Будьте аккуратны в использовании этого слова, а лучше полностью прекратите его использовать. Как мыслительный вирус оно запускает у вас в голове реакцию: "Срочно оставить этого человека, срочно избавиться от зависимости." Такая реакция приводит к негативным действиям по отношению к другому вполне нормальному человеку, который вас любит или хочет иметь с вами дело. Что в свою очередь разрушает вполне нормальные отношения, где люди естественным образом зависят друг от друга, особенно когда они уже давно вместе.

Очень опасный вирус. Подумайте.

И здесь кроется великая и суровая истина, с которой согласен Ларринага: дальнейший путь находится целиком и полностью в ваших руках. Никто не пройдёт его за вас. Психолог не является волшебником или хирургом, исцеляющим раны души скальпелем готовых ответов. У него нет лекарственных препаратов от экзистенциальной боли. Его роль — роль проводника, стоящего у края вашего внутреннего леса. Хесус Ларринага, как специалист по позитивной психологии и психоонкологии, видит свою задачу в том, чтобы дать вам необходимые инструменты для этой экспедиции: фонарь осознанности, чтобы различать тропы собственных мыслей; компас личных ценностей, чтобы не сбиться с пути; крепкие ботинки психогигиены для ежедневного движения. Но идти по этой тропе, прорубать заросли старых обид и переплывать реки сомнений — это работа ваших ног, вашего сердца, вашего личного мужества.

Как же помочь себе, когда лес кажется непроходимым? Ларринага предлагает начать с малого — с тишины и принятия. Остановитесь. Сядьте на воображаемый камень посреди хаоса и просто признайте своё состояние. «Да, мне тяжело. Да, я чувствую боль». Это не капитуляция, а акт честности, первый шаг к аутентичности, которая противоположна токсичному позитиву. Затем можно обратиться к научно обоснованной модели PERMA+, которую психолог часто адаптирует в своей практике. Найдите искру Позитивных эмоций — даже самую маленькую, как луч солнца на столе. Это не отрицание тьмы, а напоминание, что свет тоже является частью реальности.

Попробуйте полностью погрузиться в простое дело, войти в состояние Потока — это выведет вас из плена циклического мышления. Обратитесь к Отношениям, не обязательно за советом, иногда достаточно просто молчаливого присутствия понимающего человека. Спросите себя о Смысле — не глобальном, а о крошечном смысле сегодняшнего дня. И обязательно отметьте любое, даже микроскопическое Достижение. Эти кирпичики, как показывает Ларринага, и являются тем материалом, из которого строится мост через пропасть отчаяния.

Ключевая идея Хесуса Ларринаги — не вести войну с тяжестью, а интегрировать её в опыт. Не закрашивать трещины яркой краской притворного оптимизма, а увидеть в них возможность для роста. Именно в этом разрешении себе быть неидеальным и рождается подлинная устойчивость, тот самый «психологический иммунитет», который можно укрепить. Серьёзный кризис, будь то болезнь или утрата, — это, с его точки зрения, точка перезагрузки. Не для того, чтобы стереть прошлое, а чтобы переписать код будущего с новой осознанностью.

Вы — и садовник, и сад своей психики. Инструменты, на которые направляет Ларринага, уже в ваших руках. Карта — это ваша уникальная жизнь. Компас — это ваше сердце, знающее дорогу, даже когда разум в панике. Сейчас может быть невыносимо тяжело. Но эта тяжесть — не конец пути, а лишь тяжёлая, но честная почва под ногами, от которой можно оттолкнуться. Шаг за шагом. Вдох за вдохом. И свет, который вы в итоге увидите, будет светом, который вы носите внутри всё это время. Просто иногда нужно пройти через тьму, чтобы вспомнить, как он зажигается.

https://vk.ru/psiholog_onlin_help78

Особенно выгодно системе держать в инфантильном состоянии мужчин. Зрелый мужчина — это человек с внутренним стержнем, критическим мышлением, самодостаточностью и эмоциональной ответственностью. Такой мужчина не нужен. Его невозможно развратить рекламой. Его невозможно поставить под ипотеку как на поводок. Его невозможно удерживать в зависимости от внешнего одобрения. Он способен отказаться от навязанных норм, способен защитить себя и своих близких, способен вмешиваться в структуру власти.

Кому нужна такая сила? Никому.

Система предпочитает сломанных мужчин, потому что сломанный мужчина: зависим от внешних стимулов, нуждается в подтверждении собственной значимости, постоянно ищет компенсации, легко манипулируется через секс, страх и деньги, эмоционально глух, а значит, неспособен к солидарности, не может строить здоровые отношения, а значит — не формирует устойчивые семьи, и самое важное — не способен к сопротивлению.

