Брат молча улыбается, дожевывает оладьи, и они с отцом уходят в гараж. Там они целый день ковыряются в железках, сваривая не приваренное и отделяя неотделенное. Друзья отца, из соседних гаражей, подтягиваются посмотреть, так же молча, лишь иногда издавая только им, мужчинам, понятные звуки.

—  Угу, — имея в виду: «Молодец, пацан, мужиком растет» и

— Ага, — имея в виду «Руки из нужного места».

Папе, брату и остальным нравится их времяпрепровождение, они могут целый день напролет заниматься сваркой одной единственной рейки, не говоря при этом ни одного настоящего слова, ведь все и так ясно, зачем нужны слова?

Я тоже хочу быть в этом обществе секретного языка. Я жажду такого уровня общения и понимания. Я согласна и на сварку, и на рыбалку, но папа не понимает меня, ведь я совсем малышка в его глазах.  Со мной папа проводит время иначе, мы ходим в парк аттракционов и на ярмарки. Солнце путается в моей челке, аттракционы весело мигают разноцветными лампочками. Я пытаюсь доказать ему, что уже достаточно взрослая и умная, чтобы понимать их с братом секретный язык.

— Мм… — тяну я напротив лотка с мороженным

— Что такое? – беспокоится папа, — Ножку натерла?

— Мм? – повторяю я, и глазами подсказываю направление: «вон там, папочка, смотри, какое вкусное мороженное, то, что нужно в этот жаркий день»

— У тебя что-то болит?  — папа не понимает меня, — Укачало на горках?

— Папочка, там мороженное!  — приходится объяснять мне.

— Солнышко, ты хочешь мороженное? – наконец догадывается папа, — Что же ты сразу не сказала, пойдем купим самое вкусное!

И мы сидим на скамейке, едим самое вкусное в мире мороженное, папа заботливо вытирает мне лицо салфеткой и улыбается. А я размышляю, почему же папа меня не понимает. Может я еще маленькая и тайный язык откроется мне позже?

Я расту, становлюсь чуть старше и пытаюсь говорить на тайном языке с мамой. Возможно, мамы понимают дочерей, так же как отцы сыновей. У нас с мамой очень теплые отношения, она всегда меня поддерживает, но мне этого мало. Она должна понять меня, правда?

— Ммм... – я хочу, чтобы мама помогла мне пришить карман на юбку. На трудах учительница объясняет не очень понятно, и я прошу помощи у мамы

— Ты язык прикусила?  — удивляется мама.

Я стою с этой несчастной юбкой в руках прямо перед ней, но она меня не понимает без обычных общечеловеческих слов. Наверное, время для тайного языка еще не пришло. Когда-нибудь, я все равно хочу приобщиться к этой семейной магии. Но пока у меня не выходит. Ни с папой, ни с мамой, несмотря на всю нашу любовь, говорить без слов не удается. Чуть позже, я переключаюсь на брата, дети, наверняка, должны понять друг друга.

Брату уже 17, и он частенько задерживается допоздна.

— Ммм?  — вопросительно смотрю я на брата, который на цыпочках пробирается в нашу комнату в половине третьего ночи. Я имею в виду: «Ты выглядишь довольным, как прошла вечеринка?»

— Че мычишь? Спи давай. – брат треплет меня по макушке и падает спать.

Я смиряюсь с мыслью, что никогда не смогу до конца понять, как общаются папа и брат, я почти забываю про их тайный, непонятный другим, язык.

Почти забываю. Но таинство общения через один единственный звук снова приходит в мой дом.

— Паааа?  — тянет мой старший сын из своей комнаты, он имеет в виду: «Папа, этот новый предмет, алгебра, совершенно непонятен, я не могу самостоятельно справиться с заданием.»

— Хм. — отвечает мой муж, имея в виду: «Не переживай сын, сейчас ты все поймешь, я помогу.»

