Машу выписали через три недели.
Опасность миновала. Иван Васильевич Петров, как оказалось, заведовал гинекологическим отделением больницы. Ваня регулярно с ним встречался, пока Маша проходила курс лечения.
— Я доволен результатами анализов вашей супруги. Не вижу больше смысла держать Машу в стационаре. Ее клиническое состояние у меня не вызывает никаких опасений.
— Спасибо, Иван Васильевич!
— Но! Поскольку неприятности имели место быть, вам необходимо внимательнейшим образом наблюдаться, и при малейших изменениях обращаться к врачу.
— Иван Васильевич… я тут… э-э-э… я хотел с вами поговорить с глазу на глаз, так сказать. Можно вас пригласить на чашку кофе? — Иван переминался с ноги на ногу. В подобных случаях он не знал как себя вести.
— За чем же дело стало? — вопросительно поднял бровь доктор. — Мы ведь можем и у меня в кабинете насладиться этим волшебным напитком. Я, знаете ли, большой ценитель кофейных зерен.
— Я понимаю, но можно все-таки не в больнице? Я займу всего полчаса вашего драгоценного времени! — Иван неожиданно для себя оказался настойчив.
— Хорошо. Пойдемте. Я знаю неподалеку одно заведение, кофе у них вполне себе недурён!
— Спасибо!
Мужчины вышли из здания больницы и бодрым шагом направились к воротам.
Спустя полчаса, вышли из кофейни и попрощались у цветочного магазина, крепко пожав друг другу руку. Теперь Морозов был уверен — все сложится наилучшим образом. Иван остановился, чтобы купить самую большую корзину желтых тюльпанов. Любимых Машиных цветов.
* * *
— Ваня! — Она издалека махала ему рукой.
Мария изменилась за это время. Беременность сделала ее потрясающе женственной. Округлившиеся формы создавали такое очарование, что Иван с трудом отводил от жены взгляд.
— Привет, милая! — нежно поцеловав Машу, он вручил корзину. — Ну что, готова ли ты отправиться со мной в увлекательнейшее путешествие под названием «дорога домой»?
— Поехали! — засмеявшись, подтвердила она. — Хочу киевский торт! Давай устроим пир!
— Как скажете, сударыня! Все что пожелаете, будет выполнено в тот же час! — и Иван с энтузиазмом подхватил ее сумки с больничными вещами.
* * *
Весь долгий вечер Маша с Ваней просидели за столом в их крохотной кухне. Уплетая торт, делились друг с другом своими идеями по поводу их будущей жизни втроем.
— Надо будет отдать его на футбол! — предлагал Иван.
— Почему его? Может у нас будет девочка? — Маша умилялась от напускной серьезности мужа. Сейчас он напоминал ей мальчишку, который хоть и стал взрослым, но никак не мог забыть о своих сокровенных, так и не исполнившихся детских мечтах.
— Нет. У нас точно будет мальчик. Я знаю. Ну, хорошо. Если ты не хочешь, чтобы он играл в футбол, тогда давай отдадим его на плавание! — Иван мечтательно зажмурился, представляя своего сына на пьедестале.
— Да я и не против футбола, только бы он был здоров!
— Вот видишь! Ты сама только что сказала «он»! — Ваня торжественно поднял указательный палец вверх.
Оба рассмеялись.
Они были счастливы в тот вечер. Вечер, который стремительно уносил их в будущее к их маленькому озорному чуду.
* * *
Прошло три месяца. Маше пришлось уволиться с работы, доктор запретил любые нагрузки. Любимые ученики часто навещали ее, рассказывая последние новости. С некоторыми из них она по-прежнему занималась дома, не в силах отказаться от своего любимого дела.
Магазины для младенцев стали ее самым любимым развлечением. Она могла проводить часы у полок с детской одеждой и представлять, как наряжает малыша в эти чудесные малюсенькие костюмы. Трогала, рассматривала, даже нюхала каждую понравившуюся вещицу. Она наслаждалась.
