Загадочного пассажира, подходящего под данное мне описание, я нашел без труда. Он одиноко стоял перед гигантским табло Внуково, съежившись, будто опасался быть погребенным под его тяжестью, и еще больше – под весом отображаемой в нем информации. Даже с учетом на редкость паршивой погоды, бушевавшей снаружи, он был одет чересчур тепло, пусть и недешево. Плотные брюки, зимние ботинки, дорогой свитер. Через руку, держащую портфель с шифрозамком, перекинуто меховое пальто. Другой рукой он придерживал чемодан на колесиках. Он был упитанным, хотя и не толстым. Его профиль, четко выделявшийся на фоне неоновой рекламы, демонстрировал скорбное выражение в меру полного лица. На вид ему можно было дать лет сорок, и он уже наполовину полысел. Пальцы, торчащие из-под ручки портфеля, шевелились, словно все еще перебирали листки деловых бумаг. Глаза беспокойно бегали по строчкам табло с описанием рейсов, неизменно заканчивавшихся строкой «задерживается».
– Вам помочь? – обратился я как можно вежливее.
Человек вздрогнул. Пальцы на ручке чемодана инстинктивно сжались. Будь я таможенным инспектором – немедленно отвел бы товарища в комнату для досмотра и основательно прошерстил.
– Нет, спасибо, – пробормотал он. – Вы не подскажете, какой город сегодня последний?
– Чего?
Упитанный пассажир показал за окно. У него был такой вид, будто он увидел привидение. Я посмотрел в ту же сторону, но, кроме тусклого отражения нас самих, увидел лишь лениво выкатывающийся самолет, с которого густо стекали капли дождя.
– Все рейсы опаздывают, – пожаловался он. – Все расписание перемешалось. Интересно было бы знать, кто сегодня улетает последним.
Похоже, пассажир был не прочь излить душу первому встречному. Грех было не воспользоваться. Тем более что в разговоре с ним я был очень даже заинтересован.
– Зачем вам надо знать, какой рейс сегодня идет последним? – спросил я.
– Не рейс, – поправил он почти с раздражением. – Город! Мне надо знать, в какой из городов сегодня будет произведен последний вылет. Ведь не секрет, что в один и тот же город же могут идти несколько рейсов. Мне не интересен последний рейс. Только последний город, куда до полуночи улетит какой-нибудь самолет.
Он осекся, словно только сейчас осознал, что разговаривал вслух – до такой степени он был погружен в свои мысли.
– Кто вы такой? – спросил он с подозрением. – Почему вы спрашиваете меня?
– Может, я просто проходил мимо? – предположил я.
– Нет, – покачал он головой. – Я вам не верю. Что вы от меня хотите? Вы с ним?
– С кем «ним»?
Пассажир поморгал и чуточку успокоился.
– Почему вы со мной заговорили? – спросил он, чуть ли не заслоняясь своим чемоданом. – Кто вы такой? Служба безопасности аэропорта?
– Почти. Служба безопасности авиакомпании. Так куда вы все-таки направлялись, Алексей Петрович?
– Откуда вы знаете мое имя? – прошептал он в страхе.
Колеса чемодана заскрипели по безупречно чистому полу. Я цепко схватил пассажира за запястье.
– Ну хватит, хватит, – сказал я как можно более умиротворяюще. – Пока я вас ни в чем не подозреваю. Но я могу позвать компетентных людей. Вы себя очень странно повели. Я хочу поговорить.
– Но…
– Просто поговорить. Давайте отойдем в сторонку. Вон в том буфете делают чудесный кофе. Вы же не против? Вы не опоздаете на рейс. Точнее, ни на один из ваших рейсов.
Алексей Петрович взглянул на табло с беспокойством. Оно как раз обновилось с мягким шуршанем. Печатные буквы заблестели, меняя соседние строчки местами. Рейс DP-407 на Екатеринбург сдвинулся на несколько минут вперед, и пассажир судорожно вздохнул.
– Вы не опоздаете, – повторил я. – я имею некоторые полномочия и смогу провести вас прямо в телетрап. Но сперва выпейте со мной кофе.
