Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Я и мой дрон

Я и мой дрон - 2

Я и мой дрон -3

Я и мой дрон - 4

Я и мой дрон - 5

Я и мой дрон - 6

Я и мой дрон -7

Я и мой дрон - 8

Я и мой дрон - 9

- Невероятно, - в который уже раз повторил Родерик Канн. – Вы уверены, что это не фейк?

Ричард Бёртон курил, развалясь на диване, вид у него был очень усталый.

- Я знаю Сергея Батурина много лет, - сказал он, выпуская в потолок струйку дыма. – Иногда мне трудно было его понять. Я хороший ученый, просто отличный ученый. А он – гений.

- Демент, - возразил Канн.

- Гениальный демент, - согласился Бёртон.

- Позвольте? – пробормотал генерал Коллинз и снова включил видео.

Все молча смотрели, как в больничной палате молодой мужчина выгибается дугой на койке. Все молча слушали механический голос.

«Я здесь. Помогите»

- Это не первый эксперимент, - сказал Бёртон. – Первый они не записывали.

- Они? – хмурясь, спросил генерал Коллинз.

- Отец парня, - пояснил Бёртон. – Он связался со мной, когда понял, что Кирилл не «овощ».

- Потрясающе! – не в силах бороться с возбуждением, Родерик Канн вскочил и принялся мерить длинными ногами кабинет. – Просто потрясающе! Инвалид детства, ДЦП, поражение нейровирусом, и на фоне всего этого он сумел сохранить разум! Это сенсация, господа!

- Он ли один? – негромко сказал Бёртон, и все посмотрели на него. – У меня было время все обдумать. И я пришел к определенному выводу. Нам нужен этот парень.

- Гм, - сказал генерал Коллинз. – Именно этот? И никто другой? «Овощей»… простите, доноров полным-полно. Вовсе незачем тащить его через полмира. Если вы считаете, что он не один такой. Тем более не факт, что русские так легко отдадут его.

- Я объясню, - сказал Бёртон. – Попытаюсь объяснить, и надеюсь, что вы прислушаетесь к моему мнению. Этот парень, Кирилл… им занимались с самого рождения, наплевав на диагноз. Ему читали книги, показывали мультики. Потом стали учить читать, считать. И все это, между прочим, не видя отклика, не надеясь на результат… Впрочем, вру – как раз Сергей считал, что отклик есть. И попросил у меня помощи. Парню тогда было лет десять, кажется. Задача стояла такая – научить Кирилла общаться с помощью компьютера. Мне это показалось интересным, и я приехал… Не буду долго распространяться, методику вы все знаете…

- Я не знаю, - буркнул Коллинз. Бёртон, задрав брови, посмотрел на него. – Нечего пялиться, - огрызнулся генерал. – Я – старый вояка, офицер. И, между прочим, мама и папа для всех этих умников. Нянька, если хотите. У меня своих забот хватает, и если бы я вникал во всю эту науку, я бы давно рехнулся или пустил себе пулю в лоб.

- Да, - сказал Бёртон. – Да, конечно. Я, собственно, ничего такого… Если позволите, генерал, я вкратце. Предположим, у нас есть пациент, который не может двигаться и говорить. Он в сознании, он все видит и слышит, ЭЭГ показывает нормальную рассудочную деятельность, но выразить свою мысль словами он не может. Не может написать, не может подать знак…

- Не считайте меня идиотом!

- … но думать он может. Мысль – вот единственное, что осталось в распоряжении такого пациента… Генерал, вы видите курсор на мониторе? Да-да, в верхнем правом углу. Попробуйте мысленно подвигать им. Влево-вправо, вверх-вниз…

Судя по сопению генерала Коллинза, он честно пытался проделать этот фокус.

- Не трудитесь, у вас ничего не получится. И ни у кого не получится. Я имею в виду – без специальной аппаратуры, которая будет считывать электрические импульсы вашего мозга и передавать их на компьютер. Мы всегда начинаем с само простого: выводим на монитор два слова: «Да» и «Нет», задаем простой вопрос, а пациент должен подвести курсор к нужному ответу. Сразу ни у кого не получается, но стоит пациенту освоить принцип, почувствовать его, прочувствовать… и готово - с ним можно вести полноценный диалог. А если поставить на компьютер программу озвучивания текстовых файлов…

- Я все понял. Видел такое в кино. Правда, всегда считал это выдумкой.

- Нет-нет, это вполне себе реально, - вмешался Родерик Канн, одобрительно кивая Бёртону. - Собственно, бионические протезы построены на том же принципе…

- Благодарю вас, мистер Канн, - ледяным тоном произнес Бёртон. – Вы позволите, я продолжу? Так вот, что касается этого мальчика… хотя сейчас он давно уже не мальчик… За всю свою жизнь Кирилл не совершил ни одного осознанного целенаправленного движения. Он не брал рукой конфету, не засовывал ее в рот… черт, он даже в носу ни разу не поковырялся! Понимаете? Его мозг понятия не имел, как это – двигать рукой, сжать пальцы в кулак и так далее. Добавьте сюда частичную атрофию зрительных нервов. А теперь оцените сложность задачи, стоящей перед нами.

Бёртон замолчал и потянулся за новой сигаретой. Прикуривая, он искоса разглядывал коллег – оценили? впечатлились? Судя по выражению их лиц – таки да, и оценили, и впечатлились.

- У Кирилла все получилось. Я на это не особо рассчитывал, и честно предупредил Сергея, но он был уверен, что мальчик справится. Сказал, что у него есть основания так думать. И, как вы понимаете, оказался прав. Парень меня поразил. Он хватал все на лету, я в жизни не видел ничего подобного, он даже… - Бёртон осекся. – Извините, я немного увлекся. Собственно, речь не об этом. Я считаю, что жертвы нейровируса, как и Кирилл, сохранили разум. Конечно, у нас всего один достоверно подтвержденный случай, но…

- Нет! – Канн вскочил и возбужденно заходил по кабинету. – Нет, подождите! Я лично видел ЭЭГ этих, как вы сказали, жертв. И я с уверенностью утверждаю, что ни о какой рассудочной деятельности там и речи быть не может! Плато, господа, почти ровное плато! У людей такого не бывает – ни у коматозников, ни у полных дебилов. Конечно, если у вашего Кирилла ЭЭГ отличается от остальных…

- Ничуть, - вежливо откликнулся Бёртон. В этот раз он не сердился, что его опять перебили. Напротив, был даже доволен. – Уверяю вас – все то же самое. Такое же, как вы изволили выразиться, плато. И редкие всплески активности. Очень кратковременные. Все как у всех, - повторил он.

Канн посмотрел на него. Пожал плечами, сел.

- Тогда я не понимаю.

- А я, кажется, понимаю.

Профессор Свенсон, поставив видеозапись на паузу, повернулся к Бёртону. Все это время он не произнес ни одного слова, снова и снова прокручивая запись.

- Да, понимаю. Стимуляция, верно? Что у него там в руке было, у этого вашего Сергея? Электрошокер?

- Точно, - с удовлетворением подтвердил Бёртон. – В самую точку, профессор!

Родерик Канн и генерал одновременно сунулись к монитору.

- И обратите внимание на энцефалограф, - продолжал Бёртон. – Вон там, слева. Прокрутите немного вперед… еще чуть-чуть… стоп! Видите?

- Ничего не разобрать, - раздраженно сказал Родерик, возя носом по экрану. – Отвратительное качество.

- Да бросьте вы, Канн, - сказал генерал Коллинз. – Уж на что я далек от всего этого, но даже мне понятно – там явный всплеск. – Он обернулся к Бёртону. – Что, парень на минуточку стал нормальным?

- На четыре, - поправил тот. – Точнее, на четыре минуты и двадцать две секунды. И за это время парень сумел что-то понять и даже установить связь. Да, урезанную, одностороннюю… но он дал нам ясно понять, что он – живой и разумный.

- Болевой шок вывел его на прежний уровень. Пусть даже ненадолго, - задумчиво проговорил профессор Свенсон. – Очень, очень интересно. И неожиданно. Я не сторонник поспешных выводов, но могу предположить, что там, под «плато», Кирилл не утратил разум. Нейровирус всего лишь отрезал его от внешнего мира.

- Господи! – потрясенно воскликнул Канн. – Все эти годы… все эти двенадцать лет! Как в гробу! Заживо погребенный! Бедный парень!

Генерал резко встал и подошел к окну. Отвернувшись от всех, он стоял, сцепив руки за спиной… побелевшие руки за очень прямой спиной.

Канн растерянно смотрел на генерала, потом обернулся к Свенсону, но тот сделал знак: молчи! Повисла напряженная тишина.

Двенадцать лет, думал генерал Коллинз, двенадцать проклятых лет… целая вечность… Энни, Джерри, девочки мои, я виноват перед вами, я предал вас, когда оставил в госпитале. Меня уверяли, что за вами будет надлежащий уход, и не соврали, а вам не уход был нужен… Я не хотел, чтобы вы стали подопытными кроликами, я думал, что оберегаю вас от ужасной участи – и ошибся. Что может быть ужаснее – ничего не видеть, не слышать, не ощущать, и при этом оставаться в полном разуме? Звать, кричать, биться о невидимую преграду, отделившую тебя от мира? Вы звали меня, я это точно знаю, вы думали – вот придет папа, сильный добрый папа, и все сразу станет хорошо, все станет, как прежде… а папа не пришел, папа спасал человечество…

Я думал, что вы – «овощи», просто тела с набором базовых рефлексов. Мне было больно, но эта боль ничто по сравнению с той, которую причинил мне сейчас злой ангел по имени Ричард Бёртон. И ничего уже изменить нельзя.

Или можно?

- Мистер Бёртон, вы уверены, что вам нужен именно этот русский? – голос генерала звучал сухо, деловито – как обычно. – Мы можем предоставить вам любой материал, на выбор. У нас большой выбор, мистер Бёртон. И прекрасная аппаратура. Вы можете начать в любой момент, хоть сегодня…

Кажется, у меня начинается истерика, отстраненно подумал Коллинз. Надо же, столько лет держался…

- Я объясню, - мягко сказал Бёртон. – У Кирилла была хорошая школа – он уже был изолирован от общества. Тогда, в раннем детстве. Когда же пришел нейровирус… Не уверен, но предположу, что он воспринял это как сбой аппаратуры. С ним это бывало и раньше – компьютер зависал, интернет отключался, барахлил слуховой аппарат…Он терпел и ждал. И тогда, и сейчас. Вот, дождался. А у других детей – я имею в виду нормальных, полноценных детей – такого опыта не было. И когда их «выключили»… Я бы лично сошел с ума. Я, взрослый человек, не смог бы удержаться на краю безумия. Дети более пластичны, но и их ресурсы небезграничны. Думаю, что у большинства из них психика необратимо искалечена. Даже если мы сумеем установить с ними контакт… а мы не сможем, потому что они никогда не общались с помощью аппаратуры, они даже представить себе не могут, как это – полностью зависеть от аппаратуры… даже в этом случае мы не сможем вернуть им полноценную жизнь. Потому что жизнь для них – это, прежде всего, жизнь физического тела. Они ходили и бегали, кричали и смеялись. Они ели мороженое и бургеры, дрались и мирились, они в любой момент могли обидеться и уйти… а теперь лишены всего этого, превратившись в чистый разум, зацикленный сам на себя. Я уже не говорю про младенцев – они даже не поняли, что с ними произошло, да и не могли понять в принципе. И шансов на развитие у них не было никаких. Дети-маугли, слышали о таких? Ничего человеческого.

- То есть, вы делаете ставку на калек? – спросил Свенсон. – Слепых, глухих, парализованных?

- Если они такие, как Кирилл, то да. Но много ли таких? И где их искать?

- Тогда что вы предлагаете?

- Программу, - немедленно, словно ждал этого вопроса, откликнулся Бёртон. – У меня есть программа… правда, сырая еще, но она ставит конкретные задачи. – Бёртон повернулся к Коллинзу. – Послушайте, генерал, у меня уже во рту пересохло. Предложите нам чего-нибудь выпить. Хотя бы воды со льдом, если вам жалко коньяку. Говорят, у вас сохранился запас.

Родерик Канн возмущенно фыркнул, но генерал, к его изумлению, достал из ящика стола бутылку.

- Джин, - кратко проинформировал он. – Сойдет?

- На безрыбье, как говорится…

Бёртон потянулся к бутылке, но Коллинз жестом остановил его.

- Мистер Канн, пожалуйста, принесите стаканчики из кулера. Мы же не дикари какие-то.

Несмотря на слово «пожалуйста», сомнений в том, что это была не просьба, а приказ, у Родерика не было, и он бросился выполнять его. Кулер находился в общем холле, и Родерик очень торопился. Ему не хотелось пропустить что-нибудь важное. «Программа, - на бегу думал он. – Что за программа такая? Неужели он хочет вернуть донорам разум? Но зачем? Какой в этом смысл? Только лишние мучения для бедолаг. Да и для нас… Такая моральная нагрузка! Справимся ли мы?»

- … ваши технологии, - говорил Бёртон, кода Родерик вернулся в кабинет, неся четыре пластиковых стаканчика. – Точнее, не ваши, а инопланетные, но в данном случае это неважно. Я изучил все отчеты, и должен вам сказать, генерал, что ваши эксперты произвели на меня удручающее впечатление. Это не группа специалистов, это сборище недоумков, прощу прощения за прямоту!

- Специалисты, - проворчал генерал, разливая джин. – Эксперты. Слова-то какие, господи!

- Военные техники, - пояснил профессор Свенсон, видя недоумение на лице Бёртона. – Их нам пачками слали. Они, конечно, ребята толковые, на своем уровне, но нам-то требовалось нечто иное. Понимаете, мистер Бёртон…

- Дик, - сказал Бёртон, поднимая стакан. – Пожалуйста, просто Дик.

- Уле, - кивнул профессор Свенсон, поднимая свой.

- Род, - вставил Родерик Канн.

- Генерал Коллинз, - отрезал генерал. – Заканчивайте эти ваши китайские церемонии, давайте выпьем и перейдем уже, наконец, к делу.

Чокнулись, выпили, закурили. Все, кроме Канна, он морщился от табачного дыма, но терпел.

- Понимаете, Дик, мы составили список. Восемнадцать фамилий, включая вашу. Восемнадцать головастых парней, способных на научное безумство. И что? Нас услышали? К нам хотя бы прислушались? Вот вам, - Свенсон сделал неприличный жест. – Секретность у них, видите ли, на первом месте, лояльность, чтоб их…

- Профессор, - укоризненно сказал генерал.

- Короче, нам удалось свести вред от действий этих, с позволения сказать, специалистов к минимуму, но это все. Никаких продуктивных идей у нас нет. Да, честно говоря, и не до этого было. Вы же понимаете, Дик, вакцина для нас стояла на первом месте. Если человечество выживет, у него будет время и возможность заняться инопланетными технологиями. Если нет...

- Это понятно, - кивнул Бёртон. – На тот момент выживание вида было единственно возможным приоритетом. Честь вам и хвала за это. Но теперь, когда мы выжили и даже благополучно размножаемся, не поря ли вплотную заняться технологиями? Пока еще живы те, кто способен на это?

- Ну что вы такое говорите, Дик? – решительно возразил Родерик Канн. – Во-первых, мы еще молоды… ну, пусть не молоды, но впереди у нас куча времени. Во-вторых, дети. Они заменят нас в будущем. Точно так, как мы заменили своих учителей. Понимаете, преемственность…

Бёртон откинул голову на спинку дивана, закрыл глаза.

- Мне сорок восемь лет. Предположим, я доживу до семидесяти. Ладно, до восьмидесяти. Черт с вами, пусть будет до ста. Сколько специалистов своего уровня я смогу подготовить? И это при том, что, кроме кибернетиков, нужны врачи, энергетики, педагоги, летчики, строители… биологи, физики, химики, астрономы… Перечислять можно долго, но одно понятно – всех новорожденных на это не хватит. Нас осталось очень мало. То есть для продолжения рода достаточно, а для продолжения прогресса – мало. Поверьте моему слову, очень скоро человечество ждет гуманитарный коллапс. Даже при том, что нам удастся сохранить весь объем накопленных знаний, немногие смогут им воспользоваться. Наступит время гениев-одиночек, наука станет исключительно прикладным явлением. Конечно, человечество справится с этим, оно всегда со всем справлялось, во всяком случае, до сих пор. Но стагнация будет, и к этому надо быть готовым.

- Эк куда вас занесло, - проворчал генерал. – Вы, оказывается, еще и социолог.

- Я – доморощенный футуролог. Впрочем, вы правы. Давайте вернемся к нашим баранам. Я подготовил небольшой доклад, - Бёртон достал из кармана флэшку, кинул ее на стол.

Свенсон и Канн одновременно потянулись к ней, но генерал Коллинз опередил их и накрыл флэшку ладонью.

- У меня болит голова, - сообщил он. – У меня ужасно болит голова. Я хочу выслушать вас, еще выпить и пойти спать. А эти умники пусть изучают ваш доклад и грызут друг другу глотки. Без меня.

- Постараюсь покороче, - пообещал Бёртон. – Итак, изучив отчеты ваших ребят, мы – да и не только мы – обратили внимание, что в зонде отсутствует то, что можно было бы назвать системой управления. Никаких кнопок, рычагов, джойстиков и прочего. Как у наших дронов-беспилотников. Но в зонде был пилот. Для чего? Непонятно. Я бы даже сказал – расточительно.

Профессор Свенсон покивал.

- Он управлял силой мысли. Да, была у нас и такая гипотеза. Чистая фантастика.

- Кто знает? – возразил Бёртон. – Вы обратили внимание на строение мозга пришельца? То есть, что я спрашиваю? Вы же его и препарировали. Так вот, есть там одно образование в субарахноидальном пространстве. Некоторые посчитали его второй паутинной оболочкой. Дублирующим, так сказать контуром.

- Полная чушь! – сердито закричал Канн. – Дилетантизм чистой воды! Паутинная оболочка образована соединительной тканью. Она содержит фибробласты, ясно вам? Ее трабекулы вплетаются в мягкую мозговую оболочку и никогда – никогда! – не проникают в вещество мозга! Я нейрохирург, я знаю, о чем говорю!

Генерал открыл было рот, чтобы приказать Канну заткнуться, но Бёртон слушал очень внимательно, и генерал промолчал.

- У пришельца точно такие мозговые оболочки, как и у нас! - продолжал бушевать Канн. – А эта штука… это черт знает что такое! Какая-то коллоидная сетка, вросшая в мозг.

- Как у нее с электропроводностью, док? – быстро спросил Бёртон.

- Что? Электропроводность? Нет у нее никакой электропроводности. Если хотите знать, я вообще думаю, что это искусственное образование!

- Рю считает, что это похоже на оптоволокно, - вставил Свенсон. – Только не из стекла, а из неизвестного нам вещества с управляемой аморфностью.

- Да, - кивнул Бёртон, - да, именно так – искусственное образование. С помощью которого пришелец управлял своим зондом.

- Но он же не был подключен к зонду! – возразил генерал. – Я лично видел – никаких разъемов, никаких штекеров, вообще ничего такого. Он просто лежал в своем ложементе…

- И управлял силой мысли, - закончил Бёртон. – Точно так же, как Кирилл управлял своим компьютером. Согласен, разница очевидна, но это всего лишь разница технологий. У них покруче, у нас попроще. Но принцип один… Мне нужен Кирилл, - помолчав, сказал он. - Мне нужен доступ к зонду. Мне нужна моя команда и Сергей Батурин. И все это как можно быстрее. Я уверен, что рано или поздно пришельцы вернутся. Они не просто так посеяли смерть. Им нужна чистая, свободная от разума планета. И не спрашивайте меня, почему им не нужен контакт! Не нужен, и все тут! И я хочу приготовить сюрприз для тех, кто вернется. Я не уверен, что это произойдет при моей жизни, но я хочу хотя бы начать.

Генерал молча полез в стол, достал блистер с таблетками, вылущил две штуки и демонстративно выпил лекарство. Выспаться мне опять не удастся, говорил его вид.

- Ну, команда, это понятно, - сказал Канн. – Зонд, аппаратура… Кирилл, в конце концов. Но зачем вам нужен этот ваш Батурин? Он же демент.

- Дайте и мне таблеточку, генерал, - попросил Бёртон.

- Угощайтесь, - буркнул Коллинз, толкая блистер на середину стола. – У меня большой запас, на всех хватит… Демент, говорите? Этот демент додумался до такого, до чего не додумался никто из вас.

- Я же говорил – гений, - напомнил Бёртон. – Три четверти моих работ это его идеи… Полагаю, генерал, вы не откажете моему другу в вакцине?

- Знаете уже? И когда успели? Это ведь секретные сведения, свеженькие, с пылу с жару. Я, между прочим, подписку давал.

- Вы – военный, - возразил Бёртон. – А я ученый. Для меня эта ваша секретность, дисциплина, субординация – просто звук. Сотрясание воздуха. Меня проще расстрелять, чем заставить молчать.

- Перед строем, - предложил генерал. – А потом устроить почетные похороны с салютационной срельбой тремя залпами в воздух.

- Будет вам вакцина, - сказал профессор Свенсон. – То есть, не вам, конечно, а вашему другу. Даже не сомневайтесь.

Приоткрыв рот, Родерик Канн переводил взгляд с одного собеседника на другого. Вид у него был несколько ошарашенный

- Я чего-то не знаю? – осведомился он. – Все знают, а я нет? Интересное дело.

- Это новая информация, - сказал генерал и покосился на очень довольного Бёртона. – Она нуждается в проверке. Но если коротко – вакцина делает деменцию обратимой. Вот так-то. – Он вздохнул. – Все, обсуждение закончено, выметайтесь из кабинета. Я сейчас буду просить, унижаться и валяться в ногах у командования. Понимаю, зрелище забавное, но насладиться им я вам не дам.

Выходя из кабинета, Бёртон прихватил бутылку с остатками джина. Генерал Коллинз сделал вид, что ничего не заметил.

Кирилл прибыл на базу через тридцать четыре дня. Еще через месяц ему вживили электроды по схеме, разработанной Сергеем Батуриным. Из операционной Кирилл вышел самостоятельно. Точнее, выехал на инвалидном кресле с электрическим приводом.

- Спасибо, дядя Сережа, - металлическим голосом сказал динамик, укрепленный над подголовником.

