Фёдор рассмотрел следы волков хорошо. Заметил их после завтрака. Ночью приходили, как и сказал дед Степан. Ничего не взяли, хотя недоеденный с вечера хлеб лежал на земле. Волки, вроде, как по мясу, однако сметают всё, что находят. А эти просто пришли и ушли, ни на кого не напали. Лопатки аж свело, как подумалось, что тут могло случиться ночью.
Степан Фомич заметил, как Фёдор обводил в круг волчий след, очерчивал его на земле сорванной веточкой. Вздохнул и после сказал наставительно:
– Ты в волчьи дела не лезь. А они нос не сунут в наши. Сказал же – эти не тронут. Покрутятся ещё утро рядом, затем уйдут. Не нужен им ты. Да и мы не сдались с Тимохой…
Пришлось верить на слово.
А тут ещё одно зверьё объявилось, не успели собраться – странное и потешное. Кубарем сверху скатились куницы. Грохнулись прямо с дерева, метрах в четырёх. Пискнули громко обе внизу, разошлись и опять сцепились. Чего-то не поделили там наверху. Тимоха вытаращил на них глаза как ребёнок. Тыкал в зверьков пальцем, а потом прыснул со смеху – снова смеялся тихонько в кулак, боялся спугнуть. Те же на людей не обращали внимания. Шкуры только трещали, дрались остервенело и яростно, шипели друг на друга, визжали, наскакивали и кувыркались. Будто за подол таёжной куньей принцессы сражались. Потом ускакали в кусты и снова на дерево, где продолжили. Тронулись в путь уже, насмотревшись на их представление.
Ноги малость заныли с непривычки. Так-то, после Манчжурии, Фёдор в Москве расслаблялся недолго – два года всего пробыл в городе. Однако успел слегка поотвыкнуть от долгих пеших прогулок. Вчера переход оказался сложным. Двигались по сильно неровной местности и срезали чуть болотцем в низине, перед подъёмом. Выйти-то к Буртугу не так далеко, да правый берег не везде был удобен. К тому же два из четырёх мостов полностью снесло половодьем, новых, за ненадобностью, пока не навели. Можно было б тогда перейти и подняться немного левым, а потом вернуться обратно – на правом же бережку, просто сильно выше, стояла экспедиция. В хорошем и живописном месте расположилась база геологов. Там, возле старых, царских ещё охотничьих домиков, от которых торчали местами столбы, лет двадцать назад для них сложили большую избу и пару сараев. Долго в них потом никто не бывал, как заморозили первые разработки. Об этом рассказывал Зорин, когда отправлял сюда Фёдора. Туда и нужно было добраться, обговорить всё по-быстрому с учёными и сопроводить их вниз с Тимохой и проводником. А самому вкрнуться и ждать подмоги, встречать беглецов. По всем расчётам заключённые могли оказаться у станции к завтрашней ночи. Сюда вроде как они продвигались. Не для отвода же глаз Айнур, когда была возможность, не взял грузовик, чтобы лишние вёрст тридцать проехать, а по самому бездорожью повёл свою группу. Срезал и шёл на геологическую станцию на Буртуге. Если, конечно, не соврал тому пятому, кого они порешили сами перед побегом. Могли запустить и «утку», что б запутать погоню. Скоро всё станет ясно...
Рано выдвинулись с рассветом – и рано встали на привал. Дед Степан говорил, что осталось немного. Если по прямой, то вообще версты четыре с половиной. Но лучше немного попетлять. Местность опять пошла непростая. Сами геологи левым берегом к малым деревенькам ниже спускались, там и добирали припасы, на Лене. А ещё на катере через реку ходили, до ближайшей Герасимовки. Большего об экспедиции Зорин в Москве не рассказывал. Да и не нужно.
– А что, Степан Фомич, – дожевав сало с хлебом, спросил его Фёдор, – много ли людей живёт в Герасимовке?
