Через пару минут профессор Преображенский вернулся в приёмную и твёрдо заявил:
– Простите, господа, но я не могу вам помочь. Слишком большой риск, а я для него слишком стар.
– Даже за двойную таксу? - спросил Богдановский.
– Хоть за тройную.
– А если добавить вот это?.. - в ладони председателя лежали золотые часы, инкрустированные бриллиантами.
Какое-то время профессор колебался, жадность в нём боролась с осторожностью. Но последняя победила, и Филипп Филиппович разразился гневной отповедью:
– Я вам что, мелкий лавочник?! Торговаться со мной вздумали, как на базаре?! Прошу немедленно удалиться! Ваш визит сохраню в тайне, так и быть. Но помогать не стану. Сей же час покиньте квартиру!
И посетителям пришлось подчиниться.
***
Выйдя из профессорского дома на Пречистенке, друзья пошли к Девичьему полю. Зимняя Москва, укрытая снегом, была чудо как хороша. А золотые лучи вечернего солнца добавляли мягкости и уюта. Горожане то и дело останавливались и говорили друг другу: “Гляди, красота-то какая!”.
Но Николай не замечал ничего вокруг. Он был просто в отчаянии. Профессор Преображенский был его последней надеждой, и та оказалась напрасной.
Пикантное приключение с юной пианисточкой угрожало крахом всего. Скоро беременность Леночки станет заметна, всё раскроется, и будет грандиозный скандал. Жена выгонит, её родня потребует вернуть долг, а из Комитета тут же выбросят и затаскают по судам. Газеты обязательно напишут об этом, особенно иностранные. Такие новости из Советской России за кордоном очень любят. Ох, позор, позор!..
Богдановский обхватил голову руками и застонал. Друг похлопал его по плечу.
– Знаешь, я тут подумал…
Николай с надеждой посмотрел на Анатолия.
– Звучит, как полная чушь, но... В Нижегородской губернии живёт моя двоюродная тётка. Только не смейся, но она - ведьма. Ну знаешь, в каждой деревне есть какая-нибудь знахарка, которая грыжи заговаривает, травами лечит. Но к моей тётке со всей округи бабы бегали, чтобы грех свой скрыть. Она умеет плод из утробы вытравить. Может, тебе к ней Леночку свозить?..
– Раз московские доктора все боятся, тут и к ведьме сельской побежишь. Где тётка-то живёт?
– Деревня Погиблово.
Дунул резкий порыв ветра, и Николай спрятал нос поглубже в шарф.
– Название-то какое, говорящее. Это последний шанс, не то я погибну.
–Не раскисай, старина! Я письмо напишу к тётке, попрошу быть с тобой поласковей. Купи гостинцев - чай, сахар, курева, сладостей всяких, да и вези свою пианистку в деревню.
***
Поездка из Москвы в деревню Погиблово шла очень легко, даже с транспортом не возникло проблем. Погода стояла замечательная, безветренная и ясная. Лучи солнца, падая на снег, заставляли его вспыхивать мириадами искорок, и всё вокруг выглядело нарядным и праздничным.
Настроение у Богдановского было великолепное. Здесь, далеко от столицы, можно было пройтись под руку с юной пассией и не бояться, что увидит супруга или вездесущие знакомые. А с беременностью… Испокон веков решали же как-то крестьянские бабы такие вопросы. И без всяких столичных светил медицины!
Николай улыбнулся сидящей рядом Леночке, и та со счастливым вздохом прильнула к его плечу. Она тоже радовалась путешествию, но иногда, вспомнив о его цели, мрачнела и тяжело вздыхала. В такие моменты Николай старался её развеселить, и девушка, привыкшая во всём на него полагаться, успокаивалась.
Но уже рядом с деревней Леночку вновь одолели сомнения. В глазах заблестели слёзы, и она робко прошептала на ухо: “Коля, а может, не надо?.. Жалко ребёночка. Мы ведь поженимся, ты же говорил”.