Слабая электрическая стимуляция, что-то вроде электрофореза, сотворила чудо – сигналы из внешнего мира проникли под плато. И пусть «плато Батурина» никуда не исчезло (хотя многие втайне на это надеялись), пусть видеокамера и стволовой имплант заменяли Кириллу зрение и слух, а говорил он по-прежнему через программу озвучки, он раз и навсегда перестал быть «овощем».

***

- Этот Кирилл, он был первым, да? – спросила я. – Первым дроном?

Предыдущую часть читать тут.

Часть 3

Юноша спал очень крепко, отчаянно стараясь не просыпаться.

— Надо было не выливать вчера воду из ведра, вылил бы её на тебя. Вставай, подонок!

— Что ты хочешь? — вяло и сквозь сон сказал юноша.

— Чтобы твоя тощая задница поднялась с кровати.

— Не неси чушь, ещё слишком рано.

— Эрион, раскрой глаза, дурак! Солнце уже взошло часа два назад.

— Не может быть.

— Встарь, посмотри.

Юноша неохотно сел, откинувшись на спину. По его лицу было видно, что он очень плохо спал.

— Ты когда лёг спать?

— Спать лёг вместе с тобой, а вот уснуть я не мог очень-очень долго. — вяло ответил Эрион, протирая сонные глаза.

— На улицах уже люди во всю ходят, вставай!

— Знаешь? А вот не хочу…

— А ещё чего ты не хочешь?

— Пока что только вставать.

— Давай быстро, губу закатал и пошёл. Нам через час уже в школе нужно быть.

— Школа, школа… — недовольно пробурчал Эрион.

— Давай одевайся, нам ещё нужно успеть поесть в харчевне.

Будучи весьма расстроенным от происходящего, Эрион встал и начал неспешно одеваться.

Утро выдалось необычайно свежим и от ночных туч не осталось и следа. На главной улице уже давно сменился антураж и вместо пьяных рож и красивых шлюх, можно было увидеть множество торговцев, которые приехали со своими телегами, потоки людей, конные повозки и конную стражу, светских дам и простых работяг.

Главная улица была одной из самых красивых улиц города, освещенная лучами солнца, она производила впечатление, что ты находишься в городе величайшего государства на материке.

Друзья вышли из своей гостиницы и двинулись в сторону портового района. Идя по песчаной дороге, вытоптанной тысячами ногами горожан, Эрион и Виник рассуждали о том, что будут есть в портовой харчевне. И хотя школа и оплачивала своим ученикам жилье, но на пропитание каждый должен был зарабатывать себе сам. К счастью, обучение в школе занимало всего лишь полдня, остальную же половину, как правило вечернюю, ученики проводили как считали нужным. Учитывая, что большинство учащихся были из благородных семей, они не нуждались в средствах для существования. Для Эриона и Виника деньги были большой необходимостью.

Харчевня, в которой питались друзья, была расположена на границе портового района и центрального.

— Эрион, прибавь шагу! Ты идёшь как доходяга, у меня дед быстрее тебя ходил перед смертью.

— Давай-ка вспомни как твой дед умер.

— Ну упал в овраг, сломал ноги, да. Там же и умер.

— А почему он умер?

— Потому что никто не хотел им заниматься и он просто замёрз зимой.

— Ты захочешь мной заниматься, если я сломаю ногу?

— Сейчас не зима.

— И поэтому я не могу сломать ногу?

— Ай, отстань. Просто шевелись быстрее.

Возле харчевни стоял деревянный помост, на котором обычно стояли глашатаи и доносили до жителей новые сведения, законы и новости.

Друзья зашли в трактирчик и заказали еду. Так как это было утро, свободных мест внутри уже не было. Благо было лето и на улице возле трактира стояли большие бочки, которые использовались в качестве столов. В бочку наливались вода, сверху клалась широкая доска и временный стол был готов. Обычно возле таких столов ставили маленькие табуреточки или бочонки. Не так удобно как внутри, но всё же лучше чем кушать стоя, держа в руках тарелку.

Эрион и Виник уселись за одним из столов на улице.

— Все ещё думаешь про вчерашнюю встречу?

— Хотелось бы забыть…

— Да расслабься ты, всё будет нормально.

— У меня до сих пор стойкое чувство, что те мужики были очень серьёзно настроены.

— Ну это же уже не твоя забота, так?

— Ну вообще, да.

Пока друзья разговаривали, на помост поднялся высокий мужчина в обычной городской одежде и громко сказал:

— Уважаемые граждане города, собирайтесь вокруг меня, у меня есть важные известия! Зовите своих друзей и знакомых, ибо будет очень важная информация!

— Не зря мы сюда сели. — заметил Виник.

— Опять какой-нибудь нелепый декрет придумали, уже тошно от них. — возмутился Эрион. — Как на прошлой неделе был издан глупый указ, что хлебом, которому больше трёх дней, нельзя торговать даже на сухари.

— Эрион, не передергивай, ты же знаешь, что это сделано с целью защитить здоровье горожан.

— Да, но цены на хлеб теперь взлетели! Никто же не заставляет тебя покупать чёрствый хлеб?

— Знаешь, подорожание на три медяка — это не так критично, как ты говоришь.

— Серьезно? Был тринадцать медяков, а стал шестнадцать. А это двадцать три процента! — последнее предложение Эрион сказал явно громче обычного.

— Слушай, успокойся ты уже. Глашатая-то послушать ничего не стоит, может и вправду что полезное скажет.

Полная женщина поднесла еду молодым людям.

— Мальчики, кушать подано, только аккуратнее, ещё горячее. — женщина подмигнула Винику.

— О, Вали́са! — воскликнул Виник — Теперь мы точно не умрём от голода!

Женщина поставила на стол две тарелки с кашей и мясом.

— Сейчас принесу эля.

Виник широко улыбнулся и шлёпнул по попе уходящую служанку.

— Виник! — вскрикнула женщина — Не для тебя ягодка цветёт!

— А для кого же? — громко спросил Виник и рассмеялся вслух.

— Ты хоть понимаешь, как это мерзко? — спросил Эрион, когда женщина вошла в здание.

— А что такого? Я мужчина, для меня это нормально.

— Ты будущий учёный, а ведёшь себя как крестьянский хам.

— Ой, вот только не надо мне тут нотации читать. Стану учёным, буду по-другому делать.

— Даже не очень-то хочется знать как.

Эрион взял ложку и приступил к поглощению пищи.

Тем временем вокруг глашатая уже собралась приличная толпа. Люди даже стали заходить на территорию харчевни. Эрион навскидку оценил толпу человек в двести. Конечно, не самое большое, что собиралось возле этого помоста, но больше чем обычно.

— Внимание! Слушайте! — кричал глашатай, привлекая внимание толпы. — У меня для вас две новости! Передайте соседям и родственникам, ибо это очень важно! Вчера на границе с королевством Фигита произошло столкновение двух вооруженных отрядов! Караван, идущий из Канквины подвергся нападению неизвестных бандитов! В это же время аванпост королевства Фигита был обстрелян неизвестными лучниками!

Служанка принесла друзьям кружки с элем.

— Это что-то интересненькое. — заметил Эрион.

— Думаешь? — потягивая эль, спросил Виник.

— Уверен.

Глашатай продолжал:

— В качестве реакции на сие действо, Фигита выдвинула свой патрульный отряд, чтобы разыскать преступников. С нашей же стороны, выступил отряд охотников на бандитов и двинулся к месту разграбления каравана. Доподлинно неизвестно, как произошло столкновение, но ходят слухи, что наши охотники подверглись обстрелу и потеряли почти весь отряд. Уцелевшие охотники вернулись к ближайшей крепости и по тревоге была поднята конница, которая направилась в сторону вооруженного отряда королевства Фигита. После кровопролитного сражения бойцы Фигиты отступили и бросились в бегство. Руководствуясь указанием смотрителя крепости, наши доблестные всадники не стали преследовать неприятеля, пощадив их таким образом. А сегодня утром пришла весть о том, что многочисленный военный отряд королевства Фигита осадил крепость Буренде́к и, по неподтвержденной информации, подтягивают к крепости осадные машины.

По толпе прошёлся удивлённый шум. Женщины начали громко ахать и браться за голову, из толпы послышались недовольные высказывания.

— Тише, тише, граждане! — глашатай поднял руки и попытался успокоить толпу. — Информация является неподтверждённой и повода для паники нет. Вторая новость заключается в том, что граф Кавари́н, в связи с этим событиями, собирается выдвинуться на помощь к крепости Бурендек и хочет уладить конфликт мирным путём. Он объявил призыв ополчения в его отряд, обещает достойную оплату и хорошее снаряжение. Он просил подчеркнуть, что набирает ополчение исключительно для численности отряда, чтобы его слова были более весомыми. Никаких сражений не предвидится!

— А сколько планирует взять с собой человек этот ваш граф? — кто-то выкрикнул из толпы.

— Граф Кавари́н собирается взять с собой три тысячи человек. По его мнению, этого должно хватить, чтобы убедить Фигиту в своих словах.

— А если начнётся сражение? — раздался уже другой голос из толпы.

— Согласно всем расчётам военной доктрины, королевство Фигита не осмелится развязать сражение. Вся эта ситуация всего лишь одно большое недоразумение!

— А сколько будут платить за неделю похода? — на этот раз выкрикнул женский голос.

— Все подробности можно узнать у капитана Да́льнара, его можно найти в палатке военного ополчения на главной улице! Как мне сказали, оплата будет в два раза больше чем у разгружчика в порту за месяц!

— Брехня всё это! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Граждане, на этом всё. Следующее оглашение новостей будет вечером.

Высокий мужчина сошел с помоста и ещё некоторое время общался с людьми из толпы.

— Ну? Что думаешь? — загадочно спросил Виник.

— Опять взрослые дяди играют в войнушки. Скорее всего, всё закончится как обычно то бывает: выстроят свои армии на поле, графы-петухи померяются достоинствами и разойдутся.

— А что если война?

— А нам-то что? Пускай воюют себе, мы учёные, с нас нечего взять. — с ухмылкой на лице, резюмировал юноша.

— Ладно, пойдём в школу, у нас осталось минут двадцать чтобы успеть.

— Пойдём.

Друзья встали из-за стола и двинулись в направлении высокой школы.

День в городе прошёл спокойно, если не учитывать обсуждение утренних новостей на рынках и в порту. Люди не придали словам глашатаев особого внимания, однако некоторые очереди всё-таки выстраивались возле военной палатки. Но в основной массе это были не шибко боеспособные люди: молодежь, пьянчуги и лодыри, в общем — все те, кто искал лёгких денег.

После того, как Эрион закончил своё обучение в школе, они с Виником отправились в портовый район разгружать тамошние корабли и загружать новые. Работа была тяжёлая, но хорошо оплачиваемая, поэтому жаловаться не приходилось.

День подходил к концу и небо окрасилось в оранжевые цвета. Загрузив последний корабль, оба юноши рухнули на землю.

— Да… — протянул Виник. — Ну и работёнка у нас с тобой, друг.

— Нужно потерпеть и всё изменится. Я недавно разговаривал с одним вельможей, он разводит коней, так вот он спрашивал у меня как лучше кормить лошадей, чтобы они были огромными и выносливыми. Этот напыщенный идиот думает, что лошади растут в зависимости от питания, а не от породы.

— Как он смог развить это дело?

— Ну, — задумчиво протянул Эрион, — учитывая его недалёкий ум и слишком юный возраст, думаю, что он просто либо купил, либо наследовал. В любом случае, он ничего в этом не понимает и у нас есть возможность неплохо устроиться.

— Будешь наживаться на дураках?

— На богатых дураках! — поправил Эрион, подняв палец вверх. — В конце концов, он же всё равно потратит свои деньги. Так зачем мне давать ему возможность тратить их куда-то, кроме моего кармана?

— Неплохая идея, Эрион.

— Всяко лучше, чем таскать грузы в этом вонючем порту.

Юноши поднялись с грязной земли и отряхнули свои задницы и штанины.

— Слушай, Эрион, завтра же нам не нужно в школу. — радостно вспомнил Виник.

— На что ты намекаешь? — с явным подозрением спросил Эрион.

— Давай накидаемся! — быстро проговорил Виник и улыбнулся во весь рот.

— Не-не-не-не-не, — махая головой ответил собеседник, — не прокатит, не получится, я на это больше не поведусь.

— Да ладно тебе! На этот раз мы по шлюхам не пойдём. Просто бахнем по бутылке вина, да пожрём чего-нибудь вкусного и жареного.

— В прошлый раз ты также говорил, в итоге что было?

— А что было?

— Ты выбил зубы тому хряку, который заведует мануфактурой, и нам пришлось с ним расплачиваться, чтобы он не донёс в школу.

— Ой, ну ты вспомнил тоже мне случай… — отмахнулся от аргумента Виник. — Какая разница кто выбил бы ему зубы? Он этого заслужил.

— Да, но потом ты выплачивал ему пять золотых, которые ты собирал пол года. Ещё мне должен с того момента шестьдесят серебряных.

— Эрион, обещаю, ничего не случится. В этот раз мы же не будем накидываться до чёртиков. Тем более, я знаю очень крутое место в городе, мне Валиса рассказала, что пришёл караван из Касат'берийского сифината и они привезли отменное вино в глиняных кувшинах!

— Дай угадаю, она тоже будет там? — спросил Эрион, подняв бровь.

— А ты проницательный гусь. — прищурившись ответил Виник.

— Виник, — протянул Эрион, — она же толстуха.

— Нет, Эрион, не толстуха! Она сочная, какие у неё бедра, ммм… — прикрыв глаза, просмаковал Виник.

— Толстуха как толстуха, у неё же даже усы есть.

— Ай, ничего ты не понимаешь в женской красоте.

— Ты думаешь её там где-нибудь завалить?

— Сниму комнату, там, где продают восточное вино, комнаты недорогие.

— Всё равно не убедил.

— Ладно, как тебе такой вариант? — Виник сложил руки на груди. — Там ты сможешь заработать денег.

Эрион засмеялся.

— И как же, ну-ка?

— Там будут купцы с востока, у них есть причудливые настольные игры. Одна из них шашки.

— Ну и что?

— Игра очень простая, чистая математика.

— Ну и как я буду выигрывать более опытных игроков?

— Эрион, — жалостно протянул Виник, — ну что ты как маленький? Там же купцы, а не профессиональные шулеры! Они чем дольше сидят и пьют, тем больше ставят и хуже считают. Для начала будешь делать низкие ставки, войдёшь во вкус, а потом уже и разнесёшь их в щепки.

— Ах ты хитрый лис, на жадность думал менять взять?

— Почему жадность? Азарт!

— Убалтывать ты умеешь, а говоришь, что не силен в риторике.

— Ну сейчас-то стимул есть. Пойдём.

— А где хоть будет это проходить?

— В восточном районе, таверна "Горящие пески".

— Ууу, так туда же идти часа два будем.

— Ну не два, тут ты уже загнул, но как раз к самому интересному и подойдём.

— Ладно, уболтал. Пойдём.

Друзья двинулись к восточному району, а солнце, тем временем, уже активно приближалось к горизонту. Солнечный свет тускнел и сумерки начали опускаться на город.

Продолжение следует...

Глава состоит из 15-ти частей, каждая часть будет вкладываться раз в неделю в воскресенье.

Ввиду того, что эта часть вышла короткой, следующая будет опубликована в среду!

Сергея распирало от смеха, когда он наблюдал реакцию «шляпы» на спущенные колеса. А больше всего радовало, что он угадал с автомобилем. Серая потертая тойотка как нельзя подходила к серому потертому облику «шляпы», как окрестил Сергей незнакомца с крысиным лицом. А вот что его не порадовало, так это топот ног за спиной. Пришлось с места включать пятую передачу и изо всех сил шевелить поршнями, разбрызгивая мутные лужи. Не смотря на то, что Чума был на голову выше и вдвое моложе, топот ног сзади угрожающе приближался. В полупустых дворах ничем хорошим это не закончится, сообразил Сергей и выскочил на ул. Пушкина, пробежал мимо военторга и из последних сил рванул к магазину электроники «Мечта». Там на входе секьюрити, там он бить не посмеет, однозначно. Преследователь догадался о его намерениях и стал забирать правее, отрезая Чуме путь к магазину. Автобусная остановка! Сергей резко затормозил и метнулся через дорогу влево.

- Фа! Фа! - пибикнули перепуганные автомобили и в спину закричали разозленные води-тели. Универсам «Солнечный» а вот и автобус….Отходит! Не успеть!

Чумовой поднажал из последних сил. Сзади сигналили машины. Среди шума автомобилей, топота преследователя не было слышно, и обернуться было страшно. Привязался гад! А раз так долго не отстает, значит, бить будет сильно. Он точно не успевал! Двери авто-буса захлопнулись в трех метрах от его носа и автобус тронулся.

Мать его! Сергей оббежал тронувшийся автобус и заскочил в следующий, который еще стоял. И стал пробиваться вперед, расталкивая пассажиров.

- Твою мать! По ногам как по асфальту!

- Осторожнее! Молодой человек!

Орали со всех сторон, и лишь преследователь молча пробивался следом. Когда автобус тронулся, одновременно закрывая двери, Чума успел сунуть руку между дверей, и бук-вально выдернул свое тело из автобуса как редиску из грядки.

- Пи…с! – донесся до Сергея вопль водителя.

Но на его мнение ему глубоко плевать. А вот на раздувающееся и красное лицо крысеныша за стеклом автобуса, хотелось от души плюнуть. Но плевать, слюны в пересохшем рту не было, и поэтому Чума расплылся в улыбке и показал красной роже «фак».

***

Вдвоем дорога вдвое короче, а втроем и подавно. Все эти страхи, что так мучили Клав-дию Ивановну в одиночестве, куда-то испарились. Она столько пережила, что повстречав знакомых Семена, приняла их как родственников, и без утайки рассказала обо всех событиях произошедших с ней за последние сутки. В глубине души она понимала, что эти люди ей совершенно чужие и никакого участия в её проблемах они не примут, может только посочувствуют. Но то, с каким неподдельным интересом они восприняли рассказанное, ей импонировало. Особенно внук Галины Сергеевны Василий.

- Вы ни в коем случае не должны и близко подходить к даче! – выпалил он, едва Клавдия Ивановна закончила свое повествование.

- Василий, что ты такое говоришь? – одернула его Галина Сергеевна, ей крайне не понравился тон, каким внук это сказал.

- Бабуль ты не в курсе…Ты думаешь там просто..

- Да я и не собиралась уже на дачу, после того как бандита встретила. Семена конечно уже нет в живых, - вздохнула Клавдия Ивановна.

- Я думаю, что все это твои фантазии, Василий! – вставила Галина Сергеевна.

- А вот и ошибаешься! Пойдем, вернемся, и я тебе продемонстрирую!

- Ах, этот твой прибор….,- отмахнулась Галина Сергеевна.

- Да прибор! И не только…Своими глазами увидишь как камень сквозь стекло пролетает. И через стену! А про то, что живой объект пропадает, я вообще молчу.

- Какой живой объект? – спросила ничего не понимающая Клавдия Ивановна, - Вы про Семена?

- И про него тоже. На моих глазах ворона летящая пропала. А на той неделе соседская со-бака и кошка… И думаю, убийца вам попался непростой.

- «Люди в черном»? – усмехнулась Галина Сергеевна, знающая все любимые фильмы внука.

- Да нет, этот весь серый такой, блеклый, - сказала Клавдия Ивановна, вспоминая внеш-ность убийцы, - Волосенки жирные, прилизанные. Надо было все-таки милиции рассказать…

- Очень разумно, - наставительно сказала Галина Сергеевна. Менторский тон, так и норо-вил в ней пробиться. Школа сказывалась. Вот так и уроки она вела, говорила умно, пра-вильно, но как-то мертво. Ученики засыпали на её уроках.

- Сейчас как вернемся, вы сразу в полицию и позвоните. И расскажите все подробно. Тому обстоятельству, что вы являетесь свидетелем убийства, они просто обязаны придать значение.

- Бабуль! Да брось ты! Ну, видела Клавдия Ивановна, как покойник по асфальту раскатал-ся, а кто это сделал, ведь не видела? Я правильно понял? – обратился Василий к старушке.

Та согласно кивнула.

- Как это кто? Вот этот серый, прилизанный, и есть убийца. Для чего еще он мог заставить забыть Клавдию Ивановну произошедшее? Она его и видела на самом деле, просто он заставил её забыть.

- В любом случае, гипноз к делу не пришьешь. Доказательств никаких. Не будут менты ничего делать…, - вздохнул Василий.

- Василий, причем тут доказательства? Это работа следствия доказательства обеспечить, а засвидетельствовать – гражданский долг!

Василий хмыкнул, и больше ничего говорить не стал. У него иногда складывалось впечатление, что его бабушка сама инопланетянка и ничего о здешней жизни не знает.

- Галина Сергеевна, вы не сердитесь, но мне кажется Василий прав, - примирительно ска-зала Клавдия Ивановна, - Мне им особо сказать нечего, да и глупость я сделала, когда об ограблении сообщила…

- Если сообщать то в госбезопасность, их это точно заинтересует, - кивнул Василий, сам подумав, что опять-таки нужно раздобыть доказательства существования аномалии. Что не так уж и сложно. Первым делом Денису звякнуть. У него камера Sony высокого качества, и все опыты с аномалией на неё зафиксировать. Потом Виктора Ивановича привлечь, он мало того, что председатель клуба Уфологов, так и авторитет у него, и связи с журналистами. Вот когда шумиха поднимется, комитетчики сами сюда приедут. Только действовать нужно быстро. Кто знает, как долго аномалия еще сохранится? Вдруг завтра они приедут, а там обыкновенный пустой дом. Ну, будет там труп неизвестного художника? Да кому он нужен?!

***

- Надеюсь, ты никому не говорил? – с порога спросил Мухин у Бахтиарова, заходя в прозекторскую.

- Я на сумасшедшего похож? – вопросом на вопрос ответил Берик Амантаевич, с иронией поглядывая на Мухина. На сумасшедшего он был не похож, этот тучный добряк, склон-ный к употреблению пива и мяса в неимоверных количествах, причем имел способность практически не пьянеть, и сколько бы ни ел, съесть еще кусочек. Большим авторитетом он не пользовался, но и врагов не имел. Со всеми поддерживал ровные дружеские отношения. Большинство людей, с ним сталкиваясь, принимали его за эдакого недалекого увальня. Только очень не многие знали, что за этой маской скрывается умный и хитрый азиат, кем он на самом деле и был. И Мухин знал своего коллегу с этой стороны очень хорошо.

