(начало в постах 1-18)
Глава 16
Большинство учениц во главе с Аглаей унеслись вперед. Я никуда не торопился, и увидел, как к ехавшей передо мной Варваре подъехала Дарья и что-то долго шептала. Кивнув маме, дочка умчалась догонять подругу, там что-то шептала ей. Та внимала сначала с любопытством, затем с неподдельным интересом. В глазах читалась работа мысли, пахавшая на износ. Еще через минуту Аглая отстала и что-то долго предлагала цариссе, кипятясь и доказывая. Со сдерживаемой улыбкой удовольствия Дарья некоторое время отнекивалась. Выискивались и приводились многочисленные причины для отказа, но затем царисса признала правоту девочки и милостиво разрешить соизволила. Интриганка.
Теперь Аглая делилась со всеми нами высочайше одобренной идеей, которую искренне считала своей.
– К крепостным нельзя относиться как к скоту, – обратилась она с речью к ученицам и всем, кто слышит. – Это неправильно и недальновидно. С ними еще жить, от них кормиться. Нельзя вручать ключи от собственной жизни людям, что тебя ненавидят.
Надменное и властное лицо горело энтузиазмом, щеки пылали. Воздев подбородок и расправив плечи, она вдохновенно продолжила:
– Сегодня одним из жителей деревни был попран закон. Помощь разбойникам – величайшее преступление. Виновный справедливо наказан. В то же время деревенские свидетели наказания считали, считают и будут считать смерть излишней строгостью. Им не дано до конца ощутить глубину слова Аллы-законодательницы, да простит Она нас и примет. Крестьяне, конечно, неправы, но они такие, с этим ничего не сделать. Мудрый правитель должен знать людей и учитывать их настроения. Если гнев копится, он вызреет в бунт. Чувствам требуется выход. Нужно помочь сегодняшней ярости выплеснуться, безопасно слиться и впитаться в землю подобно каплям дождя.
Аглая сумела заинтересовать, повернутые к ней головы внимательно слушали.
– Что же делать? – не выдержала самая маленькая из малолеток.
Она младшая, ей простительно. Остальные старались делать вид, что изначально думали подобно Аглае.
Наша высокомерная предводительница завершила:
– Царисса Дарья согласилась с моей мыслью устроить в деревне забаву. Как бы извиниться и предложить крепостным разойтись миром – решить проблему мячом. Выигрываем мы – они признают наше право казнить и миловать как заблагорассудится. Если вдруг выиграют они…
Все напряглись. Упало:
– Они как бы получат законное право нас наказать.
– Как наказать? – взвилась Феодора.
Конь под стройной упрямой царевной плясал и словно рвался в бой вместе с всадницей. Взгляд убивал.
Вызов не приняли.
– Как-нибудь. О столь маловероятной возможности даже думать не стоит.
– А если все-таки? – нахохлившаяся Глафира не приняла легкомысленности ораторши, поддержав соседку-подругу.
– Им все равно как, – отмахнулась Аглая, – лишь бы озвучили возможность.
– Правитель должен предусматривать все варианты, – подсказала царисса. Она специально подъехала ближе. – Впрочем, не буду мешать. Присутствие меня и свиты вас будет смущать, а крепостных ограничивать в выражении чувств. Благородные девочки для них все же девочки, это снизит накал. Но при том – благородные. Значит, в расчете на справедливую месть они действительно выложатся до конца и будут считать, что поквитались… то есть участвовали в шансе поквитаться. Пар будет выпущен, зла не затаят. Нам ведь это и надо?
Послав дочке едва заметную улыбку, царисса в сопровождении мужей, войников и бойников ускакала в сторону школы.
Впервые ученицы оказались на воле одни, причем верхом и вооруженные. Моя первая мысль: хватать Тому и дать деру. Но – куда? Что мы можем вдвоем в незнакомой местности? Без еды и питья. Не знающие ничего, что способствует выживанию. Мы не Малик. Это печально.
