Авторские истории

- Да? А я могу убить тебя одним ударом – оскалился Игорь, стерев пьяную ухмылку с лица Михалыча, который сразу куда-то заторопился – в свои восемнадцать лет Игорь выглядел внушительно, и к тому же был известен «на районе» своими редкими, но завершавшимися нокаутом драками. Получив деньги, Игорь пошел домой, смахивая пот со лба – летний день уже становился жарким.

Вот и родной район – остров из частных домов, окруженный «панельками». Не доходя немного до дома, он встретил Димона - довольно крепкого в прошлом лба двадцати лет. В детстве они дружили, но пристрастие Димона к наркотикам теперь отталкивало Игоря, и он не был рад этой встрече.

- Привет Димка, как дела?

- Ну привет… А ты как будто не знаешь – с подозрением посмотрел на него Димон.

- А что я должен знать? – насторожился Игорь.

- Вы все всё знаете! И все врете что не знаете! Ты же знаешь, о чем я сейчас думаю!

«М-да, совсем деградировал придурок, ему лечиться пора» - подумал Игорь, и с свойственной ему едва уловимой иронией и добродушной улыбкой продолжил разговор.

- Нет, что ты! Даже если бы умел, твои мысли точно не стал бы читать – заверил он Димона. Тот сначала недоверчиво поморщился, но несколько расслабился и посетовал, что все за ним следят, подходят к нему только чтобы лучше услышать его мысли и теперь явно знают где он прячет наркотики. Игоря этот бред перестал забавлять, и он перевел разговор на другую тему.

- А что там Максимка «стеклянный подбородок»?

- Та ничего, недавно бой у него был по боксу на «Манеже». Он говорил, что выступил неплохо.

- Я ж потому и говорю «стеклянный подбородок», что в курсе как он выступил. Ладно, привет передавай всем - рассмеялся Игорь и поторопился попрощаться с Димоном.

«Что наркота с людьми делает» - думал Игорь, вспоминая каким сплошным комком мышц Димон был в шестнадцать и во что превратился - в бледную тень, бесцельно куда-то бредущую с безумным взглядом.

Сделав сначала силовую, а потом и боксерскую тренировку, Игорь наконец зашел в дом позавтракать, где на кухне встретил бабушку – довольно ветхую с виду, но еще активную старушку, начинавшую страдать от провалов в памяти. Родители были уже на работе, а Олежка, Хома и Пантерка дремали на верховьях кухонных шкафов, шевеля усами и хвостами и сквозь сон поглядывали за большой немецкой овчаркой по кличке Мартин, вбежавшей поприветствовать хозяина.

- Доброе утро Игорек, а где «непутевый» пропал?

- Доброе утро бабушка, я же говорил, Витя уехал за границу – в очередной раз напомнил Игорь о том, куда запропастился его старший брат.

Виктор был всего на два года старше Игоря и очень отличался от брата – гораздо менее атлетичным телосложением и слабовольным характером. Младшим детям в семье хорошо знакомы нагоняи, пинки или даже побои от старших сестер и особенно братьев, но в данном случае в детстве доставалось Виктору. Игорь с легкостью скручивал старшего брата в бараний рог и ради морального закрепления победы клал тому на лицо ношенные носки, когда тот находился в максимально беспомощном положении.

И если Игорь был гордостью своего отца, «уважаемым пацаном» как на районе, так и в школе, то Виктор, к своему большому несчастью, разрывался между тем кем он был, и тем, кем хотел быть, тщетно пытаясь соответствовать ожиданиям окружающих. Неприкаянный Виктор, пометавшись по разным учебным заведениям, где младшему брату часто приходилось «решать» конфликты Виктора с тамошними «пацанами», под нависающей угрозой призыва в армию, поехал за мечтой о лучшей жизни в Германию, в надежде остаться там навсегда.

Поев, Игорь взглянул на часы и набрал номер своего друга – Алексей должен был прийти еще полчаса назад. «Сейчас опять начнет какие-то смешные отговорки. То собака ему через мост помешала перейти, то он уже собрался, а потом вспомнил что сегодня хотел посидеть дома…» - раздраженно думал Игорь.

- Алло! Ну ты где?

- Э-э-э…, я на часы не посмотрел, смотрел по солнцу и оказалось позже, чем я думал.

- Так ты идешь уже?

- Я еще поесть и покупаться хотел, может позже встретимся, раз я уже не успел?

Невольно усмехнувшись такой «объективной» причине для опоздания, Игорь завершил разговор: «Я жду твою медленную задницу за мостом через сорок пять минут! Все! И ничего не хочу слышать, мы договорились! Попробуй только не прийти, надаю по корпусу. Все!».

«Все равно опоздает» - решил Игорь и отправился в местный супермаркет за продуктами, список которых ему уже приготовила бабушка.

