Авторские истории

Большие надежды остались взаперти идеи или же наоборот?

А вот, отодвинув в сторону клавиатуру, взялся за свой кофе — чёрный, космический, интеллектуальный. Нужно было продолжать, но мысль словно бы цеплялась за невидимую преграду, и он рассуждал:

«Посмотри на любого писателя — все ли они безопасны? Ментальные монстры страшней монстров реальных, но у графомании есть особенная сила: она стирает острые углы. Точно так же море делает острое стекло покатым камушком. Да, кошечки — это мелочи. Но мир гарпий и василисков, драконов и всяческих демонов обычно скрыт от обывателя. Да и потом, реальность покорена видеоблогингом и прочими вещами из Ютуба, а Амазон уравнял шансы бойцов писательского фронта».

— Нет, я всё же — лучший писатель, безусловно, — сказал он. — Я — лучший писатель Венгрии, просто…

Ютуб разлёгся над миром покрывалом-птицей и сместил акценты. Всегда кто-то виноват. Принцип выхода из зоны комфорта — это, по сути, модная иконка.

Солнце играло с облаками. Когда далёкие атмосферные дымы напоминают испарения спичек, хочется вспомнить что-то из прошлого. Но как вы собираетесь сопрягать времена? Что было, а что — есть?

Писатель, поедающий окно.

Стоило лишь начать, и его внутренний диалог не остановил бы даже конец света. Интернет открывает двери и закрывает скобки стиля. Но для чего условности там, где правит ширпотреб? Человек, который во главу угла ставит идеи, далеко не всегда становится финансово состоятельным. Да, так притягателен, так таинственен герой МакГрегора в фильме Поланского «Призрак». И так банальна и засушлива реальность настоящего призрака, а в просторечье — литературного негра, уже довольно давно работающего на писательском рынке Индии. Да, в Индии Симон никогда не был, но и никакой нужды ехать туда не было — его работа вполне устраивала заказчиков. Взять хотя бы роман «Последний танец», что опубликован под именем Льюиса Дилана. Действие в нём происходит в Бомбее, а ведь Симон даже не удосужился посмотреть на фотографии города в Интернете. Объясняя свои методы Атилле, сетевому литературному эксперту, он говорил:

— Найти нужный промежуток. Если у тебя завышенная харизма, ты пролетишь. Здесь не платят больших денег, а значит, работать надо очень быстро, чтобы взять количеством. Однако заказчик прекрасно чувствует, где писатель схалтурил. При том, что на выходе как раз и получается халтура, нужно найти какой-то личный приём, чтобы текст был интересен в данной читательской нише. Вот и нужен талант, потому что, когда начинаешь работать в этой сфере, надо найти постоянного и весьма лояльного покупателя. Нельзя нагонять объём диалогами, однако и длинные многостраничные сплошняки тоже не нужны. Причём в «Последнем танце» есть даже момент, где главный герой, Раджа, говорит о смысле жизни и даже о судьбах мира, но это лишь на сотой странице, когда читатель уже вжился в суть повествования и готов ко всему. Я был уверен, что меня попросят заменить эту часть текста, однако всё прошло гладко.

Герой должен пройти испытания. Испытания должны начаться с первых страниц, продолжаться всю книгу и закончиться хеппи-эндом, если были такие условия. А теперь я расскажу, как не дать маху, когда не знаешь названий улиц. Да, проще ошибиться именно в том случае, когда название ты знаешь, но употребляешь неправильно. Итак, увеличиваем число имён. Допустим, у нас есть герой, его девушка, а потом — злодей. Давайте опишем ещё семью злодея. Сюда включим и всех окольных родственников — итого у нас получается большая человеческая сеть. И чтобы ничего не забыть, нужно взять огромный лист бумаги и обозначить всех героев в виде кубиков. Внутри кубиков я обычно рисую маленьких человечков. Плакат этот вешаю перед собой, но так как я одновременно работаю над целой серией книг, плакатов может быть много. Не стоит скромничать — чем больше героев, тем меньше нужды подробно описывать место действия. Да, обязательно добавляем Америку. Это очень хороший ход, даже если и нет никакой сюжетной линии, происходящей в Америке. Пусть это будут частые упоминания. В поп-литературе нет никакой нужды концентрировать повествование в одном месте. Другое дело, если наш сюжет завязан на волнах психологической декомпрессии.

Атилла тогда спросил:

— Что значит декомпрессия?

— Я только что придумал. Декомпрессия и компрессия. Литератор волен поступать со словами, как повар с ингредиентами, но надо помнить и об аудитории. В данном случае мы говорим о методах.

Серия «Без Памяти»
Официальный автор — Кашмир Лакшми
Вторая часть «Помни о чужаке»
Мягкая обложка, 250 страниц

Симон закурил, и его мысль двигалась вдоль сигаретного дыма, словно курительная лодка. Как работали его собратья по оружию? Ведь теперь уже и нельзя было сказать — перо, давно уж никакого не было пера. Давно стали бэкграундом и печатающие машинки, а книги продолжали штамповаться, и спрос на литературных негров не падал. Да, рос ли ценник? Он уже лет пять работал с Дэннисом, и перспектив впереди не было никаких.

Работать в два раза быстрее — возможно ли это? В этом случае его гонорар приблизился бы к зарплате неплохого регионального менеджера, включая все премии.

Всё сказанное далее для статьи на литературном сайте Атиллы было выдумано от начала до конца:

— Существует литературная мафия. Обыватель, проживая в своей сетке координат, в которой всё определено, наверняка об этом не знает. Но если вы принадлежите к кругу читающих людей, вы связаны с этим подспудно. И ещё, я вам скажу, что потайное зомбирование и энергетическое чипирование через книги происходит даже сильнее, чем через видео. Об этом не принято говорить.

— Нужно продолжить тему, — сказал Атилла.

— Чипирование — вещь средней степени попсовости. Прочитал и забыл.

А думал он так:

«Велик, необъятен, не познан мир Индии. Какой-то никому не известный человек из венгерского города Кечкемет уже сделал свой вклад в развитие этого сомнительного дела и зарабатывает весьма призрачные деньги. Да, здесь всё совершенно эфемерно. Если увеличить число производимых текстов вдвое, то, возможно, он даже сумел бы назвать себя респектабельным бойцом невидимого фронта».

Много лет назад, выпуская первый и единственный роман на бумаге под собственным именем, Симон Патаки рисовал в своей голове радужную картину будущего. Мечты, возможно, уже окаменели. Гладкое морское стекло, вымершие трилобиты, одинокий динозавр в виде топ-надежды на успех в Голливуде. Но кто же виноват? Нет, он всё ещё надеялся попасть в Голливуд. Но сценарий до сих пор не написан, хоть и были планы и виш-листы. Вопросы психологии? Личная жизнь? Люди-якоря? Ведь не может же так быть, чтобы жизнь так сильно заклинило на одном месте.

