводительством упоминались в трилогии «Иосиф Флавий». В ходе одного из них он расправился с наместником Мёзии Оппием Сабином. Однако в романе как-то размыто или вовсе не упоминалось, что уже во время кампании Корнелия Фуска, посланного навести в регионе порядок Домицианом, власть перешла к Децебалу, предположительно даже мирно.
И вот Децебал и стал «героем его времени», который пытался всеми силами сохранить независимость своего царства, когда Траян устроил сначала Первый дакийский поход (101-105гг. н.э.), а потом и Второй (105-106гг. н.э.). И, несмотря на активное сопротивление даков, в 106-м году они потерпели окончательное поражение. Децебал погиб в бою, а Дакия стала Римской провинцией. Примерно тогда же Траян превратил в Римскую провинцию под названием Аравия Петрейская и Набатею (об этом я упоминала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 62. «Марк Дидий Фалько» Л. Дэвис). И после этого наступило мирное время на целых 8 лет.
В 114-м году, недовольный самоуправством Хосроя I (109-129гг.), преемника Пакора, Траян устроил ещё и Восточный (Парфянский) поход. Итоги вышли неоднозначные: и Армению присоединили, и рекорд по продвижению поставили, но потом восстания свели это продвижение на нет, а сам Траян свои планы по реваншу реализовать не успел, потому что в 117-м году заболел и скончался.
О многом из того, о чем я выше написала, рассказывается в сегодняшнем романе
«Легионы идут за Дунай» А.Ш. Бакиева
Время действия: I-II века н.э., 97-107гг. н.э., эпилог – ок. 117г. Время правления императоров Нервы и Траяна.
Место действия: Римская империя, Дакия, Парфия, Кушанское царство (территории современных Болгарии, Румынии, Германии, Венгрии, Франции, Италии, Сербии, Ирака, Великобритании, а также предположительно Афганистана, Чехии и Словакии).
Интересное из истории создания:
Амур Шодиевич Бакиев – так-то современный историк и кандидат исторических наук, защитивший в 1998-м году диссертацию на тему «Адыгская цивилизация». Потом он какое-то время преподавал в Кабардино-Балкарском университете, где до того сам обучался, но позже ушёл работать учителем истории в одну из школ Нальчика, где и проживает ныне. Помимо истории, он ещё делал переводы художественной литературы с английского языка и писал пьесы, например, «Глаза наших друзей» (2009). Роман же «Легионы идут за Дунай» был издан ещё в далёком 1995-м году. Это всё, что я сумела узнать. Ни год, ни место рождения, ни что-либо ещё выяснить не удалось, хотя сейчас А.Ш. Бакиеву, судя по всему, около шестидесяти лет.
(Фоток его не так много можно найти, и эта относительно ничего так смотрится)
О чём:
Ставший после убийства Домициана императором Нерва внезапно скончался, о чём его приёмному сыну, Траяну, донесли весть с опозданием, потому что тот находился в Германии. Но новоиспеченный цезарь не растерялся и тут же взял в крепкие руки бразды правления, пообещав всем выплатить жалование и подарки. Да вот беда, события минувших лет денег в казне не прибавили, да и политическая обстановка стабильностью порадовать не может. Даже на Нерву совершалось покушение, хоть и неудачное. Что же предпринять в такой ситуации? Траян решил, что не стоит изобретать ничего нового, а по классике жанра решение – начать и выиграть какую-нибудь войну. Её и так бы пришлось начать, ведь Парфия на востоке не дремлет, а вблизи границ Мёзии подозрительно усилилось Дакийкое царство, особенно после того, как его возглавил умелый полководец Децебал.
Так что Траян позвал к себе втайне нескольких богатых дельцов и взял у них огромные суммы денег в долг, пообещав, что при их ещё жизни с ними рассчитается, ведь он знает, как это сделать…Но то долго, а ему надо «прямо щас, и прямо здесь». Неохотно ростовщики деньги дали, храня тайну займа под страхом смерти. А после Траян отдал ещё ряд тайных приказов. Но, несмотря на их секретность, всё больше Римскую империю стали наводнять слухи – «Что-то будет…».