Я пошел к буфету, чуть ли не таща пассажира за собой. Он беспомощно следовал, не пытаясь вырваться, как человек, который полностью упал духом.
Мы сели за столик, и я заказал два капучино. Пассажир сел так, чтобы видеть табло за мой спиной. Я не собирался ему мешать. Он был действительно очень необычным, как всегда бывает с теми, кого неизвестно куда определять – то ли в вип-клиенты, то ли в террористы. Хотя попробуй еще найти разницу…
– Кто вы такой, говорите? – спросил он. – Служба безопасности чего?
– Я сотрудник авиакомпании, обслуживающей интересующие вас самолеты.
– Мне неинтересны самолеты.
– Хорошо если так.
– Вы воздушный маршал?
Я скромно пожал плечами и ответил:
– Я бы предпочел, чтобы меня называли сопровождающим.
Это была правда. Институт воздушных маршалов в России находился в зачаточном состоянии, но ни к чему знать про это всем желающим, иначе он так и заглохнет на корню.
– Моя задача – следить за поведением пассажиров, – ответил я. – Подразумевается – следить на борту. Тем не менее, человек фактически становится пассажиром еще до взлета, в момент, когда он оплачивает свой билет. Задолго до того, как вступит на борт. И в этом плане вы, Алексей Петрович, выделяетесь. Объясните, зачем вам понадобилось брать билеты на последние на сегодня двадцать шесть рейсов?
– Это мое гражданское право.
– Без сомнения. Как вы планируете полететь на них всех?
– Я не планировал. Я хочу полететь только одним.
– Тогда зачем вы брали остальные?
В этот момент принесли кофе. Пассажир насыпал себе пять ложек сахара. Обычно я тоже пью с сахаром, но, глядя на него, я утратил аппетит к сладкому и ограничился помешиванием густой черной жидкости в чашке.
– Вы понимаете, что уже достаточно наговорили, чтобы вам было отказано во вступлении на борт? – произнес я. – На любой из тех, куда вы купили билеты. И на все последующие, если которых вы хотели бы полететь.
Впервые я увидел на его лице кривую ухмылку.
– Не соглашусь, – сказал он. – Я достаточно летал рейсами вашей компании, чтобы знать: вы никогда не упустите прибыль. Чтобы запретить мне летать дальше, вам потребуется судебное постановление.
– Вы юрист?
– У меня диплом юриста, но работаю я по другому профилю.
– По какому же?
– Это так важно?
– От меня зависит, полетите ли вы на самолете или нет, – напомнил я.
– Я купил двадцать шесть билетов. Обычно, чтобы попасть на рейс, достаточно взять один.
– Но вы не знаете, на который.
– Вот именно.
– Так давайте вместе разберемся.
– Это нелегко, – сказал он.
– И все же давайте попытаемся. Что вы имели в виду, говоря о последнем городе?
Пассажир вытер лоб платком. Казалось, от кофе он немного согрелся и успокоился.
– Я заключил с другом пари, – вымученно произнес он. – Если я угадаю, который из самолетов сегодня летит последним до того как настанет полночь, и полечу на нем, то выиграю ящик коньяка. У нас с ним свои причуды. Это ведь не преступление.
Я думал, что он добавит еще что-нибудь, но он умолк, глядя на меня с немного виноватым видом.
– Дорогой коньяк, должно быть, – заметил я.
– Это да.
– Дорогой достаточно, чтобы перекрыть стоимость двадцати шести авиабилетов бизнес-класса, приобретенных в день вылета. Я бы сказал, целое состояние.
Теперь он молчал уже по другой причине. Красное лицо говорило, что он понял, до чего бездарно прозвучало его вранье.
– Сожалею, но вынужден внести вас в черный список компании, – сказал я, вставая. – Вам лучше покинуть аэропорт. За кофе заплачу.
– Подождите, – едва не вскричал он, хватая меня за рукав. – Хорошо. Простите меня. Я вам все расскажу.
Я уселся на свое место, и он даже всхлипнул – то ли от счастья, то ли от обреченности.
