Сообщество - Сообщество фантастов

Сообщество фантастов

9 210 постов 11 013 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

59

В помощь постерам

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:


http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.


http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.


UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))


UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.


Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.


P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Показать полностью

Слёзы Луны

Андреев открыл дверь на крышу. Сначала прошёлся по лестнице в небеса, выше крайнего двенадцатого этажа. Прислушался к тишине. Долго возился с замком, вышел под звёзды.


Крыша плоская, ограждение по краям и - почти пуста. Только сбоку, возле темнеющей будки лифта лежит что-то. Штабель досок или связка рубероида. Пара бочек. Ремонт? Не важно.


Это всё не важно.


Соседние дома стоят рядом - протяни руку над пустотой и дотронься. Если руки длинные. Стены, балконы, окна, за которыми идёт поздний ужин или смотрят телевизор. Пьют или спят. Множество чужих людей со своими жизнями, так похожими друг на друга.


- Я уже здесь... - выдыхает он в небо. Оно молчит.


Звёзды давно неразговорчивы. Только в детстве казалось, что они что-то шепчут в ответ. Сейчас - нет. Уже давно и совсем нет. Андреев знает, что выглядит глупо, но его волнует не это. Он смотрит вверх, задрав голову. Над ним висит круглая сырная луна, с которой, как ему кажется, недовольно хмурится старик, собранный из всех этих морей грёз и кратеров Ломоносова.


- Я пришёл рассказать, как живу. Пожаловаться, не без этого... Тебе интересно?


Андреев долго молчит и только потом продолжает. Длинное некрасивое лицо его с крючковатым носом кривится.


- Она умерла... Совсем. Навсегда. И я теперь знаю, что делать. Я хочу разгадать секрет смерти. Что там, после того, как? Когда останавливается всё, что жизнь. Мозг... Хотя какой у неё, к черту, мозг?! Сердце... Что там ещё? Кровь сворачивается, да.


На слове "кровь" Андреева толкает внезапный порыв ветра. Бодает в грудь и неприятно холодит шею, словно колючим шарфом. Он не обращает внимание.


- Я же волшебник. Но не бог. Только боги знают, как оживить... Не я. Так хотя бы понять, что там. Если я пойму, я смогу написать...


- Слушай, кончай орать! - прерывает его недовольный хриплый голос. Как раз оттуда, из досок-бочек. - Люди спят. Еле нашёл место поспокойнее, так и здесь дурак какой-то!


Андреев удивлённо поворачивает голову. Достаёт фонарик и светит в направлении голоса. В прыгающем овале света шевелится нечто человекообразное. Бомж? Из-под груды грязных одеял, курток или подобной дряни выглядывает печеное яблоко лица. Дверь же заперта была, как он сюда...


- И в глаза не свети, сволочь! - Так же хрипло продолжает яблоко. - Мент, что ли?


- Да нет... - растерянно отвечает Андреев. - Волшебник я. Добрый. С луной вышел поговорить, с небом...


- Иди отсюда. Волшебник он... Или бутылку давай. Две. И стой тогда, сколько надо. - Бомж садится в своих тряпках. Порыв ветра доносит до Андреева гнетущую вонь - смесь мочи, перегара и немытого тела. - Чего встал? Два пузыря, говорю, и шамань тут до утра. Или уматывай!


Андреев растерянно молчит. Потом поднимает руки, растопыривает их, став похожим на птицу. Звёзды над головой, до этого равнодушные ко всему, начинают мигать. Одна, вторая, вот уже десятками чуть гаснут и загораются ярче. Старик на Луне кривится ещё сильнее: то ли тени так бегут, то ли не нравится ему происходящее. Порыв ветра закручивается вокруг Андреева, треплет волосы, рвёт края одежды. Волшебник начинает крутиться на одном месте, как танцующий дервиш.


Звёзды мигают над ним в странном ритме, сопровождая этот молчаливый танец.


Бомж встаёт на ноги, но помалкивает. Смотрит на начавшееся безобразие взглядом индейского вождя - равнодушно, но зорко. Дон Хуан лениво оценивает чужую практику.


- Проще можно. Домой спустился, принёс. Да и всё. Развёл тут чёрную магию... Кто у тебя помер? Жена?


Андреев останавливает свой странный танец. Он держит в обеих руках по бутылке виски, звёзды над ним медленно успокаиваются.


- Держи, вымогатель. Нет, я не женат. Кошка у меня... Как говорят - ушла на радугу? Пей. За упокой можно.


- Гля, щедрый! Ну давай... - Бомж подходит ближе и забирает выпивку. От него невыносимо смердит. - Вискарь? Ладно... Разрешаю дальше шаманить.


Он свинчивает пробку и делает первый долгий глоток. Андреев старается не дышать, но и в сторону не отходит. Так и стоят рядом - один в позе горниста, второй с опущенной головой и поникшими плечами.


- Неплохо, - отрывается от бутылки бомж. - Очень даже. Рассказывай давай. Я ж не небо, может, чего посоветую. Кошка тоже волшебная была?


- Да нет... Самая обычная кошка. Беспородная.


- Возьми котёнка, блин. Чего тут убиваться?


- Да я к этой привык... Сорок шесть лет рядом прожила, столько заклинаний извел, чтобы дольше... И всё равно вот.


Бомж сделал новый длинный глоток. На гранях бутылки сверкают звёзды.


- Фигня это всё! Я вон человека дорогого не уберёг, да и то - живу как-то. А ты по кошке плачешь.


- Слушай, а я и не сообразил сразу: как ты сюда попал? Дверь-то на замке. Сам открывал.


Бомж прищуривается, становясь похож на восточного мудреца. Вряд ли только от них так воняет, хотя кто их знает.


- А я тоже волшебник, прикинь? Здесь сегодня это... Место встречи. Которое изменить нельзя. Так что рассказывай, не сбивайся!


- Воняешь ты слишком, для волшебника-то.


- Это у меня наказание такое. Сам придумал. Раз уж ничего не смог сделать, когда надо, пусть дальше всё плохо будет. К тому же добрым меня никогда не считали. Я больше по боевым заклинаниям. Хочешь, разрушу что-нибудь? Не хочешь... Ну и хрен с тобой. Я пить буду.


- Да пей на здоровье! А рушить ничего не надо.


Бомж согласно булькает выпивкой, отрывается от бутылки, занюхивает рукавом.


- Зря ты, мужик, с небом беседуешь. Никакого прока. Я тоже верил когда-то, молился, жертвы богатые приносил. А потом в самый нужный момент - раз! И не успел помочь. Сам дурак. И никакие боги ничего не исправили.


- Так тоже бывает... - Андреев присматривается к собеседнику и, на своё удивление, видит сквозь вонючие тряпки, пропитое лицо и грязные пальцы, сжимающие бутылку, совсем другого человека. Мудрого, гордого, одетого в тёмно-синий плащ с серебряным звёздами. На груди у него отсвечивает острыми лучами камень в оправе.


Этот человек может почти всё - и ничего больше не хочет.


Так бывает. Правда, воскрешать мёртвых и этому не под силу. Остаётся наказать самого себя и вечно скитаться по миру. Как и самому Андрееву, хотя причины у них разные. Один воспевает любовь, как может, через все препятствия, видя мудрыми глазами, как неоправданно жестоки люди. Второй грустит о своём короле. О преданом по глупости друге. О рухнувшем Камелоте.


Не одни они бродят по свету, иногда сталкиваясь вот так случайно. Зачем? Да кто его знает. Зачем-то...


Звёзды равнодушно смотрят вниз, на мир, в котором есть любовь, но нет справедливости. Давно плюнувший на запах, исходящий от Мерлина, Ганс-Христиан сидит с ним рядом, свесив ноги с невысокой ограды крыши. Он отпивает из бокала приторно-сладкий ликёр и молчит.


В свете редких окон бокал кажется почти чёрным, но это не так. Ликёр густой и желтоватый, как Луна. Как будто её слёзы случайно капнули в бокал - смесь спирта, сахара и вдохновения для тех, кто не закрывает глаза по ночам. Для тех, кто теряет любимых, сохраняя память о них в вечных словах.


Внутри бессмертного Андерсена рождается новая сказка, в которой добро победит зло. И все останутся живы, даже король Артур.


Кошку только не вернуть, даже в сказке... Так бывает.


© Юрий Жуков

Показать полностью
28

Перекресток-3 Остановка Времени

Перекресток 1: https://pikabu.ru/story/perekrestok_6303987

Перекресток 2: https://pikabu.ru/story/perekrestok_2_6306586



Возвращаясь из магазина и подходя к двери своей служебной квартиры, я почувствовал, что внутри кто-то есть - и это не Курт.

Осторожно открыв дверь, я вошел в прихожую, поставил пакеты с продуктами на пол и, не разуваясь, пошел в зал.

Увидев гостя, я, честно говоря, немного остолбенел. В кресле сидел самый настоящий «снежный человек». Точно такой, каким люди его представляют. Огромного роста, весь покрыт длинной шерстью. Морщинистое лицо с приплюснутым носом немного смахивало на морду гориллы. Но глаза выражали интеллект и были немного грустными. Седеющая борода и вовсе придавала визитеру налет интеллигентности.

Если бы у меня не было этого «седьмого» чувства, которое безошибочно позволяет узнавать коллег по цеху, то я, увидев подобного Биг Фута, схватил бы что-нибудь тяжелое... Или рванул из квартиры... Думаю, скорее - второе...

Но он был Проводником, это я почувствовал еще за дверью. Рядом с ним на полу стояли два «Глаза Кондуктора».

Волосатый громила сразу же стал чего-то лепетать на непонятном мне языке. Вторая волна оторопи накрыла меня, когда я осознал, что понимаю его речь. Странное ощущение! Мои уши слышали какое-то тарабарское наречие, но мозг исправно все переводил.

- Здравствуй, Жека! Курт мне рассказывал о тебе. Меня зовут Зу-Грин, можно просто доктор Зу, или профессор, - так называет меня Курт.

- Эээ.. Здрасьте, а где Курт? - начал приходить в себя я.

- Именно по этому вопросу я, собственно, и пришел. Курт пропал.

- Как, пропал?

- Он пришел ко мне неделю назад за новым трофеем. Ты ведь знаешь Курта, он страстный коллекционер.

- За трофеем? - переспросил я.

- Да, да! Именно, за трофеем. Ему захотелось иметь в своей коллекции голову муравья.

- Муравья? - наливая гостю и себе минералки, удивился я.

- Да, мой друг, у нас водятся очень свирепые муравьи! Собственно, это не совсем муравьи, скорее - что-то среднее между муравьем и крабом. Но живут они колонией, как муравьи. Курт оставил у меня оба «Глаза Кондуктора» и пошел за добычей. И вот уже неделю как его нет, - осушив одним махом стакан минералки, продолжил доктор.

- Честно говоря, не вижу причин для беспокойства, - пожал плечами я, - Ну увлекся Курт, собирая букашек, коллекционеры, они ведь...

- Я забыл сказать, -прервал меня доктор Зу, - эти букашки размером с носорога.

Я поперхнулся минералкой и закашлял.

- Он не внял моим предупреждениям. Я отговаривал целый час, пока мы пили чай в моей лаборатории. Но ты ведь знаешь его... ммм... – замялся доктор.

Тут я почувствовал, что мой собеседник не может подобрать нужного слова.

- Безбашенность, - подсказал я.

- Да! Именно так! Только самый безбашенный пойдет в одиночку охотится на брахноидов! Это безумие!

- Он, конечно, был экипирован по полной программе: и свисток взял, и мощную винтовку с оптикой, прихватил даже пару гранат. Но в таком деле непременно нужен напарник, ведь брахноиды редко встречаются поодиночке. А я не смог составить ему компанию из-за важного эксперимента, который нельзя было прервать, - осушая очередной стакан минералки, рассказывал доктор.

-Закончив свой эксперимент, я вспомнил, что Курта нет уже неделю... или больше. Этот научный труд так увлек меня, что я потерял счет времени.Жека, мы должны пойти на поиски Курта, - изрек Зу, глядя мне прямо в глаза.

- Не вопрос, - допив минералку, хлопнул я пустым стаканом по столу.

Сохраняя внешнее спокойствие, внутри я испытывал неслабое волнение. Ведь не каждый день ходишь искать друга, который в неведомом мире потерялся среди насекомых размером с носорога.

Захватив выданный мне ранее Куртом свисток и оба «Глаза Кондуктора», мы с доктором шагнули в зеркальный портал.

Оказавшись в сфере, профессор посетовал на нашу мощную гравитацию и, с трудом шагая, направился к зеркалу, над которым красовался значок полумесяца.

- Добро пожаловать в мой мир, - улыбнулся Зу и вошел в зеркальный портал.

Проследовав за ним я, оказался в огромном ангаре. До потолка было, наверное, метров двадцать, а по площади он мог сравнится с футбольным полем. Металлические ступени вели вдоль стен куда-то на верхний уровень.

А тут, внизу, я словно попал на выставку инопланетного оборудования. Всюду необычные приборы, трубы, мониторы, провода. Несколько огромных прозрачных цилиндров были заполнены зеленой жидкостью, которая светилась холодным светом. Цилиндры соединялись патрубками, и в них поочередно булькал мутный газ.

- Вот откуда взялся стимпанк! - мелькнуло в голове, когда я разглядывал это великолепие.

- Проходи, Жека, это моя лаборатория, будь как дома.

Сделав шаг, я почувствовал необыкновенную легкость, да и Зу порхал, как мотылек.

- У вас что, гравитация слабее нашей? - посмотрел я на доктора.

- Конечно, Жека, ведь мы на Луне, вернее - в ее недрах.

- Предупреждать надо, профессор! - округлил глаза от неожиданности я.

- Прости, я думал ты знаешь, в сфере над зеркалом ведь луна изображена, да и Курт разве тебе не рассказывал?...

Но я уже переключился на прыжки в высоту. Быть на Луне и не попытаться подпрыгнуть на шесть метров - это предел безответственности! Лунная гравитация в шесть раз слабее земной, а значит и вес человека уменьшается во столько же.

Меня охватило какое-то счастье, как будто в груди порхали бабочки. Ощущения, словно из детства, когда маленьким прыгал на батуте.

Хотелось прыгать выше и выше. Казалось еще чуть-чуть – и я научусь летать.

Доктор Зу, улыбаясь, смотрел на мой приступ радости.

- Лунная эйфория, - громко выдал он диагноз, - Проявляется почти у всех, кто первый раз попадает на Луну без скафандра. Мозг словно пьянеет от того, что не может привыкнуть к слабой гравитации.

- Хватит умных слов, профессор! - едва сдерживался я, чтобы не заржать в голос от нахлынувших эмоций.

- Прыгай к столу, Жека, - пригласил профессор, заваривая какой-то невероятно душистый чай, - Чай нужно пить только из пиал, и наливать понемногу, чтобы прочувствовать весь букет напитка, -колдуя над заварником, продолжил Зу.

«Эти два чайных фаната скоро и меня затянут в свою секту», -подумал я, присаживаясь. Хотя я был совсем не против, тем более, что в комплекте с чаем предлагались сладкие сухофрукты из экзотических плодов. Я таких на Земле не видел.

- Доктор, а насколько глубоко мы находимся под поверхностью Луны?

- Моя лаборатория расположена на сравнительно малой глубине, метров триста, не более.

- А вы всегда тут жили? Я думал, что Луна не обитаема…

- Прежде чем мы пойдем на поиски Курта, я должен немного прояснить ситуацию. Собственно, для этого я и заварил чай, - хитро прищурился Зу.

Разливая благоухающую жидкость по пиалам, доктор начал рассказ:

- Твои сведения о Луне не совсем точны, Жека. Поверхность спутника Земли действительно необитаема, но вот недра... На глубине от двух километров и глубже Луна просто испещрена огромными пустотами, в которых есть воздух, вода и самое главное -жизнь. Мы обнаружили эти глубинные оазисы, когда стали изучать вашу прекрасную Солнечную систему.