Обняв девушку, Богдановский стал терпеливо объяснять, что её родители не одобрят такого подарочка от четырнадцатилетней дочери. Что ему никак нельзя сейчас ни разводиться, ни даже вызывать у жены подозрений, потому что долги, потому что тёплое местечко в комитете. Да и вообще, сейчас очень неподходящее время. Вот потом, когда всё наладится…
Леночка вытерла слёзы и вновь стала смотреть по сторонам. А мужчина вертел в руках конверт с письмом и думал. Думал он о том, что животик у Лены едва-едва наметился, и даже под тонким платьем ещё не виден. А вот лицо немного округлилось, в глазах появился особенный блеск, и этого хватит, чтобы внимательный человек всё понял. Нужно как можно быстрее решить вопрос с беременностью и отдалить Леночку от себя! А то взяла моду ныть и спрашивать! Мало что говорил про “поженимся”, должна бы понимать, как жизнь-то устроена. Не маленькая уже...
С раздражением Николай подумал, что в девушке начинают проявляться бабские черты, которые он терпеть не может - хитрость, сварливость и способность бесконечно задавать один и тот же вопрос и не слушать ответ. То ли дело два года назад!..
Тогда Николай впервые увидел Леночку на выступлении юных талантов перед ударниками производства. Когда она вышла на сцену и села за пианино, у Богдановского перехватило дыхание. Это была страсть, наваждение, солнечный удар!
Девочка была так хрупка, так привлекательна своей наивной свежестью... Её почти детские, но уже с намечающейся женственностью, лицо и фигура, напомнили Николаю тугой бутон тюльпана в каплях росы. Бутону ещё предстояло раскрыться, и своей нетронутостью и загадкой он манил куда больше уже открытых цветов.
Богдановский был очень осторожен. Он аккуратно расспрашивал о семье девочки и устроил так, что её родителей перевели на производство из Подмосковья в столицу. Он нашёл возможность общаться с Леной, не вызывая кривотолков.
Сначала девочка избегала Николая и стеснялась его, хоть ей и льстило внимание солидного мужчины, носящего французское пальто и фетровые ботинки. Потребовалось время, чтобы Леночка всецело доверилась ему, и тогда для Николая настали счастливейшие дни. Он смаковал оттенки счастья целый год. И тут бах - беременность. Что ж, c'est la vie, нужно закрывать эту дверь и уходить…
***
И вот наконец Погиблово. Жилище ведьмы находилось, как и положено, на отшибе. Путешественникам пришлось пройти через всю деревню, мимо заборов с брехающими из-за них собаками, мимо новенького Дома культуры, на котором красовался транспарант со звучным лозунгом. И только на самой окраине показался дом тётки Анатолия. Самый обычный неказистый деревенский дом.
Николай уже поднял руку, чтобы постучать, но дверь вдруг сама распахнулась. На пороге стояла хозяйка, тётка Маланья, одетая в длинную юбку и потёртую кожаную куртку. На голове - пёстрая косынка, повязанная на затылке узлом.
Женщина не была молодой, но и назвать её старухой язык не поворачивался. Она напоминала морской утёс, в котором время, ветра и соль выточили всю мягкую породу, и остался только твёрдый гранит. Так и в ведьме время убрало смазливую красоту юности, но выявило основу, дышащую силой.
А взгляду женщины позавидовали бы опытные сотрудники ОГПУ. Цепкий, властный, он когтями впивался в душу и видел человека насквозь, со всеми страстишками, помыслами и желаниями. От него хотелось спрятаться или сбежать подальше.
Леночка покраснела, как помидор, и вжала голову в плечи. Николай с трудом, но выдержал взгляд хозяйки, вежливо поздоровался и отдал письмо. Маланья распечатала конверт, пробежалась глазами по строчкам и сказала:
–Ну, раз племяш просит, помогу… Заходите, чаю выпьем, там и потолкуем.
Внутри дом колдуньи тоже выглядел обычно: русская печь, стол, лавки, полки с посудой. На стенах висят вышитые полотенца. Красный угол пуст, но отсутствием икон теперь никого не удивишь.
Робкая Леночка опустилась на лавку и сидела, не шевелясь. Николай отдал хозяйке гостинцы. На чай, сахар и папиросы Маланья едва посмотрела, а вот коньяку и конфетам обрадовалась.
Самовар стоял горячим, будто женщина с утра ждала гостей. Она быстро накрыла на стол, и какое-то время шёл обычный разговор про погоду и новости. Потом вдруг Маланья сказала:
– Ну, рассказывайте, что случилось?