Дальше из комнаты старшего сына раздается только шелест страниц учебника и скрип ручки по бумаге, никаких лекций, но тема каким-то мистическим образом становится понятной для ребенка.  Я подглядываю в приоткрытую дверь и вижу, как муж молча стоит за спиной сына и тыкает пальцем в учебник то в одном, то в другом месте. Сын увлеченно покрывает страницы тетради примерами.

— Пааа!! – Младший сын тянет ручки к отцу, он имеет в виду: «Папочка, эта машинка лучшее, что я видел в своей коротенькой жизни, но у нее заклинило колесо и я не могу с ней играть». Конечно, полуторагодовалый малыш не может сказать такую длинную фразу словами, даже если бы очень захочет, но муж понимает его прекрасно.

— Ууу. – отвечает муж, имея в виду: «Сейчас мы все починим, я даже покажу тебе как вернуть этому колесику подвижность, и ты сможешь в любой момент насладиться любимой машинкой»

Мне приходится смириться с тем, что этот тайный язык предназначен только для отца и сына и недоступен больше никому во всем мире. Я просто иду жарить яблочные оладьи. Через пятнадцать минут старший сын откладывает уроки и высовывается из своей комнаты на аппетитный запах. Муж, подхватив малыша, который уже устремился в коридор, так же приходит на кухню. Мои мальчики со счастливым смехом уплетают горячие оладьи, выхватывая их, стоит только поднять оладью со сковороды.  Они знают, я имею в виду: «люблю».

Я про другое хотел рассказать.

Обсуждаем с женой такую тему, как бы кто распорядился деньгами если бы внезапное наследство у меня случилось. Жена тему завела, не я.

Понятно, это теория, ни у меня, ни у неё такого не предвидится.

Я: Я бы ипотеку закрыл, ремонт в нашей квартире сделал, технику в квартире обновил, машину бы поменял. К слову всё, в целом в хорошем состоянии, но рано или поздно делать и менять надо.

Но самое главное ипотека. Она у меня вторая, первую удалось быстро закрыть (была не большая) сейчас посерьёзнее сумма и перспектив досрочного закрытия нет. Так что это немного гнетёт.

Тут пару месяцев без работы посидел, понял, что это бремя. А случись что со мной это будет реально проблема.

Жена: Пфффф. Ипотеку закрывать! Платишь и плати. Сумма в месяц не большая. Машина едет, в нашей квартире нормально всё. Ремонта не требует сейчас. Я бы лучше квартиру купила или в новостройку вложилась. Чтоб ещё одна недвижка была.

Я: Зачем?

Жена: Сначала сдавать. Я бы, ну точнее мы бы, пассивный доход получали. А потом ребенку, например, отдать, когда вырастет. Да мало ли, как вторая жилплощадь может пригодиться.  

Я: Одному нашему ребенку? А второму? Жребий кидать будешь?

Она: Ну к там можно и ещё одну ипотеку взять и на второго. Я бы так решила.

Я: Получается я обязан вкалывать всю жизнь, чтоб ипотеки платить?

(Жена не работает, ей даже потребительские кредиты не дают)

Жена: Ну ты же работаешь. Зарабатываешь. Всё нормально. Подумаешь, ипотека! Все так живут.

Я: Замечательно. И очень для меня обидно.

А она не понимает, что тут обидного.

Я понимаю, что обиделся из-за ерунды. Но вот не ожидал такого отношения.

Тут часто, на Пикабу, часто поднимается тема, что для женщин мужчина, в первую очередь это ресурс. Думал это отношение к мужчинам у дур с накаченными губищами, которые всяких коучей, инфлюэнсеров и прочих инфоциган наслушались. Вот и живут по их советам.

Оказывается, нет. Эта опция у всех женщин вшита в прошивку головного мозга.

Варианта, что мужчина может жить и работать, получая от жизни и работы удовольствие, а не нервничать на тему, будет у него завтра возможность кредиты платить или нет ими просто не рассматривается.

