(продолжение, начало в постах 1-8)
На вопли сестры девушка внимания не обращала: привыкла. Проделав аналогичные действа и пассы с рубахой, она добавила про гробы: – Обычное непонятное слово, в перемешивании с другими изображающее возмущение.
Олицетворение этого возмущения чуть не вынесло нашу дверь, у которой даже не нашлось звука выразить свои недовольство и презрение. С легким присвистом дверь отлетела к самой стене и обиженно заткнулась.
Карина уже переоделась. Рубаха сходилась на пупке узлом, что выглядело дерзко и фривольно. Правильнее было застегнуть на тесемочки и заправить в шаровары, либо оставить навыпуск, либо оставить и перетянуть поясом. Но бедовая девка выбрала то, что выбрала. Без шлема она оказалась короткостриженной шатенкой, совсем не похожей в этом на младшую сестру.
– Заринка, чтоб тебя пожиратели пожрали и человолки отчеловолчили, где мой трофейный нож, сукина дочь?
Это уже слишком.
– Вас не учили стучаться? – предельно спокойно осведомился я из своего положения лежа.
– Заткнись, вошь небесная, не с тобой говорят. – Зло зыркнув, Карина отвернулась к моей маленькой соседке. – А ну, иди сюда, мерзость подноготная…
– Это не твой нож, он ангельский! Милослава у ангела отобрала!
– Мой. Я его заслужила. Не тебе решать.
– Вспомни заповедь: не возжелай жены и дома ближнего своего, и другого имущества, – пошла Зарина на последнее средство логического убеждения.
В битве логики с яростью у первой не было шансов. Большое тело надвигалось на маленькое как бандитский джип на детский велосипед. Последствия встречи угадывались со стопроцентным результатом.
– Тысяча извинений, мадемуазель, но не пойти бы вам отсюда на хрен? – сказал мой принявший вертикальное положение организм.
– Что-о?
Как если бы я похлопал по плечу человеколюбивого – в плане покушать – инопланетного монстра, и он обернулся.
– Вообще-то я не бью девчонок, – на всякий случай сообщил я. Вдруг сработает?
Нет. Здесь собирались бить меня и бить больно.
– Это я девчонка? – зловеще загрохотала Карина.
Озверевшая машина для убийства, натренированная донельзя, сделала шаг вперед. Ее руки приготовились рвать, что гнется, и крошить, что ломается.
– Кариночка, опомнись. – Зарина вдруг выдала «молитву встречи»: – «Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь». Закон, Карина! Преступивший закон сознательно ставит себя вне общества, общество обязано ответить тем же!
Хорошо же им вдолбили, от зубов отскакивает.
– Отдайте нож, и я уйду, – снизила тон Карина.
Типа, сменила гнев на милость.
– Это мой нож, – сказал я.
– Это мой нож!
Выкрик слился с броском. Драка с натренированной шестнадцатилетней убийцей меня не вдохновляла. Шансы уходят в глубокий минус. Победить можно лишь неожиданностью или тем, что здесь неизвестно. И я сделал это. Уже чувствуя, как клещи рук сходятся на шее, ткнул прямой ладонью в открытую всем ветрам диафрагму. Карина поперхнулась, согнулась пополам и гулко поцеловала пол.
– Кариночка, ты как? – запорхала вокруг нее сестренка.
У самой глазки сияли, как начищенные сковородки прабабушки. Наконец кто-то поставил старшую сестрицу на место!
– У-ух… – продышалась воительница. – Да я!..
Однажды я ходил на самбо почти месяц: родители заранее проплатили восемь занятий, деваться было некуда. Там видел кое-что. Запомнилось главное, слова тренера: «Лучше уметь применять один прием, чем знать тысячу».