– Знаете, Толя говорил, что вы.. Что у вас есть… кхм, особенные умения. И вы можете помочь в одном крайне деликатном вопросе.
– Не крутись, голубчик, вокруг да около. Племяш сказал, что я - ведьма?
– Да, примерно так.
– Не соврал, я и вправду такова. Ведающая, то есть знающая.
“На дворе НЭП, реформы, новое общество, а тут… Бред. Может, она шутит?” - мелькнуло в голове у Николая, и он вгляделся в лицо Маланьи. Женщина была совершенно серьёзна.
Раздался звон, и все вздрогнули.
– Простите, я не специально, - пролепетала Леночка, поднимая крышку от сахарницы.
“А, плевать! Бред, не бред, лишь бы вопрос решился”.
– Маланья, только вы можете помочь! Дело в том, что у нас с любимой случилась неприятность. Предались страсти, были неосторожны и нате - подарочек. Исправить бы это...
– Горазд ты болтать-то. Говори прямо.
– От беременности избавиться хотим. Толя говорил, вы это можете.
– Могу. Нехорошее это дело, но вам виднее. А ты что молчишь? - изогнула бровь Маланья и посмотрела на Леночку. - Хорошо подумала? Тебе муки принимать, не ему.
От взгляда ведьмы девушка вся съёжилась. Закусив губу, она молчала, да так долго, что Николай перепугался: “Откажется! Сейчас точно откажется, дрянь малолетняя, и всему конец!”.
Но Леночка тихо сказала:
– Не нужен нам этот ребёнок.
– Хозяин - барин. - развела руками Маланья. - Значит так. Не волнуйтесь, моё средство проверенное. Только сразу договоримся: вы оба слушаетесь меня, не спорите и вопросов не задаёте. Ясно?
– Да, - пискнула Леночка.
Николай согласно кивнул. Ведьма хлопнула ладонью по столу, словно закрепляя договор, и поднялась на ноги.
– Останетесь здесь на ночь. Девочке отлежаться надо, а у меня вон там вторая комната с кроватью. А мы с тобой, касатик, пойдём в лес и до рассвета всё закопаем. Точнее, ты. Только твоими руками надо. И да, тридцать червонцев - вперёд!
– Однако! - присвистнул Николай. - В лес-то зачем? Зима же, земля промёрзла. А цену какую ломите!.. Московский профессор, мировая величина, делает операции за пятьдесят, а вы тридцатку требуете. А Толя говорил, попросит в письме за нас в честь дружбы…
– Это с дружбой. Ничего, не обеднеешь от тридцати червонцев. Ты ж не девка деревенская, у которой нет ничего, окромя бус и ленты. А в лес идти - порядок такой, не нами заведено, и не нам его менять. Не нравится - выметайся. Не я же к тебе приехала.
Пристыженный Николай протянул ведьме купюры и извинился. Та презрительно усмехнулась, но деньги взяла.
– Ну, идёмте. Сейчас и начнём.
Даже Богдановскому стало не по себе, а Леночка и вовсе задрожала, как осиновый лист. Но дело есть дело, и Николай, подхватив девушку на руки, понёс её в комнату, куда только что ушла ведьма. Бережно поставив Леночку на пол, Богдановский огляделся.
Комната была ярко освещена, повсюду горели свечи. На стенах висели полки, и на них господствовал полный хаос. Облезлое чучело ворона соседствовало с книгами, пучками трав и перьев; разные шкатулки громоздились в крайне неустойчивую на вид пирамиду. На одной полке лежала куча всякой всячины, верхушку которой венчал звериный череп. Чей именно, Николай определить не смог.
Под окошком стояла кровать. Слева от неё - стол и табуреты из грубо обработанных пней. В углу - сундук, накрытый волчьей шкурой. А в правом углу стоял большой валун. Плоская его верхушка была покрыта царапинами и засохшими потёками. Камнем явно часто пользовались.
“Это алтарь! - догадался Николай. - А бурые следы, уж не кровь ли?..”
Над алтарём висела картина. Богдановский присмотрелся и застыл, раскрыв рот от удивления.