А воображение — это вид моря. У кого-то оно давно высохло, и теперь можно собирать соль, складывать её в мешки и пытаться выдавать за выгодный товар. Это — да — о сочинительстве. Они везде есть, работники пера разного сорта, даже здесь, в Кечкемете.

А приснился Симону сон: у него дед, который жил на картине и выбирался с той картины лишь по каким-то праздникам. Был ли дед, не было деда, а важно — насколько красноречивы краски. И весь воздух вокруг — эта самая краска, будто художник воздухом и рисовал. Если бы существовали принципы дисциплины цветов и художники знали, как совмещать сакраментальное и локальное, то, возможно, холсты могли бы выбираться из снов, одеваться и ходить следом за людьми.

— У тебя как будто крылья есть, — сказал Симон.

— А они и у тебя есть, просто ты их прячешь, — ответил тот.

— Что же, значит, мы — птицы?

— Крылья есть не только у птиц.

Почему-то подумалось о каком-то произвольном жуке вроде майского, который способен преодолевать некоторые расстояния, передвигаясь по воздуху.

— Я тебе могу сказать. А ты вот только спроси, что надо.

А далее — массивы. Знаете, что это такое? Вы возьмите, составьте план абстракций, несуществующие пути будущего, прогоняйте через себя и отмечайте, как реагирует ваша голова. В некоторых случаях, когда ваш прогноз верен, голова вдруг становится кастрюлей с тёплым бульоном. Но кто ж его знает, по какому принципу работают мысленные регуляторы?

При мысли о приезде в Кечкемет из Нью-Йорка что-то в голове сопротивлялось. Блокировка.

— Но хорошо, — сказал Симон, — если такого не будет, то что же мне — смириться?

Сон, впрочем, оставлял в голове комплементарный след. Краски играли, местами выбираясь наружу и улучшая фон реальности.

Симон продолжил мечтать: автографы прямо на улице? Да нет. Но, чёрт побери, почему нет? Да и вот, спустя год отсутствия в Кечкемете, он видит поразительные вещи: мир бежит куда-то вдаль, напоминая автомобиль с большим объёмом двигателя. Мир V-8 настойчив. Мир V-12 — история не для всех. Ты можешь идти мимо множества дверей, дёргать их за ручки, и ни одна из них не откроется.

Мечты.

Там, в мечтах он встретил Ласло.

— О, я слышал, ты поднялся? — спросил Ласло.

— Да. Я уже не тот, что был прежде.

— Слышал, Вилмош тоже поднялся.

— Не слышал о нём.

— Он купил автомойку.

— Здесь? В Кечкемете?

— Да.

— Знаешь, ничего не изменилось.

— Ну как там, в Голливуде?

— Ничего особенного. Погоди, мне звонят. Это Джонни Депп.

Надо полагать, что вечером, медленно дегустируя вино в Etterem Es Bar, он удовлетворённо ловил на себе взволнованные взгляды. Ничего страшного, что фигура писателя в наши дни уже не имеет прежнего веса. Вы знаете кого-нибудь из современных авторов?

В мечтах своих человек способен строить миры, назначать себя персонажем сказок, приключений, боевиков. Виртуальный алкоголь. Вернее, зелье мыслей, вырабатываемое мозгом. Плыви, плыви — никто не поймёт, как далеко забрался ты в своих мечтах.

А вот и Кинга. Идёт она, надев на лицо свою нарицательную маску. Пошлость губ измеряется в процентах. Вздор взора, дурашливость. Но зад хорош, даже теперь. А здесь, в коллаборации с долгими заплывами в сферы воображения, можно было бы добавить немного терзаний. Но речь, скорее всего, о победах. Человек воюет сам с собой, а писатель — с каким-то глобальным механизмом, внутри которого находится график раздачи пряников.

Если бы она остановилась и спросила его, чем он теперь занимается, он вряд ли бы что-то ответил.

Нет, Кингу он видел вчера. Ничего особенного. Мир-пропеллер. Никаких сдвигов фаз. Можно было её остановить и спросить: «Как дела?» Она бы спросила то же самое в ответ, только и всего.

Но море мыслей глохнет. Переключатели режимов меняют положения. Пора возвращаться к жизни и начинать заниматься переводами.

Когда нет движения вверх, нужно выбрать правильную траекторию полёта внутри замкнутого пространства. Наверняка он был единственным литературным негром во всём Кечкемете.

Очередной вопрос от Атиллы:

— Скажи, Х, что нужно, чтобы быть хорошим негром?

— О, это просто. Если ты хочешь сводить концы с концами, то должен писать несколько текстов одновременно. Однако это не говорит о том, что ты можешь писать то, что ты хочешь. Допустим, ты пишешь два романа, это значит, что эти два романа нужны заказчику. Два романа одновременно, если хочешь — три. Можно писать и четыре-пять, никто не запрещает. Знаешь, есть огромное число методик, которые учат людей, как правильно писать. Интернет подарил людям возможность проявлять себя в самых разных направлениях, в том числе и в писательстве, но всё это — тупиковый путь. Дело совершенно не во мне, потому что мне платят 1500 евро за роман, и, чтобы сводить концы с концами, нужно успевать. Все вопросы могу предугадать. Мы живём в относительно благополучном мире, где даже неработающий может не голодать, хотя это и нельзя назвать нормальной жизнью. Речь, впрочем, не о еде, хотя я бы, знаешь, поговорил о еде. Статус и концепция. Это как в спорте, где большинство выступает ради того, чтобы попытаться вписать своё имя в историю, но удаётся это лишь немногим.

— Если бы ты был спортсменом, то каким?

— Гм. Футбол. Что же ещё.

— О. Чью судьбу ты бы на себя примерил?

— Пожалуй, ты правильно ставишь вопрос. Писатель, безусловно, должен уметь примерять на себя судьбы, иначе ему незачем этим заниматься. Хотя я тебе скажу: наши реалии таковы, что ещё выгоднее уметь правильно копировать и ничем не гнушаться.

— Неужели ты пишешь лишь заказные произведения?

— Нет. Конечно, я пытал счастье, но мой последний личный роман вышел двенадцать лет назад. Иллюзия — это когда тебе кажется, что ты окружён всеобщим вниманием, но тут надо быть осторожнее. Возможно, это — весьма ограниченный круг, а ты уже остановился, полагая, что чего-то достиг. Наверное, так и было, но ведь никто не заставлял меня выбирать этот путь. Я полагал, что у меня началась полоса прогресса. Однако здесь требуются хорошие продажи или издатель-альтруист. Если книга чего-то стоит, но не продвигается из-за отсутствия рекламы, все мифы можно отбросить в сторону. Если ты не выбрал путь быстрых продаж, тебя можно понять, потому что это как с едой: фастфуд или что-то изысканное. Но с интеллектом всё обстоит далеко не так, как с едой, и это нужно понимать.

Хитрость и выносливость.

