На второй день конференции Фонд проводил спортивно-досуговый фестиваль. В его программе, кроме прочего, была запланирована открытая тренировка по мини-футболу «Веселые старты». Туда и поехал Петров со своим внуком.
Когда они зашли в спортивный зал, Виктор просиял от счастья. Семнадцать его собратьев неуклюже пытались справиться с футбольным мячом. Они веселились, потешаясь друг над другом. Эта человеческая игра их невероятно увлекала и забавляла. Всех их Виктор знал. Это были ангелы второго собрания, прибывшие на Землю дополнить свои знания практическими исследованиями.
— Посмотрите, кто к нам прибыл! — крикнул Варфоломей остальным.
— Виктор! Виктор! — со всех сторон раздались радостные возгласы.
Их счастливые лики наполнили его сознание блаженством.
Он по очереди обнял каждого. Его душа пела. Виктор вдруг осознал, как скучает по дому, по собратьям, по всему тому, что для него так бесценно.
— Я счастлив видеть всех вас! Моим мыслям о доме суждено сегодня стать благодатью. Рад вам безмерно! С каждым мечтаю слиться в добрых помыслах.
Раздался свисток. Тренер, молодой парень в спортивной форме, вышел в центральный круг.
— Ребята, давайте разделимся на две команды, — скомандовал он.
Дети стали строиться в шеренги.
И вскоре ангелы начали состязания.
Каждый, как мог управлял своей оболочкой. У одних получалось явно лучше, чем у других. Виктор следил за движениями каждого, открывая собратьям секреты координации человеческого тела. Дух совершенствования сплотил их воедино.
— Ты бежишь руками, Симон, а надо ногами, вот так! — весело кричал Петр своему сопернику, показывая, как именно надо бежать, при этом смешно выбрасывая колени вперед.
— А ты по мячу попасть не можешь, умник! — парировал тот в ответ.
Симон, пыхтя, наконец, добежал до ворот и точно направил мяч в сетку.
Игра ладилась. Все смеялись и шутили.
В самый разгар соревнования дверь в спортзал открылась. Вошел Емельянов с сыном.
Ангелы устремили взоры на вновь прибывшего собрата.
— Господи милосердный… — вырвалось у Виктора.
Остальные его собратья застыли в ужасе.
Открывшаяся картина заставила каждого неистово креститься.
Шестилетний мальчик, тяжело переставляя ноги, волочил на себе безжизненное тело ангела, как тяжелый мешок. Спина ребенка сильно согнулась, будто ноша, которую он тащил на себе, была для него безмерно тяжела. Они сразу признали Георгия, но никто так и не решился произнести имя вслух.
— Иван Аркадьевич! — окликнул Емельянова Петров. — Идите сюда! — профессор встал с лавочки и приветственно махал рукой.
— Приветствую, дорогой! — поздоровался Емельянов, крепко пожав руку тезки.
Маленький Егор держал папу за руку. Бледное лицо ребенка, который никак не выглядел на свой возраст, с темными кругами вокруг глаз и синеватыми тонкими губами вызвало в Петрове бесконечное сострадание к больному малышу.
— Познакомься, Егор, это Иван Васильевич, — представил Петрова отец. Мальчик осторожно протянул тоненькую ручку.
— Ой, молодец какой! По-мужски здороваешься! — мягко пожал его руку Петров.
— Меня Егор зовут, — так же осторожно представился малыш.
— Приятно мне, Егор, познакомиться с тобой! И Матвею тоже будет приятно. Матвей! — окликнул внука профессор.
Матвей неуверенно двинулся к деду.
— Познакомься, это Егор. Егор, а это Матвей.
* * *
— Привет, Егор. Ты не будешь играть с нами в футбол?
— Нет. Мне нельзя. Я посмотрю, если можно.
«Господи всемогущий… что же с ним произошло? — Виктор настолько был поражен, что боялся даже прикасаться к собрату. — Это знак… Но знак чего? Что с ним сделали? И кто с ним это сделал?.. Господи… Как это возможно?!»
Игра разладилась. Никто больше не хотел играть в мяч. Апатия, как будто, разом навалилась на обе команды, заставляя детей покидать поле, одного за другим.
Тренер, заметив это, подошел судейскому столику и обратился к организатору «Веселых стартов»:
— Ребята устали. Да и время заканчивается.
