Продолжение:
– Он же черт, – оправдывался бойник, отирая разбитое лицо. – Как сиганет. Лбом в нос. Я и вырубился.
Ни маски, ни балахона на нем не было, включая портупею с ножом и дубиной. И копья. И мешка с провиантом. Только рубаха и юбка – как на самоубившемся. Видимо, особенности местной моды.
Малик сбежал. Еще два копейщика потирали зашибленные места. Все были живы и в меру здоровы.
– Черт. Одно слово – черт! – твердили они.
– После этого, – царевич мотнул головой на устроенный разгром, – думаете, я еще раз нарушу закон, сохранив жизнь ему? – тяжелый взгляд остановился на Шурике.
Я достал нож и молча приладил к недавней ранке. Кожа горла под острием страшно ныла. Чесалась. Не уверен, что хватило бы духу решиться. Но что-то толкало. Какая-то лютая неприязнь к происходящему.
– Ты слишком мало ценишь свою жизнь, – свысока (во всех смыслах) бросил царевич.
– А ты чужую.
В ответ с коня раздался переполненный яростью вздох.
– Ладно, – донеслось через некоторое время – До башни. И забыть вас, как страшный сон. – Гордей прикрикнул на бойников: – Подъем! Ты, раззява, бери вещи Третьяка, ему больше не понадобятся. Вперед!
Дорог в лесу не наблюдалось. Даже тропиночек. Тащились меж деревьями, ломая мелкие заросли и обходя крупные. Неужели здесь никто не ходит? Но где-то же ходят? Интересно, где.
Погрузившаяся в мысли Тома передвигалась как робот, который пытается понять, чем могут сидеть птичка и свитер. А меня мучил информационный голод. Насчет разного конкретного, и как оно все вообще. Распираемый вдрызг, я нагнал Гордея.
– Можно вопрос?
– Уже.
– А еще один?
Молчание – знак согласия.
– Зачем ангелов вести в крепость? – спросил я.
– Таков закон.
Я поправился:
– Имею в виду не тебя, а нас. Твой мотив понятен, не можешь иначе, но что там сделают с нами?
Гордей равнодушно повел плечами, поправил щит.
– Там решится ваша судьба.
– В какую сторону? Чего нам ждать?
– Не знаю.
Я не выдержал:
– А кто знает?
– Никто.
Вот и поговорили.
– Скажи хоть что-то! – взмолился я.
– Хоть что-то.
Показав, что не ищет моего общества, гори оно любым пламенем, царевич умолк. Его взгляд в поисках возможного неприятеля вновь устремился в лес, прыгая по сторонам, как кот, упавший в вольер к собаке.
Думал, отстану? Ну-ну. Думай, не жалко.
– Напомни-ка молитву встречи, – сыграл я на его законопослушании. – Встретив ангела, ты должен – что? Помимо крепости.
Гордей жестко выдохнул, затем пробурчал что-то нечленораздельное, а выражение лица пообещало при случае сделать из меня нечто членораздельное.
– Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником …
– Мне нужна информационная помощь, – удовлетворенно сообщил я. – Что сделали с другими ангелами?
– Это было давно.
– Века назад?
– Годы.
Уже что-то.
– Их возвысили? – с надеждой осведомился я.
В ответ – очередное невразумительное пожатие плеч, показавшее полное равнодушие к судьбе снизошедших.
– Их убили? – качнуло меня в противоположность.
Вновь последовало задумчивое разведение руками, уже с надеждой со стороны царевича. Типа, что бы с ними ни было, туда им и дорога. И мне, здесь присутствующему, тоже. И побыстрее.
– Не знаешь? – пнул я вопросом, чтоб пошевеливался.
– Не всех, – выползло что-то дельное. И весьма зловещее.
Или он ответил не только на последний вопрос?
– Значит, их убивают?
– Никто не смеет убить ангела. – Гордей, наконец, обратил на меня взор – уничижительно-уничтожающий, словно при виде личинки жука в любмой кружке. – Наоборот. От вас ждут слишком многого. Но вы не выдерживаете. Испытание проходят далеко не все.
– Что за испытание?
– Всегда разное.
– Например?