В зале магазина расхаживал Максим в форме охранника с начавшим желтеть синяком под глазом. Они внешне тепло поздоровались, но Максим опасался и недолюбливал Игоря – он знал, что тот был автором столь ненавистного прозвища «стеклянный подбородок». При нем боялись произносить это прозвище, но ему исподтишка докладывали об очередной шутке Игоря на эту тему.

Максиму недавно доверили «собирать» с нескольких мелких наркодилеров, низшего звена в иерархии мелких преступников. Игорь же упивался ощущением превосходства над начинающим криминальную карьеру товарищем (дядя Максима был хорошо знаком с членами одной группировки), и в этот раз решил подколоть его посильнее, хоть и сохраняя благодушный вид.

- Кстати, будьте добры, отвесьте мне пару килограмм морковки, и положите в пакет к остальному.

— Это не входит в мои обязанности! – помрачнев и насупившись ответил Максим.

- Я в жалобную книгу напишу! Взвесьте морковку пожалуйста! – настойчиво продолжал Игорь, с огорчением отметив, что шутка из-за чрезмерной реакции Максима приносит ему самому только раздражение.

- Я еще раз говорю, можешь менеджера позвать, это в мои обязанности не входит.

Уже начавший «заводиться» Игорь, все же сдержал себя, и сказал, прощаясь: «Ты скажи может своим чтобы Димону не продавали, а то он совсем меня пугает...». У него не было намерения довести конфликт до драки с Максимом. К тому же Алексей может прийти вовремя в кои то веки, а покупки надо было еще занести домой.

Алексей шел среди пятиэтажек к мосту у железнодорожного вокзала – района условно «вражеского» для района Игоря. В былые времена, отголоски которых они застали, будучи школьниками, невозможно было шагу ступить, чтобы бывалого вида пацаны на пару лет старше не поинтересовались: «Ты с какого района? А кого знаешь?». Вопрос этот задавался больше для проформы – вдруг малой знает кого-то, кто потом может с них спросить, и заодно проверить реакцию потенциальной жертвы и понять, задавать ли последующие вопросы: «Есть курить? А мелочь есть?».

Алексей в восьмом и девятом классе, накопив мелочи, регулярно проходил квест «проберись мимо гопников в компьютерный клуб». «Забив» на учебу и прогуливая уроки, он не думал ни о будущем, ни о потерянном времени – хотелось лишь погрузится хоть на полчаса или час в волшебные виртуальные миры, а затем до наступления темноты наблюдать за экранами более обеспеченных товарищей.

За все приходится платить. Сначала Алексея выгнали за прогулы из техникума в конце первого года обучения, потом в ходе потасовки с кинувшейся на него с кулаками старшей сестрой он разбил ей нос, впервые дав ей отпор – хоть и случайно, цели ударить ее по лицу у него не было. За что впоследствии огреб от ее ухажера, на пять лет старше его - разница более чем существенная, когда тебе едва исполнилось пятнадцать. С одной стороны осознание своей неправоты, а с другой череда разочарований, которым он подверг свою мать, и усиление неуверенности в себе вследствие избиения ввергли Алексея в окончательную апатию, в которой он и поступил в худшее ПТУ города. В тот период он окончательно замкнулся в себе, на время перестав поддерживать связь и с Игорем.

Три года в училище были тем еще испытанием. Городские гопники, и некоторые примкнувшие к ним сельские, стали местными «блатными». Они гнобили Алексея пинками или унизительными поручениями вроде отнести их вещи, периодически напоминая ему о том, как полезно «быть с пацанами» - занимать им деньги (считай отдавать), в обмен на их лояльность.

Но упрямство брало свое – хоть и морально сломленный, он продолжал отказываться от таких «предложений дружбы» и никаких денег им не приносил. Когда над ним насмехались что он толстый дохляк и не может подтянутся на перекладине – он почти год держал строгую диету и упорно тренировался, пока внезапно не удивил всех, выполнив норматив подтягиваний на физкультуре на отлично. Ему пытались давать прозвища – он отказывался на них отзываться.

Некоторые из «блатных» опасались, что Алексей может внезапно набить им морду – и действовали исподтишка, подначивая более «уважаемых» пацанов ставить его на место. Остальные же одногруппники были в большинстве своем недалекими сельскими парнями разной степени агрессивности. Некоторые пытались самоутвердиться за счет Алексея, но получали отпор, другие же общались нормально, но чувствовали к нему неприязнь из-за его привычки держаться особняком. Были те, кто делились деньгами или марихуаной с «блатными», покупая себе спокойствие. Отдельные парни характером покрепче успешно и били кое-кого из гопников, но потом все же «ставились на место» их друзьями. В ПТУ Алексей на всю дальнейшую жизнь усвоил «закон силы» и то, что «дружеский» подкол в патологическом коллективе спускать кому-то с рук чревато последующими унижениями и любые выпады в свой адрес надо пресекать жестко и сразу. Сложно, практически невозможно восстановить положение в иерархии, когда она уже сложилась.

