Ребёнок в соседней коляске не плакал, а тихо поскуливал. Лена сидела в маленьком скверике возле дома, по привычке катая коляску туда-сюда. Дочь давно спала, холодный воздух и лёгкая тряска убойно действовали на трёхмесячного ребёнка. Ночью прошёл снег и не растаял, превратив сквер в зимнюю сказку, вот только, когда по соседству уселся мужчина с коляской, в которой хныкал и поскуливал ребёнок, сказочная атмосфера рассыпалась, и в душе Лены поднялась муть раздражения. На самом деле винить мужчину в том, что он никак не успокоит младенца, глупо. Редко есть отцы-молодцы, что с лёгкостью справляются с ребёнком в любом возрасте. Лена откинула злые мысли о нарушенном покое и, выстрадав на лице участливую улыбку, повернулась к соседу по скамейке. Мужчина выглядел лет на сорок, полноватый, с тем типом пивного пузика, который возникает у мужей в спокойном браке. Одет, как обычно выглядят автолюбители, редко выбирающиеся из авто на свежий воздух: слишком короткая куртка не по погоде и ботинки на рыбьем меху. Но холода мужчина не замечал, а смотрел в экран смартфона, который давно погас.
— Зубки режутся или газики мучают? — обратилась Лена к мужчине.
— Не знаю. Он всегда плачет, — голос мужчины был каким-то мёртвым, словно эти слова он говорил уже много раз, и они, как наждачка, стёрли из его голоса любые эмоции.
— А педиатр что говорит? — сочувственно поинтересовалась Лена.
Таких проблем с Сашкой у них не было, спала она из рук вон плохо, но, пока бодрствовала, не ныла, а либо ела, либо активно изучала мир вокруг. Плакала она очень редко и совсем не хныкала.
— Ничего не говорят, здоровый ребёнок. Если мы вам мешаем, я уйду, — сказал мужчина, поднимаясь с лавочки.
— Нет, что вы! Сидите, конечно, простите, что полезла к вам с разговорами, я в декрете, муж вечно на работе, поговорить особо не с кем. А сколько вашему?
Это было враньё, хороших знакомых с детьми и без них у Лены было много, и с кем поболтать искать не приходилось. Но так вышло, что сегодня подруга Наташа не пошла гулять, её Илья приболел, а искать новую компанию Лена не захотела. Мужчина сел обратно на скамью, повернулся и посмотрел на Лену взглядом утопающего.
— Так он маленький совсем. Ну, ничего, подрастёт, и всё будет нормально. А ночью спит как? Мы вот с мужем не высыпаемся, каждые три часа встаёт есть, а потом под утро разгуливается ещё, — сказала Лена.
— Ночью хорошо спит, — неуверенно ответил мужчина и посмотрел на коляску. — Ночью не плачет. Мы живём за городом, сюда на консультацию приехали. Не ест совсем.
Мужчина съёжился, словно ожидая выговора от случайной знакомой. Похоже, ему не первый раз приходится выслушивать советы по воспитанию ребёнка, не привык ещё, что каждому есть что сказать и все мнят себя специалистами в этом вопросе.
— Нормально, набирает, — вздохнул мужчина.
— Ну так, значит, и ест, просто в груди-то не видно, сколько молока выпито, зря ваша жена переживает.
— Жена умерла при родах, Дениска на искусственном у нас.
— Соболезную, — выдавила из себя Лена.
Она представила мужа, одиноко катящего по аллеям парка коляску с Сашкой и грустно смотрящего на молодых женщин, играющих с детьми. Бр-р-р.
— Не спит он, надо домой ехать. Может, в машине подремлет, — мужчина встал и, не прощаясь, покатил коляску в сторону парковки. Лена долго смотрела ему вслед, ей всё ещё казалось, что где-то поблизости всё так же, словно брошенный котёнок, мяукал младенец.
