Философия

Когда-то не было многоклеточных организмов. В один из моментов, делящиеся клетки не покинули друг друга, а остались в группе. А так как группы были больше по размеру чем одинокие клетки, группы легко расправлялись с одинокими. В итоге таких эволюционных процессов появились сложные многоклеточные организмы, типа человеческого, с целой системой специализации клеток в организме. Сложность организации клеток в организме такая, что до сих пор ее не изучили до конца. Получилось что неполноценные одноклеточные организмы, вместе выглядят совершенством с высоким уровнем сопротивления среде обитания.

Вполне можно предположить что на ранних этапах на пути к совершенству, клетки организма не знали что они часть большого организма, не имели совершенного механизма узнавания свой/чужой, внутренней системы организации и нападали на части своего организма.

В смысле сопротивляемости среде обитания, общество, как макроорганизм, более совершенно чем один человек. Только вместе люди могут творить все эти инструменты, которые позволяют им жить почти где угодно. Но так как не все люди знают, что они все часть одного организма, они нападают на свои собственные части тела и мешают организации совершенных органов общественного организма.

А еще есть вожди, которые опираясь на "традиционные ценности", тоже не знают что они часть общественного организма, хотят повоевать с частями общественного тела и показать какие они незаменимые в одну харю.  И еще много народа понимает это желание.  А кое где народ находится в заложниках у вождей с их окружением напоминающим ОПГ.

Проблема свободы воли связана с проблемой причины и действия, а также с проблемами философии религии и морали.

Говоря приблизительно, свобода воли означает свободу выбора. Отрицание свободы воли есть детерминизм – теория, согласно которой ни один индивид не может контролировать собственные действия.

По мнению детерминистов, все действия людей обусловлены неподконтрольными им факторами. Человеческие поступки обусловливаются не свободным выбором, но генетическим кодом, инстинктами, переживаниями раннего детства или социальной средой. Железный закон причинности гласит, что будущее в некотором смысле уже написано и не подлежит изменению.

В повседневной жизни мы чувствуем, что можем выбирать. С другой стороны, мы видим господство закона причинности в природе в целом и знаем, что мы сами составляем часть природы.

Проблема свободы воли тесно связана с вопросами о моральной ответственности, и потому она встает перед многими людьми. Например, они спрашивают: «Могут ли преступники не делать то, что они делают?» Ведь кажется, что подлинная нравственность возможна только в том случае, если мы действуем свободно. Если мы не свободны, то не можем отвечать за свои поступки, а значит, по отношению к нам неуместны ни обвинения, ни похвала.

Некоторые философы настаивают на существовании свободы воли отчасти потому, что, по их мнению, отрицание ее приведет к вредным последствиям для нравственности.

Причина и случайность

Допустим, человеческие действия являются исключением из закона причинности. Не означало бы это, что они совершаются случайно? Ведь отсутствие причины, безусловно, и есть случайность. В таком случае является ли человек, чьи действия случайны, более свободным, чем человек, чьи действия обусловлены? Видимо, нет.

Для защиты теории свободы человеческой воли недостаточно просто опровергнуть детерминизм, поскольку свобода воли не есть простое отсутствие причинности, не есть случайность.

Перед нами дилемма, которую необходимо разрешить. Она состоит в следующем.

Если человеческие действия беспричинны, являются результатом случая, то индивид не свободен. Человека, чье поведение определяется случаем, следует назвать не свободным, а безумным. Как бы то ни было, действия, являющиеся результатом выбора, не случайны. И если я сделал выбор посетить Богнор, то едва ли могу сказать, что оказался там по чистой случайности.

С другой стороны, если все человеческие действия причинно обусловлены, то индивид опять-таки не свободен. Ведь если все действия человека причинно обусловлены, то так же обусловлен его выбор. Выбор не может ускользнуть от господства причинности. Чаще всего выбор определяется инстинктом или социальной средой.

Итак, в любом случае оказывается, что свободы воли не существует.

Мы можем предположить, что в наше рассуждение вкралась ошибка, поскольку два противоположных тезиса привели к одному и тому же заключению о не-существовании свободы воли.

Совместимы ли свобода воли и детерминизм?

Юм пытался разрешить данную дилемму, доказывая, что свобода воли и причинность не являются противоположностями. Свободная воля, говорит он, совместима с причинностью, более того, зависит от причинности. Мы можем сделать свободный выбор только в мире, где правит причинность. Иначе мы не могли бы знать, что произойдет после того, как мы сделали свой выбор, а потому наш выбор был бы бессмыслен. Сам выбор как таковой есть причина: в мире без причинности выбор не имел бы никаких последствий.