- Ты похож на борца сумо, на татами.

- Ну, тогда как говорят у них: «Аригото»!

- Аригото, это по-японски спасибо.

- Хм… тогда ..Well com! Смотри сам, - сказал Берик, отходя в сторону от стола, который загораживал своим большим телом.

Валерию Николаевичу было достаточно бегло взглянуть, чтобы понять, что анатомическое строение схоже с его пациентом. Все тот же сросшийся костяк без намека на хряще-вые соединения. Два сердца, две аорты..

- И это еще не все, ты знаешь, что я обнаружил в желудке? – торжествующе спросил Бахтиаров.

- Дополнительную железу, выделяющую желудочный сок. Думаю, они могут и гвозди переваривать.

- Ага! Ты тоже так думаешь?

- А что еще думать?

- А как ты объяснишь наличие двух сердец?

Мухин пожал плечами.

- Условия жизни, среда обитания.

- Правильно! Я тоже об этом подумал, а отсюда вытекает, что они с другой планеты. Нравится тебе такая версия, или нет. Но факт. Два сердца, Валера, я думаю, нужны на планете с повышенной гравитацией.

- Очень может быть..., - согласился Валера, - только в таком случае на нашей планете им грозит инсульт. А где голова?

- Да вот, ничего особенного, трепанацию черепа я еще не делал, - сказал Бахтиаров, пока-зывая голову покойного адвоката, - Срезана мастерски, практически одним взмахом. И оружие было очень острым. Причем на месте среза позвонка, кость не скололась а именно срезалась…Если бы не видел сам, подумал бы, про лазерный скальпель. Но никакого термического воздействия не заметно.

- Ага…, - Мухин пристально изучал место среза, - Мечом срубили?

- Не-а…Там в подъезде были камеры наблюдения. Киллер был в короткой кожаной куртке и меч ему спрятать было абсолютно некуда. Нож, максимум сантиметров тридцать-сорок. Сорок сантиметров кавказский кинжал - кама.

- А тридцать японский меч..

- Это, что за меч тридцать сантиметров?

- Танто, японцы называют его, малым мечем.

- Оперативники считают убийство, дело рук ваххабитов, поэтому кама, более вероятна.

- Киллер был кавказец?

- Да нет, как мы с тобой – русский, - пожал плечами Берик.

- Это с какой силой и скоростью нужно было ударить ножом, чтобы отделить голову? – задумчиво произнес Мухин.

- Ну, скажем, я голову большим секционным на раз бы ампутировал, да и ты тоже. У на-ших спокойных пациентов это можно сделать медленно, не торопясь. А у живого, который заметь, не спит, не пьян, и не под наркозом, весьма проблематично. Может все-таки топор? – спросил Берик, скорее размышляя вслух, чем советуясь.

- Ты представляешь ширину лезвия топора? Повреждения от топора мы уже проходили..

Если только это не алебарда.

- Аха… а древко он в штанах пронес? – с улыбкой спросил Берик.

- Ладно, все это лирика…что думаешь делать?

- Напишу в справке, что есть. Срез головы произведен неизвестным острым предметом..

Хотя менты кипятком писают, вынь да положи, чем убит, и кто убил..

- Ну, это как всегда…А вообще, что делать думаешь?

- Про это…, - кивнул Бахтиаров головой в сторону внутренних органов выложенных на столе, - Ничего писать не буду. Только думаю спрятать нужно, а то боюсь, история повторится. Они постараются скрыть факт своего существования

- Судя по всему, кто-то уже узнал, про их существование, и теперь ведет планомерный отстрел.

- Твоего, слышал, газовым ключом приложили?

- Да. Небольшой такой, третий номер, но удар был нанесен с такой силой, что кепка оказалась внутри черепной коробки.

Амантаевич покачал головой.

- Ладно, прячем, пока никто не увидел. А как все успокоится, этот вопрос можно будет поднять, - сказал он, хитро подмигнув Мухину.

***

Если Михалыч, что и считал в этой жизни противоестественным, так это три вещи: гомо-сексуализм, демократию, и одевание штанов, через голову. Но с тех пор как он пришел в себя, к ним добавилась еще одна – это потеря памяти без употребления алкоголя. Что с ним было, и как он оказался в погребе Зинаиды Петровны, где как он знал, хранилось домашнее вино на ягодах, Михалыч вспомнить не мог. Но пребывал в совершенно трезвом состоянии, даже перегар утрешний пропал.

- Твою мать! Не уж то белочку поймал?! – поразился он, вылезая из погреба и вникая в обстановку. Вина в погребе не оказалось. Видимо, все домой Петровна перетащила. А на даче Тереховой царил беспорядок….Входная дверь взломана штыковой лопатой, которая валялась тут же рядом. Половичок смят и откинут в сторону. Замок на погребе сбит мо-лотком. Всюду на полу грязные следы кирзовых сапог.

- Едрит-Мадрид! Не уж-то это все я наворотил???

Ввиду отсутствия другого владельца сапог кроме самого Михалыча, вопрос был явно риторический. И тогда Михалычу первый раз в жизни стало по-настоящему страшно.

Страшно-то ему было всегда. Он до ужаса боялся нытья своей старухи и сбегал из дому при малейшей возможности. Но чтобы так…

Эдак, без памяти он ведь и убить может кого-нибудь и, поди, потом оправдайся. А если бы Петровна на даче была, когда он за вином ломился? А? Вот то-то и оно..

Все! – искренне решил Михалыч, - с пьянством завязываю!

И от этой простой мысли и принятого решения, он взбодрился и пошел домой, к своей ненаглядной. Правда поначалу периодически с тревогой осматривался, а вдруг где труп какой лежит? Или где, какую дачу он еще взломал в поисках дармовой выпивки. Но Бог миловал. Никакого беспорядка на ближайших дачах заметно не было и милицейской машины с мигалкой в пределах видимости не наблюдалось. Постепенно Михалыч совсем успокоился и пришел домой практически здоровым человеком, только очень грустным. Принятое решение завязать с пьянством душу греть перестало. Он вдруг в полной мере ощутил свою ущербность и убогость своего существования. Что вот, теперь он лишен ма-лейшей радости в жизни. И весь груз бесполезно прожитых лет словно свалился на его плечи неподъемной ношей. И так стало тоскливо, что захотелось выпить, чтобы мир стал опять радужным и приятным, и все бы стало хорошо. Но поскольку с пьянством Михалыч завязал, то в дом и вошел бледным, осунувшимся, с поникшими плечами.

- Что алкаш, дорогу домой забыл? – ласковой речью встретила его супруга, - Весь день прошлялся! Где тебя черти-то носили?

- Обход я делал, - тихо ответил Михалыч, скидывая на веранде грязные кирзачи.

Зоя Карповна повела носом пытаясь учуять знакомый запах, и ничего не учуяла. Не веря своему носу, она сняла очки с толстенными стеклами и стала их протирать. Словно ожидая, что после этой процедуры осязание к ней вернется. Но оно упорно не возвращалось.

- Ведьма старая, - заворчал Михалыч, чувствуя свою правоту и от этого ощущения распаляясь.

- Нет, чтобы мужика к столу звать, так она с руганью накидывается, а я нежрамши целый день, - сказал он, вешая на вешалку старый офицерский прорезиненный плащ,- Баба-Яга ты и есть Баба-яга, хоть очки одень, хоть сними, хрен редьки не слаще. Тебя без грима хоть сейчас в кино возьмут. Чего уставилась?

Зоя Карповна так растерялась неожиданной нападки мужа, который никогда ей слова поперек не говорил, а не то, что ругался. Да и трезвым она его по вечерам видеть не привыкла. Что не знала как себя вести, поэтому развернулась и пошла в дом.

- Во-во! Бабе на кухне самое место!- крикнул ей вдогонку Михалыч.

Зайдя следом за ней на кухню, он увидел, что она стоит, отвернувшись от него у окна, а её плечи мелко подрагивают. И Михалычу стало совестно.

- Ну, ты чо? Ну не плачь…

Он подошел сзади и обнял её за плечи.

- Петя…,- произнесла Карповна, захлебывающимся голосом, - я правда такая страшная?

Что меня нельзя любить?

Михалыч почувствовал, как в его груди от этих слов что-то треснуло, сломалось, и глаза внезапно увлажнились. Потому, что вспомнил эту озорную девку, что наливала ему борща в столовой. И он понял, что она до сих пор где-то там, в этом сморщенном теле.

- Ну, что ты дуреха, - ласково сказал он, разворачивая её к себе лицом и прижимая к своей груди, - Конечно люблю…

- У-у-у, - заголосила Карповна и, обвив руками шею Михалыча, залилась слезами.

***

- Э-э-э…Эрих Евгеньевич вас зовет, - вымолвил санитар Коля, заходя в прозекторскую.

Мухин и Бахтиаров одновременно подняли на него глаза, отрываясь от изучения предмета.

- Он у себя? – спросил Бахтиаров.

- Да, нет. Он на углу у машины курит, ехать куда-то собрался.

- Так меня или Бахтиарова зовет? – уточнил Мухин.

- Не сказал, сказал, патанатома позови, - пожал плечами Коля.

- Моя смена, значит меня, - кивнул Берик, стягивая с рук резиновые перчатки, и выходя из комнаты следом за санитаром.

Мухин опять склонился над предметом изучения и включил диктофон:

- Твердая мозговая оболочка тонкая, гладкая, блестящая. Извилины выражены. На разрезе граница между серым и белым веществом размыта... По всей площади головного мозга... Определяются множественные точечные пятна красного цвета размером от трех и до пяти миллиметров. В правой лобной доле определяется полость размером десять миллиметров на двадцать пять миллиметров... Округлой формы без содержимого... Внутренняя поверхность полости выстлана плотной гладкой тканью белого цвета…

И тут открылись двери.

- Руки за голову, носом в землю! – скомандовал голос от дверей.

Мухин повернул голову на вошедшего. Прямо от дверей на него зло смотрели два маленьких близко посаженных глаза и дуло пистолета девятого калибра. Макаров, автоматически отметил Валерий Николаевич марку пистолета, и не сильно удивляюсь появлению незнакомца, тем более, что эти серые плечи уже имел удовольствия лицезреть сегодня утром. В том, что это все тот же человек, вернее та же персона, Мухин не сомневался. Он рассеяно взглянул на предметы под рукой. Рядом с короткой пилой для краниотомии лежало долото и молоток. Молоток довольно увесистая штука, надо сказать.

- Героя не изображай! - властным голосом рявкнул незнакомец, - Лег на пол, кому сказал!

Нет, Мухин в герои не рвался, поскольку был человеком исключительно мирным. Он даже в хирурги не пошел по одной простой причине, что ему было жалко живых людей резать. Но когда дело касалось спасения собственной жизни, всякие подручные предметы хороши. Ну, это на всякий случай…

Пока Валерий Николаевич медленно выполнял команду, серый незнакомец быстро пере-сек комнату, и левой рукой, достав из кармана плаща баллончик с аэрозолю (среднего размера, наподобие освежителя воздуха), быстро распылил его на останки адвоката.

- Вот и все, - сказал он, пряча в карман баллончик и отправляя туда же диктофон Мухина, - На всякий случай напомню, не бузи – целее будешь.

И тут же быстрым шагом покинул прозекторскую.

Мухин еще поднимался с кафельного пола, когда в комнату ворвался возмущенный Бахтиаров.

- Где этот долбанный санитар? – начал он с порога, - Стою как придурок у машины, тут Маузер идет. Говорит, что век меня бы не видел, а не то, чтобы к себе вызывал….А чего это ты на коленях стоишь? – спросил Берик у Мухина, и осекся, уставившись на пузырящийся труп на столе.

Тело шло пузырями, и быстро таяло, истекая прозрачной слизью. В воздухе к запаху фор-малина примешивался острый запах сероводорода.

***

Надо сказать, что адамиты, как именовали себя жители реальности №000326, не имеют никакого отношения ни к минералу адамиту, названному так по фамилии французского минералога Ж.Ж. Адама, ни к одноименной секте, проживающей на острове у реки Люш-ниц, и уничтоженной в 1421 году Яном Жижкой. Единственное сходство адамитов с адамитами-секстантами заключается в том, что они тоже считали своим прародителем непосредственно Адама, а всех остальных жалкими подобиями его потомков. С этими потом-ками, многочисленное племя адамитов воевало веками, пока окончательно не уничтожило всех. По времени, это фундаментальное событие приходилось на начало нашей эры. Правда, существовало предание, что одно непокорное воинственное племя горцев все-таки выжило. При помощи своего вождя-шамана Яма-то и его «священного камня» племя покинуло этот мир и переселилось в другой. Некоторые исследователи шутили, что священный камень бес сомнения относился к группе цианидов, и шаман попросту отравил своих соплеменников. И останки племени до сих пор покоятся где-то в закрытой пещере в горах.

Другие же исследователи утверждали, что «священный камень» не что иное, как частица пра-материи, из которой произошла вселенная, и перенос действительно состоялся. Так это или нет, неизвестно, поскольку у сторонников той и другой версии никаких доказательств никогда не было.

Все эти версии Хантера не особо заботили, во-первых, потому что он был стопроцентным адамитом. А во-вторых, его сейчас гораздо больше беспокоило то, что он опять столкнулся носом к носу с этим настырным патанатомом. Когда он оказал воздействие на подвернувшегося санитара, заранее придав лицу сходство с начальником экспертизы, ему и в голову не пришло, что патологоанатомов может быть больше, чем один. Поэтому зай-дя в прозекторскую, увидеть Мухина, он никак не ожидал. А теперь мучительно думал, а не зря ли он оставил свидетеля в живых? Не послушается? Шум поднимет? Тем более, второй труп подряд бесследно исчезает. Но с другой стороны, пропажа трупа это одно. А вот если к этому присовокупить убийство патологоанатома на рабочем месте, то уже со-всем другое дело. Можно было конечно попытаться стереть анатому память, но на всякое внушение необходимо время. А времени не было. В любую минуту могли зайти люди. Появились бы новые свидетели.

Так или иначе, Хантер все-таки выполнил то, зачем приходил. На повестке дня ос-тавался еще один вопрос, главный вопрос: «Кто убил адвоката?» Для решения этой про-блемы Хантер уже встретился на нейтральной территории с начальником автоинспекции и забыл в его джипе пакет на заднем сидении. Руководитель УВД оказался более осторожным, сам на встречу не пришел, но прислал шестерку с мигалкой. Из ведомственного автомобиля вылез человек гражданской наружности и забрал потертый дипломат Хантера, оставив взамен почти такой же на вид дипломат, набитый старыми газетами. Словом, эти периодические издания обошлись Хантеру в круглую сумму.

Теперь следовало ждать результатов. Только вот помощи ждать не приходилось. Из центра намекнули, что у них форс-мажор и обещанный ранее исполнитель не приедет. Что может быть форс-мажорней, чем прорыв реальностей, пусть произошедший и в за-штатном городишке Хантере представить не мог. Тогда он сам попытался связаться с Эфратом, чтобы узнать, почему тот не приедет? И что там, черт возьми, происходит? Эфрат не отзывался. Мобильник упорно молчал. И это молчание вызывало недоумение.

Обдумывая, что это может означать, Хантер заправил полный бак в автомобиле, а так же прикупил еще две двадцатилитровые канистры и отправился на дачи. Нет. До дачного поселка было не так уж далеко, каких-то пятьдесят километров. Канистры были нужные ему для других целей.

Прибыл Хантер на место, когда уже стало темнеть. Оставив, машину в десяти метрах от деревянного мостика, он извлек канистры из багажника и неспешно отправился к мосту. Моросил мелкий дождь. Настил моста был влажный и грязный. А не мало ли я взял? Подумал Хантер, щедро поливая доски с комками грязи и следами протекторов проехавших по ним автомобилей. Следовало еще спуститься под мост и основательно полить опоры. Спускаться не хотелось. Размокший слой желтой глинный скользил под ногами. И Хантер буквально съехал вниз верхом на канистре, как на санках. Ничего, что она теперь вся в грязи. Тащить её назад он не собирался. Полив бензином старые толстые и относительно сухие бревна, он стал карабкаться назад. Цепляясь руками за хрупкий и ломающийся камыш, густо растущий на крутом берегу.

- Черт! – сквозь зубы произнес Хантер, все таки измазав помимо туфлей и штанины брюк.

Поднялся наверх он запыхавшийся и злой. На этой чертовой планете, в этой чертовой реальности, где Земля крутится, чуть ли не в два раза быстрее, а гравитация буквально плющила тело, и два сердца не всегда помогали. Второе сердце было специально искусственно выращено, для компенсации нагрузок этого мира. Так же как и дополнительная желудочная железа, чтобы переваривать эту варварскую пищу, годную разве только для со-бак.

Отдышавшись, он достал сигареты, щелкнул зажигалкой прикуривая. А прикурив, бросил зажигалку на мост. Пламя нехотя, но уверенно поднялось над мостом. А вскоре загудело. Это от огня занялись опоры. Хантер курил и смотрел на огонь и дым, поднимающийся над мостом. В клубах дыма ему на миг померещились всадники, передвигаю-щиеся на каких-то диковинных животных, то ли на верблюдах, то ли на страусах. Они беззвучно пролетали над клубами дыма и растаивали в сером хмуром небе.

***

Михалыч гладил супругу по голове неожиданно мягкой и горячей рукой, и её плач постепенно затихал. Она словно забылась на его груди. А Михалыч смотрел в окно, и думал, как же непроста эта простая жизнь. Вот вроде, опостылели они друг другу, видеть друг друга не могут. А скажи ему сейчас, что она умрет, так ведь он же от тоски взвоет и умрет следом. И так было грустно на душе, словно это произойдет завтра или послезавтра. Что слезы сами собой катились по щеке. А за окном накрапывал мелкий дождик, полируя до блеска желтеющие листья яблони, да все плыли и плыли серые дождевые тучи. А между ними проплывали черные всадники на верблюдах. Чего? Изумился Михалыч.

- Зоя, ты глянь чего делается-то! – сказал он супруге, разворачивая её к окну.

Она повернулась.

- Петя горит что-то! Неужто дача чья?!

И вправду, из-за яблони за окном поднимались клубы дыма.

« Вон басмачи скачут!» – хотел было крикнуть Михалыч, но басмачей уже видно не было, а клубы дыма все увеличивались.

- Чего стоишь? – отшатнулась от него Карповна, - Давай участковому звони! Поджог! Не иначе!

- И то верно!– согласился Михалыч, - Где твоя мобила?

- Да вон на тумбочке лежит!

- Ты сама звони, а я побегу! Тушить надо! – крикнул он уже с веранды, в спешке никак не попадая ногой в сапог.

- Связи нет! – донеслось из комнаты.

Но Карповне уже никто не ответил. Михалыч бежал уверенной рысью по направлению к пожару. Какая сволочь посмела? - Думал он, осторожно передвигаясь по скользкой дороге. Ноги то и дело пытались расползтись. Под ногами чавкало. Налипшие на сапоги комья отлетали в разные стороны. Чья это может быть дача? Неужели Сидоркиных? Если это они, то сами алкаши виноваты. В том году баньку по пьяни спалили. А теперь еще и домик. А если не Сидоркиных? Там дальше профессора дача. Вот шуму-то будет. Мужик нудный, со свету сживет. Скажет, недоглядел сторож, с него за домик и деньги взять надо. А откуда у Михалыча деньги? Если он в руках больше пятисот рублей и не держал никогда. А вдруг там банда? Дом сожгли вместе с хозяином? Наркоманы проклятые! Что он один сможет? Вот и палку взять забыл….Но по мере того, что дым на горизонте приближался, Михалыч начинал понимать, что горит не дачный домик, уж больно низко огонь начинался.

- Твою налево! – в сердцах сплюнул Михалыч, останавливаясь. Горел мост. Их единственная связь с большой землей. И хорошо горел. Середина моста уже ухнула вниз, в реку. А торчащие обгорелые балки, просмоленные во время строительства, чтобы не гнили от сырости, чадили черным смоляным дымом.

***

Хантер уверенно вел машину по мокрому и скользкому шоссе, размышляя над рядом событий, произошедших за последние сутки. Хотя, какой там ряд…События развивались как горная лавина, все увеличиваясь в размерах и грозя снести все на своем пути. Сначала неудачный прокол, затем смерть Шурави, следы которой пришлось зачистить. Разрастающаяся дыра в пространстве на месте дачного дома. Дыру в этой реальности прикрыли голограммой, и на время можно было успокоиться. Пусть ученые голову ломают, как её залатать. Не его это Хантера забота. Но в поселке, несмотря на закрытие сезона, еще были люди. И любопытные, так или иначе, могли обнаружить аномалию. И пока Хантер стоял у дачного участка, размышляя, сколько бетонных плит нужно огородить участок так, чтобы и мышь не проскочила. Явился дачный сторож, которого пришлось программировать на невыполнимую программу, как в той сказке: Пойди туда, не зная куда. Найди то, не зная что. Но судя по устойчивому запаху перегара, самонаводящийся сторож эту проблему решит на раз. Тут пришло сообщение по мобильнику: «К бабушке приехали гости. Купи торт». Что было уже из ряда вон. Согласно коду, сообщение читалось как, полный провал резидента, и указание разобраться с гостями. Если это менты, то разберемся, - думал Хантер. С комитетчиками было сложнее, но тоже решаемо. В финансировании его контора проблем не знала. Они давно сбывали морально устаревшую технику и электронику через сеть магазинов «Эльдорадо» и тому подобных. Клея на продукцию ярлычки «made in Japan». Хотя аборигены и догадывались, что техника из Китая. Но на самом деле, она была еще дешевле и ввозилась в этот мир из родной реальности Хантера без всяких таможенных пошлин.