Дакийский царь Децебал придерживался того же мнения, поэтому заблаговременно стал заботиться об обороне – переманивать римских воинов, нанимать инженеров и создавать боевые машины, засылать лазутчиков, и даже послал надёжных людей к парфянскому царю Пакору. Правда, у Пакора там своя атмосфера, и ему не до того, что творится чуть ли не на другом конце мира, у него вон то кушаны боевых слонов выращивают под боком, то какие-то дерзкие ханьцы рвутся к Римской империи, причем настойчиво прут через его же земли. Так что придется Децебалу рассчитывать на себя и своих приближенных, и тут как нельзя кстати пословица «Что посеешь, то и пожнёшь». А ведь ради объединения и величия родной Дакии великий царь сеял отнюдь не только доброе, разумное и светлое. И если некоторые из тех, кому он взялся причинять добро, потому что они гето-даки, уже давно ушли к Замолксису, то другие – к римлянам. Но и это не всё – ведь есть такие и среди тех, кто особенно близок ему и не забыл прошлых обид.
(Иллюстрация к книге)
Отрывок:
Я так и не смогла выбрать что-то одно, поэтому процитирую из того, что особенно запомнилось, те отрывки, какие уместятся.
Дакия:
«…Под утро ему опять приснился Диурпаней. Высокий властный, в расшитой золотыми бусинами долгополой куртке, свергнутый царь даков стоял напротив ложа и, поигрывая рукоятью гетского кинжала, сардонически улыбался. Он не боялся его приходов, просто надоело вести нескончаемые бесполезные споры. На этот раз призрак начал издалека.
– Что, Децебал, много золота принесли тебе шахты Алутуса и Ампела? Наверное, немало посуды и изделий отволок ты в горные тайники костобоков и патакензиев с тех пор, как завладел копиями?
– Чего тебе надо, Диурпаней? – Он с неприязнью отодвинулся к стене, кутаясь в медвежье одеяло. – Почему ты никак не оставишь меня в покое? Разве я не устроил тебе похороны, как подобает вождю своего народа? Тебе мало того золота и серебра, что положили в могилу? Или наложницы, задушенные на тризне, плохо ласкают тебя? Пятнадцать самых красивых сарматок и германок я отправил вместе с тобой к Замолксису. Что тебе за дело до моего золота?
– Да, ты торжественно проводил меня, Децебал. Не без твоего совета Мукапиус подсыпал яд и умертвил бессильного, но еще опасного для вас соперника.
– Я не несу никакой ответственности за решения верховного жреца Замолксиса, и ты не смеешь обвинять меня.
– Несешь, Децебал, несешь, и ты знаешь это. Теперь-то зачем темнить? Ты боялся, что могущественные роды трансильванских альбокензиев вернут мне отобранную власть. Ты опасался, что фюреры маркоманнов и квадов не пожелают иметь с тобой дело до тех пор, пока жив законный владыка Дакии. Ты боялся, наконец, что римляне придут на помощь обездоленному старику. О, вы вовремя отравили меня, Децебал!
Он рывком отбрасывает меховое покрывало, силится встать и никак не может этого сделать. Невидимая сила прочно удерживает тело в полулежачем положении. Странные тени чередой проходят за спиной умерщвленного царя.
– Ты надоел мне, Диурпаней! – кричит он тогда с ненавистью. – Ты каждый раз пытаешь об одном и том же! Да! Это по моему приказу тебе прислали настоянное на цикуте вино! Что ты сделал для Дакии?! По наущению ее врагов ты разграбил Мезию и убил римского наместника Это из-за твоей глупости пришли на нашу землю их легионы. Что ты делал тогда, когда солдаты Фуска разоряли наши селения? Старейшины и вожди альбокензиев и сельдензиев уже готовились продаться Домициану, и ты поддерживал эту шайку изменников. Вы решили сложить оружие, потому что боялись свободных бурров и костобоков больше, чем ненасытных римских свиней. В тот трудный час я забрал у тебя венец верховной власти, чтобы спасти родину. Это мой брат Диег и я вместе с вольными даками убили Фуска и истребили весь легион Жаворонка. Те, кого вы не успели сделать рабами, уничтожили вместе с германцами корпус Хищного. Они вместе со мной сражались с когортами Юлиана и вынудили наконец Домициана подписать мир. Как вы сбежались тогда, когда пришла пора делить уплаченные по договору деньги. Я никогда не жалею о том, что убил тебя, Диурпаней!