– Поди, посчитай, – серьёзно ответил проводник, будучи сам с Ерофеевки, что была на этом Ленином берегу. – Знаю некоторых оттуда, хорошие есть промысловики. Странно, что от них не слыхал про твоих геологов. Хотя, у нас как тут бывает: иной раз не спросишь, тебе и не скажут…
Тимоха всё пытался разгрызть зубами шишку. Упала, подобрал. Большая, шипастая и с буграми. Долго вертел её в руках, с силой давил. Потом нагрызся, обслюнявил и вынул нож, стал колупать.
– Сосновая, дурень! – как на дитя малое прикрикнул на него дед Степан и поднялся.
Впереди показался овражек. Узенький, только хрен перепрыгнешь. Пришлось обходить. А у самого края – свежий медвежий помёт. Значит, охотничьи владения Потапыча пролегали где-то здесь, зверь так обозначил границы.
– Это Поликарп, – сразу сказал дед Степан. – Старый одноухий медведь. Старше меня по медвежьим меркам будет. Мужики его ещё года два назад застрелить хотели. Да я упросил не трогать. Живёт пока и живёт. Вот годика через три-четыре…
Он замер на полуслове. Тихий раскатистый щелчок вдалеке прервал неожиданно. Похоже на ружейный выстрел. И точно за Буртугом – где-то в той стороне, на левом берегу притока выше.
– Охотнички балуют? – Фёдор даже усмехнулся. – А говорил, никто геологов не знает. Вон сколько людей тут шастают. Не рыскали б не ко времени…
Степан же Фомич на него цыкнул. Стоял и вслушивался, долго не шевелился. Видимо, ждал ещё одного выстрела, но больше не прозвучало. Потом только спросил:
– Чем вертухаев сейчас вооружают?..
А дед Степан, снимая кепку, вздохнул.
– Похоже на фронтовую трёхлинейку, – сказал он. – Не помню я, что б у кого-то из местных такое оружие было. Если, конечно, не ослышался…
Дивный выдался рассвет. Настя выбегала по нужде на воздух. Шагнула из тесных сеней наружу, да так и осталась во дворе, наблюдала за рождением утра. Хотела вернуться в избу, но не смогла, засмотрелась. Села на крылечко, пальцы запустила в загривок лохматого Тузика. И словно провалилась в высокое небо глазами, светлевшее с каждым новым мгновеньем. Дремавший мир пробуждался.
Затем бабка Нюра хлопнула дверью. С вечера затеяла тесто, а теперь напекла пирогов, поднялась ещё до восхода. Если вообще ложилась. Уголь должен быть мелким, когда ставят в печь, за ним нужно следить.
– Чего не спишь? – тронула её легонько за плечо. Дала большой горячий кусок, прямо с огня, с картошкой и луком. Козье молоко оказалось прохладным, из погреба. По глиняной пузатой кружке стекала слеза. Вот же благодать! В городе такого не попробовать.
Стеснять своим присутствием травницу Настя больше не стала. Хоть та и звала у неё погостить, вместе с Зоей. Увидятся позже не раз. Впереди предстоял целый месяц работы, а то и все два – до начала сентября. Карты русла Буртуга с его ручьями хватит года на три, неоднократно ещё вернутся и повидаются. От Антона Олеговича в ячейку в июне приходила телефонограмма. А Насте уже потом сообщили, что найден новый золотоносный ручей, причём не впадающий, как другие, в ленский Буртуг. Похоже, их с Сергеем поставят на него, иначе бы сообщение не показали.
Горячие пироги улеглись плотно в газету. Затем – в бабкин платок. Эх, Серёжка Рыткин уплетал их в прошлом году за обе щёки! А потом весь год, во время учёбы, говорили о том, как было бы здорово, если б всех четверых из их молодёжи, да в одно время за Лену отправили – вместе же всем веселее. Только приходилось чередоваться, работали при старших парами. Серёжа приедет дней через пять. Зое досталось работать с Мариной, но та уже уехала домой, отпустили пораньше, ногами приболела немного. Маринка была у них умницей, но больно уж слабенькой, пусть родилась, как Сергей, в деревне. Хорошо, хоть Зойку пару дней повидать удастся. Юбку ей свою покажет, для этого и привезла. Опять с утра не надела штаны, а вырядилась вот так, по-глупому. Ноги в гетрах искусают до кровавой чесотки, зато подруга увидит в неуместном наряде. Похвастается и даст ей самой померить, покривляются в лесу друг перед дружкой, о мальчиках поговорят. Обе знали, что Серёжка Рыткин влюблён в их подружку Маринку, но Зойке уж очень он нравился. А Настя влюбилась в Ваньку Морозова, только теперь немного побаивалась. С гитарой к ним в общежитие приходил на Новый Год, и несколько раз после этого виделись в общей компании. Затем разъехались кто куда, увидятся все после лета.