И каждый раз выходила из магазина в бесподобно восхитительном настроении.
А еще Маша стала суеверной. И решительно отказывалась покупать хоть что-то малышу. Все покупки, вплоть до кроватки, отложили на последний месяц беременности.
Дома, наготовив всяких вкусностей своему любимому Ванечке, Мария удобно усаживалась в кресло Настасьи Акимовны и открывала ноутбук. Она читала все, что было связано с ее интересным положением. Зарегистрировавшись на форуме будущих мамочек, с удовольствием общалась с его обитательницами, делясь впечатлениями о своих новых ощущениях и увлеченно читая чужие посты.
Машино здоровье не вызывало у Ивана Васильевича никаких опасений. Ваня договорился, что Маша будет наблюдаться у него. Петров вел консультации в другой больнице.
— Голубчик, к чему такая конспирация?! Я веду консультации в другой клинике. И с удовольствием возьму Марию под свой присмотр. Но вам нужно обязательно встать на учет в своей районной поликлинике. Наблюдаться вы должны и там тоже. В любом случае, два врачебных мнения лучше, чем одно. Это я вам точно говорю, консилиум еще никому не вредил! — Морозов ругал себя за глупость. Ему действительно сначала нужно было поинтересоваться, не ведет ли доктор приемы в других местах.
Встав на учет в районной поликлинике, Мария добросовестно сдавала все анализы и ходила на прием. К тому времени Иван Петрович стал для нее каким-то очень родным. Все свои страхи и сомнения она рассказывала только ему. Врачиха же из районной поликлиники, напротив, казалась ей далекой, пустой и равнодушной женщиной. Маша старалась как можно быстрее пройти все осмотры. Вопросов к государственным врачам она не имела.
Приближалась дата первого УЗИ. Маша пребывала в состоянии радостного волнения.
Наконец им скажут пол ребенка. Она впервые его увидит. Услышит, как бьется его сердечко. Иван Васильевич обещал сделать снимок их маленького чуда.
— Если малыш не будет от нас прятаться, получится отличный снимок, — сказал он при ее последнем посещении.
Маша щурилась от счастья, вспоминая его слова.
Иван не смог поехать с ней.
— Я обязательно сегодня позвоню Петрову и узнаю все подробности, — обнимая жену на прощанье, ободряюще сказал он. Иван злился на необходимость присутствовать на совещании, важность которого не позволила ему быть вместе с Машей в эту знаменательную для них минуту жизни.
***
— Проходите, голубушка. Рад вас видеть! Как вы себя чувствуете? — Доктор, как всегда, находился в бодром расположении духа.
— Добрый день, Иван Васильевич! Все просто замечательно! Ем, сплю и улыбаюсь!
— Ну и ладушки. Ложитесь на кушетку, я сейчас подойду, — с этими словами он вышел из кабинета.
Маша легла, поглаживая свой живот.
— Ну что, вот мы с папой тебя и увидим наконец-то! Ты на кого похож, интересно? На меня или на папу? Папа считает, что ты мальчик, представляешь? Вот он удивится, если ты девочка! — она улыбалась. Ямочки на щеках, делали ее саму похожей на озорного ребенка.
— Так-с. Приступим. Кто тут у нас прячется? — доктор со всем вниманием смотрел на монитор. — А у нас тут прячется мальчик!
— Да?! Правда! Вот папа наш обрадуется! — Маша лежала с закрытыми глазами, улыбка трогала ее губы.
— Так-так-так! А тут что у нас? Так-так-так… Так-так… Так…
И наступила какая-то нехорошая тишина.
— Что там? — обеспокоилась Маша.
Обычно словоохотливый доктор молчал, как ей показалось, целую вечность.
— Пока все хорошо, — задумчиво произнес Иван Васильевич, быстро записывая что-то в ее карте. — Маша, необходимо чтобы вы сдали дополнительные анализы. Завтра к восьми можете приехать в клинику?
— Да, конечно! Что-то не так доктор, да?! Скажите, умоляю вас! — голос Маши предательски задрожал.