Наверное, я отошёл в сторону. Многие писатели мечтают написать что-то значительное и, быть может, даже вечное. Но всё решает неумолимая рука бизнеса. Это — система. Впрочем, сочинительство — самое малозатратное занятие. Вам ничего не надо. По сути, вам даже не нужно ничего уметь — достаточно стучать по клавиатуре, переводя ваше дурное воображение в набор символов. Не нужно стесняться. Другое дело — это последующее плавание корабля вашего воображения.

— Допустим, я решился, — спросил Атилла, — что мне делать дальше?

— Написать текст.

— О чём же мне писать?

— Возможно, вы считаете себя гением? Это нормально, ведь эгоцентризм — естественный механизм мотивации. Дальше? Получайте удовольствие. Стоит ли испытывать горечь поражения, настроив себя на борьбу со всем миром? Когда можно делать всё с радостью, публиковать свои книги на Амазоне и раздавать их друзьям.

Ничего не менялось почти год, когда он собирался на день рождения к Морику. История, некогда поросшая мхом, оживала в каком-то довольно извращённом виде. Морик, сорокачетырёхлетний мужчина, торговец автозапчастями, был братом его первой жены, Анаски. Она жила здесь же, в Кечкемете, и работала в школе. Пространство имён писателя своеобразно. Есть что-то вроде шахматной доски, но принципы совсем другие, и фигуры называются иначе. А правильный метод коммуникации — устранение сторонних претензий. Впрочем, жил он с Анаской недолго, детей не было. Таковых она наплодила уже позже.

Глупость может быть фертильна. Как и пошлость.

Это было в рассказе «Онтологически, по тротуару». Анаску звали там Ларой, Марка — так же, Марком. Это они так расстались. Анаска, будучи на семь лет младше него, только-только начинала формироваться как личность. Осознание пришло к ней не сразу. Писатель вообще часто доверяет людям, не в силу простоты или доброты, а по причине того, что сфера воображения — это довольно высоконагруженный проект. Отнимает много энергии. Плюс у этого механизма достаточно большой процент холостого хода.

Лара. Сливовый взгляд. Нет никакого разума у сливы. Лишь синева и размер. Покупаются на более светлые фрукты. Банан подразумевает рот. Но слива может ещё больше: яхонтовая, жёлтая, золотистая.

Главное — уничижить музыку. Главное — закрыться на замок и сидеть в бомбоубежище, — желательно, чтобы это была королева муравьёв, со сливовым взглядом.

Герой рассказа знал, что Лара уйдёт. На третий день её отсутствия он пошёл к Марку и обнаружил там свою жену.

Рассказ этот вышел в сборнике у Атиллы лет восемь назад. Его очень любила Лидия. Ещё было два отзыва.

Он вспомнил кассету того дня — в плеере One To One 'Forward Your Emotions'. Анаска не случайно ассоциировалась у него с чем-то ложным, неправильно сформированным, растущим куда-то в сторону от прогресса.

Марк, прыщавый юноша, до этого был его приятелем, если не сказать напарником в рок-группе, что состояла из двух человек. Свой роман он отдал Марку, чтобы тот распечатал его в офисе отца. Но на том пропал Марк, пропала и Анаска.

Картина не трогала душу Симона. Он позвонил в калитку большого особняка — родители Марка жили довольно богато. Открылась дверь, и он увидел довольное лицо Анаски.

— Я знал, что ты здесь.

— А?

— Я тебе говорю, я знал, что ты здесь.

— А что ты хотел?

— Пусть Марк отдаст мне рукопись. Больше мне ничего не нужно.

Сейчас бы вспомнить, что творилось у Симона в душе. А ведь он уже всё забыл. Да, только теперь, собираясь на день рождения к Морику, он всё это вспомнил: два месяца он не спал ночами, и не было никакого средства, чтобы побороть боль сердца. Была Анаска — она его раздражала, не было Анаски — он не находил себе места.

Вспоминался диалог накануне её побега.

— Мы с тобой уже три ночи не были вместе, — говорила она.

— Потому что у нас то тусовки, то репетиции.

— А вдруг?..

— Что, «а вдруг»?

— Нет, ничего.

— Ты хочешь сказать, что вдруг это было в последний раз?

Он подумал: «Да, этот последний раз был двадцать лет назад, и мир с тех пор изменился». Анаска успела нарожать детей от разных мужей. А ведь это был не последний раз — семнадцать лет назад они случайно встретились, когда Морик решил собрать у себя старых друзей, и он спросил:

— Анаска, где твой муж?

— Я от него устала.

— Помнишь наш последний раз?

— Помню.

— А Марка давно забыла?

— У Марка всё хорошо.

— Значит, ты избавилась от Орбана?

— Он сам ушёл.

— Давай повторим.

— Ты хочешь секса? Я боюсь. Я всё время думаю о тебе, но я тебя боюсь.

— Один раз, Анаска.

— Ладно, — она стала стягивать с себя блузку.

Человек ведь живёт один раз. Зачем ему ностальгия? Женщина, какую ещё нотацию придумать, чтобы одеть этот ложный смысл? Самое страшное, что ты не можешь отомстить. Но тут и не она виновата — кто-то сидит за кадром, какая-то сволочь. Можно, конечно, расчехлить свою философию и найти назначения всем вещам в жизни. Да, просто профессия не та.

Позже он пытался обыграть этот момент в какой-то книге. В ней описывалась жизнь студентов из Индии в Лондоне, и ему удалось убедить заказчика, что нужно делать сериал. А тот, согласившись, заявил, что сериал будет идти по 1000 евро за книгу. Что делать, Симон согласился. Все гении влачат нищенское существование.

«Но какой я гений? — спросил он сам себя. — Я мог бы им быть, но не стал. Или? Хорошо. Начнём заново. Сколько можно прогонять в голове одно и то же? Даже допустим, я — лучше всех. Какого чёрта надо было возвращаться в Кечкемет? Но надо учитывать, что тогда активно развивался Интернет, был первый проект с Атиллой, журнал становился всё популярнее, и казалось, так и надо жить — по-писательски. Небольшой город, медленный ритм, сепаратная страсть к графику и, может быть, личная жизнь? А вот с этим тут совсем плохо. Но, может быть, жизнь не обмануть? Рядом с тобой должен быть человек, который бы служил для тебя батарейкой. А иначе — всё идёт так, как идёт. В принципе, гениальность — это ультимативная градация. Просто литература в наше время — это не стратегическая величина».

Сита встречалась с Джамалом раз в год. Это был их договор. Эту ночь они проводили в режиме плавки металла. В первой части это было в самом конце, во второй — в самом начале, а в третьей части вышло три встречи. В четвёртой Сита разбилась на автомобиле, и Джамалу пришлось заботиться о её детях, хотя это были не её дети. В пятой части он сделал поворот в другую сторону — Джамал был завербован спецслужбами, хотя главной темой оставались личные отношения, любовь, слёзы. Он встречает Нитью, которая младше его на десять лет и работает простым продавцом в магазине.