И всё-таки молодость бурлила в здоровых сильных ногах. Не так уж и кусались утром кровопийцы, не успевали к ней присосаться. Настя, которой из груза добавились лишь пироги и травы, летела как горная лань. Немного сначала скинула – оставила таблетки с платочком и шалью и две деревянные скалки, купила со стипендии бабе Нюре в подарок. Картиною помнила в голове всю дорогу. Сначала подъём, потом длинный спуск. Влево поворот, чтобы обойти сыпучий бережок, затем опять вдоль Буртуга. Местами он становился каменистым.
А вот и первая снесённая переправа – остались лишь две опоры. Не та, через которую верёвку протянули, она-то была последней и ближе к их станции. Бегала тут везде прошлым летом раз семь или восемь, ни кустика не забыла, ни деревца. И вычурный чёрный камень в земли был на месте, никто никуда не подвинул, торчал как изогнутый клык. Всё сохранилось как в комнате, лежало на нужных местах и имело порядок. А мостики через речку – снесло и снесло. Тайга так за людьми прибиралась. Деревню, где жила баба Нюра, не так уж давно и забросили, а лес её почти поглотил.
Вёрст через восемь Настя остановилась. Попить воды и постоять на бергу. Придирчиво сначала оглядела юбку – травы насобирать успела, теперь обдирала. Затяжку бы не поставить только. Буртуг в этом месте бежал небыстро и в ширину разлился метров на десять. Проглядывалось дно. Но в брод в сухую не перейти, не было высоких сапог, местами – яма на яме. Где-то приток был глубже и воды нёс с громкими переливами, перекатывал их бросками через камни. А пару вёрст выше станции – вообще тишина и длинная ровная низменность, речушка там будто уснула. Настя привыкла уже считать тут верстами, как местные жители, но карты они составляли, как и положено. Тридцать четыре километра русла реки исследовала их экспедиция. И золото впервые нашли именно в том спокойном месте, где Буртуг отдыхал – выше базы геологов. В далёком сорок шестомом. Странно, что место так долго не трогали, двенадцать лет прошло, прежде чем в прошлом году возобновили исследования. Она стояла сейчас там, где на берегу были сгружены камни и всё ещё лежали доски, принесённые с их станции. Сразу обратно не захватили, думали, что ещё вернутся. Но зарисовали этот участок карты хорошо, Антон Олегович похвалил. Так и остался самодельный стол под планшет для черчения. Настя сгрудила осторожно доски и завалила камушками. Так вроде и не видно, что люди когда-то были; по крайней мере, издалека в глаза не бросается. Нравился ей этот первозданный уголок любимой страны. Вот бы ещё на Средней Лене побывать, где ленские столбы настоящие, могучие и высокие, упираются головами в «шлемах» в небо. Тут они были слабым напоминанием того, что видела на фотографиях, в институте. Даже помогала развешивать с ними плакаты профессору Чигирёву, а он говорил, что сам делал все эти снимки – завидовала ему по-хорошему на 1-м курсе. Теперь вот сама попала в Сибирь.
Предчувствие, что скоро окажется на базе, заставило учащённо биться сердце. Словно приехала к бабушке, в деревню в лесах Кировской области. Наверное, баба Нюра и стала ей третьей бабушкой. Однако хотелось быстрее увидеть всех, и привал потому её был коротким. Настя снова взяла рюкзак, подняла с земли сумку. Немного отступила от берега, чтобы идти от него стороной метрах в семи. Там было удобней двигаться – меньше крупных камней «на излом» брали стопу. Кажется, тут Марина и подвернула в прошлом июле ногу, неловко наступила, и та соскользнула. Некому, если что, подсобить, помощи в глуши не докричишься. Уж два-то дня её не выйдут искать, приезда не ждали, а с Зоей они в полдня разминулись.
