Под конец я удостоился беседы с Атаном Дойсом. Разумеется, по гиперсвязи – уж у Рийны-то коды доступа были.
- Моя дочь с детства отличалась взбалмошным характером, - сказал Уважаемый Дойс, бесцеремонно разглядывая меня.
- Она ничуть не изменилась, - пробормотал я, но Дойс не обратил на мои слова никакого внимания.
- И все же это моя дочь, и я должен быть уверен в ее безопасности.
- Можете не сомневаться, Уважаемый, - со вздохом сказал я.
Конечно, Рийне ничто не угрожало - первоначальный маршрут был основательно перекроен. Из него безжалостно исключили парочку наиболее перспективных планет, за которые мне была обещана особая премия, и теперь мне предстояло обследовать около десятка землеподобных небесных тел, больше похожих на курорты. С одной стороны, это было неплохо – меньше риска. С другой – лишало меня приличной части заработка, ведь за риск мне платили отдельно. Но выбора у меня не было.
- Привези мне дочь в целости и сохранности, и тебе больше не придется заботиться о куске хлеба, - заявил Уважаемый Дойс.
Прозвучало это довольно двусмысленно.
- Так точно, - смиренно ответил я.
- Но если с ней хоть что-то случится… Ты меня понял, ЭМ-18/11? Хорошо понял?
- Так точно, - вздохнул я.
- Господи, как же я хочу, чтобы ты уже вышла замуж, - с тоской сказал он. – И пусть голова болит у твоего мужа, а не у меня.
- Я тоже тебя люблю, папочка, - нежно улыбнулась Рийна.
Ее рука легко скользнула по моему бедру, так легко и мимолетно, что я принял это за случайное прикосновение. Ну а чем еще это могло быть? Ведь мы сидели очень близко.
Вообще, все оказалось не так плохо. И плюсов в моем новом положении было больше, чем минусов.
Во-первых, корабль, на диво легкий и послушный. И мне доставляло огромное наслаждение управлять им. Иногда я вспоминал своего «Пеликана», тогда меня мучила совесть, я чувствовал себя предателем и включал автопилот.
Во-вторых, Рийна. Я ждал капризов, упрямства, перепадов настроения и прочего, чем славятся все красивые богатые девушки. Но ничего этого не было. Рийна беспрекословно подчинялась мне, при высадке на планеты, даже самые безопасные, четко следовала инструкциям, не проявляла ненужную инициативу и вообще была пай-девочкой.
Честно признаюсь, сперва я довольно настороженно отнесся к такой покладистости, и каждую минуту ждал срыва. Но его не было, Рийна вела себя безупречно, и я понемногу расслабился. У меня крепла уверенность, что папаша Дойс получит свою дочку без единой царапины, и эта уверенность грела мне душу. На какую-то особую благодарность от Уважаемого Дойса я не рассчитывал, мне было достаточно, чтобы он просто оставил меня в покое и забыл о моем существовании.
И во время перелетов от планете к планете я тоже не скучал. Рийна оказалась отличной девчонкой, компанейской, но не навязчивой. И еще, к моему огромному удивлению, она оказалась неплохо образованной. Чего я, откровенно сказать, не ожидал от наследницы огромного состояния. Ну ладно я, от скуки перечитавший всю библиотеку «Пеликана». Но Рийна? С ее тусовками ночи напролет, великосветскими раутами и походами по магазинам? Как при таком образе жизни она ухитрялась найти время на чтение, оставалось загадкой. Но факт остается фактом – знала она много, и память у нее была отличная.
Мы часами болтали с ней на разные темы: обсуждали Телинских импрессионистов и новинки видеопроката, спорили о перспективности межгалактических перелетов и будущем человечества. Со знанием дела Рийна рассуждала о последних научных открытиях и о модных тенденциях в искусстве, с удовольствием экспериментировала на кухне и учила меня тонкостям управления «Качуркой». Она научила меня играть в трехмерные шахматы, а я ее - в покер, и мы проводили за играми многие часы.
Иногда Рийна хандрила, замыкалась в себе, но мне она и такая нравилась. Я ей не мешал в такие моменты, не лез с расспросами, просто терпеливо ждал, стараясь не раздражать ее разными глупостями. По себе знал – хуже нет, когда тебе лезут в душу. У каждого из нас есть право на плохое настроение, мы ведь не роботы какие-нибудь, мы живые люди. Пройдет, думал я. И проходило: Рийна встряхивалась, отгоняя мрачные мысли, задорно улыбалась мне, и все становилось по-прежнему.
