Сообщество - Сообщество фантастов

Сообщество фантастов

9 209 постов 11 013 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

59

В помощь постерам

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:


http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.


http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.


UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))


UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.


Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.


P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Показать полностью
2

Ольф. Обратный отсчет. 4..

Этот день казался бесконечным. Мы больше не одевались. Какой смысл? К единению душ прибавилось единение тел. Незнание языков нисколько не мешало.

Теперь мы ставили на уши весь мир.

– Летим, Челеста! Как насчет Эйфелевой башни? – Мои руки изобразили направленный ввысь острый угол, а губы – поцелуй.

– Торрэ дЭйфель? – Узнавание вышло мгновенным. – Си-си, черто!

*(Эйфелева башня?Да-да, конечно!)


Париж? Да рукой подать. Пара минут, и мы на месте. Ночь? Прекрасно, что ночь. Держась за руки, мы выскочили, как были, на верхнюю смотровую площадку. Сначала – поза героев «Титаника», которую очень любит Челеста: она замерла на краю, руки раскинуты, и тело словно летит над городом…

Я – чуть сзади. Внизу – ненужный мне мир. Вокруг – ночь. Рядом – та, без которой все остальное теряет смысл. Она смотрит вперед, а я смотрю на нее. В какой-то момент просто смотреть становится невозможным.

– Челеста?..

– Ольф?..

– Челеста!!!

– Ольф!!!


Третье посещение. Первое навеяло тоску. Второе пробило на романтику. Третье сорвало с катушек. Откуда только силы взялись?! Лампочки ночной иллюминации окрашивали тела в разные цвета, но видел это только я. Держась за стальные поручни, Челеста ревела белугой, и вопли, больше похожие на то, что здесь кого-то режут, неслись с высоты на ночной Париж. Да, теперь я прочувствовал его окончательно. Париж, ты прекрасен!


С детским смехом мы едва успели запрыгнуть в корабль, когда на площадку взбегали проверяющие с фонариками.

Мы смотрели друг на друга, в глазах бушевали бесшабашный праздник плоти и неистовая радость жизни.

– Нон сапрэй рендерти ль идеа ди кванто эра бэлло тутто чо. Ти амо Ольф. Тутто бэнэ ма че ун сэ...*

*(Даже примерно не смогу тебе сказать, как это было прекрасно. Я люблю тебя. Все хорошо, но есть одно но…)


Заканчивали прерванное мы уже на Рейхстаге, прямо на покатой прозрачной крыше купола между несущих поперечин из стали.

– Довэ чи тровьямо?* – Руки распятой девушки расправились, указывая сразу во все стороны. Внутри под стеклом крутым изгибом заворачивалась невероятная дизайнерская воронка над залом заседаний Бундестага. Да, Рейхстаг перестал быть музеем и напоминанием, под этой крышей вновь строят какие-то планы.

*(Где мы?)

Меня сейчас интересовало только то, что здесь и сейчас, но вопрос был понятен.

– Весьма символичное место. Гены, наверное, сюда притянули. Здесь мои предки вот так же поступили с любителями делить людей на правильных и неправильных. Летим вон туда!


Мы перенеслись на Бранденбургские ворота, которые немцы построили по образцу Пропилей Афинского Акрополя. Я вскочил на колесницу к богине победы Виктории, поданная рука помогла взобраться Челесте. Управляемая бронзовой богиней шестиметровая квадрига была направлена на восток. Зрелище с высоты богов заставляло чувствовать себя богами. Но. Один взгляд друг на друга – и мы вновь продолжили, теперь с видом на ночной Берлин. Четверка коней то обретала всадников, то превращалась в пятерку. Надеюсь, наши экзерсисы не задели ничьих чувств… впрочем, плевать, нечего колесницу богини победы на мою Родину направлять. Разверните, и я извинюсь.


Затем мы пробежались по ночному Лондону. Здесь было хмуро и промозгло, я натянул джинсы, Челеста накинула мою рубашку. Не удалось не рассмеяться: в длинной хламиде, которая полностью скрывала руки вместе с кистями и ноги почти по колено, она выглядела сбежавшим из психбольницы привидением.

– Ла туа камича ми ста ун по. Ма ми пьяче.* – Она улыбнулась, наши ладони сцепились, и мы с визгом и хохотом промчались перед опешившими прохожими.

*(Твоя рубашка мне немного велика, но мне нравится)

Здесь давно стемнело, но я знал, где светло.

– Вперед, навстречу новому дню! Сейчас мы окажемся в завтра!


Миг тихого счастья, и объятия нам открыла Океания – сотни южных островов, разбросанных по тысячам километров океана, которые по непонятной причине назвали Тихим. Тихие места пришлось поискать. На выбранных островах мы купались, бесились, дурачились. Ныряли с корабля в океан (по очереди, иначе кто поможет второму подняться?). Плавали с китами. Тоже по очереди, в то время как сменщик на всякий случай барражировал в пределах досягаемости.


Это было счастье. К одному из маленьких атоллов где-то в районе Туамоту, где кроме песка только кусты да кокосовые пальмы, прибило бесхозный надувной матрас. Кто-то потерял или ветром с балкона унесло, но у нас появилась дополнительная игрушка, которую прежде всего проверили на прочность. Она оказалась на уровне. По окончании раунда я повернул лицо к напарнице по счастью:


– Тебе хорошо?

– Си-си, хорошо. Э мельо квель ке Дио манда ке квель ке льуомо команда.*

*(Поговорка: Что получилось случайно, лучше того, на что рассчитывал)

– Хорошо – это хорошо. Остальное пока непонятно, но по глазам вижу – тоже неплохо.

На островке не было питьевой воды, зато отсутствовали туристы с местными жителями. Здесь можно задержаться на некоторое время, ведь водой и пищей вдоволь обеспечивал корабль. Свой остров. Что может быть лучше?


Челеста занялась чем-то странным: платье из молний располосовывалось на длинные ленты, которые девушка затем связывала узлами в одну длинную веревку.

– Ольф, андьямо! – Она потащила меня в корабль, где был торжественно вручен один конец ленты. – Ло тьени!*

*(Пойдем! Держи!)

Я понял. Корабль на некоторое время превратился в буксировочный катер, за которым на надувном матрасе с гиканьем и воплями носилась Челеста. Одна ручка судорожно цеплялась за страховочный тросик, вторая обнимала подпрыгивающий на волнах транспорт, глаза жмурились от брызг, изо рта несся восторженный визг. Я глядел-глядел на взлетающие над водой ноги и их безупречное продолжение, да и прирулил снова к берегу.


– Хорошо?

– Хорошо!

Сверху поливал свет нового дня, в который мы прилетели из вчерашнего, снизу расстреливал ощущениями шуршащий кристально-белый песок, и мы выпадали из времени, уносясь в прошлое, пронизывая будущее, растворяясь в настоящем. И далекое созвездие сознания, ныне именуемое бывшим, покатилось кубарем под горку, где в основании – пыль времен и дым чувственных пожарищ, где невесомость и нирвана, где растворение в размытой действительности, тысячекратное умирание и новое воскресение.


Очнуться после счастливого забытья оказалось не меньшим счастьем, чем отправиться в него. Мы одни. Шум моря. Теплый песок. Куда теперь торопиться, зачем? Все, что мне нужно, у меня уже есть.

– Привет, Ольф. Хорошо?

– Хорошо. Даже не представляешь, как.

– Дорми бене. Сьямо инсьеме.*

*(Спи спокойно. Мы вместе)

Нежность голоса обволакивала и гипнотизировала. Челеста – это все, что мне нужно. Почему я понял это только сейчас?


– Тутто э бэнэ ке финишэ бэнэ. Дорми комэ ун джюсто. Феличе ноттэ. Ведро сэ э поссибиле фарло… Аллора сапро дэль туо аспетто веро.*

*(Все хорошо, что хорошо кончается. Ты спишь сном праведника. Счастливой ночи. Посмотрю, возможно ли это сделать… И может быть смогу увидеть твой истинный облик)

Мокрые черные змейки поиграли с медальоном и вновь побежали с груди через живот. Я закатил глаза.

Жизнь без любви есть ад, и люди мучаются в нем в поисках смысла жизни, счастья или лучших вариантов, а надо искать – любовь.

Я нашел. Там, где не думал. И, счастливый, уснул в беззаботном упоении. «А жизни суть, она проста: его уста, ее уста»…


* * *

Ласковые объятия. Желанные руки придерживают мою голову. Губы касаются сонных губ. Мягкий торопливый топот.

Почувствовав неладное, я вскочил, беспомощно озираясь. Рядом никого. Раньше меня будил корабль, реагируя на угрозу, но пляж в зону его ответственности не входил.

Челеста неслась к кораблю, сжимая в руках добычу. Мой лоб покрылся ледяной испариной, ладонь машинально обшарила осиротевшую грудь.

Медальон. Она украла его. И уже не догнать. Через пару секунд я останусь один на необитаемом острове без воды и пищи…


Взгляд упал на тяжелую сырую корягу, вынесенную каким-то штормом. Рука сама, без участия мозга, поднимает ее, раскручивает, как молот, и отпускает. Фухх, фухх, фухх... Коряга летит, вращаясь. Как бумеранг. Только такое не возвращается. Оно ставит точку.

Глаза широко раскрываются: что я наделал?!

Когда кидаешь не задумываясь, не рукой, не глазомером, а желанием изнутри, организм помогает. Попадание пришлось прямо в затылок. Девушка рухнула как подкошенная.

В несколько прыжков, побив все мировые рекорды, я оказался рядом.


– Почему, Челеста? – Слезы наворачивались на глаза. – Зачем?

Пальцы бессознательно нацепили возвращенный медальон, подсунутые руки подняли сломанное тельце, и корабль словно прыгнул навстречу.

Девушка не шевелилась. С затылка текла алая жижа. Струйки собирались в ручейки, заливали руки, живот, ноги.


Я несся сломя голову. Проем едва не взорвался от вопля-приказа, кровать подставилась под безвольную ношу. Я упал рядом, повязывая медальон на две шеи.

– Вылечи! Вылечи ее, пожалуйста!

Челеста лежала рядом – неподвижная, бесчувственная, почти мертвая. Почти. Но дело шло на поправку. Грудь равномерно вздымалась.

Успел. Не думаю, что корабль мог оживлять. Хотя, чем черт не шутит. Проверять не собираюсь. То есть, не стану доводить до такой проверки.

Поддавшись позыву, я нежно коснулся девушки, осторожно погладил по слипшимся окровавленным волосам. Пальцы коснулись щек – мягких, ребяческих, но своевольных. Что ей не понравилось, почему в такой волшебный момент она обернула сказку кошмаром?


Если подумать… Корабль уже несколько раз защищал меня от подобного. Она давно замыслила украсть ключ к кораблю. Неужели весь сегодняшний день – часть плана?!

Сердце отказывалось верить. Но логика твердила обратное.

– Почему, Челеста?

Она не отвечала. Не слышала. Не могла слышать. Кажется, она просто спала. Уже – спала.


Корабль делал все возможное. Под полупрозрачными веками началась напряженная жизнь. Девушка словно читала во сне.

Она что-то шептала, но я не вслушивался. Пусть говорит, если это ей нужно. Все, что требуется, я почувствую.

Я продолжал едва ощутимо касаться ее. Чтобы не потревожить, не сбить дыхания. Ладонь с безумной тоской провела по груди, по животу, по безвольно раскинутым бедрам. Едва обретенный и сразу потерянный рай. Я – низвергнут. За то, что жил не по правилам. Запоздавшая небесная кара ударила точно.


Когда Челеста очнется – в этом я уже не сомневался – что будет? Как выйти из тупика ее поступка? Доверия больше нет. Без доверия нет счастья. Без счастья нет жизни.

От внутренней боли пальцы сжались, стиснув колено девушки. Я замер.

Ничего не произошло. Ее тело не двинулось, не пошевелилось. Зато ожила рука, приподнявшись и ответно дотронувшись до плеча. Затем проползла по шее и принялась изучать меня дальше – жесткую вечернюю щетину на щеках, вспученную мурашками кожу. Осторожно, нежно, опасливо. Словно знакомясь. Вспоминая. Радостно. Желанно. Светясь от счастья узнавания. Господи, почему же?! Зачем ей понадобился корабль?


Кровь уже не шла. Через несколько минут начала исчезать та, которой сочилась рана. Сама рана быстро затягивалась.

Я ждал. Полное исцеление вот-вот завершится. Мы прижимались головами, но теперь я весь придвинулся ближе, рука легла на ее талию и потянула к себе.

Девушка неожиданно вывернулась, глаза открылись. Мои пальцы спешно перевязали медальон на одного хозяина.

– Как ты?

Сосредоточившийся на мне взгляд пыхнул испугом. Девушка отшатнулась:

– Ки сэй?*

*(Кто ты)

– Челеста?


– Челеста? Ки э Челеста? Довэ соно?*

*(Кто такая Челеста? Где я?)

– Я Ольф. Ты Челеста. Мы на корабле. Вспомнила?

Нет. Она села на постели. Долго озиралась, остановила взор на мне:

– Сэй нудо.*

*(Ты голый)

Глаза опустились. Обнаружив аналогичное отсутствие одежды, безучастный голос обронил:

– Перке сьямо звестити?*

*(Почему мы раздеты?)

Я непонимающе развел руками.

– Комэ ми кьямо?* – тыча себя в острую грудку, поинтересовалась она.

*(Как меня зовут?)

Ощущение, что она забыла собственное имя.

– Челеста, – в очередной раз грустно повторил я.

Она сидела прямая как Вандомская колонна и ничего не узнавала.

– Душ, – сказал я, привычно изобразив падение струй. – Шшшшш. Надо смыть кровь и песок.

Не поняла. Забыла.

– Сейчас пойдет водичка, – сообщил я, показывая.


Водичка пошла. Челеста сначала шарахнулась к стенке, потом с удовольствием подставилась под прохладный поток.

Раньше мы мылись по очереди. Теперь девушка не знала, что делать и зачем делать. Она просто наслаждалась – как впервые попавший на море ребенок.

О том, чтобы выйти, не шло речи. Мне самому пришлось помыть ее – прополоскать волосы, очистить кожу. Не сопротивляясь, она поворачивалась, как требовалось, странно улыбалась, не понимая происходящего. Иногда хихикала.

Красный, как рак на тарелке, я выпроводил ее в рубку и повторил процедуру с собой. Челеста с удивлением наблюдала, личико иногда тянулось, специально заглядывая, если было не видно. Как ребенок. Да. Маленький ребенок.

Что же она наделала. Что я наделал. Что делать теперь со всем этим?

Она вдруг нервно оглянулась, неуютно поерзала.

– Вольо…*

*(Я хочу…)

Не поняв, но догадавшись, я едва успел приказать люку открыться.

Челеста пулей выскочила на песок и, не прячась, присела на корточки. Про имевшийся на борту туалет она не вспомнила. Непосредственная до безумия, непорочная, как Ева в Эдеме, совершенно не воспринимающая меня как мужчину, девушка просто радовалась жизни и всему, что жизнь предоставляла. Просто вкусно жила. Так дети в садике – мальчики и девочки – сидят рядом на горшках, не парясь, что они существа разного пола, разом получая удовольствие и от игр, и от компании, и от процесса.


Мои нервы не выдержали. Никогда не думал, что снова понадобится, поэтому приказ ушел мысленный – не хотелось поганить жилище неприятным именем.

Из кровати вырос зеленый коленопреклоненный монстр «Сусанна». Согласно желанию, на меня смотрела совсем не голова. От пола, где стояли мои ступни, до обширной цели в самый раз, и я отвел душу – исколотил зеленую мякоть вдрызг, пока мышцы не взвопили, а содранные кулаки не закровоточили и не онемели. В некоторых офисах ставят специальные груши для отвода эмоций, и «Сусанна» в роли мальчика для битья позволила мне не сорваться на заколдованной в ребенка спутнице.


Челеста услышала шум набегающих волн, обернувшееся лицо увидело их. Восторг не передать словами.

– Андьямо аль марэ!*

*(Пошли в море!)

Она помчалась к могучему океану, не глядя, следую ли я за ней. Пришлось последовать. Как за несмышленышем, что в любой миг готов наделать опасных глупостей.


Когда догнал, девушка уже плескалась, поднимая фонтаны брызг. Я пристроился рядом. В глубину проказницу не тянуло, плавать не желала, или забыла, что умеет. Она играла с водой очень долго, потом побегала вдоль прибоя и, наконец, остановилась.

– Все? – с надеждой спросил я.


Не все. Плюхнувшись в песок, Челеста стала играть с ним – каталась, вопя с воодушевлением, кидалась и обсыпалась, пробовала закопаться. Звала меня помочь – я отказался. В конце концов, она бухнулась на попу, ноги по-детски раскинулись перед собой в стороны, ладошки принялись лепить песочные куличики.

Я ждал, окатываемый волнами в прибрежной полосе, пока ребячливо веселящейся озорнице надоест это занятие. И дождался. Внезапно вскочив, девушка понеслась на меня. Налетевшим весом меня опрокинуло в воду, она заулюлюкала победно и помчалась по песку обратно к месту стоянки.


– Уф, – только и вымолвил я, отфыркиваясь от соленых брызг.

Когда вернулись в корабль, Челеста бухнулась на постель и принялась что-то напевать. Видимо, сочиняла на ходу, потому что злилась отсутствию рифмы, ритма и мелодии. Песок с нее сыпался пригоршнями, поскрипывал под спиной и ягодицами, но ей было все равно.

– Душ, – раздался мой приказ в никуда, и «нигде» его приняло. – Теплый и мощный.

На этот раз я в мытье не участвовал, при сильном напоре основное само смылось. Девушка с чувством визжала, уворачиваясь от бьющих с неожиданных сторон струй, происходящее ей нравилось.

Закончив экзекуционную аква-аэробику, я произнес:


– Есть хочешь?

– Ке дичи?*

*(Что говоришь?)

– Смотри сюда. Вот это хочешь?


Остатки Нининых подарков пришлись ко двору. Захлопав в ладоши, Челеста принялась уплетать за обе щеки, оставалось только с болью наблюдать. Самому кусок в горло не лез. После фруктов я достал банку сгущенки. Девушка вскинулась недоуменно:

– Коза э?*

*(Что это?)

Тоже не помнит. Нож проделал две дырки в крышке, я передал банку:

– Пей.

В ответ – удивленное непонимание.

– Вот как надо. – Я показал.


Она попробовала. Губы приложились к краю, рот осторожно втянул капельку неизвестности.

Так люди подсаживаются на наркотики, достаточно один раз попробовать. Глазищи обратились в очищенные крутые яйца, голова запрокинулась, горло задергалось в безотрывном глотании. Вязкая струйка текла по подбородку, затем эстафету приняла пульсирующая шейка. Глотание не прекращалось. Сердце кровью обливалось, когда белые капли принялись бомбардировать область чужого сердца. То, что в женщине должно восхищать и манить, сейчас нервировало, поскольку принадлежало не совсем женщине. Даже совсем не женщине. Женщины так себя не ведут.


