Авторские истории

Я здесь неделю, а до сих пор не могу понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

— К какой бабке, гражданин начальник? Бабкиными горчичниками пневмонию не одолеть, тут только антибиотики.

Я хотел еще спросить про рентген-кабинет, но потом вспомнил, что в Безрадном даже на заправке кассир до сих пор с деревянными счётами сидит, и передумал.

— Нам скоро квартальный отчет перед населением озвучивать, — не сдавался лейтенант. — Иди к бабке, вызовем ее по повестке. Карту в столе возьми и это… соль, четки и распятья не забудь, ну и ствол на всякий случай тоже прихвати.

— По повестке? А статья какая? — спросил я, распихивая инвентарь по карманам.

— По сто семьдесят первой зови. Торгует психотропными и галлюциногенными материалами без документов.

— Наркотики?! Тут? У нас под носом? — я чуть не выронил из рук карту. — Так это же двести двадцать восьмая!

— Нет. Маринованные мухоморы. Ступай, Дениска, и будь осторожен в лесу. Там даже медведи без осветительных приборов и перцовых баллончиков ходить боятся.

Перекрестив меня и посидев со мной на дорожку, дядя Саша упал лицом на пол и попросил оставить его лежать на холодненьком.

Накормив «Урал» от пуза похлебкой из «девяносто второго», я прыгнул в седло и помчал в лес.

По пути оставлял хлебные крошки, узелки на веточках, делал фотографии местности, а все равно заплутал: три раза зашел на один и тот же круг, один раз чуть не утоп в болоте и даже здесь, в беспросветной глуши, на стыке яви и нави, чуть не сбил курьера на мопеде. В конце концов справился с бумажной навигацией и прибыл в пункт назначения.

Черная как смоль избушка на двух анатомических сваях стояла на опушке леса. Рядом с ней кренились к земле несанкционированные хозпостройки, которые я незамедлительно взял на карандаш.

Забравшись по ступеням, я хотел постучать, но дверь открылась сама собой — прямо как у моей «девятки» во время резких поворотов.

— Разрешите войти? — немного помедлив, крикнул я в темный проем.

— С какой целью? — спросил скрипучий старческий голос изнутри.

— Исключительно с деловой, — сказал я и достал из кобуры «макаров».

— Ну заходи…деловой.

Дядя Саша предупредил, что бабка хоть и образованная, а «крыша-то у нее все равно худая — может и в печь тебя запихнуть в исследовательско-гастрономических целях. Позже, конечно, научную работу по тебе напишет, открытие полезное сделает, но сперва все равно сожрет».

Внутри было бедненько, но чистенько. Этакая съемная квартира сильно пьющего профессора: дровяная печь, стол из нешлифованного слэба лиственницы, старенькая ступа фирмы «Бош», сундук с неустановленным содержимым; к стене наручниками прикован скелет, в банках на столе — какой-то ливер.

По дому лениво разгуливал упитанный черный кот и что-то там задумчиво мявкал себе под нос, но когда я прислушался, то понял, что он говорит человеческим голосом, правда, совершенно непонятные мне вещи…

— Катаральный рефлюкс-эзофагит на фоне недостаточности кардии. Эритематозная гастропатия. Назначить ингибиторы протонной помпы, диету и дообследование.

— Что происходит? — хрипло спросил я, на всякий случай наводя на кота ствол (хотя в душе уже понимал, что пули тут бессильны).

Кот спокойно перевел взгляд на меня и совершенно не обращая внимания на пистолет, продолжил:

— Равномерная припухлость на передней поверхности шеи, отечность век, одутловатость… Типичный гипотиреоз. Назначить: общий анализ крови и мочи, кровь на ТТГ, свободный Т4.

— Слышь, котяра, да отвянь ты! — завопил я, пытаясь пнуть ногой шибко умную животину, но кот ловко отскочил в сторону и начал что-то там бухтеть про замедленную реакцию, нервозность и анализ на витамин D.

— Не обращай внимания, — прошамкал скелет в наручниках. — Он всем подряд щитовидку лезет проверять. Мне вот поставил аутоиммунный тиреоидит.

Чувствуя, как у меня повышается внутричерепное давление, я решил, что пора сваливать и что начальника я лучше до города в люльке довезу, чем с этой бесовщиной связываться, но тут за моей спиной захлопнулась дверь и щелкнул замок.