– Если мой рассказ удовлетворит вас, вы пустите меня на самолет? – взмолился он. – Это очень важно.
– Зависит от того, что вы мне расскажете. И вы же сами не знаете, на каком хотите полететь.
Снова сказав эту фразу, я решил, что больше не буду ее повторять во избежание удара у моего собеседника. Неопределенность выбора на него серьезно давила.
– Ладно, – решился он и сразу задышал нормально. – Я постараюсь объяснить, хотя это нелегко.
– Постарайтесь.
Дрожащими пальцами он взял чашку и глотнул кофе.
– Меня зовут Алексей Новиков, – сказал он. – В какой-то степени я не врал насчет заключенного пари. Только оно было не с другом, хотя я не могу представить кого-то, кто назовет его другом. И на кону стоял вовсе коньяк. Я работаю в одной из букмекерских контор Москвы. В весьма немаленькой конторе. И в ней я далеко не последний человек. Вначале мы с партнерами хотели работать по страховому профилю, но не сложилось. А букмекерство, по сути, есть то же страхование. С той разницей, что клиент не страхуется от рисков, а, напротив, приходит, чтобы рискнуть – прямо здесь и сейчас. Ведь нет на свете большего адреналина, чем риск собственными деньгами.
Табло за моей спиной снова прошелестело. Алексей Петрович вздрогнул, впился глазами в буквы на строчках и реши, что время у него еще есть.
– Мы принимали ставки на все подряд, – сказал он. – Вы представить не можете, на какую дребедень люди ставят деньги. От государственных выборов до цвета бакенбард певца на Евровидении. Проще перечислить, на что люди не делают ставок.
Однажды – примерно полгода назад – ко мне в кабинет вошел человек. Он выглядел лет на шестьдесят, но, знаете, это был такой тип людей, которые остаются бодрыми вечно. Их возраст выдают лишь седина да морщины. Хотя у этого, как мне показалось, морщины больше напоминали шрамы. Я не буду называть его имени – уверяю, он далеко не публичная персона. Он показался мне иностранцем, хотя по-русски говорил вполне свободно.
«Приветствую! – сказал мне он. – У вас можно сделать ставку?»
Я подтвердил, что можно. Он уселся в кресло передо мной и бесцеремонно принялся ковыряться зубочисткой во рту.
«И что, я прихожу, выбираю исход события, и, если выигрываю, то деньги мои, так?» – спросил он.
«Вы должны будете поставить что-то взамен», – ответил я.
«А, ну да, ну да, – сказал он с таким видом, будто проверял меня. – Это само собой разумеется. За деньгами я не постою… Слушайте, я могу поставить на событие, которое, допустим, станет общеизвестным только после того, как произойдет?»
Его вопрос показался мне необычным. Я предпочел ответить уклончиво.
«Вы можете попытаться спрогнозировать любое не проверяемое заранее событие», – осторожно сказал я.
«Превосходно! – он хлопнул руками так, что я подпрыгнул в кресле. – И что, я могу поставить на то, что в городе, скажем, кто-нибудь умрет?»
«Нет, – ответил я настойчиво. – В городе кто-нибудь умирает каждый день. Вам требуется конкретное событие… Почитайте лучше нашу листовку с базовыми положениями…»
«Да к дьяволу! – отмахнулся он. – Предположим, я ставлю на то, что завтра кольцевая линия будет закрыта на четыре часа из-за того, что кто-нибудь бросится на рельсы. Сколько я получу, поставив десять тысяч рублей?»
«Я думаю, вы получите примерно восемь лет строгого режима», – честно признался я.
Он расхохотался, нимало не смутившись.
«Разумеется, если бы я поставил на это, и это бы произошло, то я оказался бы подозреваемым в преступлении, – сказал он, продолжая смеяться. – Я могу поставить лишь на события, на которые не могу повлиять, ведь так? Ну, а если я в таком случае поставлю на то, что сегодняшний выпуск вечерних новостей на первом канале будет прерван по техническим причинам?»
«На это, полагаю, вы поставить можете, – сказал я. – Разумеется, не анонимно. Потребуется составить типовой договор, включая ваши контакты».