Симон задумался: развивать всё в том же ключе или ввести какие-нибудь новые хитросплетения? Например, Нитья окажется агентом, которому поставлена задача его раскрыть. А значит, — роман, страсть, поимка. Но заказчик сказал, что сериал пока приостанавливается. Да, здесь было четыре псевдонима: Радж, Кумар, Бхат, Пал. После двух лет успешной работы Симон осведомился у Педро, как представлялся заказчик, нет ли у него путей выхода на другие рынки.

— Конечно, — отвечал Педро, — у тебя прекрасный английский, но это хорошо работает в индийском сегменте. У меня есть выход на Америку, но сможешь ли ты писать про зомби? И потом, делать нужно абсолютно шаблонные вещи. Но дело в том, что, так как работать нужно через меня, я буду брать процент. А значит, максимальная сумма будет 1200 долларов.

— Да, — проговорил Симон, — а помнишь фильм 'The Ghost Writer'? Ведь человек был на совсем другом тарифе.

— Знаешь, я тебя понимаю. Если бы у меня были такие заказы, ты бы получал как минимум в десять раз больше. Может быть.

— Может быть.

— Когда-нибудь.

— Когда-нибудь.

Сон же — штука. Идеологически, можно раскрутить это, словно лассо, набросить на что угодно, вспомнить визуалку: Коэны, Джармуш, Де Пальма, Вим Вендерс. Обосновать сон. Какое слово! Ты! А это самое «ты» сталкивается с тем, что люди в рассказе (опять же, на сайте Атиллы) завязли и не смогли выбраться. Даже Лидия не выбралась. Ах. Про Ирену же (вскоре речь пойдёт и о ней) и говорить нечего.

— Симон, — написала она, — прекрасный, эксклюзивный стиль. Но ты понимаешь, это написано для одного-двух человек. Этого никто не поймёт!

А сон вернулся, в нём снова был дядюшка Франц, и он снова выбрался из картины.

Жук Франц.

— А мы возьмём тебя в наше издательство, — сказал дядюшка, — люди тебя не ценят. Ты за месяц так клепаешь. А у нас будешь по делу клепать. Все эти индийские сериалы. Ты выясни, может, у них там плохо с туалетной бумагой? Может статься, ты работаешь именно для этого. Впрочем, я всё же ценю то, что ты делаешь. А хочешь много денег? Но у нас, у жуков, денег всегда много — это проистекает из нашего внешнего вида. Посмотри хотя бы на мой прекрасный пиджак. Деньги — материя. Жучья мысль. Поверь мне, человек где-то там, за горизонтом всего, подписывает контракт. Потом только выясняется, что его надо отрабатывать. Даже если ты после этого умер. Да-да, как хочешь, так это и воспринимай. Но мы — жуки. Мы о тебе помним.

Симон сначала хотел сон этот записать, а потом забыл.

Два года назад Ирена позвала его на конкурс. Симон перевёл её произведение, понимая по ходу работы над ним, что неплохо бы ей отправиться к врачу и провериться на адекватность. В том конкурсе выиграла красотка, без языка, но с длинными ногами.

Обещанные деньги от Ирены Симон не получил. А через год, поддавшись на уговоры, он перевёл ещё одно её шизическое произведение.

О сочинительстве Ирены можно было слагать легенды. А связано это было с тем, что она, живя в выдуманном мире, постоянно сообщала ему о каких-то странностях. Например, как-то она обмолвилась, что её мужа Виктора вдруг приняли в Бельгийскую академию наук. Через месяц она об этом забыла. Но вскоре оказалось, что Виктор лично знает Дональда Трампа, а потому они отправляются в Америку.

Американский блог Ирены был полон всё тех же нот психиатрической клиники. Хотя жизнь у них была обыкновенной: Ирена мыла посуду, Виктор в свои пятьдесят восемь устроился в мувинг и сорвал там спину. Теперь посуду мыл и он, минимальная зарплата в Нью-Йорке позволяла им снимать one-bedroom [1]. Ирена же ехала с маленькими детьми, и Симону было совсем непонятно, как они со всем этим справлялись.

С одной стороны, Ирена на своей посуде зарабатывала больше, чем он в писательстве. С другой, Ирена, ещё будучи в Венгрии, регулярно выпускалась в чешском издательстве «Труба». Платили немного, но никто не мешал ей писать больше.

Летающая жопа.

Он так и повторял «летающая жопа».

Он, а видимо, и все остальные, называли её летающей жопой.

Поменять писательство на Нью-Йорк? Симон задумался. Ему было уже сорок пять, в таком возрасте не так уж легко начинать жизнь с нуля.

Он написал пьесу «Ирена и её Зад» и положил её в стол. Денег за перевод Ирена так ему и не заплатила, хотя 300 евро вполне можно было бы найти.

Собираясь к Морику на день рождения, Симон пробежался по фейсбуку [2]. Вот и она, Ирена Варга.

Последний пост — фотография кретина с телом осла.

«Вот это да!» — пишет Ирена.

— Вот это да, — вздыхает Симон.

В последнее время Симону начало казаться, что против него существует заговор, и главным заговорщиком выступает мироздание. Зачем оно подсунуло ему Ирену? А всё дело в том, что десять лет назад она сама нашла Симона — тогда он ещё был на плаву как писатель — и предложила открыть небольшое издательство. Симон занимался делами, Ирена выполняла роль заявленного финансиста. В один день деньги вдруг закончились.

— Но нам этого не хватит, — сказал Симон, — это первое. Во-вторых, почему работаю только я?

— Я собрала всех! — заявила она.

На тот момент Симон не знал, что все связи Ирены самопроизвольно растут в её голове, как грибы. Непсабадшаг, Билд, Сабад Фёльд, Франц Пресс, Шарли Эбдо, Нью-Йорк Таймс. Симону и в голову не могло прийти, что у Ирены Варга просто не все дома. Подкупало то, что она выпускала свои дурацкие истории на бумаге, и это создавало ощущение мнимого статуса. «Я собрала всех» означало, что её знают чуть ли не все писатели Европы, и теперь осталось лишь приложить минимум усилий, чтобы достичь успеха. На телефон Ирена просто нападала, говорила полчаса, говорила час, полтора, два, и Симону всё это приходилось слушать.

— Я не могу остановиться! Останови меня!

— Как я тебя остановлю?

— Если ты не остановишь, я не остановлюсь!

Самый длинный звонок длился два часа двадцать минут, и уже тогда Симон стал подозревать, что с Иреной не всё в порядке.

Наконец, она похоронила сына.

Только спустя несколько лет Симон узнал, что никакого умершего сына у Ирены не было. Она похоронила его, чтобы выйти из дела и податься в бега, прячась от кредиторов.