На первом занятии мы изучали и отрабатывали всего один прием – бросок через бедро. Хватаешь за грудки, проворачиваешься с одновременным нагибом, кидаешь. Хватаешь, проворачиваешься, кидаешь. Хватаешь, кидаешь. И так весь урок. На втором снова отрабатывали – его же. До изнеможения. На третьем отрабатывали и применяли. На четвертом применяли до посинения, с противниками разного веса и из разных позиций. Остальные занятия я прогулял, о чем предки, конечно, не догадывались. Сейчас бы снова туда, годика на три…
Прыжок Карины наткнулся на захват правой руки обеими моими. Сгибаясь в развороте, я резко потянул на себя, энергия нападения сработала в мою пользу, противница полетела через меня на лежак. Мой вздрюченный обстоятельствами организм машинально упал сверху, прижимая, чем получится – не для закрепления победы, об этом не думалось, просто сработал инстинкт самосохранения. Не имея преимущества ни в силе, ни в весе, ни в технике, я вывернул упиравшуюся руку назад, до вскрика. Нет ничего лучше удержания в болевом приеме, если противник один.
– Нож – мой. Признай и повтори, – приказал я.
Что ни говори, Карина была знатным бойцом. Превозмогая боль, она вывернулась, под нос выставился средний палец:
– А хо-хо не хи-хи?
Зря она это. Моя кисть, обхватив палец, заломила его в обратную сторону. Не выдержит никто. Только под наркозом.
– Кариночка, пожалуйста, признай, что не права. Если дойдет до разбирательства…
– Эт-то т-твой, твой нож! – взвыла Карина, губы до странности изогнулись и растеклись по лицу невозможной амебой. Взгляд искромсал меня на куски: – Я припомню.
– Договорились. Но не забывай, что я ангел. Меня нужно холить и лелеять.
Рот Зарины старательно изображал поддержку и сострадание сестре, а глаза врать не умели. Они смеялись во всю глотку, если это выражение применимо к данным частям организма.
Про себя я назвал сестер Солнышком и Злюкой. Очень подходяще.
– Чем помочь? Что за шум? – В недовольно рыкнувшую дверь вломились две ученицы.
Второй была Варвара, дочка цариссы Дарьи, уже переодетая в униформу. Без шлема, а потому – преображенная до неузнаваемости, как до того приятно удивившая Зарина, ее не оставившая впечатлений сестра и испугавший внезапной лысиной Малик. У Варвары волосы оказались длинные, светлые, но сухие, как пакля. Рубаха свободно свисала, скрывая фигуру. Босые ступни стыдливо выглядывали из-под штанин. Умирая от любопытства, она старательно держалась сзади, показывая более высокое положение напарницы.
Влетевшую первой я не знал. Лет пятнадцати на вид. Томина ровесница или чуть старше, примерно как Варвара. Мускулистая, выше нас всех, но при этом по-змеиному гибкая и опасная. В спарринге однозначно составила бы конкуренцию самой мощной из нас Карине. И не коварством, как я, а по-настоящему. С этой мне связываться не хотелось. Хотя ангелами объявили нас с Томой, истинно ангельское личико было именно у новоприбывшей. Тонкие брови вразлет, острый прищур огромных глаз – льдистых и одновременно жгущих. Даже холщовое одеяние навыпуск и босые ноги не прятали зловеще-холодной красоты. Не люблю таких. Слишком много о себе воображают. А если их безразмерное мнение о себе чем-то подкреплено, тем более не люблю. Нефиг в чем-то быть лучше остальных. Самым лучшим должен быть я.
Девица глядела на нашу заварушку отстраненно и немного свысока. Варвара при ней исполняла роль шакала при тигре в известной истории про дикого мальчика.
– Имущественные споры, – объявил я, пряча нож под подушку. – Проблема разрешена к обоюдному согласию сторон.
Боже, где нахватался. Говорила мама: смотреть телевизор вредно.
– Ужин! – донеслось снаружи.
Глава 5
Еда, как всегда в этом мире, оказалась на уровне. Не верилось, что такое можно сотворить исключительно из растений. Впрочем…
Язык уловил привкус молочных продуктов. Сыр? Творог? Непонятно. Но хорошо.
Столы как раз на четверых. Некоторые пустовали. На прием пищи собрались только ученики, взрослых не было. Я насчитал восемнадцать человек без новеньких. Кроме меня – все девчонки. Мальчишки поели в первую смену?