Корнеев вернулся домой поздно, вот уже неделю они устраивали рейды по ночным клубам Нижнего в надежде найти душелова, продавшего Лаврентьеву проклятую фигурку. Увы, похоже, добившись своего, душелов сменил место «ловли» наивных простаков с жаждой мести. Корнеев надеялся, что сегодняшний рейд последний, ему надоело оправдываться перед женой из-за поздних приходов с работы и запаха курева от одежды. Терпков же от этого задания был в восторге, подкатывал к красивым девчонкам, пил безалкогольные коктейли и приплясывал у стойки. Корнеев в это время с надеждой смотрел на выданный со склада амулет, похожий на простой кусок тёмного дерева. Как было написано на приклеенной к складскому контейнеру бумажке — «Дубовая чурка. Источник: дуб Мильян. Свойство: привлечение двуедушников и пограничных сущностей». Терпков сказал, что эта волшебная деревяшка притянет душелова к носителю амулета, а там уж надо просто в глаза смотреть тем, кто подошёл слишком близко, ища косоглазых или с бельмом. Но таких личностей в клубах они так и не заметили. Не выдержав, Корнеев прямо спросил напарника, сколько ещё они будут бродить по злачным местам.
— Да, ты прав. Я просто увлёкся, упустили мы этого типа. Надо сменить локацию.
— На какую? — Корнеев с тоской подумал, что новые места рейдов могут оказаться похуже.
— Ну, там, где у людей проблемы, которые не решить обычным способом, потому что это либо невозможно, либо незаконно. Вот Николай хотел отомстить, но законным способом не нашёл как.
— Как вариант, или больницы, хосписы, где лежат умирающие. Пожалуй, бросаем клубы и читаем новости о внезапно выздоровевших в больницах или умерших преступниках, вину которых не могли доказать, — сказал Терпков.
Так что сегодня Корнеев пришёл домой в хорошем настроении: с ночными клубами покончено, а новое место охоты ещё выбрать надо. Ленка порадовала ужином и ходила вокруг него задумчивая, говорила ласково и несколько раз похвалила и за вынесенный мусор, и за убранную за собой тарелку. Прокрутив в голове всё, что могло расстроить жену и стать причиной её внезапной нежности, Корнеев решил спросить прямо.
— А? Да нет, ничего, — как-то рассеяно ответила Ленка. — У нас ничего.
— А у кого случилось? У Наташки?
— У неё ребёнок заболел, я без неё сегодня гуляла.
— Слушай, а если я умру, ты же Сашку не бросишь? — неожиданно спросила Ленка.
Корнеев вздрогнул, он, конечно, переживал за жизнь Сашки, но вот о том, что умереть может Ленка, не думал. Она-то почему? Узнала что-то о его новой работе? Заболела? Он внимательно посмотрел на жену: бледная, синяки под глазами. Но так и он сейчас не лучше, вместе по ночам не высыпаются, но это временно, не повод для паники.
— Да, люблю я вас и не брошу, конечно. Ты чего такие вопросы странные задаёшь?
— Да так. Встретила сегодня на прогулке мужчину, у него жена при родах умерла, а ребёнок не ест ничего и плачет. Жалко их.
— Напугала, блин. Ну, не повезло мужику, но, думаю, врачи помогут, сейчас же МРТ всякие и всё такое. Да и не сирота же он, тётки, бабушки помогут пока с младенцем, а потом и сам научится. Если ты за меня переживаешь, то тебе при родах умирать уже поздно. Хочешь, я в выходные с Сашкой посижу, потренируюсь, а ты погуляешь, отдохнёшь?
Идея с выходным Ленке понравилась, и она немного успокоилась, да и Корнеев хотел выкинуть историю из головы, но там вдруг болезненно щёлкнуло, и личный таймер неприятностей начал обратный отсчёт.
С утра в отделе было тихо, только слышались щелчки клавиш печатной машинки, похоже, Терпков сел за отчёт о рейдах по клубам. Корнеев прошёл на своё рабочее место и посмотрел на выключенный экран монитора.