В качестве примера рассмотрим движение плечевой кости руки в плечевой ямке. Если вы не страдаете ревматизмом и т.п., то рука может свободно двигаться.

Допустим, кто-то жалуется: «Она не движется свободно, потому что ограничена формой ямки». Можно ли считать это замечание разумным? Нет, поскольку оно предполагает, что движения вашей руки были бы полностью свободны только в том случае, если бы она была отделена от плечевой ямки. Но это не так. Рука, свободно парящая в пространстве, вообще не способна двигаться.

Следует ли заключить отсюда, что свобода воли возможна благодаря причинности? Мы вполне могли бы согласиться с тем, что выбор возможен благодаря причинности. Но раз уж мы заговорили о причинности, то должны сказать, что сам выбор является причиной. Тем самым мы покончили с выбором, но не со свободным выбором.

Возможно, эта проблема возникает отчасти от того, что термины «свободная воля», «свобода» и «детерминизм» могут пониматься в разных смыслах.

Желание и выбор

Похоже, свобода воли не имеет ничего общего со случайностью. Тогда, может быть, свобода воли лишь означает, что человек способен удовлетворить свои потребности в еде, сигаретах, мести и т.д.? Такая свобода была бы совместима с детерминизмом. Вы хотите хлеба; вы способны выйти из дома и купить хлеба, что вы и делаете. Согласно этому объяснению, неважно, что вы захотели хлеба главным образом потому, что проголодались, испытываете невротическую жажду, побуждаемы вредными пристрастиями или скверной социальной средой.

Если принять данное обоснование свободы воли, то последовательности ради придется признать, в частности, что наркоман вполне может действовать свободно, употребляя свой любимый наркотик.

Пытаясь отразить такие возражения, некоторые философы предложили теорию желаний второго порядка. Свободу воли следует понимать в том смысле, что человек действует свободно, только если он желает иметь желания, которые фактически имеет. Таким образом, наркоманы не обязательно действуют свободно, если хотят наркотик и принимают его, поскольку, возможно, они не желают желать наркотик. Они отличаются от людей, которые желают чего-то невинного вроде хлеба. Они не свободны.

Но разве обычные люди действительно имеют желание желать хлеба? Звучит это весьма неестественно. Желание хлеба хорошо известно, но предполагаемое желание желать хлеба кажется плодом воображения.

Далее, не составляет труда вообразить наркомана, желающего желать наркотик, к которому он пристрастился. Это возможно, по крайней мере логически. В таком случае мы, не знающие пристрастия к наркотикам, вынуждены целиком положиться на свидетельство самого наркомана.

Тем не менее возможно, что даже наркоманы, которые хотят хотеть наркотик, действуют не свободно. Ведь у них выработалось пристрастие, а это значит, что они не могли бы остановиться, даже если бы захотели. Если бы их хотение хотеть изменилось и они не хотели бы хотеть наркотик, зависимость все равно сохранилось бы.

Этот пример показывает, что свободная воля – нечто большее, чем просто способность удовлетворять свои желания, даже желания второго порядка.

Позитивный и негативный детерминизм

Детерминизм можно рассматривать, с одной стороны, как позитивный и негативный; с другой – как жесткий и нежесткий.

Даже самые упрямые защитники свободы воли должны признать, что во многих случаях наш выбор и действие детерминированы в слабом, или негативном, смысле слова. Например, теоретически возможный выбор может быть негативно детерминирован, т.е. исключен, тем фактом, что мы не рыбы, а человеческие существа. То, что мы не рыбы, естественно накладывает на нас определенные ограничения. Так, у нас нет жабр, поэтому мы не можем выбрать подводный образ жизни, если не обзавелись специальным аппаратом. Но негативная детерминированность обычно не воспринимается как ограничение или уменьшение свободы. Тот факт, что вы не можете прыгнуть через Луну, не означает, что вы не имеете свободы выбора. Вы не можете выбрать невозможное, поэтому вопрос о выборе (свободном или несвободном) не возникает.

Человеческие существа детерминированы также позитивно, хотя часто в очень общей форме. Обычно мы действуем по-человечески просто потому, что являемся человеческими существами. Но эти человеческие рамки допускают многообразные действия.

Юм говорит о единообразии в действиях всех людей любых наций и возрастов, а также что человеческая природа остается одной и той же во всех ее принципах и действиях. Говоря более современным языком, одинаковые действия производятся одинаковыми причинами, и человеческие существа детерминированы равным образом общей биологической программой.

