Мой опыт работы в «нефтегазовой отрасли» (14)
Часть13 (Собрался дружный коллектив); 12; 11; 10; 9; 8; 7; 6; 5; 4; 3; 2; 1.
Вера бегала за Р просто на задних лапках и ловила каждое слово. Все остальные ребята относились к этому спокойно. Я держался отстранено и наблюдал. А вот у самой Р чувство собственной важности выросло просто как на дрожжах. Тон, особенно в местах общего пользования, сменился со спокойного дружеского на снисходительно-покровительственный. Подбородок, когда она шла со свитой по коридору мимо кабинета бухгалтеров, стремился пробить потолок. Ей на корпоративе ближайшем еще и грамоту вручили за успехи, типа её отдел преодолел кризис. (Ага, только весь состав растерял). Да и вообще, такие процессы, как дружба в коллективе не происходят по указке, не работают, если они насаждаемы. Такие процессы должны проходить только эволюционным путем. И поэтому, участвовать в спектакле, демонстрировать всем окружающим, (а особенно тем, кому до нас вообще дела нет), что мы счастливый дружный коллектив – быстро надоело и всем остальным. В конце концов, у всех свои дела по работе и вне её. Кому-то в обед надо до метро сбегать, кому-то позвонить. Кто-то просто дома плотно позавтракал и пока не хочет. А кто-то и с собой еду из дома взял. Собрать семь человек одновременно на обед было непросто. Эта идея переставала нравиться народу, когда она уже переросла в полное принуждение и подавалась под соусом: «Давай, собирайся на обед, неважно, какие у тебя там дела, ты задерживаешь весь коллектив, все есть хотят!». А потом получишь по шапке за то, что чего-то не успел.
А как насчет меня? А я еще на старой работе привык, в силу некоторых особенностей, ходить на обед в одиночку, (нам нельзя было кабинет без сотрудников оставлять) быстро съедать то, что купил и выходить на прогулку на 10-15 минут, проветрить голову. Гулять там правда было особо негде, вокруг только какие-то автобазы, производственные склады и стоянки. Там находился дворик небольшой. Рядом проходили заросшие технические рельсы, частенько на них видел крыс, раздавленных вагонами. После обеда – самое то зрелище.
Ну и стал я откалываться. Мне проще было самому быстренько поесть, потому что весь этот процесс со столами и ожиданием пока поедят остальные затягивался на целый час. И вот это стало третьим фактором ухудшения отношения Р ко мне (после повышения и возможности покупки машины). Как бы это смешно ни звучало со стороны, но это был серьезный мой косяк тогда. Да и потом, начальница удостоверилась на примере Веры, что отчаявшийся в поиске нормальной работы и оттого крайне лояльный до сумасшествия народ будет легко найти после увольнения того, кто «на работе обвыкся, со временем обнаглел, корону одел» (орфография сохранена). Тучи надо мной сгущались. Козла отпущения выгнали. Нужен был новый. А смутные времена, неприятные решения и дурные поступки руководства застал и помнил только я.
К тому же, я не стеснялся о них рассказывать новым сотрудникам. Просто по-дружески, чтобы предостеречь. Есть за мной такое дело, меня иногда несёт, как в фильме: «Курьер». Только он там сочинял и городил всякую чушь, а я начинаю правду-матку резать, особенно если люди чувствуют важность моих рассказов для них. Вот я и учил «молодых» всему тому, что знал, рассказывал то, что видел, о поступках и последствиях. Но я не учёл одну вещь. Среди нас были уши. Вера. Она, как мы узнали потом, бегая за Р как собачонка, сливала и планомерно пересказывала ей всё, чем я делился с коллективом. Это стало четвертым фактором ухудшения отношения ко мне.
И, казалось бы, ну помолчи ты! Повысили, работай спокойно и заткнись! Но нет. Я обладал определенной силой, а сила эта была в знании и понимании того, где мы находимся. У меня давно спала с глаз пелена «новой работы, на которой всё будет круто» и обнажилась передо мной вся подноготная, а вот новые сотрудники еще находились под пеленой. И я уверенно всю эту мишуру с них сбивал. Р, конечно, своим поведением тоже не отставала и от неё шли крупные намеки на её неадекватность. Ну и стоит указать, что уровень зарплат, который у нас был, оставался всё равно намного ниже рынка и любых сторонних представлений об уровне зарплат в нефтегазовом секторе. Ну не та это была работа, ради которой стоило бы наступить на горло своему внутреннему борцу за справедливость.