— А чего ты за компом не работаешь? Быстрее же, — спросил Корнеев.
— Кому как, эти шайтан-машины глючат постоянно, ты бы знал, сколько я важных документов угробил из-за их зависаний. Ладно, а ты-то чего такой зависший? Я думал, ты рад, что мы с клубами закончили, — ответил Терпков.
— Да вот Ленка озадачила, никак из головы не выкину.
— Хм, жёны они такие, им мужа озадачить, как раз плюнуть, а нам разгребай потом.
— А что, у тебя жена есть? — удивился Корнеев.
Терпков хоть и болтал без умолку, но так ничего про себя Корнееву и не рассказал. Кольца на пальце у Терпкова не было, и Корнеев никогда не слышал о его семье, есть ли у него близкие и с кем он живёт. Приходил Терпков в отдел всегда очень рано и уходил поздно, и не было похоже, что его кто-то ждёт дома.
— Ну… Была у друга близкого. Да не важно, что она там у тебя учудила? — сказал смутившийся Терпков.
— Она ничего, просто рассказала странное. Мужик ей встретился с младенцем, жена у него умерла при родах, а ребёнок не ест ничего и плачет, врачи говорят — здоров. Праноед он, что ль?
Терпков мрачно встал из-за стола и пошёл к выходу, по дороге сняв пальто с вешалки. Корнеев проводил его взглядом, странный у него всё-таки напарник.
— Ты чего сидишь? Давай на выход, — рявкнул Терпков, заглядывая обратно в отдел.
— К тебе домой, с женой твоей давно хочу познакомиться.
Всю дорогу, Терпков отмахивался от вопросов Корнеева, лишь когда остановил машину у подъезда дома Корнеева, повернулся к напарнику и наконец объяснил, в чём дело.
— Понимаешь, понятное дело, что ребятёнок воздухом питаться не может, значит, ест. Но раз никто не знает, что и когда, значит, работа точно нашего профиля. Сейчас выспросим у твоей жены все подробности и найдём того мужика.
Ленка гостям не обрадовалась, увидев Терпкова, умчалась переодеваться, шипя Корнееву, что мог бы предупредить. Впрочем, за чаем напряжение спало, и Ленка принялась в лицах пересказывать встречу с мужчиной и его странным сыном.
— А вам зачем это? — наконец поинтересовалась она.
— Да вот есть подозрения насчёт смерти его жены, отправим дело на доследование, — сказал Терпков.
Корнеев лишь покивал согласно, надеясь, что жена потом не потребует у него деталей этого дела. Отвечать враньём на прямые вопросы он не любил. Узнав все подробности, они вернулись в отдел и принялись искать в базе женщин детородного возраста, умерших около трёх месяцев назад. Таких оказалось довольно много, что заставило Корнеева снова задуматься о смерти жены. Под нужные характеристики никто не подошёл. Тогда Корнеев плюнул на базы и просто вбил в поиск «смерти рожениц», обычно такое попадает в местные новости, и действительно нашёл нужный случай. Но не в Нижнем, а в Дзержинске умерла сорокалетняя роженица после кесарева.
— Ну, теперь, думаю, попроще будет, да и номер перинатального центра есть. Сейчас позвоню нашим из Дзержинска, озадачу, — сказал Терпков.
Адрес выяснили через пару часов. Муж умершей, Гаврилов Дмитрий Николаевич, жил не в самом городе, а на окраине посёлка имени Я. М. Свердлова, за которым начинался сосновый бор.
— Вызову Настасью, чувствую, по её профилю дело будет, к тому же она девушка, ей с младенцами проще.
— Ну, я вроде тоже неплохо справляюсь, — возмутился Корнеев, — и посидеть, и покормить могу, памперс сменить.
— Ну, ты даёшь, но Настасья всё равно нужна, я бы и отца Кирилла позвал, но тот на проверку в Арзамас уехал. Ох и не люблю я дела с младенцами, — сказал и поморщился Терпков.