«Конечно, конечно, – согласился он. – Давайте именно эту ставку и оформим – ну, на срыв новостного выпуска. Будем считать, что я прощупываю почву для новых рисков. И, разумеется, десять тысяч рублей – слишком ничтожная сумма. Я поставлю пятьдесят тысяч».
«Пятьдесят тысяч рублей?» – переспросил я.
«Ну, любые сделки должны ведь проходить в национальной валюте».
«И вы ставите на то, что сегодняшний выпуск новостей прервется?»
«Мало ли. Свет выключат, или кому-то плохо станет в кадре. Вы примете ставку?»
В этот момент я порывался сказать ему, что, если его ставка, что называется, сыграет, то он не получит выигрыш, покуда не ответит на определенные вопросы спецслужбам. Но я не стал ничего делать. Я просто принял его ставку, и мы подмахнули договор.
– И вы никуда не сообщили? – спросил я.
– Никуда.
– Опрометчиво с вашей стороны.
– Понимаю, но мало кто сейчас ставит по пятьдесят тысяч на столь маловероятные события.
– Из каких средств покрываются эти ставки? – поинтересовался я. – Ведь если бы к вам пришло сто человек с различными прогнозами одного и того же события – я бы понял. Но, если приходит один…
– Тогда агентство покрывает риск собственными средствами, – ответил пассажир. – И букмекерство превращается в простое страхование.
– Полагаю, юридическая сторона этого вопроса не совсем прозрачна? – я позволил себе панибратскую ухмылку.
– Она не менее прозрачна, чем система воздушных маршалов.
– Понял, – изрек я. – Не будем об этом. Что было дальше?
– Я согласился, как и сказал.
– И что в итоге?
– Ничего. Его ставка не сыграла. Выпуск новостей не был прерван.
Я поднял брови. Пассажир отхлебнул еще кофе.
– Этот странный человек поставил пятьдесят тысяч на непонятное, никому не интересное событие, и потерял их, – сказал пассажир. – Я не знаю, каков был его интерес. У богатых разные причуды. Я думал, что больше не увижу его, поэтом удивился, когда на следующий день он появился в моей конторе снова.
«Будем считать, что систему мы прощупали неплохо, – сказал он с весельем. – Я хочу сыграть еще. На этот раз на что-нибудь другое. Скажем, на то, что региональные новостные сюжеты сообщат об упавшем из окна человеке, разбившемся насмерть. Ставка – сто тысяч».
В этот раз его предложение не вызывало у меня таких сомнений. Я принял ставку. И еще тщательнее, чем в первый раз, составил договор. В частности, мы с клиентом обсудили все новостные сайты и телеканалы, определили временные окна и учли возможные ограничения.
– И что? – спросил я.
– Ставка не сыграла.
Я развел руками.
– Поначалу я заподозрил, что имею дело с каким-то изощренным способом отмывания денег, проводимым через нашу фирму. Тем страннее был тот факт, что я об этом ничего не знал. А будь это правдой, я бы знал точно. Также это смахивало на идиотский способ спонсорства. Поэтому я не удивился, когда он пришел в третий раз. Клиент выглядел плохо. Может, он долго пил, не знаю… он, ну… просто плохо выглядел. Я даже нужного сравнения не подберу.
«В те разы мне не повезло, – сказал он так, будто отсутствие трагических происшествий его раздражало. – Я хочу сыграть в третий раз. Поставлю на то, что московская кольцевая автодорога получит пробку, длина которой превысит ее саму. Как вам вариант? Сто восемьдесят тысяч».
Теперь я усомнился в его спонсорстве. Сумма выглядела так, будто именно столько денег ему откуда-то и пришло. И все же предложение казалось мне подходящим – не содержало заведомой трагедии в условии, к тому же пробки на МКАД-е – дело обычное, и уже бывали случаи, когда они растягивались настолько, что замыкали скопление машин в кольцо. Я согласился на договор, будучи убежденным, что обогатил свою фирму на сто восемьдесят тысяч, часть из которых шла мне в карман в качестве комиссионных.