Перехваченный взгляд Томы свидетельствовал об аналогичном ходе мысли. В ответ я развел руками. Вместе со всеми наши кони двинулись обратно в деревню.
– Какое же наказание для нас предлагаешь? – не унялась Феодора.
Аглая начала злиться. До сих пор в интерпретации чужой идеи ее фантазии хватало. Здесь, видно, впала в ступор.
– Пусть крепостные сами решат, – вдруг подала голос Варвара. – Предложим им.
Под гневным взглядом напарницы царевна Дарьина придержала коня, отступив назад.
– Правильно, – громко поддержал я. – Что лучше скажет о наших искренних намерениях?
Феодора покосилась на меня:
– Согласна.
– Они такого напридумают… – возражающим тоном вбросила высокая девочка спереди, не помню имени.
– Не сомневаюсь, – откуда-то сзади изрекла Карина.
– Последнее решение остается за нами, верно? – подсказал я для себя очевидное.
С этим согласились все.
Деревня встретила мертвыми окнами и такой же тишиной. Два десятка всадниц прогарцевали на площадь. Тело-полутруп уже унесли, но кровь по-прежнему заливала траву. Мы спешились.
– Жители деревни! – громко объявила Аглая. Осанка корабельной мачты и напоминавшая снегоотвал паровоза надменно выставленная челюсть придавали ей значимости не только в собственных глазах. – Царисса Дарья в своих великих мудрости и сострадании послала нас извиниться за возможную чрезмерную строгость, что могли проявить при расследовании.
В окнах мелькнули первые удивленные лица. Аглая продолжила:
– В качестве компенсации предлагаем забаву. Пусть мяч расставит точки в наших отношениях. Согласны?
В дверях ближней хибарки возник бородатый мужик в холщовой юбке и заправленной в нее рубахе.
– Что нам будет, если проиграем?
– Ничего. – Аглая красиво развела руки в стороны, словно обнимая или даря весь мир. – Это будет значить, что Алла-милосердная, да простит Она нас и примет, прощает вас за греховные мысли, которым не дано перейти в дела, и наставляет на путь истинный.
– А если… – Он даже не договорил. Язык не повернулся.
Все поняли.
– Вы сможете как-либо наказать нас, выступающих от лица цариссы и ее людей, допустивших возможное излишество в рвении соблюсти закон, – высказала Аглая, строго глядя на опустившего лицо мужика. – Выставляйте команду.
Повторять не пришлось. Плюсом к первому вышли еще два мужика и женщина. Возможно, семья. Все одеты так же просто, по-деревенски. Босые. Женщина держала в руках мяч. О, как. Спорт побеждает границы миров.
Аглая обернулась к нам:
– Будут в малую. Я защищаю вотчину, ты, ты и ты – со мной. Пошли.
Ее палец выбрал Варвару, Карину и меня.
Поле с готовыми жердями ворот, на которые спешно накинули сеть, оказалось сразу за деревней. Наша команда скинула доспехи и сапоги, оставшись в нижнем. Деревенским переодеваться не требовалось.
Аглая и женщина встали каждая в свои ворота. Карина как старшая указала мне место защитника, Варвару послала вперед, сама заняла центр. Три деревенских мужика распределились так же. Жители деревни в полном составе вывалили на одну сторону поля, ученицы столь же дружно перешли на противоположную. Все встали вдоль двух рядов деревьев, являвшихся естественной границей игровой площадки.
Женщина подняла руку.
– Договоримся о правилах. Бывает разное. До какого счета играем?
– До трех, – выкрикнула Аглая. – В быструю.
– Что делаем за нарушения?
– Пять плетей и замена!
Ученицы выстроились между деревьев неровной шеренгой, приготовившись наблюдать. Количество собравшихся крепостных поражало, и продолжали подтягиваться новые. Они расположились в несколько уровней: первые лежали на земле, вторые на ней сидели, держа радовавшихся любому зрелищу детей. За ними стояли те, кто ростом поменьше. Самые высокие замыкали своеобразную зрительскую трибуну.