Германия, Англия, Америка. Впрочем, роман «Космические какашки» вышел уже тогда, когда Ирена, Виктор и их двое детей были в Штатах. «Какашки» продавались во всех магазинах Венгрии, и Симон недоумевал, что же отправило Ирену в путешествие в её уже не самом молодом возрасте. Учитывая, что здесь она худо-бедно продавалась и имела даже небольшой медийный вес — во всяком случае, её и Виктора иногда приглашали на какие-то формальные телепрограммы. Впрочем, да, кредиты. Кредиты и космические приключения с какими-то скрытыми темами копрофагии. Но что ждёт тебя в Нью-Йорке, Ирена? Почему Виктор не устроился в «Убер»? Да, чужая душа — потёмки.

И далее — её новый пост:

«Пришла с работы в четыре утра! Читала Канта. Я валяюсь! Я думала, только у меня такая каша в голове, а это вам только так кажется. Сегодня меня посетил странный импульс, и, ещё не осознав, что это за импульс, я увидела перед собой лицо моего начальника. Он — хороший человек, его зовут Сабаи, но тут он увидел что-то странное в моих глазах. Он молча смотрел на меня. Но тут до меня дошло, и я спросила: "Как вы думаете, как будут мыть посуду на больших звездолётах?" Возможно, он находился в помутнении — это был своего рода нокаут. Наконец, он взял себя в руки и рассмеялся. Мы вдоволь посмеялись и продолжили работать. Нью-Йорк! Я люблю тебя! Ниже прилагаю фотографии».

— И двести сорок комментариев, — проговорил Симон, — как устроен мир? Мне пишут один комментарий в неделю. Может быть, нужно сойти с ума, вешать фотографии нелепых людей, как делает это Ирена, и всё будет в порядке? Собирать людей в своём аккаунте в социальных сетях — это ведь ещё надо уметь. У меня совсем ничего не получается — комментарии мне пишут лишь Лидия, Атилла и некий Балинт. Робот, наверное.

Симон как-то вспомнил, что даже ставил сам себе лайки с других аккаунтов. Что могло быть глупее? Нет, он не думал о том, что Ирене так уж хорошо в Америке, но он до сих пор не мог вникнуть во всю широту её выдумок, хоть и знал её давно. Сначала Ирена не казалась ему ненормальной. Иногда, движимый порывом, он бросался к клавиатуре и придумывал новые сюжеты. Периодически там находилось место и Ирене, и она всегда была в роли сумасшедшей.

«Бедный Виктор, — написал он Лидии. — А я…»

Лидия сочиняла четыре романа в год, и в каждом был Париж. Но непонятно, почему Симон иногда возмущался про себя — у него-то этих Парижей было побольше раза в два. Он мог себе так и сказать: «Сам я — осознанная жертва мании, но Лидии можно простить, она — женщина, она белая как снег. Хотя, собственно, и женщинам не чужды сверхидеи — литературные Наполеоны бывают и среди них. Впрочем же, чаще всего это какие-то химическо-ментальные припадки. Ладно. Последняя книга, а продавалась она на Амазоне, являлась самой Лидией. Это было честно, но слишком витиевато: слово цеплялось за слово, и Симон путался на каждом абзаце, хотя тема была-таки интересной: забытая на пятьдесят лет квартира.

Да, в Париже.

— А ты молодец, — написал ей тогда Симон, — тонкий момент в том, что ты как-то обошлась без фантастики, хотя героиня словно бы живёт вне времени. Если задуматься, момент метафизики очевиден. Но ты всё сводишь к ожиданию.

И сам он подумал, сколько знает он Лидию, её скорость написания книг лишь растёт. Но что же, она на своём месте, хотя вся её звёздность строго эпизодична. И ей совсем не тридцать пять, а сорок пять лет, и это — пусть игра и небольшая, но здесь всё строго по ней. Сказать точнее — бог действительно всем даёт по способностям. Может быть, и ему стоило пересмотреть взгляд на собственную карьеру и признать, что…

— Что ничего не состоялось, — сказал он сотый, сто первый, пятьсот десятый раз.

Примечания

[1] Однокомнатная квартира (англ.).

[2] Правительственные органы страны России признали Фейсбук экстремистской организацией, будьте бдительны.

Роман «Кокора» вышел в издательстве Чтиво в 2025 году. Узнавайте о книге больше, скачивайте её демо-версию и обретайте издание на нашем сайте.

Трактирщик хмыкнул, зачерпнув кружкой пива, сделал глоток, потом руками ухватил кусок оленины, откусил и только после этого ответил: "Ну, Иван так Иван. Я, как ты уже и так знаешь, Харальд. На этот твой вопрос я, пожалуй, отвечу бесплатно. У себя на родине, откуда мне пришлось перебраться в эту глухомань, я входил в элиту людей, что имеют дело с оружием. Я был егерем, тем, кто следит за тем, чтобы на территорию наших ночных пустошей не шастал кто попало, браконьеров я ловил, проще говоря. И уж кого-кого, а меня твоя маскировка обмануть не могла. Слишком уж хороший у тебя доспех, да и оружие, уверен, ему под стать. Меня и других егерей учили в этом разбираться. Ну и кроме того, то, как ты двигаешься, то, как ты оцениваешь обстановку, всё это выдает в тебе охотника явно лучшего, чем те, кто имеет дело только с обычными зверьми. Ну а на то, что ты благородный, указывает то, что от тебя фонит сильной магией. Для тех, кого учат искать и находить её с самого детства, это очевидно. Учитывая, сколько стоит учиться мощной магии в любом из уголков нашего мира, вывод очевиден."

Сказать, что я был удивлён тому, что простой трактирщик так легко меня просчитал, — это не сказать ничего, хотя есть ощущение, что он не такой уж и простой, раз специально обратил моё внимание на свой статус егеря в прошлом. Следующий вопрос я задавать не планировал, однако он у меня вырвался сам собой. "Харальд, тебя явно здесь уважают, ты неплохо готовишь. Даже простая еда без свойств у тебя вполне неплоха. Так почему твой трактир, ну, не знаю, такой...?" — с этими словами я обвел рукой помещение вокруг.