Призрак пятится под этим гневным напором. Децебал все время старается встретиться с ним взглядом. Но глаза бывшего вождя обладают странным свойством. Они тускнеют, как только глядят прямо. Бездонная пустота скрывается под прищуром тяжелых век.
– Запомни, Децебал, – каким-то сожалеющим тоном говорит пришелец из мира теней, – никогда и никто из тех, кто заигрывал с чернью, не добивался поставленных целей. Пока не поздно помирись со знатью трансильванов. Они самые могущественные во всей Дакии от земель котинов до берегов Ахшена. Их власть и золото безграничны. Нищие правители костобоков отвернутся от рода Дадесидов, как только почувствуют себя достаточно самостоятельными. Такова природа всех облагодетельствованных бродяг.
– Уходи, Диурпаней! Я плевать хотел на могущество придунайских поклонников Рима. Если возникнет нужда, я сломаю их силой оружия или золота, которого у меня ничуть не меньше!
Фигура собеседника тает на глазах. Багровые языки пламени пляшут по углам комнаты.
– Твое золото, Децебал? Ха-ха-ха! Вы слышите? Его золото? Ха-ха-ха!
Он все-таки сумел оторваться от пут, обвивших торс. Еще усилие и... Он проснулся…».
Мастер удобно расположился в глубоком деревянном кресле. Чувствовалось, эллин знал себе цену и заставлял считаться с нею окружающих. Траяну очень импонировало в нем полное отсутствие раболепия, столь свойственного остальным зодчим.
– Я составил полный отчет проделанной работе над термами на Оппийском холме и принес некоторые эскизные наброски рынка, о котором упоминал император.
Принцепс пристукнул по подлокотнику, прерывая говорящего.
– Сегодня, дорогой Аполлодор, речь пойдет не о банях и рынке, но о сооружении другого рода.
– Базилика? Библиотека? В Риме или провинции? Так или иначе, Божественный полностью может положиться на меня.
– Превосходно. Сколько времени тебе потребуется, чтобы перекинуть мост через Данувий?
– Данувий?..
– Да!
Архитектор ошеломленно потер ладони.
– Признаться, я затрудняюсь сразу ответить на вопрос. Я никогда не был на этой реке, но понимаю – она не в один стадий ширины.
Траян, не мигая, смотрел на строителя. Под его взглядом грек смутился и замолчал.
– Мне нужен прочный каменный мост на тот берег Данувия. В деньгах, работниках и материале у тебя не будет недостатка. Но сооружение, которое ты создашь, должно стоять века! Я не спрашиваю тебя, Аполлодор, можешь ли ты выстроить его. Я хочу, чтобы ты усвоил: Цезарю Нерве Траяну нужен мост! Постоянная переправа из Мезии в Дакию. Мой друг Децебал не ждет. Надо уложиться в очень короткие сроки!
Эллин гордо поднялся с места.
– Я выстрою императору мост! Дела по термам и рынку довершат за меня Лисимах и помощники. Когда мне выезжать на место?
Траян усмехнулся про себя. Самая чуткая струна в душах ученых, артистов, писателей – профессиональная гордость. Самолюбие грека было задето…».
Парфия:
«…Лазурная гладь залива расстилалась до самого горизонта. У самой его черты глаз не различал грани моря с синевой небес. Корабли, одетые в белоснежные одежды парусов, оставляя за собой пенные следы, исчезали в манящей дали. Индийские, аравийские, парфянские. Коричневые тела матросов, кольца серег в ушах. Скрип уключин. Смех. Разноязыкий говор. Красочные картины Залива Парсуа проходили перед взором Гань Иня.
Посол Бань Чао влез на мачту, чтобы лучше все видеть. Фраат, китаец-переводчик, секретари-парфяне и Тао Шэн, задрав головы, следили за главой посольства. Большой купеческий корабль Товарищества парфянских купцов, почтительно предоставленный визирю, грузно покачивался на сонной волне. Команда вывела парусник на внешний рейд Хараксанского порта и бросила якоря. Поверенный Товарищества иудей Бар Хисуссаким хитро поглядывал то на первого министра, то на стоящего в полный рост в наблюдательной «бочке» китайца. Купец имел самые строжайшие инструкции.