Наличие общечеловеческой биологической программы вполне совместимо со свободой действовать многообразными способами. Простое наблюдение показывает, что общая биологическая программа не мешает людям весьма по-разному развивать (или губить) свои человеческие способности или наклонности. Поэтому в мире есть и были разные люди – Сталин и Флоренс Найтингейл, Иван Грозный и Франциск Ассизский.

Жесткий и нежесткий детерминизм

Вообще говоря, жесткий детерминизм имеет две разновидности – религиозную и научную.

Суровый кальвинизм учит, что божественное всеведение несовместимо со свободой человеческой воли. Коли Бог знает все, он должен знать о всяком человеческом поступке, бывшем и будущем. Кальвинисты заключают отсюда, что человеческие поступки предустановлены заранее, их невозможно изменить или избежать доступными человеку средствами. Поскольку Бог знает, какие поступки хороши, а какие дурны, он заранее знает, кого из людей ждет Рай, а кого – Ад.

Однако исповедующие другие формы христианства доказывают, что Писание и опыт неопровержимо свидетельствуют: Бог наделил человека свободной волей и, больше того, воздаяние Господне, его Рай и Ад не имели бы смысла, если бы мы, не были свободны выбирать между добром и злом.

Примером научного детерминизма являются идеи математика Пьера Симона Лапласа (1749 – 1827). По общему мнению, Лаплас верил, что все в физическом мире можно объяснить с помощью законов механики.

Великая вера в детерминистскую науку дожила до нашего столетия, хотя сегодня уповают уже не на математику и механику. В наши дни некоторые сторонники детерминизма уверены, что наши поступки в последующей жизни предопределены генетическим кодом, заложенным в эмбрионе. Другие считают, что наши действия и характеры определены событиями, имевшими место в детстве. Предопределены не только наши неврозы, но и способность преодолевать эти неврозы. А некоторые философы соединяют эти две точки зрения. Так, американец Б. Ф. Скиннер доказывает, что всякое человеческое действие есть результат или генетической программы, или повторяющихся (подкрепляемых) переживаний. Как многие детерминисты, Скиннер утверждает, что вера в свободу воли не основывается на разуме, но есть примитивный пережиток.

Современные защитники свободы воли отвергают религиозный детерминизм в форме кальвинистского предопределения, поскольку являются либо агностиками, либо верующими, далекими от кальвинизма. Надо признать, что все бремя доказательства лежит здесь на кальвинистах.

Кто же должен предоставить доказательства в пользу научного детерминизма? Не сами ли детерминисты? Нехорошо вслед за Скиннером обвинять противоположную сторону в предрассудках. Жесткие детерминисты должны предъявить доказательства. Они должны показать, каким образом все поступки жестко детерминированы и действительно ли это так. Общего указания на ценность науки здесь недостаточно. Прежде всего, в нынешнем столетии характер научного объяснения претерпел серьезные изменения. Детерминизм, основанный на методологии старых естественных наук, таких как астрономия, сегодня кажется менее правдоподобным, чем во времена Лапласа. Сегодня не все ученые говорят, что наука открывает строгие и вечные законы, жестко определяющие необходимый порядок вещей во вселенной. Те же, кто хочет понять людей, обращаются за разъяснениями скорее к биологии, чем к физике, механике или химии. И часто говорят, что, быть может, нам придется довольствоваться расплывчатыми объяснениями, отсылающими к целым биологическим комплексам и взаимодействующим системам. Мы не можем надеяться, что сможем открыть простые законы механики, которые объяснят каждое индивидуальное человеческое действие, поскольку таких законов скорее всего не существует.

Складывается впечатление, будто сама причинность не является очень жесткой. Не все причинно обусловленное жестко детерминировано. Во многих случаях причинная связь имеет вероятный, неопределенный характер. Поэтому нам не надо допускать, что не жестко детерминированный означает случайный. И, наоборот, нам не нужно говорить, что если событие не случайно, то оно полностью детерминировано.

Разъяснения

Теории свободной воли и детерминизма применяются для объяснения человеческого поведения. Поэтому, пытаясь решить, которая из них верна, имеет смысл сравнить их как возможные объяснения. Какое же понятие – свободной воли или детерминизма – лучше согласуется с фактами нашего опыта?

Если бы люди не были свободны, то они не отвечали бы за свои поступки. Но если бы никто не отвечал за свои поступки, то в мире не было бы места для эмоций, таких как благодарность или жажда мщения. Глупо пылать жаждой мщения по отношению к существам, не обладающим возможностью выбора, скажем, к бактериям. Больше того, не имело бы никакого смысла прощение. Если бы человеческое существо, которое решило причинить мне вред, было принуждено к своему выбору неподконтрольными ему факторами, если бы оно было всего лишь инструментом в жестко детерминированной вселенной, то разве я мог бы прощать? С равным успехом я мог бы простить силу тяготения, которая послужила причиной моего падения.