Игорь через общих знакомых был отчасти в курсе ситуации в которую попал его друг, и иногда пытался подначить того на разборки с обидчиками, но Алексей избегал этой темы. Для себя он решил, что «отсидит» в училище как наказание за свои прошлые проступки, выйдет и забудет все как страшный сон.

Насмешки «блатных» в духе: «На что ты вообще годишься неудачник?» только мотивировали его упорно учиться, чтобы доказать им всем, и в первую очередь себе – что он чего-то стоит. Усилия оправдались – Алексей хорошо сдал все экзамены, и по окончанию училища поступил на бюджетное обучение в медицинский университет. Теперь для него жизнь заиграла новыми красками, и он с упоением коротал дни до начала учебы, гуляя с Игорем и его знакомыми.

Уже привычная дорога через мост над рельсами лишь ненадолго заставила глубже задышать – Алексей боялся высоты, и вот Игорь ждет на той стороне, чтобы напомнить, как он повредил на днях руку, а ему нужно купить на рынке ящик помидоров на консервацию, так что вся надежда теперь на Алексея, который этот ящик и понесет.

Пока два друга обмениваясь шутками и забавными историями занимались помидорами, Санек взяв в одну руку, купленную вчера резиновую надувную женщину, а в другую пустую крысиную клетку вышел из квартиры.

Под подъездом его уже ждали верные оруженосцы или же «малые» – один тринадцати, другой четырнадцати лет, для которых было не зазорно выполнять глупые и зачастую унизительные поручения аж семнадцатилетнего Санька. Он сначала дал им по подзатыльнику за какую-то мнимую провинность и отдал им клетку, поручив вычистить ее до его возвращения. На прощание он обрадовал их обещанием, что теперь они точно будут «с пацанами».

Во дворе появился Лоуренс – мулат двенадцати лет, за которым малые погнались не только и не столько из-за цвета кожи, а больше с целью сорвать злобу от очередного задания своего патрона, на время бросив клетку. Санек оглянулся на то, как его подручные с криками «Эм эм эй!» загоняли несчастного в угол, и крикнул: «Не прое…те клетку, а то я вам сам потом МэМэА устрою!».

Со смехом пнув под зад бездомного, в пьяном виде сделавшего ошибку – подошедшему вплотную чтобы рассказать анекдот, Санек дальше нес свою ношу к Игорю домой. «Хороший он прикол задумал. Но зачем он вообще с Дрыганом общается? На районе пацаны нас еще вместе с ним увидят когда-то, Игорю то все равно, а мне как-то стремно… Надо будет «мавашу» Дрыгану дать, если одного его встречу» - с неудовольствием думал он про немного слабоумного своего тезку, которого в свое время жутко травили в школе и «на районе», и с которым Игорь по доброте душевной мог поговорить при встрече, и не чурался пригласить к себе домой, хоть и постоянно сам над ним подтрунивал.

Санек не утруждал себя какой-либо сложной рефлексией, жизненными планами. Мир его был максимально прост – если кто-то слабее встал на пути, значит надо подраться, подвернулась «щедрая» девчонка – надо брать что дают, увидел породистого кота в открытом окне – и не смотря на его любовь к животным, у него мгновенно созревал план как бы его украсть и вернуть за вознаграждение. Потолком его амбиций было победить в драке кого-то сильного, вроде Игоря и «поднять» денег хотя бы на поддержанные «Жигули».

Сегодня ему очень могла пригодится помощь Игоря в одном деле. Хотя Санек не особо боялся драки, он опасался, что его противника могут подстраховать дружки, и потому настраивался на максимально подобострастное обращение со старшим в его глазах Игорем.

Игорь с Алексеем отмахиваясь от мух сидели во дворе и нарезали ломтями яблоки, медленно, но верно заполняя огромную кастрюлю между ними. Мартин, виляя хвостом все ласкался к хозяину, который решил поделиться с другом созревающим в его голове сомнительным способом подзаработать.

- Леша, помнишь, как ты последний раз «на плече» * (*это означало нес гроб на сленге их «похоронки») со мной был? Полотенца-повязки, они явно одни и те же, хотя их типа надо то ли выбросить, то ли сколько-то там хранить, а потом сжечь – в этих словах Игоря выражалось его презрение к абсолютно бессмысленным на его взгляд, стихийно возникшим в народе псевдорелигиозным обрядам и поверьям. Последние очень разнятся в разных культурах, и узость мышления людей, исполнявших каждое суеверное требование его раздражала. «Ну какое дело мертвому до всей этой чепухи? Вот индусы вообще сжигают трупы и над рекой пепел развеивают. Не думаю, что они волнуются о мнении наших попов, которые считают, что все «язычники» и «идолопоклонники» попадут в Ад» - так часто говорил он.