Услышав мой вопрос, трактирщик аж поперхнулся вполне, кстати, неплохой олениной. Откашлявшись, трактирщик, бросив мне короткое "Жди", удалился на кухню, откуда в скором времени вернулся, принёс с собой небольшой графин настойки, из которого молча себе налил рюмку и, лишь опрокинув её в себя, заговорил вновь: "Знаешь, а пожалуй, я отвечу — за золото, естественно. Я, конечно, мог тебе сказать идти в жопу, потому что не твоё это дело, однако уговор есть уговор. Ответ на твой вопрос будет стоить пятьсот золотых монет, готов ли ты заплатить такую цену за свой интерес?" Учитывая, что я давно взял за привычку держать в инвентаре не меньше десяти тысяч золотых на оперативные небольшие расходы, деньги у меня были. Но вот готов ли я заплатить, пожалуй, вопрос. Так как если цена ответов будет расти в прогрессии, золота на действительно нужную информацию мне может не хватить. Но, решившись, я под заинтересованным и удивлённым взглядом трактирщика забрал его стопку, куда налил настойки, после чего, отодвинув тарелку и приборы, тоже руками взял отбивную, от которой оторвал зубами крупный кусок, облизнул пальцы, а после положил на стол мешочек с запрошенной суммой. Трактирщик молча спрятал золото, взамен извлек, из инвентаря еще одну рюмку, разлил настойку и произнес: "Ну давай еще по одной, Иван, и слушай." После чего бывший егерь, а ныне трактирщик и владелец "Кривоухого эльфа", рассказал историю, интересную, кстати сказать, историю. О том, как почти на другом конце людских земель он когда-то был действительно хорошим воином; у него были друзья, был отряд и неплохая в принципе жизнь. Да, он с пяти лет и до самого совершеннолетия усердно учился и тренировался, учился не только управляться с оружием, но и чуять магию, учился выживать и воевать. Потом еще пять лет в родном регионе Холодных, где ночные пустоши были местом запретным. Почему? Ну вот так решил местный правитель, а за ним следующий, а после него еще один — и так на протяжении сотен лет. Регион Холодных фьордов принципиально не посылал охотников и экспедиций в пустошь, лишая себя ее ресурсов и отставая в развитии, взамен взращивая и сдавая в наем своих егерей тем, кто готов был платить. Егеря — это не только великолепные воины, каждый из которых способен наравне тягаться с охотником на монстров из числа ветеранов, но и действительно лучшие в этом мире охотники на охотников, что делало их крайне популярными наемниками для "щекотливых" дел. Вот только, как это бывало и в моем мире, Харальда и его отряд наняли не очень чистые на руку эльфы, наняли для задания, с которого никто не должен был вернуться после выполнения. Вот только ему повезло... ну или нет. Пять лет скитаний, охота, сопровождение и охрана, подработки резьбой по дереву, строительством — в общем, все способы заработка, что мог придумать крепкий и сильный мужчина, за исключением грабежа и заказных убийств. А потом, очередной раз, отправившись в путь как охранник каравана, он пришел именно сюда, в этот самый трактир, где ему понравилось. Да, вот так: он устал жить в дороге, а здесь, в глуши, природа, покой и работа не пыльная, так как караваны редки, а охотники и редкие деревенские посетители, что сюда забредают, не взыскательные и в основном смирные. Сначала был вышибалой, потом помощником старого трактирщика, а когда тот помер и передал ему трактир, сам стал трактирщиком.
После были и другие вопросы, были и другие ответы, и в целом хорошо мы посидели. Я обзавелся не только ценной информацией, но еще и получил актуальную карту поселений, известных Харальду на моей территории. Правда, стал беднее на семь тысяч золотых.

Но деньги — это мелочь. Куда важнее и ценнее то, что я, пусть и предварительно, обзавелся партнером и рынком сбыта своей будущей продукции, никак не связанной с ночной пустошью. Так что без сверхприбыли, еда обычная и дающая характеристики. Хотя о том, что дельце будет невыгодным, речь не идет. Дело в том, что за годы владения захолустным трактиром Харальд много видел, много слышал и много с кем завел знакомство: это и охотники, что всегда только рады поесть "послаще", и караванщики, что всегда рады купить на отшибе продукции на продажу подешевле, зато побольше для перепродажи. Так что в поместье я возвращался слегка пьяным, но очень сильно довольным. Несмотря на то что никогда не был мастером экономических стратегий и, да признаться, никогда их не любил, у меня вырисовывался план. Чтобы жить относительно спокойно, не лишая себя развития и решить проблему с налогами, если не полностью, то по большей части, я дам охотникам, как самым простым, так и тем, что ходят в ночную пустошь, деньги и работу. Да, может, это кажется глупо, однако в этом и есть главный смысл большого и массового производства, которое я задумал, только перебираясь в эти края. Рабочие места и повышение уровня жизни — вот мой план. Весь секрет в человеческой натуре: когда у человека требуют отдать налоги за просто так, это грабеж. Да, без оружия, да, без угроз и принуждения, но грабеж. Разрешение жить на определенной земле? Да даже не смешно, этот прекрасный мир не имеет демократии со всеми ее "плюсами". Защита? Защита кого и от чего? Тех, кто живет в полу диких лесах охотой — ну, тоже так себе идея. А вот дать уверенность в завтрашнем дне, давая возможность заработать и изменить свою жизнь за процент от прибыли, может и получиться...

После занятий Дюймовочка любила расслабиться в горячей воде. Прямо здесь, в огромном и светлом библиотечном зале, среди человеческих книг, не опасаясь, что её увидят, — библиотеку никто не посещал. Эльфы слишком уставали на каких-то своих работах, а королевская семья и приближённые считали чтение бесполезной иностранной блажью, ногам предпочитали крылышки.

Компанию составляла только фрейлина Кэй. За принцессой ей было не угнаться, но с каждым разом получалось всё лучше.

После горячей ванны приятно выйти в серый зимний день, прогуляться до замка по пушистому снежку среди пожухлой травы. Дюймовочка больше не удивлялась холоду — как-никак, третья зима здесь. Да, сначала она сильно расстроилась, ведь принц обещал вечное лето. Потом привыкла, тем более зима оказалась не такой суровой, как на родине.

Зима — не единственное разочарование. Подаренные принцем крылышки развалились, не прослужив и месяца. Муж только плечами пожимал:
— Ты слишком тяжёлая, вот и всё! — И хихикал мерзенько, вторя своему жирдяю-подхалиму.

Жирдяй — третье разочарование. Так называемый друг…

Дюймовочка прогнала дурные мысли, глубоко вдохнула, выдохнула облачко пара и невольно залюбовалась им. Она бы полюбовалась и вторым, но рядом вдруг загалдели:
— Леди Ди! Все сюда, она здесь!

Вокруг неё собиралась толпа эльфов. На них было жалко смотреть: сгорбленные, закутанные в обрывки грубой ткани и гнилые листья, в грязных лоскутах на ногах, поверх которых дырявая травяная обувка. Зимой эльфам приходилось много ходить — от влажности крылышки тут же отсыревали и болтались за спиной бесполезными тряпками.

— Принцесса! — Они приседали в полупоклоне.
— Леди Ди! — Они тянули огрубевшие руки.
Принцесса давно смирилась с этим «Ди». Эльфам непросто выговорить иностранное «Дюймовочка», к тому же они всерьёз не понимали, зачем маленькому человеку такое громоздкое имя. Сами они носили имена короткие, напоминавшие названия букв.
— Леди Ди! — продолжали шуметь эльфы.Дюймовочка подняла руку, и наступила тишина.
Вперёд вышла дочь придворного поломоя. Она протянула принцессе горсть маленьких бумажек, на каждой по печатной букве.
— Нас обманули, и мы голодаем, — коротко сформулировала она.