«Приехали…» — дрожащей рукой я вытащил распятье и выставил перед собой вместе с пистолетом.

— Бога здесь нет, — раздалось откуда-то сбоку протяжное и мерзкое блеяние, от которого душу тут же сковало льдом, а кишечник затянуло узлом.

Я медленно повернул голову и увидел ее.

Бабка.

Худая, седые сальные волосы собраны в куцую косу, одежда вся штопаная-перештопаная сотню раз, на ногах — ортопедические лапти, на крючковатом носу — очки в черепаховой оправе; одно стекло треснуто. Она сидела у окна за круглым столиком и читала огромную медицинскую энциклопедию.

— Здесь место разве что науке. Если хирург тебе вовремя аппендикс вырежет, ты тоже Господа будешь благодарить? — не поворачивая головы, спросила бабка и перелистнула страницу.

— Я… я… я… — голос предательски дрожал, а ноги сами понесли меня назад. Шаг. Еще шаг. Задница наткнулась на что-то твердое — ваза с мертвыми цветами с грохотом разбилась о пол.

— Афазия, излишняя потливость, шаткая походка, головокружение...

— Хватит, Бая! Это не инсульт! Иди мышей препарируй, — шикнула бабка на кота, и тот, недовольно махнув хвостом, ушел.

— Чего хотел, служивый? — обратилась бабка ко мне с явной неприязнью. — Ты, случаем, не оборотень в погонах? У меня для тебя ничего нет. На лапу не даю, от блох — это в ветаптеку.

— Я к вам по поручению участкового.

Я осторожно протянул женщине повестку и чуть не потерял сознание, увидев ее огромные когтища.

— Незаконная предпринимательская деятельность, отсутствие сертификатов на товары… — бубнила старуха, вчитываясь в текст. — Заболел, что ли? — посмотрела она на меня, не дочитав до конца.

Я кивнул.

— Ну ничего, ничего… Вам, паразитам, это полезно…

— Гражданка, не забывайтесь! — ко мне вернулись остатки утерянной смелости.

— Или что? — она растянула рот в почти беззубой улыбке.

— Или я вас задержу!

— Ба-тюш-ки, какие мы грозные!

Старуха закатила глаза, и из ее горла полилось противное булькающее кудахтанье. Она встала и, хромая на левую ногу, подошла ко мне. Я хотел улизнуть, но был зажат в угол. Пальцы больше меня не слушались, и «макаров» с глухим стуком шлепнулся на пол. А я... я съежился, как школьник перед директором, и осел на корточки, прикрыв лицо руками.

— Меня, милочек, здесь сто два года назад «задержали», — ее дыхание пахло сырой землей и чем-то лекарственным. — Сначала вежливо так: «Потрудитесь, Анна Петровна, годик-другой земским врачом, стаж наработаете, а потом замену пришлем». Сама-то я вообще из карелов буду, Петербургский женский мединститут с отличием окончила! — ее голос дрогнул, и на секунду в избе повисла тишина. — Там и планировала жить и работать. А вместо этого приехала сюда. Значится, поработала год, два, три, пять… А потом революция кааааак грохнула! — она хлопнула в костлявые ладоши. — Так про Безрадное и забыли. А там и лес пришел, заявлять свои права на владения.

— Что значит «пришел»?

— То и значит: пришел. Раньше тут улицы были, фонари... Мы с тобой сейчас на Дворянской улице находимся, в доме десять. Только дворян этих давно нет. И фонарей тоже.

— Хотите сказать, что раньше тут леса не было? — не верил я своим ушам.

Бабка замотала головой.

— Был, но дальше.

— А люди?

— Кто-то ушел, другие так и не покинули своих домов, так и остались в чаще. И я в том числе. У меня руки знаешь как чесались работать? Я же мечтала, что буду мир спасать, учиться, в столицу кататься на семинары, с великими врачами дружбу водить, а сама… сижу в этой дыре вечным узником, книги читаю, диссертацию эту проклятую уже пятьдесят лет пишу, да нечисть вроде твоего начальника выхаживаю…

— Это вы нечисть! — вскочил я с пола. — А дядя Саша честный, порядочный полицейский, и я такой же!