Банку удалось отобрать, только когда Челеста выглушила больше половины. Бабушка с дедушкой, не ограничивавшие меня в сладостях, уверяли, что не слипнется. Сейчас я не был уверен. Такое количество сахара до добра не доведет, но как это объяснить бестолковому созданию?

– Осторожней надо быть, – укорил я, глядя, как смуглые пальчики с ликованием размазывают густую жидкость по груди и животу, где на ходу придумывается новая игра: то ли дороги прокладываются по виртуальной карте через поля и горы, то ли картина рисуется в соответствующем умственному возрасту стиле, то ли обладательнице испачканной кожи просто нравятся ощущения. Крестик тоже использовался в качестве игрушки, им водили как карандашом.


Совсем недавно первой мыслью было бы слизать, организм посчитал бы такое за высшее счастье. Сладкое на сладком…

Все изменилось. Передо мной сидел большой ребенок, и все, что пришло в голову при взгляде на липкие потеки – забот прибавилось, придется снова мыть. И «придется мыть» в отношении красивой половозрелой особы впервые не несло положительного оттенка.

Отныне сгущенка и все подобное – табу.


Нож и банка отправились в кладовку, которую я сразу запер. Край глаза отследил брошенный на вещи взгляд. Наверное, она хочет одеться. Даже рука потянулась, но по дороге передумала. Мысленная команда вновь вызвала душ, не желавшую мыться особу пришлось ловить, а затем удерживать.


Челеста, Челеста. И раньше была почти ребенок, но теперь… Пальцы с ностальгией терли нежную кожу, что так недавно любила меня каждой клеточкой. Тугие наплывы вновь поднимали бурю эмоций, уютные закутки напоминали о спрятанных внутри кладах. Вместо помощи, раз уж с самостоятельностью проблемы, Челеста изо всех сил мешала омовению, происходящее было принято за игру. И игра ей нравилась. Раздавались смешки, руки пихались, вырвавшееся тельце вновь и вновь уносилось с ликующим визгом, чтоб в очередной раз быть водворенным под равнодушные струи. За один из побегов последовало наказание: пока одна рука перехватила хохочущую плутовку, вторая жестко приложилась по ягодице. Шлепок вверг в шок.


– Сэй каттиво рагаццо.* – Округлившиеся глазки глянули на меня с обидой, губки задрожали… зато беготня временно прекратилась.

*(Ты плохой мальчик)

Приведя разыгравшуюся барышню в приличное состояние, я обтер ее своим халатом и протянул второй:

– Оденься.

На лице – недоумение. Пришлось показать, напялив влажный.

– Вот так. – Я завязал узел пояса. – Теперь ты. Вставляй сюда.


Раскрытый, словно хочет поймать шалунью, халат манил отверстиями рукавов. Челеста отшатнулась, отчего спина врезалась в мягко принявшую стенку.

– Одевай. – Я сделал шаг вперед.

– Нон токками! Кози ми пьяче!*

*(Не трогай меня! Мне нравится так!)

Сумев проскользнуть снизу, она выскочила у меня за спиной. Я обернулся. Девушка с восторженными воплями снова увернулась и привычно удирала, сверкая пятками и не пятками.


Опять двадцать пять. Как с непослушным ребенком, вновь пришлось применять силу. Корпус совершил ложный выпад, рука обхватила озорницу, со смехом принявшуюся вырываться. А мне было не до смеха. От слова совсем. Если так пойдет дальше…


Захотелось еще раз всыпать для воспитания, раз уж действует. Колено приняло на себя тяжесть прижатого животика… а перегнутое тельце посчитало происходящее новой игрой: ладони начали переступать по полу, корпус раскачивался – кажется, Челеста изображала лошадку. Сущий сорванец-малолетка со всеми полагающимися прибабахами. И битье – не решение проблемы.


– Оденешься? – Я вернул несостоявшуюся жертву в вертикальное положение.

Указание на халат вызвало отрицательную реакцию, вновь завязалась борьба, но едва сделал промашку, девушка меня укусила.

– Черт с тобой, ходи как хочешь. Если думаешь, что чем-то мне досадишь, то глубоко ошибаешься.

И все же… В новом состоянии девушка стала полностью похожа на ребенка. Уединение с девушкой обычно приятно, а с непредсказуемым малолетним шалопаем, у которого лишь баловство на уме…

Увы, баловство имелось в виду не то, которое хотелось.

За панорамным окном стеной упала южная ночь. Чужие созвездия ярко блистали.


– Раз отказалась одеться, спать будешь на полу.

Мой палец ткнул вниз под будуар, ладони соединились и сложились под щекой, голова склонилась набок.

Кажется, объяснение удалось. Девушка догадливо повторила жест:

– Дормирэ?*

*(Спать?)

– Спать. Спокойной ночи. Гуд найт.

– Буона ноттэ.


(до финала осталось два поста)

Показать полностью
5

Дорога прозрения. Глава II

Повозка то и дело подскакивала на ухабах. Все попытки уснуть были тщетны, впервые в жизни Сокол был в роли узника. Марии в клетке не было, но она была где-то рядом, он чуял её запах среди лошадиного пота, запаха грязных тел, мочи и фекалий.


– Неужели нельзя высунуть свои причиндалы из клетки и справить нужду на дорогу, а не себе в штаны? – Выпалил Сокол, не в силах терпеть выводящую из себя смесь ароматов.


– Посмотрел бы я, как ты управляешься со своим агрегатом, когда на твоих руках “это”. – Руки сокамерника были закованы в кандалы, целиком закрывающие его кисти и перемыкаясь около локтей. – Даже зада своего не почесать. Слушай, может ты почешешь?


Сокол лишь молча схаркнул с повозки. При нём не было ничего: меч и плащ приглянулись командиру, поясную сумку со всем её содержимым, в том числе и кошелем отобрали солдаты и бросили в сундук ко всему остальному бывшему имуществу узников. Его раздели и вплоть до трусов, отобрали даже подвязку для волос, отчего они свисали с плеч Сокола, то и дело прилипая к телу. Благо штаны вернули и выдали рубаху кого-то из заключённых, не переживших прошлой транспортировки. Но Сокол отказался от неё, ему так привычней.


Наконец колонна остановилась, было слышно, как кто-то из солдат спешился с лошади и направился к клеткам:


– Значит так, животные, – это был голос командира отряда у трактира Михаила, – кому надо посрать, отойдите на два шага от двери, встаньте лицом к решётке и поднимите руки, сержант лично подойдёт и отведёт вас в отхожее место, – командир замолк на пару мгновений, было понятно: он наслаждался моментом, – остальные – забились в противоположный угол и ждите, когда все вернутся. Можете все быть свободны. До утра.


В голове Сокола тотчас же возникла мысль мысль о побеге: он с лёгкостью смог бы вырубить любого, кто зайдёт в клетку, кандалы - не проблема, а наоборот - очень даже грозное оружие, далее забрать меч у поверженного стражника, после чего выскочить из клетки, не позволяя окружить себя, перебить солдат по одному-двое. Арбалеты тоже не будут проблемой, если держать соперника на линии огня. Одно но: для всего этого нужны глаза…


Сокол покорно поднялся на ноги, поднял руки и упёрся лицом в решётку. За спиной отворилась дверь и кто-то, звеня доспехами, поднялся в клетку.


– Кабан, ну будь человеком, – раздался сзади голос сокамерника, Сокол, услышав это, едва хмыкнул, – дай мне хоть в этот раз нужду справить.


Грузный стражник никак на это не отреагировал и подошёл к Соколу:


– Правда, Кабан, своди ты его уже, от него же несёт хуже, чем от дохляка, – вступился Сокол, за что тут же получил латной перчаткой по почке и упал на колено.



– Не смей никогда так ко мне обращаться, грязь. А ты, – тут уже стражник обращался к сокамернику Сокола, – будешь сидеть в этой клетке до самой башни Ветрогора.


Кабан вытолкнул Сокола из повозки, отчего последний едва удержался на ногах. Они направились куда-то в сторону от стоянки. Сокол ступал осторожно, но крайне уверено, он пытался держаться за стражника, дабы понимать, куда идти, но тут же получил удар в живот. Благо сержант быстро понял, что Сокол ничего не видит, однако лишь пинками задавал направление их движения. Пройдя метров двадцать, они наконец остановились:


– Пришли.


– И куда дальше?


– Никуда, снимай штаны и делай свои дела.


– Ну а какой-нибудь куст или же дерево?


– Ты слепой, идиот, не плевать ли тебе, где гадить? Если не устраивает, можешь обделаться прямиком в штаны в повозке, как твой дружок. – Сержант надавил рукой на плечо Сокола, тем самым опустив его на корточки.


– И ты будешь смотреть на меня?


– Я не брезгливый. Лучше пять минут посмотреть, чем получить потом от командира за побег.


Справившись с делами, они пошли обратно к стоянке. Всё это время Сокол пытался хотя бы приблизительно понять, где они находятся и из чего состоит их колонна. Судя по тому, куда его отвели и как они шли, остановились они приблизительно в двухстах шагах от леса. Местность явно равнинная. Когда они шли вдоль колонны, Сокол почувствовал три раза сильную вонь немытых людей, а значит, за ними находится ещё минимум три повозки с клетками. Солдаты не создавали особого шума, а учитывая их тяжёлое обмундирование, это не так уж и просто. Сокол был уверен, стражников не более двух десятков, включая командира.


Когда они вернулись назад, все повозки согнали в одно место, составив их боком друг к другу. Сокол ещё раз принуюхался и прислушался. Сомнений быть не может: повозок ровно четыре, включая его собственную. Но где же тогда Мария? Будь она в одной из клеток, то наверняка окликнула его, когда они проходили мимо. Неужели её с ними нет, или же есть ещё повозки, но в другом месте?


Стражник открыл клетку и запихал в неё Сокола.


– Эй, еретик, вылезай давай, а то и правда твой друг скопытится от твоей вони.


Сокамерник подскочил и вмиг выпрыгнул наружу, после чего дверь захлопнулась, а Сокол остался в клетке наедине со своими мыслями. Однако недолго длилось уединение, ибо его нарушил хриплый шёпот:


– Вот ты, сука, тоже здесь сидишь, – незнакомец закашлял, – а теперь вместе будем на главной площади в петле болтаться. Мы теперь с тобой будем соседями навечно. А сидел бы и не рыпался, шёл бы сейчас по улице со своей мелкой шавкой, да с парой тумаков.


Сокол сразу понял, что голос принадлежал амбалу, из-за которого и началась вся заваруха. Когда Сокола увели, солдаты тут же окружили лежащего на земле разбойника и принялись его избивать, удивительно, что тот вообще был способен дышать, не то что уж разговаривать.


Дверь клетки снова открылась и вот их уже опять было двое. Но кое-что изменилось: от сокамерника теперь не так разило дерьмом, как раньше.


– Ну спасибо тебе, Белобрысик, уж не знаю, что ты Кабану наговорил, но он мне даже портки поменял! Правда, говорит, что со жмура какого-то снял, но мне то что, зато чистые!


– Ничего особо я и не говорил, лишь намекнул, что негоже тебя обосранного вести в столицу на встречу с высокими людьми. А назовёшь меня ещё раз Белобрысиком, будешь мечтать о том, чтобы быстрее доехать до города.


– Да не серчай ты, что вижу, то пою, да и как мне тебя называть, не слепышом же!


– Соколом меня звать.


– Соколом значит? Весьма иронично. Ну а меня Власом. Будем вместе время коротать.


– Лучше скажи мне, Влас, пока ты с Кабаном ходил, не видел тут девочки? Невысокая, на вид лет 12.


– Не видал. По крайней мере, в клетках её нет. Дочь твоя?


– Да… дочь.


* * *


Сокол проснулся от шебуршания в клетке: Влас сидел уткнувшись лицом меж прутьев и вглядывался в темноту. В этот момент мимо повозки проходил один из солдат, он заметил, что заключённые не спят, ударил латной перчаткой по прутьям и гаркнул Власу лечь на своё место.


– В лагере кто-то есть и это явно не патруль, – вполголоса сказал он.


Сокол начал вслушиваться в ночную тишину. Были слышны грузные шаги солдат. Согласно политике Мирийской империи солдаты во время несения должны были быть облачены в тяжёлые доспехи, будучи готовыми вступить в бой с противником в любой момент. Исключение составляли отряды разведки и лишь во время разведзаданий. Таким образом приближение марийского солдата никогда не было сюрпризом, тем не менее, это никогда не делало его менее опасным. Доспехи и оружие для армии всегда делалось придворными творцами, мало какое другое оружие с первого раза могло пробить эту броню. Патрульные ходили позвякивая где-то на другом конце лагеря, но вот где-то неподалёку были слышны тихие, семенящие шаги. Влас снова встал и уставился в темноту.


– Эй, блонда! – Шепнул он в ночную пустоту.


– Я же сказал не называть меня так! – Сокол готов был прямо сейчас вскочить и отвесить Власу оплеуху.


– Я не тебе это! – Бросил он Соколу и продолжил говорить в ночь. – Блонда! Иди сюда, сказал же. А то закричу!


Из темноты показался утончённый силуэт в тёмном балахоне. Из под капюшона выглядывали белокурые локоны пшеничного цвета.


– Пикнешь и захлебнёшся своей кровью.


– Солнце, меня везут в столицу вот в этом, – Влас поднял руки перед собой и показал кандалы, – твой клинок – лучшее, что со мной может случиться, так что закричать я успею, а вот как минимум твоим планам придёт конец.


– Я не стану вскрывать вашу клетку! – Прошипела незнакомка – Много шума и мороки.


– Чхал я на твою клетку, разберись с оковами, а дальше я сам.


Незнакомка огляделась по сторонам, убедившись, что патрульные далеко, приблизилась к клетке. Влас лёг на живот и протянул руки. Кандалы плотно фиксировали руки от кистей до предплечья, исключая всякую свободу действий, однако вся конструкция держалась лишь на одном замке. В руках девушки появилась отмычка и в пару ловких движений замок отомкнулся. Лицо Власа расплылось в улыбке, а незнакомка пропала в темноте. Ещё немного он уже самостоятельно повозился с креплениями, извиваясь словно уж и вот кандалы лежали на полу. Влас тут же вцепился зубами в свой палец. Сокол молча сидел и пытался понять, что происходит, повеяло лёгким запахом крови. Влас окровавленным пальцем начертил круг на полу клетки, а затем начал чертить внутри некие символы, при этом всё время что-то бубня себе под нос.


– Я надеюсь, ты не собираешься оставаться тут? – Влас взялся за кандалы Сокола и они упали с его рук.


– Не собираюсь, но как ты собрался вскрыть клетку, она же сказала, что будет слишком шумно, да и даже с инструментом мороки много!


– Я же сказал, что чхал я на эту клетку.


Сокол почувствовал, как Влас схватил его за руку и потащил за собой, а затем они оба оказались на земле.


– Вот мы и снаружи! Осталось тихо улизнуть.


– Побег! Побег! – раздался хрипящий крик, смешанный со звоном от удара кандалов о прутья клети. – Мы будем соседями, сука, будем соседями!


В один миг лагерь поднялся на уши. Затрубил сигнальный рог. Солдаты повыбегали из спальных палаток кто в чём был, захватив с собой лишь мечи, тем более, что едва ли несколько голых узников смогут создать хоть какую-нибудь опасность для обученных воинов. Влас схватил Сокола за руку и потащил в сторону от лагеря, сбежать в такой ситуации у них не было ни единого шанса, так что оставалось принять какой-никакой бой. Первым из кустов вылетел полуголый стражник, он замахнулся мечом, готовясь нанести удар, но Сокол вырвал свою руку из хватки Власа и нырнул под удар солдата. Подсечкой он вывел оппонента из равновесия и выхватил из рук меч.


– Дальше не побегу, – крикнул он Власу, – здесь мне проще будет сражаться.


– Проще? Здесь, фактически, чистое поле, нас окружат и порубят в фарш!


– Поверь мне, мне будет проще! Тем более, я ещё не отыскал Марию.


– Ты идиот! Ты мне нравишься! – Влас улыбнулся. – Буду прикрывать тебе спину!


– Лучше затаись и разберись с арбалетчиками, если они появятся.


Влас кивнул, хоть Сокол этого и не увидел, и убежал не далеко вперёд, затаившись в кустах. Сокол встал в боевую стойку и сжал меч двумя руками. Он стал словно бронзовая статуя, един со своим своим мечом. Он стал и принялся ждать.


* * *


Повязка слишком плотно сидела на его глазах, раздражая кожу и мешая сконцентрироваться. Жаркое солнце палило, раскаляя землю. Пот проступал на обнажённом торсе и скатывался вниз. И лишь лёгкий ветерок хоть как-то спасал в этот день. Молниеносный удар тренировочным жезлом заставил юношу упасть на колено.


– Запомните, – грубый голос вещал на всю площадь, – зрение – не единственное ваше чувство. Зрение – ваша слабость. – Юноша поднялся с земли и встал в боевую стойку. – Зрение расслабляло вас всю жизнь, заставляло полагаться на него. Доверять ему. – Очередной удар боевым жезлом в живот выбил весь воздух из молодого солдата. – Зрение вынудило вас забыть о оставшихся чувствах, забыть об их важности, об их роли. Солнце может скрыться! Глаза предать! А зрение обмануть! Учитесь доверять своему телу! Учитесь слушать его.


Юноша услышал едва уловимый свист и пригнулся: тренировочный шест пролетел прямиком над его головой. Тем временем голос продолжал:


– Слушайте и слышьте! Чувствуйте и ощущайте! Дышите и вкушайте!


Сотни голосов хором начали повторять слова невидимого голоса.


– Просыпайтесь и засыпайте с этими словами на устах. Повторяйте эти слова, целуя любимую женщину. Живите этими словами и никто не сможет одолеть вас. Полученные сегодня вами синяки – станут для вас первым уроком и первым напоминанием того, как беспомощны вы можете оказаться даже перед самым слабым противником. А теперь снять повязки!


Юноша снял тряпку со своих глаз и увидел пред собой старика с жезлом. Он оглянулся по сторонам и увидел таких же молодых, как и он, ребят. Со всеми рядом стояли старики, держащие в руках оружие.


– Надеюсь, вы поняли урок, а теперь подойдите ко мне вместе со своими мечами: Виктор, Леонид, Себил и Владомир!


Услышав своё имя Юноша направился к наставнику. Молодые солдаты окружили своего учителя. Он надвинул на свои глаза повязку и скомандовал:


– Нападайте!