Такой мужчина живёт в режиме внутренней нехватки. Вечного эмоционального голода, ведь взрослый человек способен осознать и удовлетворить свои потребности, а бессознательные интегрировать в Сознание, а инфант, в виду отсутствия психических опор, не заложенных в него с детства -- не сможет ничего из этого. И эта хроническая нехватка идеально монетизируется. Его держат вечно неудовлетворенным, потому что именно неудовлетворенный человек приносит максимальную прибыль.

Женщины же оказываются в другой, но параллельно выстроенной ловушке. Им навязывают образ нужной, удобной, продаваемой женственности. Не той, которая исходит из их природы, а той, которая выгодна рынку. Женская самооценка целенаправленно дробится на тысячи мелких неуверенностей: тело, кожа, губы, волосы, возраст, сексуальность, статус, продуктивность, мотивированность — все превращается в объект сравнения и продажи.

Но главное: женщину заставляют ориентироваться на мужчину, который сам сломан. Её учат подстраиваться под мужские фантазии, возникшие в головах мужчин благодаря порнографии, маркетингу и эмоциональной бедности. От женщины требуют быть «той», кого мужчина сможет потреблять. В такой парадигме женщина становится обслуживающим звеном для мужской незрелости — а незрелость, в свою очередь, воспроизводит потребление. Замкнутый круг.

Эта система идеально самоподдерживаема:

сломанные мужчины -- удобные потребители -- токсичные запросы к женщинам -- сломанные женщины -- зависимые отношения -- новые поколения эмоционально нищих людей.

Так и идет циклом.

Но вопрос о выходе — самый болезненный. Есть ли он? И да, и нет.

Нет — если мыслить в масштабах целого общества. Система слишком хорошо отлажена, слишком глубоко прорастает в культуру, экономику, политики и человеческие головы. Целые нации уже живут как колонии потребления, где внутренний мир человека считается ресурсом, который можно отнять и переработать.

Да — если мыслить в масштабе отдельной личности. Цепи рвутся не коллективно, а индивидуально.

Один человек может выйти из этой ловушки всегда. Причем не через «борьбу с системой», а через восстановление собственной психики*: способность чувствовать, видеть, понимать, рефлексировать, отказываться от навязанных ролей, строить свои смыслы, не принимать за норму чужую пустоту.

Общество может быть сломано, но человек — нет, если он сам выбирает не жить в состоянии животного, которого кормят, увлекают и заставляют размножаться. Система не всесильна — она лишь использует тех, кто не знает своих возможностей.

*По мнению Юнга, цель психического развития состоит не в том, чтобы эго «подчинило» себе бессознательное, а в том, чтобы оно признало силу Самости и уживалось с ней, приспосабливая свои действия к потребностям и желаниям своего бессознательного партнера. Он утверждал, что самость обладает мудростью, превышающей понимание отдельным человеком себя, поскольку самость одного человека связана с самостями всех остальных человеческих существ.

ИНВАЛИДНОСТЬ = ФАКТОР РИСКА. Почему так бывает?
В этом выпуске я делюсь шокирующими историями, которые показывают, как происходит нас*лие, изоляция и жестокость в семьях, где есть дети с ограниченными возможностями здоровья. Я расскажу, что происходит за теми самыми "закрытыми дверями", куда не доходит опека и где исчезают улыбки.
Картина такой семьи часто кардинально отличается от того, что мы видим при посторонних. Ваш репост этого видео может стать тем светом, который проникает за закрытые двери и дает поддержку тем, кто пережил это.
Если вы или ваши знакомые столкнулись с подобной ситуацией, не молчите. Мы не можем изменить систему за один день, но мы обязаны говорить о том, что происходит!

Чтобы понять, как травма «оседает» в мозге, нужно заглянуть в его физиологию. В момент сильного стресса наш «эмоциональный мозг», а именно миндалевидное тело, которое является стражем опасности, включает тревогу раньше, чем «мыслящий мозг» (префронтальная кора) успевает оценить ситуацию. Выбрасывается мощный коктейль из гормонов — адреналин и кортизол, которые готовят тело к драке или бегству. В норме, когда угроза проходит, уровень гормонов падает, и мы успокаиваемся. Но при травме, особенно повторяющейся или чрезвычайно интенсивной, эта система может сломаться. Миндалина становится гиперактивной, словно застрявшей в положении «вкл», а гиппокамп — структура, отвечающая за перевод кратковременных воспоминаний в долговременные и их контекстуализацию (где, когда, при каких обстоятельствах) — повреждается под действием кортизола. Именно поэтому травматическое воспоминание не становится обычным воспоминанием о прошлом. Оно хранится фрагментарно, без четкой привязки ко времени и контексту: в виде запахов, вспышек образов, телесных ощущений и эмоций. И когда что-то в окружающем мире напоминает хотя бы один из этих фрагментов, миндалина запускает полномасштабную тревогу, как если бы угроза была актуальной. Исследования нейробиолога Бесселя ван дер Колка, автора книги «Тело помнит всё», и работы таких ученых, как Рут Ланьюс, наглядно показали с помощью нейровизуализации, как при ПТСР меняется активность этих областей мозга, подтверждая биологическую природу расстройства.