А сломался мужик, ну значит сломался, всегда есть план Б, ну или хотя бы мечты о нём.

Еще недавно в дискуссиях про недалекое будущее, текущие ценности молодежи и откровенный кризис института семьи и брака встречал мнения, что "человеку нужен человек!", "дану вы что, я пробовал этот ИИ - фигня детская, он тупой", "У ИИ нет воли и разума, это не общение , а фастфуд" и пр. по сути наивные и некомпетентные (без негатива к сказавшим) мнения.

Наткнулся на интервью с экспертом в области ИИ на очень интересные футуристические темы. Хотя какие футуристические, очень многие предпосылки видны уже сейчас. Если поразмышлять на тему прогресса ИИ, абсолютного роста индивидуализации в обществе, векторов развития брака и семьи в развитых обществах, да вообще взаимоотношения полов - становится понятна картина уже очень ближайшего будущего.

С гостем интервью согласен по всем пунктам, я приходил к тем же выводам с еще меньшей экспертизой чем у него.

Рекомендую ознакомиться с материалом полностью - очень интересные темы раскрыты и составлены прогнозы.

Кратко тезисы на тему развития взаимоотношений людей и людей с ИИ:

1. Жизнь сведется к скучной "реальности" и по-настоящему реальной и желанной "виртуальности". Разумеется одно заменится другим очень быстро в мозгах.

2. Скоро будут еще несоизмеримо большие проблемы во взаимоотношении полов, никто никому не будет нужен. Без ИИ и виртуальной реальности с идеальным образом и иллюзией самого близкого из всех возможных общения. Уже разводов больше чем браков, про рождаемость лучше даже не заводить разговор. Отдельно будет огромный кризис конкретно для женщин. Для мужчин вторичен от него.

3. Те люди, кто поверхностно и не вникая говорит "ой, это фигня, мне кажется человеку нужен человек, как без этого! Наши деды как жили по-вашему?" - когда, пройдут этапы ИИ как администратора. юриста, судьи и президента - в числе первых будут верить в развитой ИИ как в Пророка или сразу как в БОГА.

В эту иллюзию невозможно будет не поверить, как по мне. Предлагаю абстрактно насколько можно подумать над вопросом.

Чтобы понять, как травма «оседает» в мозге, нужно заглянуть в его физиологию. В момент сильного стресса наш «эмоциональный мозг», а именно миндалевидное тело, которое является стражем опасности, включает тревогу раньше, чем «мыслящий мозг» (префронтальная кора) успевает оценить ситуацию. Выбрасывается мощный коктейль из гормонов — адреналин и кортизол, которые готовят тело к драке или бегству. В норме, когда угроза проходит, уровень гормонов падает, и мы успокаиваемся. Но при травме, особенно повторяющейся или чрезвычайно интенсивной, эта система может сломаться. Миндалина становится гиперактивной, словно застрявшей в положении «вкл», а гиппокамп — структура, отвечающая за перевод кратковременных воспоминаний в долговременные и их контекстуализацию (где, когда, при каких обстоятельствах) — повреждается под действием кортизола. Именно поэтому травматическое воспоминание не становится обычным воспоминанием о прошлом. Оно хранится фрагментарно, без четкой привязки ко времени и контексту: в виде запахов, вспышек образов, телесных ощущений и эмоций. И когда что-то в окружающем мире напоминает хотя бы один из этих фрагментов, миндалина запускает полномасштабную тревогу, как если бы угроза была актуальной. Исследования нейробиолога Бесселя ван дер Колка, автора книги «Тело помнит всё», и работы таких ученых, как Рут Ланьюс, наглядно показали с помощью нейровизуализации, как при ПТСР меняется активность этих областей мозга, подтверждая биологическую природу расстройства.

