Видный американский экономист Отто Маллери, выступая 29 декабря 1931 года на весьма закрытом бизнес-форуме в Вашингтоне, заявил: «Ни одно правительство никогда ещё не приостановило ни одного кризиса иным способом, кроме войны. И если подобный выход из кризиса представляет собой опасность, опасно также не попытаться этого сделать».

Сама война с её огромными требованиями, предъявляемыми промышленности, сельскому хозяйству, транспорту и т. д., создаёт чрезвычайный рынок сбыта для задыхающихся от кризиса перепроизводства капиталистических предпринимателей. «Война порождена не злой волей хищников-капиталистов, хотя она несомненно только в их интересах ведётся, только их обогащает» (Ленин).

«Война более всего похожа на торговлю», — писал в одном из своих писем Марксу Энгельс. В наше же время война с точки зрения капиталистических интересов уже не только торговля, но, выражаясь словами военного теоретического органа германской буржуазии «Оборона и знание» (май 1931 г.), «хозяйственное предприятие крупнейшего масштаба».

«С точки зрения трезвого экономиста, — писал этот журнал Веймаровской республики за 10 лет до начала самой ужасной войны в истории человечества, — война является хозяйственным предприятием крупнейшего масштаба... Перефразируя известное изречение Клаузевица, можно сказать: война есть продолжение хозяйствования другими средствами».

С этой «хозяйственно-экономической» точки зрения буржуазия подходила всегда. Герберт Уэллс в одном из своих романов «Самодержавие мистера Паргема» приводит рассуждения Кемелфорда — владельца химических предприятий. «Мы, — говорит мистер Кемелфорд, — с нашей огромной сетью предприятий позаботимся о том, чтобы они (суверенные державы) получили этот газ в изобилии — хороший, надежный газ по приемлемым, дешёвым ценам, всё количество, какое им понадобится, и даже больше того!.. Мы совершенно так же продаем газ, как другие поставляют на армию говядину или капусту... Каждый убитый газом человек принесет нам в среднем сумму от 4 пенсов до 3 шиллингов 10 пенсов, смотря по тому, с какими державами придётся иметь дело, — за выделку, хранение на складе и доставку газа. Разумеется, мои расчёты приблизительны. Большее число погибших понизит, разумеется, стоимость на единицу».

Эти рассуждения героя из романа Уэллса не являются лишь плодом литературной фантазии английского фантаста. По данным «Ежегодника союза германских воинов» за 1930 г. приведены расчеты стоимости Первой мировой войны 1914-18 гг. Из этих расчётов видно, что мировая война стоила 1.037.942 млн. золотых марок. Из них 700 млрд. золотых марок ушло на оплату военных поставок. В войне было убито 10 млн. человек. Таким образом убийство каждого человека принесло мировому капиталистическому хозяйству 100 тыс. зол. марок. В то же время воспитание одного человека примерно до 16 лет обходится родителям, школе и государству около 15 тыс. золотых марок. Отсюда ясно, что куда выгоднее делать пушки для убийства людей, чем строить школы для их воспитания.

Не приходится доказывать, какие огромные прибыли наживает промышленность во время войны. В новой войне круг так называемой военной промышленности будет несравненно шире, чем в войне 1939-1945 гг. И потому новая война означает создание чрезвычайного рынка не только для металлургической, машиностроительной, химической и прочих отраслей промышленности, работающих непосредственно на «потребности» уничтожения людей, но и для «мирного» производства зубной пасты, бритв, мыла, автомобилей, цифровых девайсов и программ и т. д. Ненасытный Молох войны пожирает всё — начиная от дронов и кончая «берцами тактическими облегчёнными», которые наденут миллионы, идущие умирать во имя интересов своих «отечеств». Солдат, приносящий прибыль самим фактом своего нахождения на фронте и фактом своей гибели, «бесплатно» получает современный камуфляж, экипируется, имеет другое вещевое довольствие.