Придя домой и включив новости, я узнал об ухудшении погодных условий на юге Москвы, что привело к закольцованной пробке.
Я молчал. Пассажир думал о чем-то рассеянно, помешивая кофе.
– Что-то не давало мне покоя, – сказал он. – Первые две ставки, которые он делал, явно подразумевали чью-то смерть. Пробки бывают по разным причинам. Так что я начал искать в Интернете сопутствующую информацию. И знаете, что я раскопал?
– Что?
– ДТП, – ответил букмекер. – Точнее, массовое ДТП на кольцевой, со смертельным исходом. Грузовик со смолой раздавил «октавию» и опрокинулся на нее сам, залив кипящим битумом еще живых пассажиров. Пять человек сгорели в страшных муках. Люди говорили, что там еще долго стояла вонь кипящего мяса, и никакой ливень не мог ее перебить.
Он содрогнулся и напряженно посмотрел на табло.
– В ту ночь я не спал, – сказал он. – Сидел на новостных сайтах, долго изучал. Сделал несколько звонков нужным людям. Задавал наводящие вопросы. К утру я знал достаточно, чтобы принять решение не идти на работу, на которую, тем не менее, пошел.
– Что именно вы узнали?
– Незадолго до того дня в Останкино произошел инцидент – как раз в тот вечер, когда клиент пришел во второй раз. Оператор телебудки скончался во время эфира с приступом. Эфир был прерван на рекламу и восстановлен через минуту – прайм-тайм, как ни крути. А умер он от того, что узнал о смерти своего сына, который упал с балкона и разбился насмерть. Это случилось в ночь, когда клиент пришел впервые. Об этом было сообщено на сайте района.
Мне внезапно стало холодно.
– Вы понимаете? – сказал букмекер. – Оба эти события, на которые ставил клиент изначально, действительно произошли. Просто в другой последовательности. Как будто он знал, что это случится, но перепутал их местами. Поменяй он свои ставки местами – они бы сыграли. И он это знал, и потому был раздражен. В третий раз он все угадал верно.
– Минуточку, – прервал я его. – Напомните мне размеры ставок еще раз.
– Пятьдесят тысяч, сто, сто восемьдесят.
– То есть выигрыш от третьей ставки перевесил его прошлые потери?
– Нет. У нас не все так линейно, да и маржа немаленькая. За вычетом всех процентов, налогов и пошлин он оказался в небольшом минусе.
– А вы оказались в плюсе.
– Да.
– Получается, что игра клиента была выгодна именно вашей фирме.
– Нет, вот этого не надо…
– Тогда вам надо радоваться. Вы, как человек, однозначно не имевший отношений к этим трагедиям, остались в плюсе.
– Но я же не говорил, что он перестал играть.
Тут и мне захотелось задрожать.
– Он немного воспрянул после выигрыша, – сказал букмекер. – И он стал приходить снова. Все чаще и чаще. В четвертый раз он поставил двести пятьдесят тысяч рублей на то, что в ночь того же дня в общем инциденте погибнут люди, числом большим, чем двадцать шесть, но меньшим, чем сорок один.
– И вы опять не заподозрили неладное?
– Что такого я мог заподозрить? Если бы он назвал имена и фамилии, я бы позвонил в полицию. Но я знал, что это ничего не даст, и принял ставку. Деньги были большие.
– И что случилось?
– В ту ночь я твердо сказал себе, что ни на что не могу повлиять, и приказал себе заснуть. В шесть утра я побежал читать новости. Меня почти охватило раскаяние, будто я совершил что-то ужасное, будто был причастен к чему-то.
– Его ставка сыграла?
– Сыграла, – ответил пассажир обреченно. – Я был уверен, что клиент говорил про очередную бомбежку ДНР, но ошибся. В тот день я узнал, что произошел взрыв на одной из шахт на севере. Погибли тридцать два человека.
Воцарилась пауза. Стекла Внуково слегка дребезжали – непогода за окном усиливалась.
– Он продолжал приходить, – сказал букмекер. – Делал самые разные ставки. Он ставил на взрыв на космодроме, теракты в школах, упавший с моста автобус, обрушение крыши в армейских казармах, наводнение в Ярославле, взрыв бытового газа в высотке… даже на массовый побег хищников из зоопарка – разумеется, с человеческими жертвами.