— Ну-ну-ну, голубушка, плакать я вам запретил, если помните. Чтобы подтвердить, что все хорошо анализы и нужны. Не о чем пока беспокоиться, уверяю вас! Одевайтесь.
— Правда?! Честно-честно? — вставая с кушетки, Маша пыталась заглянуть ему в глаза.
— Честно! Сдадите анализы, и тогда все мы будем спокойны, — доктор продолжал писать, не поднимая глаз на Марию.
— Хорошо. Завтра обязательно сдам. Когда мне в следующий раз к вам подойти?
— Я позвоню, как только придут результаты.
— Хорошо, до свидания!
— До свидания, голубушка! — Иван Васильевич проводил пациентку и задумчиво уставился на экран монитора.
— М-да… Ждем результатов, не о чем пока! — словно самому себе задумчиво пробормотал он и прихлопнул ладонью по столу.
* * *
«Перезвони, как сможешь» высветилось на экране мобильного. Совещание подходило к концу.
— Я надеюсь, все мы понимаем важность этого проекта! — Вениамин Семенович многозначительно обвел глазами всех присутствующих.
— Да-да, конечно, — посыпались реплики со всех сторон массивного овального стола, стоявшего в центре просторного помещения.
— Хорошо. Совещание окончено. Всем спасибо!
Сотрудники потянулись к выходу.
Иван уже набирал Машин номер.
— Маша, что случилось?! Ты где?
— Я еду домой, буду через пятнадцать минут. Ваня… Я не знаю… Мне кажется, что-то не то происходит…
— Можешь толком объяснить?
— Иван Васильевич как-то странно сегодня себя вел. Не как обычно. Понимаешь? Ой, а фото то! Снимок то мы не сделали! — ее голос опять задрожал.
— Милая, все хорошо, тебе нельзя нервничать. Так. Расскажи мне все с самого начала, пожалуйста, — Иван тоже стал нервничать.
Маша послушно рассказала в подробностях про свой визит к доктору. Про то, что у них будет мальчик. И про странное поведение Ивана Васильевича.
— Я поздравляю тебя, мама! У нас с тобой родится настоящий богатырь! Тройное ура нашему сынку! — нарочито бодро воскликнул Ваня. — Ну а анализы, это ведь не так и плохо. Просто дополнительное обследование. Иван Васильевич прав. Просто надо лишний раз удостовериться, что с нашим сыном все в порядке!
— Ты правда так думаешь? — с надеждой в голосе спросила она.
— Ну конечно! Давай так: ты успокоишься, потому что ничего плохого не произошло. Я бы даже сказал, наоборот, произошло мы узнали, что у нас будет сын! Кстати, может пора уже ему имя придумать? А Петрову я обязательно наберу сегодня и все выясню, хорошо?
— А как же снимок? Мы хотели сделать сегодня снимок, — Маша начала тянуть слова, как капризный ребенок. Расстройство ее не покидало.
— Я договорюсь, чтобы вы его сделали в следующий раз!
— Хорошо. Извини, пожалуйста, что побеспокоила тебя. И правда, что-то я расклеилась совсем.
— Все, пока милая, мне нужно идти. До вечера! И все будет хорошо, слышишь? — уверенный голос мужа слегка успокоил Марию.
— До вечера, дорогой! — прошептала она в трубку и отключилась.
* * *
— Алло, Иван Васильевич, добрый день, это Морозов, удобно? — Иван нервно крутил пальцами авторучку.
— Да, добрый день!
— Маша нервничает, она говорит, что-то не так. Это правда? — Он уже сел за свое рабочее место и начал выводить на чистом листе бумаги квадратики и кружочки, наполовину закрашивая их синими чернилами.
— Иван, я не могу с достоверностью на сто процентов ничего утверждать. И с Машей не стал делиться своими сомнениями. Но вам скажу — не все хорошо. У плода есть увеличение объема кожи в области затылка и еще некоторые показатели.
— И что? О чем это говорит?