Господи, какие мальчишки?.. На встрече цариссы-смотрительницы школы присутствовали ВСЕ. Около двух десятков голов. Столько и было, сколько сейчас скребут по тарелкам и облизывают ложки. Почему меня воткнули в женский лагерь? Лень было везти куда нужно?! Не может же мужская школа быть за тридевять земель от женской. Выдам все, что думаю, при первой возможности. Им невдомек, что мне неприятно и… в общем, неправильно все это.
Стоп. Дарья – царисса школЫ. Одной. Продолжая мысль…
Мальчиков учат в другом месте. Мало того, возможно, что в другом царстве, пусть оно размером с гулькин нос. Хорошо, если царства граничат, а вдруг между ними еще десяток-другой, и туда год только добираться?
Предположим, добьюсь своего. Меня переведут в другое место… и разлучат с Томой. С последним своим человеком в чужом мире.
Помолчу некоторое время. Не дураки же, сами поймут, как сделать лучше для всех. И сделают. Если разлучат не сегодня-завтра, буду решать новую проблему. Снова найду способ шантажировать. Пока получалось.
Решено, молчу.
Вечерело. Когда оконного света уже не хватало, в дверях кухни появился дядя Люсик.
– В прощание дню повторим святые заповеди, данные нам Аллой-спасительницей, да простит Она нас и примет.
Застучали отодвигаемые скамьи. Ладони легли на края столешниц, лица благостно опустились. С короткими перерывами раздалось многоголосое:
– Не сотвори себе идола, ни духовного, ни реального.
– Не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся – помолись.
– Соблюдай закон.
– Почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь.
– Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину.
– Не укради.
– Не произноси ложного свидетельства.
– Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества.
– Алле хвала! – подытожил дядя Люсик, и долгожданный взмах руки отпустил всех с миром.
В потемках разбрелись по комнатам. Халаты со смешными штанами и мягкие «ангельские» чувяки у нас уже забрали, пришлось привыкать к местной традиции ходить босиком. У Зарины и прочих имелись сапоги, но, видимо, для обуви здесь особые дни. Меня босоногое передвижение не смущало, а Тома морщилась.
Зарина первой юркнула в восторженно отверзшуюся дверь, поэтому я немного задержался. Карина глянула зловеще-строго, глаза сказали, что все помнит и не простит. Тома с едкой полуулыбкой-полуусмешкой пожелала спокойной ночи и с шумом захлопнула за собой дверь. Варвара с чванливой наперсницей-выскочкой, которую она назвала Аглаей, скрылись в комнате, следующей за моей. На всякий случай досчитав еще до двадцати, я вошел. Словно понимая ситуацию, дверь прикрылась бесшумно.
Отвернувшись зубами к стене, соседка дрыхла без задних ног. Под милое похрюкивание я разделся, тело довольно впрыгнуло в спасительное укрытие лежака.
Сонные звуки смолкли. За легким неясным шорохом последовал скрип. Я осторожно приоткрыл один глаз. За ним быстро распахнулся второй. На меня глядело маленькое грустное привидение.
– Не спишь? – тихо спросила завернутая в простыню Зарина. – Можно к тебе?
Рта не успел открыть. Лежак вскрякнул под лишней тяжестью. Бесцеремонно плюхнувшееся тело принялось возиться, устраиваясь с удобством.
Натянув укрывающую простыню под самое горло, я машинально отпрянул – на самый-самый краешек. Зарина с радостью воспользовалась нежданным подарком, повернувшись ко мне. Лицо приблизилось, в ухо жарко зашелестело:
– Так волнуюсь за сестер… Милослава… Она гордая, не простит.
– Чего и кому? – пришлось поддержать разговор.
– Лисавете. Она следующая за Милославой. На год младше, восемнадцать, а уже три мужа. Милослава разборчивая, у нее всего два. Не берет кого попало. А Лисавете лишь бы выглядеть. И чтоб завидовали.