Я - представитель цивилизации космических исследователей. Наша научная экспедиция прибыла сюда пятьсот лет назад. С тех пор были созданы лаборатории на Марсе, Венере, Луне и, конечно-же, на Земле. Сменяя друг друга, мы живем на этих научных станциях, изучая ваш мир.

В контакт с человечеством мы решили не вступать, не видим смысла. Ваша цивилизация ничего нового нам дать не может, а мы свои технологии открывать людям опасаемся. Ради их же безопасности.

Так вот изучали мы вас скрытно, пока однажды ко мне в лабораторию не пришел Курт. Он вышел прямо из зеркала, да еще с этими «Глазами Кондуктора». Я хоть и почувствовал его приближение, но тогда мне было невдомек, кто такие Проводники, и что я один из вас. В общем, тогда я, наверное, метров на пять подпрыгнул от неожиданности.

Потом Курт мне все пояснил и отвел меня на «Перекресток», прямо в «Сферу». Она потрясла меня до глубины души. Это технологии, по сравнению с которыми мы - просто младенцы, а про землян я вообще молчу.

Я не знаю, кто ее создал, и почему для ее размещения было выбрано именно пространство вашей системы. Но одно я понял совершенно точно: ее создателей мы даже понять не в состоянии, мы для них как насекомые.

Кстати, о насекомых. Как ты видишь, моя лаборатория укреплена очень прочным материалом, типа вашего бетона. Это хорошая защита от брахноидов, они прекрасно копают ходы в лунном грунте.

Лунные пустоты соединены бесчисленными тоннелями, которые уходят в глубь спутника на километры. Я очень осторожно занимался изучением этих ходов, но досконально их картографировать невозможно, мне известна малая их часть. И я надеюсь, что Курт где-то близко.

Моя лаборатория расположена недалеко от «Зеленой каверны» - это первая пещера, которую мы обнаружили в недрах Луны. Бетонированный тоннель ведет туда прямо от лаборатории, а дальше - только ходы брахноидов.

- Полчаса на сборы и выдвигаемся, - завершил свой рассказ Зу.

В противоположной стене лаборатории виднелся большой круглый люк, метра три в диаметре. Рядом стояло что-то типа квадроцикла, совершенно неземная его версия, и без колес. Именно его мы и стали снаряжать.

-Скажите Зу, а кто украл колеса у этой замечательной техники?

- Это - гравицикл, он использует магнитное поле и парит над поверхностью. Сейчас прокачу - и все поймешь.

- Действительно, что тут сложного? Гравитация да магнитное поле, проще пареной репы, - с сарказмом вздохнул я и, не обращая внимания на хитрую улыбку профессора, стал помогать ему загружать это чудо внеземной мысли разными инопланетными приблудами.

Пара футуристичных бластеров, аптечка, сухпайки, фляжки с водой, фонари и несколько гранат. Все было упаковано в специальные отсеки гравицикла. После чего Зу прыгнул за руль и кивком указал мне на сидение за его покрытой шерстью спиной.

Пультом дистанционного управления он открыл мощный люк в стене и завел гравицикл. Двигатель работал очень тихо, не громче электробритвы. Под днищем появилось голубоватое свечение, и, подпрыгнув сантиметров на тридцать, инопланетный конь рванул вперед.

Тоннель за люком был хорошо освещен и вел вниз под довольно крутым углом. Через пару километров я увидел второй люк. Зу на ходу открыл его и, выскочив из бетонной трубы, остановил «железного коня».

Он сделал это для того, чтобы я смог осмотреться и прочувствовать все величие этой огромной полости. Скажу честно, обалдеть было от чего. Каверна была просто исполинских размеров. Посреди этой огромной пещеры, испуская зеленый свет, застыла гладь озера. Своды пещеры тоже светились мягким зеленым спектром.

- Потрясающе! - только и смог произнести я, задирая голову.

Высоко под сводом этого глубинного оазиса порхали огромные светящиеся насекомые. Тут все живое испускало зеленый свет, и он заполнял пространство каверны, делая ее похожей на какой-то сказочный зАмок. Огромные грибы, по которым ползали полупрозрачные слизни… Мох, покрывающий пол и своды… Водоросли в озере и невообразимо экзотические фосфоресцирующие рыбы… И все это великолепие, словно живые зеленые лампочки, состязалось в яркости свечения.

- Мох вырабатывает кислород, вода питает мох, и так далее… Круговорот жизни тут работает как часы, - с какой-то гордостью произнес профессор.

Я оказался словно в какой-то сказке и не мог отвести взгляд от этой красоты. Зу дал мне несколько минут на то, чтобы я потрогал светящийся мох, грибы и подошел к кромке воды.

- Никогда бы не подумал... Луна, она ведь такая пустынная и холодная, - пробормотал я.

- А, кстати, профессор, почему тут не холодно?

- Это - тектоническое тепло. У Луны есть горячее ядро, а в более глубоких пустотах даже бьют кипящие гейзеры.

- Где-то у озера и собирался охотится Курт. В этой каверне муравьи появляются редко. Они предпочитают более глубинные пещеры. Там теплее, и живности гораздо больше. Даже грибы там сладкие. А тут мало съедобного для них. Рыбу ловить они не умеют, грибы местные им не по вкусу. Разве что слизней пособирать иногда заглядывают, по одному или по два. Этим и хотел воспользоваться Курт. Жека, нам надо осмотреть северную часть пещеры.

Зу завел гравицикл, и мы понеслись прямо над водой.

Это непередаваемые ощущения! Рыбы и водоросли подсвечивали кристально чистую воду, и огромный глаз озера светился мистическим зеленым светом.

- Выходит, у Луны зеленые глаза?! - не удержался я от эпитета.

- Нет, Жека, у Луны разные глаза! Есть еще синяя, желтая и белая каверны - это из тех, что я знаю.

Через пять минут пути на северном берегу мы увидели картину, которая заставила нас волноваться. В стене пещеры зияло трехметровое отверстие, а рядом валялся раскуроченный гравицикл, такой-же как у нас. Вокруг было буквально поле битвы. Мох выдран, почва вспахана, всюду кровища и оторванные конечности брахноидов . Огромные лапы метра по два длиной, в твердой хитиновой броне, внушали страх. А чтобы оторвать такую лапу, нужно иметь неимоверную силу. Курта же, нигде не было видно.

- А вот это уже нехорошо, - произнес Зу, слезая с гравицикла и поднимая с земли винтовку Курта.

Затем он достал свой бластер и осторожно подошел к муравьиному тоннелю, внутри которого почти не рос светящийся мох, и поэтому там было достаточно темно. Зу направил луч фонаря в эту транспортную артерию и подозвал меня. Прихватив второй бластер и фонарь, я подошел. Профессор поднял с земли свисток Курта и показал мне.

- Все съедобное они всегда уносят с собой в муравейник, - махнул бластером в глубь тоннеля Зу. - А он находится в паре километрах отсюда по тоннелю.

-Думаете, они утащили Курта, профессор?

-Да, Жека. Похоже, наш охотник сам стал добычей. Лишь бы они утащили его живым… Хотя, следы крови оставляют мало надежды.

После этих слов Зу достал из багажа небольшой «диск» и пульт управления с экраном. Швырнув «диск» в темноту тоннеля, Зу включил пульт. «Диск» летел довольно быстро и при этом передавал картинку на экран пульта.

Сначала мы не увидели ничего особенного, просто темный пустой ствол тоннеля, который освещался фонарем «диска» метров на пять вперед. Но по мере приближения к муравейнику, мы стали получать странную картинку.

Одно дело увидеть оторванные конечности. И совсем другое, когда видишь «лунного муравья» целиком. Зверюга, надо сказать, знатная. В отличии от местной фауны, брахноиды не испускали никакого света.

Черный хитиновый панцирь хищника бликовал в лучах «летающего разведчика». Зу остановил полет модуля и приблизил картинку. Насекомое действительно было огромным! Пара таких «муравьев» легко бы превратила носорога в супнабор.

- Ёлки зеленые! Вот это челюсти! Да он коня пополам перекусит! - не удержался я.

- По-научному это называется «мандибулы», - как и полагается, поумничал профессор. - Но соглашусь, «челюсти» тут подходит больше.

- Доктор, а почему он не двигается?

- Вот это-то и странно, обычно они очень подвижны, а этот не шелохнется.

Чем дальше летел разведчик, тем больше «парализованных» брахноидов мы видели. Наконец камера показала нам муравейник изнутри. Картина просто потрясала. Огромная пещера, своды которой испещрены ходами, была заполнена застывшими брахноидами.


Продолжение в коментариях

Показать полностью
6

Дети Ангелов. Глава XIII

«Золушку в ее роскошном наряде повезли во дворец к принцу. Она показалась ему еще красивее, чем раньше. И несколько дней спустя он женился на ней, и устроил пышную свадьбу.

Во дворце был дан великолепный бал, на котором Золушка была в восхитительном наряде и танцевала с принцем до самой полуночи и даже дольше, ведь теперь чары доброй феи уже были не нужны.

Золушка была так же добра душой, как и прекрасна лицом. Она взяла сестер к себе во дворец и в тот же день выдала их замуж за двух придворных вельмож.

И все жили долго и счастливо».


Маша закрыла книгу и обняла дочь.


Ее мобильный издал короткий звук принятого эсэмэс-сообщения:

«Маша, я остаюсь в Москве. Срочные дела на работе. Постараюсь завтра приехать».


Она равнодушно прочитала буквы, написанные Иваном.


«Ну и хорошо, — решила Мария. — Мне нужно время, чтобы осознать свое будущее. Не нужно мне мешать».


— Лисенок, пора ложиться спать, — cказала она дочке.


— Я хочу дождаться папочку, — начала капризничать Алиса.


— У папы срочная работа, он остается в Москве.


— А деда тоже не вернется?


— Дед завтра приедет. Спи моя принцесса, — она укрыла дочь одеялом, выключила свет и осторожно прикрыла за собой дверь.


Маша вздохнула с облегчением. Ей хотелось побыть в одиночестве. Окружающие утомляли ее своим присутствием. Оставшись в пустом доме, Мария почувствовала свободу. Только она и ее мысли, и никаких разговоров. Ей всегда нравилось быть наедине с собой. А теперь это состояние было для нее как лекарство от всех болезней. Она нуждалась в нем и радовалась, что ее оставили в покое.


Гостиная окутала ее спокойной и умиротворенной тишиной. Она разожгла камин и села в кресло напротив.


Дом погрузился в полночные сумерки.


* * *


Иван сидел на кухне. Головная боль утихла. Жареная картошка, обильно политая яичным белком, которую он съел прямо из сковородки, принесла ему чувство насыщения. Глаза начали слипаться. «Наконец-то. Сегодня, похоже, мне удастся поспать!» — Он сложил грязную посуду в раковину и направился в спальню. Проходя мимо детской, остановился на мгновение. «Какие же мы были счастливые. Ну почему так? Почему это случилось? Я просто не знаю, что делать дальше. А если я не знаю, то и делать ничего не буду. Пусть все идет как идет. Не я это заварил, не мне и решать. К бабуле нужно съездить. Ох, она бы, конечно, подсказала», — его взгляд зацепился за планшет. Иван подошел к столу, взял устройство и отправился в спальню.


* * *


Маша сидела перед камином. Огонь, на который она могла смотреть вечно, успокаивал ее. Тишина и покой. Ей стало легко. Как будто сознание большими ножницами вырезало из ее жизни то вязкое и черное, в которое она стремительно погружалась все последние дни.


* * *

Виктор с Георгием стояли за Машиным креслом. Каждый из них был благодарен по-своему этой женщине. Именно она соединила их воедино. Не так давно сама мысль о том, что человек способен менять помыслы стражей Неба, была невозможной. Им нужно было попасть на землю и встретить ее, чтобы научиться приумножать великую силу друг друга. Виктор поднял руку над Машиной головой. Георгий поверх положил свою. Блестящие снежинки, медленно кружась, опускались на Машину голову. Через мгновенье, в необыкновенном наряде из миллиона разноцветных камней, Мария уснула. Не сговариваясь, они подняли ее на руки и плавно понесли в сторону спальни. Ей снился сон, как двое ее возмужавших мальчиков качают ее, маленькую, на белоснежных качелях.


— Спасибо, — улыбаясь сквозь сон, прошептала она.


— Я люблю тебя, мамочка, — прошептал Виктор в ответ, и нежно поцеловал ее в щеку.


— И я люблю тебя, мамочка, — Георгий поцеловал с другой стороны. — Мы всегда будем рядом.


Ангелы вернулись в гостиную.


Ровно в полночь в гостиной появился Пантелеймон.


— Господи, славься! — хором воскликнули стражи.


— Здравы будем! Мы почти завершили поиски. Нам осталось изучить сто пятьдесят вместилищ человеческих душ. Уже завтра нам будут ведомы все неприкасаемые этой страны, — Пантелеймон смотрел на них пылающим взором. Широкая грудь ангела вздымалась от переполняющего его радостного волнения.


— Завтра нам суждено избрать великое, — Георгий обнял Виктора, и они двинулись к остальным, уже образовавшим во дворе плотное кольцо вокруг колодца.


С сердцами, наполненными болью и страданиями маленьких детей, они опять всю ночь смотрели кадры из жизни неприкасаемых. Последним на крыше колодца появился Георгий:

— Братья мои! Мои други! Уже скоро нам до́лжно избрать самых достойных неприкасаемых для великого Фолианта, сотворенного во спасение истины на земле. Будем же усердны в помыслах и добродетельны в сердцах своих. Да пребудет с нами сила истины!


— Быть! — громыхнули стражи.


Алиса проснулась. Сквозь сон она вдруг отчетливо услышала грохот. Открыла глаза. В доме было тихо. Слезла с кровати и побежала к окну. Нет. Там тоже никого не было. На цыпочках, чтобы не разбудить маму, Алиса добралась до гостиной.


— Тс-с-с, — Виктор приложил палец к губам, когда заметил девочку, — не разбуди маму, пожалуйста, спускайся.


Алиса бесшумно спустилась по лестнице и кинулась навстречу ангелам.


— Вы почему так долго не прилетали ко мне? Я жду и жду вас! — она обняла и поцеловала Георгия, потом Виктора, забравшись к последнему на колени.


— Алиса, пока мама не проснулась, нам нужно с тобой обсудить важное! — тихо произнес Георгий.


Девочка тут же выпрямила спину, аккуратно сложила руки на своих маленьких коленках и, пытаясь придать лицу серьезное выражение, произнесла:

— Я готова со всем вниманием вас выслушать! Ой, нет. Сейчас. Сначала, — она убрала с лица упавшую прядь: — Готова со всем вниманием вслушаться в вас!


Георгий еле сдержал улыбку, а Виктор, лица которого Алиса не видела, беззвучно захохотал.


— Хорошо. Алиса, завтра мы должны выбрать детей, которые станут великим будущим. Мы мечтаем творить для них до́лжное на Небесах, а ты объединишь их на Земле. Но об этом никто не должен знать. Это будет наш большой секрет, хорошо?


— Я?! — задохнулась от волнения Алиса. — И вы дадите мне настоящую волшебную палочку, чтобы я на земле им помогала?!


— Верно! Мы чаем и верим в тебя, Алиса!


— Я вас не подведу! Обещаю!


— Знаем, и всегда будем рядом с тобой. Не забывай об этом! — Виктор обнял ее. Он все еще чувствовал себя ее старшим братом. Алиса стала для него самым важным свершением за бесконечно долгое его бытие.


— Завтра случится трудный день. Завтра случится великий день. Завтра!


И в следующий миг ангелы исчезли.