А вот запасы нефти в этой реальности таяли на глазах. Танкеры, уходящие из Персидского залива, часто возвращались назад в залив пустыми быстрее, чем должны были. Но там где дело касалось больших денег, вмешательство третьей силы запросто могли обнаружить финансовые магнаты этой реальности. Нужна была неразбериха. А лучшая неразбериха, это продолжительная война. Подергать за ниточки то одних, то других. Провозгласить борьбу с неверными, а самим оставаться в тени, удавалось уже довольно долгое время. В этой же стране, где выполнял свою миссию Хантер, гигантской империи распростершейся почти от Босфора до Тихого океана, было все немного проще, но и запутанней одновременно. Украсть тут можно было, что угодно. И крали самым беззастенчивым образом, периодически жертвуя пешками. Дутые как мыльные пузыри олигархи, если не успевали сбежать за границу, садились в тюрьму.

Недостатка в пешках не было. Какой русский не любит быстрой езды и не мечтает побыть олигархом? Вроде все отлажено и просто. Но ох, уж эта загадочная русская душа!

Вот тут начинались трудности….Аборигены, то готовы были убить за бутылку алкоголя, то проявляя завидное упрямство, сами были готовы сложить голову из-за одних только им понятных принципов. Взять хотя бы эту старушку? Она не связана с потерпевшим, ни кровной, ни родственной, ни любовной связью? Так, какого черта, она поперлась спасать чужого ей человека? И ведь совершенно очевидно не только Хантеру, но и ей самой, что, ни бойцом, ни настоящим противником она быть не может просто физически. И все-таки она пошла на это. И это стремление Хантер уважал. Странный народ, дикий народ, полностью бесконтрольный и непредсказуемый. И этот народ правительство планировало захватить. Не в духе Хантера критиковать свое правительство, но он ясно видел, что затея эта обернется провалом. Как и почему? На такой вопрос, он ответить бы не смог, но результат для него был очевиден. Да, их можно обворовывать, их можно использовать в своих играх, обманывать. Но свою свободу, пусть даже мнимую, они не отдадут никому, и не покорятся. А устраивать на этой планете геноцид, дело небезопасное. Они и сами погибнут и планету уничтожат. А планета, несмотря на то, что Хантер с другой реальности, у них одна.

- Да и черт с ней! – сказал сам себе Хантер, въезжая в черту города.

Старушка была не опасна. Как свидетельница, она угрозы не представляла, а если и найдет место обитания соседа, то сгинет в провале навсегда. Что происходит с людьми в разрыве реальностей, Хантер не знал, да и никто не знал. Оттуда еще никто не возвращался.

***

- Триньк! – непередаваемо пиликнул компьютер, выдавая сообщение. Сергей Чумаков открыл агента, писал некто под ником «Крыса», давний приятель «Чумы». Крыса помимо троллинга развлекался в сети тем, что вскрывал всякие незатейливые базы данных.

- тут вашу судмедэксперт вскр глянь….(шла ссылка на сайт) фотки залил. Затейливо гонят.

- пр чо?

- типа инопланетянина вскр.:)))

- шоп…(

- ….реал, сам в шоке

- трупарезы в шопе изгол..? 

- а нафига им???)

- х.зна?

- угу…

Сергей прошел по ссылке и увидел выложенные кишки на нержавеющем столе. Такой фигней его было не удивить, и не то еще в интернете увидишь. Потом увидел вскрытый труп с вырезанной грудиной. Ну и что тут инопланетного? Кишки на месте? Все в кровищи? Что-то как-то недоделали. Кровь надо было краснее сделать и чтобы кости из мяса торчали, подумал Чума. В том, что Крыса сам эти фотки изготовил, он не усомнился ни разу. Его знакомые тролли такие приколы любили, только вот Сергея было не провести.

- на троечку, - отпечатал он Крысе.

-?

- кровь надо было ярче сделать и чтоб кости из мяса торчали.

- уж как есть…

- дык…доработай.

- нах..?

- чтоб отвратно было вконец.

- ты не просек что ли?

- чо?

- не я шопил…грю реал! пригляд там 2серца!

- передай им, чтоб дошопили ..плохо видно

- пшел в шопу! 

- Клик.

Чума выключил агента и поднялся из-за стола. Как не хотелось, а надо было идти в мага-зин. Мать целый список всего купить наказала, самой некогда. А сын студент значит дол-жен надрываться? Отдала бы отцу, пусть бы в супермаркете сам с корзиной в очереди по-стоял.

Делать ему больше нечего. Одни хрен батя вечером после работы как в телек упрется, так и храпит. Одно в походе в магазин радовало – всегда оставались деньги, которые Сергей заначивал, и о которых никто не знал. Таким образом, он уже накопил на новый жесткий диск, у предков лишний раз не клянча.

До супермаркета «Грин» было не так уж далеко, поэтому Чума решил сэкономить еще и на проезде в автобусе, и пройти напрямую, дворами. Во дворах было грязно после дождей, но зная тут буквально каждый камешек и каждую лужу, можно было пройти и не запачкаться. Поэтому быстро и уверенно шагая, Сергей прошел минут за десять половину расстояния, когда увидел знакомую спину. Глаз у Чумакова был наметанный и он стопроцентно был уверен, что именно эту спину и шляпу он видел этой ночью. Тем более, редко кто сейчас носит такие шляпы с большими полями. Ниндзя, хренов! Это он ему яйцом в лицо попал! Ну, подожди! Сергей задумался, чем он может досадить незнакомцу.

Тот стоял и курил около подъезда, где дежурила скорая помощь и серый ментовской уазик. Причем, незнакомец вроде как к приехавшим ментам и медикам отношения не имел, а просто любопытствовал, что там произошло. Чуме тоже стало любопытно. Он, так и не придумав, как отомстить незнакомцу, подошел со стороны детской площадки. И очень вовремя. Поскольку увидел, как на носилках выносят какое-то тело. Убийство или самоубийство, вопрос не стоял. Поскольку, когда санитары спускались по лестнице с носилками, из под пледа, прикрывающего тело, выкатился какой-то предмет и покатился вперед, опережая носилки. Толпа зевак шарахнулась в сторону, и какая-то женщина истошно закричала. Предмет тут же подхватили и спрятали под плед. Но в глазах Сергея он отпечатался как на фотографии….Это была отрезанная голова. Что больше всего поразило, так это то, что запекшаяся вокруг шеи кровь была не красная, а черная как на тех снимках.

***

Хвоя успокаивающе хрустела ногами, деревья грустно роняли листву. Успокоенная природой Клавдия Ивановна осмелилась и вышла на дачный проспект через полчаса.

Уже было понятно, что за ней никто не гнался. Но то, что бандит мог коварно подкарауливать её за ближайшим деревом или сидеть, спрятавшись под забором какого-нибудь участка, ей верилось, и эта перспектива её очень пугала. Хотя еще сильнее пугала возможность задержаться тут до ночи. Упаси, Господи! Но так, или иначе, она сжала волю в кулак и вышла на проселочную дорогу. Людей и машин поблизости видно не было. Но Клавдия Ивановна постоянно оглядывалась и, примерно определив направление, откуда прибежала, пошла обратно. Решив, если этот гад хочет её подкараулить, то лучшего места, чем мост не найти. Ведь покинуть поселок можно только через него. Поэтому надо тихонько подойти и посмотреть, не стоит ли его машина около моста, подумала пенсионерка. А вот, что она будет делать, если стоит, Клавдии Ивановне думать не хотелось. Ей очень хотелось назад домой, укрыться теплым пледом и смотреть передачу с Монаховым про здоровый образ жизни. Будь он неладен, этот Сенька! Своего соседа, втянувшего её в эту авантюру, Ишикова в данный момент просто ненавидела. Но, что сделано, то сделано. Выбраться бы отсюда. А Семену уже не помочь. То, что её опередил бандит, тетя Клава уже догадалась. А видеть, что этот бандит сделал с бедным Семенем, ей было страшно.

Проплутав еще полчаса, и уткнувшись в тупик, она повернула назад. Да кто ж так строит? – возмутилась Ишикова, и попыталась пройти между двумя участками, заборы которых имели между собой пространство достаточное, чтобы пройти боком. Только вот проход зарос лопухами и крапивой. Протиснусь, лишь бы назад не идти. А то, что проход был не из параллельно построенных заборов, а они весьма существенно сужались с той стороны, тетя Клава не догадывалась. И упорно продираясь сквозь лопухи, она вдруг по-чувствовала, что застряла, как Вини-Пух в кроличьей норе. Попробовала дернуться на-зад, но спиной за что-то зацепилась. И зацепилась плащом крепко. Конечно, дернуться можно, но плащ новый жалко.

- Господи! Да, что же это такое сегодня со мной? – воскликнула Клавдия Ивановна. И слезы помимо её воли потекли по щекам.

- Извините, у вас что-то случилось? – услышала она голос рядом с собой.

Всего каких-то в метрах двух от Ишиковой была видна дорога, на которую она так стре-милась попасть, а на дороге пожилая женщина её лет, и мальчишка с ней.

- Застряла я, - скорбным голосом призналась тетя Клава.

- Василек, помоги женщине, - сказала ровесница.

Но Василий и без бабушкиной подсказки продирался на помощь к незнакомой старушке.

- Вот так…вот чуть-чуть повернитесь, вот теперь сюда, - командовал Василий снимая зацепившийся за штырь плащ, - А теперь на меня чуть-чуть..Давайте! Давайте! Живот втяните!

- Х-р-ш!

Со звуком медведя продирающегося сквозь лесную чащу, Клавдия Ивановна измученная, раскрасневшаяся, но довольная, что её злоключения кончились, вывалилась из тесного прохода.

- Как вы там оказались то? – удивленно спросила старушка.

- Да все из-за соседа моего Семена Пихтова,- невпопад ответила Ишикова.

- Не может быть! – выпалил Василий, сразу представив, как открытая им аномалия закидывает в щель между заборов эту бабку.

***

Табуретка на табуретку, а сверху камень – такая вот конструкция. Камень горел, все так же неярко освещая ближайшее пространство. И хоть горячим, он не был, чуть теплым, но Пихтов подложил под него жестянку, во избежание…Камень лежал примерно на том уровне, где по задумке художника располагалась свеча, и его свет подсказывал расположение теней на картине.

Семен чувствовал себя выжатым как лимон, но все еще не хотел расставаться с картиной. Он опустился на корточки и смотрел на женщину, которая никогда не существовала. Ему она казалась почти живой…Пигмалион, устало усмехнулся Пихтов. Вот так и сходят с ума в одиночестве…Но в этом тусклом свете странного камня, Маргарита действительно смотрелась живой. И не картина это вовсе, а окно в другую реальность. Нет, решил Семен, нужно все-таки повернуть её взгляд на зрителя, а то получается, что я подсматриваю за ней. Нехорошо как-то, неприлично. Пусть она тоже нас видит. Пусть немного косит, из-за своего волшебного, ведьминого косоглазия.

На сегодня, пожалуй, хватит, а то еще испорчу. Сейчас камин разожгу и картошечку запеку, вот будет праздник! А все-таки я молодец! Чего уж там скромничать, почти идеал. Никогда мне еще так не писалось.

Семен положил палитру, вымыл кисти в уайт-спирите, вытер их насухо ветошью, и поставил в чешскую пивную кружку, вместе с другими кистями. Выходя из мастерской, обернулся посмотреть на картину и вздрогнул от неожиданности. Такой совершенной и совершенно чужой она ему показалась, словно не он выписывал этот облик, не он сутками корпел над тончайшими деталями, прорисовывая каждую ресничку на глазах, каждый волос на голове. Пихтов покачал головой и, уже не оборачиваясь, стал спускаться на первый этаж.

Пятая ступенька сварливо скрипнула, но Семен уже привык к её голосу как к чему-то неизбежному. Помыть руки под краном не получилось, открытый кран вздохнул и уронил скупую каплю. Вода из крана бежать перестала, и видимо навсегда.

«Ну, и ладно, воды я набрал про запас столько, что хватит эскадрон верблюдов напоить. А может не эскадрон? – раздумывал Семен, моя картофелины в кастрюльке, - В чем там бедуины своё войско исчисляют? Сабель? Штыков? Шамширах? Нет, шамширы у турок..У бедуинов джамбии. Но джамбия - это кинжал, а над головой они чем размахивали, когда в атаку шли? Килиджами? Пусть килиджами, - Пихтов пытался в голове вообразить эту картинку, - Размахивают они саблями, орут что-то непотребное. Типа кто не спрятался, я не виноват. Прячьтесь порождения шайтана! С нами Аллах и два английских пулемета! Черные тюрбаны, лица прикрыты концом тюрбана, так что открытыми остаются одни глаза. Белки глаз пылают. Пена на мордах. Да не у бедуинов, у верблюдов на мордах. Пыль, песок в разные стороны. Тучи песка. Топот копыт. Стоп, каких копыт? У верблюдов нет копыт. И потом, по барханам даже копытом стук не получится. Шорох осыпающего песка. Ну, это когда один верблюд бежит. А когда две сотни? Н-да-а…картинка образно складывалась, а вот с озвучкой промашка. Воображения не хватает».

Семен колол ножом лучины с березового полена. Охапку поленьев он прихватил из кладовки. Начисто вымытые и вытертые картофелины лежали в кастрюльке дожидаясь часа аутодафе. Вечер можно сказать удался. По времени уже вечер, восьмой час. Но было светло, за окном висел все тот, же холодный белый туман. Пихтов задернул шторы на окнах, чтобы сымитировать вечерний полумрак. Неплотные шторы свечение тумана про-пускали, но с этим приходилось мириться. Язык пламени пробивался сквозь лучины. Вот он лизнул, пробуя на вкус одно полено, тут же высунулся с другой стороны. Поленья ему понравились и вскоре огонь аппетитно заурчал. От камина потянуло мягким запахом бе-резы и теплом. Семен уселся на пол перед камином, по-татарски подогнув под себя ноги. Он смотрел на огонь с улыбкой сытого кота и только, что не мурлыкал от удовольствия. Вдруг какая-то тень мелькнула в окне. Птица что ли пролетела? Еще одна. Семен нехотя поднялся и, отдернув штору, смотрел, как беззвучно рассекая туман движутся бедуины в черных одеждах. Они выныривали из тумана откуда-то слева, словно спускаясь с бархана, проносились мимо окна Пихтова, и, подстегивая верблюдов ногайками, устремлялись вверх и пропадали в тумане.

- Ну, да...все так, а звука так и нет. Жаль.

Семен задернул штору и вернулся назад к камину. Поворошил кочергой поленья. И стал ждать, когда они прогорят, чтобы на горячих сердитых углях запечь картошку.

***

Войдя домой, Валерий Николаевич, прежде чем закрыть дверь включил свет в прихожей.

И не потому, что было уже темно, отнюдь. Просто он терпеть не мог находиться в потемках, в сумерках у него наступала куриная слепота.

Да, неужели, этот сумасшедший день закончился? – подумал он, раздеваясь, - И все уже позади? Да же не верится.

В ушах все еще стоял шум и неразбериха царящие на работе. И эти бесконечные разговоры, разговоры, и разговоры, которые так выматывают. Разговор с начальником, который, не смотря на неприятный оттенок, никакими неприятностями для Мухина не закончился. Разговор со следователем по поводу пропавшего тела, был странен и несколько выходил за рамки нормального. Следователь выходил. Он обшарил все в прозекторской, словно труп эта пуговица, которая может закатиться куда-нибудь в щель, где её никто не заметит. И при этом так странно смотрел на Мухина, словно в чем-то его подозревал. Судя по дурацким вопросам, как минимум в каннибализме. Он, наверное, думал, что Валерий Нико-лаевич труп пустил на консервы. И искал поточную линию, которая их выпускает. Но к глубокому своему разочарованию не нашел. Зато нашел фотографии, которые санитар Коля скинул Мухину на компьютер, и спрашивал, часто ли у людей бывает два сердца? Потом выложил кучу фото, на которых «пациент» Мухина с совершенно зверским выражением лица мчится на подержанной иномарке в полпервого-ночи. И спросил, опознает ли Мухин в этом человеке того, чье вскрытие он производил. Мухин его опознал, опознали санитары, опознал лаборант Шубриков, опознали и оперативники, доставившие тело вчера после обеда. Тогда он поинтересовался, как Валерий Николаевич может объяснить тот факт, что покойный был сфотографирован дорожными камерами как злостный нарушитель скоростного режима, уже после вскрытия? То есть сегодня ночью? Мухин ответил, что никак. Чем видимо очень расстроил молодого следователя. У Мухина создалось впечатление, что если бы он сказал, что человек без мозгов способен управлять автомобилем, то очень бы порадовал следователя. И тот, забрав исписанные листы с показаниями, посчитал дело закрытым и ушел. Хотя статистика аварий показывает, что владельцы автомобилей именно без мозгов ими и управляют. Но сказать такое Валерий Николаевич не мог…Нельзя сказать, что он никогда врал. Врал, и очень этого стыдился. Вот и профессору Гуревичу, вызванному Колобком пришлось врать…Дескать, да, у трупа были некоторые патологии внутренних органов, но ваш бывший студент Шубриков их значение не-сколько преувеличил. Гуревич ему не поверил, не поверил и Шубрикову, который врать умел, но растерялся. И по тому, как Аркадий Натанович их покинул, было понятно, что больше он сюда никогда не придет. Колобок очень расстроился и порывался догнать про-фессора и рассказать ему правду, и если бы не угроза Мухина, то, наверняка, так бы и сделал. Но тут пришел на выручку Бахтиаров. Берик Амантаевич габаритами Колобка превосходил, поэтому задавил его если не морально, то физически. Затем он сказал, что поработает сам, и вообще это его смена, и отправил измученного расспросами Мухина домой. Валерий Николаевич, сильно не сопротивлялся, и уехал домой. Дом, дом, родной дом. Хотя кроме кота Мухина дома никто не ждал, он всегда рад был побыть дома. Тем более, после сегодняшних событий.

- Кот? Ты опять свинья такая на половик помочился? А? – спросил Мухин, наступая разу-той ногой на мокрое пятно в прихожей. Кот молчал, прятался где-то под кроватью.

Избегая знакомой ему процедуры «мордой в половик». Помыв руки в ванной, Валерий Николаевич отправился на кухню. Стоило ему хлопнуть холодильником, как полосатый проказник уже терся около его ног и громко мурлыкал.

- Что сволочь? Есть хочешь?

Сволочь всем своим видом показывал, что да, хочет. И что он самая преданная в мире «сволочь», и вообще он белый и пушистый. Только в детстве болел много и поэтому стал серым и полосатым. А лужу ему надо простить. И, разумеется, Валерий Николаевич его тут же простил и покормил докторской колбасой. А себе Мухин поставил разогревать суп. Надо сказать, что за свою долгую холостяцкую практику, он научился готовить просто изумительные супы. Не одна Мухина пассия, попав к нему на обед, попадала под очарование хозяина и его кулинарных способностей.

- Дилинь-дилинь-дилинь! – донеслось из прихожей. Мобильный телефон надрывался и дребезжал.

Звонил Бахтиаров.

- Да,- взял трубку Валерий Николаевич.

- Валера-джан, - заговорщицким шепотом и с кавказским акцентом заговорил Берик, - тут твой труп привезли…

- Сплюнь, мой труп еще не ужинал, - ответил Мухин, соображая, что пропавший покой-ник все-таки нашелся.

- Валера, ты не понял, труп без головы…

- Надеюсь, потеря головы его не сильно огорчила?

- Ладно, юморист, потерпевший совсем другой. Но я только начал… и сразу тебя вспомнил. Ты говорил, что первое чему удивился, отсутствие хрящей…

- Понял. Еду.

***

Если можно было вывести невозмутимого Хантера из себя, то у незнакомца посетившего адвокатскую контору это получилось. Никогда в жизни не куривший Хантер закурил. За-курил нервно, жадно, смоля одну сигарету за другой, словно заядлый курильщик. Не ощущая вкуса дыма, не очень сознавая, что он в данный момент делает. Мягко говоря, произошедшее с резидентом его огорчило, расстроило и поставило в тупик. Он понятие не имел, да и не только он, а вся их миссия - Кто бросил им вызов? Насколько они были информированы, а они считали, что информированы хорошо, поскольку знали о работе всех спецподразделений этого мира. Ни одно из них к убийству резидента не имело ника-кого отношения. Но теперь их информированность, а так же, вся работа аналитического отдела была под сомнением. Если они ничего не знали о киллере, то киллер, оказывается, хорошо знал о них, их проблемах, их планах. И даже о размещении скрытых камер в по-мещении, о которых даже рядовые сотрудники не знали. А это означало только одно – среди них завелся крот. Причем крот сидел на самом высоком уровне. И он по непонятной причине сдал своих соотечественников местным аборигенам. Это был нонсенс, но иначе это происшествие было не объяснить. Конечно, можно было предположить, что комитетчики их раскрыли. Но в таком случае разовой акцией они бы не ограничились. На-крыли бы всех, разом. И никаких голов бы не резали, не те люди. «Чеченский след» - не-громко сказал один полицейский другому, когда они стояли у подъезда. Хантер не понял, причем здесь кавказцы, пока сам не увидел отрезанную голову Наби Буса. Зачем так-то? – поразился он. Убийством с особой жестокостью их явно пытались напугать. Теперь на повестке дня стоял вопрос поимки киллера и задушевной беседы с ним. Нужно было прояснить главное: Кто послал?

Ну, и еще ряд вопросов. Например: про какие такие реальности толковал убийца, где про-кол границы реальностей вызвал катастрофы? В четырех реальностях находились миссии ОМК (объединенного мира Ками, так называлась родная реальность Хантера), но, ни в одной из них никаких катастроф не наблюдалось. И вместе с тем со словами убийцы нужно было считаться, хотя бы с тем холодным фактом, который сейчас увозили в морг.

Да, - вздохнул Хантер, - если бы «чеченский след». Если бы все было так просто и киллера наняли обиженные клиенты адвоката Садовникова, просчитать его врагов не со-ставило особого труда. А сейчас, где и как искать киллера? Наличие денежных средств эту задачу несколько упрощало. Хантеру предстояло связать с несколькими людьми из МВД. В первую очередь с дорожной инспекцией, чтобы до каждого распоследнего постового дошло, что за поимку преступника он негласно получит помимо благодарности от начальства десять тысяч дохлых президентов. Во вторую очередь с уголовкой, чтобы на тех же условиях землю рыли, но нашли. Правда, начальникам подразделений нужно было выдать для заинтересованности в работе сумму в десять раз большую. Но это все решалось. Не решалось пока одно, нужно было, чтобы труп не попал на вскрытие. Заикнутся об этом высокому полицейскому начальству, было нельзя. Но и огласке предавать некие особенности строения организмов адамитов, было тоже нельзя.