* * *


Сокол стоял, сжимая в руках клинок, они были едины. Очередной противник не заставил себя ждать: вновь полуголый солдат нёсся в атаку. Слишком шумно! Шаг в сторону, удар. Поверженный противник по инерции полетел вперёд. Ещё двое. В этот раз окружают, двигаются не спеша. Вот наконец один из них подошёл на расстояние, достаточное для нанесения удара. Взмах! Клинок несётся вниз, рассекая воздух, Сокол отклоняется в сторону и клинок пролетает в нескольких сантиметрах от груди. Контрудар и ещё один противник падает на землю. Снова трубит сигнальный рог и в этот момент второй противник бросается со спины. Слишком неуклюже! Сокол легко парирует удар нападавшего. Движения слепого воина были легки, похожи на танец. Он выписывал потрясающие пируэты уклоняясь, парируя и нанося ответные удары нападающим. Но при всём при этом не удалился ни на единый шаг от того места, где его оставил Влас, потому что он понятия не имел, что там находится, за пределами его шага...

Показать полностью
0

Ольф. Обратный отсчет. 5…

(Продолжение. Осталось четыре поста)


Несколько минут Митя плескался в накатывавших волнах.

– Не верится, что это сон. – Он огляделся. – Так не бывает. Все слишком реально.

– Так в каждом сне, а утром, когда глаза откроются, все забывается. Если все реально, как объяснишь, что мы летали по воздуху? И что нас никто не видел?

– Никак. Но меня это удивляет, а во сне люди не умеют удивляться.

– Неважно, веришь ты или нет. Мое дело показать, что в жизни возможно все, а хозяин жизни – ты сам. И если ты сделаешь что-то для других, другим захочется больше делать для тебя.

Митя кивнул:

– «Поступай с другими так, как хотел бы, чтоб поступали с тобой» – утверждают святые книги и философы древности, словно сговорились. Наверное, они правы.

– Без «наверное».


Когда с непривычки уставший он рухнул ничком на песок, я воткнул в забывшую солнце ягодицу шприц со снотворным. Вскинулось недовольное лицо:

– И во сне, что ли?!

– Сон часто пересекается с явью. Не забудешь, где был, и о чем разговаривали?

– Такое забудешь.

– Тогда прощай. Я покидаю тебя, дальше сам строй жизнь. Если я еще явлюсь, то исключительно, чтоб утащить во тьму. Не доводи до этого, хорошо?

– Голова кружится. Что говоришь? Подожди, сейчас встану…

Встать не получилось. Сонный яд разлился по венам, Митю выключило. Пришлось потрудиться, чтоб втащить его в корабль, отмыть и одеть. Вроде ничего не произошло, но он больше не казался невесомым.


Мы успели до возвращения Светы. Сонное тело, которому больше не понадобятся костыли, продолжило похрапывать в собственной постели, а я поднял корабль на крышу, где в рассветном зареве и вырубился от усталости. Здесь день начинался, а мой еще только заканчивался. Панорама заботливо затянулась внутренней тьмой, и до самого обеда я спал сном праведника. На душе пели райские птицы.


Часть шестая «Обезьянка очень старается»


– Привет. Как дела? Сколько врэма? Когда верношса?

– Чао, напарница. Какие еще слова выучила?

– Хорошо? – Челестиной улыбке не было предела.

– Хорошо!

Мы оба не сдержались, тела радостно встретились. Губы, что сначала помчались навстречу, в последний момент разминулись, мы прижались щеками.

Нина умиленно покачала головой.

– Голубки. Может, сегодня здесь переночуете? Могу постелить себе на кухне.

– Спасибо, Нина, как-нибудь в другой раз. Нам пора. Челеста, одевайся, уходим.

Перевода не потребовалось, все сказали глаза и жесты.

– Хорошо!

Кудрявая пуля умчалась собираться.


– А я очень много узнала об итальянской культуре изнутри, – сообщила Нина. Голос старался звенеть, но грусть в глазах выдавала истинное настроение. – Ты знаешь, что утка-то, оказывается, говорит «ква-ква», а лягушка «кра-кра»? Челеста мне открыла глаза на многое, что вошло в быт и теперь в принципе не представляется другим. Макароны, например, она считает первым блюдом. Воду для чая не кипятит, а подогревает в микроволновке. Собственно, без микроволновки жизни вообще не представляет. Маниакально выключает свет по всей квартире. Салат ест после основного блюда. Пирожное чаем не запивает, принимает поочередно: съела – запила. В ванной ей очень не хватает окна. Разувается только когда скажут, самой при входе в квартиру в голову не придет. При знакомстве бросается целоваться. Разговаривая, мощно размахивает руками, а уж когда нервничает – прощайте, люстры. Еще она не понимает, зачем на шинах многих машин рисуют яркие ряды точек. Я так и не смогла объяснить, что такое шипы, хотя очень старалась.


Когда обсуждаемая персона вышла полностью укомплектованной для дальних путешествий, и мы встали в дверях, плечи хозяйки тоскливо опустились.

– Олег, – протянула она с внезапной хрипотцой. – Не забывай. Заходи, если что.

– Не обещаю, – честно признался я, направляя к двери взятую под руку подружку. – Но не забуду – это точно.

Нина ударила себя по лбу и опять унеслась на кухню. Что-то зашуршало-загремело, и она вернулась с пакетом продуктов – разных фруктов, сгущенки…

– Возьмите. – Тяжелый сверток перешел в мои руки. – Девочке в подарок.

Мы отбыли.


– Челеста, – сказал я, когда оба сели на обычные места: капитан в капитанское кресло, а юнга на краешек кровати. Корабль взмывал ввысь. – Прости меня, дурака. Я долго тебя мучил. И сам мучился. Мне хорошо с тобой…

– Хорошо?

Меня пронзил жалобный непонимающий взгляд.

– Хорошо. А без тебя плохо. Я думаю о тебе. Я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом. Как думаешь, что это значит?

Челеста очень старалась понять, просто до слез.

– Сэй буоно, Ольф. Пьено ди бонита. Ле буони ациони нон ванни май пердуто. Сперо ке нон иницио ди мандарми а каза?*

*(Ты очень хороший, Ольф. Полон доброты. Добрые дела никогда не пропадут. Надеюсь, ты не собираешься отослать меня домой?)


– Теперь все будет по-другому. Я хочу по-настоящему дарить радость, не кусочками, где шаг вперед и два назад. Я оставляю прошлое в прошлом.

– Перке сэй танто сэрио, ке сучессо?*

*(Почему ты такой серьезный, что случилось?)


– Больше никаких дел и опасных отлучек. Мир подарил мне золото, а я цепляюсь за медяк. Не придурок ли? Гори все синим пламенем. Отныне есть только мы и мир. Хорошо?

– Хорошо! Ке пеккато ке нон каписко ньентэ.*

*(Как жаль, что я ничего не понимаю)

Вот и поговорили.

– Гляди. Что-нибудь узнаешь? Для тебя это место должно быть символичным.


Внизу начала проявляться цель путешествия, с высоты напоминавшая серого краба в желтых песках. Еще минута, и корабль поплыл над старой частью очень старого города. Пусть старого не в реальности, но в мифах. Каждый верит, во что хочет. У Челесты на груди крестик, она должна верить.

– Комэ си кьяма ла читта? Зэ нейм ту зе сити.*

*(Как называется этот город? Имя города)


– Мастер называл его Ершалаим. Город мира. Собственно слово Иерусалим так и переводится. На иврите – Йерушала. Он же Шалем, Иевус, Сион, Ир Давид, Элия Капиталина… А если брать чистые факты, то просто арабская деревенька Эль Кудс, где даже Наполеон в Египетском походе не разглядел былой мировой столицы. Такое решение по политическим соображениям приняли много позже, а городом мира до назначения на эту должность Эль Кудса являлся Константинополь, он же Стамбул, по-турецки – Истамбул. Кстати, название с турецкого не переводится, знакомый по турбизнесу турок рассказывал, что это старинное слово, значение утеряно. Зато Истанполис легко переводится с греческого –– просто Новгород. Запутанная история, не находишь?


– Джерусалеммэ?!

Следующие пару часов я носился за Челестой как угорелый. Для меня это был просто старинный город, что переполнен мифами, как пятничным вечером Москва машинами. Девушка видела иное. Здесь все дышало историей, святостью и духовностью. Центр трех мировых религий. Кажется, я угадал с выбором города.


Глядя, как напарница носится в своем молниевом платьице по пыльным камням, я пытался построить дальнейший день. Не давало покоя вчерашнее с ней сумасбродство. Сможем ли и сегодня почувствовать себя на одной волне?


Храмовая гора оказалась вовсе не горой, как, впрочем, и Голгофа. Зато вход в ад понравился – под боком, чтоб далеко не ходить. В общем, не испытывая никакого пиетета, я больше кривился, чем восхищался, и чтоб не огорчать спутницу критическим настроем, сосредоточился на безопасности путешествия.


Ничего не случилось. По дороге обратно к замаскированной стоянке Челеста вся искрутилась, словно подхватила чесотку. Руки лезли за спину через верх и низ, тело вертелось.

– Довэ андьямо адессо?*

*(Куда теперь?)


Обернувшись, я обомлел: решив сделать мне приятно или себе прохладно, каждую молнию платья спутница оставила наполовину открытой, отчего платье превратилось в нечто ажурное и эфемерное. Множество разрезов жгли взгляд. Челеста довольно улыбалась.

– Быстрей домой, пока никто не увидел!

Руки сцепились, мы побежали. Корабль принял нас в объятия – прокопченных и пропесоченных, вымотанных до нитки. Так казалось. Но я знал средство от усталости, называется оно – море. До Мертвого моря всего тридцать пять километров, автопилот не понадобится, дело минуты даже в ручном режиме.

– Переодевайся. – Я показал на вещи, затем на массу изумительно синей воды под нами.


Челеста переоблачилась в самодельное бикини, а мои сатиновые семейники в полосочку вдруг вызвали отторжение.

– Но. – Челеста отрицательно трясла головой. – Прендерло!*

*(Нет. Возьми это)

Ого. У Нины она времени зря не теряла – мне вручили самодельные плавки ручной работы.

– Хорошо?

– Хорошо, Челеста. Спасибо.

Девичьей улыбкой можно было освещать улицы.

Нас вынесло на прибрежные валуны. Да, увы, не песочек. И не из-за того, что искали место понезаметнее, здесь везде вход в воду по покрытым солью огромным камням. Если таковой вход вообще имеется.

– Ну?!

Бултых! Два тела погрузились в невероятно соленую воду.

Мои новые плавки не намного превосходили замещенный элемент одежды, Челеста перестаралась с размером. Если хотела польстить – спасибо, но вода наполняла конструкцию, которая стремительно сползала с поясницы на бедра. Когда греб, это мешало, Челеста постоянно обгоняла. Ну, пусть хоть ребенок порадуется. Может, для того и подарила.


Морем Мертвое море можно назвать условно, оно маленькое, зато настолько соленое, что на воде не надо держаться, она держит сама.

– А теперь… – Я зачерпнул у берега ил. – Делай так!

Глаза Челесты выпучились, но быстро пришло понимание. Девушка стала превращаться в такого же черного чертика.

– Это целебная грязь из Иордана, она… ах, негодница!


Устав мазаться сама, шалунья перенесла активные действия на меня. Я ответил тем же. Со стороны это напоминало борьбу, в которой если что и побеждает, то только веселье. Отныне никто не докажет мне, что соль и грязь – это не здорово.

Облепленные плавки, немало заполучившие внутрь, позорно свалились, пришлось резко отвернуться.

– Но! Нон вольтарти! Квесто фанго е джа куративо! Бизоньа фарэ и фанги салюбрэ комплеттаментэ!* – Горсти жижи обрушились на доселе чистый промежуток со всеми его подробностями.

*(Нет! Не отворачивайся! Это же целебная грязь! Лечебные грязевые ванны необходимо принимать полностью!)


Мой взор пробежал по сторонам. Для местных сейчас прохладно, и побережье пустовало. К тому же мы выбрали не самые посещаемое местечко. До ближайших энтузиастов с километр с хвостиком, ничьей нравственно не повредим.

– Ну тогда держись!


Тряпочки Челесты постигла та же судьба. Рестлинг в грязи перетек в партер, мы валялись и корчились, стояли несусветные смех и визг. Взаимное обмазывание иногда вызывало приступы возбуждения, которые сразу подавлялись новыми раскатами смеха. Должно быть, мы поставили на уши все побережье. Когда каждый участок кожи оказался вымазан минимум трижды, мы разлепили клубочек конечностей.

Налетел сидевший в засаде стыд. Почему-то в качестве жертвы он выбрал меня одного, а Челеста отползла на чистые камни, раскинувшееся тело подставилось солнцу, глаза закрылись. Смущаться и, если желаю, разглядывать, она оставила мне.

Ладно, поддержим полезное для здоровья начинание. Я прилег неподалеку, так, чтоб через прикрытые ресницы видеть сразу ближайшие подходы и подсыхающую красавицу.


Лежать под солнцем, ощущая, как на тебе стягивается хитиновый панцирь, еще то удовольствие. Стиснутый трескающийся организм не выдержал, ноги понесли меня обратно в море – отмываться.

Раньше не понимал удовольствия ходить голым. А это удовольствие. Впрочем, станет ли оно приятным, зависит от компании. Мне с компанией повезло. Теперь я мечтал, чтоб это счастье длилось как можно дольше.

Челеста все еще сушилась, из черной превратившись в серую, на камнях будто статую положили. Заснула, что ли, или так о чем-то задумалась? Скорее, как все дамочки, просто получает наслаждение от жизни – всей кожей без остатка. Где и когда еще такое повторится?


Хорошо, что я мылся в одиночку, иначе возникло бы напряжение. Когда тело стало чистым, а окружавшая вода грязной, я поплавал еще немного, в этот момент в воду вошла Челеста.

– Тебе помочь? – пошутил я, обходя по кругу.

Приходилось идти чуть ли не боком, инстинкты снова брали свое.

Челеста не поняла. И хорошо. Моя красавица совершала такие движения, что окажись на месте ее пальцев мои, помощь вышла бы весьма специфичной.

Когда пятки ступали уже по сухому, вслед принеслось:

– Вуой аютарми?

*(Не хочешь мне помочь?)

Я обернулся. Соблазнительная фигурка махала рукой. Затем тело и руки изобразили плавание.

– Устал. И к солнцу в таких количествах не привык, могу сгореть. – Помахав в ответ, я двинулся к кораблю. Действительно устал так, что любая черепаха сейчас показалась бы скоростной яхтой. – Отдохну в тени.


В корабле я просто свалился на пол. Тело бухнулось ничком, голова свернулась набок, чтоб осталось, чем дышать. Взгляд через невидимые стенки еще некоторое время наблюдал, как неутомимая шалунья резвится в яркой сини и белой пене.

Должно быть, я задремал, потому что ни с того, ни с сего обдало морозно-жгущим водяным холодом – вернулась моя попрыгунья. Назло всему мои глаза остались закрытыми. Все на ее усмотрение, захочет – приляжет, нет – найдет другое занятие.

Она нашла. Ледяные бедра обняли мои ягодицы, а из дышащей влажной прохладой промежности скатились, бомбардируя сознание, несколько кристальных капель воды. Челеста замерла надо мной в ковбойской позе.

– Ти вольо бене Ольф.*

*(Хочу, чтобы тебе было хорошо)


Вкрадчивый шепот был горяч и нежен. Я не шевелился. Мы были такими разными. Север и юг. Европа и Азия. «Волна и камень, лед и пламень…» Девушка поерзала на мне, чтобы расположиться удобнее, затем осторожно склонилась вперед. Упругие валики коснулись моих лопаток.

У меня словно крылья появились. Стало хорошо и приятно, зной пробирал, но не обжигал, плоть млела. Мгновенно высыхавший пол принимал на себя дождик покатившихся отовсюду капелек естественной росы.


Счастье – когда не надо врать, что тебе хорошо. Мне было хорошо, я расплылся в скользящих объятиях морской звездочки, что опутала трепетными лучами.

Челеста легонько повела корпусом и сделала это очень мягко. Доверительно. Словно спрашивая: продолжать? Тебе нравится?

Мне нравилось. Мне стало спокойно и бездумно, захотелось забыться, поддавшись незатейливым эмоциям умиротворения и неги. Редкие наружные звуки слышались из далекого далека, из-за горизонта сознания, из необъятной выси плывущих кусочков облаков.

– Кози?* – несся тихий шепот.

*(Так?)

Чувствительные виноградинки выписывали чудеса на коже спины, поясницы и ниже. Вспомнилось: жизнь – странствие, а не дом. В ней не живут, а путешествуют. Мое путешествие мне нравилось. Мы раскачивались, словно лодка на волнах. Девушка плыла по мне – ниспадая и возносясь, как и подобает паруснику, который бороздит поверхность пока тихого океана. Руки упирались мне в локти, вращающийся животик стелился по ягодицам, благоговейно исходящим звездным небом мурашек. Моя спина исполосовывалась двумя параллельными линиями, Челеста проводила эти линии то слева, то справа, то увлекала их в пробивавшиеся волосками закрома. Воздух растаял и улетучился. Мир испарился. Я услышал чувственный шепот:


– Иль мио мостро белло э брутто. Туа принчипесса вуоле гвардаре иль туо аспетто аутентико. Нон о паура. Ма… ум по.*

*(Мое прекрасное и ужасное чудовище. Твоя принцесса так хочет увидеть твой подлинный облик. Я не боюсь. Ну… чуть-чуть)

Словно распятая, Челеста продолжала дарить жалящее наслаждение, от которого я плавился, как пластмассовый солдатик на огне. Девичье тело целиком легло на мою спину, руки обняли плечи. Со стороны – словно самолет сел на палубу авианосца. Налетавшийся. Уставший. Явившийся для отдыха и дозаправки.

Моя свернутая вбок голова хотела смотреть и одновременно хотела чувствовать, и одно забило другое. Вытянутая назад рука судорожно жала тонкую голень – как спасательный круг. Наши кожи одновременно впитывали энергию взбаламутившихся поверхностей, сметающие потоки захлестнули, понесли сознание по течению, словно веточку по водной глади, где сверху – яркое солнце, что будто кетчупом поливало меня как подаваемое на стол блюдо, а снизу – глубокая бездна, в которой ничего не стоит захлебнуться и утонуть, но которая не меньше манит предвкушением облизывающейся яркости.


Как сказал Плавт, неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое. Веки полуприкрылись, и я целиком ушел в ощущения, с необъяснимо-упорным сопротивлением погружаясь в их вкус, цвет и аромат – словно тонущий миноносец, сраженный вражеской торпедой. Потрескивая искрами костра, что загорелся в ногах, я лежал, растекаясь в водоворотах нирваны. Я стал добычей русалки с раздвоенным рыбьим хвостом, которым она взмахивала в порывах буйства, водя немыслимые хороводы вокруг моего средоточия чувств. Или же русалки древнерусских былин, загадочной полуженщины-полуптицы, распушившей хвостовое оперение. Прекрасная музыка звучала в ушах и укутывала покрывалом истомы. Златокудрый Аполлон на далеком Олимпе перебирал струны лиры, высекая в сердце чарующую мелодию, а мне оставалось лишь покорно лежать и наслаждаться, отдав себя на волю стихии.


