История болезни

Возле одного города N на Урале есть железнодорожная станция "Межозерная". Территориально эта станция относилась к вышеупомянутому городу N.

Это действительно та станция. Фото взято из интернета.

Так вот там жила семья. Муж, жена и двое детей. Шесть лет и грудничок.

В выходные они выбрались в город, погуляли по парку, покатались на каруселях-аттракционах, и покушали в парке эту злосчастную шаурму (как они мне потом признались).

Шавуха.

Вернулись вечером домой последней маршруткой. К ночи началось...

02:55. Примерно после 16-го вызова за сутки. Гудит печка в "Собольке", город пустой, мигают светофоры желтым светом, как бы удивляясь, что кто-то не спит, а катается по городу. В голове мысли смешались от прожитого дня, увиденного, услышанного и сделанного. Привычно болит голова, ломота в теле и закрыты глаза.

... пшшш... - зашипела рация на торпеде. - "Пять семнадцать, пять семнадцать?"

-...блииииин!.- одновременно подумали мы с водителем и вторым фельдшером, а может быть и произнесли вслух.

- 5-17 на приеме.

- 5-17 для вас еще один "вызовок". станция "Межозерная" дом семь. Отравление пищевое. Как приняли?

- станция "Межозерная" дом семь. Отравление пищевое. - повторил я и повесил рацию.

- "Кому не спится в ночь глухую?

- Водиле, фельдшеру и ... пациенту"

Процитировал я знаменитый скоровский стишок.

-Ну да,- сказал водитель дядя Сережа. - До туда 20 километров в одну сторону, плюс дорога плохая...

Я ничего не сказал, а даже немного обрадовался далекому вызову (хоть и в машине, но можно проехаться с закрытыми глазами, а может и подремать чуток).

03:15 станция "Межозерная" дом семь.

Свет во всех окнах дома подсказывал, что нас тут ждут. Собака во дворе залаяла в закрытой будке, двор освещался лампой ДРЛ (тогда еще светодиоды только начинали свое поступление на рынок).

- Здравствуйте, что случилось?-как обычно спросил я.

Бледная, как смерть женщина, возраста примерно 30-ти лет, держала на руках ребенка 7-8 месяцев от рождения.

- Да вот... отравились,..всей семьей отравились.

- Чем?

- Наверное шаурмой...

В туалете сработал слив, а в ванной слышались звуки рвоты. Запах стоял соответствующий. Из туалета вышел отец семейства, быстро произнес: "Здравствуйте" , сделал страдальческое выражение лица, схватился за живот и снова скрылся в туалете. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять что дело плохо.

Из ванной вышел старший сын, бледный и вялый.

Ребенок на руках матери не плакал, был бледен, и щечки "запали". Судя по одежде - мальчик.

Вот такая картина предстала предо мной в течение одной минуты от момента, когда я перешагнул порог квартиры.

Именно малыш обеспокоил меня больше всех из них, потому что при пищевых отравлениях, когда присутствуют рвота, понос и повышение температуры - всегда возникает обезвоживание, и, если взрослый ещё как-то может попить хотя бы воды, то дети, особенно маленькие, целиком зависят от грамотности и поведения родителей.

- Ребенка грудью кормите?

- Нет. Искусственник. Я ему соску облизнула, по привычке...

Ууу-ууы-ы-ыыыыыы!!!!!.....- в голос от услышанного взвыл я. - Ну как так-то, а?!

Когда я учился в училище, преподаватель по "Инфекции" очень часто повторял: " ВО РТУ МИКРОБОВ БОЛЬШЕ ЧЕМ В ЗАДНИЦЕ! ЗАПОМНИТЕ ЭТО РАЗ И НАВСЕГДА!"

Отец семейства, несколько раз выходил из туалета, и очень резко туда влетал через несколько минут. С матерью они чередовались и уже не стеснялись воспроизводимых ими характерных утробных звуков. У старшего сына пару раз возникали позывы рвоты.

"Мдаааа... Делааааа.."- подумал я.- Дома я их точно не оставлю.

После всех возможных опросов и обследований, которые возможны в условиях скорой медицинской помощи фельдшерской бригадой был выставлен диагноз: Пищевая токсикоинфекция. Дизентерия?

Малышу поставили капельницу. (Как же это всё-таки трудно - детям причинять боль, даже во благо. В душе прямо скрежет и комок в горле, хотя уровню цинизма работника скорой можно позавидовать. Но вот что по мне, то детям "ставить уколы" - до сих пор испытываю горе).

- Собирайтесь, поехали. - сказал я уже набившую оскомину фразу.

- А куда?

- А в больницу. - ответил я в тон вопросу, а сам подумал: ведь они все в разные больницы подлежат госпитализации.

Ну маму с младенцем конечно вместе "положат", батю во взрослую инфекцию, а вот пацана, скорее всего, одного в детскую.

Так и вышло.

Дядя Серёжа, всю жизнь проработавший водителем на скорой, от предложенного маршрута ночью по всему городу впал в ипохондрию, и не разговаривал ни с кем до конца смены.

Вернулись мы на подстанцию около 7 утра. И около часа я писал ещё карточки на четверых пациентов. Вот такая вот шаурма. источник

В комментариях к посту о том, как при дифференцировании абдоминальных болей приходится осматривать живот, дополнительно причиняя боль пациенту, мнения, как всегда разделились на "за", "против" и "по барабану".

Есть такое понятие как дифференциация. Может быть у больного ребро сломано или подвздошная кость, а то и вовсе шейка бедра? А может почечная колика или отвёртка воткнута между ребер?

У профессоров, как у особого человеческого вида, в результате ускоренной эволюции, в глазах синтезирован рентген, на кончиках пальцев УЗ-датчики, а в черепной коробке суперсовременный интерпретатор полученных данных. "Ускоренная эволюция" как раз таки и обусловлена огромным количеством проделанных пальпаций, перкуссий, аускультаций и прочих манипуляций.

Скажу так, при осмотре пациента, если необходимо провести какой-то диагностический прием, который, возможно, будет болезненным, то не может быть ни "за", ни "против", ни, тем более, "по барабану". Это просто НАДО СДЕЛАТЬ и всё. Не из праздного любопытства, не из-за жестокости или плохого настроения, а для понимания, что с пациентом происходит, и что с ним делать дальше.

...

Эту историю, что будет представлена далее по тексту, мне кто-то рассказал. Попробую пересказать её вам, как всегда, придав ей небольшую художественную окраску

...

Пятница. Кабак "Наливай-ка", находящийся в районе обслуживания пятой подстанции.

У бригадира строителей было прекрасное настроение. Ещё бы! Премию выдали! Пятница! Впереди два выходных! Голос в голове так и пел: "Надо вы-ы-ыпи-и-ить! Ннна-а-адо вы-Ы-ыпИ-ить...".

От такого пения приятно тянуло в эпигастрии и правом подреберье, заставляя кадык бригадира дёргаться и громко сглатывать слюну.

Нажрался.

Нажрался, что называется "в умати́нушку", до потери сознания и сознательности, потери морального облика, да и, пожалуй, физического тоже. В квартиру, находящуюся на седьмом этаже, его внесли "братья по разуму", но, в отличие от него, ещё способные передвигаться и, при необходимости, передвигать ужратых собратьев.

Супруга бригадира, недавно придя с работы, только что закончила уборку, и решила перегладить накопившуюся кучу белья.

Выгружая пьяного мужика в прихожей, собутыльники дико ржали, сломали вешалку, истоптали аккуратно расставленную обувь...

- Надо его раздеть! - предложил один из сопровождающих, - а то он сейчас на кровать упадёт прямо в куртке.

Но пьяные пальцы упорно не повиновались, пуговицы куртки выскальзывали, поэтому, куртку с бригадира сняли через голову, вместе с майкой.

- Форма одежды – голый торс! - тут же пошутил заезженной армейской шуткой собутыльник. - Ха-а!

- Сволочь! - в сердцах крикнула жена. - Пошли все вон отсюда!

- Ты не шш-шуми... - пьяно прошипел муж и, сжав кулаки, двинулся в сторону жены. - Давно с-соплей на кулак не мотала?

...

Суббота. Утро. Подстанция номер пять.

"Надо умыться, чтоб чувствовать себя бодрее, а ещё, надо как следует отмыть руки", - подумал фельдшер и направился на кухню подстанции.

Ночью он ездил на "желудочно-кишечное кровотечение", которое оказалось банальным геморроем. Но пальцевое исследование прямой кишки провести всё же пришлось. Мало ли, что там больной сказал, проблема то деликатная, ведь жопа истинного мужика обладает священной неприкосновенностью, даже несмотря на то, что из неё кровь хлещет. Потом на уличную драку пришлось ещё сгонять. Парня запинали ногами так, что у него разорвалась селезенка. Началось внутреннее кровотечение, шок. Парня на капельницах, в тяжёлом состоянии быстро пришлось везти в хирургию. Надо бы узнать, как он там, выжил или нет?

Потом в бомжатник поехали, где, наверное, панкреатит алкогольный, а может уже и цирроз, хрен их разберёшь, алкашей этих. Зато клопы у них там почти ручные и размером с голубя...

Утреннее солнце уже во всю озаряло стены подстанции скорой помощи провинциального городка. Суббота была тогда. Фельдшер, умыв руки и лицо, уже предвкушал, как через час с небольшим он сдаст смену и поедет на свою родную дачу, куда ещё накануне уехала жена с детьми. Как он будет вкусно завтракать на природе, вдали от городского шума и суеты, на свежем воздухе, а потом, слушая пение птичек и стрекот кузнечиков приляжет поспать в тени родной, собственноручно посаженной яблони.

"Салат! - думал фельдшер. - Да-а-а! Салат из овощей с собственных грядок! Да на сметанке на деревенской! Боже ты мой! Что может быть лучше? А вечером, с сыном пойдем на рыбалку! Даже не за рыбой, а просто на поплавок посмотреть, поулыбаться и успокоиться!"

От таких мечтаний, у уставшего за сутки фельдшера, сладко закружилась голова, мысли о работе "выветрились", появилась приятная дрожь в теле, которая возникает в предвкушении счастья.

Селектор прозвучал как смертный приговор.

- Тринадцатый на вызов! Тринадцатый!

- Б...дь! На...й!! С...ка!!! - громко, грязно, но весьма искренне выругался фельдшер и посмотрел на часы. Часы показывали 7:20.

- Бл......яяя.... - протянул он с досадой. - Где сменщик?

Но фельдшер, который должен был его сменить ещё не пришёл.

Сделав очень расстроенное лицо, он прошел в диспетчерскую. Принтер уже выкатил карту вызова. Аккуратно, за уголок, фельдшер, с какой-то брезгливостью и негодованием на лице, взял карту вызова.

- Боли в животе, М. 45 л. ул. "Наливай-ка" дом 8, кв. 27, седьмой этаж, - грустно прочитал он. - Поехали, чё...

В прихожей квартиры, куда вызвали нашего героя, был бардак: сломанная вешалка, разбросанная обувь, на полу валялась скомканная куртка, из которой торчал свитер и майка. В квартире сильно пахло перегаром. Во взгляде женщины, встретившей фельдшера, смешалась злоба, страх и какое-то чувство глубокого удовлетворения одновременно.

- Здравствуйте. Что случилось? - как всегда спросил фельдшер.

- Вон, у этого обормота спросите! - громко сказала женщина и махнула в сторону спальни.

В спальне, на кровати лежал мужик. Лежал он на боку, подтянув ноги к животу. Взгляд его был исполненным боли, страдания и вины. Запах перегара в спальне был в разы выше, чем в прихожей, что позволило фельдшеру безошибочно предположить, что источником перегара как раз и является обладатель виноватого и болезненного взгляда.

- Здравствуйте. Что беспокоит? - спросил фельдшер, хотя, в принципе, уже всё было и так понятно.

"Вчера он набухался, а сегодня у него панкреатит! - подумал фельдшер, - Или язва, что тут ещё может быть?"

Мужик, услышав вопрос, боязно посмотрел на жену, потом весьма "точно и ёмко" обозначил своё состояние:

- Плохо..., мне...

- Живот болит? - спросил фельдшер.

- Угу...

- Рвота была?

- Угу...

- Стул чёрный?

- Не знаю... Не смотрел.

- Давайте посмотрим ваш живот?

На мужике была надета тёмно-синего цвета футболка.

Фельдшер, сквозь эту самую футболку только прикоснулся к передней брюшной стенке, как больной взвыл от боли, резко напряг живот и повернулся набок, снова подтянув ноги к животу.

"Язва! - обрадовался лёгкой диагностике фельдшер. - Это хорошо. Сейчас быстро в хирургию, его там примут без проблем, ведь диагноз-то ясен, как божий день: вчера пил, сегодня рвота, живот доскообразный, резко болезненный при пальпации, - язва прободная! К бабке не ходи! Хорошо, что так быстро управлюсь! И руки не запачкал всякими ректальными исследованиями! Да и обезболивать острый живот нельзя, чтоб клинику не смазать! Потом быстренько на подстанцию, смену сдам и на дачу рвану - салатиком хрустеть!"

- Собирайтесь, поехали в больницу! - сказал фельдшер и, чтобы не терять время, приступил к заполнению "сопроводиловки".

...

Дежурный хирург тоже собирался домой, мыл руки в ординаторской.

Не менее громко, грязно, и гораздо искренней, чем недавно фельдшер, выругался он, когда ему сообщили, что скорая привезла "острый живот", который "уже стонет в первой смотровой".

Сделав грустное лицо, хирург направился к неизбежности, а если сказать точнее, то пошел смотреть больного, за несколько минут до окончания смены.

- Что привёз? - спросил он фельдшера, расслабленно сидящего в приемнике.

- "Прободняк"! - уверенно ответил тот.

Хирург, стиснув зубы, надел перчатки и вошёл в смотровую.

Через несколько секунд из смотровой донёсся его возмущенно-весёлый возглас:

- Иди сюда!

Фельдшер прошел в смотровую. На кушетке, с ещё более виноватым взглядом, лежал больной. Рядом сидел хирург.

- Ты его живот смотрел? - спросил хирург фельдшера.

- Смотрел.

- Что увидел?

- Доскообразный, резко болезненный при пальпации... - начал говорить фельдшер, но не так уверенно, потому что уже чувствовал какой-то подвох. - Симптомы раздражения брюшины...

Договорить он не успел, потому что хирург его перебил:

- Смотри! - сказал он и задрал футболку на животе больного.

Чёткий след от горячего утюга был прямо посередине живота.

Стоит ли сейчас описывать то, как хирург высказал фельдшеру гипотезу о том, что предки его, особенно по женской линии, были весьма неразборчивы в половых связях, в результате которых, он, фельдшер, и появился?

...

Салат, почему-то был не хрустящим, а долбанная рыба вечером не клевала.

Краткий разбор полета.

Пьяный мужик пришел домой, жена, защищаясь от его побоев, обожгла его утюгом. Принятого "обезболивающего" в организме было достаточно, поэтому мужик просто лег спать. Утром, к похмелью добавилась ещё и боль от ожога. Вызвал скорую. Приехавший фельдшер, решив, что "и так всё ясно", пренебрёг существующим стандартом обследования на догоспитальном этапе (да-да, есть такое понятие - "стандарт обследования"), в результате чего дальнейшая тактика ведения больного была крайне неверной.

Когда-то, методом проб и ошибок, страданий, болей и смертей, были сформированы стандарты обследования, которые надо соблюдать для того, чтоб получить как можно больше информации о больном. Иначе, действуя дилетантски, ожоги можно привезти в абдоминальную хирургию, а выпавшую, через прободение матки, петлю тонкого кишечника, принять за пуповину и перерезать её, как при ведении родов (к сожалению, это реальный случай).