Психологические причины кроются не только в самом событии, но и в последующей реакции. Огромную роль играет чувство беспомощности и утраты контроля над ситуацией. Если в момент травмы человек не мог ни бороться, ни бежать (состояние «замирания»), эта незавершенная двигательная реакция как бы «застревает» в теле. Важнейшим фактором является и отсутствие поддержки после травмы, невозможность говорить о произошедшем, чувство стыда или вины выжившего. Травма изолирует. Человек остается наедине с непереваренным, ужасным опытом, который его психика не в силах интегрировать. Поэтому она использует защитные механизмы: диссоциацию (ощущение «это происходит не со мной»), вытеснение, гиперконтроль или, наоборот, избегание всего, что может напомнить о травме. Но эти стратегии, полезные в краткосрочной перспективе, становятся тюрьмой в долгосрочной.

Интересно, что с эволюционной точки зрения многие симптомы ПТСР — это гипертрофированные, но изначально полезные реакции. Гипербдительность помогала нашим предкам выживать в постоянной опасности, а флешбэки — ярко помнить ситуации, грозившие смертью, чтобы избегать их в будущем. Однако для древнего человека угроза была конкретной и кратковременной (нападение хищника, схватка с врагом), после чего либо наступала смерть, либо следовал период восстановления в общине. Современные же травмы (особенно социальные, длительные, например, насилие в семье или участие в войне) создают хронический, непредсказуемый стресс, с которым древние механизмы справиться не были рассчитаны. Исторически отношение к таким состояниям менялось: от признания их у воинов (в XIX веке это называли «солдатским сердцем», в Первую мировую — «контузией», во Вторую — «боевым неврозом») до долгого периода стигматизации, когда это считалось слабостью характера. Лечение тоже было примитивным — от электрошока до попыток просто «взять себя в руки».

Самое важное знание сегодня заключается в том, что ПТСР излечимо. Мозг обладает нейропластичностью — способностью перестраивать нейронные связи и создавать новые на протяжении всей жизни. Это научный факт, подтвержденный работами таких исследователей, как Майкл Мерцених и Норман Дойдж. Цель современной терапии — не стереть память, а помочь мозгу обработать травматическое воспоминание, чтобы оно перешло из статуса актуальной угрозы в статус печального, но завершенного события прошлого. Для этого существуют доказанные методы. Под руководством опытного специалиста, который становится проводником в этом пугающем внутреннем мире, человек постепенно учится заземляться в настоящем, отличать прошлое от «сейчас», интегрировать разрозненные фрагменты памяти в свою историю и, в конце концов, возвращать себе чувство безопасности и контроля над собственной жизнью. Путь к исцелению требует мужества, но он возможен, потому что мозг, получивший рану, способен найти пути к ее заживлению.

Итогом нашего разговора становится важное осознание: посттравматическое стрессовое расстройство — не знак отличия, выданный лишь тем, кто побывал в зоне боевых действий. Это универсальная реакция человеческой психики и нервной системы на событие, которое оказалось для них непереносимым. Таким событием может стать не только война, но и насилие (физическое, эмоциональное, сексуальное), тяжёлая авария, внезапная потеря близкого, медицинская травма или жизнь в атмосфере хронической угрозы. Ключевой критерий — не «объективная» тяжесть происшествия, а субъективное переживание беспомощности, ужаса и угрозы для жизни или целостности личности. Именно поэтому человек, переживший, казалось бы, «обычное» для других событие, может годами жить с нераспознанным ПТСР, списывая гипербдительность, вспышки гнева, эмоциональное оцепенение и навязчивые воспоминания на плохой характер или последствия стресса. Он не признаёт в своих симптомах травму, потому что его представление о ней ограничено стереотипами. Понимание того, что ПТСР — это не про «место действия», а про внутренний слом механизмов безопасности, — первый и самый важный шаг к тому, чтобы перестать винить себя и начать исцеление. Мозг, получивший такую рану, может залечить её — но для этого травму нужно сначала увидеть и назвать по имени.

https://vk.com/srk_problemi