Выехали они на следующий день, за рулём был Терпков. Настасья, худая девушка в широком чёрном пальто, замотанная в длиннющий серый шарф, уселась на заднем сиденье и тут же достала планшет с наушниками из рюкзака. Дорога до Дзержинска заняла чуть больше часа и пачку семечек, которую Корнеев нервно сгрыз, думая о том, как признаться Насте, что никакого проклятия на его ребёнке уже нет. Впрочем, с расспросами к нему Настя не приставала, а всю дорогу смотрела что-то на ютубе.
Район, где жил Гаврилов Дмитрий Николаевич с сыном, представлял собой новую коттеджную застройку с видом на сосновый бор. Корнееву понравилось место, он сам мечтал когда-нибудь построить частный дом или хотя бы дачу.
— Ты глянь на навигатор, — хмыкнул Терпков. — Ох, чую, наш это клиент.
Навигатор не порадовал, бор впереди оказался началом городского кладбища, а ближайший к нему двухэтажный коттедж — нужным им адресом.
— Вот же… — хотел выругаться Корнеев, но заметил, как внимательно на него посмотрела Настя, и сдержался.
— Так, а теперь слушаем вводную. Насть, готовь свою лабораторию, всю по полной, сколько есть индикаторов-амулетов, всё используй. Разговор буду вести я, у меня лицо самое доброжелательное, а то у Корнеева после того, как он курить бросил, выражение морды, как у убийцы-рецидивиста. Настасья, я на тебя морок стандартный наложу. Слишком быстро не двигайся, слетит, ну и по эмоциям тоже помнишь, полный контроль, а то собеседник заметит.
Из машины Настя вышла в облике суровой женщины предпенсионного возраста, в такой сразу подозреваешь учительницу или врача, в руке она держала медицинскую сумку-укладку, где, как знал Корнеев, лежали довольно странные предметы, взятые из хранилища отдела. Интересно, как ей удастся всем этим воспользоваться, чтобы отец ребёнка не заметил. Хотя наверняка и на этот случай есть какой-нибудь амулет для отвода глаз. Корнееву всё никак не удавалось серьёзно относиться к таким вещам и верить, что они действительно работают. На морок Насти он пялился во все глаза, пытаясь понять, как такое возможно, и даже пару раз заметил, что при быстром шаге лицо у морока плывёт, словно отражение в воде.
Двухэтажный коттедж демонстрировал белые блоки, не прикрытые отделкой. Забора не было, лишь пара металлических столбов по углам участка, двор оказался завален строительным мусором и остатками материалов, вместо лестницы сколоченная времянка из наструганных досок и поддонов. Звонка не было, из стены торчали провода, пришлось колотить в железную дверь. Повезло, что их услышали. Открыл мужчина в банном халате и растерянно посмотрел на визитёров.
— Гаврилов Дмитрий Николаевич? Здравствуйте, мы из следственного комитета. Вы подавали в суд на перинатальный центр, мы ведём доследование. Можно войти?
— Да, конечно, — Дмитрий отошёл в сторону, пропуская внутрь.
Внутри дома оказалось лучше, чем снаружи. Чистовую отделку уже сделали, но в прихожей стояли мешки со строительным мусором. Визитёров Дмитрий проводил в кухню-гостиную, и они расселись на диване, отодвинув в сторону разбросанные там детские вещи. Стол заставлен упаковками разного вида молочных смесей, словно кто-то решил собрать коллекцию из всех существующих. Под ногами хрустели крошки, а от обивки дивана въедливо пахло лапшой быстрого приготовления. Где-то рядом на одной ноте слышалось раздражающее мяуканье, словно котёнка заперли в комнате.
— Так что вы хотите знать? — спросил Дмитрий Николаевич.
— Можно по порядку. Почему вы считаете, что врачи виновны, и почему подаёте в суд? — сказал Терпков.