Через несколько часов она остановилась в последний раз. Одно дело – бегать тут налегке, до бабы Нюры и обратно, лишь иногда до Лены, но всё равно без груза. Другое – тащить на себе одежду и личные вещи, а также бумагу, приборы и прочее, о чём в телеграмме просил позаботиться старший их группы. Антон Олегович заказал для себя посылку и всё это разместилось в большом заплечном мешке. Рюкзак лишь теперь показался тяжёлым. Радовало только, что не было ещё полудня, и до станции оставалось две с половиной версты. Выспаться дадут до после обеда. Никак это слово теперь из головы не выходило – нравилось ей тут считать не в километрах.
Нога всё-таки нашла свой неудобный камень. Когда Настя пустилась в последний рывок, что б очутиться махом на базе геологов, не увидела под травой булыжник и оступилась. Слишком уж поспешила. Грохнулась вместе со всем тяжело. Спасла пироги – упали сверху на грудь. Объёмный рюкзак успела откинуть в сторону. Но от удара спиной из лёгких вышибло воздух.
Немного полежала и, раздышавшись, села. Проверила сначала ноги. Вот дура, неслась вперёд как дикая лошадь! Если бы что сломала, пришлось бы ползти до самой станции – Буртуг тут "урчал" и криков так далеко не услышат. Вроде ничего не случилось. Немного только расшибла коленку.
Поднявшись, бережно отряхнула юбку. Заново нагрузилась и продолжила путь. Больше никаких прыжков и перескоков с камня на камень. Ноги устали и явно давали ей это понять. Потому далее целый час Настя шагала медленно, смотрела на землю с узорами и настроение быстро к ней возвращалось. Приток успел повернуть ещё два раза, сузился и побежал резвее, приветливо и игриво зажурчал, встречая долгожданную гостью. Затем – переправа. Перешла через речку. Крепко держалась за натянутую геологами верёвку и смотрела вниз, на воду. На правом же берегу снова побрела вверх. Метров через двести – ещё поворот, и ноги, против воли, опять ускорились.
А в следующий миг сердце её скакнуло от радости!
Да, это была она! Лежала на их месте, свернувшись калачиком. Когда отдыхали от работ, всегда уединялись на этом изгибе Буртуга от старших, в полутора сотнях метров от станции. Спускались сюда и болтали, в прошлом году присмотрели с Зоей местечко. Тогда им повезло, пересеклись на целых полторы недели. Дремали здесь после обеда и долго смотрели на воду, на камни под ней, что будто нарочно слепили все разной формы и выложили ими дно. Мечтали о близком и светлом будущем.
– Зоечка!.. – крикнула громко Настя. Девушка спросонья шевельнулась,
а она сбросила с себя разом вещи, подбежала к подруге и плюхнулась радостно на колени рядом. Не дав ей до конца проснуться, склонилась и обняла крепко, припала к щеке губами.
Настя испугалась не сразу. Медленно сначала отпрянула и ветер… опять пошевелил волосы Зои – при этом оттопырив ворот её рубахи. Сама девушка лежала неподвижно, никак не отозвалась на Настино появление. И губы запоздало ощутили лёд впалой щеки – так и припечатался к ним, заставив саму начать холодеть от ужаса. Глаза теперь заметили кровоподтёки – на шее, под подбородком, и в ямочке над левой ключицей. Рубашка распахнута, пуговицы сорваны и разбросаны. Странно приспущены штаны. Будто нарочно всю так развернули к воде, нелепо уложили на бок и вывернули неестественно руки. Правой Зоя закрывалась внизу.
Оторопь отпустила, когда хрустнули камушки. И сердце едва не выскочило! Резко обернулась назад... Но никого.
