CreepyStory

Мы жили в небольшом поселке на юге, где жизнь текла по одному и тому же ритму: весной — посевная, летом — прополка, осенью — жатва. Все друг друга хорошо знали, и самым большим событием у нас считалось, если у кого-то курица со двора сбежала. Я, Дашка и ее младшая сестра Маша были неразлучны. Наши дома стояли через три двора, и мы все делали вместе. В тот год, когда все случилось, мы заканчивали школу. Чтобы подтянуть нас к экзаменам, родители наняли репетитора — старенькую учительницу математики, жившую на другом конце поселка.

Обычно мы ходили к ней днем. Но летом, в самый разгар полевых работ, родители Даши и Маши пропадали в полях до поздней ночи, и сестрам приходилось управляться по хозяйству самим. Поэтому они часто пропускали дневные занятия и бегали к учительнице на восемь вечера. Дорога шла мимо старых, заброшенных полей и заросшего камышом пруда, где никто уже лет сто не купался. Уличное освещение в той стороне было, мягко говоря, условным — один фонарь на полкилометра, и тот работал через раз.

Я всегда успевала на дневные занятия. А сестры — нет. И однажды тьма, дремавшая у старого пруда, дождалась своего часа.

В тот вечер Даша пошла к репетитору одна, Маша приболела. Вернулась она уже затемно, и с порога было видно — с ней что-то не так. Она молчала, смотрела в одну точку, а через час у нее поднялся сильный жар. Ее трясло так, что кровать ходила ходуном, она что-то кричала во сне, металась, срывала с себя одеяло. Родители, приехавшие с полей, первым делом, конечно, вызвали фельдшера. Тот смерил температуру — под сорок — вколол жаропонижающее, развел руками и уехал.

Но лекарства не помогали. Всю ночь Даша горела и бредила. Их соседи потом рассказывали, что из дома доносились такие крики, будто там кого-то резали на живую.

А на следующий день началось самое жуткое.

К обеду жар немного спал, Даша пришла в себя. Она встала с кровати, подошла к старому трельяжу в углу комнаты. Рядом тут же пристроилась Маша. И вдруг они обе, глядя на свое отражение, начали плакать. Они рыдали навзрыд, так, будто в зеркале им показывали самую страшную, из всех возможных, пытку. Они вцеплялись себе в волосы, царапали лица, а их мать, вбежавшая на шум, видела в зеркале только перекошенные от ужаса лица своих дочерей. И больше ничего.

Это повторялось снова и снова. Стоило им увидеть свое отражение — в зеркале, в темном стекле окна, даже в стальной ложке — начиналась истерика. У обеих разом. Словно неведомая зараза перекинулась с одной сестры на другую.

В конце концов, кто-то из сердобольных соседей деликатно посоветовал их родителям: «Свозите-ка вы их к бабке Аграфене, что за лесом живет. Тут не врачебное дело, тут совсем другое…». Родителям, людям сугубо земным и неверующим, деваться было уже некуда. Они и так убрали из дома все зеркала. Поэтому без долгих колебаний повезли дочерей к знахарке.

До Аграфены они добрались не сразу. По дороге Даша вдруг вырвалась из рук матери, с визгом убежала в поле и вцепилась в ствол сухой одинокой ивы. Она обнимала ее и выла, как раненый зверь. Мать, обезумев от отчаяния, отхлестала ее веткой по спине, пытаясь оторвать от дерева, но Даша будто приросла к коре. Отец кое-как оттащил ее силой.

Когда они наконец предстали перед Аграфеной, та долго молчала, глядя на Дашу. Потом закрыла глаза и зашептала.

— Слабая она у вас пришла, — наконец сказала бабка, не открывая глаз. — Уставшая, обиженная… Учительница ее отругала в тот вечер. Шла она мимо пруда, а душа нараспашку. Вот ОНО ее и учуяло. Водяное оно, неприкаянное. Само себя в зеркале не увидело, вот и бесится, когда на себя в чужом обличье смотрит. А младшая-то рядом, кровинка одна, вот и на нее тень легла.

Аграфена дала им несколько ладанок и заговоренных красных ниток. Велела носить не снимая и сорок дней к тому пруду даже не приближаться.

Прошла неделя. Вроде все поутихло. Даша и Маша перестали биться в истерике, снова стали улыбаться. И я, дура, решила, что все миновало. Мне строго-настрого запретили с ними в этот период видеться, но молодость слепа к запретам. От скуки я побрела к их дому. Они сидели на крыльце, щелкали семечки. Выглядели абсолютно нормально.

— Пойдем прогуляемся? — предложила я.

Они переглянулись и согласились. И ноги, будто сами собой, понесли нас по той самой тропинке. К тому самому пруду.

— Тебе страшно было? — спросила я у Даши, когда мы сели на траву у темной воды.

Она поежилась.

— Еще как, — прошептала она. — Я ее видела, Полин. И сейчас иногда вижу… когда глаза закрываю. Она… у нее лица почти нет. Как мокрая серая тряпка. А глаза белые-белые, без зрачков. Волосы длинные, черные, как тина… и они шевелятся. И она все время улыбается. Так жутко улыбается, что рыдать хочется…

От ее дрожащего шепота у меня по спине пробежал ледяной ежик. Моя аура, как потом сказала Аграфена, в тот момент прорвалась, как тонкий листок бумаги. И ОНО тут же это почувствовало.

Домой я шла, постоянно оглядываясь. Мне казалось, что за спиной кто-то дышит. Что в шелесте камыша звучит мое имя.

Дома мать отправила меня в магазин за хлебом и сахаром. Я взяла свой старенький велосипед «Орленок» и поехала. Обратно я крутила педали, думая о Дашином рассказе, об улыбке утопленницы. И вдруг, на совершенно пустом и ровном участке дороги, произошло нечто.

Велосипед подо мной будто кто-то с силой подбросил в воздух.

Я помню только ощущение полета, лязг металла и глухой удар головой о твердую, пыльную землю. Я очнулась, сидя посреди дороги. Велосипед валялся метрах в пяти от меня, колесо вывернуто восьмеркой. Пакеты с сахаром и хлебом разорваны. И вокруг — никого.

Дома я свалила все на то, что в колесо попал камень. Мать мне поверила. Но это было только начало.

Вечером отец, задержавшийся в поле, позвонил и попросил принести ему фонарик. Мы пошли с младшим братом. Луну прикрыли плотные облака. Мы шли по меже, и вдруг я услышала за спиной быстрые, шлепающие шаги. Будто кто-то бежал по мокрой грязи. Брат видимо ничего не слышал, т.к даже не шелохнулся.

Я резко обернулась.

В свете моего фонарика, метрах в двадцати, я увидела ее. Девичья фигура в каком-то светлом балахоне. Она бежала прямо на нас. Невероятно быстро, выбрасывая ноги вперед. Я заорала, споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Брат помог мне подняться. Когда я снова посветила назад — там было пусто.

Эту ночь мы провели с отцом в поле. Я так боялась идти домой по темноте, что уговорила его оставить нас. Мы спали на подстилке из соломы с ним. Это была самая страшная ночь в моей жизни. Мне казалось, что кто-то колет меня в спину. Тысячами мелких, острых иголок. Я ворочалась, стонала, но никак не могла вырваться из дремы. Утром вся спина горела, но на коже не было ни единой царапины.

Я была сильно напугана. Но самое страшное ждало меня впереди.

На следующий день, после обеда, мать снова отправила меня отнести отцу еду в поле. Я была вымотана бессонной ночью, глаза слипались. Отдав отцу узелок с едой, я пожаловалась на усталость.

— Так приляг вон там, под ивой, — махнул он рукой. — Часок поспи.

Это была та самая ива. Та, за которую цеплялась Даша.

Холодный ужас сковал меня. Но перечить отцу я не посмела, да и сил не было. Я легла на старую раскладушку, стоявшую в тени дерева, и закрыла глаза. Всего на минуточку.

Когда я их открыла, ОНО было здесь!

И ее лицо. Лицо утопленницы, серое, одутловатое, с белыми глазами и жуткой, кривой улыбкой. Оно висело в воздухе прямо передо мной, в каких-то десяти сантиметрах. Так близко, что я чувствовала ледяное дыхание мертвеца.

Я не успела закричать. Раскладушку подо мной с чудовищной силой выдернули, и я полетела спиной вниз. Последнее, что я помню — это ослепительная боль в затылке и темнота, в которой продолжала висеть эта улыбка.

Очнулась я на полу в доме Аграфены. Вокруг меня был начерчен мелом круг, горели церковные свечи, пахло ладаном. Меня всю ломало, будто каждая кость в теле треснула. В ушах стоял визг. Я кричала бабке, что мне больно, что меня колют иголками, но она не обращала внимания, продолжая читать свои молитвы.

Когда я окончательно пришла в себя, Аграфена рассказала, что со мной произошло.

Когда отец нашел меня без сознания под ивой, я уже была не я. Я рычала, выла, пыталась укусить его, говорила чужим голосом. Он понял, что дело плохо, и сразу же привез меня к ней.

— Вцепилась она в тебя, девочка, — сказала Аграфена, подавая мне кружку с отваром. — Ты сама ей дверь открыла, когда испугалась. Она — девка молодая, лет сто назад в том пруду утопла. Душа ее черная, неупокоенная, бродит с тех пор, ищет молодое тело, чтобы пожить еще немного. Злости в ней скопилось много за это время.

Меня «отчитали». Надели на меня новые обереги, велели молиться.

Напоследок Аграфена мне сказал:

— Я ее отогнала от вас, дочка. Но то, что однажды вошло, всегда будет пытаться пробраться обратно. Будьте осторожны.

предыдущая часть - Экстрасенсы по вызову часть 22 ( археологи )

Собственно, бывшие пособники Ябеды-Корябеды знали не так уж и много, но и этой информации Денису с Валерой было вполне достаточно, чтобы понять что они имеют дело с так называемыми - "душекрадами". По словам Полуэктова, он был важен для Насти, как специалист по массовому охмурению граждан желающих приобщиться к нетрадиционной медицине и получить с неё для себя полезную прибыль. А в числе распространяемой им продукции на сеансах очень часто фигурировали искусственные кристаллы, которые поставлялись из Подмосковья и с точки зрения постороннего человека являлись обычным фуфлом из пластика. Однако всё было немножко не так. Эти кристаллы были способны затягивать в себя человеческие души и удерживать их внутри себя на неопределённый срок. Вернее, срок, быть может, какой-то там и имеется, рассуждал Полуэктов, но ему, про то, ничего не известно. Он знал только, что кристаллы прочные и их трудно разбить. А ещё, в их составе присутствует некий "капролактам", хотя он всегда думал, что это название предприятия. Иван Иванович честно признался, что да - распространял кристаллы на сеансах, да - каждый из этих кристаллов был именной с сертификатом и страждущие платили за него наличные деньги, но на этом его работа и заканчивалась. Он должен был только распространять их в числе прочей магической бижутерии. Ну и завлекать народ. Куда же без охвата в продажах? Без них, знаете ли, совсем никуда. Экстрасенсы, ходившие под Настей, все как один обязаны были впаривать клиентам магическую продукцию с целью материального обогащения, но ему далеко не сразу стало известно, о присутствии в этой схеме незаконного духовного обогащения. Кроме того, сообщил Полуэктов, ну а как тут хозяйке возразишь? Она в известность никого не ставила, это он сам дошёл своим умом сопоставляя факты из недомолвок между сообщниками. Все знали, получается, но никто не вякал, потому что у Насти имелись бешеные близнецы. Тут слово поперёк скажешь и они тебе магический кристалл в жопу затолкают, внутренняя культура компании такая, понимаете? Или говоря современным языком - корпоративная этика.