О намеках на неадекватность начальницы стоит рассказать отдельно. Если до всей ротации коллектива у нас спокойно можно было брать еду с собой, разогревать в микроволновке и есть прямо на своем рабочем месте, то теперь это стало под запретом. Мы с А, когда делали перестановку, по требованию Р соорудили в дальней части кабинета закуток за шкафами, в виде импровизированной кладовки, где в конце стояла парта на одного человека. Так вот теперь это стало местом для приема пищи. И разогреть и тихонько поесть стало можно только там. В такой, как бы сказать, «подсобке», с полным ощущением, как будто ты свой обед украл и нарушаешь все возможные правила. Как-то раз я вместо того, чтобы пойти на обед со всеми в столовку взял еду из дома. Разогрел её и по старинке сел на своё рабочее место, чтобы поесть. Р, которая до этого хрустела на весь кабинет чипсами со своего рабочего места, вскочила, подбежала ко мне и злобным шепотом начала цедить: «Убирай еду! Иди в закуток, там ешь своё! Не дай бог кто-то зайдет и увидит!». Что в этом такого, до сих пор не пойму? Если буквально за месяц до этого все так делали и было можно. Весь коллектив это наблюдал и делал выводы. Брать еду с собой как факт теперь не приветствовалось. Считалось злонамеренным отходом от норм, установленных в коллективе.
Стоит ли говорить при таком раскладе об остальном? Например, о том, что разговоры по телефону в кабинете стали табу. Если тебе звонят по личным вопросам, не дай бог у тебя окажется еще и громкий звонок при этом – говна не оберешься, показательное выражение недовольства будет обеспечено. Это тоже потихоньку перетекло из разряда «не приветствуется» в категорию «запрет». Для всех, кроме начальницы, конечно же, которая по пол дня иногда вела светские беседы. Если позвонили – надо было выбегать в коридор, а вокруг кабинеты директоров, замов, не дай бог увидят, поэтому надо было бежать в другую часть здания, а лучше вообще в туалет и закрыться там в кабинке. Я не сочиняю и не шучу. Я почти дословно цитирую некоторые из норм поведения, которые нам теперь озвучивали.
Не бубни, когда считаешь про себя, ты не один. Не стучи, не скрипи. Если начинались какие-то разговоры, даже на отвлеченные темы, Р влезала и доминировала. Существовало только мнение Р, остальные – не правильные. Помню случай, как кто-то рассказывал, как ездил на поезде в другой город. И на подъезде уже к пункту назначения вагон начало сильно трясти, где-то за пол часа до прибытия. При этом около Москвы всё было в порядке. Едущие специально засекли, что и на обратном пути первые пол часа сильно трясло, а дальше было уже гладко. Ну и коллега наш в ненавязчивой беседе сделал вывод о том, что, скорее всего, на этом маршруте неполадки с рельсами. Видимо, нужен ремонт. Какая же коричневая волна со стороны Р тут поднялась!
- Ты с чего это взял? Ты хоть когда-нибудь хоть какое-нибудь отношение к железным дорогам вообще имел? – кричала она, сама не имевшая к ним никакого отношения. – Да при чем тут рельсы? В любой город и обратно из Москвы идет один и тот же поезд! Просто после того, как он совершает рейс, ему меняют номер! Это у поезда неполадки с колесами, а рельсы тут ни при чем!
Коллега был просто смешан с дерьмом в глазах окружающих и выставлен на посмешище. (Которое никто, кроме Веры, не поддержал даже взглядом). Коллеги сидели в недоумении. Что происходит вообще? Я даже не знаю, с чем сравнить это. Как будто наступили на её больную мозоль и говорят о том, в чем только она разбирается, при этом говорят нарочно неправду, которая может в дальнейшем кому-то повредить. Вот так, хотя на деле это был просто офисный, ни к чему не обязывающий трёп. Откуда такая реакция? Все были в шоке. А подобные выпады стали происходить всё чаще и чаще.
В общем, делайте ставки, через какое время весь новый коллектив начнет подозревать что что-то здесь не так? И потянется ко мне за разъяснениями, потому что я тут работаю дольше.