— Пока только о том, что необходимо дополнительное обследование Маши.
— Пожалуйста, Иван Васильевич! Не нужно вокруг да около! О чем вы умалчиваете?!
— Я ничего не утверждаю, но появились опасения по поводу количества хромосом. Их может быть больше, чем сорок шесть. Подтвердить или опровергнуть эти опасения могут только результаты анализов.
— Ничего не говорите Маше! Слышите? Ни-че-го! — последнее слово Иван произнес с нажимом и по слогам.
— Естественно! Я ничего ей и не сказал! Не о чем сейчас в принципе разговаривать. Будем ждать результатов. Ваня, ничего страшного еще не произошло! Это мои опасения, не более. Давайте успокоимся и будем ждать ответов на наши вопросы, — хотя доктор Петров знал, что он прав в своих подозрениях. Но он еще не решил, о чем именно он будет разговаривать с этой парой.
— Хорошо. На связи.
— Всего доброго!
Набрать в Интернете запрос про сорок семь хромосом оказалось делом нескольких секунд. «Синдром Дауна», — высветились бездушные строчки, и палец Ивана завис над кнопкой Enter.
Не может быть! Кровь хлынула к лицу Ивана, ему вдруг стало очень душно. Он клацнул мышкой. Потом еще.
«Даун».
«Ответы: у кого 47 хромосом — синдром Дауна».
«47 хромосом смотрите картинки».
«Солнечные дети».
Господи! Иван свернул окно на экране.
Нужно выйти на свежий воздух. Он ослабил узел галстука, встал, перед глазами все поплыло, сел. Опять встал и быстрым шагом направился прочь из кабинета.
* * *
Во-первых, это только подозрения. Во-вторых, с ними этого не может случиться. В-третьих… Да никаких «в-третьих» не надо! Нужно дождаться результатов анализов и решать все проблемы по мере их поступления.
Мысли, наконец, встали на место. Аналитический склад ума всегда помогал Ивану справляться с паникой. Он стоял на ступеньках банка и смотрел на поток проезжающих мимо машин.
«Все проходит, и это пройдет». — сама собой пришла мысль. «Все. Не паниковать!»
Иван зашел внутрь и направился обратно на свое рабочее место.
* * *
— Милая, я дома!
— Привет! Я на кухне, — до Ивана доносились невероятные запахи любимого пирога. Маша знала все его слабости, и частенько устраивала ему «праздник живота».
Обернувшись, она увидела огромный букет белых роз.
— Ванечка! Как красиво! Неужели это мне?! Какой у нас сегодня праздник? — Она подошла к нему, спрятав за спину руки, испачканные мукой.
Вместо ответа он нежно поцеловал жену.
— Я тебя сейчас всего испачкаю, — она засмеялась, пытаясь вырваться.
— Не отпущу! Ни за что не отпущу свою любимую жену! — Он посмотрел на нее вдохновенным взглядом.
— Маша, я очень сильно тебя люблю. Нет. Не так. Маша, я безумно люблю вас обоих! И все у нас будет просто замечательно! Верь мне!
— Я верю тебе, Иван Морозов! — таким же торжественным тоном, принимая правила игры, ответила она.
— Переодевайся, мой руки, и садись за стол. Я тебя кормить буду, мой рыцарь! — Маша стерла остатки муки со стола.
— Иду, моя возлюбленная!
— Ты разговаривал с доктором? — донеслось из кухни.
— Да, сейчас переоденусь, расскажу, — его беззаботный голос снова вернул ей покой. — Петров сказал, что ничего страшного нет. Нужно сдать анализы. Их сдают все беременные на таком сроке. Почему ты сама не напомнила ему про снимок? Он просил извиниться за такую оплошность. В следующий раз обязательно сделает.
— Чудесно! Прости меня. Тебя отвлекла, и сама завелась. — Маша смотрела извиняющимся взглядом.
— Ну что ты, милая! Все хорошо! У нас с тобой все просто замечательно. У тебя гормоны играют. Я читал про это.