* * *


Алиса все утро просидела у окна. Она внимательно вглядывалась в облака. Ей теперь казалось, что ангелы живут именно там. Погруженная в свои фантазии, она не услышала, как мама спустилась в гостиную.


— Лисенок, милая, что ты там разглядываешь? — Маша обняла ее сзади.


— Мамочка, если бы ты знала!.. А как ты думаешь, кто живет на облаках?


— Не знаю… Ты сама как думаешь?


— Думаю, ангелы.


— К тебе опять прилетали ангелы? — Маша с тревогой посмотрела на дочь.


— Нет. А ты можешь мне рассказать про ангелов? Помнишь, мы с Матвеем заходили в церковь. Он мне тогда показал, как выглядят ангелы, но не успел рассказать.


— Матвей тебе показывал ангелов?


— Да. Так можешь? Расскажи, а? Ну пожалуйста, мамочка!


— Хорошо. Мы сейчас с тобой позавтракаем и отправимся в церковь, где живут ангелы. Попросим у них книгу, и я тебе сегодня ее почитаю, ладно?


— Ура! А поехали прямо сейчас?! — Алиса вскочила на ноги и умоляюще сложила ладошки.


— Нет. Умываться и чистить зубы. Завтракать. И в путь за знаниями! — Мария подхватила дочь и закружилась с ней по комнате. В ее голове звучал вальс «Сказки венского леса». Она танцевала с Алисой под восхитительную музыку Штрауса-младшего, негромко напевая ее.


— А теперь, марш в ванную, и я жду тебя завтракать!


И дочь, вприпрыжку, побежала исполнять мамино указание.


— Какой прекрасный день, какой прекрасный я, и песенка моя! — доносился до Маши радостный голос дочки из ванны сквозь шум льющейся воды.


* * *


Иван проснулся. Что-то твердое больно упиралось ему в ребра. Он вытащил из-под одеяла планшет. Уснул, так и не успев его включить. Нажал кнопку питания, но гаджет не реагировал. Морозов потянулся на кровати. Настроение было паршивым. Радовало только одно — голова больше не болела. Он поднялся на ноги и пошел в детскую. Сел за стол. Выдвинул ящик. Зарядного устройства не было. Зачем-то открыл шкаф. Четко разделенные по сезонам вещи аккуратно висели на маленьких плечиках. Рука сама потянулась к одежде Матвея. Он обнял его вещи. Ком в горле перехватил дыхание. «Сынок. Как я теперь без тебя? Не успел тебе сказать, как я тобой горжусь. Не успел с тобой съездить на рыбалку, покататься на лошадях… Я вообще ничего не успел… Так много не успел… Прости меня, прости!..» — Крупные капли слез медленно скатывались по его четырехдневной щетине. Он подхватил вещи и аккуратно разложил на постели. Опустился на колени перед кроватью и начал целовать каждую из них. Сжимая зимнюю курточку Матвея, Морозов что-то нащупал в кармане. Оказалось, сложенный вчетверо лист бумаги. Развернул и остолбенел. Это была нарисованная вручную карта целого города. И не только карта. Это был… Макет?.. Проект? Иван не мог сразу назвать увиденное одним словом. Он, конечно, знал про художественные таланты Матвея, но чтобы такое! Первое, что бросалось в глаза, — радиально-кольцевая схема города. Она представляла собой два типа магистралей. Четыре радиальные улицы делили карту на стороны света и служили для связи центра города с периферийными районами, а двенадцать кольцевых соединяли радиальные, обеспечивая перевод транспортных потоков с одного направления на другое.

Иван все никак не мог поверить своим глазам: на листе был настоящий мегаполис со всеми службами и коммуникациями, включая в себя всю сложную инфраструктуру.


Но откуда Матвей все это мог знать?!


В левом верхнем углу страницы была надпись: «Путевой фолиант «Дарцы». На обратной стороне листка была описана структура города:


«Население:

1. Неприкасаемые: 0–7 лет.

2. Отроки: 8–18 лет.

3. Старшелетние 18 и старше.


Научные и образовательные центры:

Центр Физики;

Центр Химии;

Центр Математики;

Центр Астрономии;

Центр Информатики;

Дворец Генетики;

Храм Языкознания;

Лаборатория Биологии.

Спортивные центры…»


Иван пробежался по видам спорта, далее шли перечисления названий всех зданий. Морозов мысленно представил ровные красивые улочки из домов, аллеи, засаженными деревьями и кустарниками.


Еще на карте были изображены разноцветные трамвайчики, украшенные ангельскими крыльями: на радиальных направлениях — белые, на кольцевых — красные. Каждое из двенадцати колец представляло разные архитектурные стили начерченных зданий.


Единственное здание внутри первого кольца, больше похожее на вокзал, было изображено в стиле ампир. Вокруг него расположились парки с фонтанами. Второе кольцо представляло стиль барокко. Там выстроились в ряд театры, музеи, школы искусств, балетные классы и музыкальные дворцы. Третье — представляло собой стиль рококо с множеством актерских, музыкальных и цирковых студий. Кинотеатры и цирки равномерно распределились между ними. Далее шел классицизм с научными и образовательными центрами, кроме информатики, генетики и биологии, которые заняли все пятое и шестое кольца в стиле готики. Пятое было отдано большим и малым центрам информатики. Шестое — неоготика — было застроено дворцами генетики и лабораториями биологии. Стиль хайтек изобиловал спортивными сооружениями и дворцами спорта. Русское барокко было восьмым кольцом. Все здания, расписанные под хохлому, принадлежали творчеству разных народов. Немыслимое количество творческих студий сплошным кольцом огибало город, разрываясь только в местах расположения радиальных улиц. Девятое — территория ярмарок и мастер-классов. Сооружения, построенные в стеклянной архитектуре, представляли собой огромные крытые площадки. Десятое, в стиле конструктивизма, было застроено теле и радиоцентрами, редакциями газет и журналов, школами будущих журналистов, писателей и поэтов, а также операторов и репортеров. Одиннадцатое представляло религию разных народов. Церкви, мечети, синагоги и буддийские храмы поделили кольцо на четыре части. Женские и мужские монастыри соединяли молитвенные храмы цепью низких построек с большими внутренними дворами. И, наконец, двенадцатое кольцо было самым широким из всех. Это был спальный район города. Одноэтажные дома и таунхаусы были построены в стиле шале.


Иван не мог прийти в себя. Неожиданная находка перевернула его сознание. Его сын смог мысленно построить и визуально изобразить целый город?! Но как?!


Нужно срочно включить планшет. Иван был взбудоражен. Чего еще он не знает о сыне? Сначала Маша, будто не с ней он жил все эти годы, теперь Матвей. Что, черт возьми, происходит?! Получается, он совсем не знал свою семью? Иван ощутил, как земля, на которой он так уверенно и твердо стоял, уходит из-под ног. Наконец он увидел «зарядку», торчащую из розетки возле кровати. Он дрожащими руками воткнул кабель в разъемный порт планшета. Дожидаясь, пока устройство, наконец, можно будет включить, Иван нервно отмерял шаги по комнате.


Боже мой! Целый город! О чем хотел рассказать Матвей? Так. Я нашел твой город. Что дальше? Давай, Матвей, помоги мне!


Иван попытался включить гаджет. На этот раз планшет отреагировал. На экране появилось новогоднее фото их семьи. Веселые и смеющиеся, они стояли обнявшись рядом с новогодней елкой. Методично, одну за другой, он открывал все имеющиеся в памяти папки, не особо читая названия. «Моя семья» была следующей. Сердце Ивана ушло в пятки. Он отложил планшет и вышел из комнаты: «Так. Нужно принять душ и позавтракать. Пусть заряжается пока».


Морозов принял душ, тщательно побрился, перемыл всю посуду, приготовил яичницу, сварил кофе и сел завтракать. Сердце колотилось. Ему нестерпимо хотелось открыть эту папку, и, в тоже время, он, как ребенок, страшился этого. Память вернула ему тот мучительный момент, когда он так же смотрел на монитор и не мог решиться нажать мышкой иконку, где был указан диагноз его первенца Матвея. Сейчас Иван медленно пережевывал пищу, отпивая кофе небольшими глотками. Позавтракав, отправился в спальню, открыл шкаф, снял с вешалки белоснежную сорочку и костюм, который он не надевал с момента их с Машей свадьбы. Подошел к зеркалу, причесался. «Ну, вроде бы все», — сказал он сам себе и пошел за планшетом.


«Мои любимые мамочка и отец. Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет с вами. Так должно было случиться. Я знал это с самого начала. Никто не будет виноват в том, что скоро произойдет. Я очень вас люблю. Пожалуйста, не плачьте по мне. Я рядом с вами всегда. Знайте это.

Мамочка моя, я очень тебя люблю. Не плачь, пожалуйста. Скоро все изменится.

Отец, я начертил город моей мечты. Если ты найдешь возможность и силу, дай жизнь этому городу. Схему ты найдешь в моей красной куртке. Описание работы городских служб и их взаимодействия с горожанами составляю ниже. Я горжусь, что был твоим сыном.

И еще: покрестите, пожалуйста, Алису.

Я всегда рядом. Ваш сын Матвей.

Структура города…»


Иван прочитал до конца письмо. В его голове возникла тысяча вопросов, на которые ответ получить было уже не от кого. Его маленький семилетний сын смог выдумать город и четко прописать все его структуры. Как такое могло прийти в его голову?! Просто фантастика! И, главное, откуда в нем это желание помочь целой стране? И как помочь! Иван лег на кровать сына и опять начал рассматривать город. Начерченные здания потрясали Ивана точностью линий и мельчайшими деталями, которые строго соответствовали архитектуре разных столетий. Красивые парки и фонтаны поражали своей натуральностью. Еще раз перечитав письмо, Морозов набрал номер Кости, начальника IT-отдела банка.


— Костя, привет, удобно?


— Привет, Вань! Слышал, соболезную тебе и твоей семье. Держись!


— Спасибо, Костя, держимся. Мне нужно с тобой увидеться по личному вопросу. Хотелось бы сегодня. Как у тебя со временем?


— Относительно свободно. Ты когда хотел?


— Могу прямо сейчас подъехать.


— Ок. Подъедешь, набери.


— Договорились. Я тебя в «Белке» буду ждать. Наберу, как доберусь до нее.


— На связи!


Иван вернулся в спальню. Переоделся в джинсы и толстовку. Распечатал ту часть письма, которая описывала город. Сделал копию с рисунка и быстро вышел из квартиры.


В «Белке» было почти пусто. Ланч давно закончился. До вечерней программы было еще далеко. Одинокий посетитель сидел за барной стойкой. Морозов устроился возле окна, заказал большую чашку американо, кинул эсэмэску с телефона и снова достал чертеж.


Костя, худой и долговязый парень с огромной шевелюрой черных вьющихся волос, походил скорее на уличного художника, чем на руководителя IT-отдела крупнейшего банка России.


— Салют еще раз, — устраиваясь за столом и еле втискивая колени, произнес он.


— Здоров. Закажешь что-нибудь?


— Только пообедал, спасибо.


— Ок. Дело есть. Консультация твоя сильно нужна мне, — с этими словами Морозов протянул через стол чертеж Матвея.


— Ого! Крутяк! Что это, город? Ты собрался сменить профессию? — Костя с интересом рассматривал фантастический план.


— Я хочу построить такой же в виртуальном пространстве. Ничего в этом не понимаю, но знаю единственного человека, кому безоговорочно можно было бы довериться.


— Ты смеешься, что ли, чувак! Кто, я?! Я точно не смогу такое создать. Но это очень круто! А что это вообще такое? И для чего тебе это?


— Это рисунок моего сына. Сегодня нашел. Он хотел со мной построить этот город, — Иван опустил взгляд и уткнулся в чашку, сдерживая подкативший к горлу ком. Справившись с накатившимися эмоциями Морозов подробно рассказал об идее функционирования этого удивительного города.


— Подожди, Вань, ты серьезно?! Ты знаешь, сколько бабла сюда нужно ввалить? И на чем ты будешь зарабатывать?


— Дохода нет, ты прав. Но деньги на самообслуживание этот город принесет. Тут такая схема интересная. Город сам себя содержит, при этом любой дополнительный доход тут же распределяется на гранты. Ты мне скажи, сколько приблизительно будет стоить написать программу под него?


— Хрен знает. Два лимона точно, может, три.


— А может пять, да? Ты же компьютерный гений, точнее не можешь сказать? Придешь ко мне, я тебя так же буду консультировать по акциям.


— Ну ладно, ладно, не пугай. Тут два варианта. Либо нужна команда крутых кодеров, одному это точно не под силу, либо нужен хороший архитектор и бесконечное количество фрилансеров.


— Кость, помоги. Мне реально это нужно. И я в этом ни черта не понимаю.


— Давай так. Совершенно точно я тебе могу написать техническое задание под эту историю. А дальше будем искать исполнителей. Буду твоим переводчиком в нашем пространстве искусственного интеллекта, — Костя улыбнулся. Его фирменная улыбка сражала наповал любую представительницу прекрасного пола. До сих пор холостой, он стал легендой среди мужчин-коллег, что заполняли пять этажей здания банка. — И потом, ну напишут тебе программу, и что ты с ней делать будешь? Ее мало того что обслуживать нужно ежедневно, и, учти, не одному сисадмину, так еще и двигать. Ты знаешь, какие это бабки? Это уже не два-три миллиона. А ролики откуда ты будешь брать? За каждый тебе придется бабло отстегивать.


— Я волонтеров решил для начала подключить. Тут весь смысл в добровольности и благотворительности.


— В нашей стране? Смешной ты. Благотворительностью за ради Бога никто не занимается.


— Я хочу попробовать. Если он это сумел, то я обязан продолжить, понимаешь?


— Крутой пацан у тебя, — Костя осекся, — был. Прости. Мы все тебе сочувствуем от души!


— Спасибо. Для меня это ценно, — Иван хлопнул друга по плечу.


— Ок. Мне нужно бежать. Техническое задание сделаю — наберу тебя.


— Спасибо. Пока!


Иван расплатился за кофе и тоже вышел из ресторана.


«Ну что, теперь на дачу. Вот ведь мама наша удивится. Ох, Матвеюшка, Матвей». — Ивану почему-то стало очень легко. Тяжелые мысли сменились на почти детское возбуждение от вдруг возникшего приключения. Это был вызов для Морозова. С каждой минутой, с каждым следующим часом, он чувствовал нарастающую уверенность в том, что он справится с этой невероятной задачей. Надо скорее поделиться с Машей! Какой же он был дурак! Он чуть не потерял свою любимую женщину! Иван ощущал необыкновенную ясность в мыслях. А в голове гудел победный марш.


* * *


Мария с Алисой подъехали к небольшой церквушке. Она располагалась недалеко от их дачного поселка. Построенный на возвышении, храм виднелся издалека, переливалась своими золотыми куполами. Мама с дочкой зашли внутрь.


— Здравствуйте, — поприветствовала их пожилая служительница церковной лавки.


— Здравствуйте, можно заказать сорокоуст за упокой?


— Конечно. Как зовут? Новопреставленные? Понятно, своей смертью умерли? — она быстро писала мелким почерком. — Еще что-нибудь?


— Да, пожалуйста, четыре свечки. И еще, у вас есть книги про ангелов? Детские. Дочь просит почитать ей.


Служительница подала Маше свечи:

— С вас четыреста восемьдесят рублей.


— А книги?


— Подойдите вон к той полке. У нас там книги бесплатные. Выберите, что понравится. Прочитаете, принесете обратно.


— Да?! Ой, спасибо вам большое!


— Спаси вас, Господи!