Быстро тогда поднялась. Не знала, что делать дальше, продолжала озираться затравленно и паника внутри разливалась с нарастающей силой. Срочно бежать! За помощью!
Но… только куда? Взглянула ещё раз на Зою. Та точно была мертва. Твёрдый ком подкатывал к горлу. Повернулась в сторону станции неуверенно. Стояла и думала. Случилось что-то только тут или… тут и везде?
Чувство страха не сумело подавить осторожность. Если куда и двигаться, то только к их базе – вверх по Буртугу, на пару сотен метров. С ними же всегда был человек с оружием, в таких экспедициях полагалось, выделяли охрану. Может, что-то произошло, а на станции даже не знали, ушли все по речке выше и вернутся только с закатом. Такое не раз бывало, когда уходили надолго и даже ночевать оставались в лесу, брали с собой палатку. Назад же, до деревень на Лене, за помощью добираться не меньше полудня.
До станции Настя не дошла каких-нибудь тридцать шагов. Остановилась перед ней, на холме. Нарочно задержалась на высоте – выгодная была позиция, понаблюдать немного сверху. Стояла и вслушивались, смотрела на дом издалека. Мрачным он показался и каким-то пустым, будто давно забросили.
Глупости. Зоя спускалась отсюда к Лене вчера. Наверное, просто ушли, нет никого.
Он тоже стоял, к ней спиной. Слушал и наблюдал за домом. С винтовкой в руках, метрах в пяти-шести от неё. Не сразу его заметила – сливался по цвету одеждой с деревом. Потом пошевелился, и обернулся на неё, словно почуял присутствие. Сразу так широко улыбнулся, увидев. Медленно наклонился и осторожно поставил винтовку к кедру. Затем распрямился, поднял обе руки, пока Настя, застыв, смотрела на него.
– Тихо-тихо-тихо! – заверещал незнакомец быстро. Щуплый, лет сорока, с многодневной щетиной. Пока стоял и не двигался. – Я тут охотник... А ты кто? Откуда?..
Лишь на один короткий миг сердце её пожелало обрадоваться при слове "охотник". И так бы оно и случилось, если б не пиджак Антона Олеговича, который сидел сейчас на плечах мужчины.
Кажется, чужак тоже понял, что, глядя на него, она о чём-то догадывалась. Осклабился он потому что сразу по-другому.
– Каков дикий соболь! – произнёс слащавым наигранным тоном. Глянул уже через валежник по-волчьи, голодно. Слюна чуть не закапала, когда начал её рассматривать – причём не только изо рта, но и из глаз. Перестал вдруг улыбаться и очень осторожно шагнул навстречу. Коротким нарочито аллюром, мягким, как у рыси, и вкрадчивым. Выставил обе ладони вперёд.
А она начала отступать. Пятилась от него, спотыкаясь, но боялась отвернуться от надвигавшейся угрозы глазами.
К цели незнакомец бросился стремительно. И оказался подле одним прыжком. В секунду скрутил её по-мужски, короткой косой подсечкой свалил на траву. Понять не успела даже, как заломил под спину руки и оказался сверху на ней, придавив. Одной пятернёй и телом крепко удерживал, а левой сразу заполз под юбку. Дважды провёл внизу больно пальцами и закатил блаженно глаза.
– Хороший подшёрсток, жёсткий! – похвалил её лоно.
– А вот у меня куница – в портках по соболю томится!.. – добавил прибауткой. Загоготал сам своей шутке.
И вдруг неожиданно замер. Будто услышал что-то или почуял. Думала сначала в страхе, что так с ней играется, но он медленно стал поворачивать голову. Ослабил при этом правую руку у горла и прекратил совсем улыбаться, отвлёкся.
В следующий же миг волосы между ног дёрнуло так, что из глаз Насти брызнули слёзы. Насильник не успел разжать грубо ласкавших пальцев: что-то одним мощным ударом скинуло его с её тела. В лицо при этом сильно пахнуло мокрой шерстью и тут же раздался рёв. И этот тихий, но полный мощи и жути звук мгновенно прогнал весь предыдущий страх. Заполнил низ живота льдом настоящего ужаса…
«Жить…» – немедленно от неё потребовало сознание. Оно пробудилось после первого ступора и больно затолкалось изнутри. Настя же уцепилась за эти толчки как за спасительную соломинку.