– Не знаю! – Он впервые повысил голос. – Это не наше дело. Наше – встретить, помочь и отвести. Я встретил, помог и веду. Все!
Его конь мерно утрамбовывал почву. Хрустели веточки. Я решил, что царевич уже успокоился и попросил более дружелюбным тоном:
– Можно еще вопрос?
Гордей закатил глаза, но смолчал. Что в системе координат полной безысходности значило «да».
– Алла – имя местной богини? Или фараонши-императрицы? Или, как говорится, два-в-одном?
Ужас сотряс собеседника. Он даже поперхнулся, выкрикивая в возмущении:
– Смолкни! Не только говорить, думать так не смей! И не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся – помолись. Не знаю, кто такие богини и императрицы, есть только Алла-единственная-изначальная, да простит Она нас и примет. Она создала все, и Она есть все. Она посылала в мир свои слово и мудрость, но мы не услышали. Тогда Она пришла сама. Законы, которые мы выполняем – Ее законы. Никому не придет в голову что-то исправить или дополнить. Кто покушается на дарованный свыше закон даже в малом – преступник. Ангел, не ангел, смерти подлежит любой, кто сомневается в Слове. Тома, приблизься и вместе с Чапой повторяй за мной молитву воспитания: Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Ну?
Едва проглотив смешок, мы повторили. Не хотелось злить единственного проводника по враждебному миру. Нам ничего не стоит, а ему приятно.
– Я отдаю мечты и поступки Алле-воспитательнице, да простит Она нас и примет.
– Я отдаю… – покорными овечками говорили мы.
Лицо Гордея устремилось к небу, глаза закрылись в экстазе. Фанатик. В будущем нужно быть осторожнее в выражениях.
– Я убираю пороки из жизни и мыслей. Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же.
– …общество обязано ответить тем же, – бубнили мы, никакого мало-мальски значимого почтения к произносимому, не говоря о благоговении, не ощущая.
– Чем возмездие суровей, тем меньше ненужных мыслей в наших головах. Чем возмездие неотвратимей, тем меньше ненужных жизней в наших рядах. И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ибо закон справедлив, когда он выполняется, всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.
– …высшая мудрость, – согласно кивали мы с Томой, стараясь не встречаться взглядами.
Чтоб не заржать. Как можно к столь напыщенным словам относиться серьезно? Пусть себе. От нас не убудет. Он вроде как большое дело делает, мы вроде как повинуемся. Один-ноль в его пользу. Потом припомним и выторгуем ответную поблажку.
– Да постигнет кара разрушителей, и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
– …Алле хвала! – дружно закончили мы.
Поняв, что урок закончен, Тома отстала. Гордей открыл глаза. Конь под ним, вновь ощутив управление, всхрапнул и едва не скакнул вперед.
Уже поднадоевший лес не кончался, деревья вокруг ничем не отличались от пройденных ранее. Как местные ориентируются?
Я предпринял новую попытку разговорить царевича и выведать все секреты. Начнем с мелкого, чтоб снова не спугнуть.
– Почему возраст считаете зимами?
– Как иначе? – изумился он. Тут же встрепенулся: – Не говори! Не хочу слышать!
– Не скажу, – с удовольствием пообещал я. Да и как объяснить, почему мы считаем летами, причем начинаем с пяти? – Зимы холодные?
– Очень. Приходится утеплять жилье, закрывать окна.
– И все?
– Думаешь, так просто? Настоящих морозов не знаешь. В некоторые ночи невозможно спать под открытым небом – заболеешь.
Ну-ну. Сменим тему.
– Бойники – от «бойни»?
Гордей равнодушно повел плечами:
– Скорее от «боя». Разницу между боем и войной знаешь?
За дурака держит?
– Если война – песня, – сказаля, то бой – слово в песне. Даже так: война – море. Бой – капля.
– Именно, если море – это озеро. Войники, войницы – от «войны». А бойники… так, крепостная шушера на один поход. Нищая пародия на войников.
Чувствовалось, как ему ненавистны низкорожденные. Мне не хотелось спорить. Скорее хотелось наоборот. Очень странное чувство. Едва из грязи в князи, и уже…
– Ангелов слушать нельзя, верно? – вспомнил я. – Почему же слушаешь?