— Понимаете, жена после кесарева каждый день жаловалась на боли и врачам, и мне, но они ничего не делали. Положено было узи, анализы, я узнавал. Я понимаю, что никого не уволят, там круговая порука, но я надеюсь получить денежное возмещение. Мне после смерти Наташи уволиться пришлось. У нас только моя мама из родителей жива, но она уже старенькая, не может с Дениской сидеть. Мы все деньги на стройку потратили, а на внешнюю отделку денег не хватило, — Дмитрий прервал речь и посмотрел на стол, заставленный детским питанием. — Наташу это не вернёт, но нам с Дениской надо на что-то жить. Вы бы знали, сколько мы лечились, чтобы родить. Потом я руки опустил, а жена всё надеялась, по бабкам всяким ходила. Один раз притащила фигурку деревянной бабы из больницы, говорит, кто-то в очереди подарил и что она поможет. Забеременела, врачи сказали — эффект плацебо, не иначе. Везде таскала эту фигурку, даже на роды.
— А где она сейчас? — спросил Терпков.
— Тут мы её на кладбище похоронили. Не думал, когда здесь участок покупал, что буду с ребёнком на кладбище к могиле жены гулять, — мужчина закрыл лицо руками и сгорбился.
Корнеев понял, что Терпков спрашивал про фигурку, но мужчина думал лишь о жене и вопроса не понял.
— Скажите, а та деревянная фигурка, где она? — сказал Корнеев.
— Фигурка? Вам зачем она? — удивился Дмитрий, отрывая лицо от ладоней. На глазах у него блестели слёзы.
— Ну, у меня тоже… Проблемы, — соврал Корнеев и поморщился, слишком глупо получилось.
— Не могу помочь, с женой я её похоронил, она с ней неразлучна была почти год, вот и решил…
Корнеев и Терпков переглянулись, похоже, опять придётся бродить по кладбищу и, что хуже всего, раскапывать могилу.
— Скажите, вы не против, если мы проведём эксгумацию тела вашей жены для экспертизы? — осторожно спросил Терпков.
— Раскопать? Снова? Ну, там вроде и земля ещё даже не слежалась, думаю, если аккуратно… Это же ненадолго?
— Да, конечно, постараемся одним днём всё сделать. Вот бумаги заполните, тут надо указать номер места захоронения и расписаться, что согласны.
— Хорошо, — Дмитрий посмотрел на бумаги, переданные ему, и нахмурился. — Ещё что-то?
— Да, наш врач осмотрит младенца, вы не против? — сказал Терпков, указывая на Настю.
— Дениса? Ну, его уже куча врачей осмотрела. Как это связано со смертью жены, думаете, они и ребёнка мне покалечили?
— Формальность, мы же должны заполнить бумаги, — развёл руками Терпков, поднимаясь с дивана. — Анастасия Витальевна, пройдите к ребёнку, мы вас тут подождём.
Дмитрий Николаевич ушёл вместе с Настей, через минуту стихло мяуканье.
— Ты на Настасью не обращай внимания. Она тебя стесняется, разговорится ещё.
— Ну, главное, чтобы помогла, а пустые разговоры я и сам не люблю. Сомневаюсь, что у нас найдутся общие интересы, — пожал плечами Корнеев.
Тут раздался дикий ор младенца, и в гостиную быстрым шагом вернулась Настя. Морок слетел, и лицо у неё было мрачное.
— Уходим, я всё проверила. Подробности в машине расскажу.
Пока отец младенца не вернулся, они вышли и отправились к машине. На обратной дороге Настя рассказала, что ей удалось увидеть при осмотре.
— Это не ребёнок, точнее, ребёнок, но не совсем.
— Подменыш? — спросил Терпков.
— Нет, человеческое в нём есть или было при рождении, но сейчас он уже ближе к нечисти, чем к людям.
— Хочешь сказать, мавка или перевёртыш?
— Нет, не думаю. Скорее, двуедушник. Я не определила точно, но вот что могу сказать, его действительно кто-то кормит. Там в комнате фонит навью.