А дальше, пока в стороне стояли страшные крики с рыком, и сердце от шума схватки стучало бешено, она со спины перевернулась тихо на бок. Затем опустилась на грудь. Зажмурила глаза, чтобы не видеть ничего и не боятся, и повторила двойное движение снова. Быстро оказалась перекатами на краю холма и с шумом покатилась вниз. Съехала кубарем с той крутой стороны, по которой на него поднималась. Собралась после встряски с духом и нашла в себе силы, чтобы вскочить и бежать без оглядки от этого места подальше. Услышала выстрел и последний вскрик. Потом уже – шум в ушах и только своё дыхание. На переправе сорвалась, но даже не почуяла холод воды. Выбралась быстро на берег и понеслась быстроногой антилопой…
– Куда?!... – Фёдор держал в голове карту, и понимал, что так выходить они будут дольше. – Давай напрямки! Время теряем!
– Сейчас потеряем, – бросил через плечо дед Степан, – потом нагоним. Куда ты собрался – там хода нет, увязнем!
Пришлось подчиниться. Для того и выпросили следопыта в тайгу. Буртуг и другие притоки Лены петляли. Вокруг чередовались холмы с оврагами и болотами, похожие друг на друга и одноликие как близнецы. Одной лишь картой местность не выучить. Годами ходить и плутать, а Степан Фомич прожил тут жизнь.
– Что б тебя!.. – выкрикнул в последний раз Фёдор, зная, что всё равно дед Степан выведет их, куда нужно.
Дорога и впрямь пошла в обратную сторону. Потом уже повернули заново. А, обойдя огромный овраг с хлюпающей кисло под ногами землёй, вдобавок обогнули широкое просторное болото. То был лишь край. Прав оказался Фомич, что велел развернуться. Иначе бы встряли там дальше – упёрлись бы в его середину. Не вышло б по-быстрому, как ни крути.
А вскоре выбрались совсем на прямую дорогу, где травы и кустарника стало больше.
В свои семьдесят шесть их проводник был проворен, и внешняя сухощавость и сгорбленность «мылили» глаз – не знаючи, легко ошибиться. Фёдор не поспевал за ним. Даже Тимоха крякал на каждой кочке и задышал вскоре ртом. Степан же Фомич, словно старый лис, ни разу не сбавил скорости и не терял дороги. Натаниэль Бампо, таёжный его вариант. Не врал художник приключений Купер, что бывают такие люди в лесах, будто рождались частью массивов. Может, напрасно так всполошились – рано было ещё для беглых; но раз уж завелись на чьё-то присутствие, проверить этих людей не мешало. Максимум полчаса и найдут место выстрела. Что ж они, заключённые – ботинки-скороходы взяли у Мука? Одну пару на четверых? Ох, рановато! Летать по тайге не умел даже дед Степан.
Фёдор ещё трижды терял из виду неугомонного деда. Поднимал руку, тряс ею судорожно, да разве ж тот увидит спиной? Тимоха разок от них отставал. Помощника ещё потерять не хватало. Однако вскоре они остановились все, потому что их провожатый поднял ладонь. В тишине леса послышался шум Буртуга, повеяло близкой влагой. Ленин приток катил воды к матери. Все её детки стекались к ней.
В сторону станции лежала тропка. Натоптана ногами, видно, что часто ходили по ней. И холм впереди. За ним стоял дом – построили под базу геологам. Справа от него – сарай для пород и ещё один меньше. Обоих пока не видно – спрятались, как и дом, за возвышенностью.