Она была идеальным напарником, и мне было немного грустно оттого, что скоро все это закончится. Я даже стал подумывать о женитьбе. Не на Уважаемой Рийне Дойс, разумеется, это было бы верхом самонадеянности с моей стороны. Но если найти девушку… хорошую девушку, похожую на Рийну… и работать семейным экипажем…
Беда в том, что второй такой девушки, как Рийна, я вряд ли сумею найти, а на меньшее я уже был не согласен.
Иногда я ловил задумчивые взгляды, которые бросала на меня Рийна, но благоразумно приписывал их своему не в меру разошедшемуся воображению. Так было безопасней.
А потом наступил черед Октавии, последней планеты в моем списке. На ней уже высаживались экспедиции, от меня требовалось лишь поставить десяток эмбриофоров и активировать их, заложив тем самым базу для будущих переселенцев. С такой работой я мог управиться за один день, но мне не хотелось торопиться. Я задумал маленький сюрприз.
- Пикник, - объявил я за ужином. – Завтра у нас будет пикник. С настоящим костром, шашлыком и прочим. И ночевка в палатке.
- Я никогда еще не ночевала в палатке. И не разводила костров. Это, наверное, трудно?
- Ерунда, - небрежно сказал я. – Я тебя научу. Главное, не забудь репеллент – на Октавии не комары, а настоящие звери. Сожрут.
Утром мы встали пораньше и уже часам к трем закончили работу. Пообедали на корабле, быстро и неосновательно, потом я загрузил в спасботик маринованное мясо, зелень, фрукты, вино и все остальное, необходимое для комфортного отдыха на природе. Еще давно, разглядывая голоснимки планеты, я присмотрел отличное местечко для пикника: на вершине величественного, изрезанного оврагами холма, откуда открывался бесподобный вид на океан. Вечером туда сядет солнце, и, если не будет дождя, мы с Рийной насладимся роскошным закатом.
Мы поставили палатку и развели костер. Пока прогорали угли, Рийна бродила по склону холма и собирала цветы. Вороненая туша ботика ужасно портила пейзаж, и я отогнал его вниз, спрятав за небольшую рощицу высокого, усеянного крупными алыми цветами кустарника.
А потом мы ели вкуснейший шашлык, болтали, смеялись и пили вино. Я впервые попробовал вино, оно показалось мне очень легким, не крепче пива, но это впечатление оказалось очень обманчивым. Уже после третьего бокала я понял, что мне нужно следить за собой.
Багровое лохматое светило Октавии (забыл, как оно называется) садилось в океан, расплескав искрящуюся дорожку от горизонта до подножия холма. В высокой густой траве заскрипели какие-то насекомые, вроде наших цикад, распустились ночные цветы с удивительным ароматом, на быстро темнеющем небе проступили яркие крупные звезды. Воздух заметно посвежел, от океана подул ветер. Рийна обхватила себя руками, зябко поежилась, и я сходил в палатку за теплым пледом.
- Так похоже на Землю, - сказала девушка и благодарно потерлась щекой о мое плечо. – Правда?
- Не знаю, не был, - коротко ответил я.
- Почему? – удивилась Рийна.
- Почему? – иногда Рийна становилась удивительно упряма, и проще было ей ответить – все равно ведь не отстанет.
Я кинул охапку сухого хвороста на рдеющие угли, и огонь, чуть помедлив, принялся хлопотливо облизывать подношение яркими язычками.
- Я – модификант, - сказал я. – Фермач. Таким, как мы, запрещено жить на Земле.
- Ерунда, - горячо возразила Рийна. – Я сама видела. И живут, и работают! У нас дома прислуга, например, вся из… ну, из таких, как ты.
- Не как я. Мы все разные, Ри. И сделаны для разных целей. Я, например, могу выжить там, где человек не продержится и дня. Я выдерживаю радиацию, высокое и низкое давление, мое тело способно к регенерации, и я могу обходиться без кислорода до полутора часов. Различий много, Ри, долго перечислять. Но главное наше отличие от… от вас, людей… Мы стерильны. И даже если кто-то из нас создает семью…
- Извини, - Рийна положила горячую ладонь мне на руку. – Я… честное слово, я не хотела тебя обидеть.
- … то детей они получают с Детской Фермы, - продолжал я, криво ухмыляясь. – Удобно, правда? Никаких тебе токсикозов и родовых мук. Подал заявку, прошел инструктаж, и готово – ты уже родитель.
Рийна помолчала, а потом спросила, очень серьезно, заглядывая мне в глаза:
- Ты чувствуешь себя неполноценным?
- Нет. Я просто пытаюсь объяснить различия между нами и людьми.
- Но чувствовать вы можете? Любить? Ненавидеть? Испытывать нежность и радость? Или… все это имитация?