А все особенности собственно происходили из-за того, что…

- Что за черт?! – совершенно по-человечески выругался Хантер, подойдя к своей машине, он обнаружил, что оба правых колеса спущены. Золотники вывернуты и колпачки отсутствуют. И это именно в тот момент, когда он должен был под любым предлогом перехватить автомобиль везущий труп в морг. Тело «адвоката» изъять, пассажиров нейтрализовать, блокировав память. В крайнем случае, всех убить. Сделать это прямо здесь у подъезда при скоплении народа Хантер не мог, слишком много могло оказаться свидетелей. Он и так опоздал, бестолковая секретарша не должна была вызывать полицию ни в коем случае. А она вызвала, даром что человек..И тут такая пакость..Кто? Кто это мог сделать? Не-ужели киллер до сих пор где-то рядом?

Хантер завертел головой по сторонам, и взгляд его упал на высокого парня, резко от-вернувшегося от Хантера и выходящего сейчас со двора. Он явно наблюдал, когда тот в бессильной ярости пинал машину по колесам. ОН! – охотничьим чутьем понял адамит, и бросился догонять незнакомца.

***

Галине Сергеевне в эту темную ночь не спалось. То ли потому, что в разговорах с внуком, она вспомнила дачу, на которой прожила все лето, и теперь скучала по ней в тесной го-родской квартире. То ли от того, что отвыкла за лето от постоянного шума автомобилей, снующих под окнами всю ночь. А может потому, что никак не могла вспомнить: Опустила она последнюю партию банок с помидорами в погреб, или они так и остались стоять на веранде под столом? Поэтому встала она рано, приготовила завтрак, накормила им дочку с зятем. Разбудила внука, чтоб не опоздал. И стала собираться на дачу. Конечно, грустно смотреть на отлетающую листву. На кучу жухлой ботвы уложенную в компостную яму. На поникшие ветки яблонь. Галине Сергеевне всегда было грустно осенью, она поддавалось осеннему настроению, и чувствовала, что сама увядает и умирает вместе с природой. Что ж, решила она, вот сейчас Васю в институт провожу и съезжу на дачу, прощусь с ней до весны. Заодно и проверю все ли на месте, не забыли ли чего…

- Ба ..буль, ты ку…да со…шься? – спросил Василий с набитым ртом.

- На дачу. Мне кажется, я помидоры в погреб опустить забыла.

- Подожди меня. У меня две пары сегодня всего. Вместе и съездим, - сказал Вася, вспомнив про загадочную дачу соседа. Чего время тянуть? Сегодня её и проверю. Энэлометр только надо сейчас на зарядку воткну. Часа за три, он зарядится.

- А уроки, кто делать будет?

- Бабуль, разберемся. Вечером сделаю.

Галина Сергеевна неодобрительно посмотрела на внука, даром, что была бывшей школь-ной учительницей. Если бы не её старания и постоянный контроль, то расхлябанный, не собранный внук вряд ли набрал бы проходной балл в институт.

И ослаблять контроль Галина Сергеевна не собиралась…Но спускаться по шаткой лестнице с банками в погреб ей тоже не особенно хотелось. Да и прогулка по опустевшему дачному поселку вдвоем с внуком обещала быть не такой грустной.

- Ну, хорошо. Я тебя подожду. Но вечером никуда не пойдешь, пока уроки не сделаешь, - молвила Галина Сергеевна, убирая со стола посуду.

- Все, бабуль, я побежал. Пока!

Крикнул Василий уже с порога, и хлопнул дверью.

***

Михалыч угрюмо брел по дачному поселку, мельком посматривая, на теснившиеся друг к другу участки. Поселок на глазах пустел. Вот и Плаксины уехали, с грустью отметил он замок висящий на воротах. Душевный человек Татьяна, подумал Михалыч, про белобрысую хозяйку дачи. Если стопочкой наливки и не уважит, так хоть по душам поговорить можно. Выслушает всегда внимательно.

Больше всего Михалыча угнетало не отсутствие дачной обитательницы, а то, что он никак не мог вспомнить: кому он сегодня обещал забор починить? А значит созревший в голове план насчет похмелья, так планом и оставался, маяча зеленой тряпкой надежды на горизонте. Борька еще как на грех пропал. По понятиям, его очередь сегодня была проставляться. Ан, нет. Михалыч потрогал облупившуюся зеленой краски дверь, прикрытую на согнутый гвоздь, и понял, что Борьки дома нет. Даже заходить не стоит.

А куда заходить стоило, там никого не было. Так или иначе, а сторож знал всех жителей немаленького поселка если не пофамильно, то поименно. А какие были необщительны, и знакомиться с ним брезговали, те огороды он чаще всего и пропалывал. Заезжую шпану, что приезжала время от времени безобразничать Михалыч гонял, привлекая в помощь участкового. Городским бомжам, пытавшимся протоптать в зимнее время тропки на пустые дачи, он тоже спуска не давал. Словом, бдительно охранял вверенную ему территорию. Бдил и бдеть собирался еще долго, благо здоровье позволяло.

-Так. Это еще кто такой? – сам себя спросил Михалыч, вглядываясь в фигуру человека у дачи Семена Пихтова. В длиннополых плащах и шляпах тут из местных отродясь никого

не было. Поэтому, «эта глиста в шляпе» как обозначил незнакомца сторож, чужой. А раз чужой, значит кого-то ищет. Как-то странно он стоит за полметра до забора, словно боится, что тот его укусит. Ясный перец, не укусит. Да и собаки с той стороны нет. Только вот чудно это как-то. Если этот дом нашел, так чего не заходит? А может вор? Тогда чего сто-ит так нагло, а не прячется? Вон серая машинка на той стороне дороги, его наверняка…

- Эй! – позвал застывшего манекеном незнакомца Михалыч,- Ты, чьих будешь? Ищешь кого?

- Это дом Боженко Василия? – спросил незнакомец куда-то прямо, даже носа не повернув в сторону Михалыча.

- Кого-кого? – переспросил Михалыч.

- Боженко Василий в этом доме живет? – повторил незнакомец вопрос совершенно пост-ным тусклым голосом, словно ответ его не интересовал вовсе.

- Боженко..Боженко…, - произнес сторож задумчиво, хотя фамилию такую слышал впер-вые. Но упускать шанс найти нужного человека, и стребовать за эту информацию с незнакомца на бутылку, было нельзя.

- Василий говоришь…А лет ему сколько? Лет 40 будет, рыжий такой с ..

- Он не рыжий..

- Постой, а вот Васька по Березовой улице, на опеле ездит…

- Нет у него опеля, - опять перебил незнакомец Михалыча.

- А на окраине у поворота, Васька живет. Жена у него медичка? Не тот?

- У него нет жены.

- Слушай, господин хороший, - обиделся на незнакомца Михалыч, - Если тебе этот Васька нужен, ты уж сам его обрисуй. Тут Васек как собак нерезаных. Вон у Галины Сергеевны, Следующий дом за этим Васькой внука кличут, школьник он. Только вот фамилия их, то ли Ротова, то ли Кнутова.

- Значит, ты не знаешь, где такой живет? – квело спросил незнакомец.

- Говорю тебе, нет тут такого, - осерчал Михалыч, чувствуя, что даром теряет время с этой снулой рыбой. И навара никакого не предвидится, - Так, что ты езжай вон на карьер, там может твой Баженов живет. А тут точно нет.

Несмотря на исчерпывающую информацию, и указания, в каком направлении продолжать поиски, незнакомец с места трогаться и не подумал, чем всерьез разозлил Михалыча.

- Чо стоишь? Езжай, давай!

- А мне кажется, что он живет в этом доме..

- Тут Семен-художник живет. Не веришь? Зайди, проверь! – фыркнул Михалыч, - Ну, что стал?

- А какое ваше дело? – спросил незнакомец и наконец-то повернул голову и посмотрел в глаза сторожу. Михалыча передернуло от этого взгляда. Он никак не мог объяснить что именно, но было в этом худом, и вроде бы ничем не выделяющемся лице что-то, от чего стало противно. Словно копаешь картошку, выгребаешь аккуратно землю вокруг молодых ядреных корнеплодов, а вместо молодой, попадается прошлогодняя. И она лопается у тебя в руке, и вонючая гнилая жижа плюхает на руку и пачкает рукав.

- Чего уставился? Топай давай отседа! Сторож я местный, и таких, как ты за версту вижу!

- Это, каких таких? – не мигая, уставился незнакомец.

- Таких, что по дачам шарят и ищут, что где плохо лежит! – ответил с запалом Михалыч. И тут он вдруг вспомнил, что именно вчера на этой даче продал Семену картошку. А значит сейчас надо отвадить этого чужака и топать к художнику, благо вот он, рукой подать.

- Давай! Давай! Двигай!

- Ты меня не видел, - громко, но одновременно тихо сказал незнакомец. Михалыч взяла оторопь, поскольку слова его вроде как в голове взорвались, а ушам прислушаться захотелось. И он перестал понимать, где он, что он. Было такое ощущение, что все, что происходит - какой-то дурной, никчемный сон.

***

На бетонной стене дома, с левой стороны от железной двери, прямо над пультом домофона висела скромная железная табличка с гравированной на ней надписью,

«Садовников Ю.Я. – Юридические услуги, 43» Нет, Юрий Янович оказывал не 43 услуги, как можно было подумать, а сколько угодно, как говорится, любой каприз за ваши деньги.

Просто, офис его размещался в 43 квартире. Поэтому, стоящий у дверей молодой мужчина лет тридцати, без колебаний набрал на домофоне сорок три. Домофон немедленно отозвался приятным женским голосом:

- Адвокатская контора Садовникова. Вам назначено?

- Нет, но позарез нужно, - честно признался проситель.

- Входите.

Домофон пикнул, дверь щелкнула и приоткрылась. Потянув тугую дверь за ручку, моло-дой человек оказался в парадном. Чистенько, светло. Экономичные лампы, плитка под мрамор на полу, коврики, цветы на подоконниках, машина для чистки обуви. Сразу было видно, что в этом подъезде обитают только приличные люди.

- Это я удачно зашел, - посетитель быстро осмотрелся и, увидев свое отражение в большом зеркале, скривился. С одеждой он немного ошибся. Одет он был хоть и по сезону, но немного старомодно. Короткая черная кожаная куртка, с дутыми плечами, синие джинсы Piramida, с зауженными у щиколоток штанинами, неброские немецкие туфли Salamander. Завершала ансамбль черная кепка с большим козырьком, надвинутым на глаза. Зеленые глаза смотрели на свое отражение иронично.

- А! – махнул рукой на себя незнакомец, - сойдет за мировоззрение!

И взмыл по лестнице до пятого этажа.

- Проходите, Юрий Янович сейчас свободен, - сказала секретарь мило и заучено улыбаясь.

Она и в самом деле была хорошенькая, а не только голос. Только вот глаза у неё не улы-бались, а говорили: Пришел – проходи, а у меня свои дела.

- О-о! – донеслось из лежащего перед ней ноутбука. Аська кричала, что пришло сообщение. Ну, понятно, все секретарши больше всего на свете заняты своими делами.

Парень повесил кепку на вешалку, обнажая коротко остриженную голову, и прошел в ка-бинет напротив входной двери. Положив руку на блестящую бронзовую ручку, он зашел в кабинет и плотно закрыл дверь за собой.

- Здравствуйте молодой человек! Вот значит, кому я позарез понадобился? – жизнерадостно улыбнулся Юрий Янович, моментально взглядом оценивая посетителя, и сходу понимая, что клиент ошибся адресом.

- Кто вам меня порекомендовал? Вы хоть знаете, что расценки у меня не маленькие?

Садовников надеялся, что посетитель сам поймет свою неплатежеспособность и, смущаясь, уйдет. Но посетитель повел себя более чем странно. На улыбку хозяина не ответил. Поздороваться за руку не подошел. Сугубо по-деловому, прикрыл дверь. Гостевое кресло на колесиках, что стояло у письменного стола адвоката игнорировал, отпихнув его к окну. И сел на кожаный итальянский диванчик, над которым висела копия картины К.Брюлова «Итальянский полдень».

- Вижу, настроены вы серьезно. Ну, рассказывайте, что у вас случилось…Чем смогу, по-могу, - произнес Юрий Янович, нащупывая на всякий случай тревожную кнопку под столешницей. Клиент нравился ему все меньше и меньше. И следующие слова незнакомца, подтвердили, что он не ошибся.

- Случилось, - серьезно ответил молодой человек, - Только не у меня, у вас…Ваш прокол в прямом и переносном смысле порвал ткань границы реальностей. И теперь дыра растет, и вы не знает, что делать. Поскольку вырванная нить вытягивается синхронным потоком. Выши силовые ловушки удержат разрастание лишь временно. И знаете, что произойдет дальше? Дальше граница распустится как вязанный рваный носок, пространство и время станут линейны. Вы понимаете, какие будут последствия?

Сказать, что Садовников от услышанного потерял дар речи, значит не сказать ничего. Он внезапно взмок от волнения, во рту пересохло, на миг его посетила мысль, что все кончено. (И в этом он не ошибся.) Его пришли смещать, управление прислало нового резидента. И теперь карьера Садовникова Ю.Я., известного на родине как Наби Буса, закончена. Его с позором отстранят от дел.

- Понимаете? – переспросил незнакомец, видя, что адвокат впал в прострацию.

- Понимаю, реальности сольются, - чуть слышно отозвался Садовников, не очень понимая, что в этом страшного. Его сейчас беспокоило больше другое – личная карьера.

- Вижу, что не понимаете, - покачал головой посетитель, - В двух соседних реальностях ваш прокол вызвал катаклизмы, практически уничтожившие цивилизации. Поэтому я пришел сказать, что ваша миссия здесь завершена.

- Э-э-э-э, - протянул Юрий Янович, - хотелось бы убедится в ваших полномочиях?

- Они самые высокие.

- Вы новый резидент?

- Я же сказал ваша миссия, жители реальности № 000326 здесь закончена. Возвращайтесь назад, - сказал незнакомец, глядя не на Наби Буса, а за его спину. Где над головой адвоката была вмонтирована в стену скрытая камера. Садовников, всегда записывал свои встречи с людьми-клиентами и иногда использовал открытые ему секреты в неблаговидных целях. И записи разговоров с подчиненными тоже записывал, и прикреплял к отчетам в центр.

- Вы знаете? – удивился Наби Буса, осведомленности посетителя.

- Да, - просто кивнул тот, - я собственно для них это все и говорил. Нет у меня такой при-вычки, с покойниками разговаривать..

Ничего не понимающий Юрий Янович с удивлением увидел, как из рукава незнакомца как по волшебству выскочил нож. Блеснуло зеркальное лезвие.

Как?! Зачем?! Этого не может быть?! Чтобы наверху решили, таким кардинальным образом избавится от него! Вихрем пронеслись мысли, опережая одна другую. До адвоката дошел смысл сказанных посетителем слов, что нужен ему «позарез». Он даже успел оценить скрытую иронию ставшую явной. Только вот достать пистолет из ящика уже не успевал…

***

В растрепанных чувствах Семен подошел к холсту. Выдавил немного марса коричневого темного, каплю охры, чуть-чуть лимонного желтого, привычным движением руки размешал краски большой колонковой кистью, разбавляя все цинковыми белилами. И в окон-чании добавил немного киновари, совсем чуть-чуть со спичечную головку. Ярко красная капелька цвета свежей, только что брызнувшей крови. Но именно она придаст румянец бледной щеке, вдохнет жизнь в мраморную белизну женского тела.

- Ну, вот и все, - вздохнул Семен,- кажется, отпустило.

Так всегда бывало, когда начнешь работать, все беды и радости остаются за гранью, в той бестолковой и суетной жизни…или не жизни? Пихтов иногда и впрямь чувствовал, что живет он только, когда работает. Именно в эти моменты он перестает зависеть от людей и обстоятельств. Ведь истинная свобода в творчестве, и счастье в нем, когда под твоей ки-стью из банальной краски возникают объемные трехмерные предметы, которые ощущаешь почти физически. Кажется, протяни руку, и ты почувствуешь под своей рукой ее нежную шелковую кожу, уловишь тонкий аромат женского тела…Запах женщины.

Аромат, сотканный из тысячи разнообразных запахов, в которых угадывается щепотка корицы, чуть-чуть муската, весенний запах цветущей яблони, и томная приглушенная спелость персика, со скрытой нежной мякотью, так и готовой брызнуть под вашими губа-ми. И эту божественную симфонию запахов так часто портят духами, заглушая естественный природный аромат желанного женского тела. Только некоторые духи способны не заглушить природный запах тела, не извратить, а контрастно подчеркнуть, выделить и донести его будоражащий и пьянящий аромат. Женщины редко угадывают, какие духи им подходят, а какие нет, поскольку сами не ощущают свой запах. Будь воля Семена, он запретил бы духи вовсе, поскольку женщин выбирал не только по внешнему виду, характеру, складу ума, но и по запаху. Запах был определяющим. Его это был тип женщины, или не его. Конечно, биологи давно объяснили это явление феромонами. Но как объяснить, что аромат одних вас притягивает, а запах других отталкивает? Загадка.

Семен никогда таким вопросом и не задавался. Просто доверял своему чутью. Вот только после развода, он так и не встретил ту женщину, с которой готов был не только лечь в по-стель, но проснуться вместе утром…Мимолетные романы случались. Но не было в тех женщин помимо запаха страсти, сотканного из запаха корицы, лаванды, молодого игристого вина, ветки черемухи, одной маленькой составляющей…запаха свежеиспеченного хлеба. Не пахло от них теплом и уютом дома. Поэтому в доме Пихтова запах женщины не витал…Пахло как всегда масляной краской, льняным маслом, растворителем, лаком. Пах-ло подгорелой яичницей. Заброшенными под кровать старыми носками. Пахло прелым запахом сигаретных окурков от полной пепельницы, забытой у книжного шкафа, после нашествия приятелей на первое Мая. Одним словом, пахло холостяцкой квартирой. В за-щиту Семена нужно сказать, что уборку дома он проводил раз в неделю. Вытирал пыль. Мыл полы, добавляя в ведро с водой стирального порошка.

Стирал ношенные за неделю вещи. Тут же сушил их и гладил утюгом. Стараясь, все хозяйственные дела сделать за один день и больше к ним не возвращаться. И поскольку то-ропился, то некоторые вещи упускал из виду. И они оставались лежать брошенными до следующей уборки, пока взгляд случайно не натыкался на них.

Выведя светотень на щеке, и доведя ее до подбородка, Семен задумался, представляя, как она на самом деле бы лежала, если бы справа чуть выше уровня головы горе-ла свеча. Казалось бы, нет ничего проще. Нарисуй свечу, проведи линиями лучи и дело в шляпе. Но свечу на полотне Семен не рисовал, поскольку как самое яркое пятно в композиции оно отвлекало бы внимание. И вынес свечу, представив её вне картины. А центром было лицо женщины, её глаза.

Маргарита сидела с рукописью Мастера на коленях. Она читала, и лишь на мгновенье оторвала взгляд от романа, чтобы посмотреть куда-то в сторону. Нет, не на зрителя. А для того, чтобы представить в воображении то, что написано в книге. И в её глазах, в позе, в повороте головы, должны отразиться множество мыслей и чувств, которые она в тот момент испытывала.

Взгляд Семена на миг скользнул в сторону от картины, и он вдруг заметил камень, который нашел у дома прошлой весной, когда прибирался на даче и собирал прошлогоднюю траву и листву граблями. Камень был необычной формы, словно в расплавленном виде он упал на землю и затем остыл оплавленной каплей. Пихтов любил всякие необычные предметы, будь то коряга в лесу, валун на реке, лист на дереве. Каждый раз задумываясь, почему они стали именно такой вот причудливой формы? Но никогда не рисовал подобного, поскольку сотворенное природой нам всегда кажется естественным, даже если мы не видим, как она трудилась. А изображенная человеком диковина, покажется надуманной. Так вот этот камень, Семен положил на полку у стены в студии. Он лежал как раз между двумя корягами, похожими на человечков, протянувших друг другу руки. А оплавленный камень, образно показывал, что горячая любовь и желание людей соединится, плавит все преграды. Но не эта составленная давно композиция отвлекла внимание Семена, а то, что камень светился неровным тускло-желтым светом, как горит свеча или спичка.

После утренней уборки осколков, давно разбитой посуды, и бумажных купюр вы-шедших из обращения, Пихтов решил, что ничему происходящему в своем доме он уже не удивится. Но надо, же было камню засветиться, именно в тот момент, когда Семен думал о свече? И ведь светится как свеча? Или он давно светится, просто я этого не замечал? Подумал Семен, подходя к камню.

Серая каменная капля размером с кулак, серой из-за свечения уже не казалась. От нее исходило ощутимое тепло, и легкое покалывание в пальцах. Странно как-то, а может он радиоактивный?

***

Пока Галина Сергеевна с грустью осматривала дачу, её внук Василий даром времени не терял. Он стоял около соседской дачи с прибором в руках и никак не мог понять, то ли аккумуляторы сели, то ли прибор с ума сошел….Стрелка на приборе, бывшей шкале амперметра, то мертво сидела на нулевой отметке, то зашкаливала до бесконечности.

Василий ради чистоты анализа включал прибор на родном участке, но и там стрелка ша-лила. Пройдя вдоль дороги метров триста по направлению к городу, он опять включил прибор и удовлетворенно отметил нулевое значение аномалии. Тогда Василий развернул-ся и медленно двинулся обратно, смотря больше на показания прибора. Не дойдя метров пятьдесят до соседской дачи, стрелка стремительно оторвалась от нуля и забилась в исте-рике…

Есть! Такое устойчивую и явную аномалию, Полухин за четыре года, что он занимался уфологией, видел впервые. Руки зачесались брякнуть по мобильнику Пашке и срочно пригласить, чтобы сам посмотрел. Но Василий сдержал себя, подумав, что чем подробнее и тщательней он узнаете об аномалии, тем лучше будет для него. А представив, как он выступит с докладом на заседании клуба, аж зажмурился от удовольствия. Его лицо во вспышках фотокамер, видео в интернете, а может и на телевидении. Приезд маститых ученых из столицы, и Василий среди них. Ему жмут руку, похлопывают по плечу.