Организатор посмотрел на площадку и наклонился к микрофону:
— Уважаемые родители, спасибо огромное за участие в этом мероприятии. Наши юные чемпионы, вы все сегодня были большими молодцами! Все, без сомнения, достойны наших аплодисментов!
В зале раздались бурные овации и радостные возгласы родителей.
— Сейчас сделаем перерыв на час, — продолжил организатор. — А далее наших юных участников ждет праздничный торт и подарки!
Потихоньку все двинулись к выходу.
— Матвеюшка, ты устал, да? — Петров обнял внука.
— Немного, а вы пойдете с нами пить чай с тортом? — Матвей вопросительно посмотрел на Емельянова, который возвышался над ним, как гора, припорошенная белоснежной шевелюрой.
— Конечно, пойдем, правда, Егорушка? Ты хочешь чай с тортом?
Сын утвердительно кивнул.
Вчетвером они дошли до фонтана, расположенного в холле здания. Зашли в кафе, где расположились, вместе с детьми, на удобных диванчиках. За возобновившейся жаркой дискуссией по поводу вчерашних выступлений спикеров два профессора не заметили, как оба ребенка уснули.
— Георгий, ты меня слышишь? — Виктор до сих пор не решался дотронуться до собрата.
Но тот не подавал признаков жизни. Тогда Виктор все же потрепал ангела за плечо. Голова Георгия безжизненно болталась на груди Егора. Виктор очень аккуратно приподнял его голову. На него, не мигая, смотрели два бельма, закрывающие почти всю роговицу глаз. Виктор прижал голову ангела к себе.
«Что же с тобой случилось брат мой… И как возможно сие деяние?..»
Георгий не реагировал.
«Не до́лжно этому быть. Теперь я буду рядом, слышишь? Мы вместе. Все возможно исправить. Надобно время.»
* * *
Через неделю Петров позвонил тезке:
— Аркадьич, приветствую, удобно?
Бодрый голос Петрова заставил профессора улыбнуться.
— Удобно дорогой, приветствую!
— Вопрос хочу тебе задать неожиданный, — с хитрецой в голосе продолжил Петров.
— Ты меня начинаешь волновать! — Емельянов был заинтригован.
— Не откажи старику, на Новый год хочу тебя с Егором пригласить на дачу. Воздух чудо, снегу навалило, сосны, белки. В баньке тебя попарю. Иван Аркадьевич, не пожалеешь! Дача у меня загляденье как хороша. Честно! Да и внук меня истерзал всего. Ультиматум поставил, представляешь?! Челом бью, барин, будь ласков, а? — голос Петрова излучал весь спектр положительных эмоций.
— Шутишь? Мог бы и на первом предложении остановиться. Конечно, приедем!
— Ах ты, а! А что же сразу не сказал-то?!
— Слушал речь твою медовую, батенька. Как стелил-то, право слово! — Емельянов, подражая оппоненту, перешел на старорусскую речь.
И оба профессора рассмеялись.
* * *
Маша с детьми прибыла на дачу за неделю до торжества. Предстояло подготовить их сказочную избушку к любимому празднику.
Поселок предстал перед ними во всей своей зимней красе. С неба медленно падали ослепительно белые снежинки, похожие на маленьких балерин. Под музыку зимнего леса они плавно вальсировали, опускаясь на землю. Одетые словно в хрустящие пачки, укрывали собой все, что встречалось на их пути: пушистые лапы сосен, дома, дорожки. Сугробы, которых немало намело за декабрь, горели серебром, покрывая участок искрящимся снегом.
Морозов, увязая в сугробах, прорывался к дому за лопатой. Спустя час сказочная дорожка к их, не менее сказочной избушке, была проложена добрым магом Иваном. Дети, шумя и кидаясь тут же слепленными снежками, ринулись к дому. Пока родители выгружали съестные припасы и прочие надобности к празднику, дети окончательно превратились в снеговиков.
— Алиса, Матвей, Господи! Посмотрите, на кого вы похожи! — Маша отряхивала детей от налипшего снега.
Растопили камин. Потрескивающие в нем березовые дрова издавали ни с чем несравнимый аромат. Комната согрелась, отдавая людям свой теплый смолистый запах бревенчатых стен.
Утром следующего дня Морозов установил в гостиной большую пушистую ель, привезенную им из лесничества. Спустил с чердака коробки с елочными украшениями, и они всей семьей до вечера наряжали елку и украшали дом.
Маша с Иваном и сами каждый год превращались перед праздником в детей. Оба с нетерпением ждали этого торжества, искренне веря в чудеса.