— Да?! Ничего себе, какую ты литературу нынче читаешь! — улыбнулась она.
А он смотрел на нее и сам себе завидовал.
— Так и что? Какое имя мы ему дадим? — остаток вечера они жарко спорили, как лучше назвать своего первенца.
* * *
Через неделю Иван Васильевич перезвонил сам.
— Добрый день Иван, удобно?
— Да-да, конечно! — Иван крепче обычного прижимал телефон к уху.
— Вы не могли бы после работы заехать ко мне в больницу? Я сегодня в ночную дежурю.
— Конечно, обязательно! Буду около восьми.
— Жду!
Следующие полдня Иван изнемогал от нетерпения. Стрелки часов практически не двигались. Он не мог найти себе места. В конце концов, отпросился с работы и приехал в больницу на два часа раньше условленного срока.
Набрал номер Петрова.
— Иван Васильевич, я тут пораньше освободился. В общем, я уже в фойе больницы. Буду ждать вас здесь.
— Все нормально. Поднимайтесь ко мне.
Ивану неожиданно стало тяжело подниматься. Как будто к каждой ноге привязали гирю, а сзади кто-то тянул его в обратную сторону. И с каждой ступенькой все сильнее и сильнее сжималось его сердце.
Он постучался.
— Да, входите.
— Здравствуйте еще раз. Присаживайтесь поудобнее.
Иван кивнул и сел на диван, тон Ивана Васильевича показался Ване еще более подозрительным. Петров взял стул и сел напротив.
— Иван, — сказал врач, глядя ему в глаза. — Нам предстоит серьезный и важный разговор. Будьте, пожалуйста, предельно внимательны!
— Да, конечно! Слушаю вас!
— Скажите, были ли в вашей родне или в родне супруги родственники с синдромом Дауна?
У Ивана сердце ушло в пятки. Худшие опасения были готовы подтвердиться.
— У меня точно нет. У Маши… Не знаю… Она детдомовская… У нас эта тема закрыта… Я знаю только ее учительницу по музыкальному училищу… И то только потому, что она похоронена рядом с моей бабушкой… Маша отказывается говорить об этом… А я не настаиваю.
Иван Петрович некоторое время задумчиво смотрел на листок с результатами анализов.
— Анализ подтверждают патологические отклонения плода в части хромосом, — помедлив, произнес он. — Но это не стопроцентный приговор. В десяти процентах случаев с такими результатами рождаются полноценные дети.
— А в остальных девяноста процентах рождается кто? — тихо спросил Иван вдруг осипшим голосом.
— В остальных рождаются детки с синдромом Дауна. Я обязан вам рассказать об этом. И о возможных вариантах развития этой ситуации. Более того, ни к чему вас не призываю. Решение, оставлять ребенка или нет, принимаете только вы, — Иван Васильевич говорил спокойным и монотонным голосом.
У Ивана шумело в ушах, сказанные слова доносились, как через вату.
— Вы меня слышите? — доктор даже дотронулся до плеча Ивана. — Вам плохо?
— Я… Нет, ничего… Продолжайте…
* * *
Через час Морозов вышел из ординаторской и на негнущихся ногах медленно пошел к выходу из больницы. В сквере он обессиленно опустился на деревянную лавочку. Ничего не хотелось. Неизвестно, сколько бы он так просидел, находясь в прострации, если бы не звонок мобильника.
— Да? — он даже не посмотрел, кто ему звонит.
— Привет, дорогой! Ты где? Времени десятый час. Что-то на работе случилось?
— Да, милая. Отчет доделываю. Ложись без меня.
— Хорошо. До ночи, пожалуйста, только не засиживайся! Я переживаю, когда ты поздно возвращаешься.
— Хорошо. Я закажу такси. Не волнуйся. Целую.
— У тебя все нормально? Голос какой-то странный у тебя, — взволнованно спросила Маша.