Вот тогда Инка сто пудов пожалеет, что его продинамила, отнеслась как к ботану. Это её нынешний пацан, будет выглядеть ботаном по сравнению с ним.

Вася так замечтался, что очнулся, только ткнувшись носом в забор. Осталось дело за ма-лым, зайти на соседскую дачу и определить от какого именно артефакта идет такой бешенный выброс энергии. Но при такой чувствительности прибора, это было маловероятно, поскольку стрелка просто зашкаливала. Нужно резистор в цепь впаять, решил Васи-лий, а для этого надо вернуться в город взять наобум кучку резисторов и тут уже на месте эмпирическим путем подбирать.

Полухин вздохнул, все это правильно в теории, а на практике..вдруг вот сейчас он зайдет, и это НЕЧТО сразу бросится ему в глаза? И не придется никуда ехать? Но со-общение бабушки о том, что на участке пропала кошка с собакой, заставляла задуматься. Так ли это безопасно зайти на участок? Хотя с другой стороны…Ну, да кошка с собакой могли выскочить и с другой стороны дачи, которая выходит на лес. И может там они в догонялки и поиграли немного, да вернулись назад. Но аномалия, есть аномалия.

А метод её проверки Вася хорошо знал еще по игре S.T.A.L.K.E.R. Берешь крупную гайку, привязываешь к ней ленточку и кидаешь. И следишь за ее полетом. Куда и как она упадет.

Если не дай бог комариная плешь, то шмякнется она, дай боже! Это, конечно, было мало-вероятно, чтобы в жизни была точно такая же аномалия как в игре. Но проверить не ме-шало…

Вася подобрал кусок щебенки, что валялась у обочины дороги, и кинул через забор.

Камень благополучно шлепнулся на той стороне, и поскакал по мощеной каменной до-рожке, ведущей к крыльцу. Да вроде все нормально…Полухин пожал плечами. Ну, ладно, в другое место кину. Хотя и без повторного опыта было понятно, что это все его фанта-зии, никакой смертельной аномалии там нет. Он нагнулся за очередным камнем…

- Кар! Кар! – возвестила большая серая ворона, пролетая над Васиной головой прямо к дому художника. То ли на крыше решила посидеть, то ли транзитом проходила. Василий проводил её взглядом. И она вдруг пропала. Вот только до клумбы долетела, и нет её словно и не летел никто.

Теперь ясно, что с кошкой и собакой не так все просто, - подумал он. И кинул поднятый камень прямо в окно дома, приготовившись услышать звук разбитого стекла.

Но камень пролетел сквозь стекло, не оставив после себя никакого следа в виде дырки в окне, и беззвучно пропал в недрах дома.

- Офигеть! – непроизвольно вырвалось у Полухина.

- Василек! Ну, где ты пропадаешь! Пора уже домой возвращаться! – окликнула его ба-бушка.

- Иду, - недовольно буркнул Василий. Он терпеть не мог, когда бабка его Васильком на-зывала.

- Какие тут резисторы? Тут сам дом аномалия, - бурчал себе под нос Полухин, размышляя о том, кому позвонить в первую очередь, когда вернется в город. Мобильник показывал, что вне зоны доступа. Из-за аномалии, не иначе. Гигантский размер аномалии Василия почему-то расстроил, это была не запчасть от летающей тарелки, не клад с непонятным содержимым, и даже не полтергейст, как он рассчитывал. А нечто настолько огромное и выходящее за рамки понимания, что этой находкой придется делиться. И слава и почести достанутся уже не целиком ему, а тому, кто разъяснит, с чем они столкнулись. Про перво-открывателя и студента первого курса все забудут. Не известно почему, но именно такое развитие будущих событий Полухин ясно видел. И такое развитие ему не нравилось…

***

Пасмурный и прохладный день охладил пыл Клавдии Ивановны уже на вокзале, где она ждала электричку, проходящую до поселка Силикатный, недалеко от которого и располагалось дачное общество «Зеленый остров». Та решимость, с которой она рвалась предупредить Сеню, куда-то улетучилась. Кто он ей, собственно? Ни сват, ни брат? Всего лишь сосед. И не самый образцовый сосед. Она еще помнила те времена, когда пьяный Семен закатывал дома скандалы. Помнила как он опухший и с поцарапанным лицом пытался проскользнуть мимо не поздоровавшись. Оно может и можно понять, стыдно было чело-веку. Но все же..

Потом правда, когда Ирка его бросила, он внезапно преобразился. Хотя все знающие его соседи и утверждали хором, мол, сопьется совсем. Но вышло иначе. Семен все так же выглядел неухоженным, но пить перестал. Лицом посветлел. И оказался вполне приятным молодым человеком, любящим и понимающим старые вещи. И Клавдия Ивановна с легким сердцем продала ему фамильный буфет. Благо деньги он предложил хо-рошие, а места на маленькой кухоньке пенсионерки буфет занимал много. Так и стали они с Семеном в приятельских отношениях. Но все же, какое ей дело до его проблем? Она и так уже потерпела из-за него? Может он с мафией связался? А может быть опасность, которая ему угрожает, существует лишь в её Клавдии Ивановны воображении?

Так терзаемая противоречиями и сомнениями Клавдия Ивановна в электричку все же села и поехала. Но чем ближе подъезжала электричка, тем страшнее становилось пенсионерке. Одной ходить в пустующем дачном поселке, где она никогда не была, и никого не знала.

- О! Господи! Что же я за дура такая! – воскликнула Клавдия Ивановна, вспомнив, что

Семен на всякий случай оставлял ей номер своего мобильного телефона. И она эту бумажку с номером положила в ящичек в прихожей. И всего-то надо было ему позвонить и рассказать о вчерашних событиях у дома и о явлении странного типа, который все про него расспрашивал. Но до этого ящичка в данный момент было явно дальше, чем до дачи Семена.

Все еще сокрушаясь о своей недогадливости и забывчивости, Клавдия Ивановна вы-шла на остановке и побрела по дороге согласно указателю. Дачный поселок получил свое название потому, что на самом деле находился на довольно большом острове, образован-ном благодаря реке Ишим. С одной стороны его огибала река, а с другой стороны была заводь, старица, старый обмелевший и заросший камышом рукав. Деревянный мостик, соединявший остров с большой землей, доверия гражданке Ишиковой не внушал. Но был еще крепким. Хотя и поскрипывал, когда по нему проезжала грузовая техника. Проходя мостик, Клавдия Ивановна засмотрелась на желтые кленовые листья, плавающие среди камыша на зеркале черной воды. Красиво-то как, мельком подумала она, окидывая от-крывшуюся взору картину. Черную в пасмурный день реку, желтеющие камыши, клены с золотой листвой и черным стволами, стоящие на крутом берегу. А за ними возвышались могучие, зеленые сосны. Дачные участки теснили заборами деревья, прижимая их берегу.

Ишикова перешагнула небольшую лужу на дороге, обошла большую лужу, и прижалась к обочине, пропуская встречную грязно-серую иномарку. Только бы не обляпал, по-думала она. Но иномарка проезжать не торопилась, а наоборот тормознула. Ну, вот сейчас у водителя и спрошу, может он знает, где Семен живет, решила Клавдия Ивановна и шаг-нула навстречу автомобилю. Грязное в мелких крапинках стекло зажужжало, медленно опускаясь, и на Клавдию Ивановну уставился давешний бандит-гипнотизер. Судя по вы-ражению его лица, он и сам был немало удивлен. Гражданка Ишикова ойкнула и открыла в себе такой талант в беге с препятствиями, что сама себе поразилась. Так быстро, она да-же в детстве от собак не бегала. Бандит открыл рот, намереваясь что-то сказать, но не ус-пел, а только проводил взглядом быстро удаляющуюся спину пенсионерки.

С выпученными поверх очков глазами Клавдия Ивановна, петляя как заяц, ломанулась вдоль крутого берега, интуитивно чувствуя, что машина здесь не пройдет. А значит, её не догонит. Бандит, впрочем, её догонять и не собирался, он лишь покачал головой, и, включив передачу, тронулся с места. Его срочно вызвали в город.

После прошедшего ночью дождя на улице было прохладно, сыро и слякотно. Да и прохожих как-то поубавилось. Словно часть из них эмигрировали вместе с птицами в теплые края. Только вот в битком набитом троллейбусе было тесно и душно.

Валерий Николаевич Мухин ехал на работу, вцепившись рукой в верхний поручень троллейбуса. Его кисть и тонкие длинные пальцы скорее подходили музыканту виртуозу-скрипачу, на крайний случай пианисту, а об его истинном роде занятия вряд ли кто-нибудь мог догадаться. Добавьте к этой изящной руке: большие черные глаза; шапку иссиня черных волос; высокий лоб на продолговатом, вытянутом яйцом черепе, прикрытом клетчатым кепи; аккуратно заправленный шарфик вокруг длинной шеи; - и перед вами предстанет образ типичного интеллигента, чьи родственники живут на земле обетованной.

Но образ этот обманчив. Валерий Николаевич был русским не только по имени и фамилии, а так же по мировоззрению, интеллигентом по воспитанию, и патологоанатомом по профессии. Однако, не смотря на переполненный троллейбус, вокруг Мухина было некое свободное пространство, словно его сторонились. Так было с некоторых пор. Точнее с тех самых пор, когда он закончил интернатуру и превратился из студента в патанатома. Мухин помнил еще те времена, когда ему казалось, что в общественном транспорте все сторонятся его, из-за въедливого, ничем неистребимого запаха формалина. Сколько спир-та он извел, протирая свое тело после работы, с каким остервенением терся мочалкой с шампуню и стиральным порошком. Но все тщетно. В транспорте его избегали. Даже когда автобус не был полон народу и Мухин садился. Свободное сиденье рядом с ним всегда пустовало, и занималось последним.

Личная жизнь тоже как-то не сложилась. Не смотря на то, что человеком он был общи-тельным, интересным собеседником, и нежным любовником, и имел множество романов. Но вот связывать свою судьбу с ним никто из женщин так и не решился. Друзей и приятелей у Валеры с возрастом поубавилось, но настоящие друзья были.

Однажды Мухин поделился своими наблюдениями о том, что его избегают в транспорте, с одним из друзей. И старый друг, будучи в подпитии, объяснил Мухину, что люди инстинктивно боятся смерти, чувствуют не запах разложения, с которым Валера постоянно боролся, а флюиды самой смерти. Вот и подсознательно сторонятся его.

« Вот посуди сам, - говорил бывший одноклассник, а ныне тучный отец Василий, вальяжно развалившийся в кресле, - все твои друзья они детства и юности? Ведь так? А позже уже их нет…вот сам и подумай..»

Валера кивнул, соглашаясь. Хотя, это утверждение было верно не только в его случае. У большинства людей друзья обретаются только по молодости. Но какое-то зерно истины в рассуждениях настоятеля Преображенского храма было, поэтому оспаривать это высказывание Валерий Николаевич не стал. Перестал ломать голову над данным фактом, и происходящее принимал как должное. Находя удовольствие в том, что в переполненном транс-порте ему тесно не бывает, не только по причине природной худобы и телосложения. Но сегодня утром ему не повезло. Кто-то невидимый прижался к его спине и буквально при-тиснул к стоящей впереди молодой девушке.

- Это вы вчера производили вскрытие неизвестного? – произнес прямо в ухо Мухину, стоящий сзади человек.

- А вы собственно кто такой? – вопросом на вопрос, спокойно ответил Мухин, хотя спина его напряглась, от прикосновения твердого предмета упершегося ему в почку.

Мухин знал понаслышке от коллег, что случаи давления на судмедэкспертов и патанатомов были, и со стороны родственников потерпевших, и со стороны подозреваемых в убийстве. Но никогда не думал, что это произойдет и с ним.

- В общем, так…,- продолжил неизвестный, игнорируя вопрос Мухина, - ты ничего не видел и никого не вскрывал.

- Значит, сегодня проведу аутопсию повторно, и постараюсь все заметить и ничего не пропустить, - зло ответил Валерий Николаевич. Храбрецом Мухин себя никогда не считал, но такой вот наезд, разозлил его до невозможности.

- Успокойся, - резко сменив интонацию, голос почти ласково прошептал ему на ухо, - нет тела, нет дела. Хочешь выглядеть дураком? Подотри свои записи, больше ничего не нуж-4 но…

И давивший в бок предмет пропал, как и пропало все давление на Мухина сзади.

Валера резко развернулся, пытаясь разглядеть того, кто только что с ним разговаривал.

Бес всякого сомнения это был тот самый тип, чей тощий затылок с сальными прилизан-ными волосами, выглядывающими из-под серой фетровой шляпы, Мухин сейчас лице-зрел. Наглый затылок заставлял предположить, что и фейс сейчас у незнакомца был тяп-кой. Ничего не знаю, ничего не видел: «Я не я, и лошадь не моя». Валеру подмывало хлопнуть незнакомца по плечу и выкрикнуть: «Да ты кто такой?! Чтобы мне указывать!»

И врезать по наглому затылку кулаком, такое его зло взяло. Но Мухин растерялся, так бесцеремонно вести себя с незнакомым человеком, он не привык. Да, и, честно говоря, применять физические меры воздействия на человека, Валере никогда не приходилось. Даже в школьные годы. Так складывалась жизнь, что всякие острые углы в общении со сверстниками он обходил благодаря своему уму, неиссякаемому остроумию, и врожден-ной гибкости. Так, что даже отъявленные дворовые хулиганы, его уважали и принимали за своего. Хотя, дружить он с ними, никогда не дружил.

«Что же делать? – с тревогой размышлял Валерий Николаевич, - Дождаться останов-ки? Выйти вместе с незнакомцем и потребовать объяснений?

- Каких объяснений? – спросил внутренний голос, - А вдруг ты ошибся, и этот затылок совсем не тот с кем ты говорил?

- Задержать до выяснения, - ответил Мухин сам себе.

- И как ты собираешься его задерживать? Заломить руки приемом дзюдо и носом в землю?

А силенок то хватит? – ехидно поинтересовался внутренний голос.

- Хватит, - неуверенно ответствовал Мухин.

- Хорошо. Допустим у тебя получится…И что ты ему предъявишь? Угрозы не анализы, к делу не пришьешь. Где доказательства?»

На это Мухину ответить было нечего и он нервно сглотнул, проглатывая комок неразрешимого вопроса, вставший в горле.

Меж тем, троллейбус остановился. И незнакомец, чей затылок наблюдал Мухин, плавно протек между пассажирами к выходу. «Стой!»- хотел было крикнуть Валерий Николаевич, и уже открыл для крика рот. Но незнакомца и след простыл.

Выйдя на следующей остановке, Мухин наступил в лужу. Так уж случилось, что троллейбус припарковался именно к ней, и Валерия Николаевича, стоящего на нижней ступеньке, подтолкнули в спину. По инерции он шагнул, и сразу набрал полный туфель грязной, мутной и холодной воды.

- Вот черт! – громко высказался Мухин, на всю остановку. Две молодые девушки, стоя-щие на остановке, мелко прыснули. Уж больно забавным показался им высокий мужчина в кепке. Мухин и сам себе показался смешной нелепой птицей, эдакой грязной цаплей, случайно вляпавшейся в вязкое болото, и забившей в испуге крыльями.

В общем, бодрое утреннее настроение, куда-то испарилось. И на душе было так же как ноге в туфле. Мокро, холодно, и хлюпало.

***

Сторож дачного общества и одноименного поселка «Зеленый остров» страдал анахронизмом. Не путайте с атавизмом и прочими измами. И не надо так ухмыляться, он женатый человек, и к тому же пожилой. Просто утром проснувшись, он искал по привычке 35 копеек на кружку пива, чтобы похмелится. И совершенно забывал, в каком веке живет, и что по 3,62 никакого напитка уже не купишь. Память возвращалась к нему медленно и постепенно, и могла бы еще медленней, если бы супруга Михалыча Зоя Карповна, не помогала ему прояснить события вчерашнего дня, а так же напомнить кто он на самом деле. Среди нестройного ряда эпитетов, коими его награждала супруга были такие, как гиббон сраный, бегемот, шакал, и прочие названия из передачи « В мире животных». Все эти слова проистекали из Зои Карповны не по причине её экстравагантности, а потому, что она до пенсии работала уборщицей в зоопарке и видела этих животных не только с хорошей стороны, но и так сказать с тыла.

Поэтому когда ей предложили поработать чуть-чуть после пенсии, она ответили, что в гробу это зверьё видала! И начальство зоопарка вместе с ним. Начальству такая красочная картина не приглянулась, и Зоя Карповна на производстве не задержалась. Чего не скажешь о Михалыче. Денег ему всегда катастрофически не хватало. Поэтому работал он уже больше пятидесяти лет без продыху. Начал свою карьеру водителем, но пристрастие к алкоголю плавно из водителей перевело его в плотники, где он напивался в доску до самой пенсии. А после выхода на пенсию, супруга Михалыча взяла бразды правления в свои мозолистые руки, а точнее пенсионное удостоверение мужа. И сама получала его пенсию, не выдавая горемычному Михалычу ни копейки на пропой. Михалыч не долго думая, и не споря с женой, тут же устроился на работу сторожем дачного поселка, где он по молодости (когда зеленый змий еще не так крепко держал его в своих объятиях) построил себе домик 7х8, с двумя комнатами и верандой. А вскоре супруги переехали жить на дачу полностью, оставив квартиру в городе дочке. Девке видной, но жутко неудачливой в семейной жизни, которая прижила троих детей от разных мужчин и тянула их на одну зарплату. Поэтому Михалычу нечего было возразить жене, которая и его зарплату сторожа получать стала сама.

А трубы то горели? Вот чтобы загасить этот вечный огонь в душе, приходилось Михалычу то картошку подкапать на вверенных ему огородах, то редиску проредить. Проезжав-шие автомобили по трассе Н-ск –П-енск часто видели на обочине сидящего на корточках Михалыча, притаившегося за ведрами с овощами-фруктами.

То, что вчерашний день не задался, Михалыч помнил. Ведро с картошкой одно на трассе продал, а второе пришлось тащить назад в поселок, поскольку под дождем си-деть продрог, да и надоело. А на бутылку беленькой, что Ленка в ларьке дачном продает, не хватало. Вот и посетила тогда Михалыча здравая мысль, продать картошку кому-нибудь из местных нерадивых дачников. Которые коттеджей понастроили, а в огородах бурьян выращивают, потому что руки барские в земле испачкать брезгуют. Вот он с ве-дром и стал по поселку шарахаться. А, что было дальше, Михалыч запамятовал…

Вроде продал кому-то. Потом с Борькой пили. И что характерно напились. Значит продал за дорого. А тот кому картошку продал, что-то просил Михалыча сделать. То ли забор ему починить? То ли грядку вскопать? Хотя какая на хрен грядка? Осень на дворе. Значит забор. А забор починить Михалыч мог, почитай 30 лет плотником отработал. Оставалось вспомнить кому конкретно, поскольку здоровье надо было срочно поправить. Но память как назло не возвращалась. А Зоя Карповна завелась, что твоя циркулярка и могла пилить без продыху от рассвета до заката. Значит, надо делать ноги. Визг работающей на полных оборотах супруги болью отдавался в голове.

- Ты куда опять собрался?

- На работу, - буркнул Михалыч.

- Не пущу! – гневный взгляд сверкнул из под толстенных стекол очков. А глазки за ними казались маленькими-маленькими. «Кобра очковая» - подумал Михалыч, а вслух сказал:

- Как это не пустишь? Уволят же? Мне по поселку обязательно пройтись надо…Сама знаешь.

Большего всего на свете Зоя Карповна боялась прекращения денежного потока от никудышного мужа, и его увольнение в её планы никак не входило. О чем Михалыч знал и постоянно её этим шантажировал. Поэтому, еще раз одарив мужа гневным взглядом, задерживать его Карповна не стала, и он бочком-бочком, и выскочил во двор.

Во дворе Михалыч ощутил утреннюю потребность организма, и потопал по бетонной до-рожке, ведущей от дома через весь огород к туалету типа сортир. В туалете же, как на грех, бумаги не оказалось. Пошарив по карманам, Михалыч обнаружил некое шуршание.

Мятая бумажка с растекшимися буквами. Письмо какое-то? Он писать не мог, сроду не писал. Последний раз в своей жизни писал матери из армии. А Зойка может, писала сестре своей, что в Караганде живет? Так на фиг к нему в карман сунула? Чтоб он на почту сходил что ли? Так сказала бы…А раз не сказала, так ей и надо дуре старой! Пускай еще раз напишет.

И Михалыч использовал мятое письмо, как ему хотелось.

***

Так Семен Пихтов и не узнал, что его письмо адресованное соседке по даче Галине Сергеевне, до нее не дошло. Он в это время подметал осколки битой посуды, рассеянные по всей кухне, вперемешку с денежными купюрами, вышедшими из обращения 10 лет назад.

Собрав все до единой купюры, Семен подсчитал выручку – 11 тысяч рублей. Именно за такую сумму он продал тогда свою картину «Уходящая». Это что же получается? Что сегодня ночью его ночной кошмар воплотился воочию на самом деле? Вот и осколки битых тарелок, которые давно покоятся на городской свалке, и купюры, вышедшие из обращения..Это, что же? Он перенесся во времени и пространстве, и все повторилось вновь? Но это же было в квартире? Дачи тогда еще в помине не было. А может это место такое, что все виденное во сне сбывается?

Семен как был с совком в левой руке и веником в правой, так и присел на табуретку.

Он вспомнил, как называется это место, где все плохое повторяется изо дня в день. Смотрел когда-то спектакль «За закрытыми дверями» по пьесе Жана Поля Сартра.

Суть происходящего в спектакле сводилась к следующему: три человека навечно заперты в одной комнате и грызутся друг с другом как пауки в банке. В голове сама собой всплыла фраза одного из героев пьесы: Ад, это другие!

- Ад, это другие! – вслух произнес Семен. Неужели, он умер и в аду? И эти осколки и деньги, брошенные ему как тридцать серебряников, намек на то, где он находится?

Постойте! Но этого не может быть? Потому, что быть не может. Во-первых, не такой уж он и грешник, чтобы вот так вот, за здорово живешь, живьем попасть в ад.

- А кто тебе сказал, что ты живой? – прозвучал в голове холодный металлический голос.