Уловка не загнала противника в угол, как я предполагал, а вызвала насмешку:
– Закон нельзя воспринимать столь буквально. Смогу я оказать тебе помощь, отказавшись выслушать просьбы? Если начнешь смущать искушениями – слушать не буду. Мало того, окажу вынужденное сопротивление. Это простится.
Меня объяснение лишь раззадорило.
– Значит, закон подразумевает разночтения. Исполняете не букву, а дух закона? – Припомнив недавнее, я добавил: – А в клятвах – не смысл, а букву? То есть, и закон, и клятву разными способами переворачиваете к своей выгоде и продолжаете считать себя честными?
– Остановись. Я догадался, почему запретили вас слушать. Еще слово – придется принять меры.
Любопытно, какие. Впрочем, совсем нелюбопытно.
– Понятно, слушать запрещено. – Я пошел на попятную. –.А рассказывать?
– Выполнять все разумные законные просьбы.
Ему не хотелось со мной общаться. И не стал бы, но – закон. Обязан? Исполняй! И я попросил:
– Расскажи, как устроен местный мир.
А как бы сам ответил, повстречайся я на Земле с тупым русскоговорящим инопланетянином? Хорошо, что здесь спрашиваю, а не отвечаю. Заодно начинаю понимать, зачем люди идут в учителя. Или хотя бы почему из них не уходят.
– Что именно хочешь услышать?
Разумное уточнение. Перевел, гад, стрелки на меня. Потом припомню.
– Что у вас делают ангелы? В смысле, чем занимаются. Каковы обязанности.
– Служат.
В армии? Не обязательно, слово «служба» включает в себя много смыслов, лучше уточнить.
– Чем?
– Чем служу я? Всем, что в моих силах. То же предстоит и вам.
Ух, как все сложно и непонятно. Загадка на загадке и под туманным соусом. Или он формулировать не умеет? Или это я формулировать не умею?
Зайдем с другой стороны.
– Как называется ваша страна?
– Уже «наша». – Его губы тронула легкая улыбка. – Мы ее зовем страной башен.
– А соседние?
Лучше бы не спрашивал. Изготовление конфетки из отходов жизнедеятельности не вызвало бы большего изумления.
– К-а-к-и-е? Ты про пожирателей что ли?
– Кстати, о пожирателях. Это кто?
Царевич скривил рот.
– Людоеды. Как человолки.
– Чужие! – крикнули сразу оба боковых наблюдателя.
Ржание. Голоса. Казалось, что лес расступился – это на передний план из чащи выехало трое всадников. Кроме дизайна и некоторых особенностей амуниции они напоминали Гордея. Пластинчато-кожаные доспехи, сапоги, открытые ноги и руки с частичной защитой. Разномастные щиты за спиной. На поясах – такой же набор из меча и ножа. Только шлемы без меха, обычные остроконечные, как у былинных богатырей. Грудная клетка у боковых дополнительно защищена узорной рельефной пластиной, у центрального – изящно выпуклой. А вот сложением всадники не вышли. Не богатыри, одним словом. Двое крайних – парни лет двадцати, между ними вообще девчонка. Ну, девушка, едва ли догнавшая летами спутников. Воинственная и грозная, несмотря на возраст и внешнюю хлипкость. Излучаемая ею уверенность в собственных силах не оставляла сомнений в серьезности и даже опасности воительницы. Руки всех троих лежали на рукоятях мечей – к возможному счастью для нас, пока не обнаженных.
Носильщики вынули копья из носилок и рассредоточились, остальные вместе с ними заняли оборону подковообразным построением, отрезая гостей от охраняемых объектов. Гордей, оказавшись с нами внутри ощетинившегося полукольца, выехал чуть вперед. Он узнал прибывших. Энтузиазма встреча не вызвала.
Оставленный Шурик сделал нам знак приблизиться.
– Не полируйте себе кровь через всяких-разных напрасных мыслей, – проговорил он в своей манере. – Малик знает, что делает. Вернется за всеми, куда бы нас ни занесло. На свободе есть выбор действий, в плену – нет.