Неподалеку вздымались и опускались несколько тростниковых лодок ловцов жемчуга. Гань Инь жадно всматривался в действия водолазов. Просоленные, загорелые до черноты мужчины жадно дышали, уцепившись руками за борта. Отдышавшись, принимали у подростков и женщин камни, зажимали костяными рогульками нос и, стиснув груз коленями, погружались на дно. Томительная минута ожидания, и пловец, отфыркиваясь и отплевываясь, выныривал на поверхность. Сидящие в лодках вытряхивали раковины-жемчужницы из сетки ныряльщика. И все повторялось. Белоснежные чайки полнили воздух пронзительными криками.
Гань Инь отодвинул задвижную доску в днище «бочки» и полез по просмоленной веревочной лестнице на палубу. Тао Шэн подал начальнику руку.
– Как далеко лежит путь в Да-Цинь через море?
Переводчик перевел вопрос главы посольства, умудрившись сохранить даже интонацию. Фраат повернулся к Бар Хисуссакиму и сделал незаметный знак бровями. Купец откашлялся.
– Лучше всех нас ответит человек, три раза совершивший плавание в Рим, – визирь указал на иудея.
Поверенный Товарищества низко, но с достоинством поклонился послу могучего царя серов.
– Дорога в один конец занимает два года, уважаемый.
– Море так велико? – воздел в удивлении брови ошарашенный китаец.
Бар Хисуссаким снисходительно усмехнулся.
– Это море, – палец купца небрежным жестом обвел синь за бортом, – лишь малая толика другого, неизмеримо большего по размерам Внешнего моря, а оно, в свою очередь, только преддверие Мирового океана. На пути из Внешнего моря в Мировой океан корабли делают остановку три раза, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. Потом плавание продолжается. В Океане лежит неведомая земля. Размеров ее не в состоянии исчислить ни один смертный. Корабли идут вокруг земли и к концу второго года достигают пределов Внутреннего моря, на берегах которого и находится Рим. Тот самый Да-Цинь, что вы хотите увидеть.
Гань Инь прикрыл веки, стараясь мысленно представить весь путь. Поверенный и министр переглянулись. Китаец открыл глаза. Он смотрел на рассказчика с нескрываемым восхищением.
– Но как же вы отважились плыть в Мировой океан вокруг неведомой земли?
Бар Хисуссаким хватким жестом вытащил из-за шерстяного пояса пять золотых римских аурей с изображением Домициана, Нервы и Траяна.
– Вот сила, что заставляет пускаться в столь далекие и рискованные странствия. Товары, доставленные в Рим, окупают себя в десятки и сотни раз! Взамен мы получаем полновесное золото императоров! На этих монетах выбиты три последних владыки Рима. Я дарю их дорогому послу серов с тем, чтобы ваш государь мог воочию увидеть лица правителей далекой земли.
Гань Инь бережно принял драгоценный дар и по одному опустил портреты царей за пазуху синего шелкового халата. Глаза китайца увлажнились.
– Теперь, на досках вашего прекрасного корабля, я окончательно убедился, что желанный и необходимый народу и повелителю Поднебесной Да-Цинь недостижим из-за дальнего расстояния. Мне остается только уведомить о безрадостной новости наместника императора на северо-западе. Прикажите поворачивать назад, в порт!..»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
На самом деле впечатления остались смешанные и противоречивые. Одно то, с каким скрипом и растерянностью я решала, какой же отрывок попадет в заметку, говорит о многом. Да, где-то на 60% повествование состоит из описаний боевых действий, но между этими боями есть ещё интриги, криминал, непростые социальные отношения, толика философии, красивые пейзажные зарисовки, неловкие попытки шутить, пафос…Короче, много и разного, на любой вкус.