— Ох ты, ексиль-моксиль, поглядите на него, честный-порядочный! — бабка издевательски кривлялась. — А сам с повесткой за помощью пришел!

— Так я же это… ну…

— Баранки гну, — горько усмехнулась бабка и вернулась за свой стол.

Впервые за последний час на меня накатила волна стыда.

— Слушайте, а чего в город не поедете? Устроились бы в городскую поликлинику или там в военный госпиталь, — уже без наезда спросил я, осторожно присаживаясь за стол.

Бабка фыркнула, вытирая руки о передник:

— Кому я в городе сдалась?

— Да вы что! — я аж привстал. — Сейчас талантливых врачей днем с огнем не сыщешь! Люди за талончиками по месяцу стоят, а потом еще месяц ждут приема. Я уж не говорю про частные клиники… Специалистов переманивают на раз-два. Хотите, я другу позвоню? У него папаша как раз такой клиникой заведует, будете в чистом кабинете сидеть, кофею пить, в обед — роллы, домой как белый человек — в семь часов. Маникюр сделаете, опять же, — еще раз с опаской взглянул я на ее когти.

Глаза старухи вдруг ожили, в них мелькнуло что-то человеческое:

— В частную? Кофею? Так бывает?

— Еще как бывает, — продолжал я свою презентацию. — Мне бы только Wi-Fi тут поймать, я бы сразу корешу позвонил.

Тут бабка встрепенулась, начала нервно наворачивать хромые круги по комнате, а потом подошла почти вплотную и спросила:

— Что еще за вайфай?

Я начал было объяснять, но бабка, не дослушав, швырнула в жестяной таз с водой подгнившее яблоко, бросила туда же обугленную щепку и прошептала что-то на языке, от которого заныли зубы. Вода почернела.

— Наука тоже разная бывает, — подмигнула бабка, увидев мой озадаченный вид.

Через минуту мой телефон подключился к какой-то странной межпространственной сети. По словам бабки, через этот портал не только волны Wi-Fi, но и приветы с того света получить можно.

— Все, договорился! Вас в понедельник ждут на собеседование.

Я убрал телефон в карман.

— Вот так просто? В понедельник? — у бабки аж слезы навернулись.

— Проще пареной репы, — улыбнулся я в ответ.

Она хотела расцеловать меня, но я кое-как увернулся от этих сухих губ.

— Вот, Баюшу возьми, — протянула она мне кота, который размером был с обувную тумбочку. — Пусть он твоего начальника осмотрит, а я потом лечение назначу.  

С этими словами она вытолкала нас обоих из избы, без конца при этом повторяя: «Кофею, кофею…»

Усадив кота в люльку и надев ему на голову шлем, я завел двигатель.

Дядя Саша все еще лежал на полу. Доски под ним уже слегка обуглились и пахли смолой. Кот обрадовался внешнему виду больного и тут же включился в дело, уточняя симптомы и составляя историю болезни. Домой он улизнул через окно, а тем же вечером бабка прислала нам с курьером узелок с лекарствами.

Через два дня дядя Саша уже был на ногах и рвался в бой, но когда узнал, какой ценой я спас ему жизнь, приуныл.

— Теперь Безрадное лишилось последнего врача, — произнес он с горечью, закурив папиросу, когда мы сидели на веранде нашего участка.

— Ну зато у человека жизнь наладится, — попытался я добавить красок к этому печальному умозаключению.

— Тоже верно, — кивнул начальник.

Бабка действительно исчезла, вместе с домом. Мы видели следы от вырванных из земли свай, когда поехали ее проведать. Но не прошло и полгода, как к нам через окно неожиданно заскочил Баюн и, прочитав долгую и нудную лекцию о холестерине, сказал:

— Приходите, вас в гости ждут. Хозяйка вернулась.

— Как вернулась?! С концами?! — одновременно выпалили мы с дядей Сашей.

— Так точно, — ответил кот. — Насмотрелась на современный мир, попрактиковалась, отправила диссертацию на комиссию, набралась материала, зарядилась мотивацией и... поняла, что жизнь в городе — это вообще не ее.

— Как не ее? А кофею? А как же работа? А спасение мира? А семинары и встречи с великими врачами?