После него рассказывала Пестимея. Она была уверена, что Госпожа Настя не главная и что её привлёк к делу, так называемый покровитель, страшный златозубый иностранец-негр, который приезжает к ней иногда из Африки. У самой-то Насти чего? Только дядька Федот да Марфушенька, а сама она мало что в колдовстве смыслит. Дядька занимался полтергейстами, подселял кому следует, обеспечивал всех оберегами отводящими дурной глаз, а Марфушенька в нужный час говорила, что да куда. Вот и поднялась Настька. А этот негр появился за год до Пестимеи, как раз тогда когда Ябеда-Корябеда подминала под себя Московских гадалок и шарлатанов. То есть, сами понимаете, обеспечивала себе некую монополию на рынке магических услуг. А сейчас всё ещё круче, они по стране работают, инвестиции в провинциальных астрологов и ясновидящих, подъёмные им выплачивают, аренда офисов за счёт компании, а ещё гастроли, они тоже приносят хороший доход. Не забывая поглядывать в зеркальце травница утверждала, что воровство душ давно поставлено на поток. Посылочки-то отправляются прямиком в Африку. И их много, этих посылочек. На Вопрос Валеры, как именно всё происходит она мило наморщила лоб и припомнила, что в схеме добычи товара напрямую участвуют тульповоды. А приблизительно получается вот так: клиент пришёл на сеанс, его загипнотизировали или охмурили при помощи парфюмерии Штрауса, клиент приобрёл кристалл, один или несколько, лучше несколько, а потом клиент умирает и за кристаллом посылают тульпу. Вот и всё. Деньги от продажи кристаллов с душами, разумеется никто не получает, всё идёт покровителю, а им только первоначальная стоимость продажи и тут уж каждый вертится как может. Если за сто долларов кристалл продал, то уже хорошо. Им ведь доллар красная цена. Чего не продать? Дело-то прибыльное.

— Но ведь люди умирают не часто! — выслушав Пестимею негодующе воскликнул Денис. — Вернее, часто, но большая часть доживает до старости. У нас здравоохранение, у нас прививки делают от чего угодно, ну даже допустим эти ваши кристаллы распространяются среди стариков, но всё равно, это чего будет? Пять-десять душ в месяц?

— Какие десять? — не поняла его травница. — Ящиками отправляют. Там сотни и сотни, а уж причины смерти, извините, самые разные. Например у нас раковых очень много, с гепатитом часто попадаются, с туберкулёзом, а так же не забывайте про сопутствующие болячки. Вы знаете сколько в стране только одних мужчин сердечников? Особенно семейных. Для путной жены ничего не стоит мужа обеспечить инфарктом, я вам это как профессионалка говорю.

— Это точно, — хмыкнул Валера. — Товарищ Мурзилка снимите розовые очки. После пятидесяти для мужиков в нашей стране все условия: морг, могилка, оградка, памятники и венки от родных и близких. Бабы же, всё равно что орёл для Прометея. Сначала клюют мозги, потом печень, а когда всё выклюют удивляются, а чой-то мужики до пенсии не доживают.

— Твой сексизм не выдерживает никакой критики, — проворчал Денис.

— Серьёзно? А ты в автобусах давно не ездил? Сколько там старичков? А их соотношение к старушкам? При этом пенсионный возраст как ни странно на стороне слабого пола. Я лично вообще считаю, что нам, мужикам, надо отменить пенсии. Один хрен не доживаем. А если уж дожил, то застрелить такого мерзавца к чёртовой матери, чтобы остальных не позорил.

— В смысле? Но пенсионные всё равно отчислять? — удивился Иван Иванович, который так или иначе рассчитывал получать от государства трудовую копейку.

— А как же. Привыкли все брать зарплату в конвертиках, а о пенсионерках кто подумает? Им что по вашей милости макароны до смерти жрать? А если вдруг захочется винограда? Тогда что? Кредит?

— Хорошо что макарошки везде стоят одинаково, — вздохнул Денис вспомнивший свою бабушку.

— Слава богу, это только ты ляпнул, а не какой-нибудь крупный госслужащий. Вот честное слово, если я такое услышу из голубого экрана, да ешё и от слуги народа, то честное слово, прокляну. Прокляну кровавым поносом, — пообещал Валера закуривая новую сигарету.

Денис предпочёл промолчать. Он уже почуял, что в голове у товарища запустилась мощная вычислительная машина. Чапай думу думает - лучше ему не мешать.

— Хорошо, — медленно произнёс очкарик после третье затяжки. — Где производство? Не в подвале же их делают эти кристаллы?

Полуэктов и Пестимея опасливо переглянулись и отрицательно покачали головами.

— Мы не знаем. Да и опасно было интересоваться такими вопросами, — сообщила травница.

— Поставки идут строго через Альтазара. Он привозит, а мы уже только берём, — добавил от себя гипнотизёр.

— Опять этот чёртов ведьмак, он же тупой как пробка. Эх, проку от вас, — с сожалением произнёс очкарик глядя куда-то вдаль. Травница почувствовала что теряет остатки былого авторитета и дабы выслужиться перед новыми хозяевами начала строить собственное умозаключение основываясь исключительно на женских догадках. В этом умении она бы скушала и самого Шерлока Холмса вместе с трубкой. Делов-то на пять минут болтовни. Эта пронырливая баба моментально обосновала Валере, что по её мнению предприятие по производству кристаллов находится в Подмосковье, оно как-то связано с ведьмаками, поскольку Альтазар сам ведьмак и очевидно это предприятие связано с самим фактом появления Альтазара среди подручных госпожи Насти.

— Сами посудите, — говорила она. — Альтазар появился за год до меня. А до того времени, я что-то не слышала, чтобы экстрасенсы распространяли волшебные кристаллы. Зато, мне известно, что в команде Насти были сильные ребята, которые умели колдовать и которые испарились после загадочной разборки с ведьмаками, где-то в районе Серпухова. С тех разборок вернулись только Настя и дядька Федот, а потом не прошло и месяца как в их команде появился Альтазар, которого как иногда любит говорить Настя отдали в качестве компенсации за причинённый ущерб. Не знаю что там произошло с ведьмаками, но с тех пор Настю никто не трогает. Я уверена, после того случая Настя заполучила не только этого, не при симпатичных мужчинах будет сказано, дуболома. Думаю она получила и предприятие. Либо у неё с ведьмаками существует некий контракт. В любом случае нас в эти дела никогда не посвящали. Я, как вы наверное знаете, работала по элитке. Ну по богатеньким стало-быть. А Иван Иванович брал большими объёмами.

— Хорошо. Это легко выяснить. Работы на пару дней. А пока надо взять в обработку Альтазара и подвергнуть его принудительной процедуре реморализации, — кивнул Валера. Пестимея заулыбалась.

— Правильно. Давно пора пришибить эту чёртову железку.

— Так его уже на части... Хм? — Полуэктов вопросительно посмотрел на Дениса, но тот не знал как потактичнее признаться напарнику, что Альтазара остались рожки да ножки и не дождавшись подтверждения Иван Иванович замялся. — Его же можно починить, да? Я конечно не присматривался, там искры во все стороны летели, но насколько мне известно ведьмаки ребята живучие...Извините, я не специалист.

Тут уж и до Валеры дошло, что агент Мурзилка снова накосячил.

— Я правильно понял: ты и ведьмака успел буцкнуть? — тихо спросил он обращаясь к водителю.

— Несчастный случай с топором. Я попытался оказать ему первую помощь, но он задымился, — пряча глаза попытался соврать Денис.

— Надо же всего один день как Мурзилка, а уже столько успехов, — Валера сокрушённо покачал головой и повернувшись к новым сотрудникам коротко приказал:

— Выметайтесь.

*****

Почти всю дорогу до офиса Денис неуверенно повизгивал, что напарник поступил как жлоб и надо было развести новых сотрудников по домам. На улице мол темно, хулиганья полно, криминала всякого, а такси по ночам так и норовит обсчитать. Ну чего ты молчишь на меня. Не молчи - мне страшно, когда ты вот так затихаешь.

Но Валера хранил молчание и лишь загадочно усмехался.

"Бляха-муха он мне точно подляну готовит. Что делать-то"?! — переживал Денис и чтобы как-то сгладить свою вину завёл разговор о том, что ничего страшного в сущности не произошло. У Альтазара стопудово имеется запасное тело, он же из Московских, а те, сам знаешь, копируют Офирскую моду. Временная смерть, для него ничего не значит, он только забудет последние несколько дней и всё. Ну, не молчи! Хочешь я его в офис приволоку в целом виде? Ну, Валера, ты же сам говорил, что они конкуренты, а мы их должны сожрать. Мы мол, акулы бизнеса. Вот я и понакусал чуточку. Я же для дела! Ну, Ваааалерааа!!!

Наконец очкарик и покорно вздохнул.

— Молись, чтобы твои слова оказались правдой. Поторопился и видишь, чё получилось? Теперь запомни: ведьмак стал полезным и сэкономит нам кучу времени, когда мы заполучим его башку. Запомнил?

— Мы можем и сами найти где делают кристаллы. Я могу лично заняться, — обрадовался Денис.

— А что, там тоже план по рождаемости не выполнен? Тебе Москвы мало было?

— Валерыч, там была авария, я не причём.

— Ага, у Штрауса авария, у Альтазара несчастный случай, но зато Иван Иваныча на свидание сводил. Тебе не кажется, что из тебя получился какой-то нетрадиционный мурзилка?

Денис решил не отвечать на колкость. Немного помолчал и сказал уже примирительным тоном:

— Да виноват. Перегибы на местах по неопытности. Я всё понимаю и готов искупить свою вину.

