Сегодня я точно решил, кем буду. Я буду детским врачом! Потому что маленькие дети умеют превращаться!
Я сам это видел, собственными глазами, когда мама кормила Маю из бутылочки. Сестричка лежала себе, лежала, причмокивала и вдруг, я моргнуть не успел, как вместо девочки, пусть даже не слишком красивой, но все же девочки, у мамы на руках оказался предмет, здорово напоминающий холодилку. Эту холодилку обычно наполняют водой и кладут в холодильник, а когда вода замерзнет, ее кладут в ноги старикам и младенцам. Для уюта.
И вот эта холодилка теперь лежала у мамы на руках, а мама ничуть не беспокоилась, продолжала как ни в чем не бывало ворковать и говорить разные ласковые слова.
Сначала я подумал, что мама сошла с ума. Потом подумал, что сошел с ума я сам, и это было довольно-таки страшновато и неприятно, и я быстренько огляделся вокруг. Но все знакомые предметы оставались все теми же предметами: и стол, и шкаф, и коврик, и дыра в коврике, только холодилка оставалась холодилкой вместо сестренки.
Я потряс головой. Я протер глаза. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул по рецепту тибетских вампиров. Но все было бесполезно – мама оставалась мамой, а холодилка – холодилкой.
И я мысленно стал уже прощаться и с мамой, и с домом, и со всем остальным. Я даже подумал о том, что надо бы написать завещание и завещать все свои игрушки Пине пополам с сестренкой, и мне было очень грустно, и я смотрел на знакомую комнату, на знакомые предметы в комнате, и я их всех очень любил, и мне было жаль, что никогда больше я не сяду за этот стол, никогда не зажгу эти свечи в бронзовом канделябре, и цепи будут грустно и одиноко звенеть под потолком, потому что некому будет на них качаться.
Но тут распахнулась дверь, и вошел мой брат. Он со своими друзьями ходил в поход, и вернулся грязный, пропахший дымом и очень довольный. Брат уронил рюкзак на пол и раскинул руки.
- Здравствуй, мама! - воскликнул он.
- Здравствуй, милый, - машинально откликнулась мама и предложила ему полюбоваться на сестренку.
Брат с отвращением поглядел на холодилку.
- Чудесно, - сказал он. – Просто замечательно. Стоило мне ненадолго отлучиться, и весь дом оказался забит младенцами! Откуда вы ее выкопали?
Мама слегка покраснела и взглянула на меня.
- Ты и сам знаешь, откуда берутся дети, - сказала она. – Давай не будем об этом при Тимофее. Лучше скажи, как тебе малышка?
Брат подошел поближе и внимательно оглядел то, что было у мамы на руках.
О, чудо! Теперь это снова была девочка, моя сестра!
- Мая! – воскликнул я, а брат несколько раз кивнул головой. С очень грустным видом.
- Да, сказал он. – Я так и знал. Детям в этом доме вечно не везло на имена. Как ты думаешь, - обратился он ко мне, – почему я такой сильный, почему у меня такие мускулы и вообще?
Я добросовестно подумал.
- Наверное, - сказал я, - ты много занимался спортом.
- Ха-ха-ха, - раздельно произнес брат. – Я, конечно, занимался спортом и даже наращивал мускулы. Но это было, так сказать, последствием. А вот что послужило первопричиной? Истоком? Толчком?
- Ты все преувеличиваешь, - мелодичным голосом сказала мама. – Ты слишком много думаешь о себе.
- Так я тебе скажу, - продолжал брат, не обращая внимания на маму. – Истину. Как меня зовут?
Я подумал, что не один я сошел с ума. Или усиленные занятия так сказались на моем брате, что начисто отшибли память.
- Тебя зовут Вениамин, - напомнил я спокойным доброжелательным тоном – ведь сумасшедших нельзя волновать.
- Правильно, - с удовлетворением произнес братец. – А теперь я задам тебе еще один вопрос – как бы ты называл своего друга, если бы у него было это ужасное отвратительное имечко?