Наши человеческие реакции – жажда мщения, благодарность, прощение, похвала, обвинение и т.д. – имеют смысл только в том случае, если мы сами и другие человеческие существа ответственны за наши действия (если не за все, то за многие).

Предположение, что наши действия полностью детерминированы, противоречит нашей интуиции. В обычной жизни мы выстраиваем сложную систему объяснения, которая включает представления о жажде мщения, благодарности, прощении, похвале, обвинении, ненависти и т.д., не говоря уже о самой идее выбора. Эти идеи играют слишком важную роль в объяснении человеческого поведения, и мы не можем отказаться от них ради последовательно детерминистического объяснения.

Рассмотрим пример. Философ Мэри Миджли рассказывала (по телевидению) о дневниках Дениса Нилсена, совершившего не одно убийство. Эмоционально бедное детство Нилсена полностью отвечало представлениям психологов о характере прошлой жизни человека, приводящей к определенному преступлению. Однако на основании дневников Нилсена Мэри Миджли приходит к выводу, что он не считает себя лишенным свободы выбора. Создается впечатление, что у него, как у всех нас, есть совесть. Он боролся с собой, когда раздумывал, стоит ли совершать убийство. Дурная сторона в конечном счете взяла верх, но складывается впечатление, что вполне могла возобладать и хорошая сторона.

Мэри Миджли допускает, что определенного рода прошлое действительно предрасполагает человека уступить своему злому началу, однако подчеркивает, что, если доверять фактам, злодеи не являются автоматами, лишенными свободы воли. Нилсен не чувствовал себя автоматом, не чувствовал, что у него нет выбора. Он верил, что после некоторых колебаний свободно принял решение совершить убийство.

Можно подумать, будто Мэри Миджли нашла в его дневниках то, что искала. Однако ее объяснение человеческой деятельности психологически правдоподобно. Этого нельзя сказать об объяснении, предлагаемом жестким детерминизмом. Все мы переживали муки совести, о которых говорит Миджли. Каждый индивид считает себя свободным от жесткой детерминации. Даже если человек склонен винить во всех своих несчастьях судьбу, в глубине души он все же уверен, что по крайней мере иногда имеет свободу выбора. Все наши обычные суждения и, чаще всего, само наше поведение показывают, что мы не можем не верить в свою способность к свободному действию. Нилсен тоже верил, что он свободен выбирать, хотя тяжелый детский опыт и влиял на его поведение.

Мысль о возможности недерминированного выбора не является всецело непротиворечивой. Она противоречива, если интерпретировать ее не в смысле случайного характера нашего выбора, но в смысле его полной и жесткой детерминированности факторами, не поддающимися нашему контролю. Мы сами суть причины своего выбора. Наш выбор причинно обусловлен нами самими.

Свобода воли обнаруживается в том, что мы действительно выбираем между поистине альтернативными способами действия. Альтернативные варианты действия должны быть реальными; например, мы не можем принять свободное решение о дыхании посредством жабр, если у нас нет жабр. Реальная альтернатива, по крайней мере минимальная, возможна для человеческих существ. И здесь надо вспомнить, что человеческие существа поразительно изобретательны.

Что делает выбор реальным? Подлинный выбор инициируется и причинно обусловливается человеком, который его совершает. А человеческие существа не неодушевленны, а живы, энергичны и активны. Этим определяется их способность служить причиной собственных действий.

Разумеется, реальный выбор должен производиться в рамках более общей причинной связи, иначе он будет бессмысленным.

Реальный выбор также предполагает, что личность понимает собственную ответственность за собственный выбор.

Мы считаем, что данное нами объяснение свободы воли удовлетворительно. Наше понимание свободы воли не предполагает, что вселенной правит случай, но и не допускает возможности, что наш выбор всегда продиктован внешними обстоятельствами. Мы прокладываем третий путь к пониманию свободы. Мы утверждаем, что, когда сложные активные живые существа (люди) имеют реальные альтернативы, они делают выбор и действуют как порождающие причины тех действий, которые они осуществляют. Именно из этого факта, из простого факта сложного динамизма и активности, факта порождающих причин и вытекают идеи ответственности, заслуженных обвинений и похвалы, благодарности, жажды мщения и прощения - идеи, необходимые для объяснения человеческого поведения.