Маша с Алисой прошли вглубь храма. Подошли к поминальному подсвечнику. Было тихо. Алиса со всем вниманием рассматривала лики святых. Ей очень хотелось спросить про всех, но мама предупредила ее, что разговаривать в церкви не положено. Они поставили свечи за упокой, потом перед Богородицей, и вышли опять в притвор, где находились книги. Мария быстро просматривала одну за другой. Выбрала нужную, и они вышли из церкви. Краем глаза, она все время наблюдала за дочерью. Маша видела, как непосредственно Алиса реагирует на иконы с разными святыми ликами. С каким вниманием она смотрела на распятие Иисуса Христа. Было очевидно, что ее дочери приятно находиться в храме.


— Лисенок, тебе понравилась эта церковь?


— Конечно, мамочка! Так все красиво там. Эти дяди и тети. А кто они? Ты мне расскажешь?


— Вот про ангелов прочитаем, приедем опять и возьмем другую книгу, хорошо?


— Хорошо! Хочу про ангелов все-все разузнать. А потом про других уже.


— Почему у тебя такой интерес возник к ангелам? Поделись со мной, милая. — Маша остановилась, присела на корточки рядом с дочерью и заглянула в ее глаза. Алиса смотрела на маму чистым детским взглядом и улыбалась:

— Это большой секрет. Когда придет время, я обязательно тебе расскажу. Ты сама говорила, что у всех людей есть секреты, иначе жить было бы не интересно, говорила же?


— Сдаюсь! Говорила. Буду ждать, когда ты захочешь со мной своим секретом поделиться! — Они сели в машину и отправились на дачу. У Маши тренькнул мобильный — эсэмэс!

«Выезжаю, скоро буду. Люблю тебя».


— К нам едет папа. Написал, что скоро будет. А нам с тобой и накормить его нечем! Срочно в магазин! — Маша направила машину к ближайшему гастроному.


— Ура! К нам едет папа! — вторила счастливая Алиса.


— Давай, сегодня испечем любимый папин пирог?


— Давай, и еще мои любимые творожники!


— Хорошо, милая!


* * *


Крупная авария заставила Морозова простоять на трассе больше трех часов. Иван подъехал к даче, когда уже смеркалось. Его встретили сумасшедшие запахи недавно испеченного пирога.


— Что ты со мной делаешь! У меня слюни, как у собаки Павлова! Я даже не успел в дом войти! — он подхватил жену на руки и закружил ее по гостиной, напевая мелодию венского вальса.


— Папочка приехал! Папочка приехал! — Алиса неслась к отцу со всех ног.


— Осторожно на лестнице! Алиса, кому говорю, не беги! — предупредила ее мама.


Иван обнял своих девочек.


— Как я вас сильно люблю! Вы даже представить себе не можете!


— И мы тебя любим! — Алиса изо всех сил пыталась прижаться к отцу, показывая силу своей любви.


— Рассказывайте, чем вы тут без меня занимались?


— Иди мой руки и садись за стол. Алису возьми с собой, — улыбаясь, сказала Маша.


— Есть, товарищ командир! — Морозов обнял дочь и потащил к умывальнику.


Иван с Машей сидели за столом и не могли отвести друг от друга взгляда. Они чудесным образом вернулись в то время, когда могли разговаривать молча, только переглядываясь. Слова им были не нужны. Как будто и не было той страшной недели, которая чуть не разбила их семью. Что нашло на них? Они и сами теперь вряд ли бы объяснили.


— Любимая, мне нужно с тобой поговорить. Давай спустимся в гостиную, — шепотом произнес Иван, когда они выходили из Алисиной спальни, уложив дочь.


— Давай! — прошептала в ответ Маша.


Морозов потушил свет и разжег камин. Разгоревшийся огонь причудливыми фигурами освещал гостиную, привнося таинственную романтику в их вечер. Иван открыл бутылку красного и разлил в бокалы. Протянул один жене и негромко заговорил:

— Маша, я хочу выпить за наших детей. Они у нас с тобой получились необыкновенные. И я знаю, почему так случилось. Знаешь, меня однажды угораздило по уши влюбиться в самую необыкновенную девушку на свете. Люблю тебя! Прости меня. Я вел себя как дурак!


И они чокнулись бокалами.


— Ванечка мой, я тоже… — начала Маша, но муж закрыл ей рот долгим поцелуем.


Любовь не терпит преград, если она есть. Та, которая самая настоящая. Которая в огне не горит, в воде не тонет и медные трубы ей не указ. Морозов подхватил жену на руки и стремительно понес ее на второй этаж.


Еще несколько часов два полных вина бокала отражали всю страсть танцующего пламени.


Два ангела сидели в креслах напротив камина и улыбались своим мыслям.

Показать полностью
68

Очевидец

У меня появился двойник. Моей вины, да и вообще участия в этом процессе не было. Более того - я и узнал о нём далеко не первым. Обычно так и случается.

- Чего не здороваешься? - хмуро спросил Андрей. Его манера: звонить так, без привет - пока. Бизнес as usual.

- И тебе не хворать. С кем не здороваюсь?

- Со мной, чувак, со мной. Чуть не сбил в коридоре вчера, глазами похлопал - и пошёл. Борзый стал?

- Сдурел? Я неделю на больничном. У меня коридор только до сортира. И обратно. По стеночке.

Андрей хрюкнул в трубку.

- Не грузи. Что, я тебя не узнал, что ли? Коридор у нас на работе, седьмой этаж, если важно. Новый костюм у тебя, кстати, говно! Слишком блестящий.

Я представил себя в блестящем костюме. Поморщился.

- Да болею я, блин. Обознался. Бывает.

- Свинтус ты, Пашка. В натуре.

Поговорили... Я бросил трубку в ворох блистеров с таблетками. Температура не спадала. Острое респираторное. Оно же вирусно-непонятное. Выключает человека из жизни дней на десять, видимо, так надо. Химчистка кармы. Раньше наблюдал только со стороны, но теперь вот так...

Опять телефон. Твою мать, горло скребёт, глотать больно - не то, что говорить.

- Павлик, ты выздоровел? Молодец, правильно, долго валяться вредно. Мог бы и набрать по внутреннему, я же беспокоюсь. У нас, прикинь, хохма: Маринка замуж выходит. Пришла сегодня с новой прической, туфли, платье, аж сияет. Кто, не говорит, но, наверное, из новых поклонников. Старые устали ждать. А я вот думаю, может мы к выходным в кафе...

- Стоп, - прохрипел я. Не обидится, надеюсь. - Вика... Я дома. Болею. Тридцать восемь и три. Еле говорю. Какое кафе?!

За окном шуршит дождь. Медленно, размеренно. И здорового человека вгоняет в дремоту, а уж больного... Телефон я выключил. Если ещё кто-то расскажет, что я выздоровел, боюсь, сразу пошлю. Глаза сами собой закрываются, но я сопротивляюсь. Мне не по себе от звонков: кого они там все видели?

У меня есть версия, но она мне не нравится. Более чем. То есть совершенно.

А, чёрт с вами! Встаю, одеваюсь. Жадно пью воду, скрежеща воспалённым горлом. Ключи, документы, зонтик бы не забыть.

Машина заводится неохотно. Ей тоже хочется спать, но я настаиваю. Дождь барабанит по крыше, стекает мутными струями по окнам. Двор через них похож на картину неведомого импрессиониста. Или на мир - глазами близорукого без очков.

Дороги забиты плывущими по лужам островками одиночества разных марок. Пешеходы жмутся к домам, вытягивая вверх зонты, чтобы не сталкиваться. Небо лежит на крышах домов и обильно плачет. Вселенская грусть. Я еду медленно, голова ватная, не хватает только задеть бампером чужое одиночество.

Офисное здание напоминает маяк. Или пассажирский корабль, с цепочками сияющих иллюминаторов. Плавание в никуда, но за хороший оклад пассажиров. Плюс годовые бонусы для особо успешных. А ещё там внутри, что снаружи и не видно, карьерные лестницы и несколько социальных лифтов. Последние - для детей значимых персонажей.

Я подъезжаю к своей парковке и резко торможу. Место занято ровно таким же "лансером" мордой наружу. С теми же номерами. Если бы не дождь, кто-нибудь со стороны, наверное, заметил. Хотя люди невнимательны в любую погоду, зря я так. На самого двойника идти смотреть смысла не было. Похож, разумеется. Один в один, что уж там. Вкус в одежде похуже, но это такие мелочи...

Я подумал и сдал назад, бодро развернулся и выехал с парковки. Моя версия не просто обросла мясом и жилами, в неё вдохнули душу и прочие признаки живого существа. Теперь надо действовать. Прежде всего, позвонить... Ага. Молодец. Выключенный телефон так и остался сторожить залежи тамифлю и прочего панадола.

Звонить не с чего, поеду так.

После моста потянулся уютный пригород. Аккуратные домики за недешевыми заборами, чем-то похожие друг на друга своей основательностью и ценой. Иногда среди них мелькали выкидыши фантазии и дурных денег - с башенками, флагами и прочим средневековьем работы молдавских умельцев. Машин мало, это вам не центр. Здесь только свои, а они почти все на работе. Дел-то всегда по горло: как прибавить к миллиону ещё миллион и радостно смотреть в будущее.

Нужный мне домик был лишён пошлости. Скромные два этажа и неброские гаражные ворота. Даже ограда - не кованая, с пиками для насаживания голов, как у соседа, а обычные листовые простенки между кирпичными столбиками.

Я нажал кнопку звонка и посмотрел в еле заметную точку камеры под навесом.

- Заходи! - В замке что-то щёлкнуло, и я толкнул тяжёлую калитку. Прямая дорожка, выложенная темными от дождя камнями упиралась в уже приоткрытую входную дверь. Хороший знак, ведь мог бы и не открыть. Или нет? Посмотрим... Впрочем, силой от хозяина ничего не добьешься, а поговорить он обычно не против.

Внутри всё как обычно: обширный пустоватый холл, вешалка из оленьих рогов на стене, стойка для зонтиков, длинная скамья - хозяин не признаёт пуфиков и прочей современной дряни. Двери справа и слева, ведущие неведомо (для меня) куда, и широкая лестница на второй этаж.

Я неторопливо повесил куртку, зонтик, пригладил успевшие намокнуть пока выходил из машины волосы. Лоб просто горел, несмотря на горсть утренних лекарств. Чёрт с ним, не свалюсь. На лестнице, как обычно, скрипнула третья снизу ступенька.

- С чем пожаловал? - хозяин сидит у камина. Мне его комната всегда напоминает что-то из фильмов про старую добрую Англию. Эдакая Бейкер-стрит 221б.

- Добрый день! - отвечаю я. Обстановка располагает к вежливости. Да и сам хозяин дома - невысокий, но широкий в плечах, важный, с вечно непричесанной седой шевелюрой и густой бородой. Практически, Карл Маркс, только выражение лица другое.

- Да добрый, добрый... Бери кресло, подтащи к огню. Грейся. Приболел?

- Грипп, - коротко отвечаю я, подсаживаясь к камину. От него приятно тянет теплом и еле заметным запахом горящего дерева. Где-то высоко над домом слышится гул самолёта. Я даже вздрагиваю - не от испуга, а от полного несоответствия с домом и его хозяином.

- Грипп... - ворчит старик и шевелится в кресле, вытягивая к огню ноги в кожаных чулках. Тапочки для него были за той же гранью, что и пуфики. - Раз болеть начал, значит, почти всё...

- Я уже понял, - коротко отвечаю я. - Заметил. И теперь мне куда?

- Вариантов немного. Либо - отпуск, либо - новая жизнь. Отдохнуть не желаешь?

Можно подумать, мои желания что-то для него значат...

- Никак нет. Готов к новому заданию.

- Вот и молодец, Павел. Это хорошо. Даже имя тебе менять не будем, есть одно поручение...

...В спальне душно, но тепло. Жаровня под кроватью источает запахи каких-то трав, нагревая воздух. Я пошевелился, снял дурацкий белый колпак и бросил его на постель. Здесь ночь. Здесь больше нет автомобилей и самолётов. Самое быстрое - всадник на лошади, обычно грязный, провонявший конским потом и дурно выделанной сбруей. Осени за окном теперь тоже нет, но питерский март - это ещё совсем зима. Замок вокруг делает вид, что спит, но по венам его коридоров уже крадётся вирус заговора.

Один плюс - горло совершенно не болит. И температуры нет. Я здоров, хотя и немолод. Сорок шесть по меркам этого времени - почтенный возраст, близкий к старости, до которой я не доживу. Они уже близко - я знаю всё по минутам, даже скучно прятаться от них за ширмой и разыгрывать недоумение.

Скучно - но придётся. Историческая правда и всё такое. Даже интересно, сколько нас, бродящих по временам и странам, подчиняющихся неведомому хозяину, чтобы через наши глаза он мог увидеть и, вероятно, записать различные события? Мы обитаем в телах императоров и слуг, жертв и убийц, мы присутствуем при коронациях и сами их проводим, но, при этом, иногда живём длинные непримечательные жизни внутри лавочников и крестьян, солдат и монахов. Считаем чужие деньги и растим не своих детей.

Иногда нас меняют на двойников, забыв предупредить. Иногда - нет. И жестоко убивают в самый неожиданный момент. Кто мы и зачем всё это происходит? У меня нет ответа. Я даже не знаю, кем был изначально. Это стёрлось из памяти, само по себе, в череде чужих жизней и судеб. Иногда я думаю, что мы счастливее людей, иногда - наоборот. А время от времени мне приходит в голову крамольная мысль, что никаких людей и нет: только мы смотрим друг на друга их глазами, повинуясь нитям кукловода, похожего на Карла Маркса. Прототип которого сейчас ещё и не родился, кстати говоря.

- Император, откройте! - Я грустно смотрю на дверь. Пора прятаться за ширму, хотя это и не поможет. Павел, бедный Павел...


© Юрий Жуков

Показать полностью
14

Пересадка

«Глубокоуважаемый Иван Евгеньевич!

Простите меня заранее за помарки, пишу быстро, дабы излить все мысли по важнейшему для себя, да и для Вас поводу.

В прошлом письме я подробно изложил все опасности задуманного Вами эксперимента. Боюсь показаться навязчивым, но всё равно прошу – подумайте ещё раз! Я помню Ваши доводы: и насчёт жизненных показаний, сравнимых с необходимостью срочной пересадки человеку сердца или, например, печени, и касательно крайней важности эксперимента для науки. Трансплантация органов пока ненадежная почва для сравнения в силу неудачности одиночных экспериментов естествоиспытателей, но иного примера я предложить, к несчастью, не имею возможности.

Я помню Ваши аргументы, но всё равно - насторожен как учёный, и по-простому сказать, боюсь последствий. Для Вас, для высокопоставленного пациента, для нас всех, в конце концов. Выдвинутая Вами гипотеза не раз, как Вы знаете, рассматривалась в средневековой теологии. Рассматривалась, но была с негодованием отвергнута. Вторжение в область божественного прерогатива Создателя, но никак не нас, его грешных творений.

Я помню, что Вы попутчик советской власти, Вы исповедуете атеизм как жизненную философию, поэтому избегаю ссылаться на Св. Писание или иные предметы отвергнутого Вами культа. Я оперирую чистой логикой и болью в сердце в связи с Вашим замыслом.

Одумайтесь! Современная медицина творит чудеса, я знаю, но задуманная Вами манипуляция слишком ненаучна, мистична. Она превосходит всё сделанное ранее с помощью скальпеля, равно как и психиатрическими не инвазивными методами. О подобном впору думать индийским йогинам, поклонникам учения Е.П. Блаватской или людям, практикующим иные психотехники, но не Вам, профессору медицины и величайшему, не побоюсь этого слова, из практикующих хирургов современности. Оставьте Зевсу Зевсово и, прошу, позвольте нам, жителям бурного XX века постепенно, мелкими шагами идти к той цели, которую Вы хотите решить за один прыжок в неизведанное.