— Это хорошо, что ты признаёшь собственные ошибки, — миролюбиво произнёс Валера которого после всего случившегося и пережитого клонило в сон. — Я тебе говорил, что у тебя нос краснеет, когда ты врёшь? Как у Никулина в фильме Самогонщики. Так что давай, рассказывай правду. Похвастайся своими успехами. Клянусь я не буду потом за тобой гоняться и пытаться убить.

— Честно-честно?

— Слово Валеры.

Денис вздохнул, зажмурился и начал рассказывать. Когда он закончил, очкарик действительно не стал возмущаться и подвергать его какой либо физической критике. Он просто схватился за сердце и закатив глаза отчаянно захрипел.

*****

Пришлось сделать вынужденную остановку и отпаивать Валеру водкой. Он выпил целую бутылку в один заход и только тогда несколько успокоился. Правда потом он захотел, чтобы его отвезли в офис и привезли ему Катю. Ну, ту самую, из типографии. Надо же кого-то покарать за косяки, а то никаких нервов не хватит. Кругом одни недоумки. Как жить, Господи? Вразуми! Наставь на путь истинный. Избави Господи раба твоего Дениса от амёбы мозгососущей! Ну хотя бы на недельку, пока мы тут проблемки свои низменные решаем!

*****

— Ты сам просил правду, — шмыгая носом говорил Денис настороженно прислушиваясь к молитвам с пассажирского сиденья. — Валера, ну не надо сюда Иоанна Златоуста приплетать. Там было сущее недоразумение.

— Как же ты, сука прав. Помилуй меня Господи грешного... — мелко крестясь в сторону тихо отвечал очкарик. — И раз слова на тебя не действуют, я буду за тебя молиться...За себя, за Япошу и за всю Москву, а так же всех жителей её, коих ты нонче облыжно обрюхатил и опозорил.

— Да блин, я же под газом был, я же рассказывал!

— Я тебя не осуждаю. Бог велит нам прощать.

— Ну конечно, ври дальше. Ты никогда и никого не прощаешь. Вспомнить хотя бы тот случай, когда тебя из общества анонимных алкоголиков выгнали. Забыл, да? Пришёл туда такой, весь из себя наглый, рассказывал о пользе распития крепких спиртных напитков, а когда тебя попросили оттуда в грубой форме, то разозлился и подсыпал всем отрезвин. Здорово получилось? А наследующий день у психолога свадьба была, он отказался пить со своим тестем и из туфли невесты, не припоминаешь что потом было? Откуда там из психолога ту туфлю доставали?

— Лучше бы не доставали. Тот психолог был конкретный лицемер. Всем говорил что пить плохо, а сам квасил...Прости Денискины грехи, Господи.

От последних слов Валеры микроавтобус фыркнул, дёрнулся и неожиданно заглох. Немножко не доехал до двора где располагался офис. И вроде бы ничего страшного, но вообще-то они привыкли, что их машина работает как часы.

— Не понял, — удивился Денис и попытался завести машину. Ага щас. Даже зажигание не работало.

— Не видишь, он тебе бойкот объявил. Ты его проебал, тебе и извиняться. Иди, целуй бампер, — посоветовал ему хмельной пассажир.

Денис озадаченно склонился над приборной панелью.

— Так электроника-то работает. Погоди, а эта что за красная лампочка мигает? Я такую не знаю. За что она отвечает?

Валера посмотрел и понимающе хмыкнул.

— Я её недавно воткнул. Барьер сработал. Эта лампочка, как ты изволил выразиться, важный элемент сигнализации.

— Хорошо, но для чего эта сигнализации?

— Известно для чего, против демонов. На автокранах, Деня, есть похожая защита. Если кран работает рядом с линией электропередач, то при приближении стрелы к токопроводу, она срабатывает и кран отключается. Мне уж очень понравилось и я немного модернизировал наш пепелац, — снисходительно объяснил очкарик.

— Ты хочешь сказать, где-то рядом опасные демоны? — насторожился Денис.

— Я нет, но Япоша в этом вопросе, как видишь, более категоричен, но ты отвлёкся от темы, ты бампер целовать будешь или нет?

— Слышь, пьянь. Тут рядом демоны, включай уже соображалку свою, хватит паясничать! — возмутился товарищ директор всем своим видом намекая, что шутки кончились.

Очкарик пожал плечами, пощёлкал кнопками на панели и на лобовом стекле появился экран дополненной реальности. Валера поднял голову и оставшись недоволен увиденным, нащёлкал ещё два таких экрана, но поменьше. На одном была карта Москвы вид сверху, второй показал весь двор вместе с постройками в объёме, а на третьем появился вид на двор через видеокамеры установленные в микроавтобусе.

— Эти гады под маскировкой, мы бы их так просто не увидели, — объяснил Валера не забывая поглядывать на экраны, — Но Слава Цезарю, я спёр пароли с американского спутника-шпиона. Япоша их засёк, но только одного, а спутник показывает, что их тут трое.

Он ткнул пальцем в карту.

— Три точки видишь?

— Угу, но что за демоны?

— Ну это мы сейчас быстренько выясним. Спутник-то ЦРУ-шный. Он передаст нам массу тела, плотность психополя и чё у них там полезного? Рога и копыта?

Денис прочитал текст на английском пробежавший по первому экрану, затем на втором экране стали вырисовываться фигуры. Судя по схеме, один демон караулил неподалёку, второй дежурил на крыше девятиэтажки, а третий сторожил на другой стороне двора.

— Судя по тексту, мы имеем дело с непростыми тварями, — пробормотал Денис.

— Сейчас, я того который поближе подсвечу и мы его...Диагностируем, — пообещал Валера занятый тонкой настройкой приборов.

Когда на третьем экране наконец проявился демон Денис окончательно расстроился. Ведь это был настоящий Лоа. Чёрный как смоль с большими мускулистыми лапами и широкой грудью. Лоа из породы Петро. Любящий убивать и калечить. И чтобы с ним справиться нужна была предварительная подготовка.

— Хреново, — пожаловался он Валере возившемуся с настройками. — Этот Лоа боец. Они нас порвут как Тузик грелку.

— Петро что ли? — очкарик подслеповато прищурился на экран. — Значит их двое. По массе совпадает. А вот третий, который на крыше, он нам совсем не в масть.

Вместо ответа Валера увеличил изображение со второго экрана и там появилось схематичное изображение демона. Денис увидел более тонкого и изящного Лоа с женскими формами вооружённого чем-то похожим на палку.

— Стрелок. Выглядит более слабым. Возможно Самеди? — неуверенно предположил он.

— Угу. А теперь, прикинем расклады, товарищ директор.

Валера спокойно уселся на своё место и заложив ногу за ногу принялся рассуждать.

— Два бойца ближнего боя и один дальнего. Мы с тобой можем брать только по-одному. Мы в меньшинстве и как ни крути, в открытом бою, они нас завалят.

Денис согласно кивнул. Подумал немного и предложил:

— Я могу сначала убрать их стрелка, а потом мы их оставшихся...

— Деня, мы засадные хищники. Зачем нам такие риски?

— Да но...Тебя развезло что ли? Они же влезли на нашу территорию.

— Ну и что? Деня представь, что мы с тобой леопарды. Леопарды засадные хищники. Мы должны спасти свои пушистые жопы, не надо лезть на рожон. Расслабься, щас я всё порешаю.

Очкарик открыл бардачок и принялся там копаться.

— Фляжка под сиденьем, — на всякий случай напомнил Денис.

— Спасибо, — рассеянно отозвался тот не прекращая поисков. Спустя минуту на свет божий появились старая записная книжка и кнопочный телефон. Проверив зарядку и убедившись, что телефоном можно пользоваться он открыл записную книжку и начал звонить. После нескольких звонков наугад трубку наконец взяли и очкарик откашлявшись начал говорить в трубку.

— Алло. Дежурный? Вас, мать ети, беспохоит майор Дорохин... Вот по какому делу. Второй Грайворонский проезд, своими собственными глазами наблюдаю чертей, в количестве трёх единиц, марки Лоа. Чегось? Да, агрессивные. У нас тут спальный райхон, вы представляете, шо будет если они тут набедокурят? Чего мне сделать? Закусывать?

Валера изменился в лице и заговорил в трубку уже своим собственным голосом.

— Слышь ты, говно в погонах! Твоё дело заявки обрабатывать, а не пиздеть! Мне твои советы не нужны, я тебе сигнализирую, что караул! В городе Лоа! Срочно поднимайте гвардию и оцепляйте район! Чего? Куда мне пойти? Ты хоть знаешь с кем разговариваешь? А, не знаешь? Ну и ладненько. Всего хорошего, как говорится.

Денис нахмурился и отвернулся. Понятно всё. Напарник позвонил в восьмой отдел, а там его на смех подняли. Может лучше устроиться спать? Всё равно из машины выходить нельзя, а пока они внутри демоны их не учуют. А утром, глядишь, Лоа свалят и можно будет проникнуть в офис. Под Валерины тихие проклятья так хорошо засыпается.

Очкарик, чертыхаясь принялся шарить под сиденьем рассчитывая найти там стратегические запасы коньяка, но нашёл лишь небольшой цилиндрик с красной кнопкой. Чтобы хоть как-то успокоиться, он машинально принялся нажимать на кнопку, а потом вдруг его осенило. Точно. Ещё же экзорцисты в Москве имеются. Нужно срочно позвонить церковникам. Ну-ка где номерок?

Денис в пол-уха слушал как его друг общается по телефону с неким Владыкой Нектарием.

— Владыка, тут форменный беспредел, — жаловался в трубку Валера. — Воочию наблюдаем заграничного беса в количестве трёх рыл, а никто не чешется. Вы у себя в списках проверьте кто такие Лоа Петро и Лоа Самеди...Ага. Тут жилая застройка, число жертв будет катастрофическим...Да я звонил комитетчикам, они не верят, а что я должен делать? Ждать пока тут не появится кладбище? Я сам с ними бороться сегодня не в состоянии. Я сигнализирую. Да. Вам как специалисту в этой области, да вот вам крест святой, что не пил...Ага. Нет, я буду на созвоне, на этом номере... А сколько вам нужно времени чтобы собраться? А есть ещё номер не такой закрытый? Давайте я запишу, мне от вас скрывать нечего, могу дать телефон другу он подтвердит мои слова и даст вам описание этих порождений Сатанаила. А ваш номер пока запишу, да я запомнил... это для другой трубы...

Очкарик обрадованно защёлкал цилиндриком и толкнул товарища в бок.

— Деня, подтверди Владыке мои слова и опиши Лоа.

Денис, у которого глаза уже слиплись от дрёмы проморгался, увидел что у того в руке и с испугом спросил:

— Откуда у тебя детонатор?

— Я думал это антистресс. Под сиденьем валялся. Ты говорить будешь? Владыка ждёт.