– На какое наказание согласитесь, если мы… гм, если вы не выиграете?
Аглая повела плечами. Кулаки сжались. Лицо с трудом сотворило подобие улыбки:
– Решайте сами.
Деревенские зашумели. Спор вышел долгим. Кто-то настаивал на чем-то радикальном, но, глянув в нашу сторону, скукоживался и терялся из виду.
– Они же маленькие, – басом твердил огромный одноглазый мужик. – Как можно? Дети совсем!
– А не эти дети в прошлом году тебя…
Шум. Снова что-то пробивается:
– Отшлепать по первое число!
– Отшлепать? Этих зверей-переростков, нелюдей в человечьем обличье? Слова-то какие подбираешь. Не отшлепать, а высечь, чтоб голова помнила, а задница не забывала! Чтоб до третьей свадьбы сидеть не могли, а лежали только постанывая и мордой в подушку!
– Как же высечь, они ж благородные. Не нам руку подымать.
– А может их…
Снова неразборчиво.
– Во все…
Громкий шум. Который вдруг оборвался, и, во внезапной тишине, отчетливо:
– Потом пусть хоть на кол сажают!
Сказавший испуганно оглянулся и сник.
– А если…
Снова загалдели одновременно. Наконец, решение принято.
– Уважаемые царевны. Примете ли вы наказание в виде трех плетей в нашем присутствии от рук друг друга?
Ученицы на всякий случай возмущенно переглянулись. Это было меньшее из того, что предложили бы сами.
– Согласны, – ответила за всех Аглая. – Рада, что остановились на этом, я слышала другие предложения.
Последние слова предназначались для нас.
– Пусть все подтвердят! – донесся гомон деревенских.
– Все? – вспыхнула Глафира. – Почему все? Мы же не играем!
Передние и задние противовесы ее талии испуганно колыхнулись.
– В случае нашего поражения наказаны будут все! – не допускающим возражения тоном объявила Аглая. – Повторите согласие!
Ученицы одна за другой кивнули. Деревенские проследили, чтоб это сделала каждая.
– Начинаем!
Одноглазый с «трибуны» с силой пнул мяч вверх. Три секунды – и первая сшибка за падающий мяч окончилась не в пользу Карины. Оттолкнутая плечом, она завалилась на траву. Мужик ринулся к воротам. Меня обвел как трехдневного цыпленка. Удар. Гол.
Затихли обе стороны поля.
Аглая посмотрела на нас, словно хотела удавить, порубить и утопить одновременно с сажанием на кол. Лицо показывало, что поиск вариантов продолжается
– Куда смотрели?! – заорала она. – Варвара, отойди в защиту. Выйдешь, когда потребуется.
Мяч вылетел из запустившей руки, Варвара приняла, понеслась вперед и даже сумела обойти первого нападающего. Второй отобрал мяч. Тут вмешалась Карина. Сыграла грубо, зато эффективно. И эффектно. Донеслись одобрительные крики учениц.
Карину сшиб защитник. Тогда я рванулся вперед, оставив свою половину поля. Нога подхватила откатившийся мяч и мощно вбила вблизи вертикальной жерди мимо ошалевшей женщины.
Один-один. Я отбежал назад.
Наша половина возликовала. Деревенские напряглись.
Кто бы сказал неделю назад, что буду играть в футбол в команде с царевнами против крепостных. Вряд ли меня подняли бы на смех. Наоборот, поверили бы – без исключения все соседи по палате, куда быстро определили бы добрые санитары.
Крепостные пошли в атаку технично. Подкидывание, верхняя передача, удар головой… Гол.
Два-один не в нашу пользу.