Что ни говори, а показывать Бакиеву удавалось при написании этого романа очень даже неплохо, и, признаться, если самыми яркими и эмоциональными, ожидаемо, оказывались эпизоды гибели людей при различных обстоятельствах, особенно при взятии столицы Дакии Сармизегетузы, то лично я заценила два эпизода сновидений Децебала, где ему являлся покойный предшественник, и особенно зацепил второй из них, который, во избежание спойлеров, я цитировать не стала. Диалоговая составляющая не несет в себе вроде бы ничего особенного, само построение – тоже, это просто классика, канон для подобных сцен, но именно описание сновидения, мелкие детали, с одной стороны так ловко передающие особенности того, что люди видят во сне, а с другой – создающее даже некоторую атмосферу мистичности и запредельности – вот это поистине было сделано, на мой взгляд, здорово, и в приведенном отрывке – тоже. И, конечно же, огромный плюс для меня, что автор затронул в своем произведении те государства и исторические персоналии, какие не на слуху, многие о них даже не знают. Отдельно порадовало цитирование стихотворения "Гуси" из Шицзин, "Книги Песен". Так что вот эти вещи – уже достаточная причина, чтобы этот небольшой относительно роман прочитать.
В то же время минусов тоже хватало. И минусы эти особенно вызывают недоумение и возмущение, если учесть, что писал историк. Например, я заметила ощутимое количество исторических косяков. Вот как насчёт питья за здравие императора Чжан-ди (76-88гг. н.э.) в 97-м году? Я, конечно, понимаю, вести в Западный край шли с отставанием, но не на десять же лет.
А ещё у меня страдания и испанский стыд вызвали сноски. Лучше вообще не делать, чем делать так. Потому что в большинстве случаев они были тупо неинформативны, а в части ещё и содержали ошибки. Например: «Фризы – германское племя, проживавшее на побережье Балтийского моря». Угу, Нидерланды переехали с Северного моря в Прибалтику, так и запишем. Не знаю, короче, кто сноски эти делал, но пусть больше так не делает. «Я бы лучше бы сделал, чем хуже делать».
Отдельный местами кринж – это подбор слов. То есть в целом русским языком Бакиев владеет хорошо, я вроде нигде не видела, например, грамматических ошибок, нарушений в согласовании, что встречается у других современных авторов (у того же Ишкова), словом пользоваться он всё-таки умеет, хотя со знаками препинания там тоже творилось что-то, но хз, чья то вина. Однако порой выбор того или иного слова вызывал у меня, мягко говоря, недоумение. Во-первых, если уж браться передавать всё, как было, все названия географические тех времен, то уж делать это до конца, а не наполовину, не смешивать древние с современными. Во-вторых, в этом деле главное не перестараться. Можно ж было не выпендриваться и о вожде германцев написать просто «вождь», а не словом на букву «ф», которое даже в современной Германии прочно ассоциируется с одним усатым непризнанным художником. Тем более что слово-то древних корней вроде как не имеет и встречается только с века XVII-го.
И я уже молчу про откровенно современную лексику, которой, я считаю, в подобных произведениях не место. Когда я процитировала другу отрывок со словом «пацаны», он саркастически отметил: «Какое "чёткое" произведение». Поржали, но осадочек остался. Зато после забавных попыток автора передать «римский мат», где из брани остается только слово «мать», я даже заинтересовалась обсценной лексикой латинского языка, и да, она в языке римлян была, да ещё какая)
Подводя итоги, могу сказать, что произведение неплохое, по-своему интересное. Не всем понравится, но и прям уж плеваться мало кого заставит. Добротный каноничный исторический роман, с присущими таким произведениям достоинствами и недостатками, без мудреного сюжета и оригинальных персонажей, однако с необычными локациями и передачей многих важных событий того периода; со старыми темами чести, долга, семьи и родины, но без пошлостей и пропаганды. «Что хотел сказать автор», его посыл, кстати, я так и не уловила, тем более что ещё одна неудачная, имхо, вещь – это то, что он порой вставлял эпизоды, которые, по сути, никуда не вели, не получали своего продолжения в причинно-следственной цепи напрямую, сюжетно. Они просто были, как часть истории, которая просто есть и не «обязана» быть чётко простроенной, логичной и завершенной. И, наверное, то, о чем это, лучше всего передает цитата из этой же книги: «В кузнице Бытия молот Истории продолжал приглушенно постукивать по наковальне Времени».
Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:
