Заканчиваем знакомиться с книгой Петра Турчина.
Америка, конечно, не Украина. Но разрушительный насос богатства и там работает на полной мощности. Благосостояние большинства граждан ухудшается. Будущее может по-разному сложиться. Свой метод автор называет многолучевым прогнозированием (multipath forecasting, MPF). На входе – различные меры и реформы, на выходе – изменение траектории развития страны в результате их принятия. Модель учитывает демографию и другие факторы, влияющие на рынок труда. Работает структурно-динамический подход, в рамках которого становится ясным влияние факторов на население и на элиты. В центре модели находится насос богатства. Он влияет на социальную мобильность. Если, например, менеджмент компаний решит попридержать зарплаты у персонала, то он может поднять свои доходы. Это увеличит в конечном итоге число сверхбогатых. Если же, наоборот, зарплаты трудящихся обгоняют рост ВВП, то элита постепенно прореживается за счёт уменьшения числа добившихся успеха и сползания неудачников в средний класс через банкротство. Но при этом сохраняется стабильность социальной системы. Гораздо быстрее число элитариев падает в результате революционных преобразований, которые часто сопровождаются насилием.
Помимо относительной зарплаты, одной из важнейших переменных в модели является процент радикалов в обществе. При определённых условиях радикализация работает, как болезнь, заражая один сегмент общества за другим. Много радикалов – жди нестабильности и насилия, но соотношение между этими переменными нелинейное. Вообще, взрыв насилия напоминает землетрясение или лесной пожар. Как говорил Мао, одна искра зажигает всю степь. Но всё же большинство искр порождает лишь локальные возгорания. Число крупных социальных потрясений подчиняется степенному закону – оно невелико. Как и число крупных землетрясений.
Субстратом для увеличения числа радикалов являются наивные граждане. От них можно отличить умеренных, которые ценят мир и порядок и являются сдерживающей силой. Число радикалов не растёт беспредельно. Наивный, пройдя радикализацию, может остепениться и превратиться в умеренного. Особенно помогает образумиться время, прожитое в турбулентных условиях. Чем дольше – тем больше хочется порядка.
Динамика представлена в модели посредством индекса политического стресса (PSI), который комбинирует в себе обнищание масс и перепроизводство элит. Для его вычисления используется медианный доход домохозяйства как процент ВВП и количество элитариев (включая претендентов) как процент населения. Чем выше PSI – тем вероятнее процесс трансформации наивных в радикалов, это понятно.
Автор прогнал свою модель общества США на периоде, начиная с 1960 года. К 2020 году PSI достиг очень высокого уровня, а кривая радикализации, оставаясь на нуле до 2010 года, начала расти и в двадцатых годах практически взрывается. Нестабильность станет настолько высокой, что она начнёт сокращать численность элит. Это в модели – циферки, а в жизни – человеческие судьбы. Сокращение численности может быть и физическим. Этот процесс неизбежно снизит PSI и радикализацию. Последняя достигнет минимума в 2030-х годах. Но ядро процесса, а именно работающий насос богатства, никуда не денется. Пройдёт ещё полвека – и жди очередную итерацию.
Альтернативы есть? Конечно. Если хорошо сработает аппарат принуждения, открытого гражданского конфликта удастся избежать. Но кривая радикализации не уляжется, ведь радикалы не увидят насилия и не превратятся в умеренных. Система на неопределённое время зависнет в состоянии массовой нищеты, конфликта элит и радикализации.
Так не должно быть. Насос должен быть выключен. Если поднять зарплаты (и налоги), то это, хоть и не предотвратит полностью бедствия двадцатых и породит контр-элиты, но после беспокойного десятилетия у системы есть шанс быстро прийти в равновесие с минимальным PSI и низкой радикализацией. Короче, в этом случае тоже будет больно, но относительно недолго.
Вы уже, наверное, поняли главный вывод: слишком поздно предотвращать грядущий кризис, он неизбежен. Но надо заботиться о спокойном будущем после него.
Турчин накладывает свои теоретические выводы на текущую политическую ситуацию в Штатах. Правящий класс включает в себя богатейший 1% и образованных 10%. В последние десятилетия корпоративная элита фрагментировалась. Экономические лидеры стали менее умерены и не готовы делиться с обществом. Выросли пожертвования фондам, поддерживающим радикальные идеологические повестки дня. Это снизило доверие к общественным организациям и сотрудничество в обществе. Но, несмотря на разногласия, правящий класс продолжает весьма эффективно продвигать свои ограниченные кратковременные интересы: снижать налоги и зарплаты, а также убирать препоны, мешающие влиянию денег на политику. По этому поводу никакого раздрая между плутократами не было и нет. Как не будет и экзистенциальной угрозы своему существованию из их рядов.
Угроза может исходить только извне, и не от кого попало, а от сплочённой и организованной революционной партии с широкой поддержкой народа. Но где та молодая шпана, что сотрёт их с лица Земли? Крайне левые безнадёжно разобщены, крайне правые в этом отношении не благополучнее. До половины радикальных организаций составляют агенты ФБР, которые, порой, и подбивают их на действие. Между центром и краями, однако могут найтись лица, критически относящиеся к системе власти, но неготовые использовать криминальные действия для изменения ситуации. Автор называет их «диссидентами» (сам он, кстати, сын советского диссидента). На некоторых их них просто не обращают внимание. Ярким примером служит Ноам Хомский. Они остаются маргиналами. А вот правые диссиденты способны сделать из республиканской партии революционное орудие пролетариата. Даже былой стратег Трампа Стив Бэннон считает себя в определённом смысле ленинистом.
Но самой интересной фигурой является, несомненно, Такер Карлсон. Его взгляды близки к общей идеологии правых и в то же время содержат элементы, нравящиеся широким массам: указание на то, что демократы из народной партии стали партией богатых, критика иммиграционной политики государства, антивоенная риторика, защита свободы слова и, не в последнюю, очередь критика налогового режима, потворствующего крупному капиталу. Автор называет Карлсона очень опасным человеком. Три его главные темы – это правящий класс, разрушение общества и замена (replacement). Его обвиняют в стремлении разрушить страну, хотя на самом деле он хотел бы сбросить правящую элиту. Мёрдоку следовало бы внять предупреждениям и снять его, но Карлсон приносит ему слишком много денег, чтобы можно было от него легко отказаться. Мы уже знаем, что в апреле, когда книга уже была в печати, Карлсона всё-таки сняли. Но он осел в Твиттере под крылом Маска.
Первое сражение в идущей революционной войне осталось за правящим классом. Демократы остаются партией богатейших 10%, куда входит и верхний 1%. А вот республиканцы выползают в своём популизме из-под «своего» 1%. В их рядах, помимо новых правых, есть и национальные консерваторы (NatCons) с восходящими звёздами Джеймсом Вэнсом и Блейком Мастерсом. Мы пока не знаем, кто получит контроль над Республиканской партией, и получит ли вообще. Но фактом является то, что сегодня многие простые американцы не поддерживают больше свои элиты, в то время, как множество неудачников с высшим образованием не находят приличного трудоустройства и служат бульоном для выращивания контр-элиты. Элита же реальная не стремится чем-то делиться в интересах стабильности. Данное положение вещей автор называет революционной ситуацией. Ну почти по-ленински.
Чем всё это кончится? У Петра Валентиновича для нас двенадцать сценариев на будущее, которые он получил в результате анализа событий прошлого. Половина вариантов включает в себя сокращение населения, две трети – сокращение элиты. В двух сценариях часть элиты физически уничтожается. В пяти – убивается лидер. Девять сценариев привели к гражданским войнам, которые длились иногда сто лет и больше. Семь исходов привели к уничтожению государства в той форме, в которой оно существовало до кризиса.
Картина мрачная, конечно. И всё же вероятность благоприятного исхода существует. Неспокойную середину девятнадцатого века, которую называют веком революций, две империи – Британская и Российская – прошли вполне благополучно. Хотя предпосылки для кризиса они имели. В Британии массовое обнищание привело к снижению среднего роста населения. С протестами жестоко расправились. Тем временем индустриализация ускорила экономический рост и размножила элиту. Росло число студентов. Середина девятнадцатого века была несомненно временем стресса для Британии. Но обошлось. Почему? Часть объяснения лежит в изобилии ресурсов, поступающих из разных концов империи. Но главная причина – это реформы общественных институтов: расширение избирательных прав, постепенное отстранение земельной аристократии от власти, поддержка самых обездоленных. В результате средние зарплаты, впервые за сотню лет, пошли вверх, всё быстрее и быстрее.
России жизнь тоже была не сахар. Бурный рост населения стал причиной сокращения наделов, которое не предотвратила территориальная экспансия. Средний рост рекрутов упал на четыре сантиметра в восемнадцатом веке. Множилась и элита, ещё быстрее, чем крестьяне. Росли её аппетиты, которые удовлетворялись усилением эксплуатации крепостных. Это не осталось без реакции: число крестьянских бунтов выросло с десятка в год в начале века до 423 в 1858 году. Александру Второму нужно было реагировать, и он отреагировал отменой крепостного права. Эта реформа, хоть и мало кого осчастливила, но в совокупности с дальнейшими мерами коренным образом трансформировала общество. Большинство старой элиты было вынуждено медленно сойти с пьедестала. Многие пополнили ряды народников и прочих группировок контр-элит. И всё же реформы были успешными в том смысле, что ослабили давление. Революция была предотвращена на полвека.
Вот так две совсем разные империи смогли совладать с ситуацией. Помогла возможность вывоза населения на присоединённые территории, повезло и с компетенцией правителей. Ну и экзистенциональная угроза в лице межимперской конкуренции подстегнула. Российская империя всё же рухнула, спустя полвека, под грузом перепроизводства элиты и геополитическим давлением. Британия же, несмотря на победу в Первой мировой, проиграла экономическую гонку Германии и США и начала деградировать уже в межвоенный период. Вторая мировая лишь ускорила развал империи. Сегодня даже выход Шотландии из союза может не удивить многих. Все империи рано или поздно распадаются, и Британская не стала исключением.
Эти немногие истории успеха наводят на размышления. Сбалансированная социальная система с выключенным насосом богатства находится в неустойчивом равновесии и требует постоянных усилий для его поддержания – как при езде на велосипеде. Эта нестабильность вызвана «железным законом олигархии»: как только одна из группировок дорывается до власти, она начинает использовать её себе во благо. Продолжительный период выравнивания доходов в западных демократиях окончен. Экономическое неравенство растёт, а потенциальные элитарии поступают в университеты во всё большем количестве. Политические партии бросают население на холоде и соревнуются в том, кто полнее удовлетворит хотелки элит. Это фамильная черта демократии: несмотря на все преимущества, данная система наиболее подвержена к сползанию в де-факто плутократию. Идеология является в ней ключевым инструментом власти. Олигархат покупает средства массовой информации и продвигает через них свою повестку. А есть ещё куча других способов оказать влияние. Деньги – главное топливо, движущее организациями, на голом энтузиазме долго не протянешь.
Будущее США, мы убедились, не выглядит для автора радужным. Более оптимистично он смотрит в сторону Европы, которая не так поляризована. Ядро Евросоюза – Франция и Германия – не отличается единством курсов правящих элит. Это достаточно увидеть на разных траекториях развития неравенства. В Германии оно растёт гораздо более высокими темпами. Подобным образом различаются траектории Австрии и Дании. Эти расхождения благоприятны для исследователя, «тестирующего» различные варианты. Мы явно вошли в особенно турбулентный период мировой истории на фоне изменения климата, пандемии, экономических проблем, иммиграции и межгосударственных конфликтов. Поможет ли низкий уровень неравенства лучше справиться с этим – покажет время.
Напоследок автор напоминает нам, что мы как вид уже имеем за плечами долгую историю и смогли выработать замечательные технологии, включая социальные, которые облегчают нам жизнь. Но потенциал их не исчерпан до конца, что видно по развитию разных стран. Одни живут более-менее ровно, в других элиты подгребают под себя всё, что могут. История всё расставит по своим местам. От элит не нужно избавляться. Они необходимы в сложных обществах. Трюк лишь состоит в том, чтобы сдержать их таким образом, чтобы они действовали и для общего блага.
В целом читалось очень легко и быстро. Наверное, потому, что автор вырос в СССР и мыслит «нашими» понятиями и категориями. Много знакомых исторических примеров, причём без неприязни к коммунистам и к русским, проглядывающей в сочинениях некоторых западных авторов.
Похвально стремление автора привнести статистические методы в историческую науку. Но мы находимся лишь в начале пути. Куда он приведёт нас – неизвестно, но безоглядно полагаться сегодня на выводы Петра Валентиновича я бы не стал. Можно построить модель, можно её верифицировать. И всё равно будущее она может не предсказать. У нас есть достаточно примеров перед глазами. Проблема в том, что человеческое общество – не воздушные массы, а люди – не молекулы. У каждого своя сложная мотивация, которая к тому же изменяется со временем. Далее, у нас нет таких хороших средств контроля, как у метеорологов. Да есть статистика, но она неполная, а также содержит субъективный фактор оценки. Экономисты давно уже зубы обломали на предсказаниях кризисов. Иногда кому-то удаётся угадать, но вот случается следующий «стабилизец» – и опять он застаёт врасплох. А ведь у них первоклассная статистика, не то, что у историков. Попробуй-ка подсчитай число элитариев, и не только действительных, но и потенциальных! То-то.
Что не всё нормально в «доме Облонских» – сегодня ясно уже многим. Я уже рассказывал о книге, которая даже называется словами из лексикона Турчина – Неистовые двадцатые. Другое дело – удастся ли что-то организованно изменить. Что-то подсказывает мне, что вряд ли.