Начали подниматься, сверху взглянуть на округу удобней. Волею случая оказались тут раньше на час, прошли самой короткой дорогой. Необязательно, что кто-то стрелял именно здесь, но у геологов тоже было оружие. Не было только трёхлинейки. Дед Степан говорил, что радиус выстрела от холма расходился метров на триста, если не больше. В лесу иной раз как в горах, там звуки разносят ущелья, здесь – прячут деревья, сложно определить потом направление. Нужно искать следы человека. Земля как тетрадь разлинована, смотри только в строчки. Их провожатый «шагал глазами», пока сам Фёдор с Тимохой были настороже и обшаривали деревья внимательным взглядом. Тишина возле станции не смутила. Авось не цирк, нет клоунов с аттракционами. Люди важное государственное задание выполняют, особые тут работы производят. А шумят и кричат в лесу разные горластые дураки в беспричинном озорстве и веселье. Реже – зовут на помощь заблудившиеся. Сейчас лес молчал.
– Фёдор Игнатьич… – тихо позвал Тимоха, глазами указав на дом. – Спущусь-ка я…
Фёдор кивнул. Медленно шагнул за парнем вниз и не отпускал глазами ни его спины, ни фасада дома, держась при этом от помощника на дистанции.
Степан же Фомич где-то сзади охнул – оглядывал сверху другой спуск с холма.
Всех нашли практически одновременно. С двух разных сторон. Тимоха ещё с высоты увидел листья и ветки, лежавшие сумбурной кучей, и двинулся первым делом к ним. А там, в вырытой наспех яме, обнаружили тела трёх геологов. Их забросали травой с мусором и кинули пару кедровых ветвей. Даже камней с берега не нанесли, чтобы уберечь от зверья. Лица нижнего не было видно. Но когда Фёдор, вслед за кедровыми лапами и травой, приподнял голову одного из двух верхних, то разглядел под ней того, третьего. Оказалось, сопровождающий с оружием. Милиционер из Тобольска, Вася Черкасов. Знакомы были лица всех членов экспедиции по фотографиям, капитан Зорин показывал, а потом отдал их с собой. Лежали у него в сумке. Не стал даже доставать, чтобы свериться, сразу узнал всех троих. Вокруг дома и в самом доме с постройками никого не обнаружили. Тела пролежали около суток. На всех были ножевые ранения и ни один не погиб от выстрела. Хорошо, что звери пока не добрались, никого не погрызли. Тимоха в сторонке, бледный и полумёртвый, сдерживался изо всех сил, чтобы не вырвало. Зря. Стошнит – полегчает.
– Девушка?.. – спросил негромко Фёдор оставшегося на холме Степана Фомича.
Тот обнаружил с другой стороны внизу ещё одно тело у подножия. Вниз не сходил, с ружьём наблюдал за округой сверху.
– Нет, – ответил охотник. – Похоже, медведь…
Как-то сразу стало понятно, что имел в виду провожатый. И говорил он не о найденной медвежьей туше или о том, что медведь кого-то убил. Просто зверь успел пообедать. В полном составе экспедиции значились три девушки и ещё один парень. Пока достоверно не выяснили, уехала ли и села ли в поезд Неёлова Марина, покинула ли станцию Зоя Кочергина и успела ли сюда добраться Настя Аржанцева. Сергей Рыткин точно здесь не был, а, значит, найденное дедом Степаном тело принадлежало неизвестному – девушкой он не был. Мысль, что беглые так быстро добраться сюда не могли, казалась теперь непомерно глупой. Как вообще такое могли допускать, не страховаться и не отправить людей заранее? Вот они! Тут! Добрались! Кому ещё убивать в здешней глуши геологов?..
Фёдор успел повидать в жизни покойников. И лицезрел их самые разные виды: от разбухших до черноты утопленников, с лопающимися животами и выползающими внутренностями – до высохших в погребе аккуратных мумий. Найденные геологи и охранник выглядели вполне прилично. Их даже не мучали, убили всех легко. Только у Антона Олеговича, начальника экспедиции, под глазом наблюдался кровоподтёк, полученный им, вероятно, прижизненно. Один раз хорошо приложили, но точнее уже скажут эксперты. Просто совсем не думалось, что именно в этот раз что-то может случиться. Он мыслил об этом выезде как о самой рядовой поездке – всё сделают за него солдаты. Планировал, как устроят засаду, что будут ждать пару дней и успеют ещё заскучать в лесу. Ох, уж эти ложные ожидания…
Тимоху, наконец, вытошнило. Парень сейчас был бесполезен, следы он искать всё равно не умел. Потому Фёдор один поднялся к деду Степану. А дальше они спустились с другой стороны холма, ближе к реке.