Психологические причины кроются не только в самом событии, но и в последующей реакции. Огромную роль играет чувство беспомощности и утраты контроля над ситуацией. Если в момент травмы человек не мог ни бороться, ни бежать (состояние «замирания»), эта незавершенная двигательная реакция как бы «застревает» в теле. Важнейшим фактором является и отсутствие поддержки после травмы, невозможность говорить о произошедшем, чувство стыда или вины выжившего. Травма изолирует. Человек остается наедине с непереваренным, ужасным опытом, который его психика не в силах интегрировать. Поэтому она использует защитные механизмы: диссоциацию (ощущение «это происходит не со мной»), вытеснение, гиперконтроль или, наоборот, избегание всего, что может напомнить о травме. Но эти стратегии, полезные в краткосрочной перспективе, становятся тюрьмой в долгосрочной.

Интересно, что с эволюционной точки зрения многие симптомы ПТСР — это гипертрофированные, но изначально полезные реакции. Гипербдительность помогала нашим предкам выживать в постоянной опасности, а флешбэки — ярко помнить ситуации, грозившие смертью, чтобы избегать их в будущем. Однако для древнего человека угроза была конкретной и кратковременной (нападение хищника, схватка с врагом), после чего либо наступала смерть, либо следовал период восстановления в общине. Современные же травмы (особенно социальные, длительные, например, насилие в семье или участие в войне) создают хронический, непредсказуемый стресс, с которым древние механизмы справиться не были рассчитаны. Исторически отношение к таким состояниям менялось: от признания их у воинов (в XIX веке это называли «солдатским сердцем», в Первую мировую — «контузией», во Вторую — «боевым неврозом») до долгого периода стигматизации, когда это считалось слабостью характера. Лечение тоже было примитивным — от электрошока до попыток просто «взять себя в руки».

Самое важное знание сегодня заключается в том, что ПТСР излечимо. Мозг обладает нейропластичностью — способностью перестраивать нейронные связи и создавать новые на протяжении всей жизни. Это научный факт, подтвержденный работами таких исследователей, как Майкл Мерцених и Норман Дойдж. Цель современной терапии — не стереть память, а помочь мозгу обработать травматическое воспоминание, чтобы оно перешло из статуса актуальной угрозы в статус печального, но завершенного события прошлого. Для этого существуют доказанные методы. Под руководством опытного специалиста, который становится проводником в этом пугающем внутреннем мире, человек постепенно учится заземляться в настоящем, отличать прошлое от «сейчас», интегрировать разрозненные фрагменты памяти в свою историю и, в конце концов, возвращать себе чувство безопасности и контроля над собственной жизнью. Путь к исцелению требует мужества, но он возможен, потому что мозг, получивший рану, способен найти пути к ее заживлению.

Итогом нашего разговора становится важное осознание: посттравматическое стрессовое расстройство — не знак отличия, выданный лишь тем, кто побывал в зоне боевых действий. Это универсальная реакция человеческой психики и нервной системы на событие, которое оказалось для них непереносимым. Таким событием может стать не только война, но и насилие (физическое, эмоциональное, сексуальное), тяжёлая авария, внезапная потеря близкого, медицинская травма или жизнь в атмосфере хронической угрозы. Ключевой критерий — не «объективная» тяжесть происшествия, а субъективное переживание беспомощности, ужаса и угрозы для жизни или целостности личности. Именно поэтому человек, переживший, казалось бы, «обычное» для других событие, может годами жить с нераспознанным ПТСР, списывая гипербдительность, вспышки гнева, эмоциональное оцепенение и навязчивые воспоминания на плохой характер или последствия стресса. Он не признаёт в своих симптомах травму, потому что его представление о ней ограничено стереотипами. Понимание того, что ПТСР — это не про «место действия», а про внутренний слом механизмов безопасности, — первый и самый важный шаг к тому, чтобы перестать винить себя и начать исцеление. Мозг, получивший такую рану, может залечить её — но для этого травму нужно сначала увидеть и назвать по имени.

https://vk.com/srk_problemi