Берегите себя и будьте здоровы. источник

СМЕРТЬ, КОТОРУЮ Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ.

Глава из моей книги «Я хирург». На правах автора.

Звоните поздней ночью мне... друзья, не бойтесь помешать и разбудить... Кошмарно близок час... когда нельзя и некуда нам будет позвонить...

Это был обычный будний день, середина недели, я заступил на смену с отличной бригадой. Бывают люди, с которыми понимаете друг друга с полуслова, работа в таких условиях идет намного легче. Второй хирург, мой напарник, был в эту смену ответственным хирургом. В его обязанности входила работа в нашем отделении и консультация всех остальных отделений, поэтому все вопросы, связанные с неотложными ситуациями, решались под его контролем.

В ночную смену ответственный хирург выступает, по сути, в качестве главного врача. Мне передали двух пациентов, ожидавших результатов анализов в коридоре. Один из них, как сейчас помню, был с подозрением на холецистит, другой — на кишечную непроходимость. При получении анализов острой хирургической патологии не было обнаружено, поэтому я им обоим написал направления на амбулаторное лечение по месту проживания и отпустил, приступив к дальнейшим делам.

Смена началась как обычно, пациентов было немного, один-два в час. Вдруг около 18:00 — 19:00, в то время, когда я, сидя в ординаторской, заполнял историю болезни, зазвонил телефон. Отвечаю: «Хирургическое отделение».

— «Рустам Сагидович, позвонили из скорой, сказали, что везут крайне тяжелый случай, не знаем подробностей, какое-то происшествие, пациентка без сознания». Во время таких звонков, когда знаешь, что везут тяжелых пациентов, будь то ножевое ранение, ДТП или нейрохирургическая травма, начинаешь готовиться морально сам и подключать специалистов всех профилей: анестезиолога-реаниматолога, терапевта, медсестер, медбратьев, санитаров, предупреждаешь о ситуации ответственного хирурга.

И вот мы стоим в приемном отделении в полной готовности и ожидаем. Анестезиолог с мешком Амбу в руках, его помощница медсестра, хирург — я, медбрат, санитарки.

Где-то вдалеке видим реанимобиль желтого цвета. Залетаем на пандус, ставлю подпись в сопроводительном листе и бегло осматриваю пациентку с ног до головы. Это оказалась молодая девушка, 18 лет, кожные покровы бледные, крайне тяжелое состояние, сознание отсутствует. Было решено немедленно поднимать ее в операционную. Из анамнеза, со слов очевидцев и врача скорой помощи, происшествие случилось на остановке общественного транспорта.

Стояла зима, на дорогах — гололедица. Лед далеко не всегда видно под тонким слоем снега. Сибиряки точно знают, о чем я говорю. Выходя из троллейбуса, девушка поскользнулась и упала. Упала она как раз перед задними колесами троллейбуса. Водитель же посмотрел в зеркало, насколько позволяет его обзор, ничего подозрительного не увидел, подумал, что все чисто и пусто, и со спокойной душой поехал.

В итоге свершилось страшное: он переехал ее огромными колесами. Очевидцы сразу вызвали скорую помощь, но девушка уже была без сознания. Травма такого рода предполагает разрывы всех внутренних органов, множественные переломы тазовых костей.

И вот пациентка экстренно была подана в операционную с давлением 50/20 миллиметров ртутного столба. Анестезиологи медикаментозно начали готовить ее к операции, делать общую анестезию (наркоз). Собрались студенты и ординаторы, чьей клинической базой является наша больница в обучении практическим навыкам. В тот день я был куратором двух студентов третьего курса. Мы вместе с ними определили группу крови пациентки, резус-фактор. Заказали четыре единицы эритроцитарной массы и еще четыре единицы свежезамороженной плазмы. К сожалению, на тот момент именно этой группы крови в наличии было мало, последние четыре единицы.

Я и ответственный хирург идем на операцию. Начинаем.