- Венькой? – неуверенно предположил я после недолгого размышления. В самом деле, меня называют Тимкой, Тимом, Пенелопоэма – Пиней, стало быть, Вениамин будет Венькой, Веником. Веником?!
- О! – сказал брат, внимательно наблюдавший за мной, и поднял палец. – О! Дошло, наконец? Теперь представь, как будут звать нашу с тобой несчастную сестру. Не иначе, как Майкой. Она же фуфайка, она же прочие предметы гардероба. Майка-фуфайка! Как тебе перспектива – иметь такую сестричку?
- Это я ее так назвал, - робко признался я, чувствуя острую вину.
Брат с отвращением посмотрел на меня.
- Ну конечно, - язвительно произнес он. – Что от тебя ждать, никакого сострадания к ближним. Тебе, с твоим именем, не приходится задумываться о таких мелочах
- Ты все преувеличиваешь, - твердо повторила мама. – Тима, не слушай его!
Брат саркастически рассмеялся.
- Дорогая мама, - сказал он. – Я не только не преувеличиваю, но даже милосердно преуменьшаю размеры катастрофы, постигшую это юное создание. Впереди у нее унылая беспросветная жизнь, наполненная бесконечной зубрежкой и наращиванием мускулов. И все для того лишь, чтобы своим умом и силой доказывать злостным насмешникам их глубочайшую неправоту.
- Тима, выйди, пожалуйста, - голосом, в котором звенел металл, попросила меня мама.
- Нет, пусть останется! – воскликнул брат. – Пусть слышит…
Что я должен был услышать, осталось неизвестным, так как зазвонил телефон. Это оказалась одна мамина подруга, которая переехала в новый дом и теперь звала всех на новоселье.
Сначала мама отказалась категорически, потому что у нее на руках маленький ребенок, и оставить его совершенно не с кем, но подруга уговаривала, уговаривала, и мама заколебалась.
- Что ж, попробую что-нибудь придумать, - сказала она.
Мама положила трубку и смерила нас с Вениамином оценивающим взглядом.
- Нас с папой приглашают на новоселье, - сказала она.
- Это хорошо, - сказал брат.
- Давно я не была в гостях, - задумчиво сказала мама. – Да и отец тоже. Один сплошной быт, рутина и никакого разнообразия.
- Никакого, - осторожно согласился брат.
- Только вот Маю оставить не с кем, - с сожалением вздохнула мама.
- Не с кем, - радостно подтвердил братец.
- Но это дело поправимое, - решительно сказала мама. – Я просто убеждена, что вы с удовольствием посидите дома и присмотрите за сестрой.
Вениамин тут же стал кричать, что он ног под собой не чует, что устал, как черт, и что младенцев терпеть не может и вообще не умеет с ними обращаться, но с мамулей не поспоришь. Если уж она что-то решила, то решила, и точка.
- Пожалуй, приготовлю-ка я салат из мокриц, - не слушая Вениамина, сказала она. – Да и пирожки с тиной будут кстати.
И она умчалась в кухню, а брат в расстроенных чувствах отправился к себе в комнату. А потом пришел с работы папа и очень обрадовался тому, что они с мамой вдвоем пойдут на новоселье.
- В кои-то веки проведем вечер без детей! – сказал он. – Где мой новый галстук?
А потом за ними закрылась дверь, и мы остались втроем: я, Вениамин и сестричка. Брат сидел в гостиной и злился, а сестричка мирно спала в своем коконе, подвешенном на крюк в холодном камине. Мама строго-настрого запретила ее будить и вообще беспокоить, только если она сама проснется, тогда следует положить ее на диван и всячески развлекать, пока не прозвенит будильник.
- В буфете бутылочка с детской смесью, - сказала она. – Как только прозвенит будильник, надо покормить Маю. Потом она еще немного погуляет и уснет, а вы положите ее в чистый кокон и опять повесите на крючок. Вот и все, ничего сложного. Справитесь?
