10
Заоконные птички устали слушать несущуюся из комнаты галиматью, стайка улетела искать рассказчиков поинтересней. Солнечное пятно плавно взбиралось с пола на обои, часы равнодушно тикали, в кладовке кто-то скребся. В домовых Наташа не верила, и если это мышь, то пусть попробует найти что-то съедобное, флаг ей в лапки. Одна уже как-то заходила, и если б умела писать, стены кладовки покрылись бы неэтичными посланиями. Кроме нескольких банок с солеными огурцами ничего съестного там не обреталось. После отъезда детей и начала приключений мужа Наташа не готовила, запасов не делала, обходилась сухомяткой из холодильника. Много ли надо человеку, когда живет один? Немного. Всего лишь не быть одному.
Наташа сидела на любимом месте Миши, колющий пружинами диван обволакивал ее, как муж в порыве страсти, и защищал, как танк броней. Из получившегося укрытия (не пространственного, а душевного) она наблюдала за Жанной, которая сосредоточенно рассматривала ноготки: то ли заусеница образовалась, то ли маникюр поцарапало. Поднесенные к носу пальцы поворачивались одним боком, затем другим, за ними с невозможной серьезностью следил взор огромных подрисованных глаз. Если убрать косметику и откровенный наряд – просто ребенок, что поранил ладошку. Наташа внутренне улыбнулась сравнению и тут же откинула его. Гостья – не ребенок, совсем не ребенок. И давно не ребенок. Притворившееся ребенком чудище могло сожрать с потрохами, разбить настоящее, разрушить будущее.
– Можно личный вопрос? – спросила Наташа.
Девичий взор поднялся, ручки благовоспитанно сложились перед собой.
– Почему нет? Спрашивать не возбраняется. Наоборот, чем больше вопросов, тем лучше результат. Я знаю.
– Я тоже знаю, потому что пользуюсь этим методом постоянно как учительница. – Наташа печально хмыкнула. Насколько же она далека от реальной жизни тех, кого учит. – Вопрос такой. Прости. Сколько у тебя было мужчин?
Жанна посмотрела на нее, за темной челкой что-то быстро калькулировалось.
– Я отвечу, если обещаешь ответить на аналогичный вопрос. Договорились?
Наташа кивнула, не раздумывая.
– У тебя был только один, – догадалась Жанна.
– Да. А у тебя?
– Не знаю.
Жанна произнесла это спокойно и серьезно.
– Как же это?! – Наташу обманывают, так не бывает. Внутри вскипело. – Разве можно не знать, сколько мужиков лежало в твоей кровати?
– Это я большей частью лежала в их кроватях, – ответила девушка с благодушием, как про что-то вроде совместной работы на грядках, – и не следила за количеством, суммируя или складывая в столбик. Потому что это неважно.
– Не верю. Женщине не может быть неважно, сколько чужих… кхм.
Наташа сложила руки на груди. Во всем, что касалось семьи, она не принимала другой действительности. Семья должна быть с большой буквы: Семья. Иначе это не семья. Семь я только тогда семья, когда пять из них – дети. У собеседницы явно не тот случай.
– Поверь – совершенно неважно, – девушка стояла на своем. – Наверное, потому что стОящий был только один.
Заштрихованные челкой глаза округлились: видимо, Жанне правда открылась только что и ударила в больное место.
Воительница сексуального фронта взяла себя в руки. Выражение, соткавшееся на лице, сообщило: кто старое помянет, тому глаз вон, думать нужно о будущем, а жить настоящим.
– То есть, – Наташа с ужасом осмыслила сказанное, – с остальными ты… по необходимости?
Жанна снисходительно повела плечиком:
– Это часть моей работы.
– И ты соглашаешься?!
Вот так братец. Ведь это его секретарша. Наверное, он тоже не прошел мимо выпуклостей и полостей сотрудницы, иначе, как бы хватило смелости приглашать ее инструктором для сестры? Как бы он сформулировал просьбу, не будь между ними чего-то тайного или явного?
Впрочем…
Наташа задумалась. Кто скажет, как теперь работают и чем?
– Не всегда соглашаюсь, – ответила девушка, – однако, большей частью поставленная задача так увлекает, что все само собой получается. Независимо от желания или нежелания. Как необходимая часть производственного процесса.