С огромным уважением к Вам,

но и со страхом перед задуманным,

проф. А.Н. Нижеградский

Москва, 6 апреля 1923 г.».


Иван Евгеньевич закончил читать.

Вздохнул и с видимым неудовольствием бросил письмо на столик, разделявший их с собеседником. Последний, несмотря на двадцатисвечевую лампу, довольно ярко освещавшую кабинет ученого, находился в тени абажура. Граница света и полутьмы приходилась аккурат на короткие щегольские усы, прекрасно подсвечивая волевой подбородок и узкие губы, но оставляя тёмным всё выше.

- Пишут и пишут… Все трое, с кем я поделился задумкой, в один голос отговаривают меня от пересадки. Кудрасов, Ринштейн, теперь ещё и этот… Как сговорились!

Собеседник пошевелился. Из тени на профессора сверкнули глаза, будто подсвеченные внутренним пламенем.

- Дорогой мой… Возможно, и сговорились. Это обычная человеческая зависть. Вы – великий хирург, физиолог, равных которому нет ни в Европе, ни за океаном. Конечно, они не хотят ни вашего успеха, ни последующей славы…

Из тени в круг света протянулась рука, постучала о полировку столика папиросой, оставляя табачные крошки. Щелкнула зажигалка, рассыпав облачко искр. Собеседник профессора глубоко затянулся.

- Но их мнение – пыль. Оно не важно - ни вам, ни мне. Это просто зависть.

- Карл Эрнестович!..

- Не надо! – мягко, но очень уверенно перебил его курящий. – Я знаю, что вы скажете. Пациент при смерти и его будущее… Его возможное будущее, если вам удастся эксперимент – ваш трамплин к власти. Или в подвал, к побитой пулями стенке, если не удастся. Всё так. Но вы обязаны мне верить, если предпочитаете первое.

С кончика папиросы упал тлеющий уголек, погаснув на лету.

- Итак, вы мне верите?

- Карл Эрнестович, я – ученый. – Профессор чуть сдул в сторону окружившее его облачко дыма. Он не терпел курящих, но этот человек был слишком важен для него. – Я верю в то, что могу потрогать, проверить, повторить, в конце концов. Пока детали эксперимента мне не до конца понятны. И вы…

- Я – существую, - твёрдо добавил собеседник и ткнул папиросой в пепельницу. – Надеюсь, это заметно?

- Да, но… Вовсе не убежден, что вы тот, за кого себя выдаете.

- Любопытно… А за кого я себя выдаю? – собеседник наклонился к столику, внимательно глядя на профессора. В свете лампы было видно, что глаза у него разного цвета. Один серый, выцветший, схожий оттенком с туманом над утренней рекой, а второй – карий, тёмный.

- Будь я верующим, я бы сказал, что вы – некая нечистая сила, - решительно, словно прыгнув в холодную воду, сказал профессор. – И мне придётся отдать вам душу за удачный исход.

- Но вы же не верите в Бога? – иронично спросил собеседник.

- Не верю… - вытирая выступивший внезапно на лбу пот, тихо ответил Иван Евгеньевич. – Я так и не знаю, кто вы. Не германский учёный Карл Ригер, на которого у вас выправлен прекрасный комплект документов, это уж точно, но… Не знаю. Вы мне наглядно продемонстрировали свою экстраординарность – и движущиеся картины на этом вашем портсигаре, и иные приборы вкупе с познаниями, человечеству недоступными, да-с… Возможно, предпочтительнее было бы с вами не иметь дел, но у меня умирающий пациент. Великий человек, заметьте! Я хоть душу, хоть что отдам, чтобы его – пусть даже не вылечить! – стабилизировать состояние. Скоро двенадцатый съезд, он должен там быть! Меньше двух недель, времени нет. Моих знаний не хватает, а он… Он нужен стране, нужен партии. Необходим всем пролетариям земного шара, всем угнетенным на планете. Он – наше знамя!


К концу профессор почти кричал, но его собеседник оставался абсолютно спокоен, внимательно, с какой-то полуулыбкой слушая пламенную речь.

- Прекрасно! – помолчав, ответил он. – Вы, и только вы его вылечите. Но, как я и говорил, его разум удастся пересадить в другое туловище, тут, уж простите, без вариантов. Нынешнее тело изношено и не может служить ему дальше. Даже я бессилен в решении этого вопроса.

- В чьё тело? – жадно уточнил профессор.

- Да не имеет значения! – рассмеялся собеседник, вновь откинувшись на спинку кресла и уйдя таким образом в тень. – Лучше кого помоложе, но это только практический совет. Пересадка возможна в любое живое существо, но знамя партии в виде собачки по примеру академика Павлова, или, извините, великодушно, дельфина не очень понравится ЦК и Совнаркому, верно?

- Верно. Человек… Живой человек, Карл Эрнестович? Но куда денется его… нематериальная часть? Разум?..

- Душа, говорите как есть. Так проще. Душа обладателя тела, к несчастью, бесследно пропадёт. Не знаю, куда они деваются. Точнее, крепко подозреваю, но вам этот вариант не придётся по нраву.

Профессор шумно дышал. Несмотря на то, что в помещении было прохладно, он раскраснелся и постоянно вытирал лоб платком.

- Не волнуйтесь так, Иван Евгеньевич! Вы человек немолодой, сердце поберегите. Всё получится в лучшем виде. Предлагаю не тянуть и назначить процедуру на завтра. Успеете договориться?

- Да! – Профессор подтянул к себе массивный телефон и вызвал станцию. Его собеседник довольно улыбнулся, надеясь, что не обратит на себя сейчас внимания. Так и было: Ивана Евгеньевича уже соединили с Кремлём, поэтому до гримас фальшивого учёного ему не было дела.

- Нужен будет доброволец! – кричал в трубку профессор. – Дело смертельно опасное, но он нам необходим. Да, лучше из военных. С крепким здоровьем! Да-да, с креп-ким, товарищ Рассказов. Передайте это настоятельное требование товарищу Троцкому, вопрос в его ведении. Нет, никакой операции, абсолютно никакой! Психофизиологический сеанс без хирургии. Чистая неврология!


В кремлевском кабинете, наскоро переоборудованном под место проведения эксперимента, было чисто и пусто. Иван Евгеньевич прогнал не только охранников, даже любопытствующих членов ЦК пришлось выставить за дверь. Остался собственно пациент, не производящий впечатления лысоватый человек с бородкой клинышком и искривленным болезнью ртом. Больной полулежал в кресле, прикрыв глаза. Возле него стоял лечащий врач Фёрстнер, меряя рукой пульс и шепча цифры. В соседнем кресле тоже почти лежа находился красноармеец, имя которого для целей операции являлось решительно не важным. Боец всё время пытался сесть ровнее, но на него предостерегающе шикал профессор.

Карл Эрнестович разместился на жестком венском стуле, обозревая собравшихся.

- Если все готовы, предлагаю начать, - негромко сказал он. Пациент приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на него, к счастью, никак не комментируя процесс.

- Вы, профессор, и вы, господин Фёрстнер отойдите к стене. Прошу во время процедуры никак не вмешиваться. Молчите и стойте. Если поняли, кивните!

Оба доктора почти синхронно кивнули и отошли к стене.

Карл Эрнестович вытащил из кармана дико выглядящие в сочетании с френчем, сверкающей бриолином головой и щегольскими усами тёмные узкие очки, и надел их.

- Товарищ, вы коммунист? – внезапно спросил пациент, открыв оба глаза. Он слегка картавил. – Это важно!

- По убеждениям? Скорее, либерал-демократ. Жириновец, проще говоря. А так – беспартийный, естественно.

- Печально… - проговорил пациент. – Не являлось бы это всё каким-то заговором…

После очков, уже из другого кармана был извлечен цилиндрической формы предмет, напоминавший фонарь. Карл Эрнестович нажал кнопку, и кабинет озарила вспышка, куда ярче привычных магниевых, используемых фотографами.

У всех четверых – и стоящих, и сидящих – стали бессмысленные остановившиеся лица.

- Значит, так… - неторопливо сказал фальшивый учёный Ригер. – Конец миссии. Разум и знания Ильича переселяются в… Как там тебя, боец?

- Степан Порфирий Слепнев.

- Вот-вот, в Степана. Порфирьевича. Он дальше и будет рулить одной шестой суши. На съезде вот скоро выступит как преемник пациента, а там разберётся. Сам же пациент откидывает… М-да, извините. Умирает. Примерно через годик. Сам, подталкивать не буду, один чёрт организм изношен цюрихскими пивняками. Оба доктора забывают напрочь всё происходящее с момента нашего знакомства и считают произошедшее экспериментом Ивана Евгеньевича. Осознали?

Светила медицины снова синхронно кивнули.

Карл Эрнестович снова щелкнул вспышкой своего непонятного фонаря и, когда в глазах собравшихся перестали сверкать звёзды, его стул был уже пуст.


***


Стянув с головы очки виртуалки, Макс понял, что дико проголодался. Встал из-за стола, полюбовавшись на крупную надпись MISSION COMPLETED поверх застывших фигурок докторов и пациентов, и пошёл на кухню. Колбаски, сыра, масла, нарезать батон. Можно и пивка себе позволить, есть повод.

Миссию прошёл просто «на ура», будет, чем похвастаться завтра в сети. Сейчас уже спят все, наверное, не время посты вывешивать в три часа ночи.

Свет включать было лень. Макс наощупь открыл холодильник и понял, что здесь какая-то каверза: вместо стеклянных полок – тронутые ржавчиной металлические решётки. Подслеповатая жёлтая лампочка освещала наполовину вмерзший в лёд кусок сала, три сиротливых яйца сбоку на дверце и завернутый в мятую фольгу сырок. Засунув голову глубже в воняющий затхлым холодильник, Макс разглядел на фольге криво прилепленную бумажку «Сырок плавленый ДРУЖБА. Производство: экспериментальный ордена Бухарина масложиркомбинат им. С.П. Слепнева».

Пиво в пределах видимости отсутствовало.

Макс резко захлопнул холодильник, едва выдернул оттуда голову. Потом на цыпочках подошел к шторам и нерешительно отодвинул одну. На полукруглом здании напротив, освещавшим его окно по ночам неоновой рекламой колы, гамбургеров и корейских авто, теперь горели приглушённым багровым светом редкие буквы надписи «СЛАВА СОВЕТСКОМУ НАРОДУ!». Само здание казалось заметно меньше, чем он привык.

Макс задернул штору и застыл посреди кухни под звук астматического тиканья часов, которых у него никогда и не было.


© Юрий Жуков

Показать полностью
14

Наследники

Когда великий океан отступает на время, оттягивает щупальца своих волн за горизонт, наступает пора собирать крабов. Ынгу любит эти часы. Никто не мешает, старшая жена не досаждает своими советами, а младшая – глупостью. Можно взять корзины, сплетенные дочерьми, и смело идти в сторону чуть наклонившегося на закат солнца.

- Ырагу, пойдем вместе? – Загорелая спина сына виднеется за крайней хижиной. Ковыряется там, строит что-то, что ли?

- Нет, аба-апа, - разогнувшись, отвечает тот. – Надо укрепить стенку. Не дай Мурзунг, рухнет ночью.

- Поменьше валяйся с женой, не рухнет… - ворчит Ынгу, в душе довольный хозяйственностью сына. Выучил, воспитал. Да и жена у того ладная, сам бы повалял. Правда, после двух своих сил на это не остается. – Сам пойду.

- Иди, аба-апа, удачного лова!

Доверху наполненная первая корзина, накрытая куском прочной сетки, остается позади. Не таскать же улов туда и обратно? Полежит, воровать тут некому.

Ынгу бредет по неровному дну, обходя острые камни. Всматривается в лужи воды, ищет крабов. Те, словно чувствуя приближение охотника, стараются спрятаться, почти не шевелят длинными зубчатыми клешнями, хотя иногда пощелкивание слышно издалека. Солнце заметно припекает, Ынгу то и дело останавливается, чтобы отпить из глиняной бутылки, привязанной на поясе. Вода теплая, противная, пахнет морем, как и всё вокруг.

Но хотя бы не соленая.

Впереди виднеется что-то странное. Великий океан горазд на неожиданные подарки, это он знает. Целые стволы деревьев, большие непромокаемые пластиканты, которыми можно укрыть сразу две хижины, да много чего еще. Раньше, когда он был молод, попадались даже вещи Предков, но последние лет двадцать – ничего особенного.

Но это что-то живое, оно шевелится.

Ынгу запоздало жалеет, что не взял копьё, но теперь-то поздно: до берега час ходьбы, деревни давно не видно, какие там копья… Он наклоняется и берет в свободную от корзины руку острый кусок камня. Всё-таки оружие.

Живое впереди слабо размахивает конечностями и издает звуки. Ынгу жалеет теперь об утраченной остроте зрения, он давно не молод. Чтобы рассмотреть, придется подойти ближе.


***


Серафиму плохо.

Ещё несколько минут назад он был солдатом. Воином. Боевой единицей, а не истекающим кровью куском мяса в пробитом десятком пуль «Ратнике форте». Он шел в атаку, и всё было просто – наши за спиной, враги впереди. Командир поставил задачу отбить у врага территорию бывшей фабрики, придал их с Альбертом для подкрепления полуроте пехотинцев и послал в бой. «Береты» засели плотно, так сразу не вышибешь.

Всё это ерунда, конечно! Ребята упорно говорят, что их позиционная возня ни к чему. Дело идет к обмену ядерными ударами, а они за развалины воюют. Насмерть, но без смысла.

Серафим жадно припал к фляге. Где он сейчас? Что вообще произошло? Он помнит только удары пуль в кевлар, тяжелое падение на спину, чуть не расколовшее шлем на затылке. Потом вспышка в глазах – и вот он лежит под палящим солнцем возле какой-то лужи. Воняет гниющими водорослями, неподалеку прополз самый натуральный краб, сложно прищелкивая клешнями. Что-то было в нем странное, но Серафим не понял.

Да и не до того.

Предсмертный бред? А где туннель света и прочая всем известная картина маслом?! И почему, почему так больно… Впрочем, последнее понятно – он уже расстегнул боковые крепления с одной стороны и заглянул под боевые доспехи. Грудь и живот. Там было мокро от крови и на вид плохо. Крупный калибр, не иначе. Знали, чем брать.

Из-за череды холмов появилась чья-то фигура. Если не глюки, человек. Несет что-то, не разобрать. Серафим торопливо, кривясь от боли в груди, накинул шлем и включил встроенную систему. Прицел – нет. Связь с отрядом – тоже нет, проверял уже. А, вот, бинокль!

Фигурка расплылась в воздухе, потом резко, скачком, приблизилась, словно прыгнув в глаза. Лохматый седой дед, завернувшийся в кусок грубой ткани и подпоясанный веревкой. Озирается по сторонам. Несет кривую самодельную корзину. На вид – дикарь дикарем, кому еще придет в голову скакать босиком по здешним камням.

Но жилистый, не поспорить.

Серафим ощупал бедренные карманы, ища ракетницу. Потом пистолет. А ничего нет, кроме запасной обоймы и фляжки. Аптечку он не смог найти чуть раньше. Предсмертные глюки не предполагают полного комплекта боевого костюма, жаль. Рядом валялся только штатный автомат, но он со встроенным глушителем, внимания не привлечешь. Рукой помахать? Он попытался встать, хотя бы на колени, и слабо взмахнул рукой. Скрученный болью, упал обратно, больно ударившись плечом о камни.

Дед с корзиной заметил его, заметил! В бинокль шлема было хорошо видно удивление пополам со страхом. Испугался, поднял камень, но идет сюда. Сложный нынче пошел бред, с подробностями…


***


Ынгу подобрался поближе, внимательно разглядывая существо. Серая в пятнах кожа, толстые плоские копыта, голова как у жука-лицееда – гладкая, блестящая, вся в выростах усиков. Но гораздо больше, чем у жука. И крыльев не видно. Странная зверюга, странная.