Алексей искренне соглашался с разумными доводами друга, но в глубине души все же не мог избавиться от суеверного страха перед «Божьей карой», внушенного ему бабушкой с дедушкой и до недавнего времени еще носил на шее крестик, пока не потерял его. Игорь же благодаря бабушке стал воинствующим атеистом. Убежденная коммунистка - ее детство и юность пришлась на предвоенную сталинскую эпоху, а молодость на – блокадный Ленинград, она постоянно напоминала родственникам: «Никаких попов и никаких отпеваний на моих похоронах, я протестую против любого мракобесия!».

- Дело не только в полотенцах. Меня уже достали эти алкаши, которым лишь бы бутылку намутить от родственников умершего, да найти чем закусить, вместо того чтобы «чаевые» деньгами взять и на всех поделить. Я тебе больше скажу – они потом наведываются на свежие могилы и те же венки и прочее перепродают через контору. А этой корове певчей и попам, без конца хлеб, масло, и другие продукты дают, им уже можно магазин открывать.

- Так к чему ты ведешь?

- Я думаю, что алкоголики пойдут лесом, а лучше я буду перепродавать все это барахло, мне деньги нужнее. Правильно? — с хитрой улыбкой спросил Игорь так, как будто и вправду нуждался в одобрении.

Алексей хмыкнул колеблясь, но все же утвердительно кивнул, подумав про себя: «Действительно, какая разница кто получит эти копейки? Если это будет мой друг, то не вижу в этом ничего предосудительного».

Пока Алексей активно работал ножом, Игорь грызя одно из яблок вел рассказ о могилах «авторитетов» 90-х, которые охраняли по несколько лет – чтобы их не разрушили враги, о похоронах цыганских баронов и их матерей, которым в могилу клали телефоны, золотые украшения и другие ценности, а сверху под памятником наливали целые бетонные фундаменты – чтобы могилу не осквернили с целью поживиться. Потом вспомнил про недавнюю выходку Санька – сходив первый и последний раз с Игорем «на плечо» он заприметил кучи роз на могиле и вечером наведался, чтобы набрать огромный букет своей девушке Даше, о чем сам со смехом Игорю и рассказал, бравируя своим отношением к ней. На этой истории Игоря осенило.

— Я малых Санька отправлю в рейд – они и так целыми днями от него «люлей» получают и квартиру ему убирают за спасибо.

- А их ваши конторские алкаши, ну или просто кладбищенские наркоши не «запрессуют»?

- Ну я «порешаю» за них, если что – без бахвальства сказал Игорь – Кстати, их при мне один хер решил ногами побить без причины, когда мы стояли и разговаривали. У него еще была включена в кармане колонка с каким-то рэпом, и я только дернулся к нему, а он начал круто убегать под рэп, и под тот же рэп я его догнал и опрокинул ударом в бороду. Так что они мне уже должны, пусть отрабатывают, а не тому дебилу прислуживают, правильно?

Тут отворилась калитка и вошёл «тот дебил» со своей «спутницей» подмышкой, и друзья двинулись ему навстречу, протягивая руки для приветствия. С Игорем Санек поздоровался доброжелательно, с Алексеем же сдержанно. Санек чувствовал, что Алексей человек из другого теста, далекий от «улицы», и горел желанием проверить его излюбленным методом – провокацией на драку.

Одним из любимых развлечений Игоря, для организации которого он использовал весь свой дар убеждения, интриги, и знание слабостей своих товарищей, были спарринги по правилам бокса между его друзьями и знакомыми. У него всегда были две пары перчаток, никаких кап и шлемов не требовалось, а рингом служила игровая площадка закрытого детского сада.

Если Игорь хотел, чтобы поединок был максимально зрелищным, для чего соперники должны были не жалеть друг друга, он подбирал пары с какой-то затаенной или явной неприязнью, а с глазу на глаз подогревал эти чувства. Например, когда он организовывал бой Дрыгана с одним из его одноклассников, первому он смеха ради внушил что соперник продает свою задницу «богатым папикам», а второму напомнил, что зазорно будет плохо смотреться против такого убогого соперника.

Перед боем Алексея с Саньком, состоявшимся пару недель назад, Игорь уже серьезно наставлял друга: «Все будет жестко, он хоть с виду и худой, но крепкий и удар у него сильный, он его нисколько не сдерживал, когда я с ним поигрался чуток. Он любит бить двойки, при этом заваливается вперед. Вытяни на себя, как будто подставляясь под удар, и бей боковой сразу после его правой». Алексей успешно воспользовался подсказкой, отчего у Санька несколько дней болела голова, в чем тот нехотя сознался Игорю. Про себя же Санек решил, что пока не будет «проверять» Алексея.