Художник был великим мастером. В существе на картине он сплёл медвежьи и человеческие черты так ловко, что нельзя было сказать, где заканчивается одно и начинается другое, и чего больше - звериного или человеческого. Лицо существа слева было женским, справа - мужским, и обе половины плавно перетекали одна в другую, а снизу преображались в медвежий подбородок.
Существо сидело на упавшем дереве, положив руки на колени. Вроде бы спокойная поза, но во всём теле чувствовалась мощь и угроза. Если захочет, то бросится вперёд, и...
Впервые в жизни Николай ощутил, как волосы сами встают дыбом. Существо на картине вызывало древний, животный страх и… восхищение. Оно завораживало, на него хотелось смотреть, как притягивает взгляд гроза или лесной пожар. Воплощённая мощь стихии, чужая, непокорная, непонятная, но бесконечно прекрасная.
– Кто это? - спросил Богдановский.
Ведьма произнесла одно короткое, но ёмкое слово:
– Хозяин.
– Это какой-то языческий бог славян?
– Можно и так сказать. У него много имён и обличий. Ведь он хозяин. Ладно, хватит болтовни. К делу! Садитесь оба туда, за стол.
Чиркнув спичкой, Маланья зажгла красную свечу, поставила её на алтарь, на него же покрошила кусочек хлеба. И стала быстро-быстро шептать что-то, глядя на медведечеловека. Николай напрягал слух, но не разобрал ни слова. Потом ведьма ловко выудила из пирамиды шкатулок нужную и поставила её на стол.
– Тут обрезки ткани, нитки. Вы вдвоём должны сделать из них подобную куколку, вот, глядите.
Такими куклами испокон веков играли крестьянские дети: тело из скатанной в трубочку и согнутой пополам тряпицы, а раскинутые руки - из другой тряпочки, продёрнутой накрест.
– Берите, что хотите. А как сделаете, дайте кукле имя, какое дали бы своему ребёнку. Так и скажите: “Если мальчик, то называю тебя…, а если девочка, называю тебя…”. Вслух скажите, вместе.
Гости принялись за дело. Получалось плохо: то тряпочка разворачивалась, то нитка запутывалась, то игла застревала. Николай злился, Леночка глотала слёзы, но всё же понемногу работа шла.
Пока гости корпели над куклой, ведьма вышла в соседнюю комнату и долго гремела там посудой. Вернулась она с глиняным кувшином и кружкой в руках.
– Вот, готово. Подойдёт?
– Мдааа… - протянула ведьма, разглядывая кривенькую куклу. - Ну ладно. Имя теперь дайте.
Посовещавшись, Николай и Лена вполголоса сказали: “Если ты мальчик, называю тебя Илья, если ты девочка, называю тебя Нина”.
– А теперь, голубушка, возьми куклу и положи под платье, прямо к животу. Вооот, правильно. А теперь выпей весь кувшин. Это то самое средство.
Гости с опаской склонились над кувшином. Он до краёв был заполнен тёмной жидкостью с пряным запахом.
– Пей, Лена. Всё будет хорошо, - сказал Богдановский и налил из кувшина в кружку.
Трясущимися руками девушка взяла её и сделала первый глоток. Потом второй, третий...
– Вкусно. На компот похоже, - сказала Леночка и тут же застеснялась от своих легкомысленных слов.
Вскоре кувшин был выпит. Девушка положила руки на низ живота.
– Ой, что-то тянет.
– Началось!
Маланья уложила Лену в кровать, а Богдановского погнала за дверь.
– Подожди там. Можешь по двору пройтись или по улице, только не трепись языком. Иди, нечего под руками крутиться! Я позову.
***
Николай не знал, куда себя деть. Он много раз измерил шагами комнату, рассмотрел вышивку на полотенцах. Нашёл на полке газеты и свежий номер журнала “Красная нива”, тщательно перечитал всё. Но ничто не облегчало томительное ожидание.
Из-за двери слышались крики и жалобные стоны Леночки. Николай пытался войти в комнату, но ведьма всякий раз его не пускала. Он чувствовал себя беспомощным, и от этого ещё больше злился.
“Дешёвый спектакль! Свечи, кровавый алтарь, чудище на картине… Ладно тёмные крестьяне, но я-то?! Я, образованный человек, как согласился на этот бред?! А всё Толя! Вези, говорит, свою пианистку в деревню, к тётке вся округа бегает! Привёз! А если Ленка помрёт от её пойла, что делать?!”.