Ладошки девушки уютно сложились под щечку.
– Лисавета у нас самая красивая. Ее все любят. – Зарина удрученно вздохнула. – А она пользуется. Ходили слухи, что ее в наследницы выдвигали. Но мама возразила. Зато сторонников среди войниц и войников у Лисаветы больше, чем у Милославы.
Девушка завозилась. Прядь, случайно упавшая на лицо, отправилась за ухо. Теперь одна ее рука осталась под головой, другая неосознанно крутила краешек простыни.
Я высказался:
– Всегда существует закон, кто должен наследовать. Кто ваш наследник по закону?
– Милослава, она старше. И умнее. Ей и титул-то не нужен, она мечтает о спокойствии в семье, и чтоб другие уважали. За это кому угодно глотку порвет. С ней не пропадем.
– Тогда каким боком Лисавета возбухает? – не слишком этично выразился я.
Зарина словно лимон укусила:
– Сплетни. Разговоры. Домыслы. Вчерашнее покушение очень некстати.
Я устремил взгляд в потолок, пальцы сплелись над животом, ноги машинально скрестились. Меня не трогали перипетии Варфоломеиной семейки, сами разберутся. Пришлось перебить, склоняя тему на более злободневное и непонятное:
– Почему мужчины ходят исключительно в юбках? Их заставляют, как ты говорила, собственницы?
Зарина хихикнула:
– Еще чего. Зачем заставлять? Представь мужчину и подумай… – Она снова не удержалась от смешка, прикрыв рот ладошкой. – Им же в штанах неудобно!
Вон оно как. Логично. А против логики не попрешь.
– Папринций – что за должность? – Я опять поменял тему.
– Эй! – негромко раздалось в окне. – Спите? Всю жизнь проспите.
Словно нарисованные, в проеме маячили две головы. Первая, звавшая нас, принадлежала любопытно заглядывающей внутрь – я вспомнил имя – Аглае. Вторая – Томе.
Всписк Зарины ушел в ультразвук. Взвившийся златоглавый вихрь в мгновение ока перенесся на собственную лежанку. Словно по воздуху. Скорее даже телепортировался.
Это движение во тьме не осталось для Томы не замеченным. Ее голова сразу исчезла, сменившись несколькими другими.
– Полнолуние! – как бы объяснили они, словно что-то объясняя. – Вылезайте, только тихо.
Все одеты как Зарина. Парад приведений. Закутавшись в простыни с головой, загадочно блестели выглядывающими лицами. Глаза горели предвосхищением чего-то грандиозного.
Уже готовая, то есть правильно упакованная, Зарина вскочила, босые ножки в три шлепка достигли окна. Руки подхватили ниспадающие края ткани и, задирая их по самое не балуй, девушка ринулась покорять подоконник.
– А ты? – Вскарабкавшись, она испуганно замерла в проеме. – Я без тебя не пойду. Мне нельзя, я заложник.
– Сейчас буду, – пообещал я. – Прыгай.
Окно очистилось, внизу приглушенно бумкнуло.
– Чапа! – донеслось снизу.
Замотавшись, я оперся правой ладонью и одним движением перемахнул наружу. Не смекнувшая быстро отойти заложница вскрякнула и шарахнулась, едва не задавленная.
Мы оказались последними. Толпа учениц двигалась к противоположной стене школы, по ходу вытягиваясь в колонну. Ни свечей, ни факелов. В свете полной луны окружающее было резким и четким. И чуть голубоватым. Хоть читай книжки, которых нет.
Все собрались в затемненной части территории, плохо просматриваемой с ворот. Наша вожачка, Аглая, вместе с постоянной напарницей вскрыла дерн принесенным ножом. Под ним обнаружился съемный щиток.
– Сюда, – скомандовала она.
Лаз в земле был небольшим. На карачках, ругаясь и пачкаясь, призрачные фигуры полезли в нору, путаясь и снова ругаясь. Самые смелые скинули простыни, чтобы по выходу надеть снова.