делает

нас

свободными".

Возвращая каретку широким жестом, наотмашь, словно давая пощечину одному критику за другим, я почти физически ощущал силу своего текста.

Все-таки я правильно придумал писать в этом дайнере. Еще только два часа пополудни, а я уже закончил предпоследнюю главу. В процессе родилось несколько любопытных находок для финала, но за него я решил взяться в следующий раз.

Я сделал пару торопливых пометок в блокноте, затем нашел глазами официантку и помахал ей, прося счет. Четыре кружки кофе и блюдо оладий обошлись в доллар тридцать пять центов. Оставил на блюдце четыре блестящих кругляша с профилем Кеннеди. Почти законченная повесть стоила щедрых чаевых.

Упаковывая портативный “Гермес 3000” в футляр, я невольно залюбовался оливковым корпусом печатной машинки, причудливой вязью логотипа, клавишами мятного цвета. Красота и надежность вещей — то, что кажется почти забытым в наше время одноразовых заменителей.

Мне не терпелось показать повесть Бекке, а потом Гарри. Я решил сделать несколько ксерокопий — тут рядом, на углу.

...Прыщавого подростка за копировальным аппаратом я видел первый раз. Обычно меня обслуживала бойкая веснушчатая девчонка. Кажется, ее звали Лиз. Уже предчувствуя подвох, протянул парню кипу машинописных листов.

— В двух экземплярах, пожалуйста.

— Ага… Да, сэр, сейчас. Так… Секунду… Это вот сюда, потом жмем сюда…

Парень запорол три листа, прежде чем смог сделать первую нормальную копию.

— Сэр, может, вам лучше, ну… просто сфоткать или отсканировать?

— Простите, молодой человек?

— Ну… типа, отсканировать и… записать… типа, на диск.

— Какой диск? Как вы себе это представляете?

— Ну… а какой это формат? Или...

Я молча указал на настенный календарь со знававшим лучшие времена Элвисом.

— Какое сегодня число?

— Ну, двадцать третье июня.

— Какой год, молодой человек?

— Ну, типа, семьдесят пятый…

— А теперь целиком.

— Двадцать третье июня тысяча девятьсот семьдесят пятого года, сэр.

— Так о каком диске вы толкуете?

— Блин… Простите, я опять накосячил. Ну а что тогда? Типа, дискета? Кассета?

— Верните мне мои листы, пожалуйста. И копии, будьте добры. Сколько с меня?

Еще вечность парень потратил на то, чтобы подсчитать в уме сумму.

— Ну, типа, с вас семнадцать центов.

— У меня только квотер.

Смотреть, как это прыщавое недоразумение пытается наскрести мне сдачу с четвертака, было мучительно. Впрочем, парень тоже страдал — на лбу у него вздулись вены. Кажется, бедняга впервые видел монеты.

— Вот. Типа, восемь центов. Правильно?

— Правильно, молодой человек. Скажите, как вы вообще получили эту работу?

— Ну, Лиз приболела… Попросила подменить…

— Понятно. Передайте ей, что я очень жду ее возвращения. Прощайте!

Хорошего настроения и след простыл. Всегда злился на себя за это. Ведь такое плодотворное утро. Закончил повесть! Ладно, почти закончил... Но нет — теперь плетусь по улице с кислой физиономией из-за какого-то юнца. Вообще, об инциденте следовало бы сообщить. Я плачу столько денег вовсе не затем, чтобы чувствовать себя персонажем нелепых скетчей. Нелепых и неуместных.

Я спустился на паркинг. Синий “Мерседес” стоял на своем месте — в гордом одиночестве. Мне уже не терпелось выехать на улицу. Этот роскошный 116-й я арендовал неделю назад, но каждый раз за рулем немецкого красавца был как первый. Еще немного — и благородная “берлинская лазурь” кузова вновь начнет переливаться на солнце. Хорошо, что сегодня солнечный день. Впрочем… они здесь всегда солнечные.

С первой передачи переключил сразу на третью и прямиком на четвертую. “Мерседес” стрелой вылетел из подземного гаража. Когда стрелка спидометра достигла отметки восемьдесят миль в час, я выдохнул. Скорость успокаивала. Хоть я и знал, что через пять минут на КПП у границы Элизиума придется притормозить.

До дома домчался с ветерком. Правда, потом наступило неизбежное наказание — парковка. В сотый раз напомнил себе, что надо установить хотя бы завалящий парктроник. Парковаться, ориентируясь лишь по зеркалам заднего вида — нет, я все же не настолько люблю старую школу!

Одарив камеру биометрической системы широкой улыбкой, я вошел в прохладный холл нашего дома. Достал машинописные листы из папки, намеренно шелестя ими как можно громче — чтобы было слышно в студии.