- О чем разговор, - небрежно ответил я, всем своим видом показывая, что ухаживать за младенцами для меня дело привычное и пустяковое. Хоть сотню подавай, все будут накормлены, напоены и уложены спать.
- Может, все-таки вызовем бабушку? – без особой надежды спросил брат, но папа сказал, что у Вениамина у самого скоро будут свои дети, так что пусть привыкает к взрослой жизни.
И мы стали привыкать. Но не прошло и полчаса, как в гостиной беззвучно сгустился призрак.
Вообще-то, в каждом нормальном доме есть телефон, и каждый нормальный вампир умеет им пользоваться, но среди друзей моего брата образовалась модная привычка посылать со всякими сообщениями призраков. Призраки эти редко имели нормальный вид, каждый из друзей старался придумать что-нибудь почуднее – то змею с сотней голов, то ящик какой-то с глазами, то еще что-нибудь ужасное и непонятное, отчего кровь стыла в жилах.
Но этот призрак был вполне нормальным, даже напоминал одну девицу, с которой дружил мой брат. Призрак несколько раз хлопнул длиннющими ресницами и застенчиво сказал:
- Венечка, если у тебя нет других планов, то я приглашаю тебя в гости, - и тут же, без перехода, неживым автоматическим голосом забубнил: - Жду ответа… жду ответа… жду…
- Цыц, - страшным голосом сказал брат.
Призрак поперхнулся «ответом» и замер в неестественной позе. Легкий сквознячок потихоньку сносил призрак в чулан. А брат смущенно взглянул на меня.
- Вот видишь, какое дело, - сказал он. – Девушка ждет.
- Ага, - сказал я.
- То есть это совсем не то, что ты подумал, - поспешно сказал брат.
- Конечно, - сказал я.
- Я обещал ей помочь с экзаменами, - сказал брат.
- Понятно, - сказал я.
Брат встал и заходил по гостиной, нервно хрустя когтями.
- Пожалуй, я сбегаю к ней ненадолго, - заявил он. – У нее там трудности с алгеброй. Ты как, не против?
- Нет, конечно, - сказал я. Брат просиял и кинул на меня благодарный взгляд. – Только стоит позвонить маме и спросить у нее разрешения, - добавил я.
Брат увял и снова забегал по гостиной, злобно бормоча себе под нос. Потом он остановился передо мной.
- А хочешь, я дам тебе поснимать моим фотоаппаратом? – вкрадчиво спросил он.
Я приподнял одну бровь, как это делает папа, и сказал «гм».
- И подарю свой походный нож, - сказал брат.
Я сделал задумчивое лицо.
- Ладно, - решился брат, - знай мою доброту. Забирай уже и мой рюкзак! По рукам?
- По рукам, - великодушно сказал я. – Только, знаешь, мне одному скучно будет. Давай, я Пине позвоню?
Брат сказал, что, раз я такой отличный парень, то могу звонить, кому вздумается, его это не касается. Он быстро собрался и ушел, а я стал звонить Пине и Малявке, и они с радостью согласились придти ко мне и помочь в воспитании подрастающего поколения.
Мы сначала ходили на цыпочках и разговаривали шепотом, и еще играли в подземный бой, но Малявка все время жульничала и читала наши мысли, и стало немного шумновато.
Тут проснулась Мая, и стало еще шумнее. Мы прямо все извелись, предлагая ей разные игрушки, Пиня даже немного поплясал и попел, но, по-моему, вышло еще хуже - сестренка вопила как резаная и не желала ничего слушать.
- Может быть, ей слишком сухо? – пропыхтел взъерошенный Пиня.
- Может быть, ей слишком жарко? – предположила Малявка, обмахиваясь бабушкиным старинным веером.
- Может быть, - сказал я, и мы стали поливать кокон с сестричкой водой и махать на него.
Сначала она замолчала, я думаю, от удивления, а потом разоралась так, что у нас заложило уши, и я с минуты на минуту ждал маму, потому что слышно было, наверное, на сто километров вокруг. Но мама все не приходила, а сестренка все вопила и брыкалась, и тогда я решился на крайний шаг.