– И он выигрывал?
– Если бы всегда – я бы, наверное, полез в петлю. Сыграла примерно половина его ставок. Чуть меньше.
– Очевидно, ее было недостаточно для петли.
– Недостаточно. Ведь он приносил нам кучу денег на этой, казалось бы, небольшой разнице. Скоро его ставки перевалили за миллион рублей, потом за пять миллионов. Не так давно он выиграл двенадцать миллионов, поставив на сход товарного поезда на Кавказе, который раздавил небольшую экскурсию. Зато потом проиграл шестьдесят миллионов. Это было, когда затонул речной пароход, но всех удалось спасти, помните? Могли погибнуть пятьдесят четыре человека.
– Так в общей сложности вы продолжали оставаться в плюсе?
– Да. Хотя и общий счет иногда был почти по нулям. Можно сказать, эту игру вели мы.
При слове «игра» пассажира передернуло.
– Но вы продолжали с ним… играть?
– Мы сами выбрали этот бизнес. Поздно было включать задний ход. Но затем… Который сейчас час?
Я оглянулся на табло. Верх списка возглавляли два рейса. Один на Сургут, другой на Екатеринбург. Напротив Сургута снова зажглась надпись: «задерживается».
– 23:15, – сказал я. – Кстати, ведь почти все ваши самолеты уже улетели, кроме этих двух. Больше у вас нет купленных билетов. Все еще не можете выбрать? Смотрите, ведь Сургут, скорее всего, будет снова перенесен. Вряд ли его выпустят в ближайший час.
– Но это возможно? Выкатить самолет на полосу до полуночи?
– Теоретически.
– Хорошо. Я как раз почти закончил. На какое-то время наш клиент пропал. Мне казалось, он уже не вернется. Сегодня я вновь увидел его на пороге.
Букмекер залпом допил кофе.
– Он выглядел ужасно. Наш клиент лишился правого глаза. Щека страшно разодрана, но я не знаю ни одного зверя, который мог бы оставить такие следы. Шесть параллельных полос. Казалось, раны относительно старые, нанесены около месяца назад. Но все же клиент вел себя весело.
«Салют, – сказал он. – Готовы сыграть еще раз? Я хочу еще одну игру».
Мне до жути не хотелось играть с ним. Я решил ему отказать. Однако профессиональный интерес побудил меня выслушать его предложение.
– Вы удивительный человек, – сказал я. – Столько странностей, и после всего вы продолжили иметь с ним дело?
Пассажир печально провел рукой по лысине.
– Я заплатил свою цену, – сказал он. – Мои нервы разболтались, введя меня в изнеможение. Начали выпадать зубы, вот, от прически ничего не осталось. Полгода назад я был свеж и подтянут, я излучал здоровье и успех. Сейчас я старая развалина – правда, с деньгами.
– Он предложил ставку?
– Да. И на этот раз просто баснословную.
«Я ставлю девяносто миллионов рублей, – сказал он, и у меня элементарно перехватило дыхание. – Ставлю на то, что сегодня, 28 октября 2016 года, до того, как настанут следующие сутки по московскому времени, из аэропорта Внуково, от терминала А, вылетит пассажирский самолет, который вскоре рухнет и похоронит всех пассажиров и экипаж».
Тут я не выдержал.
«Откуда вы знаете?!» – заорал я, едва не опрокинув стол.
Его единственный глаз, казалось, провернулся на месте.
«Вы так уверены, что я это знаю?» – спросил он.
«Я ничего не знаю. Но целый самолет! Девяносто миллионов! Ради всего святого, почему вы делаете эту ставку?»
Его лицо стало жестче обычного. Глаз задергался, словно был готов вырваться из глазницы и напасть на меня.
«Вы подозреваете, что я могу быть причастен к этим случаям?» – спросил он.
«У меня были такие предположения», – признался я.