Священнодействуя, Челеста счастливо улыбалась, глаза прикрылись, волосы щекотали. Мне нравилось быть с ней. Нравилось чувствовать ее, нисколько не похожую на ту, что некстати забралась в мысли – не такую строгую и неприступную. Не такую (по ядрено-лесным воспоминаниям) пленительную, как далекая жрица Альфалиэля.

Не такую. Но… нравилось. Вот она, пещерная сущность инстинктов. Оттого, что это была не Полина – мне было плохо. Но одновременно мне было хорошо. Чисто физиологически – не могло быть не хорошо. Хорошо – но плохо. Плохо – но хорошо. И от творившегося с растравленными мозгами и плененным телом я пропадал на дне коктейля из мучений и удовольствия.

Что-то заставило меня повернуться. Что-то, что бывает между мужчиной и женщиной. И чему наука еще не нашла объяснения. Два взора распахнулись навстречу друг другу, взгляд поймал взгляд, мысль встретила ответную мысль-близнеца.


Голова ласковой захватчицы опустилась, она продолжила глядеть исподлобья, дыхание затаилось. Тревожный грохот-топот апокалиптических всадников застучал в висках. Резко отжавшись от пола, я снял с себя всадницу, у которой с тревогой вскинулись ресницы.

– Постой, Челеста. А то доиграемся.

– Перке? Нон ти пьяче?*

*(Почему? Тебе не нравится?)


– Мы не пара. Мое сердце разбито другой. А счастье как сердце – бьется, и я не хочу, чтобы…

Но разве себя обманешь. Сердце, на которое ссылался, влекло меня не в далекие леса, а сюда, к моей несуразной пигалице. К юнге, напарнице, боевой подруге. К моему единственному оставшемуся другу, с которым столько пережили.

Ее глаза кричали о том же.


Секунда заминки решила все. Влажные припухлости ткнулись в мои закрытые губы. Сказал – закрытые? Как бы не так. Рот открылся, словно в крике, но вместо слов выплеснул чувства, которых совершенно в себе не ожидал. И – облек, впился, втянул, высосал, вонзился…

Скакнувший навстречу язычок подружился с моим. Сжавшиеся щеки и небо потянули в себя. Организм не выдержал. Краткий взгляд по сторонам – в пределах видимости никого. Развернувшись, я сгреб ее – зовущую и податливую – в охапку и кинул, ниспроверг, обрушил на пол. Челеста побелела, в глаза нависшей грозовой тучи вперился застывший взор.

Нервы искрили, как электрод сварщика под напряжением. Сознание пошло трещинами и осыпалось ненужной трухой. Мотнувшись из стороны в сторону, моя поясница раскинула девичьи ноги, словно створки окна. Колени бессовестно задрались. Вскрик. Хлесткий удар превратил тело в желе. Челесту затрясло. Цунами прокатилось по беспомощно дернувшемуся телу, ураганы, вихри и торнадо свивали в клубки, вырывали с корнем и разносили в клочья внутренние органы, а все ее естество, вся благодарная плоть до неконтролируемой желанной боли душила меня в объятиях, истекая слезами счастья и любви, а я колотил, бил, рвал, уничтожал, рождал заново... и возносился…


* * *

Полет-падение в волшебное никуда оказался продолжительным. Челеста сонно посапывала у меня на плече. Трепетные очи вскинулись на вернувшегося в себя меня. Вымученно-сладко, со спокойной радостью за нас обоих девушка улыбнулась мне и, сотворив легкий воздушный поцелуй, прикрыла сами собой опускавшиеся веки. Шепот повеял негой, как ветерок:


– Грациэ.*

*(Спасибо)

Ее коленка на моем бедре. Рука на груди. Обвившие шею волосы. Блаженство.

– Ль эрба вольо нон крэшэ нэппурэ нель джардино дель рэ, ма ми соно джа стуффато ди аспеттаре иль джорно ди Сан Май. Сто мольто бэнэ. Соно феличе, Ольф.*

*(На всякое хотение бывает терпение, но мне надоело ждать, когда рак на горе свистнет. Буквально: ждать дня Святого Никогда. Мне очень хорошо. Я счастлива, Ольф)


По мысленному приказу корабль стал полностью прозрачным, тело расслабилось, взгляд улетел в далекие небеса. Мертвое море. Иордан. Святая земля. Из этих мест люди тысячелетиями взывали к Богу, и иногда, говорят, Он отвечал. Они просили – и Он, хорошенько подумав, иногда давал. А я – разве я просил? Разве жил правильно? Разве достоин того, что получил?


Не просил, но получил. Хотел одно, а получил то, о чем мечтало сердце, а не мозг. Наверное, это самое правильное, что могло случиться. Никогда я не был настолько счастлив. Никогда не было так здорово просто лежать… нет, к черту. Как можно просто лежать в таких условиях? Я резко перевернулся:

– Повторим?

– Анкора уна вольта? Кон валентьери!*

*(Еще раз? С удовольствием!)


(до финала осталось три поста)

Показать полностью
2

Сытые сны.

Глава пятая: Новый день.


Всё еще не могу поверить, что сон может быть таким реальным. Вроде я должен был обрадоваться тому, что нахожусь у себя в квартире, а не в разрушенной лачуге, но на душе стало грустно. Внутри было чувство одиночества, хотелось снова увидеть её улыбку, услышать смех, да и само имя- Талия ласкало слух своим звучанием. Немного погрустив я начал слезать с кровати. Кот крутился под ногами, ласкался и выпрашивал еду, за окнами еще было темно. По пути на кухню мы пару раз зевнули, поприветствовав тем самым новый день. Следующие двенадцать часов прошли как обычно: дорога, работа, мечты об окончании рабочего дня, снова дорога и наконец-то дом. Приготовив еду, я уселся за компьютер, выбирая какую передачу посмотреть, утоляя голод (да, да, да, моя жизнь очень разнообразна и ярка). Не успел я доесть, как мне высветилось сообщение о входящем звонке. Кликнув на иконку видеосвязи, я недовольно посмотрел на собеседника - им был мой старый друг Денис. Этот человек обладал просто феноменальным «талантом» появляться в неподходящий момент и этот звонок не стал исключением.


- Привет! Как дела? – не замечая моё выражение лица спросил он.


- Пока ты не позвонил было лучше, а у тебя?


- Всё ок! Слушай, я чего звоню, нашёл объявление о приеме на работу в магазин готовой еды. Зарплата вроде норм, стаж и опыт работы не требуют, но что смущает - в графе рабочее время стоит- вариабельно, это как?


- Не знаю, может по договоренности в зависимости от распределения смен?


-Хм, наверно, а пошли вместе на собеседование? Я в первой половине дня буду работать, а ты во второй, как раз успеешь вернутся из своего «коврового царства».


-Спасибо, пожалуй, я откажусь, это та работа в тягость.


-Ну как знаешь. Моё дело предложить как говорится. А ты чё? С кем-то недавно подрался?


-Нет, с чего ты это вообще взял?


-Как с чего? Ты себя в зеркало видел? У тебя на лбу шишка как будто головой о стену приложили.


Я потрогал лоб, и действительно нащупал шишку. Надавив на неё понял, что это была глупая затея (ибо бо-бо). Откуда она у меня? Забавно, в моем сне я вроде бы этим же местом ударился…


-Сав, алё, ты еще тут?


-Да Ден, слушай, мне тут нужно идти, я потом тебя наберу.


Не дожидаясь ответа, я сбрасываю вызов и бегу к зеркалу в прихожей. В нем вижу себя с красивой, гордо возвышающейся над моим лбом шишкой. Когда же я мог ее получить? Сегодня все было как обычно. Вчера я ни где не ударялся, и уж тем более меня никто не бил. Единственное, что было странным, так это то, что я резко захотел спать после шоколадки. Да и вкус у нее был странным. Сам того не замечая, я взял ее снова и уже собирался съесть, как заметил, что делаю это совершенно не осознанно. Собрав свою волю в кулак, я начал сопротивляться этому странному желанию (никогда не думал, что так хочу сладкого). Справившись с наваждением, я пошел в комнату и сел на кровать. Странное желание съесть кусок шоколада все еще чувствовалось, но уже гораздо слабее. При всём при этом я ощущал себя очень необычно, с одной стороны меня пугало это ничем не объяснимое желание, а с другой я хотел поддаться ему. Вы помните свои ощущения в моменты первой любви? То чувство, когда хочется остаться и говорить, смеяться и быть рядом, но ты уже пошел к себе домой и внутри остается влюбленная пустота? Вот и я сейчас чувствовал тоже самое. Эх, была не была, я откусываю шоколад, начинаю чувствовать уже знакомую остроту, вспоминаю как сильно хотел спать в прошлый раз, поэтому не сопротивляясь этому ощущению, ложусь, и закрываю глаза.


Солнце! Даже с закрытыми глазами я понимаю, что это именно оно, ощущая тепло на своей коже, аккуратно открыв глаза, я вижу уже знакомую картину заброшенного дома, и через отверстие в потолке на меня светит яркое солнышко. Я вернулся. Моё сердце наполняло счастье, я снова был здесь. А значит скоро увижу Талию. Я быстро встаю на ноги, совершенно не замечая уже привычную боль в голове, и иду на улицу. От большого количества света мои глаза начинают слезиться, но я все равно пытаюсь найти ее взглядом. Она вешала одежду сушиться на веревку, протянутую между двумя высоченными пальмами в паре метров от входа в хижину. Сухой, теплый ветер трепал ее волосы и от этого она казалась еще прекрасней.


Я тихонько покашлял чтобы привлечь ее внимание. Талия повернулась ко мне, и я ждал увидеть страх или недоверие, но к счастью ожидания не оправдались. На ее лице играла улыбка.


-Как себя чувствуешь? Голова болит? – спросила она, сосредоточенно разглядывая мой лоб.


-Нет, уже все прошло. – зачем ей переживать из-за всяких пустяков.


Никак не отреагировав на мои слова, быстрым движением (которое я естественно прошляпил) она дала мне щелбан.


-АУ! Ты чего дерешься? Больно же! - вскрикнул я, совершенно не ожидая такой подлости от столь милого существа.


-А говоришь не болит. Тебя мама в детстве не учила, что врать не хорошо? – несмотря на строгий тон, её глаза сияли радостными огоньками.


Не найдя никакого остроумного ответа, я промямлил что-то невнятное и потер, наказанный коварной судьбой, лоб.


-А куда ты исчез сегодня ночью?


-Исчез?


-Ну да, мы с тобой разговаривали, а потом ни с того, ни с чего ты просто растаял в воздухе, и вот проходит пару часов, и ты тут.


Выходит, когда прозвенел будильник и я проснулся, моё «Я» в этом месте перестало существовать. Интересно, исчезаю ли я из реального мира, когда нахожусь тут? Всё больше и больше сомневаюсь, что это сон. Надо попытаться проснуться. Я начал щипать себя за руки, за живот, даже попытался выкрутить ухо.


-А что ты делаешь?


-Эммм… Щипаю себя.


-А зачем? – спросила Талия, заново начав осматривать мою ушибленную голову.


И правда, зачем я стал это делать? В ее понимании это все настоящее. А человек вдруг начавший себя щипать и выкручивать уши выглядит очень…. странно. С этим надо что-то делать. Мне нужно ей как-то объяснить куда я исчезаю и вообще откуда взялся. Но как? Если бы мне передо мной появился парень, потом исчез, а потом снова появился, сказав, что он из другой страны и попал ко мне уснув, после съеденной шоколадки? Я посчитал бы его психом. Так, а какая это страна? И на сколько далеко я от России?


-Талия, слушай, а в какой стране находится город Кирийон?


-Стране? Что такое «стране»? – абсолютно не понимая спросила она.


-Ну страна, это территория, имеющая определённые политические климатические, культурные или исторические границы.


-А что такое «политические»? – еще больше не понимая отобразилось на этом милом личике. Кстати, она очень забавно хмурит лобик.


Понимая, что так я запутаю ее еще больше я решил пойти с более простого-с личного примера.


-Вот смотри, я живу в России, в Екатеринбурге, а ты?


-А я живу в пустыне Гретей, в Кирийоне.


-Ну помимо пустыни, Кирийон относится к какой-то стране, планета Земля ведь большая, и на ней много всего кроме пустынь.


-Планета Земля? Это твой дом?


-Ну это же и твой дом тоже – я уже десять раз пожалел, что устроил этот ненужный допрос.


-Мой дом пустыня Гретей, из местных жителей было много смельчаков ,кто хотел выбраться из нее, хотел увидеть что-то кроме песков, и они уходили. Кто-то возвращался через недели, кто- то через месяцы, был один кто вернулся через пять лет, но большинство не нашли дороги домой. Они говорили, что видели только пески, редкие оазисы которое помогали им выжить и больше ничего. Только Ирос, вернувшись спустя пять лет, рассказал, что после долгих странствий увидел черный обелиск, подойдя к которому ему захотелось спать. Последнее что он успел заметить перед тем как провалился в сон был узор вокруг обелиска в виде огромного змея, кусающего свой собственный хвост. Никто не видел, как Ирос вернулся в город, но он утверждал, что уснув рядом с обелиском проснулся у себя дома, в кровати, и именно это спасло его от смерти и обезвоживания. Конечно же ему не стали верить, но он был не преклонен и до своей смерти благодарил судьбу. Поэтому я не могу ответить как называется моя страна, все о чем знал мой народ – этот город и эта пустыня.


После услышанного я стал сомневаться, есть ли эта пустыня на самом деле, и страх от того что я не знаю где нахожусь становился все сильнее.


-А расскажи про свой город? – говоря это она, взяла мои руки в свои.Ее рука была теплой, а кожа мягкой. Моё тело словно пронзил электрический разряд, чувства начали носиться с немыслимой скоростью, не давая сосредочиться на чем-то одном, но одно я понял сразу -как же я хочу, чтобы она меня не отпускала.


Собравшись с мыслями, я ответил:


- Город, как город. Люди, дома, машины, таких городов сотни и в них нет ничего не обычного.


Ее любознательности не было предела, я рассказывал обо всем, ведь каждое новое слово вызывало у нее новый вопрос, ей казалось невозможным ,что бывают территории на тысячи километров покрытые водой или лесами. Дома высотой в несколько сот метров, самолеты, все это было для нее сказкой, волшебством. За разговорами я и не заметил, как она успела повесить всю одежду. Закончив задавать вопросы, она предложила:


-А пойдем я покажу тебе мой город?


Не успев ответить, моя рука была заключена в объятия ее руки, и вот мы уже ходим по улицам, пустынным и одиноким. Дорога хоть и была хорошо сделана, но годы не пощадили ее, в некоторых местах начала пробиваться трава и молодые деревья, у многих зданий были разрушены либо стены, либо крыша, либо от здания не оставалось почти ничего.


-А вот здесь у нас был театр. – показывая вперед, говорила она.


Театр чем-то напоминал общепринятые театры, только сиденья распологались вокруг возвышения –сцены, при этом как и сами сиденья так и сцена были сделаны из камня.Позади стены находились две колонны, одна из которых была разрушена наполовину, а другую оплетал какой-то вьюн.


-Я люблю сюда приходить и вспоминать, как выступала, пела, как маленькие детишки смотрели, открыв рты на своих забавных мордашках.


В ее глазах снова отобразилась тоска, но это было почти мимолетно, а возможно мне только показалось.


-Ты можешь спеть мне?


Улыбка снова засияла на ее лице, поправив прядку белокурых волос, которая упала на глаза, она усадила меня на место перед сценой, а сама словно порхая на крыльях поднялась по ступенькам наверх. Я сидел затаив дыхание, а она запела.


Ветер гуляет средь песков


Уносит печаль через толщу веков.


Смех, улыбки и радость детей,


Все растворилось в пустыне Гретей.


Забыты проблемы, забыт и их быт.


Остался лишь город, что под солнцем лежит…


Но когда-то прекрасен он был, и велик.


И люди любили там кукол своих.


Их делал там каждый,


Будь он молод иль стар


Красивые куклы, их лиц идеал


Красотою своею спасая от бед,


Куклы те пели, и голос сияя,


Словно звезд яркий свет.


Печаль изгонял и сердца тех людей.


Чьи души забыты в пустыне Гретей.


Песня была столь красива, что казалось ее слушает каждая частичка этого мира. Деревья перестали шуметь, ветер стих, даже маленькая ящерка вылезла из своей норы и замерла, словно слушая и понимая, что пела Талия. Представляя город, людей и всех его жителей, я перенесся на сотни лет назад.


Вот сидит отец со своим сыном, оба загорелые, волосы черные как смоль. В руках они держат заготовку куклы, сын показывает отцу получившуюся поделку, в надежде увидеть одобрение, а отец смотрит с любовью, которая может быть только между отцом и сыном, поправляя недочеты, кладет руку мальчишке на голову и взъерошивает волосы, а потом они смеются.


Но вот песня прекратилась, и магия улетучилась. Я не заметил, как Талия спустилась и села рядом.


-Спасибо тебе. – по ее щекам текли слезы.


-Я и не надеялась, что увижу здесь кого то, кому смогу спеть, до того как исчезну.


-Что ты такое говоришь? - сам не замечая, я приблизился к ней. От нее пахло васильками, и от запаха голова шла кругом.


-Как ты можешь исчезнуть?


-Я уже очень давно живу в этом городе. Те, кто меня сделал уже давно мертвы, и моё время тоже подходит к концу.


-В смысле кто тебя сделал?


-Я кукла. Кукла, которую смастерили очень и очень давно. Все то ,о чем я пела эта правда. Кирийон- город славившийся своими мастерами, которые изготавливали кукол похожих на людей. Они вдыхали в них жизнь, а куклы пели им, танцевали и помогали, но люди живут недолго, к тому же очень слабы. Однажды к нам в город пришел странник, у него был сильный жар, и он тяжело болел, мы пытались его спасти, но в один из дней он просто исчез. После этого болеть начали сначала дети, потом старики и взрослые. Выжить не удалось никому, и остались только куклы. Многие из нас сломались в первые дни, не представляя свою жизнь без создателя, а некоторые продолжали жить, в надежде что люди вернуться вновь. Шли годы, века, а никто так и не приходил, магия в нас постепенно таяла и мы исчезали. Вот так осталась я одна.Мое время тоже подходит к концу. Когда я увидела тебя, я не могла поверить, но ты был человеком! Живым человеком! Я очень испугалась ,ведь ты был очень слаб, я помогла тебе, а дальше ты уже все знаешь. Твое появление помогло прожить мне еще, но и это время подходит к концу, но спасибо тебе. Я не могла и помыслить о том, что моё последние желание исполниться.