Четвёртое тело совсем не походило на три предыдущих. И, кажется, с высоты дед Степан всего не увидел – найденный не был поеден медведем, он был растерзан зверем заживо. Сломаны все конечности и вывернута на шее голова. В груди и на спине зияли раны, торчали зубьями рёбра. Этого куницы поглодать успели – две из них отбежали сразу, как только начали спускаться. Нашлась рядом и трёхлинейка, из которой стреляли. Видимо, не успел дослать патрон, когда защищался. Зиганьшин была его фамилия – один из четвёрки лагерных беглецов. Следы Айнура и ещё двоих уходили вниз, к переправе через Буртуг.
– Пойду посмотрю… – сказал дед Степан и двинулся вдоль воды, пока Фёдор разглядывал место схватки.
Между тем, словно побитый щенок, приплёлся Тимоха. Обошёл холм вокруг и всё утирал свой рот рукавом.
– Я же ни разу, Фёдор Игнатьич… – оправдывался он за слабость при виде трупов. – Как же так? Неужто их всех?..
Фёдор только махнул рукой, и продолжал кружить над поляной как ястреб. Вот тут волочили. А убивали вон там. Он видел много следов в траве, и всё пытался понять, где были, чьи. Как будто пар на земле на одну было больше. Кто-то ещё?
Степан Фомич вернулся от мостика быстро.
– Там следа чётко четыре, за переправой! За кем-то четвёртым идут, втроём!..
Понятно. Кого-то из экспедиции не застали. Или сбежал. По возможности надо выручать. Девушка, скорее всего.
– К деревням дорога тоже спускается? – спросил проводника Фёдор про берег Буртуга за мостиком. Сюда-то они поднимались другими тропами, по этой, правой стороне притока, где база.
– А то куда же… – ответил охотник. – Сначала к Нюре-кайнучихе. Ну, мимо неё. Потом к деревням…
– А это кто? – спросил его Фёдор про Нюру.
– Скажу по дороге. На час от них отстаём. Пошли…
– Рядовой Ермолов! – обратился он к Тимохе, и тот вытянулся перед ним в струну. – Дуй в Ерофеевку, к участковому Сыровойтову. Обо всём, что видел, доложишь. Той же дорогой, что сюда шли, запомнил тропинки?..
– Так точно! – вытянулся прыщавый Тимоха, прижав к плечу крепче винтовку.
Вот и ладно, уж добежит как-нибудь. Самый молодой и быстроногий. Нечего под Айнура с ним лезть, когда тут такое. Матёро повёл себя урка. Вдвоём с дедом ватагу эту осилить попробуют.
– Ещё там тело лежит, – первым ступив на поломанный мост переправы, сказал дед Степан. Ухватился руками за верёвку, а подбородком кивнул за спину, вверх по притоку, откуда спустились. – Шею сдавили, сучата. Насмерть душили. Ссильничали перед этим…
– Где? – Фёдор скрипнул зубами. – Почему не сказал?
– Ты мимо прошёл, не заметил. Чем бы помог? Другую живой бы догнать…
Деда за такую самодумчивость следовало хорошенько встряхнуть. Да никуда тут в тайге без него не денешься. В одиночку против троих не потянет точно. Беглые зеки хотели по-тихому золотишко взять и уйти, а то и успеть немного намыть. Только без шума не вышло – медведя как-то местного разозлили. И девочка одна оказалась прыткой, боролась за жизнь, удрала от них. В ад с небесами и раем верить не приходилось – партия не велела. Но про себя Фёдор сказал: «Боже, убереги…» Так мать всегда говорила, когда отпускала его куда-то. Можно сказать, помолился. Дождался, когда нога деда Степана ступит на берег, и тоже шагнул на мост.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСТА В КОММЕНТАРИИ