Дюймовочка узнала эти бумажки. Ещё летом принц с Министром финансов выдумали фокус, который назвали человеческим словом «реформа». Они объявили, что всё зерно, заготовленное эльфами на зиму, следует сдать в специальное королевское хранилище, защищённое от мышей, гнили и плесени. Это было умно, учитывая опыт прошлых зим. Вместо каждого зёрнышка владельцу полагалась одна буква, вырезанная из печатной человеческой книги. Единственная книга с таким шрифтом хранилась у принца, нарисовать буквы самим было невозможно. Осенью эльфы принесли своё зерно в хранилище и теперь, когда надо, обменивали бумажки на зёрна, один к одному. Так в чём же проблема?

— Мы больше не получаем еды, — жаловалась дочь поломоя. — Сказали, что зёрна кончились, а бумажки у нас остались. Как же так? Плату за товары и работу мы теперь получаем этими бумажками, вместо зерна! И в лавках, и на рынке принимают теперь только эти бумажки, но не по курсу зерна, а в десять раз больше! Вот их у меня сколько, и что? Ими детей не накормишь. А во дворце всё пируют, отец рассказывал!

— Милые эльфы, обещаю поговорить с мужем! Видимо, наш большой и важный, — Дюймовочка ухмыльнулась, — Министр финансов что-то напутал.
— Мы не хотим ждать! — раздалось из толпы.
— Верните наше зерно!
— Да! Есть хотим!
— Сами жрите свои бумажки!

Это было уже грубо. Дюймовочка не снимая с лица улыбки, чтобы не раздражать народ ещё больше, быстро зашагала во дворец.

***
— Открывай дверь!

Гвардеец смотрел вдаль, не обращая внимания на взволнованную принцессу. Та только сильнее злилась:
— Мне сообщили, что он здесь, в банке, на совещании с Министром финансов. Открывай!

— Принц не велел, — не глядя на Дюймовочку пробасил гвардеец.
Красная от гнева, она подняла с мостовой булыжник и с размаха ударила им в стенку банки. Железный звук оглушил обоих.
— Открывай, или я буду колотить! Что ты мне сделаешь тогда, саблей зарежешь?

Гвардеец безучастно рассматривал горизонт.
На город обрушился грохот камня о гулкое железо, будто в набат били. Через минуту в банке открылась дверь, высунулась голова в нелепой маленькой короне. Это был принц Ай. От него разило элем.

— Чего грохочите? Приехала? — спросил он у гвардейца, и его крылышки затрепетали. Потом он увидел Ди. — А, это ты… — протянул он разочарованно, крылышки тут же обвисли. — У нас совещание с Министром…
— Я в курсе! — Дюймовочка дёрнула дверь и протиснулась мимо мужа внутрь. Тот поплёлся за ней.

Места в банке было мало, на то она и банка. Её, железную, крепкую, выменяли у людей для хранения всего важного. Внутри поместились шкафы с ценностями, стол с диваном. Горели свечи. До потолка высилась ещё одна банка, уже стеклянная, с остатками зерна на донышке.

С кувшином эля в руке на диване развалился Министр финансов Спальчик. Как же бесит! Мерзкий, жирный, здоровенный двухдюймовый увалень!

— Гляньте, кто притопал! — потряхивая вторым подбородком поприветствовал он принцессу. Первого подбородка не было, он потерялся в жирной шее, сразу висел второй, и Дюймовочка на секунду задумалась, может ли он называться вторым, если первого нет, откуда тут считать.

— У нас важные мужские дела, мы тебя не ждали, — сообщил принц Ай.
— Вернее ждали, но не тебя! — расхохотался Спальчик.

Подавляя желание послать обоих к болотным чертям, Дюймовочка рассказала о встрече с народом.

— Тоже, удивила, — отмахнулся Министр, — у нас всё под контролем. Просто их ждёт новая реформа, всего-то. Десять обычных букв надо будет обменять в банке на одну заглавную, и уж по ней-то точно получат зернышко. Или половину, тут как выгорит.

— Не наглейте, куда вам столько зерна?!
— А на что, ты думаешь, мы меняемся с другими городами? Они ж не дураки бумажки с буквами принимать. Не забывай про налог в город короля-отца, да дарует ему Создатель долгую жизнь!

Встрял принц Ай:
— Если ты забыла, мы — члены королевской семьи! У нас все должно быть самое лучшее!
— Ага! — поддакивал Спальчик.
— И самое большое!
— Точно!
— И позолоченное!
— Именно так!

Спальчик отхлебнул и продолжил:
— А откуда берутся твои наряды? А твои эти книги? Пирожные и прочее такое? Вот поэтому, я повторяю, нас ждёт ещё одна реформа.

Дюймовочка разозлилась:
— А я повторяю для тех, кто в банке! Вас бунт ждёт, а не реформа!
— Не твоего ума это дело, ясно? Что-то не нравится — всегда можешь вернуться к своему тупому Кроту, — пьяно пролепетал принц.
— Тупому? — возмутилась Дюймовочка. — Крот, между прочим, член-корреспондент Академии Наук!
— Член, гы-ы-ы, — загыгыкал Спальчик.
— Он экспедицию к центру Земли готовит! Он меня читать научил!
— Вот и шла бы к нему! — Ай от злости задрожал.

— Подожди, подожди, тссс, — Спальчик пьяно подмигнул. — Меня давно интересует: с Кротом, ну… Это… Физически… Он же здоровенный! Как ты не порвалась-то?
— Иди к чёрту, жирный ублюдок!
— Кротовья подстилка! — заверещал Спальчик и смачно рыгнул.
Дюймовочка со слезами повернулась к мужу, тот подпирал стенку банки.

— Ай! Как ты позволяешь этому так со мной?! Я же твоя жена! Ай!
Принц молчал.
— Мы с Аем друзья с детства, а ты с нами сколько, а? Месяц?

Принц молчал.

***
После баночной духоты холодный воздух стал для Дюймовочки спасением. Она вдыхала его и не могла надышаться. Сильная и гордая, сейчас она вернётся в замок, попросит мятный чай, запрётся в спальне и будет реветь над кружечкой, над ложечкой, над тарелочкой…

Мокрыми разводами расплывался её маленький мир, поэтому принцесса не сразу поняла, что гвардейца возле входа нет. Не сразу заметила, что огромное пятно перед банкой — это эльфы, множество обычных, голодающих эльфов, и все они молча смотрели прямо на неё.

— Ты созывала народ? Мы здесь! — выкрикнула дочь поломоя.
— Созывала? Я просто громко постучалась… — сконфузилась Дюймовочка.
— Так ты с нами или нет?

Главное, что против них, подумала обиженная принцесса и закричала:
— Мы вместе!

Толпа тут же заревела сотней голосов.
— Отменить реформу! Гнать Спальчика! — кричали справа.
— Да! — поддержала их принцесса.
— Отобрать! Поделить! — старались из центра.
— Точно! — согласилась Дюймовочка в надежде, что хотя бы библиотеку не тронут.
— Королевскую семью на ножи! — ревели слева.

А вот это уже перебор. Принцесса встала рядом с теми, кто справа, подальше от левых, и принялась усердно скандировать.