«Часть производственного процесса». Дожили.
Наташе поплохело от нового знания.
– Скажи, пожалуйста, – вымолвила она, собравшись с духом, – ты работаешь у Бориса… именно секретаршей? Экскурс в профессиональные тонкости был красноречивым, но некоторые моменты…
Жанна расплылась в самодовольстве от впечатления, которое произвела, и от признания неких невысказанных заслуг:
– Я уже говорила, что не секретаршей в том смысле, как это воспринимают многие. Скорее, ближе к заму по всем вопросам, но такой должности не существует. Проще говоря, я специалист широкого профиля.
– Заметно, – не удержалась Наташа.
– И поскольку я прибыла сюда по личной просьбе начальства с заданием в моей исключительной квалификации, еще мне необходимо знать, какие у тебя бывают фантазии, – огорошила великая умелица от секса. – Да-да, именно у тебя.
Она лукаво подмигнула.
– Какие фантазии? – Наташа закусила губу.
– Какие-какие… Эротические. О чем мечтается. Какие непредставимые безобразия снятся. Что хочется попробовать из никогда не пробованного.
– Ничего не хочется! – запоздало возмутилась Наташа. – Мне мужа достаточно.
– Неправда, – возразила молодая всезнайка. – Если сидишь взаперти, муж пьет, а любовника нет, остаются мечты. Или Борис о чем-то не в курсе?
– Я не стану отвечать на этот вопрос. – Наташу передернуло.
– Жаль, это помогло бы в разработке стратегии. Тогда, давай, я буду накидывать самые дикие варианты, и если сердце екнет, просто кивни. Значит, волнующие тебя фантазии, ситуации или идеи. Другой мужчина? Нет. Тогда – еще один мужчина, плюсом к мужу? Не мотай так головой, оторвется, я с первого раза понимаю, без этого сверкания глазами. Успокоилась? Продолжаем. К тому же, для затравки я просто шутила. Да, неудачно, поскольку давно понятно, кто ты и с чем тебя едят.
– И с чем же? – Наташа язвительно выпрямилась.
– Твои мечты одного плана с подвенечным платьем и совместным воспитанием очаровательных внуков. Ты из породы Ассолей, которые ждут суженых у моря, вглядываясь ежеминутно: не полощутся ли на ветру раздуваемые плывущим в руки счастьем алые паруса? Но как-то получается, что уже полощутся на веревке мужские носки и пеленки, а алых парусов так и не появилось…
– Ты права. – Наташа вдруг посерьезнела. – У меня есть не исполнившаяся мечта. Это, прости за банальность… Впрочем, это для тебя, наверное, банальность, а для меня… – Она закрыла на секунду глаза. – Шелковое постельное белье… усыпанное розовыми лепестками… словно те самые алые паруса…
Трудно было сообщить мечту посторонней девице. Но сказала… и ничего не изменилось: так же светло на улице, так же гулко капает в ванну вода из подтекающего крана, создавая на дне трудно отмываемую коричневую змейку, и никакая земля не разверзлась, и молнии не поразили. Оказалось, что, если необходимо, говорить можно обо всем.
– Видишь, как все хорошо получается, – живо отозвалась Жанна. – Это не просто кое-что, это что-то. Ты – несостоявшийся, а точнее недовыгулянный романтик. Вечера при свечах… Ароматные благовония… Ванна с розами или шампанским… Понятно. Тогда учти на будущее, чтоб случайно не разочароваться: с шелковой простыни по неопытности можно улететь на пол при первом движении, настолько она скользкая.
Девушка подождала, пока Наташа представит, и после появления на губах легкой улыбки вернулась к допросу:
– Продолжим перечень, ведь кроме того, о чем знаешь и можешь мечтать, есть другое, о чем могла бы. Как насчет ванны из шампанского?
Наташа замахала руками на провокаторшу:
– Даже подумать страшно, сколько такое может стоить. Нам не по карману, потому сразу – нет.
– «Подумать страшно», – ехидно передразнила Жанна. – Думать и действовать всегда страшно. Зато результативно. А не думать и не действовать – стыдно. И не результативно. Что выбираешь?
– Еще есть категория «дорого».
– Еще есть категория «виноград зелен». Кто боится, находит причины, а кто хочет результата, находит возможности. Любая проблема решаема, нужны желание и время. С шампанским все не так плохо, как кажется. На самом деле сильно тратиться не обязательно, достаточно вылить немного в ванну с водой для запаха и антуража. Эффект, уверяю, тот же. Только смотри, чтоб у тебя никаких ранок в нежных местах не было, а то такое начнется… И не надо зацикливаться на шампанском, это моветон, лучше набросать тех же лепестков или применять разные добавки, постоянно их меняя. Человеческая мысль в этом направлении ушла так, что представить трудно.
– Лучше бы эта мысль рак победила.
– Никто не спорит. Но вместо рака она победила однообразие, что тоже немаловажно. Кстати, о раках.
– Если хочешь подвести к «Камасутре», то я читала.
– Ее не надо… и я бы сказала, что даже вредно читать. Достаточно смотреть и фантазировать. Хочешь сказать, в плане поз у вас с супругом все замечательно?
– Если не все, то информация у меня есть, и работа над ней ведется.
– Отлично, одной горой на плечах меньше. Идем дальше. Есть много игр с повязкой на глаза. Не кипятись, я не про групповые развлечения, хотя это вас тоже здорово бы подогрело. Пробовали когда-нибудь кормить друг друга с завязанными глазами? Когда после клубнички идет перчик…
– Что-то подобное в кино показывали.
– Правильно, кино иногда отображает жизнь. Если идея нравится, ее нужно подхватывать и развивать. К примеру, после перчика…
– Я поняла, – перебила Наташа. – Разовью, если понадобится. Дальше.
– Можно неожиданно провести по коже кубиком льда... да и ожиданно можно. Можно все, что придет в голову. Можно капнуть на партнера, что замер в ожидании наслаждения, парафином с горящей свечи…
– Это больно!
– Если в нужное время в нужном настроении и в нужном месте, то – удовольствие.
– Боль и удовольствие – это мазохизм!
– Если вместе – да. А если вместо ожидаемого одного приходит иное – это счастье. Дело в умении и желании. Муж никогда не связывал тебя?
– Еще чего.
– Связывания помогают раскрепоститься и лучше себя понять. Трудно представить состояние, когда ощущаешь полную зависимость от своего мужчины…
– Вовсе нет. Когда я была в декрете…
У Жанны сжались кулачки, грудь вздулась... Это длилось всего миг. Воздух медленно вышел, на губы вернулась улыбка:
– Мы о другом. Когда ты связана по-настоящему и не можешь шевельнуться, твой мужчина имеет возможность сделать с тобой все, что захочет. Нужно разрешить ему это – делать все, что захочет. И себе разрешить. Сразу оговорюсь, что варианты со связыванием возможны лишь при абсолютном доверии, иначе выльются в насилие. Кому-то, впрочем, нравится и насилие. Разное. От расцарапанной в порыве страсти спины до полноценного бэ-дэ-эс-эм.
– Бидэ… что?
– Не забивай голову, это точно не твое. Впрочем… Муж тебя бил?
– Пусть только попробует!
Жанна подавилась смешком.
– Ясно. А ты его?
– У двери скалка лежит. Когда приползал на бровях, доставалось.
– А в плане чувственных игр? Детей шлепают в качестве наказания, а взрослые в такое часто играют. – Жанна вновь с завистью покосилась на Наташино богатство. – Тебе никогда не хотелось, чтоб Михаил тебя отшлепал?
– Возможно. Когда-то давно. Но не сейчас, когда я растолстела.
Жанна открыла рот, но Наташа перебила:
– Все поняла, заметку себе сделала, подумаю над этой возможностью. Обещаю. Давай дальше.
– Продолжение подождет, вижу проблему. – Жанна приостановилась. – Если стесняешься своего тела, значит, спишь в одежде?
Наташа фыркнула:
– Еще чего. Конечно, раздетой. В одной ночнушке.
– Отныне – долой ночнушку.
– В одних трусах?!
Две пары глаз уставились друг на друга в полном непонимании. Вроде, на одном языке говорят, но, на деле, на разных.
– Ты же сказала – в одной ночнушке! – первой не выдержала преподавательница. – А раздетой – значит, раздетой, никаких разночтений. Оба – раздетыми, в одной постели, под одним одеялом. Это не повод к обдумыванию версий, а приказ, иначе никакой вам совместной жизни до самого кладбища. Теперь: о чем или о ком мечтает для постельных феерий твой муж?
А ведь только что Наташа почти успокоилась.
– В каком смысле – о ком?
– Понимаешь, наша с тобой задача сейчас – найти нечто, что пересилило бы его страсть к выпивке новыми надеждами. Что поразило бы в самое сердце, заставив снова любить тебя больше, чем бутылку. Но, чтобы поразить, нужно угадать желания и предвосхитить.
Наташа недоверчиво покачала головой:
– Думаешь, сработает нехитрая замена – любовь вместо алкоголя? Все так просто? И больше никаких затей?
– Думаю, да. – Жанна убедительно кивнула, наклоняясь вперед. – Любовь во всех смыслах и наполнениях, в том числе – как можно чаще и интереснее – ее физическое проявление. Разберемся: почему он пьет? Причина – выпестованная… тебя не смущает такое слово? ах да, ты же учительница. Так вот, выпестованная запретами и обстоятельствами внутренняя слабость. Нужен толчок, чтобы заставить его вернуться к реальной жизни. Ощущения, которые нормальный человек испытывает от действий, такие зашуганные многочисленными и, как они считают, непреодолимыми запретами ничтожества получают от опьянения, сбрасывая с себя ответственность за дальнейшее и прикрываясь традицией. А что, мол, «все пьют, значит, я ничем не хуже других»! Вот как получается.
– Если сам не захочет бросить, ничто не поможет.
– Именно! – Жанна радостно потерла ладошки. – Наша задача – сделать, чтоб захотел.
– Ох, сколько я пыталась…
– Не так пыталась, – оборвала Жанна. – Не в том направлении. Словами и уговорами? Чтением нотаций? Общественным порицанием? Угрозой уйти к маме и забрать детей? Ничего из этого его за душу не цепляло. Ему нужно заместить удовольствия, и тогда он твой. Опять.
– Как все просто на словах.
– Поверь, – заверила девушка, вновь откидываясь на спинку, – если поставишь такую задачу – достигнешь результата.
– Я уже поставила, – вздохнула Наташа, разочарованно думая о своих возможностях. – Ответь на такой вопрос: почему одни спиваются, а другие – нет?
– Разные причины. Одни от того, что все плохо. Другие, как ни странно, но намного чаще, от того, что хорошо.
Наташа недоуменно повторила:
– Оттого, что хорошо?!
– Жизнь устроена, дети рождены, крыша над головой имеется. Зачем пыхтеть ради новой марки стиральной машины, если можно получать непосредственное удовольствие здесь и сразу? Старые удовольствия приелись, не вызывают больше желания, а эта жидкая зараза с каждым разом вызывает все большее и большее.
Одно слово укололо Наташу. Женщины в ее возрасте болезненно реагируют на такие определения.
– Старые?..
Жанна кивнула.
– Да. То, что могло бы всколыхнуть мужика, который подсаживается на рюмку, запрещено нормами морали и совестью, а потому считается, что пьянство непобедимо. Но мы с тобой докажем обратное.
Было странно слушать девчушку, втолковывающую законы бытия, но здесь как везде: бревно можно разглядеть лишь в чужом глазу. С немногих лет Жанны отстраненная для нее ситуация виделась четче и яснее, чем для находящейся внутри событий Натальи.
– Есть народности, которые стали невосприимчивы к алкоголю, – продолжила девушка. – Во Франции зашла как-то в магазин: «Дайте пива». Отвечают: «Мы не продаем алкоголь». «А это что?» – киваю на ряды бутылок. На меня смотрят, как бараны на… нет, это избито, скажем, как демократы на Зою Космодемьянскую: «Так это же вино»! В Италии, к примеру, не только ужин, но даже обед в качестве обязательной составляющей подразумевает вино. И ничего, не спиваются. У них другие проблемы.
– Другие? – Наташе странно было слышать, что кто-то озабочен чем-то другим не менее, чем она своим горем.
– Хватит отвлеченной болтовни, давай придем к чему-то конкретному. К вопросу о неизвестных тебе мечтах Михаила. Твой муж хоть раз как-то же проявил подспудные желания?! Пойми, в них, этих задавленных коростой морали желаниях, тропинка к его возвращению в лоно… тебя.
Девица иронично хмыкнула. Наташа не обиделась, но ничего не вспомнила.
– Сейчас снова начну накидывать возможности. – Жанна изобразила волчий оскал. – Хочешь?
Знала, на что давить. Наташу передернуло. Зато память проснулась.
– Однажды, – выдавила она, – когда мы смотрели «Последнее танго в Париже» Бертолуччи…
Жанна расцвела:
– Дай угадаю. Сценка с маслом?
– Мишу это совсем не покоробило.
– Так вот же! А ты, наверное, скривилась, как сейчас?
– Я потом спрашивала его…
– С таким же лицом? Можешь не продолжать, представляю, как муж отнекивался, что даже в мыслях подобного не держал. Все ясно. У него возникла фантазия, ты одним своим видом отвергла. Он замкнулся. Больше ничего никогда не высказывал. Но с чего начать ты теперь знаешь. Теперь попробуем подойти к проблеме с другого краю. Что у вас с мужем раньше было, а теперь – нет? Что-нибудь такое, что нравилось, и о чем вспоминается с жалостью.
Конфузясь, Наташа пожала плечами. Все уже сказано, добавить она ничего не сможет. Потому что, если быть честным, больше ничего и не было.
Понятливая Жанна вновь взяла инициативу в непредставимо энергичные ручки:
– Тебе придется постараться с подстегиванием фантазии. Смотри фильмы на эти темы, учись, делай выводы. Нужно менять места, позы, создавать приключения на ровном месте. Замещать желание выпить с тоски желанием жить. Желанием нового.
– Места и позы ограничены и вскоре тоже попадут в разряд «старого». – В размышлении над сказанным Наташа не столько применяла его к себе, сколько просто теоретизировала. – В молодости всё внове и потому заводит, а с возрастом…
Жанна ухмыльнулась:
– Ты так думаешь? Жаль. С этим надо бороться.
– С чем? С мыслями?
– С принижением своих возможностей. Надо запомнить, а лучше – написать большими буквами над кроватью, чтобы видеть утром, открыв глаза, и до вечера, вновь закрывая их на временный отгул для восстановления сил: «Ограничений нет!» Ты просто обязана заинтересовать мужа собой и новыми возможностями так, чтобы и мыслей о глупом алкоголе не возникало. Пути назад нет.
– Я знаю, – тоскливо вымолвила Наташа.
Жанну кипучая энергия не покидала. Она стала похожа на проснувшийся гейзер, попавших в зону поражения мочило и топило, спасения не было:
– Значит так. Накидаем планчик-конспектик будущих действий. Все направления, все имеющиеся и необходимые средства, весь ассортимент возможного и кажущегося невозможным. Чтобы надолго хватило. Затем будешь чередовать, совмещать, замещать, придумывать новое… Понятно?
– Так точно!
– Вот, другое дело. Итак, мы выяснили, что для возвращения твоего суженого в лоно трезвости требуется старый испытанный метод кнута и пряника. Без направляющей узды он мгновенно скатится к прежнему образу жизни, как ни старайся изменить его к лучшему. Одними просьбами и неподкрепленными угрозами никто ничего не добивался. Насчет кнута поможет Борис, моя роль – научить тебя пользоваться пряником. Приступим к практическим занятиям?
11
Сколько было стыда… и смеха! За час занятий, о которых Наташа никогда бы не рассказала ни одному человеку в мире, даже самому близкому, они опробовали, кажется, все, что бывает и не бывает. Пройдя невообразимый курс, она решилась на большее, чем обычно, когда Миша явился после первых передряг. Решилась, рискнула… и не прогадала. Произошедшее с мужем в постели было божественно. Наташа словно заново родилась. Едва вспомнив, как не хотела выпускать Мишу, как хотела высосать до последней капли, как хотела умереть в переплетающихся неправильных объятиях… она выдохнула, по телу вновь прошла дрожь. Наташа вновь научилась хотеть.
Все это было. Теперь будет что-то еще. Новое. Желанное. Пусть только Борис закончит с последним, что обещал. Это произойдет сегодня. Да. Сегодня все закончится.
Они по-прежнему сидели друг напротив друга, брат и сестра, заварившие небывалую кашу и дожившие до момента, когда можно снять сливки.
– Готова? – Борис поглядел на часы.
Наташа благодарно кивнула.
– Точно? – не унимался брат. – Имею в виду, не к тому, чтобы ехать на суд, а к новой жизни после него. Чтобы твой Миша больше не сорвался, ему постоянно будет нужен стимул, что в переводе, как ты знаешь, означает палку, которой осла погоняют. Подготовила ты такой стимул, а, сестренка? Ого, глазки-то заискрили! Вопрос снят, чувствую, подготовилась основательно.
Наташе пришлось опустить фонтанирующий взгляд, многое говоривший сведущему человеку. Брат ухмыльнулся. В этот раз он не стал ее смущать.
Синтетическим голосом кашлянул в кармане телефон, Борис глянул на пришедшее сообщение:
– Охрана сообщает, что все в порядке, все действующие лица на месте. Нам тоже пора выходить. Туда я тебя отвезу, а обратно, извини, на такси. У меня дела. – Поднявшись, Борис оглядел вычищенную украшенную комнату. За последнее время здесь многое изменилось: ковролин сменился ковром, вечно тусклая люстра обрела вторую жизнь: она сияла, как принцесса на сказочном балу, на округлых боках играли блики. Диван обрел новую обивку. Он по-прежнему немыслимо скрипел, зато на пушистом коврике перед ним хотелось поваляться. – У тебя, как вижу, тоже кое-что намечается.
Брат опять бесцеремонно подмигнул. Наташа вновь сконфузилась, теперь не столько от привычки смущаться, как от набежавшего неохватного счастья. Счастья, которое не случилось бы, не будь у нее такого брата.
– Спасибо, – еще раз сказала она.
– Не за что. Живи. Радуйся. Будь счастлива. И детей лучше воспитывай, все же моя кровь, хоть и под чужой фамилией. Кстати, на днях должны вернуться, так что используй оставшиеся деньки по всем фронтам и тылам. Собирайся, – бросил он, выходя первым, – я буду в машине, нужно сделать несколько звонков. Поторопись, заседание скоро начнется.
Дверь за братом закрылась. Наталья вновь принялась теребить «потерянное» обручальное кольцо Михаила, когда-то соединившее их, а потом из-за незаметно выросших проблем переставшее иметь какое-либо значение. По спине пробежала знобящая дрожь: что муж сделает, когда узнает, что это – она?.. Только она… Из-за нее…
Лучше не думать. Нет, лучше спросить по-другому: что Михаил сделает, е с л и узнает?
Хороший вопрос. Потому что в нем содержится ответ.
Наталья искренне и свободно улыбнулась. Впервые за несколько последних лет.
Ноги подвели к окну, створка послушно открылась. И со всей силы, на которую оказалась способна, Наташа зашвырнула кольцо, этот символ былого неблагополучия, как можно дальше.
Вот так. Забыть о прошлом. Забыть обо всем. Ничего не было. Есть только он – ее любимый – и она. И дети. И дом. И их великое неземное счастье, которое возможно лишь когда все это вместе.
Потом Наташа приглушила свет, расставила и, не удержавшись, зажгла свечи. Ладонь поправила впервые покрывшее взлетную полосу кровати шелковое постельное белье. Здорово оно будет смотреться, усыпанное лепестками роз. А на нем, на этом белье, еще лучше будут смотреться они с Михаилом. Любящие друг друга. Теперь всегда новые. Всегда разные. Всегда заинтересованные в том, чтобы сегодня было лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. Теперь так будет всегда.
Отныне они начнут жизнь заново.
Пора выходить. Затушив свечи, Наташа принялась одеваться.
Перед самым выходом она остановилась, задумалась… Лицо обратилось к кухне. Наташа вернулась и рядом с кроватью поставила масло. По щекам словно краску размазали.
Выходя, она улыбалась.
Часть седьмая
***
– Приехали?
– Вчера еще.
– Наконец-то. А позвонить было нельзя?
– Сам сказал: полнейшая конспирация.
– Не от меня! Потом сразу за все шило вставлю, работнички хреновы. Вы где?
– Подъезжаем к зданию суда.
– Прекрасно. Скоро буду. Отбой.
– И тебе всего наилучшего.
(продолжение следует)