Мне казалось, что он меня убьет, но он лишь нервно захихикал.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Раз так, я согласен на дополнительные условия. Тем более что на кону куча денег…
Денег и в самом деле было много. Озвученная им ставка почти равнялась всему нашему банку. В случае проигрыша мы могли бы покрыть ее, хотя тогда нам грозило бы разорение. Но выигрыш открыл бы перед нами новые горизонты. Мы могли бы покончить с букмекерством и приобрести некоторые очень привлекательные страховые лицензии. Да и мой портфель позволял заключить эту сделку единолично. Я решил оформить ее по всем правилам. Но чего я хотел еще больше – так это обыграть клиента.
– Обыграть?
– Да. Я не верю, что он всего лишь угадывал случившиеся катастрофы. Может, у него было чутье на грядущую чужую смерть, я не знаю. Я готов был сам прозакладывать что угодно, что он поддавался на тех ставках, которые проигрывал. Словно он покупал себе некое право, скажем, увидеть новые смерти, или даже причинить их. Понимаю, как все это звучит, но я должен был помешать ему. Сорвать трагическое развитие тех событий, в которых он должен был выиграть.
«Вы должны поклясться, что не будете иметь отношения к возможному падению самолета, если таковое случится», – сказал я твердо.
«Без проблем, – бодро ответил он. – Поднимать так поднимать. Я соглашусь на ваше условие. Более того, я поставлю на это свой глаз».
«Глаз?»
«Да. Тот единственный, что у меня остался».
Я хотел сказать, что в этом нет нужды, но решил, что к этому… созданию наша обычная практика уже давно неприменима. И я согласился.
«Итак, – произнес он. – Ставлю девяносто миллионов рублей, что один из самолетов, вылетающих сегодня из Внуково, упадет. До того как наступит 00.00 по Москве, он уже будет стоять на полосе, готовый к взлету без задержек. Или даже, может быть, уже успеет вылететь и упасть. Это может случиться в любой момент после подписания договора. Кроме того, я не буду иметь отношения к тому, как пойдут все эти рейсы, куда бы они ни летели, вплоть до последнего города».
Я торопливо записал его условия, готовясь перевести их на четкий юридический язык. И тут меня словно ударило. В его условиях была зацепка, которая могла помочь обыграть его, хотя он наверняка хотел с ее помощью, напротив, обыграть меня. Последний город.
«В случае выигрыша я получаю сумму, равную моей ставке, за вычетом налогов и пошлин, – продолжал он. – В случае проигрыша – я теряю свои девяносто миллионов, и свой оставшийся глаз».
Собравшись с духом, я решился.
«Знаете, – произнес я. – Мне и самому частенько приходится летать. Так уж совпало, что как раз сегодня вечером мне надо на самолет из Внуково. Если вы окажетесь правы, и один из самолетов упадет, то мне не хотелось бы в это время оказаться на борту».
«Тогда добавьте строчку, что это не будет самолет, на котором окажетесь вы, – сказал он с нетерпением. – Ударим по рукам?»
Договор в итоге был подписан, деньги – переведены, хотя в буквальном смысле я не то что по рукам его не ударил, но даже не произвел рукопожатия. У меня забрезжила надежда. Видите ли, вы можете закрыть меня в дурдом, но я был уверен, что наш клиент имеет к случившимся трагедиям самое прямое отношение. Он планировал обрушить самолет. Однако лазейка в контракте в совокупности с дополнительным условием моего обязательного выживания в полете давала мне возможность победить клиента раз и навсегда. Последний город не был упомянут включительно.
Я пододвинулся поближе.
– Да, клиент гарантировал, что не повлияет на участь самолетов, вылетающих сегодня куда бы то ни было, вплоть до последнего города – но рейс, который туда отправится, будет уязвим.
– Разве «вплоть» не то же самое?
– Юридически – нет. Так что я решил, что, самолет, который сегодня вылетает в последний город по счету, упадет. Клиент наверняка знал, что это за рейс. Возможно, он решил уже тогда. Знал раньше, чем будут знать пассажиры, пилоты, метеорологи, техники… Сами видите – погода за окном ужасная. Но мне кажется, это будет зависеть от расписания аэропорта. Никто пока не знает, который из самолетов выйдет на взлет последним на сегодня, до того, как часы перевалят за полночь. Однако какой бы это рейс ни был – я могу его спасти.