Необходимость Второй мировой войны солидный американский альманах «North American Review» обосновывал следующим образом:

«Я не вижу, чего здесь опасаться, — писал автор некий Г. Пейтон Вертенбейкер. — Большая часть затрат будет касаться военного имущества, которым все правительства мира всё равно запасаются. Если оно не будет уничтожено в войне, его всё равно уничтожат для того, чтобы дать место новому… . Остальные затраты будут относиться к уничтожению отдельных предметов: здесь церковь, там 2-3 фабрики, что в общем составляет небольшую сумму в сравнении с той легкомысленной расточительностью и уничтожением, применяемыми... в мирное время при существующей экономической системе. Во время войны дела некоторых стран всегда улучшаются. Это открыли Соединённые Штаты после войны 1914 года. Большинство стран мира в настоящее время настолько не удовлетворено существующими условиями бизнеса, что для них имеет смысл рискнуть испробовать перспективу войны».

Вывод из всех этих рассуждений довольно откровенный: «Когда я пытаюсь найти практическое дело, которое могло бы возвратить на землю добрые времена, я нахожу только одно средство нам нужна новая война, которая продолжалась бы дольше, убила бы больше людей, разрушила бы больше церквей и обошлась бы дороже, чем последняя».Под добрыми временами автор понимает, разумеется, сохранение времён с капиталистическими порядками.

Приветствую, товарищи! Черныш вновь с контентом для вас. Сегодня каждый ещё со школы знает, кто такой патриот и как им быть. Мы знаем гимн наизусть и гордимся достижениями страны. Но почему Льва Толстого, классика русской литературы, не устраивает и даже настораживает концепция патриотизма? Сегодня разберёмся!

Обычно патриотизм преподносится как естественное и возвышенное чувство любви к родине. Однако Лев Толстой в своём памфлете «Патриотизм и правительство» вскрывает его истинную социальную функцию в современном мире. Он определяет патриотизм как искусственную, политически сконструированную идеологию, цель которой — оправдать существование государства, его границ и армий. Толстой называет патриотизм отжившей идеей, которая в эпоху развитых экономических и культурных связей между народами становится реакционной и вредной.

Толстой, будучи основоположником христианского анархизма, озвучивал идеи левой, антигосударственной мысли. Он видел, что патриотизм служит главным инструментом разобщения трудящихся разных стран. Пока немецкий рабочий ненавидит французского, а русский — английского, они не увидят своего общего врага — правящие классы своих собственных государств. Патриотизм превращает потенциальных союзников по классу в солдат, готовых убивать друг друга за интересы капиталистов и бюрократии. Это чувство, как показывает Толстой, — прямой источник милитаризма и войн, отвлекающий народ от истинных причин его угнетения: социального неравенства и эксплуатации.

Да, Лев Николаевич считал, что необходимо упразднить государство, которое представлял в виде конуса: на верхушке власти находится маленькая группа людей или даже один человек, и каждый вышестоящий слой силой удерживает нижестоящий. Но его позиция радикально расходится с марксистской, в частности, с ленинской концепцией, изложенной в «Государстве и революции». Марксизм признаёт государство как продукт непримиримых классовых противоречий и орудие диктатуры господствующего класса. Однако он видит путь к его отмиранию через революцию и установление диктатуры пролетариата.

Толстой же отвергал революционный путь. Он выступал за ненасильственное неповиновение: добровольный массовый отказ от исполнения государственных повинностей — службы в армии, уплаты налогов, участия в судах. Его идеал — мирное упразднение государства через моральное прозрение каждого человека.

Вывод:
Критика патриотизма, сформулированная Толстым, и сегодня звучит не менее остро, чем в 1900 году. Во времена войн и кризисов мучительный вопрос «Что делать? Кого поддерживать?» встаёт перед каждым мыслящим человеком. Памфлет Льва Николаевича становится в такие моменты громким призывом к разуму, миру и человеческой солидарности, стоящей выше любых национальных границ. Он напоминает нам, что иногда истинный подвиг — не в слепой поддержке «своих», а в мужестве сказать «нет» насилию.

Мой телеграмм канал