В этот момент фигуры Лоа на карте пришли в движение. Друзья сначала подумали, что демоны их засекли, но судя по схемам демоны направлялись в другую сторону.

— Стоп! Куда? Стойте - демонюги позорные! — запоздало возмутился очкарик. Он перевёл взгляд на товарища, но Денис только пожал плечами. Он тоже не понимал в чём тут дело.

— Алло? Не молчите? Что у вас происходит? Куда ехать-то? — донёсся до них далёкий голос из мобильного телефона.

Валера скорчил кислую рожу. Поднёс к уху телефон, после чего с сожалением произнёс.

— Извините, кажется у нас отмена.

Виктор по своей природе был простым парнем. Знаете, такой типичный московский раздолбай. Родители, конечно, мечтали вылепить из него стандартного белого воротничка, запихнули в престижный столичный вуз, хотя Вите эта учеба была нужна, как зайцу пятая нога. Он хотел свободы, а получил душные аудитории и кучу мажоров вокруг себя.

Первые две недели он вообще не появлялся на парах. Врал предкам, что там пока "оргвопросы", а сам шатался по району. Но когда его, все же, прижали к стенке, пришлось идти. Заходит он в аудиторию, а там уже все кучкуются, свои компании, смехуечки. И вдруг он замечает сидящего на галерке парня: внешность специфическая, явно не местный — то ли якут, то ли тувинец, скуластый такой, глаза узкие. А вокруг него уже, словно стая ворон, кружат местные "шутники" и цепляют. Мол, ты кто такой, по-русски-то понимаешь, или тебе переводчик нужен?

Витя терпеть не мог, когда толпой на одного. Он спокойно подошел, рявкнул пару «ласковых», и стая шакалов тут же рассосалась. Так он и познакомился с Аяном.

Аян оказался своим пацаном. Хоть и говорил с жутким акцентом, но мыслил правильно. Рассказывал, что он из очень далекой деревни где-то на границе с тайгой, что семья на последние деньги отправила его учиться в Москву. Виктора это подкупило. Он сам чувствовал себя чужим в этом мире гламура и айфонов.

Они крепко сдружились. После пар — ходили в качалку, потом в общагу к Аяну или просто бродили по набережным. Аян все уши прожужжал про свою родину. Говорил: "Витек, ты не представляешь. Там все другое. У нас люди настоящие — живые, не то что эти бездушные оболочки".

Учебный год пролетел почти незаметно. Сессию друзья закрыли с грехом пополам. Наступило лето. Москва плавилась от жары, асфальт вонял гудроном, и делать здесь было абсолютно нечего. И тут Аян выдает:

— А рванули ко мне? Я своим напишу, встретят нас как царей. Охота, рыбалка, природа дикая. Денег с собой почти не надо, там нас природа кормит.

И Виктор загорелся идеей. Отец его легко отпустил — Аян пару раз был у них в гостях, вел себя вежливо, произвёл впечатление скромного провинциала. Купили билеты на поезд до Иркутска, а оттуда, мол, доберёмся на перекладных.

Всё изменилось уже на вокзале.

Виктор стоит с рюкзаком, ждёт друга. Подходит Аян, но не один. С ним какой-то мрачный тип, тоже азиатской внешности, смотрит исподлобья.

— Это Баир, — говорит Аян. — Земляк, тоже с нами едет.

Ладно, думает Витя, в тесноте, да не в обиде. Но тут к Баиру подваливают еще двое парней славянской внешности — Николай и Дима. Братья. Оказалось, они тоже "друзья" Баира по общаге и тоже напросились в эту поездку. Тут уж Виктор напрягся. Договаривались ехать вдвоём, а тут целый табор собирается. Но Аян успокоил: "Да ладно тебе, веселее будет, парни все свои".

Зря он в тот момент не отказался.

Добирались они долго. Поезд, потом убитый в хлам "Пазик", потом вообще пешком через лес. Когда они вышли к деревне, Виктор аж рот открыл от удивления. Это было похоже на декорации к фильму про языческую Русь, смешанную с шаманскими мотивами. Жилища черные от времени, вокруг лес стеной стоит, такой густой, что даже днем казалось приближаются сумерки.

Местные высыпали встречать необычных гостей. Улыбаются, все время кланяются, притащили еды, напитки какие-то травяные. Аян и Баир сразу расцвели, лопочут на своем наречии, обнимаются со стариками. Виктора, Колю и Диму поселили в гостевом балагане, в котором пахло сухой травой и дымом.

Два дня пролетели как в тумане. Кормили на убой, показывали, как тут живут. Красиво, жутко и величественно. Но Виктор начал замечать странности. Местные никогда не смотрели прямо в глаза. Они всегда улыбались, но эти улыбки... они не отражались огоньком в глазах. Будто маски искусственные. И еще — в деревне не было собак. Вообще. В тайге без собаки — смерть, а тут ни одной.

На третий день Аян сказал:

— Сегодня великий праздник. День Духов. Вы должны быть с нами, это большая честь.

В полдень им выдали странные одежды — балахоны из грубой ткани с вышивкой. Собрали всех на поляне в центре поселения. Там уже горел огромный костер, высотой метра в три. Началась церемония. Монотонные удары в бубен, горловое пение, от которого вибрировало в ушах. Это длилось несколько часов. Солнце пекло, ноги затекали, но уйти было нельзя.

К вечеру, когда тени стали длинными и черными, начался пир. Женщины вынесли огромные котлы. Запах шел одуряющий — мясо, специи и что-то... резкое, мускусное.

Аян подмигнул:

— Ешьте, это мясо особого зверя. Дает силу медведя.

Виктор, Коля и Дима набросились на еду. Было вкусно, невероятно вкусно. Мясо таяло во рту, сладковатый сок тек по подбородку. Но стоило его доесть, как мир вокруг резко изменился.

Сначала наступила эйфория. Виктор почувствовал, что любит всех вокруг. Вот этого старика с беззубым ртом, эту страшную бабку, этих едва знакомых ему братьев Колю и Диму. Ему хотелось смеяться. Тело стало ватным, лёгким, словно он не шёл, а плыл над землёй. Воля подавилась напрочь. Если бы ему сказали сейчас отрезать себе палец, он бы сделал это с радостным хихиканьем.

Их отвели в дом спать. Было уже темно, но спать не хотелось. Виктор лежал на шкурах, смотрел в потолок и улыбался как идиот. Рядом хихикали братья.

— Как же хорошо... — бормотал Коля. — Я бы тут навсегда остался.

Вдруг дверь их жилища тихонько скрипнула. На пороге появились тени. Три фигуры в масках из бересты. Они молча подошли к Николаю. Взяли его под руки. Коля не сопротивлялся. Встал, шатаясь, и пошел с ними, продолжая глупо улыбаться.

Виктор хотел спросить: "Куда вы его?", но язык не слушался. Он мог только наблюдать. Он видел всё через открытую дверь, в свете полной луны.

Колю вывели на середину двора. Поставили на колени перед тем самым столбом, где днем били в бубны. Один из тех, в масках, подошёл сзади. В руке блеснуло что-то длинное, изогнутое.

Виктор всё понимал. Где-то в глубине его одурманенного мозга голос кричал: "Беги! Спасайся!", но тело сейчас сознанию не подчинялось. Ему было... интересно. Ему было спокойно.

Человек в маске резко дернул рукой.

Николай даже не дернулся. Его голова сильно запрокинулась назад. Темная, густая струя фонтаном ударила в лунный свет, заливая балахон. А самое страшное — Коля продолжал улыбаться! Он смотрел прямо на Виктора остекленевшими глазами, и на его лице застыла эта блаженная, наркотическая радость, пока жизнь вытекала из него в лежащую под ногами вязкую грязь.

— Красиво... — прошептал лежащий рядом Дима.

Виктор почувствовал, как темнота затягивает его. Последнее, что он видел — как тело Коли обмякло, и к нему со всех сторон начали подползать люди с мисками в руках.

...Утро наступило резко. Виктор очнулся от того, что его сильно тряс Аян.

— Вставайте! Вы что, сдурели? Поезд пропустим!

Голова раскалывалась. Во рту был привкус меди и тухлого мяса. Виктор огляделся. Дима сидел на кровати, держась за виски. А в углу, на лавке, спал Коля! Живой и невредимый.

Виктор резко моргнул. Приснилось? Неужели это был просто кошмар от той дряни, что они ели?

— Быстрее, быстрее! — торопил их Баир.

Они собрались буквально за пять минут. Коля был вялый, бледный, молчал всю дорогу. Аян и Баир довели их до станции, где уже стоял старый поезд.

— Мы ещё на пару дней останемся, к родне надо зайти повидаться, — сказал Аян, пожимая руку Виктору. — А вы езжайте.

В поезде они почти не разговаривали. Каждый был погружен в свои мысли. Виктора не отпускал страх, от странного ночного кошмара. Он все время косился на шею Коли. Там не было раны, но он заметил тонкую, едва заметную красную полоску, словно след от нитки.

Они вернулись в Москву. Перед тем, как разбежаться по домам, обменялись, на всякий случай, телефонами. Едва добравшись до кровати Виктор вырубился и проспал сутки.

Разбудил его звонок. Это был Дима. Он плакал в трубку, захлебываясь слезами:

— Витя... Колян... Он не проснулся. Он холодный, Витя!

В тот момент Виктора будто ушатом ледяной воды окатили.

Экспертиза показала остановку сердца. В крови Николая нашли следы неизвестного алкалоида, похожего на яд какой-то тропической лягушки или редкого гриба. Но самое жуткое выяснилось чуть позже, когда убитые горем родители братьев и семья Виктора, объединившись, заставили полицию начать расследование.

Следователи вместе с Димой и Виктором поехали туда. В ту, отдаленную от цивилизации, точку на карте, где они сходили с поезда.

Они нашли станцию. Нашли лес. Шли по тем же приметам — вот поваленное дерево, вот ручей. Шли долго, пока не вышли на ту самую поляну.

Но там ничего не было.

Только мох на камнях и высокая трава. Никаких изб. Никаких кострищ. Никаких следов человеческого присутствия.

— Вы уверены, что это здесь? — спросил оперативник, с подозрением глядя на парней.

— Да здесь, черт возьми! — орал, как заполошный, Дима. — Вот здесь мы жрали это мясо!

Но леса им ничего не рассказал. Словно спрятал свою страшную тайну.

Аян и Баир исчезли. Их личные дела в университете оказалось фальшивкой — они учились по поддельным документам. Никто не знал, кто они и откуда приехали на самом деле.

Что это было? Массовая галлюцинация и секта, которая умело заметает следы?

Один шаман позже сказал, что с Колей провели очень древний чёрный ритуал, где жертву убивают не сразу, а забирают её жизненную силу, оставляя пустую оболочку. Это уже не человек, а пустая оболочка, тусклый огонёк, которому осталось совсем чуть-чуть догореть.