Пугливо глянув на конвойную команду, которой было не до нас, я шепнул:
– Если не секрет, кто он по основной профессии?
– Я знаю? Но при желании любого уложит посреди мостовой безо всякого риска подцепить дополнительную температуру к остывающему организму. А можно встречный вопрос: почему «Чапа»?
Я непроизвольно вздохнул.
– Угораздило папу Ваню назвать сына Васей. Вот и стал для всех Чапаевым из анекдотов. Потом Чапаем. Потом совсем укоротили. Но лучше Чапой, иначе – Муха. Все-таки Мухины мы.
– Которые всегда в пролете, – тихо хихикнула Тома. – Чапа лучше. И если знать предысторию – героичнее.
Больше поговорить не дали.
– Приветствую, царевна Милослава, – чуточку склонил голову Гордей.
Его бойники сделали знакомый нам короткий присест, но оружие по-прежнему держали направленным в сторону прибывших.
Мы с Томой машинально переглянулись: царевна? Царских отпрысков тут как собак … пардон, волков нерезаных. И все по лесу бродят. Больше заняться нечем?
– Гордей, сколько зим! – Царевна состряпала на губах фальшивую улыбочку. – Знаком с моими мужьями?
– Не довелось, – сообщил царевич тоном «сто лет вы мне не сдались».
– Дорофей, – представила Милослава левого. Затем правого, отличавшегося от второго лишь шириной груди и цветом лошади: – Порфирий.
– Очень, – кивнул Гордей, проглотив полагающееся «приятно».
– Жаль, ты пристроен, – не слишком правдоподобно пожалела Милослава.
– Староват я для тебя, соседка. Найдешь порезвее.
– Кто бы говорил, – не сдавалась та.
Возможно, так протекали местные «как дела, как погода» – обязательный набор слов встретившихся соседей перед тем, как разъехаться.
Странно, но Дорофей с Порфирием, представленные как мужья, равнодушно отмалчивались. Отстраненные взоры, не чувствовавшие реальной опасности, спокойно и задумчиво гуляли по сторонам. Порфирий статью превосходил более хилого – исключительно по сравнению с ним – Дорофея. Дорофей мстил чеканной красотой лица, выразительностью глаз и недоспрятанной ухмылочкой, за которой скрывался хитрый ум. Насчет ума лишь предположение, а хитрость присутствовала однозначно.
Пустив коня мелким шагом вперед, Милослава продолжила:
– Разве не ты обратил в посмешище оборону Мефодии, разметав ее защитников, которые долгие годы являлись для всех эталоном, символом непобедимости и недостижимой вершиной? Или не ты, защищая вотчину, разнес в пух и прах их контратаку? Кто, как не ты, спас тогда цариссу?
Напоминание царевичу польстило. Когда царевна приблизилась вплотную, он обронил, нарываясь на новый комплимент:
– Противник был старше, а возраст, как уже сказал, не последнее дело.
– Еще и скромен до безобразия. Гордей, ты мне определенно нравишься. Был бы свободен... Впрочем, кто знает? Царисса стара, слаба, болезненна, не сегодня завтра…
– Не говори так. Четвертая заповедь. Она женщина и мать, а еще она царисса. В отношении вашей цариссы ты мне таких слов не простишь.
– Так не прощай. Вот я. Ну?
Гордей потупился.
– Ты знаешь, я не могу ударить женщину, если моей семье не угрожает опасность.
– Думаешь, не угрожает? – от царевны пахнуло холодом.
Еще секунда, и…
– Не посмеешь. – Царевич знал закон. Закон на его стороне. Он надеялся на закон, и закон восторжествовал.
Рука на эфесе царевны немного расслабилась.
– Как член тайного к… – Гордей стрельнул в нас убийственным взглядом и снизил голос, – ты давала определенную клятву, в том числе – карать отступников этой клятвы.
В сузившихся зрачках царевны полыхнули молнии, а мышцы кисти вновь натянулись в опасные струны.
– Откуда знаешь про… – она осеклась. – А-а, Евпраксия. Но ты не она.
– Тогда вспомни последнюю заповедь.