— Говорит, что кофею без торфу болотного — вообще не торт. Семьдесят процентов работы в клинике — это, оказывается, бесконечные заполнения бумажек да сдачи отчетов. А люди… Эти вообще ее больше всего удивили. Что пациенты, что коллеги. Им только все дай, дай, дай, время удели, силы потрать, а в ответ — только плевки в душу, угрозы да жалобы. С бобрами на запруде, говорит, и то проще договориться. Нет, не может она в городе. Да и я не могу. Там каждый сам горазд себе диагноз поставить, такие, как я, не в почете, да и лотки эти с гранулированным наполнителем… — кота аж передернуло от воспоминаний. — В общем, не можем мы без родного Безрадного, не можем… Зато Анна Петровна зубы вставила и этот… как его... маникюр сделала.

— Ну хоть какие-то хорошие новости, — не смог я сдержать улыбку.

А вот дядя Саша не понял, о чем речь. Зато отметил излишнюю говорливость кота, который всю жизнь общался исключительно медицинскими терминами. Видимо, и правда город на них плохо повлиял.

— В общем, ждем вас в новой поликлинике по адресу: Дворянская, дом 10. И не забудьте бахилы или сменную обувь. Мы пока без гардероба работаем, — завершил свою речь Баюн и выпрыгнул в окно.

Александр Райн

Приглашаю всех в свой телеграм канал, где я не только публикую рассказы, но и делюсь новостями о выходе книг и концертах https://t.me/RaynAlexandr

— Хеймдалль, ты там? — прошептал Локи в комлинк, его голос был ровным, но в нём скользила ирония. Он наблюдал, как на экране заканчивается сканирование уязвимостей — каждое найденное слабое место было потенциальной дверью в новую эпоху.

— Я занят, тролль. Что тебе? — хриплый голос Хеймдалля прорезал тишину. Он всегда был как стальной клинок — холодный и непреклонный.

Локи ухмыльнулся, чувствуя, как кровь в венах начинает играть быстрее. Он подключил к главному серверу странное устройство — камень с выгравированными рунами, его поверхность казалась живой, будто внутри пульсировал огонь древних богов. Камень начал пульсировать кроваво-красным светом, отражаясь в металлических поверхностях и создавая ощущение, будто в серверном зале вот-вот вспыхнет пламя.

— Скажи Одину... что пора платить по счетам.

Его пальцы замерли над клавиатурой, словно слушая отголоски вечности. В воздухе вспыхнули огненные руны — символы, написанные не алфавитом, а кодом самой судьбы:

ᚱᛗ ᛫ ᚱᚠ ᛫ ᛗᛖᛗᛟᚱᛃ ᛫ ᛒᛖ ᛫ ᚾᛟ ᛫ ᛈᚱᛖᛋᛖᚱᚢᛖ ᛫ ᚱᛟᛟᛏ

В этот момент мир словно задержал дыхание, и система зависла на мгновение, будто сама ткань реальности колебалась в преддверии неминуемого.

На верхних этажах, в сердце корпорации, Один стоял перед массивным зеркальным терминалом — монолитом из стекла и стали, в котором отражались не только он, но и судьбы миллионов. На экране пульсировало зловещее сообщение, написанное рунами:

ᚲᚱᛁᛏᛁᚲᚨᛚ ᚠᚨᛁᛚᚢᚱᛖ ᛫ ᛃᚷᚷᛞᚱᚨᛋᛁᛚ ᚲᛟᚱᛖ ᛫ ᛟᚠᚠᛚᛁᚾᛖ

ᚱᚨᚷᚾᚨᚱᛟᚲ ᛈᚱᛟᛏᛟᚲᛟᛚ ᛁᚾᛁᛏᛁᚨᛏᛖᛞ

Без малейшего колебания он поднёс серебряный нож Gungnir к своему правому глазу — кибернетическому импланту Valknut X9. По щекам потекла кровь, смешанная с жидким азотом системы охлаждения, которая охлаждала процессоры его тела и духа. В этот момент голос системы, как холодный шёпот самой машины, прошипел:

— Добро пожаловать, Allfather. Судьба принадлежит вам.