В понедельник Иван уехал в Москву, с сожалением оставив свою семью в этом, по-зимнему, сказочном поселке.
За пару дней до Нового года прибыл Петров. Начались приготовления. К пахучему духу новогодней елки в доме добавился еще и мандариновый аромат. Все домочадцы жили в предвкушении приближающегося чуда.
С самого утра Маша колотилась на кухне. Пироги, салаты и, конечно, ее фирменный гусь в яблоках, потихоньку заполняли празднично сервированный стол. Дети забегали на кухню, хватали конфеты и печенье, испеченное мамой в виде снеговиков, и скрывались в своей комнате, репетируя свое вечернее выступление.
К вечеру приехал Емельянов с сыном. Взрослые радостно обсуждали предстоящее застолье, а дети, шушукаясь между собой, повели Егора в детскую. Украшенная белыми шарами елка, как невеста, переливалась бриллиантовыми отблесками гирлянды. Подарки ровными рядами заполнили под ней все пространство. Стол блистал разнообразием блюд. Дом в предвкушении провожал старый год, чтобы брызгами шампанского и искрами бенгальских огней встретить загадочный новый, который, конечно же, будет лучше прежнего.
Праздник удался.
Емельянов не мог уснуть в эту ночь. Еще сидя за новогодним столом, он чувствовал, как в его душу неотвратимо заходит давно забытое тепло семейного счастья. В этой уютной компании он вдруг осознал себя частью одного большого и доброго сердца. Ему казалось, что он вернулся наконец домой из долгого странствия, где по нему скучали и искренне рады его возвращению.
Иван смотрел на счастливое лицо своего сына, который в первый раз в своей маленькой, но уже такой трудной жизни, громко смеялся над клоуном, в которого превратился на время профессор Петров. Смотрел, с каким трепетом и верой его Егорушка здоровался с Дедом Морозом, зашедшим со Снегурочкой поздравить детей с праздником. Он восхищался своим сыном, который с выражением читал стихотворение, выученное с няней специально для этого торжества. И как потом Егор повернулся к Емельянову, будто спрашивая: «Ну я же молодец, правда, пап? Ты же гордишься мной?»
В ночной тишине этого, так похожего на волшебную избушку дома он лежал на белоснежной широкой кровати с черными коваными спинками и смотрел в окно на звездное небо. Он любил звезды. Каждый раз они возвращали его в детство.
Когда он был маленьким, ему казалось, что небо — это таинственный остров, где каждая звездочка чей-то домик. И в этих домиках живут маленькие человечки. И, так же, как и на земле, у этих человечков появляются маленькие детки. А большие звезды ему представлялись дворцами, где на праздники собираются все островитяне. И еще он верил, что у этих человечков есть царь Звездочет. И что для каждой новой семьи он зажигает новый блестящий домик, потому что очень любит своих подданных.
Иногда маленький Иван видел дорожку, усыпанную большими и маленькими звездочками. Ему казалось, что эта дорожка ведет прямо в главный дворец Звездочета, а по ее краям стоят дома и дворцы министров и придворных царя. Он мечтал, что когда вырастет, обязательно придумает корабль, который сможет доставить его на этот остров, и он будет первый, кто расскажет островитянам, о том, что есть такая планета Земля, и что там живут такие же люди, как и они, только очень высокие.
Емельянов тонул в воспоминаниях, глядя на звезды ночного неба.
* * *
Новогодние каникулы заканчивались. Иван Аркадьевич приехал за сыном, которого по настоянию Марии и детей оставил на даче. Егор светился от счастья. На лице мальчика от ежедневных прогулок по зимнему лесу появился румянец. Глаза искрились радостью. Малыш как будто ожил. Словно его сын наконец очнулся от продолжительного сна.
Емельянов рассыпался в благодарностях за Егора, не зная, как отблагодарить эту душевную семью. Разве мог он, волк-одиночка, поверить, что люди бывают так похожи друг на друга в своей душевной доброте? Чудо! Для него оно явилось из страны удивительного и невероятного.
Спустя неделю Маша сама набрала профессору Емельянову:
— Иван Аркадьевич, это Маша Морозова, удобно?.. Я очень буду признательна, если вы позволите Егору приезжать к нам каждый день. Я буду счастлива, если в нашем доме появится еще один «солнечный малыш». Понимаете, Иван Аркадьевич, Матвею не хватает общения. И я подумала… Зачем вам няня? Я все равно сижу с детьми дома и, может быть, вы позволите, чтобы Егор присоединится к нашей компании? Понимаете, Матвей только и говорит о Егоре, он очень скучает по вашему сыну!