– Определяешь себя как имущество? – Милослава хмыкнула и еще чуточку прибавила яда в глазах.
– Я муж, – гордо сказал Гордей. – А они, – последовал кивок на свиту, включавшую нас, – имущество.
– Тогда вызови на поединок.
Царевич, который справился бы с царевной без труда, продолжал увиливать от драки.
– Поединки запрещены.
– Законник хренов, – в сердцах выдохнула Милослава.
Сценка напоминала гаишника, что не может докопаться до остановленного водителя: и пристегнут, и документы в порядке, и выдох трезвый, и аварийный знак на месте. Даже огнетушитель с не просроченным сроком годности.
Уловив момент, Гордей сменил тему.
– Каким ветром в наши края?
– Решили размяться немного. Прогуляться, поохотиться.
– Далековато забрались. Цариссу Западного леса и Святого причала такое известие вряд ли обрадует.
– Не пугай, – снова окрысилась Милослава. – Охота не знает границ.
– Кстати, недалеко как раз есть кое-кто. Парочка беглых. И… еще один беглый.
Милослава проигнорировала как сообщение, так и заминку. Повинуясь хозяйке, конь сделал еще несколько шагов в нашу сторону, обойдя царевича. Впритык поднесенные копья почти царапали кожу, глаза бойников безотрывно следили за каждым движением царевны. Даже за намерением движения.
Она их презрительно не замечала.
– Почему гуляешь по лесу со всяким сбродом? Войников в семье не осталось?
Гордей остался чуть впереди, чтоб, если понадобится, перехватить двух других всадников.
– Все у границы с Конными пастбищами. В одной из деревень карантин.
– Черный мор? – картинно ужаснулась Милослава.
Гордей отмахнулся:
– Обычный жар, но крепостные дохнут, как мухи. Пережидаем, пока само пройдет.
– Про карантин слыхала, не знала подробностей. У нас тоже было похожее, но уже давно…
Дальше Гордей не слушал.
– То есть, когда ехала сюда, – его голос вновь стал жестким, – ты знала, что все наши бойцы в оцеплении…
Теперь на царевну направили копья даже дальние бойники. Запахло интригой с тяжелыми увечьями.
Милослава ухмыльнулась. Ее конь дернулся. Стража едва совладала с оружием, чтоб не продырявить сверкающую благородную тушку.
– Вы не одни следите за флагами. Наблюдатель сообщил, что Святой причал сработал. Два ангела. Эти?
На нас с Томой уставился изящный злой пальчик.
Даже мы понимали, что что-то затевается. И это что-то добром не кончится. Самое обидное, что все из-за нас, а мы ни сном, ни духом. Ау, люди, если вы люди, объясните, что происходит!
– Зачем они вам? – странно поинтересовалась Милослава. – Все равно отдавать. Вы вымираете. Согласись, нам они принесут больше пользы.
Гордей заметил небольшое движение всадников вперед.
– Скажи принцам, – сухо сказал он, – еще шаг, и ты станешь вдовой. Ты меня знаешь.
Я отметил слово «принцы». Это плюс к царевне с царевичем. У них здесь демографический перекос в плане высшей аристократии?
Двое бойников направили копья на Дорофея с Порфирием, вооруженных лишь мечами, остальные не спускали глаз с царевны.
Милослава сделала вид, что не слышала. Впрочем, услышали сами принцы, Гордей добился желаемого. Переглянувшись, они остались на месте. Видимо, действительно знали
– У вас раненый? – зловредный пальчик переполз на Шурика. – Кто его так? Черт?
Заминка Гордея объяснила ей все.
– Вы несете в башню черта? – Милослава расхохоталась и, смело склонившись к «черту», рассмотрела Шурика. – Красный. Они все такие?
Она смотрела на волосы.
– Нет, – нехотя признал Гордей.
– Откуда знаешь?
Пришлось отвечать.
– Был второй. Черный.
– Ну, хорошо хоть «был», – кивнула царевна.
Седло заскрипело под внезапно заерзавшим царевичем. Пауза затянулась. Лгать он не решился, как и не стал опровергать догадку царевны.
(продолжение в посте №5)