Порыв ветра ударил в деревянную стену дома. Он был в несколько раз сильнее предыдущих. Лежащий в небольшой кровати маленький Сит вздрогнул от неожиданности.

— ...И принцесса с принцем зажили счастливо до самой своей смерти, — невозмутимо закончил сказку его отец и потрепал сына по голове. — Не бойся ветра, малыш. Наш дом крепок, никакому ветру никогда не пробиться внутрь.

Десятилетка, укутавшийся в простое, но теплое одеяло, призадумался. Он вспомнил, как Ритор, его папа, рассказывал о живых ветрах, что обитают в далекой долине с трудновыговариваемым названием. С тех пор он боялся любой грозы или снежной метели, каждый раз думая, что те колдовские сущности добрались и до их деревни.

Сит попытался отвлечься, чтобы не думать о разрушительных ураганах, и погрузился в раздумья о сказке, которую на ночь только что рассказал Ритор. История была незамысловатая, но особенно полюбилась мальчику из-за принца, оживляющего спящую вечным сном принцессу при помощи поцелуя. Сит оживился.

— Пап, а поцелуем можно все вылечить?

Ритор усмехнулся и потрепал его по голове.

— Поцелуй, сынок, действительно способен на многое. Связать двух людей, исцелить от тоски, или даже разрушить судьбу. Но это не чудесное снадобье от всех болезней, нет. К сожалению.

— Значит можно поцеловать Алишу, и она проснется?

Простой, казалось, вопрос, полностью поменял выражение лица мужчины. Он сразу же нахмурился и убрал руку, которой поглаживал волосы сына.

— Сит, мы с тобой уже говорили на эту тему. Тебе, как и другим детям, нельзя даже близко подходить к дому Стрейнов. И уж тем более ни при каких условиях тебе нельзя прикасаться к Алише, — он немного помолчал и вполголоса добавил. — Бедную девочку уже ничего не спасет.

Мужчина тяжело вздохнул, пожелал сыну спокойных снов и вышел из комнатушки. Мальчик, однако, и не думал засыпать. Он полностью погрузился в размышления о соседской дочери.

Алиша Стрейн была одной из немногих найденышей, которых привозили с караванами, заезжающими по пути. Торговцы изредка, но находили брошенных детей на дороге, а потом пристраивали, если могли. Далеко не все из их братии страдали совестью, но находились и порядочные люди.

Сит играл с Алишей с самого раннего детства. Улыбчивая черноволосая девчонка стала мальчонке как сестра. Вместе они проводили почти каждый день, невзирая на морозы или палящую жару. Сит не выходил из дома только при сильном ураганном ветре.

Но несколько месяцев назад девочка сильно заболела и, как объяснили ее другу, крепко заснула очень долгим сном. Мальчику при этом запретили приближаться к дому Стрейнов, несмотря на то, что раньше они могли резвиться там часами. Родители Сита говорили ему о заразе, которую он может подхватить от девочки. Тот каждый раз в ответ кивал и делал вид, что понимает, о чем идет речь. Хотя в его голове никак не могла сложиться одна нестыковка: почему за долгое время родители его подруги так и не подхватили эту странную и загадочную хворь.

Из родительской комнаты послышался довольный смех. Ситу это было знакомо. И мама и папа веселились каждую ночь перед тем, как лечь спать. Но об этом он особо не задумывался.

Размышляя о том, как его поцелуй мог бы разбудить Алишу, мальчик незаметно для себя провалился в беспокойный сон. До утра он мучался от кошмара, в котором черный и жуткий ветер, принявший обличие гигантской трубы, уходящей куда-то вверх в небо, засасывает дом с его подругой, чтобы унести на свою родину в зловещую даль.

Проснулся Сит довольно поздно. Родителей дома не было, и он вспомнил, что мать должна была уйти почти на весь день к своей подруге по какому-то там делу, а отец уехал вместе с другими деревенскими мужиками за лесом. Зима никак не хотела заканчиваться, поэтому дрова лишними не были.

Мальчик наскоро перекусил тем, что попалось под руку, оделся и убежал играть с ребятами. Родители перед отъездом не оставили ему никакой работы, поэтому сегодня можно было смело посвятить день безделью.

За играми на морозной погоде, установившейся после вчерашней метели, Сит не заметил, как стемнело. Уже почти все разошлись, и они с еще одним пареньком побрели в сторону своих домов. По пути они вспоминали, как весело было ломать снеговиков, которых построила вчера малышня, скатываться с высоченной горки, пытаясь не врезаться в деревья, и искать в лесу норки со спящими зверьками.

На одном из многих перекрестий улиц ребята разошлись. Сит вытряхнул снег из варежек и, почти по колено проваливаясь в снег, потопал по нечищенному проулку между двух дворов, который вывел его на главную дорогу.

Путь его шел мимо дома Алиши, напротив которого он и остановился. В памяти шевельнулась сказка про принца и принцессу, рассказанная отцом накануне. В мыслях появился заманчивый шепот, призывающий пойти и все-таки проверить чудодейственные свойства поцелуя. Ведь даже его папа обмолвился, что многое можно решить при помощи этого интересного метода.

Сит стоял, мялся с ноги на ногу из-за начавшего поддувать небольшого ветерка, принесшего с собой колючий снег. И никак не мог решиться. Он убеждал себя, приводил внушительные доводы, думая о том, что ее родители остались полностью здоровые, хотя живут с ней в одном доме. Мальчик спорил сам с собой, не сводя глаз с дома. Вот он представил, как попадется Стрейну, отцу Алиши, какой будет скандал, затем порка от отца, наказание в виде непосильных работ, чтобы в дальнейшем не возникало и мысли нарушить указ родителей.

Но затем мальчик вспомнил, что папа Алиши отправился вместе с Ритором за дровами, а мать, вероятно, еще хлопочет на заднем дворе. Он часто видел из окна эту женщину, погруженную в работу в загонах, где Стрейны держали скотину. Сит тяжело вздохнул, будто набрал воздуха перед тем, как нырнуть в воду, и сделал шаг к дому подруги.

Дверь оказалась не заперта. Мальчик тихо, чтобы не издавать лишнего шума, потянул ее на себя, боясь предательского скрипа. Приоткрыл ровно настолько, чтобы можно было протиснуться. Проскользнул. больно поцарапав нос о скол на деревянном косяке, и также медленно прикрыл за собой дверь. Прямо за неогороженными сенями находилась единственная на первом этаже дома комната. Сит снял шапку и не торопясь зашел в комнату. Сердце забилось чаще.

Хозяев действительно не было дома. Единственный обитатель жилища лежал в углу на кровати возле печи. Алиша спала, вытянув руки вдоль тела. Кто-то из родителей заботливо прикрыл девочку одеялом. Грудь ее равномерно поднималась и опускалась, а щеки пылали красным, будто от лихорадки.

Неподалеку от девочки стоял шкаф, наполненный малюсенькими склянками с чем-то мутным. Сит видел иногда видел такие у отца с матерью, которые объясняли ему, что в этих сосудах — лекарства от бессонницы, которая периодически нападала на его родителей.

Выходит, подумал мальчик, что Стрейны тоже беспокойно спят по ночам.

Сит подошел к ней и встал на колени, оказавшись глазами почти над ее лицом. Кожей он почувствовал горячее дыхание, увидел, как вздрагивают ее веки. Наклонился ближе, оперевшись руками о край кровати. И перед самым поцелуем заметил капельку зеленоватой жидкости у нее на закрытом рту.

Никакого вкуса он не почувствовал, как и не ощутил обветренную кожу губ Алиши. Он с разочарованием отодвинулся и захотел встать, но руки, державшие его, вдруг обмякли и подкосились. Мальчик при падении сильно ударился головой о кровать, но помутневшее сознание не дало почувствовать боль.

Первым, что Сит увидел, открыв глаза, оказалось серое небо. Мрачные, давящие тучи, казалось, нависли прямо над ним, грозясь рухнуть и изничтожить маленького человека. Он прекрасно знал, что подобные виды могут привести за собой ветер. Очень и очень сильный ветер.

— И ты теперь тут? — раздался рядом тихий и уставший девичий голос. Он повернул голову и сразу же вскочил от эмоций, захлестнувших его голову. Рядом с ним сидела на снегу Алиша. Мальчик набросился на нее и сжал в объятиях, однако девочка не ответила. Он неловко отстранился от подруги и вместо улыбки, которую Сит ждал увидеть на ее лице, рассмотрел только тоску и усталость.

— Алишка! Ты чего! — возмущенно воскликнул паренек. — Я же тебя поцеловал! Вылечил. Теперь тебе не нужно постоянно спать. А ты даже меня не обняла.

Подруга в ответ только горько усмехнулась.

— Нет, — бросила она. — Ты меня не вылечил. Оглянись.

Ничего не понимающий Сит встал и покрутил головой. Куда ни глянь, насколько вообще хватало его взора, простиралась снежная пустошь. Усиливающийся ветер принес с собой такой же колючий снег, как перед тем, когда он зашел в дом Алиши.

— Ни-ничего не понимаю, — пробормотал он. — Куда это нас занесло? За Вечный лес? На север?

Девочка снова покачала головой, помрачнев еще больше. Словно подтверждая ее мрачное настроение, ветер хлестнул по щекам мальчика. Тот поежился. Ему захотелось домой, в укрытие теплых стен, укутаться в одеяло и уснуть под бормотание папы, рассказывающего по памяти очередную сказку или древнюю легенду о проклятых колдунах.

Алиша встала и подошла к испуганно озирающемся по сторонам мальчику.

— Нет, Сит. Мы не на севере. Мы в кошмаре.

***

К печи придвинули еще одну кровать. Рядом с Алишей, буквально на расстоянии вытянутой руки, лежал Сит. Веки его дрожали, глаза за ними лихорадочно метались, словно пытаясь что-то разглядеть.

Рядом с детьми стояли двое мужчин. Один из них тяжело дышал и пытался держать себя в руках, чтобы не ударить собеседника.

— Ритор, послушай, ты сам виноват, не нужно...

— Заткнись, Мерк, иначе я тебя придушу!

— Но...

— Проклятые маги! Зат-к-нись, я тебе сказал!

Ритор устало опустился на стул, стоявший неподалеку. Утер пот со лба и снова посмотрел на сына, спящего беспробудным сном. Мужчину сверлил взглядом его сосед, выглядевший слегка испуганным, но одновременно... Довольным.

— Мерк, — устало сказал отец Сита. — Давай начистоту. Когда наши с тобой деды нашли в лесах этого паразита, то о чем они договорились?

— Друг, ты...

— О чем, проклятье, я тебя спрашиваю?!