– Как?
– Так, что полечу на нем сам. Ведь по контракту никакая проблема не могла грозить самолету, на котором лечу я. Так что я решил перестраховаться – купил онлайн билеты на все сегодняшние рейсы из Внуково. И теперь я сижу здесь, в ожидании, пока они все улетят. Как только на табло останется гореть последний город, я немедленно сажусь на этот самолет. Потому что именно этот рейс и должен будет упасть, а мое пребывание на борту его спасет.
– Знаете, все это как-то звучит…
Букмекер в бешенстве хлопнул ладонью по столешнице.
– Я все прекрасно понимаю! – крикнул он. – И как все звучит, и как выглядит! Но говорю то, что есть. Считайте меня психом, если хотите, но тогда упавший самолет будет на вашей совести. Я должен сесть на рейс, летящий в последний город. И по табло я вижу, что это Екатеринбург. Вы поможете мне, или остановите?
Вопрос был задан вовремя. На табло все еще горели два рейса, а мне предстояло принять решение.
Разумеется, я имел дело с тихо помешанным. Попытаться закрыть его самому, или позвать кавалерию? С другой стороны, начни я делать это, и буду уволен раньше, чем дотяну до ноябрьской премии. Если отказывать в полете человеку лишь потому, что он занес авиакомпании слишком много денег – мы все далеко не улетим. Во всяком случае, Алексей Петрович выглядел в разы адекватнее тех, кто предлагал командиру в полете выйти на крыло и поговорить. Хотя этих, конечно, отправляют летать безо всяких проверок.
– Слушайте, я уже в полном порядке, – сказал букмекер. – Я просто не знаю, какой из чертовых самолетов выйдет сегодня позже. Сургут или Екатеринбург?
– Екатеринбург, – ответил я. – Сургут не успеет вылететь. Он отправится уже завтра.
– Вы уверены? – впился он взглядом. – Твердо уверены?
Я снова посмотрел на табло. Привычный вид мерцающих точек вселял умиротворение. Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение этой чертовски затянувшейся беседы.
– Если честно, то хочу посоветовать вам взять такси и поехать домой, выспаться, – признался я. – Но вы купили двадцать шесть билетов. От имени компании я желаю вам приятного полета на рейсе DP-407, Москва-Екатеринбург.
– То есть…
– Развейте свои страхи, раз так хотите полететь в последний город на сегодня. Не вижу причин мешать вам в этом. Я провожу вас к телетрапу. Посадка в самом разгаре.
Он поднялся из-за стола, едва не опрокинув его. Я помог ему взять пальто, держа наготове свои документы. Когда букмекер сядет на самолет, он перестанет быть моей проблемой.
– Вы не полетите со мной? – спрашивал он, пока стук колес его чемодана эхом отдавался от стеклянных стен рукава. – Вы ведь должны следить за ситуацией на борту.
– Но я не могу летать всеми рейсами. Выбираю самые потенциально опасные. Ваш в эту категорию не входит.
Посмотрев на меня, Алексей Петрович Новиков кивнул с признательностью. У открытой двери самолета, к которой плотно прилегал телетрап, стояла симпатичная стюардесса азиатской внешности.
– Добро пожаловать на борт! – вымолвила она с еле слышным акцентом. – Ручная кладь?
– Все в порядке, – сказал я. – Он может заходить.
Китайская стюардесса взглянула на меня, продолжая улыбаться. И кивнула.
Я обмер.
У стюардессы не было правого глаза. На его месте темнела страшная зияющая дыра, внутри которой пульсировало что-то красное. Края плоти соприкасались с разодранной щекой, все еще хранившей следы шести когтей.
Я моргнул и снова посмотрел на нее. Лицо китаянки теперь было вполне нормальным – в меру свежим, с умело наложенной фиолетовой тушью. Она улыбнулась мне на прощанье. Зашла внутрь. И автоматика закрыла дверь.
Конец в комментариях