- Во имя Мурзунга, ты кто? – близко подходить опасно, Ынгу остановился в паре бросков камня. Поставил на землю корзину, до половины наполненную крабами и губчатыми звездами.

- Сыраахмимм…

Ничего себе! Оно разговаривает?!

Существо стащило с себя жучью голову. Внутри оказалась человеческая. Велики дела твои, Мурзунг!

- А ты хтойе?

На самом деле разговаривает, не шутка! Ынгу попятился назад, чуть не сбил корзину и сам едва не упал, споткнувшись о камень.

- Человек!

- Иии… ях – чхеловехх… А кхто – Мурхзуунг?

Такого не бывало никогда. Деды дедов не рассказывали о говорящих зверях. Сказок было навалом: и что люди умели раньше летать, и о железных лодках величиной с остров, и хижинах в шесть рук этажей, и о Великой Войне, конечно. А вот о таких зверях не было.

Неподалеку начал нащелкивать свою музыку краб, но Ынгу было не до него.

- Если ты – человек, надо уходить отсюда, - рассудительно сказал он.

- Нхе могху… Рханен… - простонал в ответ говорящий зверь. Даже на таком расстоянии от него пахло кровью и дурной раной.

- Тогда смерть, - просто ответил Ынгу, разведя руками.

Камень он выбросил. Раз крыльев нет, да еще и ранен - бояться не стоит.

– Скоро прилив, вода вернется. Здесь глубоко будет.

- Прхиливх? Гхлубокхо… - как ученая птица папагийу, повторил зверь и примолк. – Кхеровхо…

Ынгу тоже стоял молча, прикидывая, чем можно поживиться. Жучий шлем он отверг сразу, только дочерей пугать. Железная палка, на которой лежал зверь? Нужная штука, но драться за неё… Если бы зверь отдал её сам, тогда дело другое.

- Пхомогхи мхне, - наконец попросил раненый и попытался встать. – Охтхведхи на бгхерехх!

- Не могу тебя отвести… - признал Ынгу. – Не успеем, ты не дойдешь. Одному бы успеть.

- Скхотинха ты, блхядхь, - непонятно ответил зверь и бессильно откинулся на землю.

- Слышишь, зверь! Отдай мне железную палку? – решился Ынгу. – Мы за тебя будем молиться Мурзунгу. Всей деревней, клянусь отцом. Хорошо?

- Кхулех тхутх кхорхошегхо? – опять непонятно спросил зверь и с трудом вытащил из-под себя палку. – Идхи отхсюдах нхах!

Ынгу подошел вплотную и схватил палку за один конец. Зверь коротко рассмеялся и в руке у него что-то щёлкнуло.

- Отдай, тебе не нужна! Мне нужна! – уже уверенно тараторил Ынгу, потянув свой конец палки. – Отдай!

Серафим посмотрел ему в глаза и вспомнил ефрейтора Тарманова перед смертью. То же непрошибаемое упорство пополам с вечной глупостью. Не отпустит…

- Иди нахрен отсюда, дед! – с трудом выговорил он. – Ни к чему тебе мое боевое оружие. Будет вода прибывать, если ты не сбрехал, хоть застрелюсь сразу.

- Отдай! – решительно рванул автомат дикарь, и ничего больше не оставалось, как выстрелить. Короткая, в три патрона очередь пробила старику грудь навылет. Он закачался, что-то шепча своему Мурзунгу, и упал на спину.

- Допрыгался, пень старый? А мог бы домой шлепать… - спрашивает Серафим у покойника. По понятным причинам ответа нет. Только щёлкают клешнями многочисленные крабы, видимо, почуявшие добычу. Они лезут из корзины дикаря, подбираются со всех сторон.

- Вот, начните с него, а меня потом… Потом… - сам себе шепчет Серафим. В глазах у него после короткой борьбы за оружие потемнело, голова начала кружиться.

Не уснуть бы – заживо сожрут! Какое здесь солнце яркое, как давит на глаза…

Крабы, деловито пощелкивая клешнями, полукругом сходятся к двум людям – мертвому и едва живому. Все, кто есть в округе, заслышав сложную мелодию щелчков, в которой есть всё – и где лежит добыча, и сколько её, и кто нашел и гордится, исполняя танец охотника и созывая всех на пир.

- Собирайтесь, братья, собирайтесь! Безволосые с вечной суши в нашей власти! Отомстим! Съедим всех, нас будет больше! Нам станет лучше! Растите, племена, растите! Сюда! Сюда!

Всё новые и новые крабы, шевеля усиками и щелкая, стекаются к добыче, хлопая почти человеческими глазами, на которых у последних поколений стали появляться ресницы. Зачатки легких похрипывают при быстрой ходьбе, но помогают оставаться на воздухе подолгу. Передние клешни у некоторых медленно, но верно превращаются в трехпалые манипуляторы.

Да и вообще - со времен ядерной войны крабы заметно поумнели.


© Юрий Жуков

Показать полностью
9

Дети Ангелов. Глава XII

Алиса весь день ждала ангелов. «Наверное, это просто был сон», — думала она с огорчением.


— Деда, где Матвей? Почему он не приезжает к нам? И где мама?


— Милая, мама звонила, сказала, что скоро приедет. Она тебе все и расскажет, хорошо? — Петров усадил внучку на колени.


— Когда скоро? Я хочу с ней поговорить. Давай позвоним ей?


— А давай!


И дед набрал номер Марии.


— Алло, Маша? Тут Алиса хочет с тобой поговорить. Она скучает. И по Матвею тоже… Да, передаю трубку.


— Мамочка, привет! А ты где?.. А-а-а… А когда приедешь?.. С Матвеем?.. А Егор где?.. Мне сегодня приснился сон. Ко мне прилетели ангелы и сказали, что Матвей с Егором улетели на Седьмое Небо спасать людей, представляешь?! Значит, это точно был сон. А я подумала взаправду… Завтра? Ура! Да, я слушаюсь… И ем хорошо, и гуляю… Ладно!


Алиса передала трубку, спрыгнула с колен деда и побежала в свою комнату.


— Куда понеслась? — Петров закончил разговор и пошел на поиски внучки. — Алиса, спускайся, ужинать будем, на столе уже все.


— Сейчас, деда! — Алиса стояла у окна и выглядывала небо. Ей не хотелось верить, что это был всего лишь сон.


* * *


Полночь. Поселок спал, и только в нескольких домах рассеянно горели ночники. Если бы в этот момент кто-нибудь из людей посмотрел на звезды, он бы увидел приближающуюся к земле стаю больших красивых белых птиц, летящих косяком. Стая сделала три круга и скрылась за высоким забором одного из участков.


Пустая гостиная, погруженная в ночь, озарилась белым искрящимся светом. Один за другим в дом входили ангелы.


— Господи, славься!


— Здравы будем! — приветствовали они друг друга.


Алиса проснулась. Из гостиной раздавались какие-то странные звуки. Она тихонечко слезла с кровати и на цыпочках подошла к двери. Приложив ухо, услышала глухие голоса. Осторожно приоткрыла дверь и вышла в коридор. В соседней комнате похрапывал дед. Алиса двинулась по коридору к лестнице, делая осторожные шажки. Повернула за угол и обомлела. Их гостиная была заполнена мужчинами в белых одеждах с большими красивыми крыльями за спиной. У всех были длинные светлые волосы, которые волнами ниспадали на плечи, а у некоторых еще и бороды разной длины. Они возбужденно разговаривали между собой на непонятном языке. Невозможно красивые, высокие, в белых блестящих балахонах, они напоминали ей богатырей, вышедших из воды за дядькой Черномором. «Это был не сон! Ух ты! Теперь я их никуда не отпущу», — восхищенно думала она, выискивая глазами среди собравшихся Виктора и Георгия. Половица предательски скрипнула. Взоры ангелов устремились на нее.


— Алиса! — Виктор взмахнул крыльями и оказался рядом. — Я рад тебя снова видеть!


— Я… Я подумала, что ты мне приснился. Я тоже рада, ангел мой! Вас так много! А мне даже нечем вас накормить! — девочка пыталась быть радушной хозяйкой, вспоминая, как это делала ее мама, принимая гостей. — Ой, у меня же еще остались Хэппи Милы!


— Спасибо тебе, Алиса! Но мы не едим человеческую пищу. Пойдем, я представлю тебя остальным моим братьям, — ангел поднял ребенка на руки и спустился в гостиную.


— Други! Я представляю вам главную драгоценность, ради чего мы сегодня здесь собрались! Эту девочку зовут Алиса.


— Рады тебе, Алиса! — послышались одобрительные возгласы.


— У нас всего семь дней. И за это короткое время нам должно совершить многие труды. Наша основная задача собрать воедино детей, которые изменят будущее. Пантелеймон вам расскажет подробности. А эта девочка, — Виктор посмотрел на Алису, — объединит наши усилия и укрепит великое, что мы должны сотворить.


Алиса сидела на руках у Виктора, как в большом пушистом кресле, и с замиранием сердца слушала ангела. Ей, казалось в этот момент, что она превращается в Золушку. И ее вот-вот сделают принцессой, выдадут волшебную палочку феи, которой она сможет совершать чудеса.


— Оставляю вас с верой на великие свершения. Остальное вам поведает Георгий! — Ангел кивнул в сторону Георгия и, взмахнув крыльями, вылетел с девочкой в окно.


— Ух ты! Я умею летать! — у Алисы захватило дух. Такие огромные раньше здания теперь казались ей игрушечными домиками.


Они поднимались все выше и выше.


— Алиса, я хочу показать тебе страну, в которой ты живешь. Мы облетим с тобой все города, реки, леса и моря. Ты должна ведать, то есть знать, кому ты будешь помогать.


— Я буду помогать целой стране?! А что я должна сделать?


Виктор улыбнулся и нежно поцеловал девочку в лоб.


— Я знал, что ты меня не подведешь. Смотри внимательно — это твоя родина. Смотри и запоминай! Они летели над бескрайними полями, лесами, реками. Пролетали большие и маленькие города, деревушки и поселки. Паутина освещенных дорог то появлялась, то опять исчезала, превращаясь в темные лесные гущи. Красота земли с высоты птичьего полета восхищала и завораживала ребенка. Такого она, конечно, еще никогда не видела.


Под утро они вернулись в дом Петрова. Виктор уложил Алису в кровать.


— Тебе понравилось путешествие? — он нежно погладил ее по волосам.


— Еще хочу. Я за всю жизнь столько не видала! Теперь я знаю, как выглядит наша земля! Здоровски!


— А теперь спи, принцесса моя. Скоро я опять к тебе прибуду! — Он улыбнулся и заботливо укрыл девочку одеялом. Алиса тут же уснула.


В гостиной Виктора ждал Георгий. Он сидел напротив камина и задумчиво смотрел на потухшие угли.


* * *


Алиса проспала до обеда. Дед не будил внучку. «Сегодня и без того для нее день будет тяжелым, пусть отдыхает». — Петров с утра был в плохом настроении. Профессор ждал Морозовых с Емельяновым, постоянно кидая взгляд на часы. Сердце его сжималось от мысли, что жизнь их семей безвозвратно утратила самое главное. Больше не услышат они веселый смех своих маленьких «солнечных детей». И он не обнимет больше своего любимчика Матвея. И не увидит, как его малыш растет, радуя своими успехами всю семью.

Почему так несправедлива жизнь? Зачем она забирает детей? Разве эти ангелочки заслуживают такой короткой жизни? Бедные дети. Бедные родители. Какие же мы все беззащитные и слабые перед этой безжалостной старухой с косой.


Ничего ему не хотелось в этот день. Он и сам побаивался встречи со своими детьми. Иван Васильевич, как маленький, страшился посмотреть в убитые горем Машины глаза. Как она будет справляться с этой утратой? В одночасье лишилась сразу двоих… Петров размышлял и безуспешно пытался найти путь, который выведет их из этого безутешного горя.


Часы показывали начало четвертого, когда к воротам подъехали две машины. Он тяжело поднялся и пошел открывать ворота.


Алиса сквозь сон услышала голоса. Дремота уходила, оставляя радостные воспоминания полета. Она открыла глаза. Внизу кто-то разговаривал. «Они вернулись!» — девочка быстро соскочила с кровати и кинулась в гостиную.


— Вы вернулись! Я не сплю! Я ждала вас и немножко заснула! — кричала она радостно, но, когда подбежала к лестнице, увидела внизу родителей.


— Мамочка! Мамочка! Что я тебе сейчас расскажу! Папочка! Я сегодня летала всю ночь! — восклицала Алиса, спускаясь по лестнице. — Я видела море! И еще города всякие и паутиновую дорожку!


Взрослые переглянулись.


— Привет, милая, — Грустный голос матери заставил Алису обратить внимание на ее заплаканные глаза.


— Мамочка, ты что, плакала? А что случилось? — девочка оглядела каждого взрослого.


Мужчины стояли с печальными лицами, а мама хоть и пыталась ей улыбаться, но делала это явно через силу.


— Что с вами? Почему вы такие? — тут же нахмурилась Алиса.


— Давайте садиться за стол. Все готово! — Маша взяла себя в руки.


Дочка смотрела на две лишние тарелки.


— А это кому?


— Матвею и Егору, милая, — горестно ответила Мария.


— Так их ведь нет!


— Да, Лисенок. Их нет больше с нами.


— Так вы не знаете, что ли? Они не едят человеческую пищу! И вообще, они прилетают по ночам. Странные вы какие!


Маша внимательно посмотрела на дочь.


— Алиса, кто прилетает по ночам? К тебе Матвей прилетал? — она тревожно глянула на мужа.


— Ну, конечно, а кто же еще! Матвей и Егор. То есть, нет же! Матвей с Егором улетели на Седьмое Небо и прислали вместо себя ангелов. Им нужно помочь всем детям Земли. И я буду главной волшебницей среди них. Вот! — скороговоркой произнесла Алиса и с гордостью поглядела на родителей.


За столом воцарилось молчание. Никто не понимал, что происходит с ребенком.


— Конечно, Лисенок, ты права! — нарушил тишину Иван. — Это хорошо, что они тебе сами рассказали. Мы боялись, что ты нам не поверишь, — он нежно приобнял сидящую рядом дочь.


Напряжение немного спало.


— Ну вот, видите! Я же и говорю, что я стала настоящей феей, то есть Золушкой, которой фея подарила свою волшебную палочку! — Алиса трясла перевернутыми ладошками с растопыренными пальчиками перед собой.


Отец снова обнял ее.


— Ты у нас молодец, и мы тобой очень гордимся! А теперь давайте обедать и вспоминать…


— Да-да, будем поминать! — откликнулись остальные, поддержав Алисиного отца.


* * *


Заканчивался третий день Начала. Виктор с Георгием наблюдали за людьми, выходящими из метро. За весь день они не увидели ни одного подходящего ребенка. Город как будто вымер в эти первые майские дни. Они в нетерпении ждали вестей от остальных.


— Если сегодня ничего нового не сотворится, завтра надобно попробовать электропоезда, — задумчиво произнес Виктор.


— Верую в лучшее, брат!


— Господь не оставит наших начинаний. Будем верить!


Взмахнув крыльями, они взмыли ввысь.


Наступила полночь. Полная луна на секунду померкла, будто большое блюдо закрыло ее от земли. На темном небе появилось облако, которое стремительно опускалось на поселок. Один за другим на участок приземлялись стражи неба. Виктор с Георгием внимательно наблюдали за происходящим. К ним подошел счастливый Пантелеймон, возглавляющий поиски.


— Нас стало больше, — он обвел рукой участок, на котором вплотную друг к другу стояли ангелы, образуя кольцо.