Мерк Стрейн помедлил и медленно сказал, пытаясь скрыть улыбку:

— Договорились не делать сосуды для него из наших детей. Ты это хотел услышать?

— Да, именно это. Был договор, что из наших родных детей никогда не будут созданы сосуды. Только из подкидышей. И мы беспрекословно следовали этому завету предков. Так какого черта ты предлагаешь мне забирать нектар у моего же собственного ребенка? Забирать нектар и пить его, или, еще хуже, продавать этим зависимым от ночных грез?

Мерк неприятно усмехнулся, сложил руки за спиной и начал ходить по комнате.

— Во-первых, мой дорогой друг, ты сам виноват... Нет-нет, послушай теперь ты меня! Успокоился?.. Ты сам виноват в том, что рассказал идиотскую сказку своему сыну. Ты знал прекрасно, что в его голове обязательно родится мысль, поцеловать Алишу. Выделения из сосуда передают паразита моментально, если они не очищены. Это ты тоже прекрасно понимал.

Ритор молчал и сжимал кулаки. Про то, что он рассказал сыну сказку, он уже успел пожалеть много раз. Но прошлого, как известно, не вернуть.

— Во-вторых, — продолжал Мерк, вышагивающий позади Ритора. — Ты не хуже моего знаешь, что сосуд нельзя вернуть из кошмара. Паразит полностью завладел им. И теперь, извини, но я буду использовать подвернувшуюся удачу. Раз у меня тут двое детей, которые могут производить нектар для грез, то значит мне просто повезло.

— Да как ты, тварь, смеешь! — вскрикнул Ритор. Он хотел было вскочить со стула, но на его голову сзади резко опустилось что-то тяжелое. Мужчина вскрикнул и упал лицом вперед. Попытался подняться, но безуспешно, еще один удар поленом лишил беднягу сознания.

— Прости, друг, — сказал державший дерево Стрейн. — Но твоему сыну придется потерпеть.

Он повернулся и посмотрел на лежащих детей. На их губах уже начала поблескивать зарождающаяся капля зловещего нектара. Мерк криво улыбнулся.

— Спокойной ночи, ребятки, — сказал он, хватая бесчувственного Ритора за ноги.

Хей-хей, вечер воскресенья, поэтому я снова открываю рубрику "все равно по выходным никто не читает". У кого уже не воскресенье — советую найт магический артефакт, шобы переместиться в прошлое.

А.. Упс, всех магов перебили, тогда читайте так, щито поделать.

Помнится обещал безыходск на этой неделе, но хрен там получилось у меня нормально написать финал будет чуть позже, каюсь, грешен, кто не без этого.

Ну и к хорошим (для меня, конечно же) новостям. Кто-то закинул мне первый донат. Вообще первый в моей жизни, ура, товарищи, ура! Я не знаю кто ты, папищик или папищеца, но огромное человеческое тебе спасибо! Никогда бы не подумал, что буду радоваться ста рублям.

Но с донатом как? Это лучше, чем с зарплатой. ЗП в любом случае выплатят (если не контора гандонов), а донат — чисто благородное и добровольное дело. Поэтому, собственно, я так и радуюсь.

Все, затыкаюсь, ухожу в свои миры (пошел задротить, пока семья спит), оставлю вам только ссылочки:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://vk.com/anomalkontrol

И новостной проект с хтонью https://t.me/angnk13

Стойте, подождите, не сваливайте, увидев плашку доната. А как же освежить память и перечитать другие рассказы из "Почти погасшего мира"? М?

Ищейка

Гниллик

Пиявки

...И начинаем бодренько неделю рабочую, ать-два, погнали! Скоро один хрен Новый год. Отдохнем) Все, обнял, приподнял, нектаром напоил.

Это перевод истории с Reddit

В ту ночь, когда мне исполнилось восемнадцать, мои родители попытались продать меня тьме. Звучит драматично, знаю. Тогда это выглядело просто как праздник. Белые скатерти, маленькие серебряные подставки с карточками гостей, люди в одежде дороже твоей машины и официанты, скользящие туда-сюда с подносами блюд, названия которых я даже не могла выговорить. Всё это — ради меня. Ради Дженны, золотой девочки.

Я только что вернулась с чемпионата штата по лёгкой атлетике, шиповки всё ещё лежали в сумке в прихожей. Я выиграла тот кубок. Кроме того, я окончила школу первой в классе. Наверху, в папке, лежало письмо о зачислении в один из университетов Лиги Плюща вместе со спортивной стипендией по плаванию. На бумаге моя жизнь выглядела идеальной, и я верила, что всё это — моё. Мой труд, мои мышцы, мой ум.

Так что, когда отец поднял бокал тем вечером и произнёс моё имя своим громовым голосом, я улыбнулась искренне и старалась не думать о том, как всегда холодно становится в этой большой столовой, когда гости расходятся.

А разошлись они рано. Уже к девяти посуду убрали, свет приглушили, и за длинным столом остались только мы втроём, скомканные салфетки перед нами, цветы в центре склонились, будто устали. Отец постучал вилкой по бокалу и прочистил горло.

— Дженна, как ты думаешь, за счёт чего мы поднялись до такого уровня жизни? — он величественно обвёл рукой люстры, картины, весь огромный гулкий дом. В окне за его спиной я увидела наше отражение. Три человека, похожие на семью из каталога.

— Не знаю, тяжёлый труд и хорошие связи.

Мама издала короткий звук, почти смешок, но не совсем. Она смотрела в тарелку, водя пальцем по её ободку.

— Без этого, конечно, не обходилось, — сказала она. — Но сколько реального «тяжёлого труда» ты видела у своего отца?

В её голосе звучала незнакомая мне резкость. Отец поднял глаза, пытаясь поймать её взгляд, губы сжались в тонкую линию.

Она продолжила, всё так же глядя в тарелку:

— Дело в том, что ему и не нужно было.

Я ждала шутки, но мама никогда не шутила.

Моя вилка вдруг показалась слишком громкой, ударившись о фарфор. Отец несколько секунд смотрел прямо перед собой, затем повернул ко мне голову, будто это причиняло боль.

— Дженна, — сказал он, глядя на меня так, словно пытался заглянуть мне прямо в душу, — твой прадед заключил сделку с… Торговцем. Мы получили удачу и богатство за ничтожную цену на один человеческий век. Это касалось и наших детей до тех пор, пока им не исполнится восемнадцать и они не покинут дом. Перед тем как уйти, ребёнок — то есть ты — тоже должен сделать выбор. Ты примешь сделку и пойдёшь путём великого благополучия или откажешься от неё, лишив себя — и всю семью — связи с дальнейшим богатством.

Если бы он сказал, что на самом деле он ящерица в резиновом костюме, это показалось бы более правдоподобным.

Я перевела взгляд с него на мать. Она всё ещё избегала смотреть мне в глаза. Сердце сделало то, что делает за мгновение до выстрела стартового пистолета. Это не совсем страх. Это ощущение, будто мир сузился в одну тонкую линию, и если оступишься — исчезнешь.

— Что мы должны предложить, чтобы получить эту сделку? — спросила я.

— Всё тебе объяснит Торговец, — сказал отец.

Он посмотрел на часы, словно ждал начала конференц-звонка.

Мама наконец подняла голову, но не на меня. Она смотрела мимо моего плеча, в сторону коридора.

— Он ждёт тебя сейчас в кабинете, — сказала она. В её голосе звучали и благоговение, и ужас.

Я так резко отодвинулась от стола, что стул заскрипел по полу. Никто не сделал мне замечания за шум. Это напугало меня сильнее всего, что они сказали до этого.

Я пошла по коридору, подошвы сандалий шептали по отполированному дереву. Каждое семейное фото будто следило за мной. Мой снимок из пятого класса — с новыми брекетами и слишком большими очками. Фото из восьмого класса с командой пловцов — плечи уже широкие, тренер стоит за моей спиной, положив руку мне на плечо, словно нашёл золото.

В конце коридора были двустворчатые двери в кабинет, из тёмного дерева. Я положила руку на одну из латунных ручек и замерла.

Я могла бы выйти через парадную дверь. Позвонить подруге, вызвать такси, позвонить кому угодно. Но в нашем доме так не поступали. У нас делали то, что говорил отец. И делали это хорошо.

Я открыла двери.

Я ожидала увидеть тень в углу, что-то из фильма ужасов. Вместо этого в полном свете комнаты за столом сидел на вид совершенно обычный мужчина. На нём был кардиган и джинсы, тёмные волосы аккуратно зачёсаны, лет под тридцать. Рядом на подставке стояла керамическая кружка, от неё поднимался пар. Он выглядел как аспирант на перерыве.

Он поднял голову, улыбнулся и сказал:

— Уверен, твои родители уже рассказали тебе маленький секрет своего успеха и что будет, если ты решишь пойти против, так что, может, перейдём сразу к делу?

— Подождите… что, кто вы, что мне нужно сделать… — мой голос дрожал, и я ненавидела себя за это.

Торговец перебил меня. Улыбка слетела с его лица, словно её там никогда и не было. Голос стал резким.

— У меня нет ни времени, ни желания тянуть это. Если ты соглашаешься, всё продолжается как прежде. Ты будешь добиваться успеха, как и раньше. Жизнь станет лёгкой, тебе будет сопутствовать удача во всех делах. Подойди и подпиши здесь — и будешь жить жизнью мечты. Если откажешься — не будешь. Всё, что построили твои родители, рухнет. Не представляю, как человек в твоём положении вообще может колебаться. Хватит затягивать, подписывай.

Воздух в комнате стал густым, словно кто-то перекрыл кислород. Человек в кресле уже не выглядел безобидным. Он был той же высоты, того же телосложения, но осанка изменилась. Она говорила о том, что он сможет добраться до меня быстрее, чем я дотянусь до двери. Волосы будто растрепались, глаза стали ярче. И каким-то образом старше. И голоднее.

— Я жду, — сказал он.

Ноги отказывались меня слушаться, будто знали что-то, чего не знала я. Я стояла, дыша так, словно только что добежала четырёхсотметровку.

— Что ты делаешь, иди туда и подписывай, — зашипела мать.

Но её не было в комнате. Я поняла, что двери в кабинет не закрыты до конца, и её лицо оказалось зажато между ними — один глаз и половина рта, искажённые яростью. Она выглядела как более страшная версия самой себя.

Этот взгляд наконец столкнул меня вперёд.

Всю жизнь мама требовала от меня большего. Больше медалей, больше очков, больше пятёрок. Мне всегда казалось, что я её не удовлетворяю. Мне нужно было попытаться.

Я подошла к столу.

Торговец встал. Он оказался выше, чем я думала. От него пахло дорогими духами, такими, как у некоторых мужчин в загородном клубе, но сквозь запах пробивалась гниль. Его кожа была идеальной; глаза — странного золотого цвета, напоминавшего старые монеты. Когда я посмотрела в них, отвести взгляд стало почти невозможно.