Я не ответил. Я сам не знал ответ. У нас есть эмоции, сомневаться в этом не приходилось, но были ли они естественными? Или они заложены в нас точно так же, как заложены другие качества? И насколько наши эмоции отличаются от эмоций настоящих людей?
Мы часто спорим между собой по этому поводу. И я тоже спорил. Раньше. А потом перестал. Потому что – какая разница? Если все равно ничего нельзя изменить?
- А что ты чувствуешь ко мне?
Я в упор взглянул на Рийну. Ее глаза казались совсем черными, и в них плясало пламя костра. Мы были вдвоем на этой планете, как Адам и Ева, но различия между мной, фермачом, и ею, Полной Гражданкой, разделяли нас надежнее, чем миллионы парсеков.
- Ты любишь меня? Ну хоть немножечко?
Я действительно любил ее. Не как девушку из плоти и крови, равную мне, - как богиню, снизошедшую к простому смертному. Как младшую сестренку, слабую и хрупкую. Как друга, способного прикрыть спину. Это была единственная любовь, позволенная мне. И все же…
- Лучше бы я тебя никогда не встречал!
- Но ты же встретил. И с этим уже ничего не поделаешь.
Губы Рийны оказались мягкими и настойчивыми. В душе у меня бушевал ураган, но запреты, вбитые в меня генными инженерами Фермы, оказались крепче. Я мягко отстранился, разомкнул кольцо ее тонких рук. Я молился всем богам, которых только знал, чтобы она не обиделась.
- Не надо, Ри. Ты же сама потом пожалеешь.
Она не обиделась. Слегка откинувшись назад, девушка рассматривала меня, как диковинную зверушку.
- Ты что, не хочешь? Совсем-совсем не хочешь? Ни капельки? Ты… евнух?
Если бы сейчас на месте Полной Гражданки Рийны Дойс была какая-нибудь девушка с Фермы, я бы показал ей, какой я евнух! Но это была Рийна, и мне оставалось только до хруста стискивать зубы.
- Не надо, Ри. Прошу тебя.
Нас окружала оглушительная тишина, и в этой тишине взбесившимся барабаном грохотало мое сердце. Мое несчастное, влюбленное, готовое разорваться сердце.
- А если я прикажу? – тихо спросила Рийна. – Ты… подчинишься?
- Ну так прикажи, - хрипло сказал я.
Наши глаза встретились. И мир перестал существовать для меня.
… Уже на рассвете мне приснился странный сон: покопавшись в своем рюкзачке, Рийна вытащила из него какую-то штуку, очень похожую на церебральный шунт. Склонилась надо мной.
- Я хочу, чтобы эту ночь ты не забыл никогда, - прошептала она.
- Лежи тихо. И ничего не бойся.
Я ощутил касание холодного пластика у себя на затылке; почувствовал, как щекотные нити проникли в мой мозг, закопошились там. Потом навалилась темнота, обволокла меня, потащила куда-то.
- Эх, ты, Ветер-Ветерок, - успел услышать я, прежде чем погрузиться в крепкий сон.
Я не стал собирать палатку. Зачем? Нам она больше не понадобится, второй такой ночи у нас больше не будет – это я понимал с пронзительной ясностью. Я ни о чем не жалел. Даже если об этом узнает Уважаемый Дойс, даже если обрушит на меня всю мощь своего гнева… нет, не жалел.
За эту ночь я без раздумья и с радостью пожертвую жизнью.
Мы медленно брели вниз по холму к боту. Рийна молчала, тихая и задумчивая. Я тоже не лез к ней с разговорами – любые слова прозвучали бы сейчас как кощунство. Я только отдавал короткие команды – левее, правее, и Рийна подчинялась им бездумно, механически.
Мы дошли до зарослей папоротника. Ярко-зеленый, почти изумрудный ковер расстилался от наших ног до самой рощицы, где я укрыл наш бот. Вчера я спокойно прошел по этому ковру, но сейчас остановился. Что-то насторожило меня в этой мирной идиллической картине, и через несколько секунд я понял, что именно. Папоротник шевелился. По нему пробегала рябь, листья вздрагивали и раскачивались, и это практически при полном безветрии.
- Стой, - сказал я Рийне. – Не подходи.
Я огляделся, подобрал большой камень и швырнул его подальше в папоротники. Раздалось ужасное шипение, словно я вылил стакан воды на раскаленную сковородку, взметнулись длинные гибкие тела с треугольными головками и закачались, раздувая капюшоны.
- Змеи! – со страхом воскликнула Рийна, вцепившись мне в руку. – Они ядовитые?
- Не знаю, - сквозь зубы сказал я. – И знать не хочу. Давай отойдем подальше.