Я отказывался в это верить. Не может такого быть! Она не может умереть. Как столь прекрасное может просто прекратить существовать. По моим щекам текли слезы, сердце сжала такая боль, что не хотелось жить. Подняв голову и увидев, как она смотрит на меня, мне захотелось обнять ее и не отпускать. Талия словно прочитав мои мысли, приблизилась ко мне и прижала к своей груди. Слезы капали на ее одежду, а я не мог взять себя в руки.


-Сколько тебе осталось? – голос был каким-то странным, чужим, пустым.


-Я думаю еще один день.


-Я спасу тебя. Клянусь, я найду способ помочь тебе!


Пиииип! Пииииип!

Показать полностью
2

Ольф. Обратный отсчет. 6…

Перечитанное послание ничего нового мозгам не сообщило. Света узнала о моих делах что-то новое? От Сусанны или еще откуда? Когда? Нужно вспомнить, в какой момент она отлучалась, чтоб подкинуть записку. До этого мы говорили о документах, еще раньше – о записях съемок с участием моей бывшей…

Может, Сусанна сообщила что-то до моего прихода? Или могла обмолвиться чем-то, что обрело смысл после выяснения отношений. А может вопрос совсем в другом, и проблема будет обсуждаться не моя, а какая-нибудь личная Светина, с которой не может обратиться к мужу. В таком случае почему не помочь, я же теперь заместитель всемогущего по части возмездия. «Нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти». Упомянуто, что касается меня. Каким боком?


Идти не хотелось и одновременно хотелось до вышеупомянутых чертиков. Все решила формулировка «дело жизни и смерти». Как назвать мужчину, который откажет женщине в подобной просьбе? И еще одно подталкивало к встрече: ощущение, что обидел девушку. Договор за ее спиной с последующей игрой на грани (если не сказать – за гранью) выглядел подло. Если не оправдаться, то хотя бы глаза в глаза признать ошибку и склонить повинну головушку.


По назначенному месту встречи у меня, как у местного жителя, вопросов не возникло, тремя поросятами горожане называли три отдельно стоящие шестнадцатиэтажки в строящемся районе. Барражирование вдоль прилегающей улочки закончилось строго в оговоренное время, но Света появилась не одна, ее сопровождал Руслан. Постоянное беспокойное оглядывание девушки нервировало парня, он крепко вел ее под руку. Света, в конце концов, смирилась. Через пару кварталов они прибыли к подъезду старой пятиэтажки. Я снизился до предела, чтоб долетали голоса.


– Спасибо, Русик, иди. Можно было не провожать.

– Ничего, мне не сложно. – Рыжий чертяка словно чувствовал что-то, интуиция заставляла поступать наперекор женским прихотям. – Может, с тобой остаться? Что мне дома одному делать?

– Здесь и спальное место единственное, и ночь будет бессонная, а тебе с утра на работу.

– Хотя бы на минутку зайду, здоровьем поинтересуюсь.

– Ты о чем, какое здоровье?! Не береди душу, ему и так плохо.

Руслан молча втолкал Свету в подъезд, дверь за ними захлопнулась. Правильно, если повод не найден, а душа не на месте, нужно поступать по велению сердца.


Корабль стал кружить около окон. Люди жили обычной жизнью: ужинали, смотрели телевизор, ругались, мирились. Многие уже спали. Ни в одном новом окне по этой стороне свет не зажегся, а там, где не зашторено, парочка не объявилась. Я перенесся на другую сторону дома.

Повезло почти под конец: Руслан со Светой обнаружились на пятом этаже крайнего подъезда. На кровати лежал больной, парочка перекинулась с ним несколькими словами. Пока девушка переодевалась в домашний халат, взгляд Руслана пробежался по пустым помещениям. Парень успокоился. Света занялась лекарствами на прикроватной тумбочке, и он отбыл, пожелав на прощание что-то приятное.

Теперь девушка засуетилась. Ее принесло в прихожую, сорванный с вешалки плащ напяливался прямо на халат, потом Света бросилась что-то сказать оставляемому в одиночестве больному. Корабль через крышу дома перелетел на другую сторону: отошедший на достаточное расстояние Руслан снизил скорость, в глаза бросилась пустая лавочка, и он уселся лицом к подъезду.

Ох, Света, и не хочется в таких делах помогать, а не помочь тоже будет не по-человечески. Она уже вделась в туфли, ручка квартирной двери уже проворачивалась…


Тук-тук. Можно даже сказать – дзинь-дзинь, поскольку под костяшками пальцев было стекло, а стучать пришлось громко.

– Света! – Я помахал рукой с узенького захламленного балкона.

В первый миг ее лицо прекрасно заменило бы «Крик» Эдварда Мунка на какой-нибудь выставке.

– Ты?!


Туфли и плащ полетели обратно, она бросилась отворять балкон. Стеклянная дверца выводила в единственную комнату, где находился больной.

– Входи. Ты это… Как?!

Мой палец показал на крышу:

– Оттуда. Проследил и спрыгнул. Хорошо, что успел. – Света состояла из одних вопросов, и я нанес упреждающий удар. – Всего рассказать не могу, но с некоторых пор я немного иллюзионист. Такие фокусы с элементами каскадерства нужно отрабатывать многократно, вот и тренируюсь при первой возможности.


Врать, конечно, нехорошо, но правда привела бы к сомнению во вменяемости. Либо потребует подтверждений. То и другое не есть хорошо в моей ситуации. Сказанное устроило девушку, она посторонилась. Тесная комната поражала убогостью, обстановка осталась еще с советских времен: кровать со стальными спинками и продавленной металлической сеткой, на стене ковер с оленями. Еще – кресло-кровать в углу, заваленный барахлом одежный шкаф и старенький телевизор. На полу протертый до серого основания ковролин.

– Все деньги уходят на лекарства. – Перехватив мой взгляд, Света опустила свой.

Укутанный одеялами больной спал. На вид – парень моего возраста, светлый, чем-то похож на Свету.


– Брат, – подтвердила девушка. – Я дала снотворное. У него полиартрит, суставы почти не двигаются и страшно болят. В свое время неправильно диагностировали болезнь и долго лечили не от того, а теперь уже поздно. До конца жизни будет на гормонах и обезболивающих. Двигаться он может с трудом и только на костылях, в основном лежит. На днях боли просто нестерпимые были, не вытерпел, наглотался таблеток, еле откачали. Теперь дежурим по очереди – большей частью мама, иногда тетя, а сегодня я.


С окружающим разобрались, перейдем к цели визита.

– Зачем вызывала? – спросил я. – Что-то случилось? Узнала что-то важное?

– Да. Что вы с Русиком меня развели и оставили в полных дурах.

Я вздохнул: ничего нового, продолжаем расхлебывать старую кашу. Устроенная Русланом проверка едва не стоила ему семейного счастья, теперь еще и мне приходится оправдываться.

– Мы с ним закрыли вопрос, тебе не надо ни о чем беспокоиться.

На меня вскинулся предельно откровенный взор:

– Ненавижу быть обязанной.

– Ты никому ничего… – начал я.

Меня перебили с непередаваемой горечью:

– Плевать на ваши договоренности с высокой колокольни. Это решили вы. За моей спиной.

Так и было. Я виновато разглядывал носки своей обуви.


– По-моему, – продолжила девушка, и бездонные колодцы грозно сверкнули, – вы оба поступили по-свински. Думая только о себе, вы ни на миг не представили, как в этой ситуации буду чувствовать себя я. А я тоже человек, как ни странно. Руслан мне заплатит за свои игры по-своему. С тебя другой спрос. Меня муж предложил в качестве компенсации или платы, не знаю, как вы это формулировали, и ты согласился. И победил. Теперь я чувствую себя подвешенной над пропастью с дерьмом, ниточка тоненькая, и пахнет все отвратительно. Чтобы снять меня оттуда, ты должен исполнить свою часть договора, и мы в расчете. Поэтому я тебя позвала.


То ли у женщин стыдливость по-другому работает, то ли это особенность вполне конкретной Светы, но вывалила она все, не опуская взгляда, так что смешаться пришлось мне. Проблема, с которой она пришла, вроде должна была меня порадовать, но перед глазами встало лицо Руслана. Света ждала, стоя напротив, глаза продолжали глядеть в упор.


– Ты же не хочешь…

Она перебила:

– Хочу, чтоб ты совершил поступок, достойный мужчины, который держит слово, а не меняет его по десять раз на дню. Для меня это важно.

Спрятанное за вырезом халата нервно вздымалось под действием мыслей.

– Дело жизни и смерти? – с легким сарказмом процитировал я.

– Конечно. – Света криво усмехнулась, когда мои глаза упорхнули в сторону. – Разве нет?


Как же хотелось ляпнуть противоположное. Последние приключения с Челестой выбили из колеи, организм требовал компенсации. Странный выверт судьбы предлагал мне отличный вариант возмещения, причем одновременно списывались некие убытки противной стороны. Одной гранатой всех зайцев, разве не мечта охотника? Симпатичной лампе срочно требуется джинн, лампа едва потертая, б\у, но в идеальном состоянии. Скрытых неисправностей не выявлено, пробег минимальный, один владелец.

Проблема в последнем слове. Блаженны неведающие, но не хотелось видеть в этой роли честного Руслана. Я справился со своим вторым обезьянньим «я».

– Нет.

Ответ Свету не удовлетворил, ей еще было, что сказать.

– То есть, со всей уверенностью утверждаешь, что не хочешь получить выигрыш в полной мере, а не так, как получилось согласно переговорам со стороной, не заинтересованной в твоем успехе?


Рядом во сне посапывал парень, было некомфортно вести подобный разговор в чужом присутствии, пусть даже нас не слышат. Свету это не волновало.

– Я привыкла отдавать долги, и пока это не произойдет, мне не по себе.

Пронзительность и бездонность жгли и топили одновременно, выплывать все труднее. Пришлось ткнуть в неприятное.

– И позабыв о муже, ты хочешь, чтоб я…

Напоминание озлило, Света перебила:

– Не хочу ничего невозможного: просто чтоб ты признал себя виноватым и согласился возместить нанесенный моральный ущерб. Давай по пунктам. Признаешь, что поступил как последняя сволочь?

– Не соглашусь с прозвучавшим определением, но доля правды…

– Короче, виноват?

– Да.

Света повеселела.

– Какой вид возмещения можешь предложить?

Взгляд буровил меня, сходясь где-то внутри черепа, где возникал маленький ядерный взрыв.

Кашель прочистил горло, я осторожно принялся формулировать ответ:

– Тот, который предполагался выигрышем, отменяется однозначно.

– Почему?


Прямой вопрос требовал ответа не только столь же прямого, но и неотразимого. В душе с переменным успехом шла борьба морали с практическим расчетом, и пока бубнящее «А действительно, почему?» сознание отвлеклось на подсчет результатов, губы вытолкнули:

– «Не возжелай жены ближнего своего». Как и «не убий», «не укради»… Выше этого не должно быть ничего.

– Удивлю, но проблемы нет. – Света указала мне на сложенное кресло-кровать. Когда я опустился, она бесцеремонно примостилась рядом на подлокотник. – Я специально нашла библию, чтоб из подлинника узнать, на что все так упорно ссылаются. Итак, Второзаконие, пять-двадцать один. Если можешь, процитируй злополучную заповедь целиком и дословно.


Злополучную? Возможно. Что-то в организме тоже так считает, и я постарался:

– Не возжелай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего.

Перед глазами гладко блестели коленки, полы раздваивающегося халатика теперь не скрывали их. Собственно, разъехавшееся под поясом одеяние теперь мало что укрывало. Сидя полубоком, девушка еще больше развернулась – всем фронтом, почти лицом ко мне.

– Трудно увидеть новое в том, что давно знакомо и навязло на зубах. Никто и не видит, а ведь все до ужаса просто. Отбрось привычные шоры, читай не то, как понимаешь, а то, что написано. Ну?! Ни слова, ни буквы здесь не содержится о ближней твоей, ограничения касаются исключительно мужчин!

– Как же, – поспорил я, – кроме жены и рабы все остальное двуполо. Да и это в наши толерантные времена…


– Книга Левит, двадцать-тринадцать: «Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость». И все, больше на эту тему нигде ничего. Заметил, ни слова про женщин, которые ложатся с женщиной, опять половина Земли выведена за скобки. Так и в упомянутой заповеди. Жена, вол, осел, раб, рабыня присутствуют, а мужа нет. Вывод: не нужно замужним женщинам блюсти эту заповедь, она лишь для сильного пола. Может, потому он и сильный, что даже заповедей ему больше полагается. Так и идет испокон веков: мужчины сильны, а женщины женственны. Женственны – значит сексуальны. Это факт, данный нам со времен творения. У иудеев, к примеру, сексуальность – не грех. Иудейка даже развод может получить, если муж не устраивает как мужчина. Вернемся к библии, которую ты любишь цитировать. С помощью первоисточника мы только что доказали, что согласно Писанию женские желания священны, и веками считавшееся для женщин запретным – будучи примерной супругой продолжать желать – на самом деле разрешено! Иными словами, как давно известно и тоже не подвергается сомнению, чего хочет женщина – того хочет Бог.

Лицо у Светы пошло пятнами, взгляд заметался, голос задрожал. Ведомый гравитацией халатик на плече сполз чуточку вниз и, кажется, собрался ползти дальше. Я перехватил его, руки старательно запахнули на девушке обе разошедшиеся половинки, наглухо спрятав другие половинки. У них уже был хозяин.


Света сжалась в комочек. Видимо, она не так представляла окончание богословской дискуссии. Тихо раздалось:

– Что же молчишь? Нечего сказать?

– Скажу, что все это неважно. Даже если ты вывела себя из-под удара, как наивно представляешь, то сказано: «Не возжелай жены ближнего своего». Жены! Значит, меня это касается. Умываю руки.

Света хмыкнула.

– Ближнего своего, – лукаво и как-то очень довольно повторила она. – Когда это Руслан, которого практически не знаешь, стал тебе ближним?


Резонно, черт побери. И кто сказал, что у женщин плохо с логикой?

– Может, когда отдал приведенную тобой девчонку всем желающим? – упорно продолжила Света давить в больное место.

– Ты что-то знаешь? – Меня всколыхнуло, в сердце снова закопошились ежи. – Кто еще?

– Успокойся, это я фигурально. Лаврик мне тоже не нравился, все время приставал, хотя знал, что с ним Русланчик сделает, если что. А сделал ты. Кстати, спасибо. Поделом ему.

– Живой хоть? – запоздало осведомился я.

Судьба мерзавца меня не трогала, он получил, что заслужил, но не хотелось быть виновным еще в одной смерти.

– Боишься нарушить слишком много заповедей? Успокойся, жив, паскуда. В полицию он не обращался, понимает, что в случае разбирательства светит себе любимому, но на глаза ему лучше не попадайся. Кстати, о заповедях. Вернемся к разговору. Относишь ли ты Руслана к ближним?


Вопрос был основополагающим – ответ предопределял дальнейшее развитие событий.

– Да, – выдохнул я, хотя что-то внутри могуче сопротивлялось. Зато как стало легко, когда слово вылетело! Гора с плеч. Под новое настроение я быстро сменил тему. – Когда вы остались в сауне, Сусанна больше ничего не сказала, что может мне помочь? Случайная обмолвка или незаконченная оборванная мысль… странный поворот разговора… Женщины – существа любопытные, и мне почему-то кажется, что ты не могла не поинтересоваться…

– Ты прав, есть кое-что – Света вздохнула. Она поднялась, халат запахнулся, лицо уставилось в уличную темень – прямо сквозь невидимый корабль. – Я насела на Сусанну с расспросами, отчего у вас искры сыплются при общении, и все узнала.

– Да ну?

И хотелось надеяться, но интуиция посмеялась в лицо и показала язык. Так не бывает. Хотя в жизни бывает все. Но так не бывает.

– Она, ты не поверишь, обижена на тебя. По-настоящему.

– Она?!

Нет слов. Интуиция снова язвительно хихикнула.

– Ты ей не поверил в главном, оттуда все и пошло, – довела Света мысль до конца.


Мозги проштудировали взаимоотношения и диалоги, главного не нашлось. Точнее, главное – обвинение в том, чего не было. Как поверить, что это неправда? Ведь свидетель произошедшего только она, других нет. Пропажа документов, которая дарит убийству мотив и не дает настаивать на самообороне, озвучена именно этими губами уточкой, так, оказывается, обиженных на меня, что, дескать, в чем-то не доверяю. Вот ведь я сволочь какая, оказывается.

– Она говорила тебе правду, ты не поверил. Тогда ей пришлось врать.

– Не только тогда, – сообщил я. – И в том, что рассказываешь сейчас, тоже. Потому что ее правда могла бы спасти меня, а она наоборот.

– Она говорит, что каждая вскрытая ложь вызывала следующую, а если бы ты поверил с самого начала…

– Ясно. Давай оставим эту тему.

– Я хотела помочь. Просто Сусанна очень просила донести до тебя эту мысль, если мы вдруг встретимся: что у тебя был ответ на все, но ты его откинул, начав позорные драчки и выяснение отношений.

– Достаточно про нее. Как дела у Руслана?

Света вздохнула. Кажется, она действительно хотела помочь, и моя реакция разочаровала.

– У него все нормально. Любит свое оружие и иногда меня.


Прихожая огласилась звонком. Свету подбросило:

– Поздно, никто не должен прийти. Странно. Сейчас посмотрю.

– Это наверняка Руслан. Переживает за тебя. Знаешь, иди домой, я посмотрю за братом. Не бойся, опыт сиделки имеется.

– А что скажу Русику?

– Что снотворного дала, что брату лучше, что тебя сейчас подменят. Иди.

– Если Русик тебя здесь увидит…

– Балконную дверь за мной не запирай, только прикрой. Я сейчас вылезу на крышу, затем вернусь.

– Хорошо. Хоть какой-то от тебя толк. Брать здесь нечего, но если с Митей что-то случится…

– Если случится, то только хорошее, уверяю.


Припаркованный к бортику корабль принял меня обратно в свое нутро, девушка в этот момент открывала.

– Здорово, что вернулся. – Она опять засуетилась, переодеваясь из халата в уличное. – До утра я свободна. Пойдем домой.

Света утащила ошалевшего Руслана, в захлопнувшейся двери провернулся замок.

Я вернулся к кровати. Для созревшего плана мог понадобиться димедрол, нужное как раз лежало рядом с больным, и карман вспух над одноразовым шприцом и ампулой.

– Митя, значит? Пойдем, Митя, тебя ждут невероятные приключения.


Под одеялом спящий парень оказался одет в длинную ночную рубаху на манер женских. Подхваченное на руки тело оказалось невероятно легким, словно кости у него, как у птиц, внутри пустые. Балконную дверь я притворил, чтоб казалась закрытой, свет везде выключил.

– Ну, Митя, попробуем. Ничего не гарантирую, но все в жизни бывает. Кораблик, помоги!

Нужное место на глобусе я знал весьма приблизительно, но примерно попал, а предельная точность не требовалась. Затем я лег рядом со спящим больным, медальон распространил объятия на две шеи. Через некоторое время под нами во тьме простерлись снега. Это район Оймякона, полюс холода. До местных рекордов далеко, но под минус пятьдесят сейчас должно быть. Корабль по моей просьбе стал полностью невидимым – проницаемым для света, звука и запаха… но не для мороза. Пока.


Кажется, я немного вздремнул. Недолго, если судить, что ночь еще продолжалась. Главное если могло свершиться, то уже свершилось, иначе корабль не дал бы мне проснуться, оберегая от опасности незаконченности. Он такой, уже знаю.

Медальон занял законное место, я поднялся. Несколько ударов по щекам привели парня в чувство.

Оказавшись подвешенным над землей вместе с незнакомцем, он не сильно удивился. Глаза обвели мрачные снега внизу и не менее угнетающую тьму вокруг.

– Встань! – с надеждой объявил мой торжественный голос.

Парень встал. Я почувствовал себя Иисусом, воскресившим Лазаря. Спасибо, кораблик, я верил, что это тебе по силам.


Мы стояли рядом будто на облаке, только без облака. Митя в белой хламиде-ночнушке, я в джинсах и рубашке – нормальный такой сюр для мозгов, выплывавших из бессознательного.

– Что это? – Голос парня был спокоен и отстранен. – Где я?

– В аду. – Мысленный приказ заставил корабль стать проницаемым для мороза.

Тела словно окунулись в ледяную прорубь, стало ломить и выкручивать конечности, Уши будто кусачками прищемили. Потекли слезы, но они сразу же примерзали к щекам и переносице, их вымораживало.

– Разве ад такой? – Митю происходящее не трогало, хотя он болезненно сжался. – Здесь хорошо, можно сразу замерзнуть и не мучиться.

– Откуда тебе знать, каков ад? Он для каждого свой. Но если нужны сера и огонь, нет проблем.


Я ликвидировал холод, и два висевших в воздухе человека бесшумно понеслись в ночь. Ни волосок не дрогнул, хотя вокруг все летело до смазывания в не успевавших реагировать глазах. Митя совершенно не волновался. Кажется, он еще не решил, как относиться к происходящему. Вскоре корабль висел над камчатскими вулканами.

– Хочешь туда?

Внизу клубилось нечто страшное, огненно-вонючее, отвратное.

– Не хочу. Я сплю?

– Да. Но все, что ты видишь, реально. Если ты поранишься, рана возникнет на теле в кровати. Если замерзнешь, задохнешься или обгоришь насмерть – никогда не проснешься.

– Хороший вариант. После такого не захочу просыпаться.

Пришлось мысленно выругать себя. Дальше я подбирал слова осторожнее:

– Ты слишком много на себя брал, решая за силы, о которых не имеешь понятия.

– Плевать мне на эти силы. Что я такого натворил в детстве, чтоб заслужить жизнь бревна? Или расплачиваюсь за чужие грехи? За что меня приговорили к аду наяву?

– Согласен, твоя жизнь была адом, но ты ничего не понял. Испытания даются, чтоб научить на будущее, а не наказать. Как сейчас себя чувствуешь?

– Как обычно во сне. Все чудесно, ничего не болит, ноги ходят. Если во сне я вдруг догадываюсь, что это сон, то взлетаю. – Его руки широко раскинулись, парень несколько мгновений прислушивался к внутренним ощущениям. – Нет, сейчас не так. Не взлетается. – Взгляд переместился на меня, впервые начав с интересом разглядывать. – Кто ты?

– Твой ангел хранитель. Ты очень нехорошо обошелся со мной, решив самостоятельно решить свою судьбу, которая в будущем должна была принести людям немало хорошего. Вынужден поставить тебя перед выбором: делать окружающих счастливыми или думать только о себе.

– Я даже ходить не могу, как делать что-то для других?

– Просто. Начни с тех, кто тебя любит. Они могли бы стать счастливыми сами и осчастливить кого-то еще, а тратят жизнь на ухаживание за тобой.


Теперь мне хотелось солнца. Здесь темно, значит, если вспомнить географию, светло… к примеру, в Южной Америке. Не вызывая глобуса, я отправил корабль в знакомое место, где были с Челестой. Одновременно раздался приказ сделать нас невидимыми снаружи, но внутри чтоб все осталось как есть.


Корабль завис над пирамидой Солнца в Теотиуакане. Сзади подпирала гора, по бокам располагались пирамида Луны и Цитадель.

– Это Дорога Мертвых. – Я указал вниз на окруженный пирамидками и храмами древний проспект, по которому сейчас топали сотни туристов. – Не смущает сочетание слов?

– Если живые иногда не могут ходить, почему у мертвых не может быть наоборот?

Я внутренне чертыхнулся. Сложно понять другого, в чьей шкуре никогда не был. А надо.


– Сейчас у тебя имеются ноги и выбор: дорога смерти или дорога жизни. Одно приведет в мороз и серу, другое через долгую жизнь к Солнцу. Понимаю, сейчас ты обижен на жизнь, но и она обижена на тебя за нытье и даже полное отрицание. Поэтому выбор сделаешь завтра, когда проснешься. А сейчас мы полетим к морю. Не за чем-то, просто. Был когда-нибудь на море?

– В далеком детстве.

– Плавать умеешь?

– Не знаю. Раньше умел.


Корабль уже несся к ближайшим курортам Мексиканского побережья, вскоре внизу появились отели и огромная лазурная лагуна. Невидимые окружающим, мы парили над их головами, выбирая место, где никто не помешает. Для Мити даже скромный пляжик оказался раем – после демонстрации ада, как я его хотел показать для устрашения, и ада его собственной жизни.


– Иди. – Мы приземлились у морской кромки, моя рука махнула на набегавшую пенившуюся массу, поражавшую мощью и жуткой красотой. – Рубаху сними, намочишь.

Парень послушался, песок взлетел от быстрых шагов, в воду с плеском ухнуло бледное тонкое тело. Хорошо, что у него мысли далеко, а то спросил бы, почему во сне одежду мочить нежелательно.


(продолжение следует, осталось пять постов)

Показать полностью
3

Ольф. Обратный отсчет. 7…

Чтоб поразить воображение, корабль завис в определенном месте, ради которого знающие люди преодолевают тысячи километров. Мы, собственно, тоже. В этих видах можно снимать фантастический фильм без компьютерной графики – внизу расстилался натуральный марсианский пейзаж. Чудовищные каменные столбы торчали из зыбучих песков – как острые, так и оплывшие, словно пережившие ядерный взрыв. Одни похожи на гигантские зубы и зазубренные наконечники пик, другие – на купола и надгробия. Некоторые напоминают минареты, если не брать сравнения более фаллические. А вокруг все неимоверно желтое. Так не бывает, глаза отказывались верить. Разрушение дюн пожарами и выдувание песка создало эти тысячи каменных зубов, многие из которых по высоте сравнялись бы с большими деревьями, если б здесь что-то росло.

– Иль туа пьянэта?* – Ладошки изобразили шар, затем указали в небо.

*(Это твоя планета?)

Судя по жестам, Челеста решила, что перенеслась на другую планету. Об этом сказали глаза-тарелки и шмякнувшееся о край постели безвольное седалище – ноги забыли, как стоять. А легкие – как дышать. А сердце…

Сердце ее остановилось на минуту… и вновь забилось – радостно, весело: между инопланетных скал прыгал вполне земной кенгуру. Вдали появилась еще парочка.

– Аустралиа?*

*(Австралия?)

– Си, синьорина.

Осталось непонятно, довольна она или огорчена. Кажется, то и другое.

Когда мы приблизились, чтобы рассмотреть попрыгунчиков как в зоопарке, из тени камня выглянул и покрутил кожистой головой недовольный варан. По ядовитой желтизне почвы проползла змея.

Корабль сел, я достал лук и пару стрел. Челеста недоуменно взглянула:

– Ай инициато спарарэ алла лучертола?*

*(Собираешься застрелить ящерицу?)

Пальчик показал в сторону змеи и варана.

– Ноу.

Не знаю, что она спрашивала, но смотрела не туда, а потому – ноу.

Ее руки останавливающе вскинулись:

– Соламентэ нон уно кангуро!*

*(Только не в кенгуру)

В ответ я мотнул головой в другую сторону.

– Ки э?!*

*(Кто это?)

В сотне метров от нас выискивал что-то среди песка и камней огромный эму. При вскинутой голове – вылитый бронтозавр с отрезанными ножками. Зато на двух тонких и длинных своих. Если силуэт плывущего лебедя раскрасить серым, поставить на ноги цапли и во много раз увеличить – вот вам и эму.

Стрела легла на полочку лука. Пальцы взялись за тетиву. Нога шагнула вперед, к выходу – пусть австралийский страус видит противника, пусть принимает меры. У животного ноги, у человека лук – все, как в пещерные времена.

Зачем-то я оглянулся… и оружие опустилось. Умоляющий взгляд девушки говорил сам за себя.

– Ладно-ладно. Спасем природу. Хотя жареное мясо уже снится.

Лук отправился на место.

– Скузи. Ла мадре пьетоза фа иль фильол тиньозо.*

*(Прости. У жалостливой матери порченные дети)

И мы просто вышли.

Но сначала возникла заминка с одеждой. В такое пекло – в чем? Челеста вспомнила про созданный в первый день комплект из камуфляжа, грудку и талию опоясали тонкие полосочки, где у второй имелась еще нижняя перпендикулярная часть. Чуточку фривольно, но вполне приемлемое бикини хэнд-мейд. Мне понравилось. А с одеждой для себя – проблема. Что у меня самое легкое? Семейники. Непредвзятый взгляд примет за шорты, но я как-то не решился. Влезать в сделанные из моих брюк девичьи шорты тоже не хотелось, вдруг порву? Она так старалась. В общем, обошелся майкой, джинсами и Калашниковым за спиной. Как уже не раз говорил, не люблю неожиданностей, оттого и.

Естественно, наше появление всех распугало.

Жар пронизывал до костей. Иссушающий, изничтожающий. Или так повезло с погодой, а в другое время намного лучше?

Рука в руке. Счастливые лица. Пусть жара, но до чего же здорово!

Раскаленная пустыня заставляла держаться тени известняковых зубов. В песке попадались мелкие острые камушки. Челесте было все равно. Счастливя фигурка носилась по земному Марсу, чувствуя себя пришелицей из другого мира. Да и являясь. Не менее часа прошло, пока пропитанные потом и впечатлениями мы вернулись на корабль.

– Хватит ада. – Руки легли на рычаги управления. – Полетим в рай.

Челеста, конечно, не поняла. Выразительная пантомима, полная милых ужимок, изобразила душ.

– Потом.

Девушке пришлось смириться. Надеюсь, она не пожалеет, потерпев с купанием. Потому что…

Внизу раскинулись горы и долы соседней Новой Зеландии. Корабль взял курс на полуостров Коромандель – не путать с Коромандельским побережьем Индии, хотя название увели как раз оттуда.

Глаза разбегались: под нами – горный хребет, вулканы, девственные леса, одиночные скалы, расположенные в самых причудливых местах, песчаные и каменные побережья… Чтоб дать общее понятие: если Камчатку уменьшить в сто раз и перенести в южные моря – вот оно самое и получится. Десять городов разбросаны по былой вотчине золотодобытчиков, здесь же находятся коммуны хиппи и «экологов», которые убежали от цивилизации. Все это перемежается фермами, отелями и деревнями местных жителей. Через залив на горизонте виднеется крупнейший Новозеландский город Окленд. Набычившийся вулканчик, которого как бы поставили в угол за плохое поведение (отодвинули в воду и оставили в одиночестве) дымится белым паром, со стороны прикинувшись, что запутался в облаке. Так подростки курят тайком, стараясь, чтоб взрослые не заметили.

Я медленно водил рукоятками. Под нами высились двухтысячелетние деревья каори, напомнившие дом синекожего народа нави из знаменитого фильма, проносились знойные пляжи, влажные леса с доисторическими папоротниками, горячие озера, уединенные бухты, невероятные утесы, не описываемые словами, ибо такое только видеть надо… Прибрежные ландшафты рвали глаза и сердца. Коралловые рифы, удивительные известняковые скалы – с одной стороны полуострова голые, а с другой окруженные невиданными деревьями, растущими прямо из моря… Фактически, это те самые летающие скалы из кинофантастики, только не летают.

Восточное изломанное побережье – четыреста километров белых песчаных пляжей со всей шкалой волнения от штиля до подобия цунами. Челеста забыла как дышать. Отлично, собственно, этого я и добивался. Она прижалась ко мне плечом:

– Сэ нон э джюсто э бен пенсато.*

*(Если это и неправда, то хорошо придумано)

Я долго высматривал нужный мне конкретный пляж – горячий, с геотермальными водами. Говоря по-человечески, под ним течет река кипятка. Людей, которые знали о нем и специально приехали, собралось немало. Основная масса уже отселфилась, сейчас микроавтобусы развозили их по прочим достопримечательностям. Остались упорные, места теперь хватало всем.

– Ке э белло посто! Ольф ти амо!*

*(Какое замечательное местечко! Ольф, я люблю тебя!)

Она видела только море и волны. Все правильно, туристы, строившие на берегу песочные замки, иссушенному телу только мешают, и девушка не понимала, почему я не останавливаюсь там, где вообще никого, то есть, в любой точке побережья кроме этой.

Челеста с неудовольствием оглядела на себе влажное от пота самодельное бикини, но решила не переодеваться. Она права, французское белье здесь неуместно. А я, дуб неотесанный, нормальными плавками так и не обзавелся. Ничего, народ здесь толерантный, потерпит. Или посчитает за последний писк моды.

Девушка с восторгом смотрела наружу, ножки чуть не подпрыгивали, взор с нетерпением встречал каждую набегающую волну.

Избавившись от штанов и майки, я подтянул сатиновые семейники, быстро поправил расстегнувшуюся пуговичку.

– Престо Ольф. Андьямо!*

*(Быстрее, Ольф, выходим!)

Мы выпрыгнули на пригорке, скрытые нависающим лесом. Меня тащили за руку и подгоняли, я несся к пенистой кромке, спотыкаясь и ежесекундно боясь грохнуться. В голове – только ветер и солнце. Наверное, это и есть счастье. Не знаю. Раньше я такого не испытывал.

Недоуменно взирая на копошившихся в песочке взрослых людей, Челеста сразу бросилась в море.

Я остановился. Пусть малышня тешится в свое удовольствие, а человеку солидному и мудрому нужно делать то, зачем летели в такую даль. Руки превратились в экскаваторы, песок разлетался, словно через минуту начнется обстрел, и нужно успеть закопаться как можно глубже. Затем окопчик расширился, обретая размеры приличной ванной, его, словно древнюю крепость окружил вал.

Этим же занимались все присутствовавшие на пляже. Кроме тех, кто уже выкопал. Ямка у ног быстро заполнялась водой.

Челеста вернулась уставшая, довольная, обтекавшая океанской прохладой. Мокрые кудри смешно торчали, руки балансировали, словно крылышки курицы, пытающейся взлететь – девушка шла по прямой линии, ноги ступали как по натянутой нитке. Придуманная забава отнимала все внимание, и только приблизившись, Челеста очумело замерла, челюсть отвалилась: прямо посреди пляжа я нежился в самодельном бассейне с горячей водой. С приливом он исчезнет, завтра другие выкопают себе новые бассейны. Но сегодня было сегодня. Сверкнули локти и голени, Челеста с разбега плюхнулась ко мне.

– Колорозаментэ! Э меравильозо! Сэй дженио!*

*(Как горячо! Чудесно! Ты гений!)

Она хотела погрузиться валетиком, но овальность дна сыграла злую шутку. Ноги проскользнули под моими, низ тела толкнул под водой мой низ и остановил движение, только крепко упершись. Прибитая «течением», девушка испуганно-взбудораженно замерла. На лице разлился стыд… вперемешку с восторгом произошедшего ужаса.

На мне касание сказалось как свидание синтетических носков с утюгом. Я тоже застыл, подчиняясь накатившему сумасшествию. Голос раздался почти без участия мозга:

– Последним было Астрахань-Новара. Я говорю – Архангельск.

Я не шевелился. Не шевелилась и девушка.

– Кортона.

– Альметьевск.

– Казенца.

– Ангарск.

– Казерта.

– Алапаевск.

– Кальтанисетта.

– Апатиты.

– Квале леттера че?*

*(Какая буква?)

– Ы.

– Комэ?* И? У?

*(Как?)

– Ы.

Девичьи плечики виновато приподнялись:

– Нон со ла читта ди квеста леттера.*

*(Не знаю города на такую букву).

– Уррра! – Мои руки вскинулись в победном жесте. – Я победил!

Произведенное движением колыхание прибило нас друг к другу еще сильнее. Хотя, куда уж больше. Челеста побитым щенком глянула на меня исподлобья:

– Дэво… Пер реголи делла джокка…*

*(Я должна… По правилам игры…)

Чего она так огорчилась? Проиграла? Бывает. Велик и могуч наш ыкающий. Впрочем, все тюркские тоже, без «ы» там никуда. Ясен пень, поскреби русского – найдешь татарина, как сказано главным по литературе. Чирикающая европейка даже выговорить не может.

Она смотрела на меня, в глубине жгучих глаз полыхали вина и смущение. Пальчики перекрещенных рук девушки взялись за верхнюю часть камуфляжного бикини, конструкция медленно потянулась ими вниз.

– Ты чего? Не надо!

– Ио джа пердо.*

*(Я же проиграла)

– Верни на место! Вот так. И не вздумай больше. Люди вокруг.

Нервно оглядевшись, я вдруг понял, что зря волнуюсь, до нас никому не было дела.

Повисла тишина, похожая на боксерскую грушу перед ударом тяжеловеса. Спереди накатывали волны, справа за заливом проглядывал поселок, сзади нависали дебри.

– Пойдем. – Я резко поднялся, жадно-жуткая сцепка вагончиков чавкнула и разбилась, заполняясь водой. – Поищем место поуединеннее. Неуютно мне в толпе, понимаешь? Даже в толерантной.

– Ди нуово суль пью бэлло. Комэ вольо сапэрэ коз ай ин тэста.*

*(Снова в самый интересный момент. Как же хочется узнать, что у тебя на уме)

Челеста двинулась за мной.

Снимание произошло из-за проигрыша, выходит, итальянская молодежь ничем не отличается от нашей и развлекается по правилам, похожим на те, что и у нас кое-где порой…

Может, зря я остановил?