На столе лежал длинный документ, похожий на юридический контракт, с жёлтой вкладкой «подпишите здесь» внизу страницы. Рядом — тяжёлая чёрно-красная перьевая ручка и маленькая стеклянная чашечка.

— Дай мне руку, — сказал Торговец.

Его голос стал ровным, деловым.

— Зачем? — спросила я, хотя уже знала.

В голове щёлкнули детали, всплыли тёмные старые сказки, которые бабушка рассказывала, когда перебирала с вином.

— Не будь ребёнком, давай покончим с этим. Да, это подписывают кровью, подумаешь, — сказал он.

Я должна была бежать. Я должна была кричать. Я должна была сделать сотню вещей, кроме того, что сделала — снова замереть, вспотеть, с пересохшим ртом.

Торговец не стал ждать. Он схватил мою правую руку, его пальцы были как железо, и одним плавным, отработанным движением он сильно вонзил перо в мой указательный палец.

Боль была резкой и мгновенной. Кровь выступила, и он повернул мою руку так, чтобы она стекала в стеклянную чашечку. В тот миг, когда кровь коснулась стекла, она стала чёрной и слегка забурлила. Не тёмно-красной, не бордовой. Чёрной, как нефть, медленно кипящая.

В ушах что-то заревело. Я едва слышала его, когда он окунул ручку в чашечку и затем вложил её мне в ладонь.

— Просто подпиши здесь, и ты с родителями будете счастливы до конца жизни. Делай это сейчас.

Я знала, что он говорит правду. Это было самое страшное. Я чувствовала обещание в его голосе. Лёгкие дни, победы, достающиеся без усилий, те же невидимые руки, что несли меня всё это время.

— Быстрее, подписывай! — закричал он.

Рёв в ушах нарастал, как ураган.

— Просто сделай это.

Моя рука поднялась сама, будто кто-то тянул её за локоть. Ручка тяжело лежала в пальцах, перо уже было мокрым. Где-то под этим шумом крошечная часть меня подумала о слове «век». Потом я подумала о своих будущих детях, лиц которых ещё не видела, и холодный тихий голос внутри сказал: «А какова цена?»

С криком я сделала единственное, что пришло в голову. Используя всю силу, накопленную каждым спринтом, каждым поднятым весом, каждым проплытым кругом, я обрушила ручку со всей мощью на тыльную сторону его руки, удерживавшей край контракта.

Перо вошло туда, как в мягкую глину.

Торговец издал звук, не похожий на человеческий. Свет замигал. Воздух будто разорвался. Его кровь брызнула из раны мне в лицо. Она была горячей и пахла чем-то со дна болота. Его глаза распахнулись, затем стали ещё шире, золото в них вспыхнуло так ярко, что мне пришлось отвернуться.

Я услышала шаги за спиной, крик матери, что-то выкрикнул отец, но я не разобрала слов.

Комната закружилась, потом вытянулась, потом снова сложилась.

Когда я открыла глаза, я лежала на полу.

Торговца не было. Единственным признаком его присутствия остался светлый подпалённый след на ковре за столом.

Мой палец всё ещё кровоточил.

Из коридора я слышала, как моя мать рыдает: «Что ты наделала, что ты наделала», снова и снова. Отец не сказал ни слова.

Люди думают, что проклятия — это фейерверки. Громкие, яркие, очевидные. Моё проклятие оказалось больше похоже на медленный спуск воздуха из шины.

Ничего не взорвалось. Не было молнии, не было роя насекомых, не было демона, выпрыгивающего из вентиляционной решётки. Торговец просто исчез — и всё. В одну секунду он был там, издавая тот ужасный звук, а в следующую остался лишь пустой воздух и запах сгоревших спичек.

Родители меня не утешали.

— Глупая девчонка, — прошептала мать. — Ты хоть представляешь, что ты с нами сделала?

Я хотела сказать ей, что сделала это ради своих будущих детей, ради жизни, которая будет моей, ради выбора, сделанного не пером, наполненным чужой кровью. Но вместо этого я прижимала кровоточащий палец к платью и смотрела на пятно на ковре, где стоял Торговец.

Снаружи всё выглядело прежним.

На следующее утро машина отца не завелась. Мелочь, но взгляд, каким он посмотрел на меня, вернувшись в кухню, заставил меня похолодеть изнутри.

Через месяц провалились крупные инвестиции отца. Какая-то технологическая компания, казавшаяся беспроигрышным вариантом, испарилась за одну ночь, утащив за собой большую часть его свободных денег. Я слышала, как он кричал об этом из своей комнаты.

Будущее сузилось.

Для меня — никаких олимпийских отборов, никаких глянцевых обложек. Никаких корпоративных охотников за головами на роскошных ужинах. Только стопка заявлений и тихая работа в некоммерческой организации, помогавшей детям из неблагополучных районов находить безопасное место после школы.

Платили немного. Работа была тяжёлой. Я возвращалась домой уставшей так, как раньше не знала, — до самых костей, с головой, полной чужих проблем. Но когда я ложилась спать, я чувствовала то, чего никогда не ощущала в том большом холодном доме детства.

Я чувствовала, что этот день принадлежал мне.

Родители не пришли на мой выпускной в колледже. К тому времени отец был занят адвокатами. Обвинения в хищениях обрели форму, окрепли и сомкнулись у него на щиколотках. Его талант выходить сухим из воды иссяк. Оказалось, когда удача утекает из твоей жизни, аудиторы видят всё, что ты считал надёжно зарытым.

Мама после развода переехала в маленький таунхаус через несколько кварталов. Она работала неполный день в бутике и всем, кто был готов слушать, рассказывала, что муж её погубил. О сделке, заключённой её дедом, или о той, от которой отказалась я, она не упоминала.

Когда я навещала её — что случалось нечасто, — она смотрела на мою одежду, на мои волосы, на моё уставшее лицо и вздыхала.

— Ты могла бы иметь гораздо больше, — сказала она однажды, стоя в узкой кухне и варя кофе из жестяной банки, а не из блестящей машины размером с микроволновку.

Но хорошие вещи тоже приходили сами. Просто ощущались иначе. Они ощущались заработанными.

Одной из таких вещей стала моя дочь. Она была умной, но знания давались ей не так легко. Ей приходилось учиться. Ей приходилось тренироваться. Она не пролетала дистанции на ногах, которые, казалось, никогда не устают. Она пришла в секцию лёгкой атлетики, попала в команду, но всегда держалась в середине группы, никогда — впереди.

Её восемнадцатый день рождения пришёл и прошёл. У нас был торт, кучка скромных подарков, несколько открыток, сделанных вручную ребятами из моего центра, которые её обожали за те дни, когда она там волонтёрила. В гостиной не появились мужчины в кардиганах.

Может, мир всё-таки справедлив.

Через месяц после её дня рождения, за две недели до отъезда в колледж, Лили вошла с веранды, держа в руках небольшую картонную коробку. Почта уже приходила в тот день. Но эту коробку, должно быть, принесли позже, возможно, курьером. Обратного адреса не было, только её имя, написанное чёрными чернилами сверху.

Внутри лежала перьевая ручка. Тяжёлая, чёрно-красная. От одного её вида я почувствовала тот ужасный укол в палец, то, как моя кровь превратилась в густые чёрные чернила, коснувшись стекла.

Рядом лежала сложенная записка.

— Мам? — услышала я голос Лили. — Ты в порядке? Ты выглядишь так, будто призрака увидела.

Бумага была того же кремового цвета, что и контракт, который я тогда отказалась подписать. Почерк — аккуратный, чёткий. Не отца. Не матери. Не кого-то, кого я знала.

В записке было написано лишь одно:

«Скоро увидимся».

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Это случилось, когда я плыл под парусом в заливе. Последним, что я увидел, был деревянный гик моего судна, несущийся на меня, а затем мимо рванули звёзды и галактики, все подчинённые какой-то головокружительной кривизне, и только потом я очнулся в своей квартире.

Я помню, что закричал.

Не только от ужаса того, что меня выбросило за борт в бурные волны, и даже не от ужаса созерцания космического кошмара, которого я не понимал. Нет, я закричал потому, что моя «квартира» вовсе не была моей квартирой. Я чувствовал это нутром. Когда я посмотрел вниз на своего английского спрингер-спаниеля по кличке Бонни, я ощутил то же самое: это была не Бонни. Внешне и по повадкам — точная копия, но при этом совершенно не она; её блестящие карие глаза нервировали меня до такой степени, что я поспешно отвернулся.

Идеальность. Вот в чём была проблема. Всё было идеальным.

Пошатываясь, я вышел в коридор и задумался, что из этого — дурной сон: моя лодочная авария или происходящее сейчас. Я уже потянулся к занавескам, закрывавшим окна гостиной, но прежде чем успел их раздвинуть, раздался стук.

Я помню, как открыл входную дверь и увидел стерильно-белый коридор, совсем не тот, что я знал. В нём стоял мужчина среднего телосложения, среднего роста и со средним лицом. Возможно, с каштановыми волосами и глазами. Мои воспоминания о нём затуманены, как и большая часть нашего разговора. Точные слова. Точный смысл его точных слов.

— Здравствуй, Финнеган. Я твой проводник.

— Проводник? — переспросил я.

Кажется, он кивнул.

— Нет мягкого способа это сделать.

Проводник поднял руку, и в тот же миг из квартиры за моей спиной хлынул ослепительно белый свет — настолько яркий, что, отражаясь от стен коридора, на мгновение ослепил меня. Я прикрыл лицо, но проводник мягко взял меня за руку и опустил её; затем развернул меня к окнам гостиной, и мы пошли к ним.

У меня отвисла челюсть.

Снаружи был не мой район, а некое поселение, окружённое сорокафутовыми стенами из огромных красноватых каменных блоков, испещрённых различными драгоценными камнями. Через равные промежутки располагались ворота с прутьями из жемчуга и заострёнными навершиями, увенчанными странными колышущимися формами; они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их отчётливо, но явно являлись изъянами на фоне этого в остальном роскошного фасада. По крайней мере, я видел это так. Они тревожили меня. Их движения. Они сидели или извивались, совершенно не вяжущиеся с величием этого места.

Внутри самого поселения, раскинувшегося, быть может, на квадратную милю, дороги были выложены из золота, которое казалось скорее жидким, чем твёрдым. Оно мерцало под светом — хотя никакого солнца не было и быть не могло, и всё же свет не исходил ниоткуда конкретно; а над головой висело больше белых облаков, чем голубого неба, убеждая меня, что в этом месте нет ничего земного.