Навстречу мне выбежал радостный Капитан Боб. В литературе он вряд ли понимал больше моего, но шебуршащие бумажки ему явно пришлись по душе. Ну нет, парень. Гибель рукописи в пасти золотистого ретривера в мои планы не входила.

Бекка, конечно же, работала. Смерив меня недовольным взглядом, она едва заметно кивнула. Стерео-панель перед ее глазами лишь немного сместилась в сторону. Даже звук гарнитуры не сочла нужным уменьшить.

— Бекка, прости, — я помню, что обещал отвезти Рона в школу. Но утром нахлынуло вдохновение… давно такого не припомню.

— Я не сержусь, Грэг, — Бекка произнесла это своим “деловым” голосом, который бесил меня просто до чертиков. И она об этом прекрасно знала. — К счастью, Uber работает исправно. Тем более, в твоей колымаге даже детского кресла нет. Я молчу про отсутствие элементарной системы безопасности.

— Главное, что тормоза исправны, — попробовал пошутить я, уже понимая, что разговор не заладился. — Зато я почти дописал повесть. Глянешь?

Бекка скривила губы, но всё же взяла рукопись. Она быстро пролистала ее, сохраняя бесстрастное выражение лица.

— С “Золотыми воротами” напортачил, — пробормотала она, возвращая мне повесть.

— В смысле? — я был готов к критике, но при чем тут мост? Повесть вообще не про мост!

— У тебя написано, что из окна Эрики были видны “Золотые ворота”. Но если она живет на границе с Китайским кварталом, из окон был бы виден Бэй-Бридж, а не “Золотые ворота”.

— Я все время забываю, что детство одного из нас прошло в Сан-Франциско. Не мое.

— Не принимай на свой счет, Грэг, — пробормотала Бекка, даже не посмотрев в мою сторону.

— Наверное, стоило выбрать другое место действия. Но мне хотелось сделать тебе приятное…

— Да-да, я слышу это каждый раз, Грэг. Может, вместо того, чтобы ездить в Элизиум, проводил бы больше времени дома? Поверь, мне было бы приятнее! Интернет, кстати, все еще бесплатный. Да и жена, как видишь, кое-на-что может сгодиться. Иногда.

— Ты прекрасно знаешь, зачем я туда езжу! Я всего лишь хочу, чтобы мои истории были настоящими!

Бекка все-таки снизошла до того, чтобы свернуть стерео-панель.

— Ты сам-то себя слышишь, Грэг? От того, что ты пьешь бурду из кофейника в дешевом дайнере, расплачиваешься бумажными деньгами и…

— Монетами.

— Что?

— Сегодня я расплачивался только монетами, Бекка.

— Отлично! Надеюсь, ты помыл после них руки? Так вот, позволь открыть тебе секрет. От того, что ты что-то там печатаешь на прадедушкиной машинке в декорациях семидесятых, ты не становишься Буковски! Даже Брэдбери не становишься!

Грудь снова налилась свинцовой тоской. Мне захотелось исчезнуть.

— Бекка, мы много раз это обсуждали. Мне важно погрузиться в подлинную атмосферу времени. Я хочу, чтобы мои тексты… Чтобы… Чтобы это была плоть от плоти эпохи!

— Только их никто не читает, Грэг! Давай смотреть правде в лицо. Люди давно не читают — особенно слезливые антиутопии, которые ты почему-то так любишь. Кому это нужно сейчас? А нейросети пишут в тысячу раз быстрее и уж точно не хуже. Боже мой, да даже Валентин напишет повесть, если его попросить! Правда, Валентин?

— Большой и малый формат, сатирический компонент, эротические сцены — на ваше усмотрение, — промурлыкал Валентин откуда-то слева. Домашний андроид всегда умел подобраться незаметно.

— Ты не понимаешь, Бекка. Мне важно чувствовать, что все это по-настоящему! Что мой рассказ — не цифровая мешанина из мегабайтов в облачном хранилище, а, мать его, текст! Машинописный! На чертовой бумаге!

— И за этим ты ездишь в Элизиум? Ищешь настоящее там, где все — обман? — Бекка недобро ухмыльнулась. — Что дальше? Может, и от своей колымаги откажешься? Поставь симулятор водителя и хоть на лимузине Кеннеди катайся!

— А что дурного в симуляторах? В детстве я вообще обожал играть в симулятор козла, и что?

— Ты, кажется, до сих пор в него играешь!

— Один ноль! — Валентин дополнил свой комментарий ехидной мелодией из старого стендап-шоу.

— Валентин, снизь-ка “юмор” до 25%! — гаркнул я. Приехали: андроид смеется надо мной в моем же доме.

Но, как ни крути, я был окружен. Хотя сдаваться не собирался.

— И что ты предлагаешь, Бекка? Подключиться к нейросети, предоставить ей сделать львиную долю работы? Писатели веками создавали шедевры лишь при помощи рук и головы. Софокл, Шекспир, Чехов...