Аглая тихо зверела. Карина, оправдываясь, разводила руками. Варвара старалась не оглядываться. Только я не переживал. Ну, проиграем, что такого? В следующий раз выиграем. Не этих, так других. Не выиграем, так проиграем. Когда-то же все равно выиграем, если теория вероятностей не врет. Главное, как говорится, не победа, главное – участие.
Члены команды такого отношения не разделяли.
Аглая отдала мяч Карине. Та боевым носорогом помчалась к чужим воротам.
Не понял, что произошло, но после нескольких финтов и сшибки мяч укатился в лес.
– Чей? – заволновались обе стороны.
Никто не хотел признаваться в упущении мяча. Карина молчала, крепостной тоже. Если включить здравый смысл, то правота должа быть за крепостным, которую он не высказывает, чтоб не рассердить царевен, на чьей милости висит волосок его жизни. Если разбито окно, а под ним молча глядят друг на друга малолетний тихоня в очках и главарь дворовой шпаны, кто, по-вашему, запустил камень?
Аглая показала себя достойной наследницей кого-то там. Не стала тянуть на себя одеяло при угрожающем счете. Не показала крепостным предвзятость.
– Пусть введут мяч ударом вверх в центр поля, – донеслось звонкое распоряжение. Вариант не идеальный, но этой ситуации оптимальный. Полусправедливый мир лучше справедливой бойни. – Виновны могли быть обе стороны.
Одноглазый мужик с удовольствием ввел.
На этот раз Карина заранее прыгнула со всей яростью, на которую способна, чтоб силой одолеть встречную массу. Но мужик не подпрыгнул. Наоборот, он ушел с линии падения мяча, получив его без усилий, когда Карина в красивом пролете грохнулась на траву. Трое деревенских разом бросились в нападение. Пас влево – и Варвара озадаченно оглянулась, не поняв, что произошло. Пас вправо – и поднявшаяся Карина уже не успевала нагнать нападающего. Когда столь же технично нападавшие собирались обвести меня, на атакующего сзади кинулась Карина. Он покатился по траве.
– Нарушение! – замахали руками деревенские, и множество глаз уставилось на Аглаю.
Нехотя она признала:
– Да. Было нарушение. Карина, уйди с поля. Феодора, замени.
– Наказание! – нарастал гул.
– Я им не дамся. Я царевна! – гневно объявила Карина. Тяжелый взгляд упал на сложенное оружие.
Еще чего не хватало.
– Пусть накажет кто-то из своих, но на виду у местных, – предложил я. Затем крикнул другой стороне: – Согласны?
– Лучше, чем ничего, – лукаво замялись там.
Тоже почувствовали тревожность момента. Мы прибыли для примирения, а не наоборот. Хорошо бы, остальные этого не забывали.
– Карина, слышала? Не задерживай, – прикрикнула на нее Аглая.
Кулаки нарушительницы сжались до хруста, поползший по ученицам взгляд остановился на Томе.
– Пойдем.
Тома послушно отошла с ней к деревьям. Карина сама отломала и зачистила длинную ветвь. Непривычный снаряд лег в Томину ладонь, штаны на чуточку нагнувшейся Карине приспустились, и образовалась белая полоса, едва разделенная посередине выемкой. В моем мире брюки с заниженной талией при наклоне открывают больше.
– Давай, что ли?
Тома слезно глянула в нашу сторону. Деревенские зашумели, ученицы закачали головами.
– Бей! – крикнула Карина.
Закрыв глаза, Тома ударила.
– Кто ж так бьет? У нас так гладят! – донеслось из-за поля.
– Раз, два, три… – не обращая внимания, считала Аглая.
Тома старалась. В том смысле, что старалась причинить минимальную боль. Наверное, получалось. Физиономия Карины сохраняла отсутствующий вид до конца экзекуции.
– Пять! – завершила счет Аглая, ко мне обернулось лицо с застывшим оскалом хищника, которого загнали в угол: – Чапа, смени меня. Пойду в нападение.