В области таза, левого и правого бедер были следы протектора троллейбуса, из этого стало понятно, что переехали ее по диагнонали — слева направо, от верхней трети левого бедра, далее через таз, живот, вплоть до грудной клетки.

Приступаем к лапаротомии. Попадаем в брюшную полость, и перед нами открывается ужаснейшая картина: брюшная полость полна кровяными сгустками, запах каловых масс из разорванных петель тонкой кишки, печень и селезенка представлена небольшим кусочком, остальная же ее часть — фаршеподобная субстанция. Диафрагма разорвана, все органы брюшной полости, а точнее, то, что от них осталось, переместились в грудную полость.

Мы четко понимали, что травма несовместима с жизнью.

Мы старались как можно дольше бороться за ее жизнь, делая все возможное.

В голове, однако, вырисовывался самый неблагоприятный исход...

Закончив операцию ушиванием раны, проведя гемостаз, начали обильную инфузию. Несколько капельниц параллельно восполняли дефицит объема циркулирующей крови девушки. Заказывали кровь из других больниц, из банка крови, так как наша больница в это время не располагала достаточными объемами. По протоколу ей суммарно перелили 22 тысячи миллилитров, из них 13 тысяч — физраствор, остальное — кровь и ее компоненты. Давление в начале инфузии удерживалось на уровне 110/60 миллиметров ртутного столба, затем падало до 90-80, то есть гемодинамика была нестабильная. В конечном счете пациентка скончалась на операционном столе.

Как только пациентку привезли к нам в больницу, я дал поручение медсестре, чтобы она сразу позвонила родителям девушки, номер был записан в ее телефоне. Выяснилось, что она студентка, приехавшая из Алтайского края учиться в Новосибирский государственный университет. Родители приехали через пять часов. Мать и отец. В их глазах застыл страх, они еще ничего не знали, дочь в данный момент получала инфузионную терапию.

Когда я вышел сообщить им трагическую новость, родители увидели меня издалека и все поняли по выражению моего лица.

Я снял хирургический колпак и, когда оставалось уже метров пять-семь до них, мать закричала. Она все поняла. Я сказал: «Примите мои соболезнования, мы сделали все, что в наших силах, но травма несовместима с жизнью, ваша дочь скончалась». Им обоим стало плохо, пришлось оказывать реанимационные мероприятия.

Мое состояние на тот момент трудно описать словами. Мне самому хотелось заплакать вместе с родителями девушки. Несмотря на семилетний хирургический стаж, за который я неоднократно видел смерть, я проникся этой историей до глубины души. Непреодолимая тяжесть, гигантский ком, который с трудом удалось проглотить с течением времени.

Хотелось помочь родителям, сказать, что все будет хорошо, но, откровенно говоря, ничего хорошего ждать им не приходилось — утрата тяжким бременем легла на всю их дальнейшую жизнь. Дочка была одна единственная, вся надежда, вся любовь были сконцентрированы на ней.

Родители пробыли в больнице до утра... Всевышний как будто позволил нашей бригаде отойти от случившегося, в оставшуюся смену пациентов было очень мало. Когда я передавал смену другому коллеге, мать все еще плакала, отец держал себя в руках. Мы позвали его, чтобы объяснить, как забрать тело. Тяжелый день. Тяжелая смена.

Я ушел, сел в машину. Ехал и представлял, как тяжело сейчас родителям; они уже не молодые — видимо, поздно родили единственную дочь. Сил им и мужества пережить это горе.

Надеюсь, после прочтения этой истории, дорогие читатели, вы сделаете свои выводы.

Я не сентиментальный человек, но мое состояние на тот момент можно назвать не иначе как «гнилое», весь день после я ходил как в воду опущенный. Хотелось сделать что-то такое, чтобы забыться и отпустить. Длилось это дней 10. Но такое не забывается.

Эта история однозначно оставила след в моей душе.

Я буду рассказывать ее своим детям, внукам. Сейчас ее прочитали и вы, дорогие читатели!

источник