Богдановский оделся и вышел во двор. Стемнело, и на чёрном небе сверкали звёзды, яркие, каких не увидишь в городе. Николай обошёл дом и попытался заглянуть в окошко второй комнаты, но зря - оно было закрыто плотной занавеской.
Разочарованный, он вернулся внутрь, и вовремя. В доме стало очень тихо.
Дверь открылась, и вышла Маланья. В руках она держала тазик с какими-то тряпками. Она молча посторонилась, и мужчина бросился в комнату.
Внутри пахло кровью, травяным дымом и рвотой. На кровати, в чужой белой сорочке, лежала Леночка. Глаза закрыты, а тонкая рука свисает безжизненной веточкой.
– Лена! - Богдановский встал на колени у кровати и взял девушку за холодные пальцы. - Ты меня слышишь?
Леночка открыла глаза. Она была очень слаба, но нашла в себе силы улыбнуться и сказать:
– Коля, всё хорошо. Я больше не беременна.
Богдановский заплакал от облегчения. Наконец-то! Опасность миновала! Теперь всё будет как раньше, и даже лучше! Он плакал, уткнувшись в одеяло, и слабая рука Леночки гладила его по голове.
– Касатик, иди-ка сюда! - донёсся из-за двери голос Маланьи.
Пожелав Леночке поскорее поправиться, мужчина вышел.
Ведьма сидела у окна и задумчиво смотрела в ночь. Уставшая, с растрепавшимися волосами, сейчас она выглядела обычной женщиной. Что бы она ни делала с Леной, это далось ведьме нелегко.
Николай сел рядом.
– Как она?
– Сейчас ей плохо. Плод из утробы выкинуть - не на танцы сходить. Ничего, она молодая, к утру оправится.
Галантно поцеловав ведьме ручку, Богдановский сказал:
– Не знаю, как вас и благодарить! Вы спасли мою репутацию, мою карьеру, и в конечном счёте - жизнь.
– Ну, брось эти старорежимные нежности, - нахмурилась Маланья. - Пошли, дело ещё не закончено.
– Куда? Ночь ведь.
– Я же говорила - в лес. Ребёнка нерождённого ты должен закопать своими руками, и до рассвета. Иначе ни ему, ни людям покоя не будет. Пакостить станет, и не угомонишь потом.
Богдановский увидел в углу деревянный таз. В нём лежал ком окровавленных тряпок и сверху - та самая куколка.
– Может, лучше утром?.. Или в бане сжечь, а не тащиться в лес? Содержимое таза ведь никуда не убежит.
– Болван! - вспылила Маланья. - Сам ни уха, ни рыла, так хоть с умными людьми не спорь! Порядок такой, и не нам его менять. Дух этого ребёнка неродившегося отцепится от тела и будет бродить сам по себе. Он недоразвитый, злой и глупый, а без тела развиваться не может. И он в такую нечисть со временем переродится, что наплачешься. Пошли уже! Я всё приготовила, в сенях мешок лежит. Я его возьму, а ты - таз.
“Духи, нечисть… Чушь какая! Но проще сделать, чем спорить. Утром уедем, и я всё забуду, как глупый сон”, - подумал Николай.
***
Было ясно, и луна щедро заливала округу серебристым светом. Ночь была довольно тёплой, но Николай в модном пальто промёрз до костей. Однако он не жаловался и упорно следовал за ведьмой, которая с фонарём шла впереди.
Куда они идут, он перестал понимать очень быстро. Кругом только темнота и бледные стволы берёз, которые все одинаковы. И тишина. Нарушает её только зловещий скрип ветвей, звук шагов и своего же дыхания.
Ночной лес пугал Богдановского до одури, но он смотрел только на огонёк фонаря и, сжав зубы, шёл вперёд.
Наконец они остановились на просторной поляне. Маланья указала пальцем:
– Вот тут зарой, у корней. Снег расчисти и разведи костёр, земля прогреется, и проще копать будет. Давай-давай, старайся. Не сумел стручок свой в штанах удержать, сумей теперь руками поработать.
Николай пропустил грубость мимо ушей. Пусть болтает, не жалко, лишь бы скорее вернуться в тепло.