– Э-э… – Открытый рот быстро захлопнулся, название города не успело вылететь. А если продуюсь? Худшее, что можно вообразить – голый я при одетой спутнице. Потому – не дождетесь, игнорировать природу и без того становится все труднее.

В песке плавно возникали параллельные цепочки следов. Мы брели по уходящему в никуда пустынному пляжу в другую сторону от «хот вотер бич», как следовало из указателя. Впереди на берег выскочило несколько человек в кимоно – белые куртки при черных штанах. Сэмпаев-европейцев гнал престарелый сенсей-японец.

– Ни! Сан! Си! Го! – гремели краткие выкрики, словно он голосом рубит воспитанников в капусту. – Хать! Ку! Дзю!*

*(Два, три, четыре, пять… восемь, девять, десять)

Задыхавшаяся колонна остановилась.

– Хаджиме!*

*(Начали)

Группа любителей японской борьбы приступила к тренировке на пленэре. Мы развернулись.

– Сейчас найдем местечко получше. – Рука нашла руку, я потянул девушку за собой. – Видела, какие пляжи пролетали? Все твои.

В корабле я сразу повел его вдоль изломанных берегов, сверху казавшихся один другого краше. Или просто повезло с погодой. Часто принимаешь что-то за постоянное – и жестоко ошибаешься. Город Солнечногорск назвали так по единственному дню, оправдывавшему название, и таких историй – тысячи.

Челеста присела на кровать, моя рука сотворила царский жест:

– Выбирай, какой больше нравится.

Пляжи манили все. Наверное, поэтому девушка не торопилась. Или просто не поняла.

В одном месте благодаря отливу мы пролетели под гигантской естественной аркой в белой скале, она соединяла два пляжа как проходной дворик. Получилось почти впритирочку. Рядом среди воды торчала скала на ножке высотой с семиэтажку, на вершине росли деревья. Избушка на курьих ножках, только скала.

– Хочешь на вершину?

Приглядевшись, я сам же отмел предложение: остро и опасно, нет смысла.

Донесся тихий голосок:

– Вуой ти фаччо ун массаджё?*

(Хочешь, сделаю тебе массаж?)

– Месседж?* В каком смысле? Ноу месседж. Покажи руками, я пойму.

*(Послание? Нет послание)

Девушка с досадой стукнула себя по бедру. Еще бы. Грустно, когда тебя не понимают. И обидно. Прямо зло берет. Как и меня иногда. То есть, всегда.

– Коза поссо фарэ пер тэ?* – сделала она еще попытку, показав сначала на себя, потом на меня.

*(Что могу сделать для тебя?)

– Не понимаю.

– Квандо иль туо комплеанно? Бёздей!*

*(Когда твой день рождения? День рождения!)

– Бёздей? Прости поросенка. – Я склонил повинную голову. – Не дал тебе отметить по-человечески. Надеюсь, сегодняшний день хоть немного искупает мое свинство?

Я вырулил к понравившемуся пляжу – весьма отдаленному, где число человеко-голов оказалось минимальным, и количество их с приближением вечера быстро сокращалось. Одного от другого отделяли сотни метров. Корабль замер на лесистом холмике, откуда до воды несколько десятков метров чудесного песка.

– Пошли. Просто поплаваем и позагораем без причуд.

Я уже вышел, когда заметил, что Челеста не двигается с места.

– Вуой… Комэ квелли уомини… *

*(Хочешь… как эти люди…)

Странно, устала что-ли? Почему купаться расхотела?

После заминки последовал решительный кивок:

– Ва бэ. Ио ти ло фаччо.Венго тра дуэ минутэ.*

*(Хорошо. Я сделаю это для тебя. Выйду через пару минут)

– Ты идешь?

– Ми аспетти.*

*(Жди меня)

Мах руки указал наружу, кажется, она попросила подождать там.

Если устала, подождет на берегу, а мой организм требовал погружения в соленую жидкость, желательно до полного растворения – как возвращения к истокам. Хотелось сказать «в лоно природы», но первому существительному воспритивились мысли, выбитые напарницей из колеи. Как говаривал герой старого фильма, «Она любит выпить. Этим нужно воспользоваться». Оказывается, в плане проигрыша Челеста – челоевк слова, и если в следующий раз играть в корабле, да еще немного смухлевать, как тогда с Ямалом, моей волей наделенным статусом города… Приятности путешествиям может резко прибавиться.

Оставляемый корабль получил приказ закрыться, как только девушка выйдет, и заросли выпустили меня на открытое пространство. Ни на кого не глядя (ближайшие соседи расположились в немалом отдалении), с шумом и брызгами я бухнулся в желанную прохладу.

Вода приняла как родного. Чудесные ощущения. Волн почти нет, склонявшееся солнце еще яркое, вода изумительная. Сказка.

Одно неудобство: длинные трусы тянули вниз и при каждом движении пытались свалиться. Резинка намокла и не держала. Словом, не плавки. В очередной раз пожалел, что настоящими плавками так и не обзавелся. Нужно это дело поправить. На будущее. Иначе… Либо купаться больше не полезу, либо окончательно потеряю их при очередном заплыве. Нехорошо в компании прекрасной девушки. Собственно, в любой компании нехорошо, но в такой еще и обидно.

Перевернувшись на спину, я плыл некоторое время, глядя вверх, а когда обернулся – остолбенел. Слепой придуро-о-ок. Вот почему Челеста замялась на выходе.

Это был пляж, где отдыхала одна из комунн местных хиппарей, и видимые вдалеке компании, парочки и одиночки одежды не признавали. Только я один…

Именно, что один. Челеста, осторожно ступавшая по песку навстречу, выполнила мое желание остановиться именно на этом пляже. Она конфузливо горбилась, стремясь спрятать вызывающе открытую грудь – маленькую, ладненькую, беззащитную. Но главным было не это. Впервые в жизни она вышла на люди открытая вся. Теперь ее организм мечтал исчезнуть, расплыться, стереться, стать невидимым… но заставлял себя двигаться дальше – с нервно закушенной губой, то и дело желая прикрыться, но пересиливая себя.

Ощущение – как во сне, когда вдруг обнаруживаешь себя без штанов на улице и ничего не можешь поделать. Только это не сон. Ох, дурак…

Лишь в воде девушка облегченно выдохнула, быстрые гребки направили намокшую головку ко мне.

Я шумно выдохнул. Так-с. Мои полосатики по-прежнему сползали, это вносило неудобство и гасило скорость. Но. То, что мешало, могло перестать мешать. Раз так вышло… Черт с ними. Буду как все.

Набрякшая тряпочка была стянута окончательно, весело раскрученную над головой я запустил ее на песок. Свобода! Да будет так.


* * *

Люди, сходящиеся по воле случая и обретающие друг к другу некие чувства, оказываются внизу двухступенчатой лестницы. Первая ступенька: я люблю тебя так, что мне ничего не нужно от тебя. Вторая: я ведь люблю тебя – значит, ты обязан… (далее прилагается список). Мне очень не хотелось оказаться очередным лестничным бегуном, и я гнал мысли, способные увлечь в эту лавину.

Но. Вновь стукнуло, причем больно: мы в ответе за тех, кого приручили. Глаза остановились на той, о ком думал, хотя очень старался не думать. А как не думать, когда – вот.

Челеста играла с водой, взбивая вокруг себя недолговечные бурунчики. Прыгала. Падала плашмя. Тонула. Выныривала. Брызгалась. Колотила по воде ладонями. Кружилась. Плескалась. Хохотала. Радовалась жизни.

Девчонка.

Мы сплавали с ней вдоль берега. Помимо активного времяпровождения имело место пассивное, а именно – зрелищное. Дополнительным развлечением стало дивиться на окружающих.

Одна дамочка чем-то расстроилась, кавалер принялся прилюдно ласкать, успокаивая. Не стесняясь посторонних взглядов, ладони гладили по волосам, по тонкой шейке и далее по всему меню, без исключений. Я и Челеста переглянулись – задорно и шаловливо. Как ни странно, мы не были смущены, наоборот, по-иному уже стало неправильно. А то, что действующие лица маленького спектакля голые… прошу прощения, обнаженные… то есть – нагие… Гм. Когда вокруг голые все, это совершенно не напрягает.

Вру. Спутница все же напрягала.

Вообще, здесь не было голых, здесь были с удовольствием отдыхающие. С этим смирился я, этого больше не боялась и, кажется, даже немного радовалась ситуации моя золотая рыбка. Челеста вилась около меня, как дельфин вокруг прогулочного катера, загоняла на глубину, где заставляла нырять, догонять и отбиваться, и все время требовала плавать наперегонки. Теперь у меня ничего не сползало, я легко выигрывал, это ее злило.

– Анкора уна вольта!*

*(Еще раз!)

В конце концов, выдохлись оба. Две мокрые головы рядышком поплыли к месту посадки, руки иногда сталкивались, Челеста мечтательно улыбалась. Я отфыркивался. Никогда не думал, что в двадцать семь лет можно чувствовать себя старцем. Юность побеждала по всем фронтам – от жажды жизни до выносливости.

– Ти пьяче?*

*(Тебе нравится?)

– Да, можно сказать, что я пьян от ощущений. И немного устал. – Совершенно обессиленный я направился к берегу. – Сейчас еще одно место и домой. Хоум!

– Си, джа дормо ин пьеди.*

*(Да, а то уже валюсь с ног, сплю на ходу)

Корабль давно воспринимался домом, да собственно и был им для обоих. Челеста влетела первой, и выемка будуара выполнила роль шлагбаума. Девушка замерла. Но вот лицо налилось решимостью, и переставляемые колени втянули тело на кровать.

Я запоздал, поскольку искал в песке оставленную тряпочку. Сейчас рука задумчиво перебирала ее пальцами, не зная, как приступить к делу. Одеться первым в такой подвисшей ситуации почему-то было неловко, не одеться – тем более. Момент оказался чрезвычайно скользким.

На меня глядели два столь же задумчивых серьезных глаза.

– Ки сиа бэнэ нон си муова.*

*(От добра добра не ищут)

Поза девушки выглядела, будто она ждет приказа. Я бочком опустился на кресло пилота, руки свесились между бедер.

– Хочешь остаться так?

– Коза? Нон каписко.*

*(Что? Не понимаю)

Океанская вода обсыхала, коже становилось неприятно – сухо и солено. Вот же временный выход!

– Ванну! – приказал я.

Челесту провалило в образовавшуюся выемку. Хлынувшая вода заглушила булькнувший вопль, затем над бортиком появилась счастливя голова:

– Квэста э бэлла! Грациэ, Ольф.*

*(Вот это да! Здорово! Спасибо)

Перевода не требовалось. Пока рядом бурлило и мурлыкало, я протиснул корабль к одному из неописуемых каури – дереву размером с одноподъездную двенадцатиэтажку. Сверху разглядеть мешала листва, и корабль просочился между соседних деревьев под крону. По форме каури напоминало раскидистую иву: пышный зонтик сверху, а держит этот растрепанный кверху веник ветвей голый ствол с наплывами.

– Челеста, глянь.

– Э инкредибиле!*

*(Невероятно!)

– Сможешь залезть?

Мокрый лобик удивленно сморщился, пока сознание улавливало связь между указанием на нее и на дерево.

– Сальго су?*

*(Мне залезть туда наверх?)

– Давай! – Я отворил проем перед ближайшей ветвью.

– Ми баньо! – Ладони потерли высунутые из воды плечи, объясняя, что, дескать, занята.

*(Я принимаю ванну, купаюсь!)

– Потом еще раз помоешься, и торопить не буду. А на таком дереве никогда не побываешь. Давай!

Произнеся какой-то аналог нашего «была не была», девушка прямо из ванны сиганула на ветвь. Глаза вспучились, руки обвили «веточку» размером с хороший столб. Дерево не шелохнулось. Аккуратно карабкаясь, гладкокожая обезьянка полезла ввысь.

Обезьяна во мне принялась колотить кулаками в грудину, горло клокотало под едва удерживаемым зовом самца. Срочно нужно предпринять что-то. В моих руках появилась камера, объектив направился на дерево.

– Ке фай?! Змэттила!*

*(Что ты делаешь?! Перестань!)

Девушка скукожилась, ручки изо всех сил старались прикрыться… а как тогда держаться?

– Челеста, сделай красиво, как ты умеешь. Ну? Как фотомодель.

Что радовало – Челеста стеснялась камеры, но не меня. Можно ли считать это шагом к чему-то, или снова заморочки итальянского менталитета?

– Ком э уна фотомоделла?*

*(Как фотомодель?)

Надо же, уловила.

– Нон вольо.*

*(Не хочу)

Смуглая фигурка шмыгнула по ветви, поднырнула под другой, растянулась между двумя следующими. Подтянувшись-съехав-перекатившись, Челеста достигла крайней ко мне ветви. Вопль священного ужаса распугал лес, ступни приземлились внутри корабля, руки метнулись к камере.

– Нет! – Я отстаивал право на память о таком событии. – И не надейся!

– Дамми! Анньенти!*

*(Отдай! Уничтожь!)

Два тела схлестнулись, завязалась борьба. Естественно, я сильнее, однако Челеста не сдавалась, она опрокинула меня и, тяжело дыша, принялась валять по полу. Руки упрямо тянулись к отставленному за голову гаджету, приходилось отбиваться единственной свободной рукой. Когда обхваченная вокруг спины тигрица сумела продраться еще несколько сантиметров, пальцы-когти вцепились в запястье державшей камеру кисти. Я вывернулся, камера отправилась в отворившуюся кладовку, а оттуда вывалилась сумка, в которой некогда на корабль попали застежки-молнии.

Вторая рука освободилась, вместе они напялили сумку на уши прекрасному агрессору, и отбрыкивавшееся создание мощным броском отправилось обратно в набранную ванну.

Сдернутая сумка ударилась мне в спину, сама Челеста осталась за безопасным барьером.

Не оборачиваясь, я аккуратно выводил корабль из-под ветвей. Все это время он не принимал мер по усмирению: угрозы мне или ему в произошедшем не усматривалось. За спину тоже можно быть спокойным, напасть не позволят. А поворачиваться я сейчас никак не хотел. После такой встряски организм бурлил, требовались действия. Что ж, их есть у меня.

Какой-то фермер приготовил к предпродажной сортировке гору фруктов, на которую в эту минуту практически сел корабль. Надеюсь, хозяева не обидятся за несколько штучек?

Прихватив сумку, я спрыгнул, круглые плоды полетели внутрь.

– Нон ай диментикато нэссуно?*

*(Никого не забыл?)

Я задрал голову. Вылезшая из воды Челеста стояла прямо надо мной, ручьи стекали по телу, растворяясь в теле корабля.

– Оккьо!*

*(Осторожно!)

Ноги оттолкнулись, колени поднялись к груди, разнесся визг… и рядом смачно чвакнуло. Из цветной массы появилась обиженная физиономия:

– О диментиканца ун импердонале. Ма комэ?*

*(Непростительная забывчивость. Как же так?)

Вдвоем работа пошла веселей. Полная сумка отправилась на корабль первой, затем я броском с упором под ягодицы закинул туда итальянку и, наконец, взобрался сам. Последним – чтоб не позориться. Мах подбородка указал на сумку:

– Это презент Нине. За беспокойство и вообще.

Обращался к никому – Челеста вновь сиганула в ванну, меня накрыло волной брызг. Я отвернулся.

За окном люди еще купались, здесь купальный сезон только наступил. А у нас…

А у нас в квартире газ.

Фантастический закат раскрасил небо в смесь лилового со всем остальным. Резко темнело, словно небу врезали в глаз. Даже с разницей часовых поясов стоило поторопиться. Меня ждали дела. Межконтинентальный скачок вышел обыденным, человек мгновенно ко всему привыкает. Когда девушка попросила бросить ей халат, мы уже подруливали к многоэтажке с единой балконной решеткой.

Прощай южное лето, возвращаемся в осень.

Я старался не думать о том, что только что произошло. Еще слишком рвется пульс и кипит кровь.

– Ди нуово андьямо да Нина?*

*(Мы снова идем к Нине?)

Весь в сочной грязи фруктов и соли Тихого океана, я напялил на голое тело джинсы со свитером (помоюсь, когда останусь один, а одежду выстирает корабль), руки подняли сумку. Челеста со вздохом облачилась в молниевое платье – самое многоцелевое, из него можно сделать как вечернее, так и топик с мини-юбкой. Мои вид и настроение ее не радовали.

Дилинь-дилинь.

Тусклый взгляд карих глаз. Радостный Нинин. Прощальный мой.

Все как обычно. Мужчины занимаются работой и войной, женщины ждут.

(продолжение следует)

Показать полностью
30

Рассказ "Гость". Часть 4. (18,19,20,21)

Начало здесь.


Глава 18. Стас.


Голос Даши продолжал говорить, поддерживая меня, а я медленно приближался к чужаку.


- Хватит! Заткнись! - неожиданно сказал он, и голос Даши прервался на полуслове. Я замер, а чужак, улыбаясь, встал в боксёрскую стойку и приглашающе махнул мне рукой:


- Что же ты встал? Ты же хочешь показать, кто из нас тут хозяин? Так давай же — иди сюда!


Его глаза, блестя синевой льда, как и прежде притягивали и завораживали, путая мысли и сбивая с толку. Стоило мне на секунду заглядеться в них и, несмотря на всю мою решимость и готовность к драке, я почти пропустил момент, когда он нанёс удар — его рука, буквально выстрелила в мою сторону.


С трудом уклонившись в последний момент, я начал контратаку: сделав короткий замах ногой, я попытался достать бедро противника, но лишь впустую лягнул воздух — чужака в этом месте уже не было.


Не успев удивиться его проворности и понять куда он делся, подчиняясь внезапному чувству опасности, я пригнулся и попытался уйти с траектории нового удара, но тут же понял, что опоздал — удар в челюсть был настолько силен, что меня буквально подбросило, переворачивая и отправляя прямиком в воду.


Нелепо взмахнув в полёте руками и ногами, я с шумом врезался в набегающую волну, захлёбываясь от воды и песка, моментально забивших мне рот, нос и глаза. Чужак, тут же оказавшись на моей спине, локтем придавил мою шею, не давая поднять голову, и я задёргался всем телом, пытаясь скинуть его и сделать хотя бы глоток воздуха.


В момент, когда перед глазами поплыли красные круги, а морская вода хлынула в горящие огнём лёгкие, рука, удерживающая меня, внезапно исчезла, а следом исчезла и тяжесть оседлавшего меня чужака. Я поднял голову, сделал вдох и закашлялся, выталкивая всё, что успело попасть в горло и лёгкие.


С трудом поднявшись на четвереньки и кое-как отдышавшись, я оглянулся, взглядом ища противника, но увидев его, понял, что в данный момент ему не до меня: сидя боком ко мне на расстоянии в пару шагов, чужак не отрываясь смотрел на пистолет в руке человека, стоящего перед ним на берегу. Я перевёл взгляд на нового участника происходящего и обомлел: он был очень похож и на меня и на чужака одновременно, словно был чем-то средним между нами.