— Но откуда? — Георгий был впечатлен такой невероятной картиной.


— Я дал задание не только искать неприкасаемых, но и провозглашать весть о нужде в помощи освободившимся от земных трудов собратьям. Все они восхищаются вами. Все воедино готовы служить истине.


Георгий взмахнул крыльями и перелетел на крышу дома. Там он встал во весь рост и поднял руки.


— Господи, славься!


— Здравы будем! — эхом откликнулись ангелы.


— Бесстрашные стражи Седьмого Неба! Мы рады вам и мечтаем с каждым из вас слиться воедино! Трудами своими да проложит каждый из вас путь к истине! Ведаю, бесценна помощь ваша, как и любовь к страждущим душам. Готовы вслушаться в вас с великим вниманием.


Ангелы расположились вокруг колодца, спрятанного в небольшой домик под черепичной крышей, образовав искрящийся обруч. К домику в очередь выстроились стражи с вестями.


— Адимус, учащийся школы, — представился первый ангел, взлетев на крышу домика. — Краснодар. Иван. Шесть лет, восемь месяцев и семь дней. Полный род. Трое детей. Страх.


Из недр своих одежд он достал светящийся шар, который тут же стал увеличиваться в размерах, пока не превратился в огромное зеркало, обрамленное небесными цветами. Спустя еще мгновенье в нем появился мальчик. Он сидел в инвалидном кресле и что-то писал. История его жизни проносилась черно-белыми кадрами кино. Собравшиеся стражи внимательно следили за поворотами грустного сюжета его жизни. Зеркало потемнело, когда история закончилась. Через мгновенье оно стало уменьшаться и опять превратилось в серебряный шар.


Следующим на крышу взлетел Балатон:


— Страж второго собрания, служу под руководством архангела Петра. Воронеж. Дарья. Пять лет, шесть месяцев. Полный род. Отец не родной. Двое детей. Вина.


В его зеркале они увидели девочку, которая стояла у окна и смотрела на небо.

«Пусть я умру, — говорила она. — Я больше не хочу, чтобы он до меня дотрагивался. Только бы мамочка не узнала. Я так ее люблю».

Кадры сменяли один день за другим. Жизнь этого ребенка потрясала своей правдой и невозможностью найти решение. В молчании ангелы смотрели на страдания маленького ребенка. Разве можно постичь такое?


— Страж Гадиэль, — представился следующий в очереди. — Служу под руководством архангела Гавриила. Первое собрание. Алапаевск. Родион. Шесть лет, одна неделя. Полный род. Двое детей. Насилие.


Его зеркало показало мальчика. Он писал письмо.

«У меня нет никого кроме вас. Я вас люблю, и я вас прощаю. Пожалуйста, я не хочу больше, чтобы мне было больно. Я ухожу. Ваш сын Родион».

Мальчик аккуратно сложил листок, рядом положил ручку и, прихрамывая на одну ногу, вышел из комнаты. В это утро жизнь Родиона закончилась.


Один за другим ангелы сменяли друг друга. В их зеркалах мелькали кадры документальных свидетельств жизни неприкасаемых.


Последним на крышу поднялся Метатрон, страж первого собрания:

— Маруся. Апатиты. Шесть лет, два месяца, один день. Полный род. Двое детей. Безысходность. Вина.


В его зеркале они увидели девочку. Она стояла в углу темной комнаты и, опустив голову, шептала: «Мамочка, пожалуйста, разреши папе жить с нами. Я очень его люблю. И тебя люблю очень. Я не хочу, чтобы он уходил. Пожалуйста, мамочка, прости его. Не ругайся на него, пожалуйста. Я не знаю, что он сделал, но я обязательно постараюсь, чтобы он больше тебя не огорчал. Когда я пойду в школу, я буду учиться на одни пятерки и всегда-всегда тебя радовать, обещаю тебе. Пусть только он не уходит. Мамочка, прости его. Он хороший. Ты мне вчера сказала, чтобы я убиралась из дома вместе с ним. Не говори так! Я не хочу жить без тебя. Я хочу, чтобы у меня были и папа, и мама, пожалуйста. Помирись с ним, и пусть все будет как и раньше. Я умру без него. Пожалуйста, мамочка. Умоляю тебя…»


Когда последнее зеркало потухло, наступила тишина. Никто не сдвинулся со своих мест. В школе все они досконально изучали человеческую жизнь. Да и потом, в трудах своих, немало бед человеческих видели. Но такой концентрации детского горя ни одному из них еще не приходилось наблюдать. Они будто побывали на войне.


— Как же возможно сие деяние? — послышался голос одного из стажей. — Не имея войны, не до́лжно младенцам страдать за чужое. Не их это крест! Господи милосердный!


Виктор поднялся на крышу.


— Стражи Неба, мы великие воины Света! Труды наши и чаяния направлены на сохранение душ человеческих. Будем же мудры к слабостям людским и сильны в доброте сердца своего. Наше стремление в свершениях Божьих да войдет в сердце каждого человека.


* * *


Над поселком занималась заря. Стая белых птиц взмыла в небо навстречу новым маленьким душам.


Оставалось пять дней.


— Что нас ждет сегодня? — Георгий тревожно смотрел на Виктора.


— У нас есть еще немного времени. После чего нам должно принять решение и вдохнуть новое. Верую, мы сотворим лучшее из возможного.


* * *


Маша смотрела в потолок. Она проснулась на восходе солнца от громкого пения птиц. Они будто спорили, перебивая друг друга. А Марии даже не хотелось шевелиться. И не хотелось думать. Мысли убивали ее. «Как я могла оставить Матвея одного? Как я могла даже думать о том, что он взрослый и самостоятельный? Чудовищно. Я — чудовище. На моей совести лежат две маленькие смерти. Это только моя вина. С ней теперь придется жить до конца. Как?»


Жить не хотелось. У нее не осталось сил: «Жить и смотреть в глаза Ивану. Как?»

Никто ее не винил. От этого ей становилось еще хуже. Всеобщее молчание говорило красноречивее любых слов. Она чувствовала, как тяжеленный камень повис на ее шее. И с каждым днем он только увеличивался в размерах.


Невыносимо. Как? Как дальше жить?


Она тихонько поднялась с кровати, оделась и вышла из спальни. Несмотря на щебечущих птиц, дом спал. Осторожно закрыв за собой массивную входную дверь, Мария спустилась с крыльца и направилась к калитке.


* * *


Иван перевернулся на спину. Сон не пришел к нему и в эту ночь. Такая спокойная и счастливая жизнь, где каждый день приносил в его семью безмятежную радость, вдруг рухнула. Между ними возникла пропасть, бездонная черная пропасть, в которую ему было страшно даже заглянуть. Что с этим делать Морозов не знал. Маша отстранилась и наглухо замуровала дверь в свое пространство. Поговорить с ней не представлялось возможным. Вдруг она превратилась в чужую для него женщину. Он смотрел на свою жену и не узнавал ее. Что, в сущности, он знал о ней? Выясняется, что ничего. Когда-то его сознание отодвинуло историю ее детства. Он тогда принял ее нежелание делиться с ним сокровенным. Теперь он не знал, как жить дальше. Ее колючий взгляд и убийственное молчание делали любые его попытки приблизиться к ней ничтожными. Она ушла в себя. Пробивать эту стену Иван боялся. Он боялся даже дотронуться до этой преграды.

«Надо признать факт разбитой чашки. Она разбилась. Склеивать нечего. Необходимо принять этот факт и двигаться дальше». — Морозов устало поднялся с кровати. Очередная бессонная ночь закончилась невыносимой головной болью.


Признать, принять и двигаться дальше.


* * *


Петров смотрел из окна своей спальни вслед удаляющейся женской фигуре. Вчера за столом он будто сидел с незнакомыми людьми. Он не узнавал никого из них. Что случилось с этими детьми? Зачем приехал Емельянов? Горе разрезало на куски их жизнь. Ему казалось, он присутствует на поминках душ живых людей. Обед манекенов. Дежурные фразы. Холодные глаза. И только маленькая Алиса не давала возможности поверить в это мертвое царство.


«Они справятся. Они обязаны справиться. Ради Алисы. Ради будущего». — Петров услышал шаги:


— Ваня, доброе утро. Ты уезжаешь?


Морозов обернулся. Он уже открыл входную дверь, чтобы выйти.


— Доброе утро, дед. Да, позвонили с работы. Что-то у них там приключилось, просят приехать.


— Ну, раз я все еще дед, нам нужно поговорить!


— Давай вечером, я уже опаздываю.


— Ты даже не умылся.


— Домой все равно заеду, переодеться.


— Иван, тебя самого устраивает настоящее?


— Иван Васильевич, давай вечером, пожалуйста! — Морозов вышел, плотно притворив за собой дверь.


— Вечером так вечером. Нужно выпить кофе. С ума с вами сойдешь, — Иван Васильевич бурчал себе под нос.


* * *


Емельянов проснулся от глухих голосов, доносящихся из гостиной. Он был единственный взрослый, кто крепко спал этой ночью. Часы показывали 6:00. С улицы послышался звук мотора. Профессор выглянул в окно. «Тоже нужно собираться, зря вчера остался». — Он встал, быстро оделся и вышел из комнаты.


— Приветствую, Иван Васильевич!


— О! Доброе утро, Иван Аркадьевич! Кофе?


— Не откажусь! — Петров разлил из турки кофе по чашкам.


— Ты что так рано?


— Да дела ждут, домой заскочить еще нужно. — Емельянов вышел из ванной комнаты, тщательно вытирая лицо.


Они сели за большой стол.


— Как ты? — Петров смотрел на товарища внимательным взглядом.


— Да как, Вань… Сам, поди, знаешь как… Ладно, разберемся, быть бы живу, как говорится. Мы же старые с тобой вояки, выберемся.


— Я рад от тебя это слышать, Аркадьич! Значит, будем дружить домами?


— Лучше семьями, — Емельянов пытался шутить, поднимаясь из-за стола. — Спасибо за кофе, лучшее начало дня. Будем на связи! — они крепко обнялись на прощанье.


* * *


Дачники не торопились возвращаться в город, майские праздники были в самом разгаре. Емельянов ехал по залитому весенним солнцем пустому шоссе и думал. Закончился еще один этап в его жизни. Он ощутил чувство облегчения. Как и прежде, это было единственное чувство, которое его навещало в такие моменты. Вся его жизнь состояла из обещаний. И всю жизнь его единственной целью было сдержать их. Сначала маме, потом жене, потом… Сколько он их раздал? А сколько исполнил? Как список чужих желаний в его памяти отложились только две графы: «Плюс» и «Минус». Спроси его, и он не смог бы вспомнить, сколько плюсов было поставлено. Зато все минусы Емельянов знал наперечет. Неудачи калечили его, оставляя все меньше и меньше живых эмоций. Превратившись однажды для других в остров веры и надежды, он год за годом отдавал этой жизни то большие, то малые куски этой суши. Его остров становился все меньше и меньше. Ему все труднее и невыносимее было обнадеживать безоговорочно верящих в него. Все меньше в нем оставалось желания давать надежду. Смотреть в глаза умирающим детям стало для него настоящей мукой. Егор, Егорушка мой. Он решил для себя. Это была последняя попытка. Он не желает больше нести ни за кого ответственность. Он устал от этой страшной ноши. Он слаб и беспомощен перед смертью. Он всего лишь врач.


«С меня хватит! Делать все возможное, чтобы сохранить жизнь и ожесточенно воевать со смертью — это не одно и то же. Хватит! Не могу больше! Не хочу, ничего не хочу! Оставьте все меня в покое!» — профессор съехал на обочину, уронил голову на руль и заплакал. Он плакал от обиды, от своих неудач, от этого проклятого одиночества, от какой-то смертной тоски. Он рыдал взахлеб, как несчастный ребенок, и не существовало в его жизни ни единого человека, который бы в эту минуту оказался рядом с ним. Рядом с маленьким и несчастным мальчиком Ваней, который с детства пытался доказать всем взрослым, что он тоже способный и талантливый и что он ничуть не меньше Петьки заслуживает маминой любви.


* * *


Маша вошла в дом, когда Петров допивал третью чашку кофе. Прогулка по весеннему лесу пошла ей на пользу. Свадебные трели птиц и запахи весеннего ветра придали ее осунувшемуся лицу мягкое очарование. Она села за стол напротив профессора и стала разглядывать салфетку, нервно теребя ее в руках.


— Маша, — спокойным голосом произнес Иван Васильевич, — расскажи мне о своем детстве. Как ты оказалась в детском доме.


— Мне неприятно это вспоминать.


— Тебе придется это сделать. От себя убегать нелепо, — голос профессора приобрел твердость. — Поверь, тебе совершенно необходимо сейчас выговориться… А кто выслушает тебя лучше, чем врач? Доверься мне!


Мария коротко глянула на Петрова, вздохнула и еле заметно кивнула:


— …Мне было семь лет, когда родился мой брат Артем. Через три месяца нам сказали, что он… что у него детский церебральный паралич… и что он никогда не будет ходить. Бабушка в тот день сильно кричала на маму. Она винила ее в болезни Артема. Она говорила ужасные вещи. Мама плакала и умоляла ее простить их. Бабушка сказала ей тогда, что она сломала жизнь ее сыну. И чтобы она забирала своих недоносков и убиралась из их жизни. Папы не было дома, и поэтому он ничего не знал об этом. А ночью… мама с Артемом выпрыгнула из окна…


Маша замолкла, невидящим взором глядя куда-то в пространство. Петров тоже молчал.


— Папа после смерти мамы стал пить, — продолжила Мария. — Я больше никогда его не видела трезвым. Меня забрали из детского сада, потому что некому меня было туда водить. Бабушка ходила к нам каждый день, приносила продукты, готовила кушать и прибиралась. Она всегда плакала и уговаривала папу перестать пить. А он ее выгонял, как только она заводила эти разговоры. Он говорил, что мама с Артемом выпрыгнули из-за нее и что она изуродовала ему жизнь, поэтому ему легче быть пьяницей. Так мы прожили полгода. Я должна была пойти в первый класс. Бабушка купила мне все, что было нужно для школы. И первого сентября в первый класс отвела меня тоже бабушка. А когда мы вернулись из школы, папа… он повесился. Меня забрали в больницу. Там я пролежала три месяца. Я потеряла голос. В моей карте, которую я храню до сих пор, стоит диагноз «психогенный мутизм». Бабушка от меня отказалась. Так я попала в детский дом. Еще через месяц ко мне вернулась речь, сама по себе. Но я еще полгода скрывала это. Мне не хотелось ни с кем общаться. Видимо, наша воспитательница догадалась об этом. И, однажды она подошла ко мне и сказала:


«Маша, ты понравилась одним очень хорошим людям. Они хотели тебя забрать. Но не смогли, потому что ты — немая».


«Я умею говорить! — вырвалось у меня. — Где они?»


«Они уже выбрали другую девочку».


Так я заговорила. И с тех пор бежала со всех ног, когда к нам приезжали для усыновления. Я мечтала о том, чтобы тем очень хорошим людям, не понравилось жить с той девочкой. И каждый вечер перед сном представляла, что они возвращаются за мной, потому что никак не могут меня забыть, — Маша грустно улыбнулась своим воспоминаниям. — А потом, я перестала ждать. Потому что никто меня не хотел удочерять. Все время забирали других. Каждый раз я бежала, но уже в другую сторону, чтобы спрятаться, чтобы меня никто не увидел. Мне так было легче. Я думала, раз они меня не видят, значит, и выбирать между мной и еще кем-то им не придется. Значит, я лучше других, просто они этого не знают. И, как-то раз, меня, все-таки, нашла добрая женщина. Моя волшебная мама. Она увезла меня с собой и показала тот мир, в котором я и живу по сей день, — Маша резко повернулась к Петрову. — Ты это хотел от меня услышать? — Она зло смотрела на профессора.