J. Teichman and K. Evans. Philosophy: a Beginner’s Guide. Oxford University Press, 1995

У одного Духа был зверь. И не наоборот. И был он столько, сколько себя помнил Дух. Иногда, конечно, Дух забывал о своём звере. Особенно, когда был маленьким, а зверя никто не тревожил и тот спал. Дух сперва и не замечал зверя, потому как было спокойно. А опасности были только в чужом опыте, который незачем было делать своим. Другие духи, светлые и тёмные, рассказывали маленькому Духу о том, что зверя нет вовсе. По разным причинам. Путали его смыслами, доказывали одно, потому другое и всё это мало беспокоило маленький Дух, пока зверь его спал. Но Дух рос, а с ним рос и спящий зверь.

И вот однажды, злой навет чьей-то воли, сделал так, что на подрастающий Дух напали другие духи и внушали ему страх. Тогда зверь впервые встав, ещё слабый от долгого сна, бросился защищать своего Духа. Зверь отбил атаку и напугал атаковавших. Но напугал и своего Духа. Поэтому неопытный Дух омрачился и стал искать смыслы отрицать зверя. Поскольку чужая воля всюду, и духи рождены из чужой воли и живы в ней, нашлись в ней и те, которые внушили ищущему Духу желаемые смыслы и стал он врагом своего зверя, заточив его в клетку. Как и всякий не ведающий, был он грубым созидателем, а потому и клетка получилась грубой. И зверю было больно. От боли – страшно, а от страха он становился злее. И от злости своей становился сильнее. Пытаясь сломать клетку, он отнимал силу Духа, являясь волей страдания, ведь зверь есть воля Духу. А скованная воля стремиться разрушать оковы. Изредка, вырывался он наружу, когда Дух слабел, причиняя страх окружающим.

Меж тем, подросший Дух, видел много других духов и их зверей, потому что не был слеп и радовался видеть. А как известно, всякий желающий видеть – увидит. Кто-то, не желая видеть, но желая слепоты, отрицал своих зверей, кто-то так же пытался скрыть своих зверей, кто-то шёл на поводу у собственных зверей, видя в этом смысл. Но были и те, кто дружил со своими зверьми, и звери их становились не видимы другим так, словно их не было совершенно. И казались красивыми, потому как дружный со зверем дух – светел, а кто светел, тот красив. От того и невидимый зверь представлялся красивым. А красивый зверь достоин восхищения и желания властвовать над ним. Так и ищущий Дух, стал иногда подходить к клетке своего озлобленного зверя и просто наблюдать за ним, но получал лишь рык страдания. Со временем зверь, отрицаемый смыслами, делающими клетку всё уже, вымучился тихо смотреть и не рычать, подавая лишь знаки об опасности тихим наущением, словно бы и не он. Дух сломал волю зверя в клетке, зверь не стал ему другом, но безвольным врагом. Так Дух лишился своей воли, приняв за свою – волю чужую. Пустоту безволия всегда заполняет воля чужая.

Время спустя, Дух наполнялся смыслами, становясь сильнее. Собирал их и отдавал. Шли его истории, свет его менялся, силы смыслов чужой воли приходили и истощались, а зверь молча наблюдал. И не было покоя у Духа. Всякий раз полнясь снова, он неизбежно терял. Опыт пережитого, делал его старше, но искомого покоя в гармонии со временем это не приносило. Бесконечность одиночества, от бессмысленности себя в своём безволии, была вечной тонкой иглой, спускающий шар озарений, страстей, смыслов. То есть самой жизни Духа. И однажды, Дух понял, что он всегда был рядом лишь со своим зверем. В неведении, врагом, надзирателем, но никогда – другом.

Омраченный страданием бессмысленности, питаясь искрой этого откровения, он разрушил клетку зверя этим новым смыслом. Сгорбленный зверь же был уродлив и слаб. Он стал рушить Дух отчаянно, омрачая его болью, злобой, необузданностью. Но сил его не хватило, чтобы прикончить Дух или подчинить совсем. И так они терзались, пока Дух не постигло озарение собственного смысла. И смысл этот был в постижении собственной воли.

Дух спросил зверя как им стать друзьями, но зверя никто не учил ответам. Он едва смог завыть. Тогда Дух стал учиться понимать зверя. Наблюдая за ним, отпуская его в бег, иногда на охоту за другими зверьми, иногда просто касаясь его.Сила Духа питала зверя, зверь же питал Духа волей и защищал тогда, когда чужая воля была враждебна. И так шло их время.

Однажды, странствуя, Дух увидел, что его отражают светло. И всякому он был светел, а зверь его стал другим прекрасен так, будто-то бы его не было. И многие возжелали власти над Духом, говоря ему о его свете. И многие желали его власти над собой, чтобы обрести его смыслы себе.

И тогда Дух обрёл гармонию в своём времени.