Мы схватили кокон и засунули его в холодильник. Сразу стало тише, поскольку дверца закрывалась очень плотно, но не настолько, чтобы я успокоился.
- Давайте ее качать,- скомандовал я, и мы все навалились на холодильник и принялись раскачивать его в разные стороны, и я изо всех сил запел колыбельную песенку, которую
обычно поет мама, укладывая сестричку спать, а Пиня бормотал какую-то сказку, в которой злобные поросята довели до слез бедного Серого Волка, а Малявка бубнила таблицу умножения на тринадцать, и мы все здорово устали и просто выбились из сил, но своего добились – холодильник затих и перестал вопить.
Тогда мы пошли выпить чаю и подкрепиться пирожками, которых мама наготовила так много, что хватило не только в гости, но и на нас.
- Никогда не думала, что с маленькими детьми такая морока,- задумчиво сказала Малявка.
- Несчастные родители, - согласился я, а Пиня ничего не сказал, потому что жутко нервничал, а когда он нервничает, то жутко много ест. И он съел почти все пирожки и выпил весь чай, и очень расстроился от этого и принялся озираться в поисках чего-нибудь съедобного.
- Когда я нервничаю, то много ем, а от этого расстраиваюсь и ем еще больше, - объяснил он и робко спросил меня, нет ли еще чего-нибудь такого, легкого.
Я обшарил все шкафчики, где мама хранила продукты, но обнаружил только сухую крупу, сухие макароны и кучу всевозможных приправ. Пиня от всего этого решительно отказался, а мы с Малявкой взяли себе по макаронине и с удовольствием хрустели ими.
- А нет ли чего в холодильнике? – уныло спросил Пиня.
- Есть, конечно, - сказала Малявка. – Майка.
- Майка? – страшно удивился Пиня и даже забыл о голоде на минуточку. – Разве твоя мама держит белье в холодильнике?
- Это не белье, - сухо ответил я и подумал, что мой брат как всегда прав. – Это моя сестра.
Пиня очень смутился и принялся извиняться, но тут прозвенел будильник, и я вскочил, как ошпаренный.
- Скорее! - заорал я и бросился из кухни. – Ее пора кормить!
Малявка и Пиня бросились за мной, а я вспомнил, что надо взять бутылочку, и побежал назад, и Пиня с Малявкой тоже, а еще потом я вспомнил, что бутылочка находится в буфете, а буфет – в гостиной, и чуть не сбил с ног своих друзей, и так мы носились взад вперед, как угорелые, и набили себе шишки везде, где только можно. В конце концов, я ударился о дверь лбом, и от этого у меня произошло некоторое просветление в мозгах, и я успокоился.
- Тихо, - сказал я, прижимая холодную ложку к шишке. – Спокойно. Я все вспомнил. Мама велела положить Маю на диван и играть с ней, если она проснется раньше времени. А потом покормить ее, когда прозвенит будильник.
- А зачем же мы запихали ее в холодильник? – удивился Пиня.
- Сам не знаю, - мрачно сказал я, и Малявка выразительно покрутила пальцем у виска.
- Иди в гостиную и приготовь там все, - распорядилась она. – Найди чистый кокон и убери все острые предметы. А мы принесем Маю.
И я сделал все, как она сказала, и стал ждать, но они все не шли и не шли, и тогда я отправился за ними сам.
Мои друзья стояли возле распахнутого настежь холодильника, и вид у них был растерянный. Пиня держал в руках пустой кокон и явно не знал, что с ним делать.
- Где Мая? – холодея от недобрых предчувствий, спросил я. Малявка пожала плечами и сказала, что здесь ее нет.
Я заглянул в холодильник и увидел там сосиски, колбасу, яйца, банку консервированных пауков и банку компота из мухоморов, и еще много всего увидел, кроме маленькой девочки.
Мои друзья были в отчаянии, но я сохранил хладнокровие, вспомнив холодилку. Конечно, эта паршивая девчонка опять во что-нибудь превратилась!