Пока костёр прогорал, мужчина спросил, чтобы скрасить ожидание:
– Маланья, а как ты получила свои способности?
– По наследству, но и учили меня кой-чему. Говорят, что царь Иван Грозный однажды приказал казнить сильного ведуна. Тому дар аж из седой древности, ещё до Рюрика, достался. А ведун перед казнью передал свой дар одному стрельцу. Это был мой предок. С тех пор кому-то в нашем роду способности к ворожбе достаются.
– Не боишься, что большевики тебя прижмут? Они такое не одобряют.
Звонкий смех Маланьи полетел по морозному воздуху.
– Я с большевиками не ссорилась. А ведовство при любой власти будет. Людям это нужно. Верь, не верь, а оно есть. Мы и лечить, и утешать, и по-всякому помочь умеем. Это часть природы, и всё.
– А вот ты про нечисть говорила. Она тоже часть природы?
– Конечно. О, гляди, костёр прогорел. Пора.
Богдановский стал копать и вскоре согрелся. Было тяжело: земля не хотела поддаваться даже добротной немецкой лопате, которая неизвестно откуда взялась у деревенской ведьмы.
– Таз с тряпками в яму клади! - командовала та. - А куклу оставь. Как землёй закидаешь, её сверху клади. А потом снегом укрой.
Посмотрев на окровавленный ком, Николай почувствовал противную смесь вины и отвращения. “Если мальчик, то Илья, если девочка, то Нина”, - вспомнилось ему. Жаль, что всё так вышло!
Тряпичную куклу Николай пристроил на холмик, забросал всё снегом и устало выпрямился.
– Готово! Вроде всё правильно сделал. Маланья?
Фонарь висел на ветке, но ведьмы нигде не было.
– Маланья! Что за шутки?! Вернись! Ты где?
Тишина.
– МА-ЛА-НЬЯ! Сто червонцев дам! Эй!! Ауууу!!
Та же равнодушная тишина.
Сердце бешено заколотилось. Николай прикусил губу, давя панику. Может, вредная баба просто издевается над ним? Или отошла по нужде, а он и перепугался! Надо подождать.
Казалось, прошла целая вечность, но Маланья так и не появилась. Николай едва не сорвал голос, но ответа на его отчаянные вопли не было. Ведьма бросила его одного в ночном лесу!
Никогда в жизни Богдановскому не было так страшно. Среди белеющих в темноте стволов ему чудились тени и злобные взгляды.
“Тут поди и волки с медведями водятся! Сожрут, не дотяну до утра!”.
Где-то за спиной вдруг затрещал кустарник, заскрипел снег под чьими-то ногами. Кто-то большой, тяжёлый и не боящийся леса шёл сюда.
Николай схватил лопату и покрепче сжал её. Эх, ружьё бы!..
Вот уже качнулись кусты на краю поляны, и мужчина поднял фонарь повыше, надеясь, что свет отпугнёт животное.
Пусто!
Из кустов никто не вышел, но в снегу, словно по волшебству, стали появляться следы… И шли они прямо к Богдановскому!
Паника захлестнула Николая, и он, швырнув лопату, побежал прочь. Он помчался в чащу, не разбирая дороги, споткнулся и упал на четвереньки. Фонарь улетел в сугроб и погас.
“Сейчас оно меня сожрёт”, - обречённо мелькнуло в голове.
Но кругом было тихо! Не трещали ветки, не слышно шагов. Никто не трогал Николая и не пытался его съесть.
Обошлось?..
Вдруг мужчина понял, что под его левой ладонью что-то лежит. Он взял этот предмет, достал его из-под снега… Тряпичная куколка!
Как она здесь очутилась?!
Присмотревшись, Николай понял, что это другая кукла. Тряпочки и нитки другие, да и выглядела она старой и полинявшей. Страшная догадка поразила Богдановского, и он принялся рыться в снегу. Так он нашёл ещё пять разных куколок.
“Это могилы! Да тут целое кладбище! Толя сказал, со всей округи к тётке бегали. Здесь эти… ну, после абортов лежат. Стоп! Ведьма же говорила, духи остаются, нечисть. Получается, они тоже где-то тут?!”