Понятия не имею, откуда взялись эти твари, но их тут были сотни, если не тысячи. Потревоженные, они шныряли в зарослях, то и дело высовываясь и дразнясь раздвоенными язычками, и было ясно, что путь вперед отрезан.
- Пойдем в обход, - сказал я. – Где-то же этот чертов папоротник должен кончиться!
Рийна приложила ладонь козырьком ко лбу, огляделась.
- Не везде! Видишь – овраг, - я махнул рукой влево.
Метрах в трехстах от нас параллельным курсом змеилась вниз широкая трещина, и обнажившийся известняк сахарно блестел на солнце. Трудновато там будет идти, но иного пути у нас нет. Главное, что там не было папоротника. Рийна словно мысли мои прочитала.
- Дурак, - сердито сказала она. – Вызови сюда бот! Я не собираюсь ноги ломать на этих камнях.
- Не могу, - виновато сказал я. – Я оставил пульт в палатке.
Рийна посмотрела на рощу с ботом: до нее оставалось не более полутора километров вниз по прямой. Посмотрела наверх – вершина холма была очень далеко, и палатки уже не было видно.
- Ладно, - хмуро сказала она. – Черт с тобой. Но если я сломаю ноги…
- То я понесу тебя на руках!
- А я по пути выпью из тебя всю кровь, - согласилась Рийна. – Чего стоишь? Пошли, что ли!
Мы спустились по довольно крутому каменистому склону, а дальше дело пошло легче – дно оврага было относительно ровным и плотным, словно утрамбованным, и только изредка встречались крупные валуны и выбеленные солнцем обломки деревьев, словно вмурованные в высохшую грязь. Их мы обходили без труда. Рийна повеселела, она бодро топала вперед и без умолку болтала. А у меня отчего-то сердце было не на месте. Тревожно мне было, и я жалел, что мы не вернулись к палатке. Пусть дольше, зато безопаснее. Наконец, я не выдержал.
Мы остановились, и я тут же почувствовал слабую, едва ощутимую дрожь под ногами. И тут же для меня все сложилось.
- Сель! – закричал я. – На нас идет сель! Быстро наверх!
Но было поздно – первая волна грязной воды вынырнула из-за бугорка и побежала к нам, угрожающе ворча. Но у нас еще оставался шанс. Схватив Рийну за руку, я рванул к ближайшему склону оврага, который находился метрах в трех от нас. Рийна вскрикнула, упала, обдирая о каменное крошево колени, я наклонился, помогая ей встать. И в этот самый миг вода достигла нас.
Она была совсем нестрашная, эта первая волна, она несла в себе взвесь, мелкие камешки и мусор. Она бурлила вокруг наших ног, поднимаясь все выше и выше, толкая вниз по склону, а мы упрямо пробивались к спасительному склону: шаг, еще шаг, еще один…
И тут пришла вторая волна – вздулась грязным глинистым пузырем, жирно отблескивающим на солнце, и с ревом понеслась на нас. Рийна закричала – дико, страшно. Я поднял ее на руки, вскинул на плечи и продолжал идти, стиснув зубы. Густая жижа бурлила и клокотала уже вокруг пояса, подбираясь к груди, меня било камнями, толкало вниз, опрокидывало, но я все еще держался. Мышцы, мои умные мышцы, спроектированные генетиками Фермы, перестраивались в бешеном темпе, позволяя мне не только удерживаться на ногах, но еще и передвигаться, держа на плечах бьющуюся в истерике девушку.
Мы бы успели – до спасительного склона, на который мы могли взобраться, оставалось пара шагов, когда в меня ударил большой камень. Я не почувствовал боли, только хруст ломающейся кости, и моя правая нога онемела. Больше я не мог наступать на нее. И понял, что еще мгновенье, и меня опрокинет.
Об этом дольше читать, на самом деле все происходило стремительно, с невероятной скоростью. Пальцы моей левой ноги, пробив металлопластиковый ботинок, глубоко ушли в дно, давая мне крошечный шанс. Я вскинул визжащую Рийну над головой и швырнул ее на берег, вложив в этот бросок все свои силы. И в тот же миг меня накрыло с головой, закрутило, оглушило и потащило. А потом ствол дерева ударил меня под ребра, вознес над беснующимся селем, и я увидел Рийну: сильно хромая, она бежала к вороненой туше спасбота, который находился в спасительной недосягаемости от селя.
- Беги, Рийна, беги! – изо всех сил закричал я. И снова рухнул вниз.
Захлебываясь вязкой, как жидкий цемент, жижей, изломанный безжалостной стихией, я хрипел из последних сил – беги! спасайся! И сквозь кровавую муть, застилающую глаза, все пытался разглядеть тоненькую фигурку.
А потом на меня обрушилась чернота.