Нарушителями были мы, поэтому мяч ввели в игру местные. Начали от ворот. Пас. Еще пас – Варвара беспрепятственно оказалась позади. Еще пас – сконфуженная Феодора тоже осталась не у дел. Красиво играют. Не каждый сам за себя, как наши. Аглая хотела отбить перекидываемый мяч рукой, но сдержалась, вспомнив Карину и с кем играет.
И вот: я и нападающий, один на один. Крепостной против вечного эксплуататора. Как он думает. Права по праву рождения против постоянных обязанностей согласно умениям и по капризу власть предержащих. Во взгляде крепостного читалась ненависть. Удар считался столь же легко: нога еще не коснулась мяча, а глаз уже определил, в какую сторону тот полетит. Осталось только прыгнуть…
Я прыгнул.
В другую сторону.
Деревня взорвалась восторгом.
Наши молчали.
– Почему не взяла мяч? – Лицом Аглаи можно было забивать скот, причем на расстоянии. – Слепому видно, что целились не туда!
– Сама бы и брала, – отбурчался я с максимально независимым выражением.
На душе пели птички: ненавижу неравноправие. Крепостные играли лучше, их мотивы тем более понятны. Мне за свой выбор не стыдно.
Настало время расплаты.
Ярость в глазах и упрямое нежелание долго не продержались. Слово царевен, данное крепостным, здесь держалось твердо. Может, преувеличиваю, и выполнялись лишь клятвы, засвидетельствованные присутствием других царевен? Как бы то ни было, Аглая скомандовала:
– Разбиться на пары. Первые номера – заготовить розги. Вторые – приготовиться.
Разбились знакомой системой совместного проживания. Наломанные прутья зачистили. Я тоже сделал прут, хотя пары не имел: Зарина сторожила стену.
– Чапа, становись с Варварой, – с садистским прищуром сообщила Аглая. – Себя отшлепаю сама.
Перехваченный взгляд Варвары, недовольный поначалу, вдруг осветился надеждой. Видимо, Аглая сечет дай боже, я по умолчанию лучший вариант.
Но меня уже муха укусила, жутко вредная:
– Правила едины для всех. Почему буду исключением?
– Ты пропустила решающий мяч!
– Все мячи решающие. Про свой не спорю, но еще два не менее решающих на твоей совести.
Так с ней никто не разговаривал. Гневливый взор метнулся к оружию. Пальцы в кулаках, еще раз хрустнув… разжались.
Обе стороны смотрели на нас и ждали развязки.
– Кого же выберешь? – взяв себя в руки, как-то слишком спокойно осведомилась Аглая.
Ядовитая змея по сравнению с ее голосом – милый котеночек. Девчонки хоронили меня заживо. Некоторые чуточку зашевелились, собираясь что-то сказать… и промолчали. Вид Аглаи был слишком красноречив.
– Наказать его могу я, – проявила смелость Тома. Побелев от оговорки, поправилась: – Чапа тоже ангел.
На этом все кончилось бы. Фиг вам, Аглая переиграла:
– Тогда после Карины получишь еще три от ангела.
Тома вспыхнула. Сил противостоять Аглае у нее не было. Красная, как знамя коммунизма, не глядевшая в мою сторону, она уже открыла рот согласиться…
Я обернулся к деревенским:
– Наказывать должны победители. Я не царевна, мне не обидно. Пусть выйдет супруга или кто-то из детей казненного.
Вскочил парень, но его отстранила статная девушка. Рубаха сходилась на ее животе тугим узлом, как любила носить Карина, мешковатые шаровары складками облегали крепкие ноги. Темные волосы стянуты сзади в длинный хвост. Глаза – лед и пламень.
– Мать и старшая дочь сейчас у тела отца, я средняя. Можно?
Мой кивок растопил лед и потушил пламя. Еще не веря, она шагнула вперед – медленно, боясь подвоха. Протянутую розгу сжали в кулак мозолистые пальцы.