Со стороны дворца показалась гвардейская кавалерия на боевых синицах. Жуткие хищные птицы приближались, быстро перебирая лапками по мостовой. Их всадники обнажили сабли.

Толпа заволновалась.

— Нас порубят! Нас сожрут! — вскрикивали испуганные голоса.
— Здесь леди Ди, они не посмеют! — успокаивали другие.

Вы многого не знаете, думала Дюймовочка, но страха старалась не показывать.

Под прикрытием гвардейцев, из банки вышел принц Ай, тут же оседлал самую яростную и жирную синицу. За ним вышел Министр, здоровяку подвели голубя. Спальчик комично затрясся на сизой птице в сторону дворца.

— Какая жирная синица! Какой жирный голубь! Какой жирный Министр! Вот куда уходит наше зерно! — негодовала толпа.

Дюймовочка же невольно любовалась мужем: раскрасневшийся от зимнего воздуха, на боевом скакуне, с саблей, в лихо заломленной блестящей короне, тот смотрелся величественно и мужественно. На своём месте. Будто не он только что в банке жался к стеночке и лепетал гадости.Увидев жену в толпе протестующих, он бесстрашно подъехал к ней:

— Ты что вытворяешь?
— Требую уважения, как все здесь!

Толпа затихла. Есть, конечно, хотелось, но послушать, чужую ссору всегда интересно, особенно если спорят принц и принцесса.

— Это предательство, жабья ты погремушка! — нападал Ай.
— Да! Так ей! — хором поддержали гвардейцы.
— А ты ленивый, избалованный эгоист! — отражала Дюймовочка.
— Точно! — кричала толпа. — Наподдай ему!
— Я тебя из дерьма вытащил, во дворец привёл! — Принц.
— Да-а-а!
— Инфантильная, жадная малявка! — Принцесса.
— О-о-о!

Ай свесился с синицы, приблизив лицо вплотную:

— Прекрати этот балаган, Ди. Дома поговорим.
— Дома ты снова сбежишь от проблем к своему дружку, будто ребёнок.

Принц промолчал. Дюймовочка продолжила:

— Всё ещё хочешь, чтобы мы были вместе?

Молчит.

— Не молчи!
— Хочу…
— Боги, до чего мы докатились! Прилюдно ругаемся, словно бедняки в трактире. Это же не мы, понимаешь? Будто в наши души вселились озлобленные бесы, и они говорят за нас своими мерзкими словами.

— Да, я озлобился. Но как быть, если, глядя на тебя, я вспоминаю всех твоих бывших? Этих животных!
— Можем поговорить об этом.
— Разговаривая с тобой, я чувствую себя идиотом, — не выдержал принц. — Ты же всегда права!— Раз так — слушай. Мы сами не справляемся, видишь? Нужно изгнать зло из наших душ: твоей, моей, даже Спальчика, и сделать это должен специалист.
— Изгнать зло? Ты говоришь про экзорциста?
— Можно и так сказать. Доверься мне, милый, я приглашу кого надо из королевского города.
— Ладно... Пусть так… А с ними что делать? — Принц взглянул на притихшую толпу.— Сами эту кашу заварили, сами и выкручивайтесь, — подмигнула Дюймовочка и, довольная, направилась во дворец. Мятный чай отменяется.

Ещё громко добавила:

— Я бы рекомендовала накормить и…

Конец фразы растворился в радостном крике толпы.

***
Окна библиотеки искрились от весеннего солнца, лучики скакали по раскрытой книге, по ряби горячей воды в ванной, по коленке принцессы и плечам принца.

— Ради такой ванны можно немного и почитать, — благостно изрёк Ай и запрокинул голову. Корона чудом не свалилась, висела на волоске.

Ди просунула обе ножки ему под мышки:

— Только ради ванны?
— Щекотно, перестань!

Принц дёрнулся, корона зазвенела по мраморному полу.

— Звонок! — подскочила Дюймовочка.
— Доктор Лэй! Мы же опоздаем! — Принц встал, подобрал корону, Дюймовочка деликатно отвернулась. — Побежали, то есть, полетели, ох, то есть — поскакали!
— Можно я сначала оденусь? — улыбнулась Дюймовочка.

Принц махнул ей из-за за ширмы. Через несколько минут пара неслась во дворец галопом на самой боевой и жирной синице королевства.

Ещё в начале весны из королевского города прибыл специалист по изгнанию бесов, зла и прочего такого из душ — доктор Лэй. К удивлению принца, доктор Лэй оказалась женщиной. Строгая и деловая, черноволосая, в чёрном плаще и круглых очках — столичный стиль. Ей выделили лучшую гостевую спальню и самый уютный кабинет.Возле этого кабинета ждали сейчас принц и принцесса. Дверь оказалась приоткрыта, из-за неё доносился голосок Спальчика:

— Ещё про мать рассказать?
— Если хочется, — ответило грудное контральто доктора Лэй.— Она никогда не принимала меня всерьёз. Думала, у меня и проблемки маленькие. Подумаешь, Мальчик-с-пальчик! Подумаешь, сыночек ушел из домика! Мне ведь построили домик во дворе, как собаке будку. А брат постоянно подсматривал. Знаете, каково это, когда большой брат следит за тобой?

— Вы мне скажите.

— Я и ушёл, бродил, пока сюда не попал… Чувствую, что и отсюда пора уходить. А что? Путешествия для фигуры полезны. Назовусь как-нибудь… Крорх, а? Крорх — бодрый, наглый, матерый! Похожу по городам, попью местного эля. Где казни, где чума — всё лучше, чем тут сиднем…

Доктор Лэй зазвонила в колокольчик:

— Время закончилось. Принц и принцесса ждут.

Спальчик протиснулся в приёмную. Они переглянулись с Ди, в глазах Министра стояли слёзы. Через них обычно и выходили бесы из души.…Сеанс Ай и Ди незаметно подошёл к концу. После звонка колокольчика доктор Лэй напомнила:

— То, что вы считаете слабостью, принц, — не всегда ей является. Вспомните, зимой вы считали слабостью просить у короля-отца зерно, но этим вы спасли подданных. Это сила, которая проявилась через слабость, понимаете? До свидания. А вы, принцесса, задержитесь на минутку.

Как только Ай ушёл, доктор устало упала на диван.

— Долго ещё? — спросила она уже своим голосом.
— Кэй, милая, потерпи ещё месяц. Ты не представляешь, как разговоры с тобой нам помогают.— Ещё месяц, и меня точно узнают.
— Брось. Мужчины невнимательны. Покрасила волосы углем, надела очки — опа, ты для них другой человек. Какая такая фрейлина Кэй, никто её и не помнит.

— Вот-вот, на себя не похожа. Так исхудала, пока читала эти ваши книги, принцесса. На семейных трактатах Платона с Аристотелем грамма три сбросила. А на «Рациональной терапии» Дюбуа все десять.
— Иди ко мне, пожалею, бедняжечка. Ну потерпи, ну хотя бы до осени…
— Что?!