Хоть и ночь, но светлая. Я отошел к группе, что не стала дожидаться очереди вниз. Оказывается, имелась и другая дорога. Подставленная лесенка сдавленно хрипела, прогибаясь под ногами учениц, взбиравшихся на крышу. Мы с верно сопровождавшей меня Зариной тоже поднялись. Тома с нами не пошла. Проследив, чтобы мы достаточно удалились, она опустилась на четыре точки и в порядке очереди сунула голову в дыру. У нас наверху веселье только начиналось. Ученицы одна за другой разбегались и сигали по ту сторону забора. Сердце остановилось: а вдруг…
Никаких вдруг. Протяжные «А-ааа!!!» сменяло довольное «Ух!» и радостные возгласы, подбадривавшие оставшихся.
Я разогнался и рухнул в неизвестность.
Глава 6
С другой стороны оказался пологий склон с высокой травой. Скатились как на санках. Только простыня у меня чересчур задралась, но в рамках приличий.
Мы направлялись в лес. Точнее, в рощу, все ж таки они здесь Грибные. Правда, грибам еще не сезон, рановато, начало лета. Хотя… Другой климат – другие сроки. И, чем черт не шутит, другие грибы.
Среди деревьев мерцал свет. Простынное паломничество тянулось к свету, как ребенок к розетке.
Центр большой поляны занимал костер, разожженный заранее и полыхавший до небес. Дров угробили уйму. Понятно, в быту им дрова почти не нужны, разве только для поесть-помыться. Нам бы в Россию такой климат… никогда бы в космос не полетели. Сидели б под пальмой и ждали, когда банан свалится.
– Встать в круг! – скомандовала Аглая.
Само получилось, что я оказался между Томой и Зариной. Над поляной повисла бодрящая напряженность. Из припасенных в сторонке запасов Варвара достала чашу размером с горшок и длинный нож.
– Тайный круг школы расширяется. Сегодня нас больше, чем вчера, завтра будет больше, чем сегодня, – тоном жрицы, свершающей жертвоприношение, вещала Аглая. – Мы здесь, чтоб частицы души Тайного круга продолжали жить в каждом сердце после возвращения домой. Клянетесь ли вы никогда не забывать этих дней, что мы проведем вместе, в помощи и дружбе, сострадая в горе и поддерживая в борьбе?
– Клянемся, – послышались голоса.
– Не слышу! – истерично взвилась Аглая.
Ей бы черный квадратик под нос – ну вылитый фюрер на митинге. Умения работать с толпой ораторше явно не занимать.
Над лесом грянуло:
– Клянемся!
– А если в трудную минуту к вам за помощью обратится член Тайного круга, с годами ставший соперником или начальником, поможете или оттолкнете? Казните или помилуете?
– Поможем! Помилуем!
Огонь в костре был меньше огня в глазах. Обстановка действовала как наркотик. Дым, пламя, тьма, плечо товарища и единодушный рев объединял в общий организм. Каждый был каждым и был всем. Совершенно забывалось, что общий организм обычно – рукотворный механизм, которым кто-то управляет для некой надобности.
– Нас мало, но вместе мы сила! Клянетесь ли, что никто и никогда не поднимет руку друг на друга, кроме как во исполнение закона?
Дружный ответ:
– Клянемся!
– Что будет с отступником?
– Не жить такому на земле!
– Клянетесь ли по прошествии лет, став важными и толстыми, помнить о сегодняшней клятве?
– Клянемся!
– Давай, – последовал приглашающий жест Дарьиной дочке.
Варвара поднесла инструмент. Похожим на кинжал ножом Аглая полоснула себя по руке. Кровь, темная в сполохах огня, брызнула в чашу.
– Скрепим нашу клятву!
Чаша и нож пошли по кругу. Каждый отдавал несколько своих капель. Кто-то делал надрез на руке. Я ткнул острием кончик пальца, как в поликлинике, выдавил сколько нужно. Большой палец прижал ранку, через минуту все прошло. У полосовавших себя девчонок проблем с остановкой кровотечения было больше.