Фссс, – опробовали ее в воздухе.
Лицом повернувшись к своим, я развязал переставшие слушаться тесемки штанов. Нагибаясь, одновременно приспустил: немного, по примеру Карины, только чтоб обеспечить экзекутору работу, а крепостным зрелище.
Фссст – чвумк. Зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.
Фссст – чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось уйти от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.
Фссст – чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.
Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывавшееся в дома и вытаскивавшее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, словно зайцы несущихся в свои норы.
– Спасибо, – сказала вдруг девушка, возвращая розгу и почтительно полуприседая.
Остальные деревенские поступили также.
– А теперь… – попыталась Аглая увести внимание от моего нечаянного триумфа.
– Я тоже! – нежданно даже для самой себя выступила вперед Тома. – Они победили, они пусть и наказывают. Иначе несправедливо!
Смело, широкими шагами, скрывающими сбегающее из груди мятущееся сердечко, она подошла, заняв место рядом со мной.
– Уйди, Чапа. – Мах девичьего подбородка отправил меня к нашим. – Моя очередь.
– Тоже ангел, – зашушукались деревенские.
И тоже почти одновременно почтили храбрую девушку.
Тома повернулась к ним спиной. Пальцы принялись нервно искать тесемки. Огромные глаза, застывшие в ужасе от творимого, забыли, как моргать.
Ноги уже несли меня к деревьям.
– А я что, хуже? – сделала шаг оставшаяся без пары Карина.
Она презрительно отвернулась от переглядывавшегося стадца учениц и вперевалочку отправилась к Томе.
Феодора с Глафирой взялись за руки.
– Мы тоже. Подделка под справедливость – не справедливость.
Аглая ничего не понимала, глаза тревожно бегали по ученицам, вдруг посходившим с ума. Одна за другой те выходили на поле. Не прошло минуты, как она осталась в одиночестве. Последней ушла Варвара, виновато пожав плечами. С другой стороны подтягивались к центру крепостные.
– Это невозможно! Вы ответите за это! – визгливо выкрикнула Аглая деревенским жителям, оставаясь под сенью деревьев. – Мое достоинство не позволяет, чтоб меня сек крепостной!
Женщина-вратарь подала голос:
– Можем уважить желание. Пусть ее накажет ангел.
Взоры воткнулись в меня – единственного, кто оказался рядом с ночной королевой.
Аглая много чего хотела сказать. Не сказала. Глаза сузились, превратившись в щелки, челюсть еще больше выпятилась. Внезапно отвернувшись, она взялась за штаны.
Прирожденный политик. Оставшись одна, приняла новые правила игры, придуманной не ею. Лучше меньше, чем ничего. Согласившись, она не стала изгоем и осталась лидером на будущее. Отказав – вмиг потеряла бы все, не только авторитет. С зарвавшимися политиками такое часто бывает.
Вырвав у меня использованную розгу, Аглая брезгливо сломала ее о колено. Взамен была предложена собственноручно сделанная. Уничтожающий взгляд просигналил: перестараешься – убью! Рубаха задралась, девушка, опустив пояс штанов на какой-то сантиметр, предоставила мне свободу действий. Нагибаться посчитала ниже своего достоинства.
Футбольное поле нервно замерло.
– Ниже, – потребовал я.
– Что?! – вспыхнул яростью весь чужой организм. Не будь свидетелей – обратил бы в пепел.
Папа учил меня делать уколы. На всякий случай. Визуально делишь продольной и поперечной полосами каждую половинку, кхм, объекта на равные части, колешь в одну из крайних верхних. Если часто, то по очереди. Ниже нельзя, почему – мне не сказали. Наверное, чтоб запомнил только главное. Я запомнил. С тех пор знал, что если что-то делается определенным образом, то нужно повторять без раздумий – пока некое светило в данной области знаний аргументировано не объяснит, что это чушь и бред, и не предложит нечто лучшее.