— Это я вам буду признателен, Машенька! Уж как Егорушке не хватает общения! В детский сад ему нельзя, здоровье не позволяет. А на детской площадке он теряется, да и, сами понимаете, желающих поиграть с ним немного, прямо скажем… Готов компенсировать ваши затраты!
— Да вы что?! Нет, конечно! Не о чем тут даже разговаривать! Никаких компенсаций я не приму. Не вздумайте даже!
— Хорошо, хорошо! Я вас понял! Обойдем этот вопрос, как говорится, с тыла. С меня билеты на все детские мероприятия, так устроит?
— Так устроит, — улыбнулась Маша.
— Ну и договорились! Тогда мы завтра с утра будем у вас!
— Отлично! Мы завтракаем в девять, если что! Ждем, — и Маша нажала кнопку отбоя.
— Мамочка, ну что? — Матвей умоляюще смотрел на мать, сложив ручки лодочкой.
За ним стояла Алиса в той же позе.
— Задание выполнено, товарищи главнокомандующие! — отрапортовала Маша, отдав честь.
— Ура-а-а-а! — дети захлопали в ладоши.
— Чур, я с ним первая буду играть в морской бой! — крикнула Алиса.
— Ты девочка, а это игра для мальчиков! — возразил брат.
— Выдумки, я тоже умею играть в него!
— Не спорьте, будем играть все вместе, у меня есть, кстати, кое-что для вас новое! — остудила их пыл Мария.
— Ура, ура, ура! Будем играть вместе! Теперь у меня будет два братика! Чудо как хорошо! — Алиса вприпрыжку побежала в детскую.
Так семья Морозовых опять увеличилась.
С момента появления в этой семье, Егор сильно изменился. Закрытый и замкнутый, он, будто весенний цветок, раскрывал свои лепесточки один за другим, показывая всю глубину своей детской души. Малыш тянулся к Марии, получая от нее ласку и мамину заботу. Она взращивала этот маленький цветочек своей нежностью и бесконечной любовью к детям.
Так незаметно и профессор Емельянов с сыном тоже оказались важной и неотъемлемой частью простой и счастливой семьи Морозовых.
Зимние вечера сменились весенними деньками. Лучи яркого апрельского солнца нещадно топили оставшиеся с зимы снежные сугробы, унося снег веселыми ручейками в царство подземных вод. Пришла весна, громко заявляя о себе бесконечными трелями вернувшихся с юга птиц.
Природа оживала, возвращая городу очарование распускающейся весны.
Приближался день рождения Матвея и Егора. Объединенная семья Морозовых-Петровых-Емельяновых активно строила планы на майские праздники. Было решено с размахом отпраздновать семилетие детей и отправиться всем составом в токийский Диснейленд.
* * *
В то утро Виктор проснулся в тревоге. Часы показывали 4:45. Ему снился Алексий. Учитель находился в его келье и сидел в его кресле. Но, как будто, кресло было и не креслом вовсе, а троном. Учитель молчал, и смотрел на своего ученика внимательным взглядом. А его одежды? Они говорили ярче любых слов. Переливаясь из одного оттенка в другой, его одеяние создавало эффект калейдоскопа, показывая Виктору всю глубину и силу значения цвета.
Виктор неустанно мыслил над деянием, которое кто-то сотворил с ангелом. Георгий словно спал заколдованным сном, свешиваясь тяжелым мешком с плеча у мальчика.
Его голова закрывала всю левую часть груди Егора. Скрещенные под головой руки будто охраняли сердце ребенка, создавая прочную, невидимую броню. Все попытки оживить собрата оказались тщетны. Все, что он мог сделать, и делал ежедневно, — это рассказывать Георгию о нем самом и о себе, об их прошлом, о задании и об их долгом противостоянии. Он рассказывал ангелу историю их жизни, незаметно для себя проникая в потерянные ими истины.
Виктор с каждым днем все ярче и ярче видел, как много между ними было ненадобного. Он вдруг принял в себя истину коварства подмены. Он прозрел, когда увидел, как мелкие ручейки обиды невидимо превращаются в мелкую речушку, а та в свою очередь, вырастает в бурлящий поток, сметающий все на своем пути. Не остановить, не изменить. Повернуть ход течения вспять, разбив вновь на ручьи, невозможно. Нет такой силы. И не до́лжно быть.