— Ну так не останавливайся! Пиши рассказы на пергаменте, а можешь прямо на папирусе! Хотя погоди, вот идейка получше — нацепи шкуру и рисуй истории на стенах пещеры, чего размениваться на мелочи? Вот было времечко, правда, Грэг? Не то что сейчас — сплошные симулякры!

Все сегодня объединились против меня. Прыщавый юнец, золотистый ретривер, угодливый андроид и моя собственная жена.

Я подбросил листы в воздух. Предполагалось, что они красиво разлетятся, подчеркнув драматический эффект от моего ухода. Вместо этого кипа бумаг шмякнулась на пол — где ею тут же занялся Капитан Боб.

— Даже этого не можешь! — крикнула мне вдогонку Бекка.

Запрыгнув в “Мерседес”, я стартовал с третьей передачи. Прости, старик.

***

Подъехав к главному корпусу Элизиума, кое-как запарковался. Какое-то время стоял, просто дыша полной грудью и любуясь видом причудливого здания. Удивительным образом оно не вызывало в памяти ассоциаций ни с одной из исторических эпох — хотя и включала в себя их все. Надеюсь, проектировщик остался доволен и творением, и гонораром.

В вестибюле ко мне устремился услужливый андроид.

— Чем я могу помочь, мистер Грин?

— Мне хотелось бы видеть моего личного менеджера.

— Боюсь, мистер Мэй сейчас решает вопросы в 37-м Ковчеге. Я немедленно отправлю ему…

— Нет, не стоит. Думаю, я прогуляюсь. Значит, в 37-м?

Коридор со стеклянными стенами казался перенесенным сюда прямиком из старых фильмов о покорении космоса. За прозрачными экранами были скрыты Ковчеги — детально воссозданные островки той или иной эпохи. Заглядывать в окна, подсматривая за другими беглецами от реальности, было любопытно.

Кто-то сидел за столиком уличного кафе на Монмартре, навеки застывшем в “Belle Époque”. Записывая вирши прямо на салфетке, поэт прерывался только для того, чтобы заказать еще один бокал дешевого вина. Другой сочинял в метро — в грязном, исписанном граффити вагоне нью-йоркской подземки 1990-х. Третий писал за столом, в квартирке в убогой мансарде, ночью, при свете керосиновой лампы… Люди приходили сюда не за комфортом — в конце концов, человечество никогда не жило комфортнее и безопаснее, чем в середине XXI века.

Нет, им было нужно совсем другое.

Они хотели видеть то, что пишут. Смотреть, как рождается их текст, как пульсирует в их руках податливая глина слов. Они хотели чувствовать момент. Они бежали из XXI века в те времена, когда их ремесло еще что-то значило. Во всяком случае, им самим так казалось.

Я нашел Мэя в одном из последних Ковчегов. Как выяснилось, возникли неполадки в системе климат-контроля в Шумере. Клиентам, осваивающим клинопись, было важно делать это с полным погружением — то есть при температуре 100℉. Лично я даже представить себе не мог, как в такой духоте можно что-то соображать. А они умудрялись сочинять гимны о богах и героях, записывая их заостренной палочкой на глиняных табличках. Да, Элизиум предлагал муки творчества на любой вкус.

— Мистер Грин, сразу хочу вас заверить, что тот неприятный эпизод, имевший сегодня место у копировального аппарата…

— Все в порядке, Фред. Накладки случаются. Я по другому вопросу. Хочу включить в свой тарифный план еще один Ковчег.

— Да, конечно, мистер Грин, какой же. У нас сейчас имеются акционные предложения по Елизаветинской эпохе и “ревущим двадцатым”...

— Нет, Фред. Меня интересует, так сказать, актуальный момент. Современность.

По глазам Мэя я понял, что этот ответ он ожидал услышать меньше всего. Впрочем, менеджер прекрасно умел скрывать удивление. Очевидно, что тут он слышал и не такое.

— Конечно, мистер Грин. Не стану скрывать, данный Ковчег не пользуется популярностью, так что проблем с удобным временем для посещения не возникнет...

— Великолепно, Фред. Давайте сразу перейдем к настройкам. За основу я хотел бы взять мой дом.

— Прекрасно, мистер Грин. Сканирование и 3D-печать не займут много времени.

— У меня всего одно пожелание. Насчет моих домашних. Андроид типа jHome-35, золотистый ретривер и супруга.

— Все органические копии выполняются, как мы говорим, в масштабе один к одному. Уверяю, вы не заметите разницы, мистер Грин!

— О, вот это как раз и не требуется, Фред.

— Простите, мистер Грин. Я не…

— Дело в том, Фред, что всех моих домашних надо будет удалить. Просто оставьте мой дом, ноутбук, полный холодильник и забитый под завязку мини-бар. Хотя… нет, постойте.