— Твоя мама однажды не захотела поделиться с твоим папой трудностями. Будучи замужем, она приняла решение за всех. Ты не знаешь, почему?


Маша опустила глаза:


— Нет, я не знаю. И знать не желаю. Это был ее выбор.


— А ты бы так же поступила?


— Зачем ты так? Ты прекрасно знаешь, что нет!


— Маша, но ведь ты поступаешь сейчас именно так. Ты не одна, ты замужем. Ты отгородилась от Ивана, как в свое время отгородилась твоя мама от твоего папы. Вы больше не вместе, и я это вижу. Ваше общее горе разделилось пополам. Ты, конечно, думаешь, что твоя половина больше и тяжелее, чем у него, ведь так? Но ты сама ее выбрала. Ты самостоятельно приняла решение о том, что горе у вас не общее и трудности не общие. Ты самостоятельно определила, какую из половин каждый из вас должен теперь тащить. Именно ты сейчас делаешь выбор за всех. Разве нет?


— Нет! Ты ничего не понимаешь! Ничего! Думаешь, я не вижу, как все вы на меня смотрите? Думаешь, я не понимаю, что вы вините меня? Я виновата, знаю! И вина это только моя! — Маша, рыдая, кинулась к выходу. — И не ходи за мной! — Дверь хлопнула, и Петров остался в одиночестве.


— Вот и поговорили, — сказал он самому себе. — Ладно, скоро Лисенок мой проснется, нужно что-нибудь наколдовать.


Профессор с трудом поднялся на ноги и направился готовить завтрак.

Показать полностью
10

Зло. Глава 4.6

Пролог

Глава 4.5



Сознание возвращалось. Приемная Либерти Нокс встретила пробуждение Сивара нетерпеливой тишиной ожидания. Состав участников встречи в кабинете начальника таможенной службы Нуллума был прежним: Айзек, сменивший костюм на привычный физиокомбинезон и куртку, Либерти Нокс, закутанная в чёрное платье, оставившее открытым лишь лицо и ладони женщины и сам Киллиан. Мемор, чувствовавший себя так, будто по нему пробежала рота космодесантников в полном обмундировании, явно выбивался из идиллической обстановки кабинета.

Голова юноши готова была разорваться, озарив все окружающее пространство взрывом сверхновой, то бишь стоном отчаяния, в любую секунду.

- О, вот и наш пьянчуга проснулся.

Айзек, развернувшись к Сивару в пол-оборота, подпер голову рукой, скрывая лицо от Либерти и начал активно подмигивать, явно о чем-то намекая. Только вот о чем? Гудение и треск черепной коробки, диссонируя с тишиной окружающей обстановки, не позволяли мыслям мемора, распуганным ударами Айзека, слиться в единый мыслительный процесс.

"Удары", - юношу осенило. Он вспомнил, как покинул кабинет госпожи Нокс. Вспомнил обед в "Двухглавом". Вспомнил слова Айзека, вспомнил его «науку».

- Говорил же тебе, не стоит догоняться, нет же - молодо-зелено... - Глаз Айзека продолжал яростно маяковать.


Мемор вроде бы даже начал понимать, чего от него хочет Эпос, точнее сказать его разум понял - понял, что Либерти, возможно, была единственным человеком во вселенной, чье мнение интересовало Эпоса. Айзек не хотел, чтобы она знала о их «воспитательной беседе», не хотел, чтобы Киллиан проболтался. Мозг Сивара, хоть немного и ошарашенный вчерашним "уроком", понимал, что ничего глупее, чем начинать жаловаться на пару ударов, пусть и сильных, в надежде на справедливость, он не мог и придумать. Киллиан собрал всю волю и пытаясь не застонать, заговорил:

- Куда мне уж тягаться, с такими проверенными бойцами... - он попытался улыбнуться. Судя по озадаченному выражению лица Либерти, у него не особо получалось.

- Ну, давай завязывай гримасничать и вникай в суть разговора. А то пришлось просить доставить тебя прямо сюда, пьянь ты такая. Никак не мог тебя разбудить. - Айзек уверовал в успешность своих "маневров" и перешёл к делу, - ты хотела рассказать о интересующем нас вопросе, Либ?


Начальник таможни Нуллума ещё секунду смотрела на Киллиана, пытавшегося привести лицо в норму, а потом спохватилась:

-Да-да. Точно. Меня состояние молодого человека немного озадачило. Будто пинали его семеро... Дело. Информация по взрыву невозможно получить прямым путем. Станция подготовки и ... - она на секунду замолчала, - и кодировки Тардумов закрыта для посторонних. О взрывах и так узнали почти случайно, от техников, чья помощь понадобилась безмозглым при восстановлении. С этими парнями, знаешь ли, не особо поконтактируешь, но... Есть на Нуллуме персонажи, которым доступно почти все. Дельцы, барыги, торговцы информацией - зови как хочешь. С одним из них, самым, можно сказать, осведомлённым, я тебя сведу. Но насколько он осведомлённый, настолько и хитрожопый. Кор,он,Галлер.

- Из этих? – Айзек покачал головой. Киллиан сидел и даже не пытался вникнуть в суть беседы. Его мозг словно запустил перезагрузку, проверяя организм на работоспособность.

- Да, но так уж у нас тут обстоят дела. Он ждёт тебя через 45 минут.

- Не так уж и много осталось, - Фобос положил указательный и большой палец на подбородок чуть касаясь нижней губы, - знаешь, прости за нескромный вопрос. Некрасиво наверное с моей стороны так прямо, но... почему ты не омолаживалась?

- Ты всё такой же... - говорившие ничуть не стеснялись Киллиана. Учитывая состояние в котором пребывал мемор, его можно было принять за элемент интерьера. - Прямой, иногда даже бесцеремонный. Не привык ты к кулуарным играм и лести.

Либерти улыбнулась.

- Я не омолаживают, потому что скоро на регенераторы даже малых мощностей наложат запрет. Контрацептивы из центра командования говорят, что эти устройства неблагоприятно сказывается на генофонде. Якобы из-за этого могут быть проблемы с развитием у потомства омолаживающихся. Большинство, пройдя курс и схлопотав новый гормональный взрыв, начинают трахаться и плодиться, как после Возмездия. Вроде как у детишек которые после этого получаются, что-то не в порядке. Чушь какая-то в общем. Как по мне, так они просто не хотят, чтобы мы долго жили. Вот я и решила, что не хочу быть моложе чем... - она притихла всматриваясь в лицо Райберга.


Айзек продолжал молчать.

Либерти вскочила из-за стола:

- Ты так ничего и не спросишь? Ничего не скажешь? Я думала будет хоть пара вопросов. О том... Тебе же должны были доставить весточку... Вчера списала все на неожиданность встречи, но сегодня... Встанешь и уйдешь?

Айзек секунду всматривался в ее изумрудные глаза. Его лицо было непроницаемым.

- Я ведь знаю, ты больше не вернёшься. Ты выбьешь, разузнаешь, вынюхаешь, что тебе нужно и помчишься дальше на этом треклятом корабле спасать чёртово человечество, - женщина, чью красоту не смогло полностью вывести даже время, стояло гордо подняв голову, - побежишь, куда ты денешься. Одна надежда у всего человечества - Айзек Райберг. Больше оно нахрен никому не сдалось, в том числе и командованию. Ты их видел! Руководство наше? Видел кому подчиняются тардумы? Видел кто отдает приказы? Видел хоть одного с первой степенью доступа? Я вот нет. Кого ты хочешь защитить? Их? Неведомых и безжалостных, которые отправляли тебе лить кровь?

- Если ты не заметила, у нас до сих пор идёт война и мы должны победить. Любой ценой. Я не могу по-другому, ты права. Я рождён для этого... Я и не знаю ничего в этом мире кроме войны. Я должен защитить человечество...

-А ты уверен, что его надо защищать? Человечество-то? По-моему, оно само хочет покончить с этим и очень активно. Может надо защищать кого-то конкретно? Тех кому ты нужен?

Айзек встал. Посмотрел на Либерти, готовую вот-вот взорваться.

- Ты о чем вообще, Либ?

Звук звонкой пощёчины смог привести Киллиана в дееспособное состояние. Сивар поднял взгляд: Айзек держал ладонь женщины, только что добравшуюся до его лица. Именно сейчас, в момент странного просветления, которым обернулся конфликт Райберга и хозяйки кабинета, Сивар увидел шрам на внешней стороне запястья Эпоса. Он никогда не обращал внимания на это мелкое увечье. Именно сейчас, эта полоска зарубцевавшейся кожи впилась в разум юноши и не отпускала.


- Пошел нахрен отсюда, скотина бессердечная. Чем ты лучше этих поганых тардумов? Такая же кукла. Уходи и никогда не возвращайся, - Айзек не выпускал ее руку. Все его естество словно цеплялось за прошлое, воплотившееся в этой разъярённой женщине, - приперся через хрен знает сколько лет и думает все нормально. Друзья-товарищи. Нахер иди со своим человечеством...

Айзек все-таки отпустил её.

- Прости ещё раз. За все.


Райберг развернулся и пошел прочь. Киллиан словно тень следовал за ним. Меньше всего на свете он сейчас хотел оказаться наедине с этой женщиной. Женщиной, от которой поджав хвост бежал один из самых опасных и безжалостных представителей рода людского.


***


Нуллум, сектор за сектором, обнажал перед идущими свою лучшую часть

Место встречи с Кор,он,Галлером располагалось в презентабельном сегменте искусственного спутника Аверитии. Воздух, почти не проигрывавший в качестве чистейшей смеси административной части станции, был довольно неплох. И почти не имел запаха. По сравнению с амбре, повисшем в окрестностях «Двуглавого сокола», он был почти безвреден.

Громоздкая куртка скрывала торс Эпоса и расположенное на нем обмундирование. Киллиан украдкой поглядывал за ее оттопыренный край. Рукоятка импульсника не давала Юноше покоя. Насмотревшись дружелюбности и приветливости людей и чужих, Киллиан, направляясь на встречу новой сомнительной личности, без оружия чувствовал себя почти голым.

Физиокомбинезон Сивара напоминал о своем функционировании лишь редким покалыванием в мышцах. До момента, когда этот тренажёр превратит плоть носителя в орудие способное тягаться в смертоносности с лучевиком было ещё очень долго.


Перед походом на станцию Сивар и подумать не мог спросить Эпоса об оружии. В его представлении станция людей (настоящих, цивилизованных Хомо Сапиенс, а не дикарей-каннибалов с Гулу) должна быть довольно-таки безопасным местом. Окунувшись в атмосферу разрухи и стагнации, царившей в старой части Нуллума, иллюзии Киллиана улетучились. Иллюзии в мире, где мерилом всего были сила и деньги, теперь казались ему непозволительной роскошью. В мире, где каждый должен был заслужить свое право на глоток свежего воздуха, не приходилось рассчитывать на милость персон, сумевших занять высокое положение.

Станция все сильнее преображалась. Серые стеновые панели и стандартная разметка уступали место изысканному декору. Экипаж Вергилия миновал ещё несколько сегментов на гравитационной платформе. Платформа курсировала по внешнему радиусу центральной полости Нуллума и была самым быстрым средством передвижения на станции.

Дверь, отделявшая прозрачную шахту, а лучше сказать кольцо, по которому двигался транспорт, распахнулась. Огромный тоннель, разделявшийся на жилые ветви поменьше, встретил гостей голограммой, витавшей под потолком.

"Сегмент Прима".


- Нам сюда, - Айзек запрокинул глаза, проверяя информацию в кибере. - Неплохо они тут устроились. Чинно благородно, все не как у людей.

Киллиан увлеченно рассматривавший сегмент, пестрящий всеми цветами радуги, пропустил ремарку Эпоса мимо ушей.

Огромные изображения (наверняка видимые и в реальности, и в кибере) дразнили наблюдателей пафосностью названий. Вывески павильонов и офисов и не думали сидеть на месте. Обнаружив возможных покупателей они хищной стаей облепили людей.

"Резолюшн инкорпарейтед"- серебристая гологарма, проплывая мимо, разверзлась зычным голосом зазывалы:

- Оформление любых разрешений и допусков. Гарантия, качество.

Крохотные шарики проекторов, витавших в воздухе, были почти не различимы. Казалось, виртуальные реальность во всем своем маркетинговом «великолепии» просочилась на эту ступень бытия.

"Люкс имплант групп" предлагала усовершенствовать кибервставки и внедрить любые новейшие имплантаты.

"Премиум виртуал" тут же начала оспаривать слова конкурента.

- Даже и не думайте ложиться под нож к этим шарлатанам. Без глаз и денег останетесь, - голос незримого торговца стал доверительно товарищеским, - заходите к нам. Лучшие специалисты. Все как для себя. Гарантия на все вставки.

Огромная черная туча, нависнув над стайкой лозунгов, обрушилась вниз и разогнала назойливую рекламу. Раскаты грома разнеслись по сегменту Прима. Они были настолько правдоподобны, что Киллиан принялся вертеть головой, разыскивая источник шума.

Вслед за звуковыми эффектами пошли визуальные. Молнии, ударившие в пол прямо перед застывшими людьми, слепили взгляд, а запах озоновой свежести, следовавший за бурей по пятам, ударил в нос.

Из молний на черных тучах сложились слова.

"Блокед Абсолют".

От надписи полетели крохотные шаровые молнии которые сопроводил грохот могучего баса:

- Осточертела назойливая рекламная мошкара? Предложения об увеличении половых органов и пересадке желез инопланетян не дают прохода? Абсолютный Блокиратор рекламы поможет. Всего за...


Айзек сцепил зубы и промчался прямо сквозь облако не дав тому договорить. Киллиан сраженный фантасмагорией цвета плелся следом.

Нужный уголок сектора Прима обнаружился не сразу. Ещё несколько раз мужчинам приходилось буквально отбиваться от полчищ беспощадных охотников за свободными ушами. Стайки рекламных слоганов, издали походили на косяки рыбы, постоянно меняя форму и окутывая прохожих плотным кольцом.

Повернув за очередной поворот, уводивший людей все дальше от центра станции, Сивар увидел черный цилиндр.

Мутноватое, словно созданное из вулканического пепла, марево ровной оболочкой окутывало некий движущийся объект. На горе объекта он находился прямо на траектории движения Эпоса. Айзек с каждой новой атакой зазывал хмурившийся все сильнее и не думал сворачивать. Он, а следом за ним и Киллиан, пронзил черную пелену.

Внутри обнаружилась женщина в белом брючном костюме. Изнутри цилиндр оказался почти прозрачен. Лёгкая рябь у самого потолка была украшена значком «А.Б.»

«Абсолютный Блокировщик» работал безотказно: хищная реклама не могла преодолеть двухметровый радиус цилиндра и понуро кружила вокруг недоступной жертвы.


Эпос и его сопровождающий пронзили рябь с другой стороны. Истеричный вопль "Хам" долетел до людей, когда они уже подошли к назначенному месту.

Скромная стационарная вывеска "Аверития трэвел групп" и не думала нападать на подошедших. Судя по всему, это мест не нуждалось в дополнительной рекламе.


Айзек обернулся и протянул Киллиану руку. Капсула «Шанса», лежавшая на ладони Фобоса, словно бурлила внутри, призывая выпустить на волю, заключенную в ней силу.

- На всякий случай. Броню то мы что-то позабыли, - Айзек улыбнулся уголком губ. Киллиан уже собирался убрать капсулу «Коктейля» в набедренные карман, но Эпос остановил движение его руки жестом.

- Сразу. Только пока не активируй.

Мемор закинул капсулу в рот.

- Айзек Райберг плюс один. Дата встречи десять часов по стандарту, - панель входа, одобрительно моргнув зелёным, отошла в сторону...


Продолжение следует...

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!