«Чем же мы тогда отличаемся от людей?» — этот вопрос обжег его разум, оставив на века метку в памяти.
«Прости меня! Я недо́лжное творил. Безусловно, уступаю тебе первенство! Твои победы истинно восхищали мое сердце! Мы часть от части. Я рядом. Нам возможно быть стражами истины о вечном добре и милосердии к ближнему. Нам до́лжно сотворить это вместе».
* * *
Матвей поднялся с кровати. Взял свой планшет.
Мои любимые мамочка и отец. Если вы читаете это письмо, значит…
Закончив письмо, он взял альбом и карандаши. Сел за стол. В левом верхнем углу страницы сделал первую надпись:
Путевой фолиант «Дарцы».
* * *
За две недели до дня рождения Матвея Алиса заболела. Накануне они почти весь день провели в парке. И только вернувшись с прогулки, Маша поняла, что ее дочь весь день проходила в ботинках, один из которых прохудился. Растирание спиртом и последующая горячая ванна с травяным чаем оказались слабой защитой перед весенним вирусом. В итоге Алиса на неделю слегла с ангиной.
— Матвеюшка, мы с Алисой завтра рано уедем сдавать анализы в поликлинику. Не знаю, как там с очередью будет. Ты встреть, пожалуйста, Егора и займитесь чем-нибудь до нашего прихода, хорошо? — целуя Матвея на ночь, сказала Мария.
— Хорошо, мамуля, не волнуйся!
Алису на время болезни переселили в третью комнату, которая служила гостиной. Она ничем не отличалась от «бабулиного кабинета», только была гораздо просторнее.
Емельянов, как обычно, подъехал к подъезду Морозовых в девять утра.
— До вечера, сынок, — он поцеловал Егора в лоб.
— До вечера, пап, не приезжай рано. Мы с Матвеем сегодня должны начать клеить корабль.
— Ух ты! Молодцы. Это яхта?
— Фрегат! — с гордостью произнес Егор.
— Хорошо. Позвони, как закончите, — отец перегнулся через сиденье, чтобы открыть сыну заднюю дверь.
Егор позвонил в домофон. Дверь щелкнула. Сын помахал на прощанье рукой и скрылся в подъезде.
Матвей открыл другу подъездную дверь и вышел в тамбур ждать лифта. Лифт с веселыми детскими голосами проехал мимо вниз и замолчал. Матвей опять зашел в квартиру и прилип к оконному стеклу, выглядывая Егора во дворе.
Егор стоял у лифтов. когда двери одного из них открылись, и из него высыпалась группа подростков.
— О, привет, даун. Ты откуда здесь взялся? — спросил один из них.
— Я… Я… К другу пришел, — заикаясь, ответил ему Егор.
— А ну-ка, пошел отсюда, урод! Нечего тебе в нашем подъезде делать! Здесь живут добропорядочные граждане и не желают, чтобы ты смущал их своим страшенным видом, — заявил подросток, а его компания взорвалась нехорошим смехом. Он подошел к мальчику и начал выталкивать его из подъезда.
Оказавшись на улице, компания маленьких хулиганов обступила Егора со всех сторон. Кривляясь и изображая инвалида, они сначала сорвали с него шапку, а потом и вовсе приказали отдать им куртку вместе с содержимым ее карманов, дергая его за одежду со всех сторон.
Матвей наконец рассмотрел в окно друга, с которого незнакомые мальчишки пытались снять куртку. Он тут же метнулся к двери и выбежал в подъезд. Не дожидаясь лифта, бегом спустился по лестнице, пытаясь перепрыгивать ступеньки. Сильно толкнул подъездную дверь и вырвался на улицу. Не останавливаясь, он со всего размаху налетел на одного из обидчиков. Атакованный Матвеем подросток, не удержав равновесия, упал лицом вниз, прямо в грязную жижу. Компания его друзей от неожиданности замерла, осознавая произошедшее. Матвей же, не сбавляя темпа, уже бежал, пересекая двор по диагонали, в сторону шоссе.
— Держите его! — крикнул пацан, выкарабкиваясь из лужи. Он был весь заляпан грязью.
Его подельники, выйдя из ступора, резво бросились догонять наглеца.
— Егор, беги! — крикнул Матвей, оглядываясь.
Растерянный Егор смотрел на него расширившимися от ужаса глазами.
Ничего не видя перед собой, Матвей убегал все дальше.
