Авторские истории

Игла вошла в шею.

Боль была живой, будто под кожу запустили рой ос. Кай закричал, и в этот момент дверь открылась.

Луна стояла на пороге. В белом лабораторном халате. С планшетом в руках.

— "Дозировка слишком высокая," — её голос был ровным. "Семя может войти в фазу агрессивной мутации."

Кай перестал дёргаться. Не из-за препарата.

— "Ты…"

Она не смотрела ему в глаза.

— "Я пытаюсь сохранить тебе рассудок. Они просто хотят данные."

Охотник фыркнул:

— "Мы хотим контроль. Ваш друг — первый стабильный носитель. До него все сгорали за 72 часа."

Кай оскалился. Прожилки на руке пульсировали в такт его ярости.

— "Луна. Скажи мне, что ты не знала, кто они."

Молчание.

— "Скажи мне, что это не ты их навела на нас."

Она наконец подняла взгляд.

— "Я знала, что они ищут Семя. Но не знала, что оно уже в тебе."

Охотник рассмеялся:

— "Она продала бы тебя за пачку сублиматов, если бы мы пообещали ей доступ к архивам "Генезиса"."

Луна резко повернулась:

— "Я не продавала. Я торговалась. Разница есть."

Кай закрыл глаза. Внутри что-то щёлкнуло.

— "Ладно. Вопрос на засыпку…" — он напряг запястья. Ремни треснули. "Какого хрена вы все решили, что спрашивать меня необязательно?!"

Его рука взорвалась в паутину металлических нитей. Они пронзили грудь охотника, прежде чем тот успел вскрикнуть.

Луна отпрыгнула к стене.

— "Кай! Ты не контролируешь это!"

— "А кто контролирует? Ты?!" — он поднялся, его тело искрилось переплетающимися волокнами. "Или эти ублюдки, которые режут меня, как тушку?!"

Сирены взвыли. По коридору бежали шаги.

Луна вдруг бросила планшет и рванула к панели на стене.

— "Если я открою шлюз, ты сможешь добежать до капсулы?"

Кай замер.

— "…Что?"

— "Ты прав. Я не спрашивала. Теперь спрашиваю." — её пальцы взлетели над клавишами. "Бежим или нет?"

Охотники ворвались в дверь.

— "ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДА!"

Луна ударила по кнопке.

Вакуум хлопнул, как гроза.

Охотников вырвало в коридор, а Кай ухватился за поручень. Металл в его пальцах ожил, прирастая к коже.

— "Капсула — в конце коридора!" — Луна, цепляясь за трубы, бросила ему шприц. "Это ингибитор! Введи, когда будешь в безопасности!"

— "А ТЫ?!"

Она показала на свой халат — под ним мелькнул чёрный комбинезон с жёлтыми полосами.

— "У меня свой план. Беги, болван!"

Кай не стал спорить.

Он побежал.

По дороге размышляя, зачем вообще спасать ту, что его предала.

Капсула была старой, узкой и пахла потом. Кай впился пальцами в подлокотники, пока автоматика запечатывала люк. Его рука все еще пульсировала серебристыми нитями — они то втягивались обратно под кожу, то расползались, будто пробуя на прочность границы тела.

— "Ингибитор. Прямо сейчас," — прошипел он себе под нос, вонзая шприц в бедро.

Жидкость жгла как адский спирт. Прожилки на мгновение вспыхнули синим — и сжались, словно обожженные. Боль заставила Кая скривиться, но через секунду он почувствовал… тишину.

Тишину в голове.

— "Черт возьми, сработало," — он рассмеялся хрипло, вытирая пот со лба.

А потом услышал голос.

"Ошибаешься."

Не в ушах. В костях.

Экран капсулы взорвался помехами, и на нем проступили очертания — слишком угловатые, чтобы быть лицом, но смотрели они на него осознанно.

— "Муравей?" — Кай напрягся.

"Нет. Я — семя. Точнее, его голос. Ты носишь в себе частицу целого."

— "Отлично. Я так и знал, что подселил себе многословного паразита."