По спине пробежали мурашки. Николай вскочил на ноги, швырнул куколок в снег. Сердце билось так, будто хотело проломить грудную клетку изнутри. Ощущение опасности нарастало, и лесная тишина буквально давила на уши.
И в этой тишине за спиной раздался гаденький детский смех. Так смеётся ребёнок, который делает пакость и знает, что взрослые за неё не накажут.
Волчий вой над самым ухом не испугал бы Богдановского сильней. Он грязно выругался и обернулся, ожидая увидеть кого угодно, от чёрта до Маланьи с переносным патефоном.
Но он точно не ожидал увидеть пустоту.
Снова ничего. Никого, только снег блестит в лунном свете.
– Эй!! Я тебя не боюсь! Не прячься, дай себя увидеть! - срывающимся голосом закричал Николай.
Но невидимый насмешник не показался.
Какое-то время Николай стоял, до боли вслушиваясь и вглядываясь в лес. Но всё было тихо. Мужчина немного успокоился.
“Может, мне всё показалось?.. Надо вернуться на поляну и ждать там. Утром разберусь, как из леса выйти. Должна же быть тропа, ну или наши с Маланьей следы. Лишь бы снег не пошёл, а то заметёт всё”.
Он ещё немного постоял, набираясь решимости, и двинулся обратно по своим следам. Так Николай добрался поляны. Раздвинув кусты, он шагнул на открытое место и вскрикнул от неожиданности.
Посреди поляны, спиной к нему стояла Маланья.
– Сволочь! - завопил Николай. - Куда ты делась?!
– Куда надо. - спокойно сказала ведьма, даже не оглянувшись. - Хозяин звал.
Возмущённый до глубины души Николай, подбежал к ней, схватил за плечо, заставил обернуться и… Закричал от ужаса, увидев её лицо, отпрянул назад и, споткнувшись, упал на спину.
Лицо Маланьи было наполовину человеческим, наполовину медвежьим. Она стала выше, а на руках и ногах под кожей бугрились мышцы. Кончики пальцев венчали чёрные когти, которым позавидовал бы любой медведь.
Ведьма шагнула вперёд и нависла над Николаем. Тот заслонился руками, но разве это могло помочь?
– Прости, москвич. Иногда детей и Хозяина нужно кормить. Тем более ты мне сразу не понравился.
Одним взмахом когтистой руки ведьма вырвала несчастному горло. Кровь рекой хлынула из раны, Николай задёргался в конвульсиях и быстро обмяк.
Сунув в рот два пальца, ведьма лихо, по-разбойничьи свистнула. Очень внимательный наблюдатель, случись такой рядом, увидел бы едва заметные в лунном свете тени. Они слетелись к телу Николая.
– Надеюсь, племяш не догадается. А если поймёт, то не слишком на меня разозлится. - задумчиво сказала Маланья. - Всё-таки дрянь был человечишко, а ещё председатель. Ах да, кое-что для Хозяина!
Она наклонилась и вырвала у трупа сердце. Бережно завернув его в чистое полотенце, ведьма убрала свёрток в сумку. Потом отыскала лопату и фонарь, забрала их и двинулась прочь из леса. А за её спиной снежный вихрь заметал следы.
...Утром сапожник подобрал на дороге, далеко за деревней Погиблово, Леночку. Она легко назвала своё имя, возраст и домашний адрес. Но как она очутилась в Нижегородской губернии и что случилось в последние два дня, девушка совершенно не помнила.
Добрый сапожник отвёз Леночку в Арзамас и передал её милиции. Те связались со столичными коллегами, и через несколько дней девушка вернулась домой, к родителям. До конца жизни она так и не вспомнила, что же с ней произошло.
Исчезновение председателя Комитета по делам международных культурных связей Николая Богдановского перед самой командировкой в Лондон стало громким делом. Искали его долго и тщательно, но Николай исчез, словно в воду канул.
И никто не подумал, что истерзанное медведем тело, найденное летом в нижегородском лесу, как-то связано с пропавшим зимой москвичом.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Написано для сентябрьского конкурса страшных историй: Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на сентябрь
Да, история частично навеяна "Собачьим сердцем" Булгакова, и в начале рассказа есть кусочек текста оттуда. Так задумано.
P.S. Мой дебют в сообществе! Волнуюсь немного)