Вернувшаяся чаша торжественно встала на ладони Аглаи. Подняв и показав всем, девушка слила часть в принесенный Варварой кувшин. Тоже домашняя заготовка. Костер, кувшин, чаша, кинжал – специально длинный и страшный… Нехило девочки подготовились. Давно отработанный сценарий?
– Все слышали о кровавых временах ложных пророков, об акопалипсе и о пророчестве свихнувшейся царицы о трех царях, что разрушат мир – пусть и делается вид, что никто в него не верит. Но. Если история повторится или пророчество сбудется, если произойдет невероятное, мы – Тайный круг – только мы и только вместе сможем противостоять невероятному злу.
Аглая подняла чашу, Варвара – кувшин.
– Здесь сцеженное сбродившее молоко кормилиц. И часть наших душ. Плоть и кровь Аллы-всесвидетельницы, да простит Она нас и примет.
Шаг в бок – они остановились у бледного лица ближайшей ученицы.
– Быть верной Тайному кругу – клянусь! И да покарает судьба отступников!
– Да покарает! – поспешно вымолвила ученица. – Клянусь!
Пальцы Аглаи погрузились в чашу. Вынырнули красными, обтекающими багровыми каплями. Кувшин уперся в губы ученицы.
– Пей!
Та приподняла сосуд за низ и судорожно глотнула. Выставленные указательный и средний пальцы вожачки провели по личику девчонки две полосы, слева направо. От уха до уха, через щеки и рот. Потом по лбу. И по горлу в завершение – словно насмерть ножом.
Шаг к следующей.
– Клянешься?
– Клянусь!
– Пей!
Все умолкли, повисла жуткая тишина. Только костер встрескивал, подергивая нервные струны. Музыка выходила зловещая.
Ритуал продолжался шаг за шагом, вгоняя в гипноз. Вот отхлебнула и раскрасилась в воинственного индейца маленькая Зарина. Сосуд коснулся моих губ.
Что за бурда! Как кумыс, что довелось однажды пробовать. Противно до ужаса. Нет, скажем так: на любителя. Кому-то же и водка вкусная. Но человечий кумыс с человечьей кровью… Извращенцы. Показушники. Им в нашем мире кино снимать или в гаражах пугать первоклашек.
Едва сглотнув, я получил по лицу холодными мокрыми пальцами.
– Клянусь! – послушно повторил за всеми.
По завершении круга Аглая вымазала свое лицо остатками полностью в красное.
– Да будет так!
Круг распался. Девчонки принялись плести венки. Зарина увидела, что я не плету, сделала два. Заботливая у меня заложница.
– Готовы? – поднялась во весь рост краснорожая вожачка.
– Да!! – исторгли предвкушение «старенькие», забивая звуком удивление новеньких.
– Вперед!
С несусветным ором, визгом и улюлюканьем размалеванные девицы и я понеслись в лес. Через минуту обозначилась цель: деревенька. Кургузые домишки огораживали большую часть хозяйственных построек и небольшой прудик. Узкие проемы окон глядели наружу, двери выходили на двор. От волков, скорее всего, чтоб быстрее заскочить внутрь. Дальний, чуть отстоящий домик – с трубой. Видимо, кузница. Крыши с небольшим скатом. Крыты соломой. Что еще нужно в таком климате?
Сейчас деревня спала.
Это был обыкновенный налет. Вопя и воя, девчонки врывались в дома и выволакивали крепостных мужиков. Те едва успевали повязать свои юбки из длинного отреза дерюги, сопротивления никто не оказывал.
Восемь понукаемых мужиков покорно последовали к костру.
– Зрелища! – заорала толпа.
Мужики вздохнули, переглянулись. Дескать, ничего не поделаешь, не в первый раз и, увы, не в последний. Судьба, однако. Фатум, блин. По-нашему говоря, угораздило.
Началась массовая драка-свалка. Сначала четыре на четыре, потом как придется. В полную силу. Они пихались, толкались, лупили по мордасам. Тела грузно опрокидывались, лбы трещали. Все дрались со всеми. Когда кто-то падал, победитель начинал месить соседа.