Сущность на экране усмехнулась (хотя рта у нее не было).

"Ты забавный. Поэтому и выжил. Остальные… сгорели. Но мы не об этом. Ты должен увидеть."

Капсула вздрогнула. Внезапно двигатели заработали сами, выводя ее на новый курс.

— "Эй! Куда ты—"

"Смотри."

Иллюминаторы затемнились, а потом взорвались светом.

…Он стоял на палубе корабля. Но не своего.

Это был "Звездный Муравей".

Только теперь он больше напоминал собор из плоти и металла — своды ребер, пульсирующие жилами, стены, покрытые шевелящимися символами…

И в центре — фигура в потрепанном плаще.

Зорг.

Но не тот Зорг, что ругался на сломанные панели. Его кожа была бледной, как у трупа, а глаза… глаза светились тем же синим, что и прожилки у Кая.

— "Ты опоздал," — сказал капитан. Голос звучал натужно, будто рваная рана. — "Они уже здесь."

За его спиной зиял шлюз. И за ним…

Движение.

Что-то огромное, извивающееся, составленное из обломков кораблей и тел.

— "Кто—"

— "Охотники. Те, кто создал Семя. И теперь хотят его обратно."

Зорг повернулся. В его руке был пистолет.

— "Муравей дал мне выбор. Я выбрал сжечь их дотла. А ты?"

Видение рухнуло.

Кай очнулся в капсуле, сжимая подлокотники так, что пластик треснул.

— "Что за чертов бред?!"

"Не бред. Память. Зорг был первым, кто договорился. Теперь он… часть системы."

— "Часть системы? Он выглядел как говорящий труп!"

"Он жив. Просто иначе. А главное — он свободен. Охотники не контролируют его. В отличие от тебя."

Капсула резко затормозила. За иллюминатором проплыла тень — огромная, изъеденная ржавчиной станция.

"Ковчег".

— "И что мне тут делать?"

"Выжить. Пока Луна ищет код "Генезиса", ты найдешь источник. Тот, что скрыт здесь."

— "А если я откажусь?"

Пауза.

"Тогда ингибитор перестанет работать. И Семя съест тебя за 72 часа. Выбор за тобой, Кай."

Дверь капсулы открылась.

Перед ним зиял черный вход.

И где-то внутри что-то ждало…

Та девушка: мы забыли её имя, но старательно пересказываем друг другу легенду. Иногда, в особенно ярких снах, я будто попадаю в прошлое.

Оказываюсь на её месте.

Дверная ручка непривычно высоко, а створка очень тяжёлая. Мне велели сидеть дома, но я сбегаю в лес, к ручью и кустам земляники. Тянется вперёд тропинка, меня окружают тени.

В траве желтеют одуванчики.

Их смех звенит, словно колокольчики. Деревья расступаются над поляной, позволяя солнцу заливать её золотым светом. Я не решаюсь подойти ближе, прячусь за ближайшим кустом, наблюдая за ними.

За компанией фей, которая расположилась здесь на пикник.

По траве расстелены покрывала с причудливыми узорами. Я замечаю чашу с ягодами, опрокинутую бутылку вина, алые пятна на ткани. От смеха кружится голова. Их тут несколько дюжин: юноши с остроконечными ушами и длинными волосами; дамы в платьях, сияющих, словно крылья стрекоз.

Когда они смеются, все смотрят на неё.

Я тоже не могу оторвать взгляда: даже среди безумно красивых фей она — самая прекрасная. На её голове венок из свежих одуванчиков. Глаза сияют волшебным зелёным светом.

И она смотрит прямо на меня.

На этом моменте сон рискует обернуться кошмаром. Все мы знаем, какими жестокими бывают феи. Они любят кружить людям головы, воровать младенцев, уводить детей в свои туманные земли.

Но королева протягивает мне руки и звонко смеётся:

— Иди сюда, дитя!

И я шагаю в круг солнечного света.

Они кормят меня земляникой, протягивают чашу с чистой водой из родника. Пока феи заплетают мне волосы, королева снимает с головы венок — чтобы надеть на мою.