Но он, же испытывает жажду и голод, и потом обычные нужды присущие телу…?

- А может это только тебе так кажется? – спросил голос.

Нет, нет и еще раз нет! – безмолвно закричал Семен. И голос кажется испугался его крика и пропал. Что-то не сходилось. А что именно? Деньги. Вот они вполне ощутимы и замет-ны, что б\у, а не из банка, не с монетного двора, и не вчера на принтере отпечатаны.

Так….И водяные знаки на них имеются. И сумма та…

А вот и нет! Он же пропил тогда энное количество и ровно одиннадцать тысяч быть никак не могло. А это значит…? Значит, что сегодняшнее светопреставление, что он застал на кухне не проделки нечистой силы и происки дьявола, а всего лишь овеществление его сна. Того, что ему приснилось.

Не надо множить сущности без необходимости. Бритва Окамы.

- Вот и славненько, - забубнил сам себе Семен под нос, высыпая мусор с совка в мусорное ведро, - не будем паниковать, преумножать и множить. Оно нам надо? Не надо.

Нас, кстати, Афродита заждалась, пеннорожденная моя. Хотя какая там Афродита…

Куда там этой банальной обольстительнице и богине плотских утех до моей..?

Пихтов лукавил. Боялся сознаться даже самому себе, что писал он не просто хорошенькую барышню, или богиню красоты и любви, а писал он Марго. Маргариту любимую женщину Мастера, в которой совместилось и красота, и ум, и душа. Душа любящая и со-страдающая, способная не просто на страсть, а на жертвенную любовь. Впрочем, всякая истинная любовь способна на все. Для неё нет преград и предрассудков. Так уж случи-лось, что пригрезилось Семену, промелькнула такая женщина в его жизни, но не сложи-лось. Так же наверное не сложилось у автора романа…И пусть там хоть что говорят. Мир её праху, верной подруге Мастера.

Но, что не она Маргарита, в этом Пихтов был почти на сто процентов уверен. Не описывает человек счастье свое, если таковое есть. Не в человеческой это манере, писать о своем счастье. Ведь сбывшееся счастье скоротечно, его тут же съедает обыденность. Обыденность, кость в горле мечты. О мечте, о неземном идеале пишет любой художник. Иначе его работа лишена всякого смысла.

Наскоро проглотив вчерашнюю холодную картошку в мундире, Семен подумал, что перед сном нужно будет запечь пару картофелин в камине. Какое-никакое, а разнообразие. Опять-таки, посидеть у огня дорого стоит. Это белесое марево за окном начинало его раздражать. В нем не было ни жизни, ни огня. Пустое и мертвое, от него несло холо-дом человеческого равнодушия.

Все. Пора! Пора работать. Семен тщательно вымыл руки с мылом от липкой кар-тошки и мельком подумал, что воды бы надо набрать впрок. Кто знает, когда она может кончиться? ***

Клавдия Ивановна Ишикова пришла в себя, лишь только забрезжил рассвет, и за окном стало сереть. Обнаружила себя Клавдия Ивановна сидящей в кресле в домашнем халате и в тапочках. О! Господи! – всполошилась пенсионерка, - Что это со мной? Не иначе как удар хватил? Инсульт или инфаркт? Она боязливо прислушалась к своему организму, пы-таясь понять, что у неё болит. Сердце или голова? По утрам бывало, то селезенка пошали-вала, то почка тянула, то в глазах расцветали красные цветочки, которые тут же теряли лепестки. И эти лепестки, кружась, разлетались в разные стороны, словно в вальсе цветов Штрауса. И от их вальса голова у Клавдии Ивановны начинала кружиться и она, боясь упасть, придерживалась рукой за стенку. Анемия – говорили врачи, ешьте больше яблок и мяса. А как есть? Если от яблок её пучило, а мясо вызывало отрыжку и несварение желуд-ка?

Тщательно проверив свои ощущения и работу организма, Клавдия Ивановна ника-ких особых болевых ощущений не испытала. Как говаривал её сосед с третьего этажа ба-лагур и весельчак, когда его спрашивали о здоровье: «Если тебе за шестьдесят и ты утром просыпаешься и ничего не болит, значит, ты умер.» Шутник!

Особой бодрости пенсионерка Ишикова проснувшись не испытывала, забыла она давно что такое бодрость. Но и старой развалиной с ломотой в суставах сегодня не была.

Что же случилось? Как она оказалась в кресле? Как она могла вот так вот уснуть? И телевизор выключен, и книгу перед сном не читала, чтобы нечаянно задремать?

Внезапно она с ужасом поняла, что вчерашний день полностью выпал из её памяти. Вроде и не было его. А ведь она бес сомнения что-то делала, куда-то ходила. И раз, и не-ту…Словно её выключили как холодильник на разморозку, чтобы намерзший лед стаял, и запах ушел, а потом, уже вымытый и чистый включили.

О! Господи! Газ! Вода! Клавдия Ивановна оторвалась от кресла и поспешила на кухню проверить, закрыты ли газовые конфорки, и не бежит ли вода из крана. Только соседей еще затопить мне не хватало!

- Кап….Кап, - скромно, но с достоинством отозвался старый кран, страдавший недержа-нием. Ему давно следовало заменить какую-то резинку, но эти резинки уже лет двадцать как не выпускались, как и краны, впрочем.

А покупать новый кран Клавдия Ивановна не спешила. Она давно уже привыкла к этой монотонной капели, как к бою настенных часов. Да и лишние траты пенсионерке были не к чему. Газовые конфорки тоже оказались закрыты. Ничего страшного на кухне за время отсутствия хозяйки не произошло. Клавдия Ивановна осмотрелась и вдруг её словно иголкой кольнуло. Двери!

Она пошла к дверям шоркая тапками по полу и тут схватилась за сердце. Двери бы-ли прикрыты, но не закрыты на замок, и цепочка, на которую обычно страховалась дверь, застегнута не была. Ограбили! Усыпили хлороформом и ограбили! Догадалась Клавдия Ивановна. И это её предположение все объясняло. И потерю памяти, и то, что уснула она в кресле. Дрожащей рукой набрала на телефоне полицию.

- Дежурный…лейтенант… гав-гав-гав..слушает, - донеслось из трубки.

- Милиция, меня ограбили, - выдавила из себя Клавдия Ивановна, чувствуя, что сейчас расплачется.

- Гав-гав-гав, - отозвалась невнятно полиция. Судя по интонации, дежурного ограбление не взволновало, и он для проформы спросил адрес потерпевшей и что украли.

- Улица Машиностроительная дом 18 квартира 25. Украли всё…., -ответила гражданка, как её только что обозвал полицейский, и не в силах больше себя сдерживать расплакалась.

- Ждите, - холодно отозвался дежурный и повесил трубку.

- У-у-у-у-у! – заугукало в телефоне.

Клавдия Ивановна, еще мгновение послушала гудки, и пошла осматривать квартиру.

То, что мебель и телевизор на месте было и так понятно. Главное были золотые сережки, кольцо и цепочка, что давно лежали в шкатулке по причине невостребованности. Шкатулка стояла у трюмо, то есть практически на самом виду. Быстрым движение откинута крышка. Как не странно, но все на месте. Ой! - всполошилась Клавдия Ивановна, не эти цацки главное… Главное были документы, пенсионное удостоверение, и деньги отложенные на похороны, что лежали под постельным бельем в шкафу.

Шкаф недовольно скрипнул дверцей и представил взору аккуратно сложенную стопку белья. Рука пролезла под стопку и извлекла на свет божий белый конверт, а из него неровную стопку купюр перетянутых резинкой от бигудей. Клавдия Ивановна стала считать. Но от волнения никак не могла сосчитать, постоянно сбивалась и забывала, сколько уже просчитала. То у нее выходило двадцать тысяч, то двадцать пять.

От расстройства и обиды, ощущения, что её где-то и в чем-то обманули тетя Клава, как её звали все соседи в подъезде, опять расплакалась.

Господи! Стыд-то, какой! Сейчас милиция приедет, а у меня не украли ничего. Как им в глаза-то смотреть…А у меня все-таки украли самое ценное, мою память. Неужели я так вот и незаметно сдала, - подумала Клавдия Ивановна. Ей стало страшно, при мысли, что ей теперь небезопасно жить одной. Она могла уснуть и забыть выключить газ, закрыть дверь…Какой кошмар. Хоть собирай вещи и иди в дом престарелых.

В размышления тети Клавы диссонансом вмешался топот, обутых в тяжелый ботинки ног, раздавшийся на лестничной площадке. Такое ощущение, что грозная и большая сороконожка идет на встречу с комаром. И по звуку было понятно, что бить его она будет не руками.

Сороконожка безостановочно протопала по лестнице, распахнула двери в квартиру и запустила первую пару ног по коврику в прихожей, по линолеуму, и по цветастому па-ласу, расстеленному в центре зала. Клавдия Ивановна посмотрела, как черный протектор армейских ботинок отпечатался на красном паласе, и подняла глаза. Следом подтянулись другие ботинки и туфли.

Рассерженная сороконожка выслушала сбивчивые объяснения гражданки Ишиковой, что-то недовольно забухтела разными голосами. Но все же, была рада, что дело заводить не придется. Оживленно заговорила сама с собой, объявила отбой, и устремилась на вы-ход. Смущенная Клавдия Ивановна пошла, закрыть за ней дверь. И уже в дверях услышала, как один из полицейских сказал другому.

- За ложный вызов привлекать надо таких склеротиков, - недовольно высказался один.

- Да, ладно тебе, - отозвался другой, - Хорошо, что не еще один висяк в нашем районе, и со вчерашним головной боли хватит.

- Чего?

- Ты, что не в курсе? У этого дома вчера мужика газовым ключом по башке грохнули, среди бела дня и свидетелей нет.

В голове тети Клавы что-то щелкнуло, словно кто-то свет включил. И в этом свете возникла картинка - тело на асфальте, лежащее в большой и черной луже. Тело тут же заслонило острое, как ножом заточенное лицо, а змеиные глаза, не мигая, заглядывали ей прямо в душу.

- Кто такой Сеня? – спросили глаза.

И Клавдия Ивановна всё вспомнила. Первым её позывом было окликнуть милиционеров и рассказать им о происшедшем, но она вовремя остановилась. После сегодняшнего конфуза, милиция ей не поверит. Нужно что-то делать, озабоченно подумала Ивановна. Сеню нужно предупредить.

- Этого человека вчера убили по ошибке, приняв за Семена, - решила для себя эту загадку тетя Клава и стала собираться в дорогу. Семен жил где-то на даче.

***

Представшая перед взором Мухина картина, напомнила ему картину Иеронима Босха «Корабль дураков». Выпученные глаза, открытые рты, гротескные лица, сутолока, крик, гамм, разворошенное осиное гнездо. И все почему-то вспоминают самое дорогое – маму.

Только в несколько грубо-извращенном смысле. Та толпа народу, что стояла на улице толклась почему-то у красного домика ТэПушки. Электрики в синей униформе, полицейские в серой, санитары в белых халатах. Некие личности в штатском, которые пытались что-то выяснить и орали, давая указания электрикам и полицейским, мешая и тем и дру-гим. Под ногами путались любопытные санитары. Мухин попытался проскользнуть неза-меченным, поскольку среди людей в штатском он заметил начальника. А тот жутко не любил, когда на работу опаздывают. Сегодня же Мухин был явный опоздун. И только Мухин просочился в дверь, как навстречу ему по коридору выкатился с открытым ртом «Колобок». А рот у него был не маленький. Валерию Николаевичу даже на миг показа-лось, что тот кинулся на него с целью поедания его мозга, как это в фильмах про зомби показывают.

- Ты не представляешь, что у нас творится! – сходу заявил Колобок, - Твой труп пропал!

- Мой труп пока при мне, если ты не заметил.

- Тьфу, черт! Ну, тело твое вчерашнее пропало! – пояснил Сергей Иванович.

- А как тебе моё сегодняшнее тело? – кокетливо поинтересовался Мухин, - Лучше вчерашнего?

- Хорош ёрничать! Инопланетянин твой пропал.

Известие это Мухина не расстроило, поскольку он нечто подобное и предполагал.

- Утром я только пришел, сразу к тебе заглянул, а там Петя шлангом полы моет, весь пол в слизи какой-то был. Я этого урода чуть не грохнул! Сразу просек, что это за слизь. По-этому 100 грамм я успел спасти. Теперь это твои единственные доказательства! Так, что с тебя причитается! – на одном дыхании выдал Колобок-Сергей Иванович, расплывшись на миг в улыбке. Судя по дыханию, 100 грамм он спас, сохранив в своем организме.

- Постой! Постой! Ты же все фотографировал?! Значит еще не все потеряно? – продолжил без остановки Колобок, - Есть что показать!

- Сережа, - вздохнул Мухин, - Цифровые фотографии доказательством не являются. При нынешнем уровне фотошопа, можно что угодно нарисовать.

- Но я, же твой свидетель!

- Что-то не припомню я тебя на своем бракосочетании. И вообще, ты разве не понял, что нет тела – нет дела. Фотографии и видео снежного человека давно существуют, но никто и никогда серьезно их за доказательства не примет. Надеюсь, ты про инопланетянина шефу доложить не успел? – спросил Мухин. И по тому, как моргнул Колобок, и очерченное под циркуль лицо вытянулось в эллипс, понял – свершилось непоправимое.

- Понимаешь, тут труп пропал, когда авария на трансформаторе случилась. Темень была несусветная. Кто-то походу дела, что-то там закоротил. Вот без света всю ночь и просидели, только что электрики починили, - переключился на другую тему Шубриков (так на самом деле была фамилия колобка). И с таким выражением, словно это он тут всю ночь сидел и самолично в темноте труп охранял.

- Я тебя про свет спрашивал? – ласковым, словно хирургический скальпель голосом, спросил Валерий Николаевич.

- Тебя же не было? Шеф сам меня вызвал, в связи с ночным происшествием…

- И ты, конечно, сразу ему все и выдал?

- Ну-у-у-у…,- затянул биохимик.

Далее произошла сцена, напоминающая воспитательный процесс, который турецкий под-данный устроил Кисе Воробьянинову, за растрату общественных денег. В общем, Коло-бок униженно отвечал, а Мухин усиленно вытряхивал из него показания. И казалось еще чуть-чуть и Колобок совсем съежиться, скукситься и расплачется. Но тут произошло об-ратное. Сергей Иванович ответил на очередной вопрос, и Валерий Николаевич его вне-запно отпустил и застонал. Только этого ему не хватало. Мало того, что он начальника ввел в курс дела, так Шубриков оказывается еще вчера позвонил в институт на кафедру самому профессору Гуревичу, и так его заинтриговал, что он обещал сегодня с утра за-ехать к ним.

- Сережа, ты знаешь, что такое микротом?

Сережа знал. Это была безумно острая штука, он сам делал на микротоме срез в три мик-рона, чтобы посмотреть клетки под микроскопом.

- Я бы тебя целиком на микротоме порезал, только чтобы узнать, есть ли у тебя мозговые клетки? Ты понимаешь, что ничего своим трепом, кроме негативной реакции не вызовешь? А?

Судя по выражению лица, Колобок это понял, но поздно. На улице был слышен недовольный голос начальника, приближающегося к дверям.

- Где Мухин, ёлки зеленые! – орал кому-то начальник, - Напился вчера с колобком, до чертиков. Колобок с утра инопланетян в морге ищет, а этот вообще на работу не вышел! Как появится, заявление на стол! Алкаши! Мать их! А за пропавшее тело всей смене писать объяснительные! Детский сад, ёлки зеленые!

Мухин побледнел, хотя вины никакой за собой не чувствовал. Ну, не расстреляет же его Маузер? Начальник судмедэкспертизы Маузер Эрих Евгеньевич был суров, по-немецки педантичен, до работы дотошен, ненавидел алкоголиков, поскольку сам был в жесткой завязке и не употреблял уже лет 15, но при всем своем занудном характере, ко всем относился по справедливости. Поэтому Валерий Николаевич знал, что ничего страшного на самом деле не произойдет. Но было неприятно. И где-то внутри засел мелкий такой жи-денький страх, словно он на самом деле в чем-то провинился.

Пальцы при чистки картофеля варенного в мундире становились противно-липкими.

Чего-чего, а грязных рук, будь они испачканы в земле, глине, машинном масле или краске Семен категорически не переносил. Грязные руки вызывали в нем раздражение,

по силе своей сопоставимое, с неприятием выступлений Украинских политиков.

Такое зло и досаду вызывали, что Семен периодически мыл руки под краном и торопливо обдирал горячие картофелины, решив приготовить из остатков продуктов винегрет.

А что ещё оставалось приготовить?

Морковь он отварил вместе с картошкой. Капусты было с избытком. Правда, она прошлогодней закваски, но промыть её под водой, и есть можно. С отсутствием свеклы и зелё-ного горошка Семен смирился. Не востребованными оставались три сырых яйца и кусок хлеба, которые он решил пустить на гренки потом.

В дверь настойчиво постучали. Стуку Семен не особенно удивился. Раз приходил сан-техник, почему же ещё кому-то непостижимым образом не заглянуть к нему на огонек? Сполоснув руки и вытирая их кухонным полотенцем по дороге, Пихтов подошел к двери. На пороге стояла небритая личность с недельной щетиной и блеском в глазах, известная в дачном посёлке как Михалыч. Михалыч числился сторожем. И вправду, в дачных домиках безобразий не случалась. А что касается огородов, то на пару выкопанных кустов картошки или аккуратно прореженную грядку с редиской мало кто обращал внимание.

- Картошки молоденькой не надо? – начал Михалыч без прелюдии. Устойчивый запах перегара витал над ним как нимб над ангелом. У ног Михалыча стояло старое эмалированное ведро полное доверху красной шершавой картошкой, судя по налипшей грязи только что покинувшей землю обетованную.

- Надо! – обрадовался Пихтов, - Только с деньгами проблема. Они у меня на карточке, а до ближайшего банкомата сам понимаешь…

- А ладно…,- отмахнулся Михалыч, - пузырь давай и в расчете.

«Пузырей» у Семена было три: текила «Оlmeca», «Hennessy» восемнадцатилетней выдержки и бутылка «Советского шампанского» оставшаяся с нового года.

- Заходи Михалыч! Сейчас принесу!

Семен затащил сторожа за рукав на веранду-прихожую и помчался к бару за бутылками.

- Вот, выбирай! А хочешь, все отдам? Ты только записку передай одному человеку.

Пихтов судорожно перебирал в уме родных и знакомых, кому можно было бы черкнуть пару строк и сообщить о своем положении. Но родные все умерли, дальние родственники жили далеко. …И к своему стыду и страху с ужасом вдруг осознал, что друзей-то у него нет. Не будет никто вникать, и о нем беспокоиться не будет. По причине ли его неуживчивого характера или потому что к понятию друг он предъявлял слишком много требований. Но, так или иначе, обратиться было не к кому. Разве только к бывшему однокласснику, работавшему ныне патологоанатомом. С ним он поддерживал переписку по интернету. Но уже полгода как ноутбук Семена приказал долго жить и связь с приятелем прервалась.

- А водки нет? – с тоской в голосе спросил Михалыч, обозрев цветастые этикетки.

- Водки нет….,- задумчиво теребя авторучку в руке, ответил Семен.

- Вот, - протянул он листок бумаги Михалычу,- Передай записку Галине Сергеевне, она часто в город ездит.

- Кому?

- Галине Сергеевне, соседке моей. Знаешь? Через дом от меня живет?

- А сам что? – удивился Михалыч.

- Сам не могу….Тут такое дело…,- Пихтов замялся, не зная, что и сказать.

- Поссорились что ли с ней?

- Типа того…

- Передам, - ответил Михалыч, засовывая в левый карман пиджака, сложенный вчетверо лист бумаги. В правый карман он сунул бутылку коньяка, убедившись, что градусов в нем хватает.

- Картошку то пересыпь, мне ведро нужно.

- Сейчас!

- Спасибо большое Михалыч, ты меня от голодной смерти спас,- серьезно сказал Семен, протягивая порожнее ведро. – Если можешь, приноси ещё. Возьму.

- Возьмет он….,- в пол голоса недовольно пробурчал Михалыч разворачиваясь к дверям, - Рассчитаться, по-людски не может….Приноси ему.

Семен Пихтов почувствовал себя крайне неуютно и, подхватив оставшиеся бутылки, су-нул в грязное ведро сторожа.

- Вот, как обещал. Ты только записку передай! Не забудь, пожалуйста!

Взмолился Семен, чувствуя, что с уходом Михалыча теряет последнюю ниточку надежды.

***

Ночь. В свете уличных фонарей черный, мокрый, пористый асфальт блестел как шкура ската, по которой без устали сновали автомобили. И в этой вечной и бесконечной суете никто и не обратил внимание, на серый автомобиль, припарковавшийся под развесистым вязом у дороги. От уличного фонаря его полностью скрывала тень. Лишь проезжающие машины искоса освещали его фарами, на миг вырывая из густой темноты. Хозяин автомобиля, потушив габаритные огни, закрыл двери, и пропал. На свет он так и не вышел. Видимо, покинув машину, проскользнул мимо ствола дерева, прошуршал мокрыми кустами, росшими вдоль тротуара, и появился уже у бетонного забора огораживающего территорию судмедэкспертизы. У забора он долго не задержался. Взявшись руками за верх плиты, перенес своё тело на ту сторону так быстро, словно оно было невесомо. Только пола плаща коснулась забора.

Оказавшись на той стороне, человек в сером плаще и шляпе с большими полями, полностью скрывающими лицо своей тенью, быстро стрельнул глазами по сторонам, выискивая взглядом камеры наружного наблюдения. Убедившись, что их нет, он неторопливо и бесшумно заскользил вдоль стены небольшого двухэтажного кирпичного здания и остановился лишь у окна первого этажа с открытой форточкой. Размышляя как поступить дальше. Форточка доступ в здание не предоставляла, поскольку между оконными рамами размещалась решетка. Решетка присутствовала и на окнах второго этажа. Войти через па-радный вход ему не хотелось. Не сказать, чтобы это представляло для него проблему. Но чем меньше свидетелей, чем меньше шума и чем незаметней пройдет его миссия, тем качественней работа, тем больше будут ценить его как специалиста. Меж тем свидетели бы-ли. Сквозь неплотно прикрытые гаражные ворота пробивалась полоска света, доносились звуки музыки и приглушенные голоса. До ушей

Хантера донесся ещё какой-то звук, и звук этот исходил со стороны, от забора, где притулилась небольшая трансформаторная будка. Хантер бросил взгляд на прогоревший глушитель, прислоненный к стене у ворот, и принял решение.