– Штаны, говорю, чуть-чуть ниже, – пояснил я, – не в поясницу же лупить.
Казалось, что воздух сгустился и потек, потрескивая напряжением. Аглая оглядела следящую за ней тишину. Впервые оказавшись вне общих правил, панически искала выход – чтоб и достоинство соблюсти, и из системы не выпасть. Система дала сбой. В системе родились новые законы, установленные не ею. А «преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же». Чудесное правило. У нас бы ввели. Права человека, использующиеся в ущерб остальному обществу, состоящему из таких же человеков – бред. Поставило хамло машину на тротуар, перегородило людям или другим машинам проезд – сознательный поступок. Виновник своим решением вывел себя за рамки общества, решив правила этого социума не соблюдать. Соответственно, такой индивидуум сразу оказывается за правилами, в том числе – в плане безопасности. Можешь ему шину проколоть, лобовуху разъедренить, самого пристрелить. Все только похлопают: молодец, восстановил справедливость. С твоей стороны уже не хулиганство, не порча имущества, не убийство, а справедливость.
Красота.
Размечтался.
– Да сколько угодно, – запальчиво выдохнула Аглая, сдергивая штаны под самые ягодицы. – Подавитесь.
Она разбиралась в местном мироустройстве лучше меня. А делать правильные быстрые выводы ее учили с детства.
Мои ноги шагнули вбок. Рука примерилась. Размах, свист…
Аглая машинально качнулась вперед, но мужественно выпрямилась. Белизну, разделенную естественной ложбинкой, перечеркнула горизонтальная полоса. Округлость превратилась в жуткий крест – как цель в прорези оптического прицела. Роскошный вид, что заставил бы в другое время стыдливо отвернуться, сейчас вызвал злость. Как тем крепостным, мне случайно подкинули право на восстановление хоть какой-то справедливости. Поставить заносчивую девицу на место. Воздать по заслугам. Как минимум – отомстить за Елистрата, вот так же стоявшего перед ней и не имевшего возможности слова сказать.
Две женственные ямки на пояснице казались глазами, выпирающий копчик – носом, а оставленная мной поперечная отметина – ухмыльнувшимся ртом. Я не стал себя сдерживать. Резкий, как вой падающей бомбы, жалящий свист отдался в ушах небесной музыкой. Очередная – сначала ярко-белая, но быстро налившаяся алым – полоса наискось прочертила вздернувшуюся плоть. А тонкий изгибающийся прут вновь медленно и неотвратимо поднимался.
На этот раз вскрик не удержался, Аглая испуганно оглянулась на меня. Что, получила за все хорошее? За притесняемых учениц, за унижение войников, за высокомерие и эгоизм… получите еще!
С надрывом и ликующим воодушевлением прут упал, вгрызаясь с оттяжкой. Взвыв, Аглая схватилась за вздувавшиеся ранки, полыхавшие малиновым. Взгляд обещал не просто угробить в минимальные сроки, но делать это долго и максимально мучительно.
Крепостные поклонились и полуприсели. Меня признали правильным хозяином. Суровым и справедливым. Против таких не затевают бунтов.
Затем они быстро сработали по ученицам. Не зло и не больно. Средне, просто чтоб те не забывали. Я уже влезал в доспехи, застегнув на плечах и соединяя грудную часть со спинной креплениями на правом боку. Ко мне подтянулись остальные. Аглая держалась в стороне.
Позорно высеченная команда отправилась в обратный путь.
С горящими взорами, победно вскрикивающие, взбудораженные и довольные крепостные тоже стали расходиться. Разговоров хватит надолго. Впечатления зашкаливают. О том, что кого-то казнили, помнит теперь только его семья. С игры и последующих событий новостей намного больше, и они приятней. А казнь – дело житейское. Сегодня одного, завтра другого. Рутина.
Дарья добилась своего. Мои аплодисменты.
(продолжение следует)