Внезапно по всему зданию прокатилась ударная волна, отзываясь гулом и лязгом. Серверы начали взрываться один за другим, выбрасывая в воздух облака искр, битых пикселей и запах гари, словно цифровая буря, что рвётся на свободу.

Локи, смеясь беззвучно, ловил падающие осколки стекла, наблюдая, как на главном экране вспыхивает:

ᚲᚱᛁᛏᛁᚲᚨᛚ ᚠᚨᛁᛚᚢᚱᛖ ᛫ ᛃᚷᚷᛞᚱᚨᛋᛁᛚ ᚲᛟᚱᛖ ᛫ ᛟᚠᚠᛚᛁᚾᛖ

ᚱᚨᚷᚾᚨᚱᛟᚲ ᛈᚱᛟᛏᛟᚲᛟᛚ ᛁᚾᛁᛏᛁᚨᛏᛖᛞ

На улицах города люди внезапно замерли, их гаджеты одновременно показали синий экран смерти, усыпанный руническим посланием. Где-то высоко в небесах завыл ветер — хрупкий и холодный, он напоминал голос самого разрушения. В его завывании отчетливо слышалось:

— Fenrir.exe activated.

Эпилог

Локи вышел на крышу, опершись о холодный парапет, чувствуя, как под пальцами дрожит металл. Перед ним раскинулся город, погружающийся в хаос. Вдалеке уже горели первые пожары нового цифрового Рагнарёка, их оранжевые языки отражались в стеклах небоскрёбов, словно ритуальный огонь, что предвещает конец.

В его руке мерцал USB-накопитель, созданный в форме молота с гравировкой Mjolnir.v3 — символ разрушения и возрождения, старый бог и новая эпоха в одном устройстве.

— Ну что, старина... — пробормотал Локи, бросая взгляд на рухнувшую где-то вдалеке вышку сотовой связи. — ...как тебе твой новый мир?

В темноте замигал красный свет аварийных систем, отражаясь в его глазах — глазах бога, который только что перезагрузил реальность.

Локи глубоко вдохнул воздух, пахнущий гарью, озоном и металлом, и ухмыльнулся:

— Добро пожаловать в обновление 3.0. Надеюсь, у вас есть резервные копии.

Ветер донёс первые крики, первые сигналы тревоги — первые предвестники конца. Или начала?

Кто теперь разберёт...

Конец пролога. Начало новой эры.

Во дворе было тихо, как и внутри покосившейся избы. Стены требовали крепкой руки, да и хозяйка созрела. Только немчура проклятущая по всем углам мужиков вымела, даже немощных не осталось. Стариков немцы не любили, били нещадно. Ребятишек успели эвакуировать, девок с ними няньками пристроили. Только бабы остались да Нина. Ей одной не привыкать. Одной да в худой избе оно и лучше, не надо на врага привечать. В такой дом не пойдет, да только всё равно боязно.

Нина оглядела комнату и взялась за метлу. Воды натаскала, окна да полы надраила. Вспомнила, как топила с бабкой Евдокией баню, но сил уже не было. Солнце совсем ушло. Керосину не выменять. Одна забава, смотреть на угли и плакать, сожалея о пошлом, но сегодня хотелось танцевать. Нина нашла в сундуке материнскую шкатулку и принялась перебирать нехитрое добро: бусы на нитках, медные с позолотой колечки и пара таких же серёжек. Она приложила к груди красные крупные бусины и посмотрела в большое старое зеркало, висевшее под самый потолок, зарделась, затем нацепила одну из ниток на шею и покрасовалась ещё немного. Не хотелось снимать.

«Сколько же Мария за курицу заломит», — думала Нина уже в кровати и снова мысленно перебирала свои сокровища.

Лось был небольшой. Сеголетка, первый раз скидывающий рога, попал в ловушку, застрял в развилке между двух деревьев и выбился из сил. Он принял свою участь, больше не пытался спастись, покорно висел на зажавших стволах. Нина посмотрела в большие тёмные глаза и потянулась к лосю:

— Погоди немного, отогну ветки и вытяну из плена.

— Не смей! — закричали над ухом.

Нина повернула голову и посмотрела в мутные глаза бабки Евдокии.

— Нежилец он. Лесом вам отданный. Приведи Пашмака. Торопись.