— Да, конечно! Все хорошо, не волнуйся, милая! — с бесконечной теплотой ответил он. — Ложись, не жди меня. Тебе доктор рекомендовал соблюдать режим, помнишь?
— Помню, — добродушно пробурчала она. — Целую, пошла ложиться.
Иван ощутил, наконец, холод, который пробрался до самых костей. Встал и направился пешком в сторону дома. Он понимал, что сегодня просто не сможет своей любимой Машеньке выговорить эту страшную правду.
В окнах их квартиры на третьем этаже было темно. Иван выдохнул и зашел в подъезд.
Впереди его ждал выходной, самый ужасный выходной в его жизни. Они с Машей должны выбрать и принять решение. Иван вдруг ясно осознал: сегодня их жизнь изменилась навсегда, вне зависимости от решения, которое они примут.
* * *
Катя вытащила из пакетика тестер.
— Ну что, жизнь, удиви меня еще чем-нибудь! — с этими словами она направилась в уборную.
Разглядывая второй в своей жизни тест с двумя красными линиями, Катя громко расхохоталась.
— Да хрен вам всем! — зло выкрикнула она.
Ненависть вошла в нее окончательно, заслонив собой весь белый свет. Ненависть к каждому, кто, так или иначе, был с ней рядом. К матери, которая ее никогда не любила. К отцу, который ее вообще за человека не считал. К Ольге, которая вычеркнула ее из своей жизни, как только узнала о ее беременности. К Леониду, этому гаду, который лишил ее девственности, воспользовался и бросил. Наконец, к самой себе. Она не хотела больше сопротивляться этому чувству. Ненависть давала ей силы жить дальше, несмотря ни на что.
После окончания девятого класса Катя поступила в колледж на парикмахера. Кое-как училась, с трудом сдавая сессии. Она ждала своего восемнадцатилетия. Цель работать проводником и ездить по стране была теперь ее единственной мечтой в жизни. Уехать и забыть — это все, к чему она стремилась.
Дворовая компания, в которой Катерина случайно оказалась, стала для нее островом свободы. В ней она чувствовала себя и легко, и весело, и непринужденно. Один из ее друзей, Митька, долговязый конопатый парень, в этой компании слыл «ди-джеем Кедро». Он всегда носил в рюкзаке колонки. В Медведковском лесопарке, который находился в километре от ее дома, они часто устраивали тусу. Жгли костер, пили вино и танцевали, разделяясь на парочки. Кедро очень смешно стал за ней ухаживать. Она отдалась ему сразу, изображая из себя искушенную львицу. Ни о каких отношениях речи не шло. Ей просто нравилось проводить с ним время на крыше соседней многоэтажки. Они пили вино, рассуждали о взрослой жизни. Потом целовались, страстно стягивая друг с друга одежду. Потом молча лежали, прижавшись друг к другу и думая о своем.
Катя зашла в ванную. Посмотрела в зеркало.
Больше надо мной никто не посмеет издеваться! Попробуйте только вякнуть! И вы увидите, что дальше будет! Никаких абортов! Никаких искусственных родов! Я буду рожать! Пусть мамаша порадуется!
Хищный оскал изменил ее лицо. Она отвернулась. Слез не было. Чувств не было. И горя тоже не было. Им на смену пришли равнодушие и пустота.
Катя достала из шкафчика эластичные бинты: «Привет, друзья мои. Мы снова с вами вместе, теперь вы будете меня охранять все девять месяцев».
* * *
Когда отец узнал о том, что его младшая дочь беременна и нужно дать согласие на искусственные роды, случился скандал.
Он отвел Зинаиду Степановну на кухню, прикрыл дверь и дал волю своему копившемуся столько лет гневу:
— Какая же ты тварь! Подлая. Ты мне испоганила всю жизнь, я бы уже давно отсидел за то, что... Такую тварь как ты! Зачем я женился на тебе тогда?! Чего боялся?! Уже давно бы вышел! — Он не кричал, но говорил очень громко, вены на его шее вздулись от распирающего его возмущения.
Мать молчала.