Сияющие жёлтым одуванчики. Довольная улыбка.

— Беги домой, — говорит она.

Фортуна переменчива, словно ветер. Словно настроение королевы фей, которая может как сводить с ума — так и одаривать благосклонностью.

Этот венок с её головы, эти обычные луговые цветы, они не увядают уже сотни лет. И они всегда приносят семье удачу.

Иногда я достаю его из старого бабушкиного чемодана. Надеваю на голову, вдыхаю запах.

Кажется, я слышу их смех.

И чувствую дуновение летнего ветра.

104/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Спасибо @Assmod за донат <3

Мои книги и соцсети — если вам интересно~

Она не стала брать мегафон, и довольно быстро стало ясно почему. Евдокию Трофимовну было прекрасно слышно не только нам, но и докерам в порту. Чёткий, разборчивый, хорошо поставленный голос сообщил нашему городу, что школа начинает работать в обычном режиме и — добро пожаловать. Она была настоящим директором, потому что её реально боялись все — включая трудовика и физрука. Она была сильнее всей школы вместе взятой и каждого по отдельности. Если она была чем-то недовольна, то об этом знали все четыре этажа нашей школы.

Она рассказывала, что воспитала доктора наук (дочь свою), а значит, все так могут — если постараются. Не получалось ни у кого, но все совершенно точно старались.

Помимо учеников, учителей, доктора и технички, Евдокию Трофимовну боялась и старшая пионервожатая Вера. Она руководила горном, флагом, галстуком, пилоткой и пионерской комнатой. Ну вот это вот:

Раз, два, три, четыре,

три, четыре, раз, два.

Кто шагает дружно в ряд?

Пионерский наш отряд.

Не очень высокая поэзия, да и вообще — работа была не пыльная. Дудеть в горн она не умела, но для этого в школе были специальные дети.

Моя чистая, как слеза младенца, любовь к искусству — и к музыке в частности — привела меня однажды втихаря в пионерскую комнату. И я дунул в горн. Так я в один день познакомился и с пионервожатой Верой, и с самой Евдокией Трофимовной. Справедливости ради надо сказать, что я ещё и на барабане поиграл. В общем, я был пойман на месте преступления, арестован, полностью обезврежен и доставлен в кабинет директора по статье "надругательство над пионерскими святынями".

Я думал, что меня собрались хвалить за прекрасное исполнение на музыкальных инструментах, но я ещё и бюсту Ленина пилотку надел набекрень — а это, по тем временам, было расстрельное преступление. То есть, мои творческие потуги недооценивали уже тогда. По лицам было видно, что меня хотели посадить на электрический стул, но в стране была проблема со стульями и электричеством — и меня отпустили под клятвенное обещание никогда в жизни не примерять головные уборы лысым мужчинам. Данное тогда слово держу по сей день.

Ну и как-то первый год быстро пролетел, и все в школе очень расстроились. Дело в том, что директор, всеми обожаемая Евдокия Трофимовна, решила уйти на пенсию. Там проводы были такие, что даже те, кто не умел, — плакали. Некоторые — от счастья, но, на всякий случай, плакали горько.

И тут, совершенно неожиданно, Вера — та, что меня спалила с горном, барабаном и пилоткой на Ленине — стала следующим директором. Я подозреваю, что именно поимка меня и спасение вождя от позора сыграли важную роль. С того момента Вера стала Верой Павловной и возглавила наш неуправляемый муравейник.

И это я уже тридцать лет не играл на горне и барабане, а Вера Павловна всё ещё на своём посту. Она, кстати, когда мы были в одиннадцатом классе, проводила у нас урок сексологии. Она такое рисовала нам, что доску после урока мыли с особой тщательностью и с мылом.

Эх, сейчас бы в горн подуть и на барабане сыграть "Польку-бабочку". Но пилотку надеть не на кого — не тот эффект уже.

А директора до сих пор дружат, как видно по фотографии. И ещё неизвестно, как бы там всё сложилось, не примерь я тогда вождю головной убор. А так вот — карьера у человека сложилась.