Глушитель пыхнул снопом искр, не долетев до проводов, и раскаленными каплями пролился на землю. Полоска света на асфальте попала. Стихла музыка. Голоса же из-за дверей зазвучали резко и грубо. Не закрытые ворота распахнулись, и несколько человек выбежало наружу, подслеповато щурясь в темноте. Поскольку уличное освещение пропало. Никем не замеченный Хантер скользнул внутрь гостеприимно распахнутых ворот.

***

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Два килограмма человека…Это было все, что прихватил с собой Хантер. Два сердца Шурави, для захоронения на родине. Остальная биомасса, оставшаяся от агента, представляла теперь собой простейший набор аминокислот, бесформенной лужицей растекшейся по кафельному полу морга.

Где была родина Шурави, Хантер не знал, но по легкому, еле уловимому акценту и расстановке слов в предложении, догадывался, что его сослуживец был горцем. Только там, где солнце греется об красные скалы проткнувшие облака, говорили так кратко и емко, что нечего было добавить, поскольку, не смотря на сдержанный слог, слова имели точную эмоциональную окраску.

Задумавшись, он продрался, сквозь заросли кустов у дороги, высоко держа пакет с сердцами, чтобы не порвать его о ветки, и шагнул на проезжую часть у двери своего автомобиля, чтобы тут же отскочить назад. Запоздало взвизгнули тормоза и огромный чер-ный джип с тонированными стеклами, выруливший из проулка, врезался в машину Хантера. Бум!

Багажник собрался в гармошку, крышка приподнялась, и автомобиль стал походить на майского жука, готовившегося к полету. Вот сейчас в образовавшуюся прорезь высунутся тонкие ажурные крылышки, и он полетит..Но не полетел, а покатился вниз по улице как бильярдный шар, которому кий, в виде джипа, придал ускорение.

- Ну, ты лошара! – заявил сходу водитель джипа. Большой и потный, в белой рубашке и строгом костюме. От него несло запахом дорого парфюма и не менее дорогого коньяка.

Тяжело пыхтя, он вывалился из автомобиля. Вместе с водителем из джипа вылезли еще двое пассажиров, все вместе они были как братья близнецы, не смотря на разницу в воз-расте и внешности. Но было в них нечто общее, объединяющее, что разница стиралась, а схожесть бросалась в глаза. В общем, трое из ларца, одинаковы с лица, причем лица эти каждое килограмм по шестьдесят. Численный перевес, да и массовый, был явно не на сто-роне Хантера. Дело принимало неважный оборот. Впрочем, Хантера это нимало не смутило. Он лишь аккуратно опустил пакет с содержимым у кустика у бордюра и слегка пошевелил позвоночником, разминая и проверяя боеготовность организма. Надо сказать, что однажды волею случая сталкивался он с подобными типами. А потом, Хантер принес им одинокую гвоздику на братскую могилу. Не из сентиментальных побуждений, как может подумать иной читатель, а шутки ради. Что поделать, человеческие эмоции вещь настолько заразная, что способна заразить сущности иных миров. Такой вот у Хантера был своеобразный юмор.

- Вам не кажется господа, что вы повредили мой автомобиль? И, следовательно, должны компенсировать ущерб.

Произнес Хантер негромко, но четко, ни к кому конкретно не обращаясь. Просто, изучая, какая последует реакция противника. Меж тем, двое пассажиров джипа заходили к нему с боков, а владелец джипа, стоящий напротив, пошел в наступление:

- Ты что морозишь? Ты свой унитаз бросил, где попало, а у меня кенгурятник согнуло, и фара разбита…Ты соображай? Шевели извилиной! Одна моя фара больше твоего корыта стоит? Сечешь?

Сделав выводы, что с клиентами он не ошибся, Хантер слегка отвел левую ногу назад.

- Серега! Да брось ты этого убогого, – неожиданно предложил стоящий как раз слева. – Поехали в «Лед», там люди ждут.

- Никуда вы не поедете, пока не компенсируете мне ущерб, - ледяным тоном произнес Хантер. Бывалого человека от такого тона, точно бы озноб прошил. Но не эту троицу весьма подогретую изнутри. « Лед» - назывался ресторан в центре города. Странное название для гостеприимного заведения, цены там только кусались. Среднему гражданину месячной зарплаты как раз на кусок льда размером с кулак и хватило бы.

Серега, как звали владельца джипа, улыбнулся зло и широко, и извлек из кармана мо-бильный телефон.

- Мало вас козлов учат, - прошипел он, листая номера. Набрав искомый номер, произнес – Палыч! Привет! Пришли патруль на проспект Победы, тут рядом с моргом. Нет. Не угадал…Тут козел один меня подрезал… Машину помял. Платить не хочет. Да нет, он еще не в морге. Ты меня знаешь, я законы чту! – хохотнул он невидимому собеседнику.

Из дальнейшего разговора стало все понятно. Хантер по собственному опыту знал дальнейшее развитие событий…Это положим, где-то в Англии собака друг человека, а в нашей стране друг человек уже давно не управдом а дорожный полицейский. Впрочем, чтобы не грешить против истины, не всякий полицейский, а лишь хорошо прикормленный полицейский, претендующий на звание «своего».

Хантеру стало скучно. Он даже раскаялся, что напрасно потерял несколько минут. И он приступил к тому, что должен был сделать еще пять минут назад.

Хозяин мобильника замолк на полуслове и посинел лицом. Стоявший слева, получил каблуком в нос, и тяжело брякнулся на асфальт. А тот, что стоял справа, получив удар локтем в челюсть снизу, тщетно пытался опереться спиной о воздух, и даже раскинул ру-ки, изображая самолетик, но все, же рухнул в жидкие придорожные кусты. Обдирая паль-цы о корявые и колючие ветки неопознанного в ночи кустарника. Изъятие денег из бу-мажников много времени не заняло…Еще меньше потребовалось, чтобы закинуть ключи от зажигания куда-то за макушку клена.

Вскоре Хантер уже мчался по ночному городу на своем раненом в зад автомобиле. И даже попал на пару фотоаппаратов, как превысивший скорость. Но это не имело значение, номера он все равно сменит. А вот деньги пригодятся. Не в его правилах было просить у высокого начальства финансирование ремонта казенного авто. Это удел неудачников, не способных решать любые проблемы сами.

И через полчаса, автомобиль Хантера уже упокоился в гараже, всего в квартале от его жилья. Прикрыв гаражные ворота, он устало провел руками по лицу, как человек давно и смертельно уставший. Разминая мышцы лица, растягивая кожу, придавая ей прежний привычный вид. Под давлением пальцев нещадно терзающих лицо, облик Шурави, в котором он пробыл последний час, стерся. Хантер, стоящий в темноте, поправил плащ, привычным движением проверил узел галстука, и вышел из за угла дома на улицу. И свет уличного фонаря скользнул по сальной и бледной физиономии похожей, не смотря на все старания хозяина, на мордочку хитрой пронырливой крысы.

***

45 - это не одноименная книга Александра Дюма, не номер дома или квартиры, не коли-чество прожитых лет, и даже не размер зарплаты. А именно столько друзей на сайте было у Сергея Чумакова, по кличке «Чума», парня неполных двадцати лет отроду, студента и тролля по совместительству. Хотя «троллем» он был по призванию души, и всем остальным по совместительству…Кто такие тролли? – спросите вы. Современные тролли это не сказочные существа, живущие в пещерах. А некие безликие анонимы, обитающие в глобальной сети. Занимаются они тем, что отравляют жизнь другим. Пишут гадости, грубости, пошлости, и радуются и хихикают, доводя человека до бешенства или до слез. Это их чморят одноклассники, и гоняет дворовая шпана. Это они трусливо прячутся за никами и логинами от всех, и вымещают свои комплексы и злобу на ни в чем не повинных пользователях сети. Такой вот не симпатичный образ. В воображение читатель сразу представляет этих существ как худосочных и прыщавых детей интернета, с признаками вырождения на лице. И возможно будет прав. Но не в этом случае.

«Чума» был парень видный, высокий, с лицом полным некоего врожденного благородства, в нем даже угадывалась породистость, как это изредка бывает у людей. Никто и никогда не мог в нем заподозрить тролля. Только одноклассники его сторонились из-за его высокомерного ко всем отношения. И девчонки у него никогда не было, поскольку любил он только себя. И даже ради сексуального удовлетворения не мог пойти на унижение и заискивание перед самкой. Отличником он не был, хотя учился хорошо.

При этом, большим умом и сообразительностью Сергей не отличался, по природе он ско-рее был тугодум и лентяй. Он поднимался в 6 часов утра, и еле успевал собраться в институт, садился делать домашнее задание в два часа дня и к часу ночи его заканчивал. Поскольку постоянно торчал в интернете, висел разом на нескольких форумах и сайтах, играл в игрушку, читал, а вернее пролистывал появившиеся новые книги. Выискивая в без-донной сети мишень для своих шуток. Высказывался по какому-либо поводу, в чей-либо адрес, а его друзья числом 45 человек, которых он никогда не видел в лицо, подхватывали и развивали эту тему и радостно смеялись, когда разгневанный пользователь выходил из себя и отвечал. Но сегодня вечером Чуме не везло, те мишени, которые они с друзьями цепляли, либо вяло реагировали, либо попросту банили его команду, занося в черный список. И Сергею было скучно. Как еще пошутить? – раздумывал он, не получив долгожданный заряд эмоций от интернета.

- Кхе, кхе…, придется вспомнить детство - нарочито по-старчески откашлялся он, и ото-рвал от кресла 90кг тела.

Промелькнув мимо комнаты, где тихо спали родители, и громко храпел отец, Сергей про-ник на кухню. Открыл холодильник и, не глядя, выудил из его недр сырое куриное яйцо. В его комнате, освещаемой только светом монитора, было темно, поэтому, что его вычислят, он не опасался. Приоткрыл балконную дверь и вышел. По опустевшей ночной улице кто-то шел, негромко припечатывая мокрый от дождя тротуар. Серый человек, в сером плаще и серой фетровой шляпе с большими полями, скрывающими лицо. Чума улыбнулся, представляя, как этот имбецил будет материться, соскребая яичные сопли со своей шляпы. Вот шляпа поравнялась с балконом Сергея, и он нежно с замиранием сердца от-пустил яйцо. И сразу присел, спрятавшись от гневного взгляда зажимая рот рукой, чтобы не выдать смехом своего местоположения. И….? И тишина. Ни чмокающего характерного звука разбившегося яйца, ни возмущенных криков, ни шагов. Словно не было там никого? Ну, ладно, шляпа привиделась, а яйцо то куда делось? Не растворилось же оно в воздухе, падая с третьего этажа? Выглядывать, чтобы выяснить судьбу яйца было страшно, но любопытство пересилило. Чума медленно перетек взглядом за перила и успел увидеть, как белый мячик летит ему на встречу. Он припечатал его красивый высокий лоб, а яичный желток потек заливая глаза.

- Сука! – вырвалось у Сергея неожиданно громко. И пока он с отвращением вытирал лицо руками, человек в сером плаще, не сказав ни слова, тем же неспешным шагом прошел дальше. Только по тому, как мелко тряслись его плечи, было понятно, что он смеется.

***

Уснул Семен незаметно сам для себя. Вроде только коснулась его спина старенького скрипучего дивана, и он провалился в тяжелый сон. А ведь всего лишь собирался дать отдых уставшей спине минут на пять, даже кисточку не оставил на мольберте, а держал в руке. И на тебе…

Его шатало из стороны в сторону. Первая мысль была, что это опять шатается дом, зависший в необозримой пустоте. Но он был не дома. Он шел по какой-то улице, задворками сознания отмечая кусты и вечно полные мусорные баки. Тусклый фонарь, стыд-ливо стоял в сторонке от баков, и освещал эту картину. Значит, справа должен быть его дом, третий подъезд от угла. От баков несло пропавшими арбузными корками и еще ка-кой-то тухлятиной. От этого запаха Семена замутило. Он пытался опереться на кусты, растущие у дома, но они его веса не выдержали и он упал, царапая лицо об ветки. Зря мы «Таласом» после водки догонялись, запоздало подумал Пихтов, исторгая из себя рвотный комок. Фу! Как хреново! Сейчас надо встать, скомандовал себе Семен, и стал поднимать-ся, обдирая в кровь руки. Мелкие колючки шиповника впивались в руки, но боль была легкой, притупленной. Как будто это все происходило не с ним, болело не у него, а у кого-то другого. Он просто временно поселился в теле этого другого и поэтому чувствует то, что чувствует это тело.

Рывком открыл дверь и проник в темное чрево подъезда. Тугая пружина злорадно скрипнула за спиной и впечатала ручкой ему в поясницу. Темно, как у негра в жопе, от-метил Семен, пытаясь нащупать ступеньки. И почему так говорят? Там кто-то был? Это со слов очевидцев? Или все-таки это умозрительное заключение? Правильнее было бы наш подъезд назвать «Черным квадратом» Казимира Малевича. Такой же беспросветно черный, и живут тут одни алкаши, синюшники. Для которых искусство - это мраморная голая баба с большими сиськами, а остальное они не понимают. Так….Тут главное не сбиться со счета, чтобы найти свой этаж.

- Двадцать три, два..цать четыре, …, - шептал Семен, тяжело опираясь на ступеньки, и держась обеими руками за перила.

-Двадцать шесть, …блядь! Опять какая-то сволочь на перила харкнула!

Надо будет набить Витьке морду. Знаю, что не он! – объяснил кому-то невидимому Се-мен, - Так дружки его! Водит всякий сброд.

-Тридцать шесть…Все, пришел.

Семен громко постучал в дверь. Дверь на его удивление быстро открылась. На пороге стоял Вовка Шмидт.

- Тебе чего? – спросил Вовка с совершенно не заспанными глазами, словно всю ночь тут в прихожей сидел и ждал, когда Пихтов постучит. – Домой? Ты ниже живешь.

Не в силах ответить, Семен махнул рукой, словно отгоняя видение Вовки, и стал спускаться. Его разбирало зло и досада. Обидно было, что Шмидт смотрел на него как на бомжару. А он не бомж, он художник, у него может быть душа болит, за мир этот. Мир пакостный, злой, и несправедливый. Он же полон чувств, знаний и талантов, как никто в этом подъезде! А Вовка видит в нем только алкаша…Обидно. Вот вернуться сейчас к Вовке и растолковать, что он не прав, что не такой Семен как все. Посидеть с ним по-человечески, принять по стопочке, и Шмидт сразу поймет, какой гениальный у него сосед. Эта здравая мысль так увлекла Семена, что он не заметил, как опять оказался на первом этаже у подъездной двери. Тут он опомнился, развернулся, и опять принялся считать ступеньки.

- Бум! Бум! Бум! – постучался Семен в надежде разбудить жену, поскольку в такой темно-те вставить ключ в замочную скважину было делом фантастическим.

Дверь открылась тут же. И на пороге опять стоял Вовка Шмидт, в спортивном трико и тапочках на босу ногу.

- Какого хрена ты у меня дома делаешь? – зло осведомился Семен, неведомо почему, испытывающий сильное желание врезать Шмидту по сопатке. И тут его сознание совершенно поплыло…И картинка сна расплылась, словно акварель, на которую заморосил мелкий противный дождик, но какие-то детали еще можно было разглядеть…

Неизвестно каким образом Семен очутился в квартире. В следующий момент он осознал себя на родной кухне, а рядом была жена. Саму жену он не видел, но укором со-вести ощущал ее присутствие…Вот она, где-то слева стоит в ночнушке и бигудях, и молча смотрит на пьяного Семена.

- ….что я не имею право выпить? – возразил он укору совести. И далее Семен объяснял совести, что выпил, потому как все пили, обмывали продажу картин. Местную картинную галерею, посетил какой-то немец, и купил девять понравившихся ему картин. Ну, консул посольства…купил, конечно, пейзаж Василия Ивановича, ты же знаешь у Толчина, есть приличные пейзажи…Ну, ты знаешь…Некоторые его даже путают с Левитаном. Но великий русский художник Левитан родился в бедной еврейской семье, поэтому нашему, целиком русскому Толчину, он не конкурент…тем более он давно покойник. Фу, как нехорошо получилось…с Василием..Потом немец купил какие-то цветочки Гончаренко, честно говоря, ее натюрморты только чего-то и стоят…Остальная абстракция, где она себя любимую рисует в полете с Марком Шагалом, бред в чистом виде. Ралиной Ленки купил цветочки, Омарова коняшек, у дальтоника пару картин взял…Виктюка «зеленые камни» …Впрочем, у Виктюка все зеленое…Зеленая девка идет по зеленому полю, и смотрит зелеными глазами на зеленое небо. Художник он конечно хороший, мастер, и эти его зеленые камни и зеленое небо смотрятся вполне гармонично, хотя в целом тоска зеленая…И наконец посол Германии купил Семена картину, его «Уходящую»...

Ничего особенного в его картине не было. Она была из серии городской пейзаж. Зимняя улочка между серых панельных домов, по которой идет женщина в черном драповом пальто, черных сапогах на шпильках, на голове норковый берет, и маленькая черная сумочка на плече. Точеная черная фигурка отвернулась от зрителя и уходит. Практически, черный, плоский силуэт…Но в этом вот ее порывистом движении, в изгибе бедер, и тонкой талии, в этом жесте…,как она придерживает рукой поднятый воротник пальто, поскольку к ночи мороз крепчал. Было понятно, что она уходит навсегда, и горячие слезы текут по ее холодному лицу, невидимому посторонним. И голые черные ветви от придорожных кустов, протяги-ваются к ней в немой мольбе: Остановись! Прости! Останься! А суровое закатное небо с оттенком краплака говорит о том, что скоро наступит ночь. И ничего кроме ночи не будет. Одна сплошная, непроглядная чернота….смерть, пустота….

Семену вдруг стало жаль своей картины, попавшей в чужие руки. Ведь покупатель, тот….чужой немец, он понятие не имел о сути картины, для него она всего лишь незатейливый пейзаж. Пихтову нестерпимо захотелось вернуть свою картину, он почувствовал, что с её утратой произойдет нечто действительно

необратимо страшное. Тоска ржавой ножовкой полоснула по сердцу, и Семен заплакал.

И остро ощутил свое одиночество…Никто не понимал его в этом мире, никто.

Далее изображение на картинке сна окончательно размылось слезами Семена.

- Как мне это все надоело…, - сказала жена, и добавила, еще что-то. И тут закрутилось.

Деньги веером полетели ей в лицо. Он помнит, как ассигнации вдруг стали твердыми от его злости и должны были рассечь кожу жены, как бритвенные лезвия, но под её взглядом смялись как простые бумажки и рассыпались по кухне с шорохом осенних листьев. Бранные слова сорвались с губ и засверкали как шпажные клинки на дуэли. Слова напрасные, неправильные, лживые, но в них была часть правды, которую знали оба, и поэтому ранили они не хуже клинков, поскольку никто из двоих и не думал защищаться, а лишь нападал и разил прямо в сердце. Семен сознавал правоту жены, он больной…Душевно больной. Да, это его болезнь неизлечима, и пьянство только усугубляет болезнь. Это его проклятие, но это и его дар. Потому, что картины он пишет не руками, не красками, а своей больной душой. Именно этим они ценны, что написаны кровью его сердца. Когда-то ему очень импонировали картины Ренуара, пока однажды он не прочитал высказывание Огюста, что он пишет картины своим членом…Брезгливость и отвращение, испытанные Семеном, навсегда отвернули его от Ренуара. Он поставил на нем жирный крест, как некогда на эпатажном Сальвадоре Дали.

Поединок с женой так быстро начавшийся, внезапно закончился. Были сказаны ка-кие-то слова, важные слова, страшные, после которых нельзя будет жить по-прежнему, поскольку они сжигали все мосты, и все пути к примирению. Уже много лет Семен Пих-тов пытался вспомнить эти слова, и не мог. Он давно не употреблял алкоголь, но память упорно не желала возвращаться. Ему стали сниться кошмары, где он раз за разом переживал эту ночь, когда был отвратительно пьяный. Теперь пьянство было для него кошма-ром. А ведь раньше он считал кошмаром - явление во сне нечистой силы и всяческих монстров. Но монстр отошли в детство, монстром он был сам – пьяным, вонючим, грязным, слюнявым. Семен содрогался во сне от отвращения к самому себе и боялся, что этот сон может повториться в действительности. И все же смотрел каждый раз сон до конца в надежде узнать те роковые слова. Ведь это была последняя ночь, когда она у него была жена и дочь. Утро Семена Пихтова встретило страшной головной болью и совершенным одиночеством.

Семен почувствовал боль в правой ноге и проснулся. Нога, свесившись с дива-на, занемела в колене под собственной тяжестью. Видимо, он так давно её свесил. Открыв глаза, Пихтов посмотрел на молочный свет в окне и понял, что он по-прежнему на даче. Сердце билось учащенно в рваном ритме, как это бывает после попойки. В голове засела пара дятлов, и они усиленно стучали в виски, словно пытались из неё вылупиться.

Семен с ужасом поднес ко рту ладонь, дыхнул, и принюхался, боясь почувствовать запах перегара. Но ничего кроме обычной кислой вони нечищеных зубов не ощутил. Привидится же такое, подумал он, вставая с дивана. Только вот тело его все болело, и на душе было муторно как после пьянки. Может я заболел? Только заболеть мне тут не хватало. Без медикаментов и нормальной пищи загнутся можно от банальной ангины. Но, ничего. Сейчас умоюсь, почищу, зубы, побреюсь, а то уже дня три не брился. Кто придет, испугается. Хотя, предположение, что кто-то придет было крайне смелым, на грани фантастики. Само свое существование в нынешнем непонятном месте было Семен иначе, чем фантасмагорией бы не назвал. Может, находясь в таком вот месте, Франсиско Гойя и писал свои « Капричос»? Семен встал, хмыкнул и распахнул двери в мастерской, собираясь, спустится на первый этаж для утренних процедур. И застыл на месте. От увиденного, ему на миг стало нехорошо.