Ученицы внимательно следили, за кого-то болели, кричали, подбадривали. Давали советы. Кто-то просто забавлялся, кто-то учил практику боя на живом примере.
В ухе раздался голосок Томы:
– Как тебе соседка?
Я пожал плечами.
– Нормально. – Что еще сказать? Она спрашивает не для узнать, а для уязвить. – Забавная.
– Я заметила.
Тон был непонятен. Среднее между покалывающе-веселым летним дождиком и холодным душем. Невзирая на взаимоисключаемость понятий. Томе удавалось и не такое.
Прямо ревность какая-то. Одно слово, девчонка.
На «арене» остался один победитель. В том смысле, что остался на ногах. Ему достался одобрительный вой.
– Рискнет кто-нибудь с голыми руками выйти против деревенского чемпиона? – насмешливо осведомилась Аглая.
Сама при этом не вышла.
Намек был прозрачен. Все посмотрели на Карину, как самую старшую и крепкую. Та все поняла, поднялась с земли. Нисколько не стесняясь, перемотала простынь во что-то наподобие тоги, но повыше, и связав концы, чтоб не мешали движениям. Крепостной амбал шагнул навстречу.
Тростинка рядом с пнем. Который катится – на нее. Девочки ахнули. Для мужика это шанс хоть как-то насолить благородным обидчицам. Хоть одной из недосягаемых стерв. Единственный шанс в жизни, разрешенный и ненаказуемый. Все видели – он его не упустит.
Ноги Карины напружинились. Тело склонилось вперед, будто к броску. Чего ждет?! Тяжелая туша уже наваливается, несокрушимая, как айсберг на лодочку…
Карина совершила бросок. Не на противника, а противника. Перехватив руку, провернулась корпусом, и многокилограммовый недотепа обтек ее бедро, позорно грохнувшись на спину. Хм, а ведь моя школа. Усвоила с одного раза. Молодчага. Прирожденный боец.
На прощание победительница заломила палец побежденного. Покидая поле битвы под неописуемый рев толпы, Карина подмигнула мне. Прощен?
Аглая что-то скомандовала, и мужиков поставили в шеренгу.
– Домой!
Пятки засверкали в прямом смысле. В нас полетели комья земли. Так полетели, что напрашивалось: они это специально.
– Один на третьего! – послышался возглас справа.
– Два на пятого! – слева.
– Три на первого! Два на второго! Три на седьмого! Еще три на седьмого!
Девки делали ставки: кто добежит до леса первым.
От уразумения, кто победил, отвлекло последующее. Выигравшие задирали проигравшим простыни и вмазывали смачного леща. В оговоренном количестве. Я сразу развернулся и пошел в сторону школы.
Оказалось, Аглая успевала все, в том числе отслеживать происходящее.
– Чапа! Еще будет забава и прыжки через костер!
Нет уж, хватит.
– В следующий раз.
– Но мы рассчитывали! – подхватило сразу несколько голосов. – Нужны все, иначе не получится…
– Им нужно поровну, – объяснила догнавшая меня Зарина.
– Пусть идет, бывают же дни… – смилостивился кто-то.
– Но забава…
Зарина выкрикнула:
– Я тоже ухожу!
Золотоволосое чудо безмолвно зашагало рядом. А Тома осталась, поддавшись опьянению вседозволенности, просто непредставимой дома.
Я умудрился пройти мимо замаскированного подземного хода. Окликнув, Зарина первой шмыгнула в лаз. По выходе мы логично направились в комнату, но расхохотались, разглядев свои рожи, а также руки и прочие ноги. Пошикали друг на друга, вспомнив о необходимости соблюдать тишину. Снова взорвались – теперь уже тщательно сдерживаемым хохотом. Подавились, закашляли, принялись откровенно ржать как ненормальные. Добравшись, наконец, до помывочной, оттерли друг другу физиономии, помогли с ногами. В относительном порядке двинулись в комнату и уснули раньше, чем измотанные тела коснулись лежаков.
(продолжение в посте №10)