— Ненавижу тебя, ненавижу! Если бы ты знала, как ты мне отвратительна была всю жизнь. Если бы знала! Все! На этом конец, — он замахнулся на нее с перекошенным от гнева лицом, но в последний момент сдержался, только с отвращением сплюнул супруге под ноги. А потом стремительно вышел из кухни. Через мгновенье входная дверь громко хлопнула.
С тех пор, он все реже и реже стал ночевать дома. Спал отдельно от жены. У него был такой устрашающий вид, что Катя с матерью старались не попадаться ему на глаза.
А Зинаида Степановна после этого замкнулась в себе. Перестала обращать внимание на Катерину вовсе. Теперь, каждый раз, когда они сталкивались в коридоре или на кухне, она шарахалась от нее, как от прокаженной.
Катя опять оказалась предоставлена сама себе. Она жила в квартире, где теперь царила равнодушная ко всему тишина.
* * *
Так что Митька-Кедро, с которым она познакомилась спустя месяц после операции, подвернулся как нельзя кстати. Он веселил ее своим неуклюжим поведением. Кормил ее, когда мать забывала купить продукты, а, может, и специально это делала. Научил ее пить вино, от которого у Кати приятно кружилась голова. Словом, он стал для нее настоящей отдушиной. Катя его не любила. Ей просто было хорошо с ним, весело и спокойно. Их тайное место на крыше, где они проводили иногда и ночи, было для нее в разы роднее, чем квартира, в которой прошло ее детство.
— Митька, а ты когда-нибудь задумывался о детях? — отпивая из бутылки абхазское «Лыхны», спросила Катя.
— О каких детях? Вообще о детях? Конечно! Дети — цветы нашей жизни! Или ягоды? Не, на самом деле, дети — самая большая нелепость нашей жизни!
Катя засмеялась.
— Почему?
— Если мы все равно умрем, зачем рождаться вообще?
— Ну-у-у-у… Не знаю.
Он перехватил у нее бутылку и отхлебнул из горлышка.
— Вот и я не знаю, зачем рожать детей, которые все равно умрут. Чтобы каждый день потом думать про их смерть? Нелепость.
Митька потянулся на матрасе, который приволок из батиного гаража.
— Давай лучше музыку послушаем, я тут новые треки закачал, — он сел, достал телефон и включил рэп.
— Кайф! — он смотрел на Катю, раскачиваясь в такт речитатива.
— Иди ко мне, — Катя потянула его за свитер. Ее взгляд не нуждался ни в каких словах.
Она вернулась домой под утро. Не расправляя постель, легла и задумалась: зачем ей все это нужно? Действительно, зачем она родилась на этот свет?
* * *
Иван лежал с открытыми глазами. Рядом тихонько посапывала Маша. Он не сомкнул в эту ночь глаз. Мысли, одна за другой, рисовали в его голове причудливые лабиринты. Он с остервенением искал выход, перебирал варианты и каждый раз натыкался на глухую стену горького осознания. Решение он принял сразу. Да он даже его и не принимал. Оно было заложено в нем изначально, каким-то невидимым кодом.
Как сказать обо всем Маше? Что будет с ней? Что она решит? Каким будет финал этого разговора?
Иван тщательно готовил слова. Для него это было самое важное на сегодня дело. Насколько легко ему было произносить речь перед искушенной аудиторией, настолько невероятно сложным ему казался их предстоящий разговор.
Маша открыла глаза, повернулась к нему и уткнулась носом в грудь. Он поцеловал ее макушку.
— Ты поздно вчера пришел? Доброе утро, Ванечка.
Морозов обнял ее и крепко прижал к себе.
— Доброе утро, родная! Не так чтобы сильно.
— Мне приснился сон, как будто мы с тобой поехали в «Сабвей». Я заказала суп. Мне принесли огромную тарелку, даже и не тарелку, а какой-то тазик. Я его ела и ела, никак наесться не могла. Какой же он был вкусный, м-м-м… До сих пор его вкус во рту. Хочу суп из Сабвея! Поехали, пожалуйста, сегодня в «Сабвей», а? Пожалуйста, Ванечка! Я так хочу этот суп…
— Конечно, милая! Давай поедем и купим тебе этот суп. И еще-е, все, что ты захочешь, купим обязательно, — Иван гладил жену по голове и мысленно готовился к разговору.