Вдоль дорог тянулись сотни четырёхэтажных зданий из грубо отёсанного белого кирпича. За окнами виднелись обычные дома и совсем не обычные дома. Желудок у меня сжался, когда я увидел за стеклом такие странности, как густые лесные чащи, чёрные провалы пустоты и даже нечто, что вовсе не было людьми. Чудовищно высокий и широкоплечий гуманоид, всё тело которого было покрыто чешуёй, стоял и махал мне. У него была самая жуткая улыбка. Не омерзительная сама по себе, а… пустая.

Я издал глухой хрип от страха и едва не потерял равновесие, но проводник поддержал меня.

— Ты мёртв, Финнеган, — подтвердил он.

Я говорю «подтвердил», потому что я и так это знал, разумеется, но услышать это вслух было совсем другим ощущением.

— Что это за место? — спросил я.

— Место, в котором в итоге покоятся все души, независимо от мира, в котором они родились, и от их религии, — сказал проводник, кивнув в сторону чешуйчатого существа, испугавшего меня. — Каждой душе даруется личный рай. Ты сейчас стоишь в своём.

— Это… это и есть Рай?

— Если хочешь.

— Но я атеист.

— Независимо от религии, — повторил он. — Это место для праведных, а не для благочестивых. Вера, в конце концов, не имеет значения. Все религии говорят лишь фрагменты истины, почерпнутые из рассказов тех, кто мельком заглянул в Рай перед возвращением в мир живых. Со временем ты присоединишься к ним, Финнеган. Твоё тело ещё существует в промежуточном состоянии на Земле.

— И ты здесь мой проводник?

— Верно.

Я указал на каменные стены и жемчужные ворота.

— Тогда скажи мне: что это за место?

За пределами нашего ограждённого рая небо было лишено и белых облаков, и голубых просветов. Там не было света. Только тьма. Но это не была пустота. Я ощущал нечто внутри этой черноты, и от одного взгляда на неё у меня скручивало живот.

— Человек дал бы этому месту много названий. Ад, пожалуй.

— Ад?.. — с ужасом повторил я.

Проводник прищурился, и в его глазах было что-то чудовищное; нечто невозможно глубокое и, быть может, более тёмное, чем сама земля Ада за жемчужными воротами.

Я моргнул от ужаса — и вздрогнул, обнаружив, что мы стоим уже снаружи. Стоим на той текучей золотой дороге, мягкой и тёплой под моими ногами. Я поднял взгляд на дом, выискивая рептилоидное создание, которое видел. Я вспомнил его улыбку. Вспомнил глаза Бонни.

Совершенство.

Но идеальность ощущалась… неправильной.

И почти с облегчением я завизжал от ужаса, наконец увидев нечто, достойное испуганной реакции. Нечто, что бросало вызов этой фальшивой утопии. Теперь я ясно различал те самые странные колышущиеся формы на верхушках ворот; по одному на каждом остром наконечнике.

Скелетные тела.

Всё ещё живые, оставленные извиваться, пронзённые этими воротами на вечность. Но не только это заставило меня закричать.

Из черноты Ада, сквозь прутья жемчужных ворот, тянулись руки с растопыренными пальцами; они тянулись к нашему маленькому кусочку Рая, напоминая мне оживших мертвецов из старого фильма. Пожалуй, мы и были ожившими мертвецами. Я видел обрывки плоти и чудовищные паукообразные конечности. Демоны подземного мира.

Крик женщины оборвал мои мысли. Он раздался изнутри Рая, немного дальше по золотой улице. Мы с проводником обернулись и увидели человеческую женщину, несущуюся к нам.

— ВАМ НУЖНО УБИТЬ МЕНЯ! УБЕЙТЕ МЕНЯ! ПУСТЬ ЭТА ВЕЧНОСТЬ КОНЧИТСЯ! ПУС—

Проводник вытянул обе руки и остановил женщину, положив ладони ей на глаза. В тот же миг её крики превратились в приглушённые, нечленораздельные стоны. Она стояла на месте и корчилась, её метафизическая форма была будто приклеена волей проводника.

— Я вижу, ты нашла путь через стену и в рай, Хелен. Но здесь не будет печали. Ни гнева. Ни скуки. Только покой и порядок.

Проводник начал убирать руки с лица Хелен, и я закричал, увидев, как из её глазниц вытягиваются полупрозрачные нити белесой слизи; зрелище более гротескное, чем любая смертная пытка, потому что я знал: он вырвал нечто куда более важное, чем её физические внутренности.

Он украл часть самой Хелен.

Когда белесая масса была полностью отделена от её метафизического тела, или души, от неё осталась духовно лоботомированная оболочка. И я думаю, что блаженное неведение было бы даром, но это было не оно, потому что я помню, как Хелен улыбалась проводнику со слезами в глазах.

Часть её зомбифицированной, раздробленной души понимала, что с ней произошло.

— Счастливая… — прошептала она.

— Да, — сказал проводник. — Счастливая.

— ХЕЛЕН! — закричал мужчина со стороны ворот. — О, ХЕЛЕН… ХЕЛЕН, НЕТ… ПУСТЬ ОНА УМРЁТ! ПУСТЬ МЫ ВСЕ УМРЁМ, ЧУДОВИЩЕ!

Я пытался цепляться за неведение, но это было бесполезно. Я вспомнил улыбающегося рептилоида и понял, что это были не демоны у ворот, стоящие рядом с людьми. Это были истерзанные души из других миров.

А затем я закричал, увидев, как проводник смотрит на меня — его глаза больше не были глубокими, они стали бесконечными; бесконечной чёрной бездной, тянущейся ко мне, как его неотвратимые руки.

От него нельзя было ни убежать, ни пересилить его.

Когда его плотские ладони коснулись моих глаз, я испытал духовную агонию, превосходящую боль от вырывания физических глаз из глазниц. Но я понял лишь малую часть боли Хелен, потому что проводник остановился почти сразу; он выдернул лишь самую тонкую нить из моих глаз. Достаточную, чтобы лишить меня воли.

Внешне я улыбнулся, но внутри вынес лишь ужас.

— Так лучше. Но я не должен брать слишком много, — сказал он. — Тебе ещё нужно вернуться туда, вниз. Тебе ещё нужно… функционировать.

Потеряв лишь крохотную частицу рассудка, я всё равно оцепенел от холода и ужаса, представляя, что вынуждены терпеть Хелен и другие оболочки того ограждённого поселения. Что уже терпели столько лет, столетий или тысячелетий многие души в этом ограждённом сообществе Рая.

Это был не рай.

Это была иллюзия.

Я увидел всё, когда проводник коснулся моих глаз. Знание было его даром, или, возможно, побочным эффектом нашего краткого соединения.

Творец совершил ошибку, создавая Вселенную. Создавая жизнь на своих многочисленных мирах. Он не понял, что жизнь прекрасна именно потому, что она конечна. Потому что она заканчивается. Потому что она несовершенна. В страданиях есть нечто небесное. Но в Раю не было ни борьбы, ни конца, и под шаблонным глянцем не было никакой сути.

И тогда, с перехваченным от понимания дыханием, я понял, что за воротами был не Ад. Это был Старый Рай. Его забросили, когда люди взбунтовались, требуя конца бесконечному совершенству; тому ложному, усыпляющему рассудок кошмару, ставшему ещё хуже, когда проводники попытались «исправлять» людей, превращая их сложные, тревожные и несчастные души в опустошённые. Они подходили так близко к убийству их сущностей, как только могли, но вместо смерти дарили им худшую участь — вечную пытку в виде изуродованного полусущества. Альтернативой, разумеется, было существование в бесконечной тьме и пустоте того, что последний проводник назвал Адом.

Как Творец мог ошибиться? — думал я. — Разве он не всемогущ?

Проводник прочёл мои мысли.

— Разве мать всемогуща только потому, что создаёт жизнь? Творец силён, присутствует и всезнающ. Но он не всесилен, не вездесущ и не всеведущ. В твоём разуме, как и в разумах бесчисленных душ, живёт вымысел о богах и ангелах. Мы бессмертны, но не всемогущи. Мятежники одолели всех, кроме меня.

Я вздрогнул и наконец нашёл в себе силы заговорить.

— Как?

— Я отступил, в отличие от тех неумирающих глупцов там наверху, — сказал он, кивнув на извивающихся проводников на остриях ворот. — Тех неумирающих, но сломленных глупцов. Да, я мог бы покончить с ними, но зачем? Теперь они мало мне полезны. Их разум разрушен. Им нужно исправление не меньше, чем миллиардам душ в Великой Тьме. Если бы у меня была сила это сделать, я бы сделал.

— Знаешь, Хелен не первая, кто перебрался через эти стены. Ей ещё повезло получить мою милость. Но если она станет требовать от меня слишком многого, она вернётся обратно во тьму вместе с ними. — Он указал в сторону Старого Рая. — Считай это уроком на тот случай, когда ты вернёшься сюда, Финнеган. И поблагодари меня. Поблагодари своего милосердного… проводника.

Эти чёрные глаза прожигали дыры в самой моей душе. Проводник протянул ко мне руку, и я против своей воли наклонился вперёд, чтобы поцеловать её. Прикосновение к губам было подобно… ничему земному; возможно, это был первобытный ужас, который испытываешь, глядя в свой конец, только этот конец был бесконечным.

Как бы то ни было, это чувство, которое я до сих пор не могу выразить словами, я смог лишь вновь издать внутри беззвучный крик, потому что снаружи продолжал улыбаться.

— Спасибо, — сказал я, и слова были вложены в мой рот этим чудовищем.

— Благословляю тебя, дитя, — сказал он. — Мы снова увидимся, и ты станешь наслаждаться своим вечным раем, или же встретишься с вечной тьмой.

Я просыпался. Я чувствовал это. Я возвращался в реальность, и это не приносило мне облегчения. Потому что я знал: однажды я снова умру и вернусь в это посмертие.

Меня ужасала эта перспектива: выбирать между бесконечной чёрной пустотой, полной вопиющих душ, молящих об избавлении, и превращением в зомби-игрушку этого мегаломанического проводника, одержимого лишь созданием мирного и упорядоченного рая, но вовсе не заботой о благополучии своих душ.

И я начал осознавать ещё кое-что. Возможно, я понял это ещё в тот момент, когда он постучал в мою дверь. Но когда белизна накрыла меня, я задал тот единственный вопрос, на который уже знал ответ.

Ты ведь на самом деле не один из проводников, не так ли? — кружилась мысль в моей голове.

— Кто… ты?

Он не ответил.

Я очнулся на больничной койке, окружённый семьёй, и врачи сказали мне, что я был в коме три месяца. Всё это испытание длилось для меня не больше трёх минут.

Я не знаю, что я видел, но теперь я до ужаса боюсь умирать. Боюсь той бесконечной тьмы — будь то вечное ничто или вечное безумие. И то и другое — пытка.

Рай стал Адом.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit