Он выбрался из желтого аэромоба такси, с наслаждением вдохнул резкий вкусный воздух. Тишина, плотная, оглушительная после городского шума, мягкими лапами давила на уши. Не хочу работать, подумал Фоссет. Хочу лечь на траву, закрыть глаза… слушать эту тишину, дышать этим воздухом. И катитесь вы, все галаторы вместе взятые, со всеми своими требованиями, куда подальше. К чертям собачьим, в черную дыру, в параллельную Вселенную! А я останусь здесь, навсегда. Навечно. Прорасту в эту траву, воспарю в бездонную синь, прольюсь дождем в озеро…
В юности комиссар Фоссет баловался стишками. Потом бросил.
Коротко, словно извиняясь, звякнул уником.
- Иду уже, иду, - проворчал Фоссет. – Неймется им.
Он включил служебный регистратор, одернул китель и быстро, но не теряя достоинства, пошел по каменистой осыпающейся тропинке к холостяцкому гнездышку господина Салазара, в прошлом – известного финансового магната, миллиардера, а ныне – галатора, одного из многих.
Впрочем, все его миллиарды остались при нем и сейчас, законы на этот счет строги и однозначны.
Во дворе, вымощенным диким тесаным камнем, стоял красно-белый фургон ДСГ. Возле него суетились техники из отдела регистрации, загружая аппаратуру.
- Вы вовремя, комиссар, - весело сказал один из них. – Клиент ждет!
- Я говорю – наш клиент-то?
- А то! – Техник подмигнул и хлопнул рукой по ящику, больше напоминающему узкий гроб на колесиках. – Не сомневайтесь! Отчет я вам сбросил, можете сами убедиться.
Фоссет кивнул и, обогнув бухту свернутых проводов, стал подниматься по широкой лестнице.
Когда ситуация с галаторами из разряда сенсаций перешла в разряд служебной рутины; когда остыли горячие головы, призывающие уничтожить «исчадия ада» или хотя бы изгнать их из обитаемых секторов; когда обыватели перестали видеть в галаторах богов, способных раз и навсегда изменить привычный миропорядок, и стали просто завидовать им, как завидуют более успешным соплеменникам… Вот тогда-то и появились разного рода дельцы и мошенники, желающие поймать свою жирную рыбку в мутной водице слухов и непроверенных фактов.
Как грибы после дождя появлялись «школы галаторов» - за немалую сумму там обещали любого желающего наилучшим образом подготовить к встрече со сверхцивилизацией. Экстрасенсы и гуру всех мастей утверждали, что установили ментальный контакт с галаторами, и собирали целые стадионы желающих задать галаторам вопросы и услышать ответы. Некоторые хитрецы, исчезнув на год-другой, вдруг объявлялись в самых неожиданных местах, заявляли, что они стали жертвами нечеловеческих опытов сверхцивилизации, и на этом основании требовали от властей материальной компенсации – в первое время власти некоторых планет побогаче и в самом деле выплачивали вернувшимся галаторам довольно значительные суммы. Пока не поняли, что занимаются ерундой – галаторов, настоящих галаторов, деньги мало интересовали. Как, впрочем, и другие блага цивилизации.
А псевдогалаторов, как оказалось, очень легко было вывести на чистую воду. И этим занималась свежесозданная Служба Регистрации.
В самом начале своей карьеры молодой лейтенант Густав Фоссет всерьез подумывал о том, чтобы поступить в СР – тема казалась важной и перспективной. Остановило одно – отсутствие медицинского образования. А без него Фоссет ни черта не понимал в показаниях приборов.
Он не понимал и сейчас, но теперь это было уже неважно. Потому что Служба Регистрации выродилась в отдел регистрации, перейдя в прямое подчинение начальнику Департамента Социализации Галаторов. То есть ему, комиссару Фоссету.
В просторном светлом холле его ждали двое: старший инспектор Лайнел Ништу и стажер, совсем молоденький кудрявый мальчишка. Голубые глаза стажера горели восторгом. Еще бы! Первая неделя практики и такая удача – плановый возврат! Не каждому так везет!
За руку поздоровавшись с Лайнелом, комиссар сухо кивнул стажеру. Может быть, излишне сухо, но как иначе, если стажер – твой собственный горячо любимый племянник? Если стоит улыбнуться ему, как любому другому стажеру, или похвалить, как тут же найдутся желающие обвинить комиссара в кумовстве, семейственности и еще бог знает в чем.
После того, как Фоссет создал и возглавил Департамент Социализации, тот стал лакомым кусочком для любого карьериста. И комиссар лично знал парочку-другую коллег, которые спят и видят, как бы им занять кресло начальника.
Хорошо хоть фамилии у нас с парнем разные, подумал он. Не так бросается в глаза родство.
- Ну, что тут у нас? – спросил он.
- В общем-то, все в порядке, шеф, - сказал Лайнел. – Регистрация прошла без осложнений, реакции господина Салазара в норме. Вот только…
- Ну? – нетерпеливо сказал комиссар.
- Пусть лучше он сам вам расскажет, - уклончиво ответил Лайнел и посмотрел на дверь, ведущую во внутренние помещения дома.
Комиссар тоже посмотрел, и тут же, будто только того и ждала, дверь распахнулась, словно от мощного пинка, и в холл вышел господин Салазар собственной персоной.
Был он в роскошном халате, шлепанцах и с влажными волосами – явно после душа. А еще господин Салазар был сильно раздражен и даже не пытался скрывать этого. Швырнув на пол белое пушистое полотенце, он проследовал к бару, налил себе хорошую порцию коньяка и повалился в кресло. Присутствующим он сесть не предложил.
- Это вы тут начальник? – неприятным тоном осведомился он, сверля Фоссета недружелюбным взглядом.
- Комиссар Фоссет, директор Департамента Социализации Галаторов, - представился Фоссет.
Салазар передернулся, словно от отвращения, отхлебнул коньяка.
- Мне сказали, что только вы можете решить эту проблему. Хотя, если честно, лично я никакой проблемы вообще не вижу. Эти идиоты, - кивок в сторону невозмутимого инспектора и покрасневшего стажера, - мне не верят. Они считают меня этим чертовым галатором… а я не галатор! Я – человек!
- В самом деле? – вежливо спросил комиссар Фоссет.
- И на каком же основании, позвольте спросить, вы делаете это заявление? Если ваше исчезновение и возвращение – особенно возвращение! – говорят об обратном?
- Сейчас расскажу, - буркнул Салазар. – Кстати, выпить хотите?
- Тогда наливайте сами. Я к вам в прислуги не нанимался.
Сам момент захвата Доминик Салазар проморгал. В прямом смысле этого слова – мигнул, и комфортабельная каюта «Крошки Люси» исчезла, как не бывало, а сам он очутился…
Это не было Космосом, это вообще не было пространством. Во всяком случае, в человеческом понимании. Возможно, какое-то иное измерение, в которое Доминик Салазар стремительно втягивался и все никак не мог втянуться целиком. Ощущение было отвратительным и пугающим – его словно бы размазывало по всем слоям мироздания, вдавливало в них, сливало с ними, и с каждым мгновением этих слоев становилось все больше.
Сколько это продолжалось, он не знал – времени, как отдельного явления, в этих условиях не существовало. Возможно, время было одним из бесконечного множества слоев, пронизывающих Салазара. Возможно, оно каким-то образом связывало эти слои между собой. Этого Салазар не мог да и не хотел знать. Он хотел только одного – чтобы эта неведомая, неописуемая чертовщина закончилась. Он хотел проснуться, неважно где – в своей каюте, на больничной койке, главное – в привычном мире.
Мелькнула мысль о собственной смерти: «Крошка Люси» потерпела крушение, он умер, его труп остывает в вакууме, а сам он несется на встречу с Создателем. Но Салазар отверг эту мысль – он был убежденным атеистом и твердо знал, что никакого посмертия не существует. Тем более, что это совсем не походило ни на рай, ни на ад, ни на колесо Сансары или чистилище, как их описывают в священных книгах. Оно вообще ни на что не походило, это нечто, и, беспрерывно изменяясь, распадаясь и вновь сливаясь, ухитрялось оставаться целым и неизменным.
А потом Доминик Салазар осознал себя в некой конечной точке. Вернее, он сам был этой точкой, заключенной в горизонт событий, как в кокон.
Он был не один – мироздание заполнял интерес к нему, Доминику Салазару как к личности, и интерес этот был отчетливым и благожелательным. Интерес обещал покой и безопасность, он сулил несметные блага, недоступные человеку из плоти и крови, но Салазар возненавидел его, потому что точно знал, кто именно интересуется им.
Миллионы, миллиарды людей хотят стать галаторами. Они мечтают об этом, как о высшей награде. Они готовы пожертвовать всем во имя величайшей цели. Доминик Салазар не хотел, не мечтал и не был готов к жертвам. Циничный прагматик, удачливый делец, он любил жизнь и наслаждался всеми ее большими и маленькими человеческими радостями. Что будет любить он и чем наслаждаться, став галатором, Салазар не мог себе даже представить. Наверное, он был лишен должного воображения.
Сам себе Доминик Салазар напоминал волка: загнанного, посаженного в клетку, но не сломленного. С ним разговаривали, ласково и терпеливо, – забившись в угол, он скалил зубы. Ему предлагали дружбу – в ответ он рычал и огрызался. Как перед голодным зверем выкладывают соблазнительный кусок парного мяса, так перед ним выкладывали невероятные возможности, какие человек не то, что назвать, представить себе не мог. Но Салазар оставался глух к соблазнам – он слишком сильно хотел жить.
Желание это было нелогичным, нерациональным, и Салазар отчетливо это понимал – никто не собирался отнимать у него жизнь. Напротив, ему предлагали бессмертие. На роскошных условиях предлагали, с новыми, нечеловеческими возможностями и способностями, среди которых прогулки пешком между звезд выглядели чем-то мелким и незначительным. Понимал, но ничего поделать с собой не мог – обезумевшим зверенышем в нем сидел ужас и сопротивлялся из последних сил.
Не смей! – визжал этот звереныш. Остановись! – умолял он. Ведь как только ты станешь галатором, я, маленький человечек по имени Доминик Салазар, исчезну. Растворюсь в тебе, великом и могучем сверхчеловеке; перестану быть, превратившись в воспоминание.
Его услышали. Салазара вдруг пронзило разочарование. Острое, как нож под ребрами, разочарование, густо замешанное на тяжелой, какая бывает только в детстве, обиде, которой нет прощения.
И точка по имени Доминик Салазар рухнула в сингулярность.
Господин Салазар тяжело дышал. Лицо господина Салазара было багровым, оно непроизвольно подергивалось, и по нему градом катил пот – воспоминания дались ему нелегко. Комиссар Фоссет с сочувствием смотрел на возвращенца.
- То есть, галатором вы так и не стали? – уточнил он.
- Нет, - хрипло сказал он. – И слава богу.
- Ну, выйти, - комиссар ткнул пальцем в потолок. – Фьють, и там.
- А-а… Нет, конечно, нет. Говорю же вам, я человек. Ничего у них не получилось! – И Салазар торжествующе усмехнулся.
А глазки-то бегают, отметил Фоссет. Или это просто шок? последствия возврата?
- Не жалеете? – полюбопытствовал он. – Все-таки такие возможности… Очень трудно устоять.
Пылающее возбуждением лицо стажера подтверждало: да, трудно! Невозможно! Лично он бы не устоял. Да что там! Предложи ему кто-то стать галатором, намекни на такую возможность, он бы бегом бросился хоть на край Вселенной. И гори она, прошлая жизнь! Чего в ней хорошего?
- Не знаю, - помолчав, сказал Салазар. Он рассеянно крутил в руках пустой бокал, словно размышляя – выпить еще или уже хватит. – Немного, наверное, жалею. Так, чисто по-человечески. Слаб человек, знаете ли. Слаб и тщеславен. Но в общем… Нет, - решительно подвел итог Салазар. - Я рад, что остался человеком.
Стажер разочарованно вздохнул. Очень громко. Очень демонстративно. Инспектор Лайнел Ништу осуждающе покосился на него, и мальчишка смутился.
- И в связи с этим у меня к вам просьба, господин комиссар… очень большая, личная просьба. Я знаю, данные о галаторах обычно не предаются огласке, но в моем случае… Не могли бы вы, комиссар… не знаю, как это у вас делается… Одним словом, я собираюсь устроить что-то вроде брифинга. И мне нужно, чтобы вы официально подтвердили, что да, я попал в сферу влияния этой чертовой цивилизации, но остался человеком. Обычным человеком, безо всяких там сверхспособностей.
- Вы хотите огласки? – удивился Фоссет.
- Хочу, - твердо сказал Салазар. – Самой широкой.
- Я – деловой человек, комиссар, бизнесмен. Да, меня не было три года, но я собираюсь вернуться в бизнес, восстановить старые связи. И мне совсем не улыбается, чтобы мои партнеры начали подозревать меня черт знает в чем! В телепатии, например. Или в чем-то похуже. Недоверие, комиссар, страшная штука, оно может оказаться сильнее выгоды. Вот вы бы стали доверять партнеру, который теоретически – чисто теоретически! – может внушить вам все, что угодно? Навязать невыгодные для вас условия? Копаться у вас в голове, как в собственном кармане?
- Понимаю, - сказал комиссар.
- Так вот, я хочу… нет, я требую, чтобы Департамент официально подтвердил, что я – человек! А не какой-нибудь там сраный галатор.
- Понимаю, - повторил Фоссет. - Значит, человек.
Он открыл отчет техника, наугад выбрал файл. Бог знает, что означали эти ломанные кривые, похожие на горный хребет, нарисованный малышом, но Фоссет уверенно ткнул пальцем в высокие пики, окрашенные красным.
- А это что, господин Салазар? – вкрадчиво спросил он. – И вот это? Молчите? Не знаете? Ну так я вам скажу. – Он подался вперед, пристально глядя в окаменевшее лицо возвращенца. – Вы врете, Салазар! Врете, причем неумело! Ваша ложь не может обмануть даже неопытного мальчишку, - он кивнул на обалдевшего от удивления стажера. – А уж аппаратуру… Вы – галатор, Салазар, и глупо это отрицать. Даже, я бы так сказал, опасно. Для вас в первую очередь.
Доминик Салазар долго молчал. Фоссет, откинувшись в кресле, наблюдал за ним. Торжествуя в душе, он не позволял чувствам вырваться наружу, оставаясь прежним невозмутимым профессионалом. Наконец Салазар вздохнул, пошевелился…
Мальчишка-стажер задавленно пискнул, Лайнел сунул руку в карман рабочей куртки. Да и сам Фосссет лишь огромным усилием воли сохранил внешнее спокойствие.
Бокал в руках Салазара, пустой еще мгновение назад, вдруг оказался полным, и выведенный на чистую воду галатор отхлебнул из него.
- Ну, да, - с отвращением сказал он. – Да! Эта ваша аппаратура, черт бы ее побрал… Ладно, признаюсь: я – галатор. Но я не хотел этого, комиссар, клянусь вам! В меня напихали всякого дерьма против моей воли! Меня фактически изнасиловали самым отвратительным способом, и мне теперь придется с этим жить. Вы не поверите, комиссар, в каком я был шоке, когда вернулся и понял… Я же чуть не спятил от злости, я хотел рвануть туда, к ним, найти этих гадов и морды им начистить… или что там у них вместо морд?
- И что вам помешало? – словно невзначай поинтересовался Фоссет.
Салазар тяжело вздохнул, развел руками.
- Не смог, - убито признался он. – Хотел и не смог. Только ковер прожег. Дорогой, между прочим, ковер, натуральная шерсть, ручная работа. Можете полюбоваться, он там, в спальне.
Лайнел кивнул, подтверждая. Не врет, отметил про себя комиссар. В этом – не врет. Все они, вернувшись в человеческое тело, первым делом пытаются выйти назад, в волну. Мотив у всех один – страшно ощутить себя калекой. После волновой свободы оказаться в ловушке материального тела, это настоящее потрясение. И все они рефлекторно пытаются вырваться из этой ловушки. И у всех не получается с первого раза.
Господин Салазар пытался тоже и с тем же успехом. Только вот мотив у него оказался иной. И с этим нужно разбираться самым тщательным образом.
Предчувствие небывалой удачи шевельнулось в груди комиссара, и он по детской суеверной привычке скрестил пальцы – не сглазить бы! А господин Салазар продолжал разливаться соловьем.
- Я не хочу быть галатором, клянусь вам! Я знаю, в это трудно поверить, но я люблю эту жизнь. Этот диван, этот дом… коньяк этот, в конце концов! Мне в этой жизни комфортно, я получаю от нее наслаждение. Еда, выпивка, женщины… В той жизни это перестает иметь значение. Как там они говорят? Чистый восторг познания, бла-бла-бла… А мне это не нужно! Мне это не интересно! Сделка на грани закона, обойти конкурентов на крутом вираже – это мое! А потом отметить это дело в хорошем ресторане… - Салазар махнул рукой. – Вам меня не понять. А я, между прочим, совершенно честен перед вами. И можете считать меня ограниченным типом, который не понимает своего счастья. Но мотаться туда-сюда среди звезд, как ошалевший от восторга щенок, я не хочу. И не буду. Если не верите, можете навешать на меня ваши датчики, я не возражаю.
- А как же вечная жизнь? – не выдержал стажер. От волнения голос мальчишки сорвался в фальцет. – Вечная молодость, вечное здоровье?
Совсем еще юный, пухлощекий и пухлогубый, он выпрямился, как натянутая струна, голубые глаза сверкали, и весь его вид выражал презрение к глупцу, который отказался от того, за что сам мальчишка отдал бы душу. Меня бы на твое место! – явственно читалось на его пылающем лице. Уж я бы не оплошал! Ну почему, почему жизнь так несправедлива?
- Молодость, юноша, это, скорее, недостаток, - наставительно сказал Салазар. – Со временем вы это поймете… если поумнеете, конечно. Вот ваш дядя меня понимает. А все остальное… Что ж, это приятный бонус, очень приятный, не буду спорить.
«Ваш дядя», отметил Фоссет. Он знает. Узнал каким-то образом. Как? Проанализировал фенотипическое сходство? Считал генетический код? Или просто залез в голову? Если в голову, это плохо, это значит, что он в курсе моей надежды и моих планов.
- И все-таки вы – галатор, - сухо сказал комиссар. – Что бы вы тут ни декларировали насчет своей человечности, вы галатор, и этого уже не изменить. И, как любой галатор, вы обязаны встать на учет. Завтра к девяти часам извольте явиться в Департамент для прохождения стандартной процедуры. После этого…
- А если я откажусь? – перебил Салазар. – Пошлю вас к черту? Что вы мне сделаете? Есть у вас рычаги давления на меня?
- Да, в общем-то, нет, - пожал плечами комиссар. – Ну, объявят вас как нелояльного к человечеству галатора. Ну, запретят высаживаться на обитаемые планеты Лиги. Вам-то что до этого? Когда в вашем распоряжении вся Вселенная?
Они все бунтуют поначалу. Это нормальная реакция – на мустанга, гордого обитателя прерий, надевает узду жалкий человечишка. Как тут не взбрыкнуть? Но понимание обычно приходит очень быстро – галаторам, этим могучим исполинам Космоса, нужны люди. Человечество. И бог его знает, почему, но галаторы всегда возвращаются домой. Теорий на этот счет много, сами галаторы, понятное дело, хранят молчание. А комиссар Фоссет считал, что им попросту становится скучно там, в чужом невообразимом мире, и они приходят к людям, чтобы похвастаться своими достижениями, как хвастается перед отцом подрастающий сын.
Все галаторы, с которыми Фоссет общался более менее дружески, а не только по службе, были падки на лесть.
- Конечно, есть планеты, не признающие законов Лиги, - скучным голосом, продолжал он, внимательно разглядывая заусенец возле ногтя. – Их немного, но они есть. И с удовольствием примут галатора-ренегата. Правда, на своих условиях… но, повторяю, какое значение это имеет для вас? Ваш дом теперь вся Вселенная, обживайтесь на здоровье. Говорят, там много интересного.
Познание, думал комиссар наблюдая за мрачным Салазаром. Бесконечный восторг познания нового при неутоляемом сенсорном голоде – об этом философы нам все уши прожужжали. И, наверное, в этом что-то есть, какая-то своя правда. Только вот Юра Воробьев ставит реперные буи, спасает людей, а в перерывах пьет вино у меня в кабинете. А Мко Мкртчан месяцами не вылезает из лабораторий, создавая сплавы, способные выдержать погружение в бешеную атмосферу голубого гиганта… создает, сам испытывает и, потерпев очередную неудачу, уходит в совершенно человеческий загул.
Сара Секей пишет потрясающие картины, силясь передать всю красоту и грозную мощь мира, неизвестного людям. Бенни Марвин всерьез занимается проблемой, как бы превратить каждого человека в галатора, не полагаясь на непредсказуемую сверхцивилизацию. Лайза Шнайдер, Герман Жук, Виктор Хмелевский…
А еще они прокладывают трассы для РПТ-маневров, терраформируют подходящие для этого планеты, тушат лесные пожары и прочее, прочее, прочее. Все две тысячи сто пятьдесят один галатор, которые вернулись и больше не захотели уйти. Во всяком случае, навсегда.
Очень надеюсь, что две тысячи сто пятьдесят второй не станет исключением, подумал комиссар Фоссет. Потому что у меня на него ба-альшие планы!
А две тысячи сто пятьдесят второй, между тем, мрачно бродил по просторному холлу, прихлебывал коньяк и скрипел зубами. Унижение! – аршинными буквами было написано на его лице. Мать вашу, какое же это унижение, подчиниться белковым козявкам! Наступить на собственное горло! Сломать себя об колено!
- Ладно, - наконец сказал господин Салазар. – Я все понял, комиссар. Ваша взяла. - Он сел обратно в кресло, усталым жестом потер щеки. – Честно говоря, я чего-то в этом роде и ожидал. Только думал, что сумею вывернуться. – Он пожал плечами, улыбнулся. – Что ж, пришло время поговорить начистоту. Чего хотите вы, и чего хочу я.
- Начнем с вас, - предложил Фоссет.
- Как с проигравшей стороны? – ухмыльнулся Салазар. – Что ж, я не против. Тем более, что мои требования предельно просты: я хочу остаться человеком. Официально! – повысил он голос, видя, как переглянулись представители ДСГ. – Только официально! Я же не дурак, чтобы мечтать о несбыточном. И к тому же, в моем нынешнем положении есть свои плюсы. Но официально я должен считаться человеком. Аргументы мои все те же, повторять я их не буду. Не знаю, каким образом вы это сделаете, не мне вас учить, но ни у кого не должно возникнуть ни малейшего сомнения в том, что я, Доминик Салазар, - человек!
- Особенно у ваших партнеров по бизнесу, - невинно добавил Фоссет.
Салазар расхохотался. Он смеялся совершенно искренне, со вкусом, хлопая себя по бедрам и вытирая мокрые глаза.
- Вы – умный человек, комиссар, - сказал он, отсмеявшись. – С вами приятно иметь дело.
- Не будет ли это нечестно по отношению к ним? Телепатия, навязывание выгодных вам решений…
- Самую малость, комиссар, самую малость! Я – человек азартный, для меня деньги – не самоцель. Поверьте, мне не хочется лишать себя невинного удовольствия обвести надутых дураков вокруг пальца. – Салазар подмигнул и заговорщицки понизил голос: - К тому же я сэкономлю на шпионаже и взятках.
Комиссар рассмеялся. Черт возьми, а мне этот парень нравится, подумал он.
- Итак, Доминик Салазар – человек. Единственный человек, об которого обломала зубы сверхцивилизация. Своего рода феномен, уникум. Так?
- Единственный человек, не пригодный к превращению в галатора, - поправил он. – Этакий несчастный уродец. Так будет лучше. Так мне будут сочувствовать.
И не будут бояться, мысленно добавил Фоссет. Да, ты умный парень, ты прекрасно понимаешь, что человек, способный противостоять силе – любой силе! - вызывает опасения не меньше, чем сама сила.
- Что ж, - произнес он, – полагаю, это можно будет устроить. Разумеется, в обмен на ответную услугу.
- Валяйте, - с веселостью, за которой скрывалась некоторая настороженность, отозвался Салазар. – Что вы от меня хотите? Хотите, все дерьмо на планете превращу в золото?
Комиссар не принял развязного тона. Глядя в глаза галатора, он четко и ясно озвучил свои требования. Галатор сразу скис.
- Не хотелось бы мне этого, - промямлил он. – Это только вам кажется, что выход, это чертовски увлекательно и вообще круто. А у меня до сих пор поджилки трясутся, как только вспомню… Давайте лучше золото, а? Или деньги? Много денег, персонально вам. Соглашайтесь!
Комиссар молчал, и галатор сдался.
- Ладно, - раздраженно сказал он. – Ваша взяла. Но чтобы – полная тайна, ясно? Если хоть слушок, хоть намек просочится… Я с вас лично спрошу! Не с Департамента вашего сраного, а с вас, господин Фоссет! Так что в ваших интересах играть со мной честно! Понятно?
- Это касается и ваших людей! Этих – галатор ткнул пальцем в молчащих как рыбы инспектора и стажера, - и тех, - палец указал куда-то за спину, в направлении, куда уехали техники. – Вы уверены, что они смогут держать язык за зубами? Мне бы не хотелось… м-м-м… эксцессов. Может, легкое внушение? Я смогу, очень аккуратно, они даже ничего не почувствуют.
- Не надо, - отказался Фоссет. – У меня есть кое-что получше ваших ментальных фокусов. Они будут молчать, ручаюсь.
- И что же это? – с подозрением спросил несколько уязвленный галатор.
- А вы пока тренируйтесь, господин Салазар. Вы мне нужны в хорошей форме.
Он одернул мундир и, отдав честь, вышел из дома. За ним, как ошпаренные, выскочили инспектор Лайнел и мальчишка.
Галатор смотрел им вслед, не пытаясь остановить, и на лице его читалось сомнение.
Комиссар Фоссет был очень доволен собой. Ему выпал уникальный шанс, и он им воспользовался. Конечно, с требованиями господина Салазара придется повозиться: убедить высокое начальство, обеспечить секретность по классу «прим», то, се…
Но дело того стоит! Это Фоссет чувствовал печенкой, своей жилистой, покрытой шрамами кабинетных боев, никогда не подводящей его печенкой.
Вы отказываетесь брать с собой регистрирующую аппаратуру? Вы тщательно храните свою тайну? Думаете, что у меня нет на вас управы? Что ж, правильно думаете – нет. Не считать же серьезным воздействием запрет на пребывание галатора на планетах? Плевать они хотели на все наши запреты: сейчас они на Земле, через миг уже где-нибудь на Сибирике, а еще через миг кушают устриц на Курорте, в пятнадцати парсеках от Земли. Пойди догони такого попрыгунчика, не говоря уж – поймай.
И тут появляется господин Салазар, вернувшийся галатор номер две тысячи сто пятьдесят два. И господину Салазару позарез требуется остаться на Земле, причем именно в человеческом качестве. И пусть его мотивы не вполне понятны, пусть даже он что-то скрывает, главное – он согласился работать на нас, пусть и под нажимом.
Первый галатор, который даст нам объективную, зафиксированную регистрирующей аппаратурой информацию! Это же прорыв, настоящий прорыв! От этой мысли у комиссара Фоссета слегка закружилась голова.
- Шеф, - озабоченно сказал Лайнел. – А вам не кажется, что мы ввязались в опасную игру?