Я ухмыльнулся с видом победителя.

— Пожалуй, андроида можно оставить. Только выставьте ему параметр “юмора” на 0%.

Автор: Илья Воробьев
Оригинальная публикация ВК

Шорох радиопомех создает иллюзию уюта. Словно мы снова дома, и мама поставила пластинку. Скоро игла дойдет до белого бумажного круга, и не останется ничего, кроме этого шума.

— Я думаю, что едва не потерял тебя.

Закрыв глаза, я вижу твое посиневшее лицо, глаза навыкат, взмахи руками.

Что, если бы трюк не сработал? Что, если однажды мы застрянем в новом жанре, а я не смогу управлять пространством? Буду ломать и ломать вещи, картины, льдинки в стакане, но ничего не изменится? Что, если моя способность не вечна?

Ты молчишь.

— Это было по-настоящему, сын. Ты чуть не умер!

— Но я ведь жив, — говоришь ты спокойно. — Помнишь, что ты сказал после того, как умерла мама?

Я все помню. Я смотрю на ее лицо на запотевшем стекле и слышу, как она смеется.

— После всей любви, что она нам подарила, — говоришь ты мои слова.

— …нам остается только радоваться жизни.

— Со мной все хорошо, пап.

Я шмыгаю носом, часто моргаю, слабость в ногах никуда не уходит.

— Помнишь, когда погибла твоя мама, я не верил, что это случилось? Ты заболел, и мне пришлось тебя спасать, так что осознание смерти навалилось уже после, когда в меня ударила молния и мы смогли сбежать.

— Конечно, помню, — ты улыбаешься.

Я смутно вижу тебя в иллюминаторе соседнего корабля, но всегда могу расслышать твою улыбку.

— Ты завел нас обоих в боевик, чтобы унять злость, — говоришь ты.

— О, я стрелял в кого попало.

— Ты дрался с полицией, и матерился, как пират, — вспоминаешь ты, а мне становится стыдно.

— Прости, что тебе пришлось это видеть.

— Ничего, пап, — успокаиваешь. — Ты ведь все объяснил.

— А помнишь, как мы попали в чековую книгу и я торговался с тамошним подобием Бога?

— Ты надеялся вернуть маму, я помню.

— А потом мы ушли в мелодраму.

— Ты просидел там целый год! Ревел, как девчонка!

Я усмехаюсь. Становится легче.

— Это называется горевание, — напоминаю я. — Ты тоже через все это проходил, не спал ночами. Вскакивал посреди ночи и кричал, истошно, доводя меня до отчаяния, пока наутро мы оба не вырубались.

— Па-ап, — тянешь ты по-нашему. — Ну, может, хватит?

— Да, ты прав.

Я встаю с колен. К ногам постепенно возвращается сила. Оглядываюсь, чтобы изучить корабль.

— Есть идеи, как нам встретиться?

— Тут какие-то кристаллы, пап, — говоришь ты в ответ.

— Где?

— Мм, на экране. На панели управления.

Я подбегаю к такой же панели на своем корабле. Все это время я был в капитанской рубке, с этой стороны уже не скромный иллюминатор — широкие окна от пола до потолка.

Снаружи чернеет космос. Я вижу нос твоего корабля, оранжевую планету. Опускаю взгляд на панель приборов.

— Похоже, в кристаллах элементы природы, — говорю я.

— Как думаешь, это связано с планетой внизу?

— Наверняка.

— Нужно спуститься, пап! — говоришь ты с азартом.

— Ваше предложение принято, капитан!

Я смеюсь. Ты звонко хохочешь.

Продолжение следует...
Автор: Алексей Нагацкий

Радикалы – тоже люди, подбрасывают тебе "повареную книгу анархиста-людоеда" и карту с местонахождением оазиса, где они бросили таких же терпил, как ты, только без топора и более вкусных, флягу с водой и вещь-мешок с сух-пайком...чтобы ты, не отвлекаясь на животные нужды, продолжил вспоминать бой Бивола с Бетербиевым, рефлексировать в уже закрытом собственном мирке, дабы понаблюдать: когда порнообразы начнут троиться сиськами и Бивол пробьет одиннадцатиметровый в ворота Овечкина, твой разум начнет генерировать абсурдные концепции, смешивая идеи Соловьева-философа с Соловьевым-журналистом Соловьевым-историком.

И вот, ты уже выпил дюжину фляг воды, и опустошил десяток мешков с пайком. Во что превратился твой мир?

Бивол, с восемью силиконовыми сиськами проводит соц.опрос у жителей Львова на корейском для тик-тока, на предмет:"в каких пропорциях нужно смешать пиво с водкой, чтобы Овечкина дисквалифицировали за игру пятью клюшками в четырех руках?" Фейербах зашел к Платону на огонек, чтобы поспорить о его "пещере"....