Белая Тойота неслась ему навстречу.
Ослепительно яркий свет — это было последнее, что увидел маленький Матвей перед ударом.
Егор стоял и смотрел, как его лучший друг исчезает под колесами большой белой машины.
Сердце ребенка замерло. Мальчик стал медленно оседать на землю. Дрожащей рукой он вытащил телефон и нажал на единственную красную кнопку.
— Алло, сынок, что случилось? — Емельянов был неподалеку. Он никак не мог выехать из соседнего двора на забитую транспортом автостраду.
— Папа…
— Алло, алло, Егор, что случилось?! Ты слышишь меня?! — Иван Аркадьевич находился в двухстах метрах от подъезда Морозовых. Он включил аварийку, заглушил двигатель и, распахнув дверцу, кинулся в сторону дома, где оставил сына.
Какие же страшные мысли проносились у него в голове, пока он мучительно преодолевал эту бесконечную, как ему казалось, дистанцию! Ноги едва передвигались, и он ничего не мог с этим поделать, кляня себя последними словами.
Он увидел сына издалека. Мальчик лежал за кустами, разделяющими тротуар и детскую площадку.
— Егор, Егор, Егорушка, сынок, что с тобой?! — профессор упал перед сыном на колени. — Не пугай меня! Умоляю! Егор! Ты же мне обещал, сынок!
Он подхватил сына на руки, поднялся и побежал, что есть сил, в обратном направлении.
— Ты че, охренел?! — начал один из мужиков, стоявших рядом с его загородившей проезд, машиной.
Вокруг собралась уже кучка водителей. Но, увидев ребенка на руках бегущего к ним человека, мужчины моментально освободили дорогу, дав возможность машине с пострадавшим ребенком беспрепятственно выехать на автостраду.
Емельянов отчаянно сигналил. Он стремился в больницу, где его уже ждали. Он то и дело перестраивался из одной полосы в другую, готовый в этот момент таранить все, что попадется ему на пути. Попутные машины шарахались, отъезжая на безопасное расстояние от сумасшедшего водителя.
Каталка ждала у входа в приемное отделение. В операционной собрались все реаниматологи дневной смены.
Автомобиль, взвизгнув тормозами, застыл у входа. Емельянов выскочил из машины, аккуратно достал с заднего сиденья безжизненное тельце ребенка и побежал к встречающим.
— Только не умирай! Я прошу тебя, Егор! Я тебя заклинаю, не умирай! — все повторял он, передавая ребенка врачам.
Иван Аркадьевич, вдруг обессилев, рухнул на ступень больничной лестницы. Сердце колотилось как бешенное. Дыхание перехватило. Профессор обхватил голову руками, закрыл глаза и стал молиться.
— Иван Аркадьевич, — рядом оказалась Света, медсестра его отделения.
Она закатала его рукав, быстрыми движениями измерила давление. Потом достала подготовленный шприц с лекарством и сделала укол.
— Иван Аркадьевич, пойдемте внутрь. Вам нужно лечь, — к ним подошел внушительного вида санитар, напоминающий скорее штангиста-тяжеловеса. Он деликатно подхватил профессора под руку и, повел в приемный покой.
Емельянов проспал весь день в отдельной палате. Никто так и не решился его разбудить.
***
«Господи… — раздался шумный вздох. Георгий открыл глаза. — Опять больница?»
Что-то щелкнуло, и ангел медленно стал подниматься под потолок.
«Где я?! Что со мной… Это не та больница! Я здесь не был. Или был? Не помню».
Георгий осмотрелся. Просторное помещение, отделанное кафелем, было заполнено пустыми каталками. Из окон, расположенных под потолком, струился рассеянный свет вечернего заката. На единственной каталке под белой простыней лежал ребенок, с которым его соединяла лонжа. Она стала менять цвет на красный… Память возвращала Георгия к событиям четырехлетней давности.
Теперь синий… Георгий не двигаясь, смотрел на картинки, стремительно проносящиеся перед глазами. Будто неведомый киномеханик придумал показать ему фильм на кафельной стене этого странного помещения.
Черный… Лонжа стала расползаться в нескольких местах. Тончайшие нити рвались, освобождая ангела от оболочки. Темная как смоль лонжа растворилась в сумерках приближающейся ночи.
«Мне до́лжно найти Виктора. Теперь я ведаю зачем».
Сознание наконец вернуло ему то, что так тщательно скрывало все эти годы.