И я все быстро объяснил и велел осторожненько перенести все продукты в гостиную и сложить их на диване. А потом мы нежно щекотали каждую сосиску и агукали с каждой банкой.
Особенную осторожность мы проявляли с яйцами – не ровен час, разобьешь сестричку… И это все продолжалось очень долго, так долго, что я начал беспокоиться по-настоящему: а вдруг Мая навсегда останется какой-нибудь сосиской, и мама сварит ее на ужин?
А потом Малявка взвизгнула и вскочила с ногами на диван, а я обрадовался, потому что кусок колбасы вдруг заворочался, и у него появились глаза, сначала один, потом другой, потом третий, и все три жалобно мигали. А потом еще образовался рот и принялся кричать.
И мы накормили сестричку, а потом она решила поиграть с нами в прятки – превращалась во все подряд, а мы ее искали. Мы устали так, будто убрали все игрушки во всем мире, и Мая устала и заснула, сладко причмокивая и засунув большой палец руки в рот. Теперь она снова была хорошенькой маленькой девочкой, и я осторожно засунул ее в кокон и положил между диванных подушек. Так всегда поступала моя бабушка, когда боялась, что младенец скатится на пол и ударится головкой.
- Никогда не заведу себе детей, - зловеще сказал Пиня и щелкнул зубами, а Малявка тотчас возразила, что это неразумно, потому что если бы наши родители боялись трудностей, то мы бы никогда не появились не свет. А Пиня сказал, что родители – это родители, а он – это он, и его решение нерушимо, как скала, и мы немного поспорили, и сами не заметили, как отдохнули.
И мы немного поиграли в салки, совсем немного, потому что Пиня развалил поленницу дров возле камина, опрокинул любимую мамину вазу с цветами, сбросил с полки книги и вообще наделал столько шума, что мы решили поиграть во что-нибудь совсем-совсем тихое.
- В прятки, - предложила Малявка, и мы согласились.
Играть в прятки в моем доме одно удовольствие, ведь это старинный замок, полный темных углов, длинных коридоров и заставленных всякой старинной ерундой комнат. Там можно спрятаться так, что и за миллион лет тебя никто не найдет.
Водить выпало Малявке, она честно пообещала не читать наших мыслей, и мы с Пиней бросились наверх, а Малявка плюхнулась на диван, крепко зажмурилась и принялась громко считать.
После того случая со жребием мой папа решил отреставрировать прапрапрадедушкины доспехи. Отреставрировать – это значит починить, но взрослые почему-то не любят таких простых слов и разговаривают между собой так, что ребенок ничего не понимает. И вот папа вычистил до блеска и шлем, и кольчугу, и такие круглые штуки, которые надевались рыцарями на колени, и железные перчатки, и даже копье; и он все это аккуратно соединил прочными металлическими штырями и еще копьем, и теперь в коридоре у нас стоял почти настоящий рыцарь. Он опирался на копье, и забрало на шлеме (такая решетка), было опущено, и если не знаешь, то нипочем не угадаешь, что он внутри пустой.
И в этого рыцаря можно было залезть, прямо внутрь кольчуги, а ноги засунуть в железные сапоги, только вот голова у меня не доставала до шлема, но это было ничего, потому что в груди рыцаря, на уровне моих глаз, было несколько маленьких щелочек, и через них все было прекрасно видно.
И я хотел туда спрятаться, но Пиня успел первым, он давно, оказывается, мечтал «побывать в шкуре древнего вампира», и мы чуть было не поссорились, но Малявка досчитала уже до пятидесяти, и я вспомнил, что я хозяин, а Пиня гость, и уступил. Пиня обрадовался и стал протискиваться в кольчугу снизу, через такую железную юбку, и при этом страшно пыхтел и раскачивал чучело. И мне пришлось ему помогать, иначе бы он так и остался наполовину спрятанным. И я пихал его, а он ерзал и дрыгал ногами, и чучело печально звенело на весь дом, как сто сковородок и кастрюль вместе взятые, а потом Малявка громко крикнула:
- Я иду искать!