— Эх, зуб даю, что кормит по ночам, когда измученный отец спит без задних ног. Устроим засаду. Насть, возьмёшь из архива обережные рубашки и меч-кладенец, ну, может, ещё что-то из защиты на твоё чутьё. Корнеев, жди меня в десять вечера у подъезда, заеду, заберу.
Они вернулись в посёлок в двенадцатом часу ночи и остановили машину, немного не доезжая до нужного дома. Без заборов окрестная территория под светом луны просматривалась до самого кладбища. Стоило появиться любой движущейся тени, они бы это заметили. Настя протянула Корнееву свёрнутую рубашку, он завозился на сиденье машины, переодеваясь. Рубашка была белая, украшенная по вороту, рукавам и низу сложным красным узором.
— Вот ещё пояс. Подвяжитесь. Пальто можно сверху надеть, это не влияет на свойства защиты, — сказала Настя. — Так, а это гребень и платок, если ситуация выйдет из-под контроля кинешь в нападающего.
— А кто будет нападающим?
— Понятия не имею, но думаю, придёт со стороны кладбища.
— Чего ему вещами кидаться. Он меч возьмёт. Бей сразу и всё. Там точно не человек будет, — сказал Терпков.
Корнеев переоделся, и они все замерли в машине, напряжённо вглядываясь в освещённые фонарями участки и дорогу с кладбища. На улице пошёл снег, сначала лёгкие, пушистые снежинки танцевали в свете фонарей, а потом снегопад разошёлся и повалил, облепляя стёкла машины. В доме погасло последнее окно, и Корнеев глянул на часы, без пятнадцати двенадцать. В голове нервно защёлкало, он понял, что ждать больше нельзя.
— Я на улицу, — сказал Корнеев, открывая дверь машины.
— Ты прав, не видно ничего, пойдёмте к дому.
Но Корнеев чувствовал, что тварь уже внутри, не дожидаясь Терпкова и Настю, он бросился к двери и дёрнул ручку. Не заперто, рука испачкалась в чём-то чёрном и липком. Присмотревшись, Корнеев понял, что это сырая земля. В доме было темно и тихо. Корнеев бросился в сторону комнаты, где днём слышал мяуканье младенца. На диване в гостиной кто-то лежал и заворочался, когда Корнеев крался мимо, подсвечивая себе дорогу фонариком. Корнеев пошёл быстрее. Он слышал, как в дом зашли Терпков и Настя. Дверь в комнату, где лежал младенец, была приоткрыта, там кто-то двигался. Корнеев достал из ножен меч, в темноте тот замерцал чуть заметным голубым светом. Похоже, внутри был не человек. Корнеев сделал последний шаг и увидел странную картину, в детской возле кровати сидела женщина в длинном белом платье, на руках она держала младенца, и тот жадно сосал грудь. Женщина подняла взгляд на вошедшего, и глаза её засветились, словно тлеющие угли. Корнеев застыл в дверях, не зная, что делать. На руках у нежити ребёнок, она может прикрыться им от удара мечом, он же не может зарубить младенца, пусть Настя и говорила, что он не совсем человек. Женщина поднялась, оторвала от груди ребёнка и положила его в кроватку. Ребёнок истошно заорал, а потом привычно захныкал. Позади Корнеева появился Терпков и крикнул ему почти в ухо.
Женщина посмотрела на Корнеева, поднявшего меч и сделавшего шаг к ней, глаза её потухли, и из них по щекам полились крупные слёзы. Перед Корнеевым стояла обычная, плачущая женщина сорока лет в длинной белой ночной рубашке.
— Наташа? — раздался заспанный голос из проёма двери.
Это проснулся и на шум пришёл хозяин дома. Женщина посмотрела на всех, кто столпился в дверях детской, и пошла мимо них к выходу. Корнеев отступил в сторону, прикрывая собой Терпкова и Настю. Он понимал, что эта тварь не женщина, не живой человек, но поверить в это по-настоящему и напасть на неё не мог. Дмитрий схватил проходящую мимо за руку, вглядываясь в залитое слезами лицо.