— Опять ты за своё, Пашмак-перешмак. Где я его искать буду? — возмутилась Нина. — Лось совсем маленький. Сама учила животинку беречь.

— Не перечь, девка! — бабка Евдокия, опирающаяся на трость, подняла её над головой и замахнулась.

Нина открыла глаза, перевела дух. Сон, казавшийся правдой, не отпускал, но солнечные лучи, ещё слабые, рассекли засевший в избе сумрак. Такой недовольной Евдокию Нина никогда ранее не видела. Отчего стало совсем грустно, словно потеряла она последнюю опору. Ничего не осталось, только солдатик, но ради него стоило жить. Ради него надо идти к Марье.

Наспех умывшись, Нина выбрала из шкатулки два кольца, накинула полушубок и выскочила за двери. Утро было солнечным, тёплым. Нина прошмыгнула по ещё пустым улицам и постучала в дверь к соседке.

— Входи, не заперто, — отозвалась та.

— Я за яичком, есть? — едва слышно спросила Нина, ступив на порог.

— Есть, — отозвалась Марья.

Она сидела за столом и пила чай с настоящим хлебом, посыпанным сахаром. Рядом на большой тарелке стояла немного оплывшая сладкая голова. Нина подавилась слюной, поперхнулась.

— Чего в этот раз принесла? — горделиво посмотрела на гостью Марья.

Нина подошла поближе и, стараясь не смотреть на стол, раскрыла ладонь. Аромат белой булки витал в воздухе, настырно лез в нос, пробирая до желудка.

— За такие колечки два яйца дам, — ответила Марья, разглядывая украшения.

— А за курицу что попросишь? — осмелела Нина.

— За курицу? — задумалась Марья и пристально посмотрела на гостью. — А зачем тебе одной? Гостей решила позвать?

Нина побледнела, открыла рот и молчала в поисках подходящих слов.

— Молодец, девка, уважаю. Ещё одна с умом нашлась. Правильно делаешь. Кто его знает, когда война кончится, а жить надо. Иди, за порогом подожди, схожу, твоё добро посмотрю, глядишь, и на курицу наскребём, а там как сыр в масле кататься будешь.

Нина послушно вышла на улицу, не понимая, о чём говорит соседка. Неужто тоже про солдатика знает и готова помочь.

— Пойдём, — вышла из дома Марья и первой направилась к дому Нины.

Открыв двери, соседка окинула взглядом комнату и недовольно причмокнула:

— Здесь надеешься привечать?

— Я натоплю, оно лучше станет.

Нина скинула полушубок и направилась к шкатулке.

— Ну хоть сама намарафетилась - бусы нацепила. Показывай, что есть и те колечки давай.

Нина протянула шкатулку. Марья прошла к окну и высыпала на ладонь содержимое. Перебирая руками нитки и серьги, она морщилась и продолжала:

— Губы подкрась, да платье поприличнее найди. Вечером ко мне ступай, найдём тебе хахаля. Но за это тоже оплату возьму.

— Зачем это? — уставилась на нее Нина.

— Как зачем? Или ты сама уже немчика присмотрела? К нему похаживаешь?

Нина покраснела, затем побледнела, упёрлась вглядом в трость Евдокии, стоявшую около печки, и, схватив её, замахнулась на Марью.

— Ты чего, девка?

— Да как ты смеешь, — захлёбывалась словами Нина. — Пошла отсюда.

Марья бросила на кровать украшения и принялась отступать к выходу:

— Не такая? А жрать, наверное, хочешь? За яйцами ко мне бегаешь. Не думаешь, как я кур своих сберегла? Так жри, собака, мне не жалко.

Марья бросила на пол два яйца и размазала ногой содержимое:

— Ешь, дура.

Затем рассмеялась направилась к выходу.

Нина проводила взглядом соседку и, едва закрылась дверь, упала на колени, заплакала. Не будет больше ни яиц, ни курицы, нечем солдатика кормить. Ненавистной показалась весна. Была бы осень, там всего много, а сейчас. Нина посмотрела на трость и опять вспомнила бабку, ругавшуюся во сне. Если он в руку, то будет мясо и ей, и солдатику. Осталось только найти это место, и палка - подспорье.

Нина оделась и выбежала на улицу, торопясь, она не заметила, как следом шла зарёванная Марья.