И я понял, что не успеваю спрятаться, потому что все время потратил на Пиню, и тогда просто спрятался за него.
Пиня возился внутри и гулко шептал, что ему неудобно, что вокруг полно паутины и ничего не видно.
- Замолчи, - шипел я, но Пиня не слышал и беспокоился о том, как он будет отсюда вылезать.
-Тим, где ты? – со скорбным отчаянием взывал он и стучал в стенки. Он поднял такой шум, что я решил перепрятаться, иначе меня сразу найдут. И я уже высунулся из своего угла, собираясь быстро перебежать в кладовку, где папа хранит раритеты (просто старые вещи, но я уже говорил, что взрослые не любят простых и понятных слов), но тут Малявка пронзительно завизжала.
Она оказалась просто чемпионом по визгу, у меня заложило уши и заныли зубы, и я сломя голову бросился вниз. Пиня остался стоять на своем месте, только стал раскачиваться и выть совсем уже дико, но я решил пока не обращать на него внимания. Подумаешь, паутина! Я вот лично паутины нисколько не боюсь.
Малявка тем временем перестала визжать и теперь носилась по гостиной и лихорадочно агукала всему подряд. Я сразу понял, в чем тут дело, и стал ей помогать, и мы перетрясли все диванные подушки, сняли все картины со стен и вывалили все книги на пол, выдвинули все ящики из буфета и вытащили все папины инструменты из стенного шкафчика, но паршивая девчонка словно издевалась над нами и нипочем не хотела превращаться обратно, только заливалась радостным смехом. Наверное, ей тоже захотелось поиграть в прятки.
- Проверь дрова, - пыхтела Малявка, копаясь в комоде с обувью. – Агу, агу! АГУ!
- Агу! – с угрозой сказал я, хватая первое полено. – Агу, кому я сказал!
Но это полено молчало и не шевелилось, и все остальные тоже, и старые ботинки оставались старыми ботинками, сколько Малявка не нянчилась с ними, а Пиня подвывал, как завзятое привидение, и бренчал железками наверху, а Майка довольно смеялась непонятно откуда, и мы совсем уже отчаялись, особенно я, потому что это все-таки была моя сестренка, и я к ней привязался и даже подарил ей свои ненужные игрушки. А еще скоро должна была придти мама, а она не выносит беспорядка, и мне наверняка влетит за погром в гостиной, а папа скажет, что я не оправдал его надежд и не даст пострелять из дедушкиного мушкета.
Что же делать? Может, сбежать из дома? Стать вольным бродягой с суровым и мужественным лицом, закаленным в испытаниях, а потом вернуться домой, уже взрослым самостоятельным вампиром, которого уже не будут ругать за разбросанные игрушки и несделанные уроки?
- Знаю, - сказала вдруг Малявка, тяжело дыша. Она бросила очередной рваный тапочек в огромную кучу обуви возле двери и вытерла лоб. На лбу появилась грязная полоса. – Знаю! Надо позвонить детскому врачу. Им всегда звонят, если ребенок заболеет.
- Она не заболела, а потерялась, - возразил я. – А если ребенок потерялся, то звонят спасателям.
И мы немного поспорили, кому же звонить, и решили позвонить всем.
- Ты вызывай врача, - сказал я.- А я вызову спасателей.
И мы позвонили и стали ждать, а сестричка, наверное, соскучилась по маме и принялась хныкать, а Пиня колотился там, наверху, и кричал, чтобы его немедленно выпустили.
- Что это с ним? – спросила Малявка.
- Он залез в чучело рыцаря, а он такой узкий внизу, что он не может вылезти, - объяснил я.
Малявка удивилась, но тут пришел доктор, и нам стало не до Пини.
Доктор внимательно выслушал нас и добродушно рассмеялся.
- Обычное дело, - сказал он. – Ладно, не переживайте.