* * *
— Маша, мне нужно с тобой поговорить, — произнес, наконец, Иван, когда она доедала последнюю ложку заказанного блюда.
— О чем? — Маша закатила глаза от удовольствия.
— Давай зайдем еще в одно место, — Иван поднялся со стула и подал жене пуховик, помогая ей одеться.
Он шли по Садовнической. Март в этом году выдался на редкость теплым. Воздух наполнился невероятными запахами весны. Солнце, которое всю зиму пряталось за низким пасмурным небом, обнимало их своими теплыми лучами.
— Какая же замечательная погода! — Маша, закрыв глаза, подставила лицо солнцу.
— Машенька, смотри под ноги, хватит баловаться.
— Хорошо. Куда мы идем? — сощурившись от лучей солнца, она подхватила его под руку.
— Сейчас увидишь!
Они свернули в переулок.
— Церковь? — удивилась Маша. — Мы идем в церковь?! Вот это да-а-а! Не ожидала от тебя! Что еще я про тебя не знаю, муж мой?
Они шли вдоль изящной ограды с кованой решеткой, представляющей собой рисунок распускающегося цветочного бутона.
— Пойдем, — он открыл калитку, пропуская ее вперед. Церковь Святителя Николая, представшая их взору, была выполнена в духе елизаветинского барокко. Здание было увенчано мощным восьмигранным куполом с несколькими крупными слуховыми окнами.
Перед входом Иван перекрестился и склонил голову.
— Ты веришь в Бога? — тихо спросила потрясенная Маша.
— Пойдем, — еще раз сказал Иван, взяв ее за руку.
Они вошли в храм. Иван купил четыре свечки.
— Вот, возьми, поставь перед любой, которая тебе понравится.
Маша огляделась. Кругом висели иконы. Пахло ладаном. Сладковатый запах немного кружил ее голову. Она медленно пошла вдоль икон, внимательно разглядывая каждое изображение. «Матрона Московская» — прочитала она табличку. Маша неуверенно перекрестилась и поставила свечу.
— Помогите мне, пожалуйста. Пусть у меня родится здоровый малыш! — попросила она шепотом.
Иван крестился перед небольшим прямоугольным столом. На нем стоял большой подсвечник, покрывающий почти всю столешницу.
Ваня тоже что-то шептал. Его взгляд был обращен под потолок. Там был изображен лик Иисуса Христа.
Первый раз Мария видела своего супруга в таком вдумчивом и серьезном состоянии. «Почему он мне никогда не рассказывал, что ходит в церковь? Как неожиданно все это… Он хотел со мной поговорить о чем-то… Про веру? Да уж… Вот это сюрприз…» — думала Маша.
Сейчас она увидела своего любимого с новой стороны. И это видение расплывалось в ее сердце необыкновенным теплом. Ей захотелось сесть на лавочку рядом с большим жестяным сосудом. Подойдя ближе, она поняла, что это бочка со святой водой. Наполнив одноразовый стаканчик, она маленькими глотками начала пить. Ей было непривычно, необычно, и даже как-то волшебно. Иван повернулся в ее сторону и направился к ней. Он присел рядом и начал полушепотом говорить.
С каждым следующим словом ее глаза становились все больше и больше. И вот уже навернувшиеся слезы, не держась, скатывались большими каплями по ее красивому лицу. Стаканчик как будто прирос к ее губам. Она держала его, боясь оторвать. Свечка в ее руке начала плавиться. Машинально она согнула ее пополам и зажала в кулаке. Теплый воск медленно превращал свечу в однообразную массу. А Иван говорил и говорил, только слова казались ей странными и незнакомыми.
* * *
Продолжение в комментариях.