— Наташа? Это сон, ты живая? — он попытался её остановить.
— Ты умрёшь, — ответила нежить, и глаза её снова вспыхнули жгучим огнём.
Корнеев бросился к ней, защищая застывшего в ужасе Дмитрия, но меч разрезал пустоту. Женщина исчезла. Хлопнула входная дверь, ребёнок смолк, и тут же на пол упал Дмитрий.
Терпков нагнулся, проверяя пульс у хозяина, Настя бросилась к младенцу. Корнеев стоял, опустив меч, и мёртвая тишина заполняла его, вымораживая внутренности.
— Мертвы. Да и мы бы умерли, если б не обереги. Эх, Корнеев, зря ты её пожалел. Отвези Настю домой, а я останусь с полицией разбираться, — сказал Терпков.
— Кто это был? — спросил Корнеев.
— Ты же слышал: Наташа. Умершая мать ребёнка, не приди мы, выкормила бы ещё одного душелова. Были такие случаи давно. Один раз тоже поймали, только там вся семья вымерла при этом.
— Это раньше она была Наташа, а сейчас кто?
— Белая баба, в неё, похоже, переродилась. Будет ходить по дорогам и предсказывать людям смерть.
Пока Корнеев вёз Настю домой, она тихо плакала, зарывшись носом в шарф. Он не знал, как утешить девочку, ему тоже было жалко и ребёнка, и его родителей. Какое страшное наказание для тех, кто просто хотел иметь детей. Разве это злой поступок? За что такая расплата? Ещё больше его тревожило чувство вины, из-за его сомнений погиб человек. Он же мог сразу убить эту тварь, и никто бы не пострадал, но даже фантазия пасовала, стоило представить, как он рубит женщину мечом.
Корнеев высадил Настю на проспекте Гагарина рядом с её домом и поехал в отдел, чтобы припарковать машину Терпкова и забрать свою со стоянки.
Снегопад продолжал сыпать с неба крупными хлопьями, уже вот-вот начнётся настоящая зима. Корнеев стоял у подъезда и вдыхал морозный воздух, он не хотел заходить домой с той тьмой, что сегодня проникла ему в душу. Надо было постоять и выдохнуть её изнутри, очиститься.
В свете фонаря у соседнего подъезда мелькнуло что-то белое, мурашки побежали по рукам к голове Корнеева, поднимая волосы на затылке. Яркий проблеск, и вот стоит рядом покойница в белом, раскалённые угли глаз и тонкая церковная свечка в белой руке.
— Богатырь, грядёт битва у моста. Не ошибись с берегом.
Сказала и исчезла, в порыве ветра россыпью снежинок. Корнеев бросился домой. Несмотря на второй час ночи, в прихожей горел свет и пахло котлетами, бормотал в зале телевизор. Лена заглянула в коридор, держа на руках Сашку.
— Ого, как тебя снегом засыпало, а я не заметила, что снегопад начался.
Корнеев понял, что пальто побелело, покрывшись белыми иголочками инея. Он начал быстро раздеваться, Ленка хихикнула.
— Смотри, Сашка, папка-то у нас богатырь.
Корнеев вздрогнул, услышав слово «богатырь» из уст жены. Снова перед глазами встала нежить в белом и обжигающий огонь мёртвых глаз.
«Богатырь, грядёт битва».
Очнувшись от видения, он понял, о чём говорит Ленка, и посмотрел на обережную рубашку с поясом, что забыл переодеть.
— Ты у меня в реконструкторы записался? — спросила Лена.
— Вроде того, сейчас сниму.
— Тебе идёт, только отъесться надо немного, а то дрищ, плечи накачать, как у Терпкова.
— Всё. Я обиделся и ревную.
— Топай на кухню, Иван-царевич. Счала накормим-напоим, в баньке попарим, а потом будем разговоры разговаривать, — снова рассмеялась Лена.