И мы сразу успокоились и перестали переживать, а доктор вымыл руки с глиной и потребовал у меня новую бутылочку с детским питанием. Бутылочку я тут же принес, и доктор стал расхаживать по комнате и тыкать ею в разные предметы.
- А кто это у нас здесь? – ласково ворковал он. – А где наша девочка? Ах нет, это не девочка, это чайничек… Очень хорошо, очень хорошо… А куда же спряталась наша девочка, куда она подевалась? А не хочет ли малышка покушать, покушать?
И он так ходил и ходил, и довольно скоро ласковости в его голосе поубавилось, и ворковать он перестал, и улыбаться.
- Ну где же ты? – нервно вскрикивал он, озираясь. – Выходи немедленно! Где наш чайничек? Тьфу ты, где наш тапочек? Как ее зовут?
- Майкой, - сказал я.
- Где наша маечка? – нервно закричал доктор и грозно потряс бутылочкой. – Где наша фуфаечка? Иди скорей к халатику, тьфу ты, к доктору!
В это время распахнулась входная дверь, и на пороге возникли мама, папа и брат, возникли и застыли столбами, обводя обалдевшими взглядами гостиную.
- Это ураган, - убежденно произнес брат. – Ни один мальчик не в силах причинить столько разрушений, это я вам как будущий ученый говорю!
- Ураган в таком ограниченном пространстве? – заинтересовался папа. – Может, это что-то вроде полтергейста? Знаете, шумный дух и все такое…
- Шумный дух? – зловеще произнесла мама, пристально глядя на меня, и я сразу пожалел, что не сбежал из дома, а доктор бросился к маме.
- Где наша рубашечка? – бушевал он. – В жизни не видел такого беспорядка, ничего не найдешь! Маечки-трусики, младенцы-пеленки!
- Готово, довели, - радостно сказал брат. – Ни один вампир не уйдет в здравом уме из этого сумасшедшего дома.
- Помолчи, - сурово произнесла мама и обернулась к папе. – Будь добр, помоги, пожалуйста, несчастному доктору, - мама всегда выражается очень вежливо, когда доведена до белого каления, как она говорит, и папа тотчас обнял доктора за плечи и повел его к дивану, что-то успокоительно шепча ему на ухо, а доктор истерически смеялся и плакал одновременно.
- Хочу в машинку, - капризничал он. – Хочу в палаточку. Дайте мне таблеточку.
- У меня есть кое-что получше, - говорил папа.
Мама повернулась ко мне. Я вытянулся в струнку.
- Мама, - мужественно сказал я. – Она потерялась. А Пиня застрял. Но мы не виноваты.
- Она так хорошо поела, - поддержала меня Малявка.
- И мы сменили кокон, - сказал я.
- И играли с ней на диване, - сказала Малявка.
- После того, как вытащили ее из холодильника, - уточнил я.
- А потом мы стали играть в прятки, - продолжала Малявка, - и Пиня застрял.
- И мы никак не могли ее найти, - признался я. – Хотя искали везде.
- Притворилась, - вздохнула Малявка. – То есть нет, превратилась.
- И как здорово, - сказал я.
- Так, - сказала мама, сжимая руками виски. – Так, спокойно… Кто притворился?
- Не притворился, а превратился. Превратилась, - поправил я маму. – Она. Майка.
- Во что? – спросила мама.
- Не знаю, - развел я руками. – Во что-нибудь… Видишь, мы врача вызвали…
- Вижу, - сказала мама. – Врача вижу. Тебя вижу. А Маю не вижу. И Пиню тоже. Тимофей, ты можешь мне точно сказать, где они?
- Так ведь Пиня застрял, - обиделся я на мамину несообразительность. – Он там наверху гремит, слышишь?
Пиня и правда здорово гремел и скрежетал, причем звук все приближался и приближался.
- Слышу, - покорно сказала мама. – А Мая?
- Может быть, она тоже где-нибудь застряла? – предположила Малявка, а я не успел ничего больше сказать, потому что одновременно произошло несколько событий...