Новый участник событий бросил на меня оценивающий взгляд:

- Очухался?


Я кивнул.


- Тогда иди сюда!


Решив, что враг моего врага — мой друг, я, кое-как поднявшись на ноги и шатаясь, по дуге обошёл своего противника и встал в паре метров от человека с пистолетом. Он, перестав обращать на меня внимание, приказал чужаку:

- Лёг лицом вниз!


Вместо выполнения команды тот демонстративно расслабился, принял вольготную позу и нагло ухмыльнулся:

- А иначе что? Пристрелишь?

- Да, - кивнул гость.

- Стреляй, - продолжая ухмыляться, кивнул чужак.


Пистолет полыхнул огнём, и рядом с ногой чужака взорвался фонтанчик воды и песка. Он, не поведя даже бровью, продолжил криво улыбаться:

- Так я и думал.

- Не обольщайся, следующая будет в тебя, - спокойно предупредил гость, но чужак лишь пожал плечами:

- Вряд ли.


Я не выдержал:

- Да какого чёрта происходит?!

- Ответишь ему? - спросил парень, кивая на меня.

- Лучше тебя послушаю, - парировал чужак.

- Ну, меня так меня, - гость, неожиданно вскинув пистолет, выстрелил чужаку в ногу.


От резкой боли, пронзившей правую ногу, я вскрикнул и упал. Ошалело глядя на сквозную пулевую рану в бедре, я схватился за ногу руками, пытаясь остановить кровь, текущую с двух сторон, и завыл, а гость застыл, удивлённо переводя взгляд с чужака на меня и обратно.


Совершенно не обращая внимания на кровь, текущую из такой же, как у меня, раны, чужак спокойно снял рубашку и рывком оторвал рукав. Деловито перевязав рану, он поднял взгляд на стрелявшего:

- Не ожидал?


Не дожидаясь ответа, он поднялся и слегка хромая подошёл к парню вплотную, уперевшись грудью в ствол:

- Если ты ещё не догадался — я и он, - чужак небрежно кивнул в мою сторону, - связаны через его тело. И любая попытка нанести вред мне отразится и на нём. Убьёшь меня — убьёшь его, а значит, умрёшь и сам — ведь, как я понимаю, ты не синхронизирован с его телом, а без контролирующего сознания оно проживёт очень недолго.


Досада, всего на долю секунды мелькнувшая в глазах гостя, не прошла мимо внимания чужака — он самодовольно улыбнулся:

- А ведь тебе снова почти удалось мне помешать! - он выделил слово "снова", и я, забыв о боли, удивлённо уставился на растерянного гостя — он и чужак явно были знакомы раньше. Гость не ответил, и чужак продолжил:

- Я сразу понял, что в моём теле был не этот слизняк, - снова кивок в мою сторону, - а ты. Расскажешь, откуда ты взялся и как тебе удалось попасть сюда?

Эмоции, пробегающие по лицу гостя, калейдоскопом сменяли друг друга: досада, злость, ярость, снова досада и снова злость. Наконец, его лицо застыло с выражением, словно он принял какое-то отчаянное решение. Бросив мимолетный взгляд в мою сторону, он снова посмотрел на чужака:

- Убью тебя - умру и сам?

Чужак кивнул, и гость, не спуская с него глаз, сделал несколько быстрых шагов в мою сторону и сунул пистолет мне в руку:

- Стреляй ты! Если его убьёшь ты — умрёт только он!


Растерянно сжимая пистолет, я переводил взгляд с одного на другого, замечая как в глазах чужака медленно разгорается знакомый злой огонь. Он шагнул ко мне, протягивая руку, и потребовал:

- Дай!


От испуга я отступил на шаг. Запнувшись о собственные ноги и теряя равновесие, я упал на спину, рефлекторно подставляя локти и сжимая пальцы. Выстрел, прозвучавший прямо у меня над ухом, был настолько громким, будто мне на голову надели железное ведро и со всей силы ударили по нему лопатой.

Несколько секунд я полусидел-полулежал, тряся головой и пытаясь избавиться от звона в ушах. Когда шум немного утих, я поднял глаза и остолбенел: в шаге от меня, навзничь, лежал чужак, раскинув руки, а из того места, где раньше был его правый глаз, на песок тягучей струйкой вытекает кровь.


- Да ты снайпер! - протягивая мне руку, улыбнулся гость.

- Я...я… я не специально! - не сводя глаз с изувеченного лица чужака, кое-как промямлил я, и гость снова улыбнулся:

- Тем более!


Он помог мне встать и указал на пистолет, намертво зажатый в моей руке:

- Вернёшь?


Мысль о том, что он может убить меня также, как я застрелил чужака, огорошила, и я отпрянул, наводя пистолет на него:

- Нет!

- Спокойно! - он миролюбиво поднял руки, - Я тебе не враг.

- Я в этом не уверен! Ты тоже хочешь убить меня и захватить моё тело?


Гость молчал, и я понял, что он не хочет отвечать на мой вопрос:

- Я прав, да? Прав?! Значит, ты такой же, как он?! - я махнул в сторону мертвеца, - Но почему?! Почему вы оба решили, что я не достоин жить?! А?! Откуда вы оба взялись на мою голову?! Кто вы такие?!


Под конец я уже кричал, но парень продолжал стоять на месте и спокойно смотреть на меня. Дождавшись, пока я сделаю паузу, чтобы перевести дух, он спросил:

- На какой вопрос ответить в первую очередь?


Продолжать кричать на человека, никак не реагирующего на мои нападки было глупо, и я только вздохнул, опуская пистолет:

- Кто ты?

- Я думал, ты уже догадался, - он пожал плечами.

- И всё-таки?

- Как и он, - парень легонько кивнул в сторону убитого, - я — это ты, но из другого мира.

- И как ты сюда попал?


В этот момент снова раздался голос Даши:

- Стас! Стас! Ты слышишь меня? Стас!


Гость удивленно покрутил головой, ища источник звука:

- Даша?



Глава 19. Горин.


Голос Даши прозвучал так неожиданно, что я не смог сдержать удивленный возглас, от которого успокоившийся было парень буквально подпрыгнул на месте и завопил, снова тыча пистолетом в мою сторону:

- Ты знаешь Дашу?!


Отрицать очевидное было глупо, и я нехотя кивнул:

- Знаю.


Настороженность на его лице сменилась враждебностью пополам с недоверием:

- Если ты из другого мира, то откуда ты её знаешь? Как ты вообще можешь её знать?!

- Она твоя девушка? - вместо ответа спросил я.

- Да, и мы живём вместе! Так откуда ты её знаешь? Ты следил за нами? За мной?

Сложившаяся ситуация явно его напрягала, но пока он был в так взвинчен, рассказывать подробности у меня не было никакого желания, и я просто пожал плечами:

- Раз вы живёте вместе, значит это не та Даша, что знаю я. Хотя, - я улыбнулся, - если она альтер эго моей - видимо, это судьба.


Судя по его лицу, мой ответ вызвал у него ещё большее количество вопросов, и он явно горел желанием их задать, но в зовущем голосе девушки зазвучали истеричные нотки:

- Стас! Пожалуйста! Очнись! Стас!


Он снова занервничал, и я придумал, как его успокоить:

- Послушай! Я понимаю все твои опасения, но поверь, я тебе не враг. Давай сейчас сделаем так: ты, - я прервался, пережидая очередной призыв девушки, - сейчас идёшь и успокаиваешь свою Дашу, а потом возвращаешься, и мы спокойно поговорим. Хорошо?


Помолчав пару секунд, обдумывая моё предложение, Стас кивнул:

- Хорошо. - И тут же, словно что-то вспомнив, добавил:

- Но есть проблема!


Я вскинул брови:

- Проблема?

- Да! Это место! - он повёл руками, указывая вокруг, - Его же не существует! Точнее, оно существует только в моей голове — это моя фантазия, созданная с помощью гипноза, в который меня погрузили — и если я уйду, то всё это, наверное, должно исчезнуть?! Что тогда с тобой случится? Куда ты денешься?


Его слова меня озадачили:

- А правда, что со мной будет?

- Хотя… Если это всё его фантазия…

- А если попробовать самому?


Я повернулся к морю, закрыл глаза, и постарался представить, что в нескольких метрах от берега на волнах качается небольшая лодка с парой вёсел.


- Ох-х — изумленный вздох подтвердил, что у меня что-то получилось, и я открыл сначала один, затем и второй глаз: лодка была точно такая, как я и представлял. Я улыбнулся:

- Думаю, что ничего страшного со мной не произойдёт. Иди, успокой свою девушку.


Стас немного постоял, оценивающе глядя на меня — словно он всё ещё сомневался — стоит ли доверять мне, но затем решился:

- Давай, что ли, хоть познакомимся нормально! - Он протянул, было, мне правую руку, но обнаружил, что держит в ней забытый пистолет. Смущенно улыбнувшись и переложив его в левую, он снова протянул мне правую:

- Стас!


Я широко улыбнулся, протянул руку тоже и, отвечая на его рукопожатие, точно таким же тоном представился:

- Стас!


Он на секунду растерялся, но вскоре тоже широко улыбнулся. Посмотрев на пистолет и, поколебавшись буквально пару секунд, Стас вернул его в правую руку, широко размахнулся и зашвырнул оружие в море. Проследив за всплеском, он обернулся ко мне:

- Надеюсь, он больше не понадобится?


Я улыбнулся и кивнул:

- Думаю, что да.



Глава 20. Горин.


По моим ощущениям, Стаса не было около получаса. За это время, решив немного поэкспериментировать, я "нафантазировал" себе легкий навес на четырех деревянных столбиках и с деревянным же полом, кресло, сигареты с зажигалкой, и запотевшую бутылку пива.


Получилось у меня, конечно далеко не с первого раза: началось всё с банального пляжного зонтика, чтобы просто спастись от яркого солнца, уже заметно напёкшего мне голову, но постепенно я вошёл во кус и, что называется, разошёлся и теперь, допив пиво, сидел в кресле, с удовольствием выпуская колечки сигаретного дыма.



- Нормально ты тут устроился! - Стас, появившись на полоске песка между моей "постройкой" и кромкой воды, восхищенно прицокнул языком, - Получается, что здесь ты можешь придумать себе что угодно?


Выпустив струйку дыма под крышу, я кивнул:

- И ты, наверняка, тоже — это же ты это место придумал, а я так, всего лишь внёс небольшое дополнение.

- Хм... - Он закрыл глаза, а через пару мгновений рядом с моим креслом появилось ещё одно — почти точная копия моего. Я похвалил:

- Неплохо! Мне кресло удалось лишь с третьей попытки.


Польщённый моей похвалой, Стас довольно улыбнулся и плюхнулся в своё кресло. Я протянул ему запотевшую бутылку, создав её, что называется "на лету".


Он округлил глаза:

- Куда мне до тебя!

Я улыбнулся:

- Просто я успел потренироваться. Пара часов, и у тебя выйдет не хуже, а может даже лучше.


Скрутив на бутылке крышку и сделав несколько больших глотков, Стас внимательно осмотрел этикетку:

- Никогда такую марку не встречал.

- Ещё бы, - улыбнулся я, - я же её только что придумал.

- Значит, как минимум, в пиве, наши вкусы совпадают, - Стас сделал ещё пару глотков, - В чем ещё?


Я, припомнив его реакцию после того, как я отозвался на Дашин голос, пожал плечами:

- Видимо, в девушках.


Стас нахмурился, ставя бутылку в выемку в подлокотнике кресла:

- Расскажи мне всё. От начала и до конца: кто ты, откуда, как попал в…, - он запнулся, видимо, подыскивая слово, и вопросительно взглянул на меня, - в мою голову?


Я кивнул:

- Хорошо, но это займёт время, тебя не хватятся?


Стас отрицательно качнул головой:

- Я предупредил профессора и Дашу.

- И что ты им сказал?


Он слегка помедлил с ответом:

- То что знаю: что в моей голове есть другие личности, и они контактируют со мной. Что мне надо время, чтобы выяснить что к чему. И что никакой опасности нет, и со мной всё будет в порядке. Ведь это так? - Он посмотрел мне в глаза, и я ответил ему таким же прямым взглядом:

- Да, Стас, опасности для тебя больше, - я выделил последнее слово, - нет.

- Кстати, - заметно расслабившись, закрутил головой Стас, - а где… ну этот, которого я... кхм... - он запнулся, и я закончил за него:

- Которого ты застрелил?


Стас кивнул:

- Угу.

- Я решил, что он портит пейзаж.

- Ты что? - Стас снова покрутил головой во все стороны, словно ища что-то, - Ты его закопал, что ли?


Я, совершенно не ожидая такого вывода, поперхнулся при очередном глотке и закашлялся, с трудом выговорив следующее слово:

- Закопал?


Не ожидая от меня подобной реакции, Стас недоумённо уставился на меня:

- Ну, а куда ты его тело дел? В море утопил?


Я уже не мог сдержаться и открыто заржал в полный голос. Кое-как прокашлявшись, вперемешку со смехом, я вытер выступившие слёзы:

- Господи, Стас! Зачем мне вообще с ним что-то подобное делать?! Ты только что сам себе кресло придумал! ПРИДУМАЛ! Вот и я придумал, что его больше нет!


Стас, глядя на моё лицо, невольно начал улыбаться тоже. А когда до него дошло, какую глупость он ляпнул, он буквально сложился пополам от смеха.


Несколько минут мы ржали во весь голос, не в силах остановиться. Раз за разом, задыхаясь, я повторял:

- Закопал! - и Стас подхватывал:

- Утопил! - и нас накрывало новой волной истеричного смеха.



Наверное, вместе со смехом из меня выходили все тревоги и переживания, потому что, когда смех стал уже просто истерическим, а мышцы живота горели огнём и из глаз ручьём текли слёзы, я, с трудом делая вдохи, больше похожие на всхлипы, начал успокаиваться, с каждым выдохом чувствуя, как меня покидают та безысходность и моральная тяжесть, что незримо давили всё последнее время. И когда я, наконец, смог остановиться и перевести дух, то почувствовал как мне стало легко и свободно.


Видимо, Стас чувствовал нечто подобное. А может моя истерика, каким-то образом передалась и ему, но он точно так же как и я тёр глаза и всхлипывал, приходя в чувство. Когда мы оба смогли нормально дышать, я протянул ему новую бутылку, следом откупорив и себе. Мы сделали по глотку, и Стас спросил:

- Расскажешь?


Я конечно понял, что он имеет в виду и кивнул:

- Расскажу.



Свою историю я начал со дня, в результате которого и начались мои злоключения — со дня убийства. Словно вернувшись в прошлое и заново проживая каждый день, стараясь припомнить даже малейшие детали и нюансы, я рассказывал свою жизнь, без утайки и прикрас, в течение нескольких часов нещадно выворачивая себя наизнанку.


За всё это время, Стас ни разу не перебил меня. Он слушал молча, лишь изредка задавая уточняющие вопросы или прося объяснить что-то, что в его мире не встречалось. А когда я, наконец, замолчал, то мы оба несколько минут молча смотрели в костёр, который Стас организовал, как только солнце скрылось за горизонтом, напоследок окрасив небо и море оранжево-красным цветом.


Задумчиво покрутив в руке пустую бутылку, Стас взглянул на меня и нарушил молчание:

- Ты мог дать утопить меня, а потом застрелить и его. И тогда тело стало бы твоим. Почему ты меня спас?


Я не ответил, продолжая смотреть на огонь, и Стас, подождав минуту, переспросил:

- Не хочешь отвечать?


Объяснять причины поступка, из-за которого я сам себя лишил шанса на нормальную жизнь, не хотелось, и я покачал головой:

- Не особо.

- Прости, но мне надо это знать! - Тон, с которым Стас произнёс эти слова, заставил поднять взгляд и обнаружить на его лице выражение, словно у него внутри шла серьёзная борьба. Он буквально пожирал меня глазами, ожидая ответ.


Я вздохнул:

- Когда так долго борешься за свою жизнь, то понимаешь её цену. Я просто не смог допустить, чтобы он убил тебя.


Стас несколько секунд "переваривал" услышанное. Видимо, придя к какому-то выводу, он поднялся и, встав напротив, протянул мне руку:

- Спасибо! Я твой должник!


Я молча ответил на рукопожатие, и он, сев обратно в кресло, спросил:

- Что теперь?


Не отрывая взгляд от костра, я пожал плечами:

- Не знаю. Это твой мир и твоё тело, а я всего лишь незваный  гость.



В этот раз Стас молчал несколько минут, как и я, глядя в огонь. Затем он неожиданно спросил:

- Как думаешь, Даша из твоего мира попала в ту же ситуацию, что и ты в теле Станислава Витальевича, и не может дать о себе знать?

- Не знаю, - я пожал плечами, - я же так и не выяснил, была ли у неё хоть какая-то подготовка, да и зачем вообще ей нужен был этот переход.

- А если она "там" — в моей Даше?

- Если бы она вступила в контакт с твоей Дашей, это бы, наверное, как-то проявилось и ты бы заметил. Поэтому, либо её там нет вообще, либо она попала в изоляцию.


Стас опять задумался, а я, чувствуя выжатым себя как лимон, откинулся на спинку кресла и следил за маленькими искорками, взмывающими в небо.


Наконец, он пошевелился и посмотрел на меня:

- Что ты к ней чувствуешь?


Я задумался:

- А правда? Что?


То, что внешне Даша полностью соответствовала моему личному эталону женской красоты, было ясно с момента, как я впервые её увидел. Но, есть ли у меня к ней какие-то чувства, кроме понятного интереса, ответить сложно — слишком мало мы с ней общались. Единственное, что я знаю точно — я обязан ей жизнью.


- Она мне нравится, - я покрутил в руках очередную "придуманную" бутылку, - И она спасла меня. А почему ты спрашиваешь?


Стас поднялся:

- Я знаю, что могу для тебя сделать.


Удивлённо подняв бровь, я смотрел на стоящего парня, ожидая продолжения.


- Я сейчас расскажу всё профессору и Даше!

- Зачем? - я не понимал его задумку.

- И уговорю Дашу выпить снотворное. - Он помолчал, словно собираясь с духом, затем объявил:

- И сам выпью.


Я, совершенно не ожидая подобного, вскочил на ноги:

- Ты уверен?

- Абсолютно!


Он исчез, а я остался стоять, переполняемый чувством, наверное схожим тому, что испытывают дети, когда родители указали им на лежащий под ёлочкой подарок, принесённый Дедом Морозом: безграничный восторг и ожидание чего-то очень хорошего.



Глава 21. Горин.


Конечно, ощущение времени у меня было чисто субъективным, но в этот раз мне показалось, что Стаса не было достаточно долго — не менее двух часов. И когда он появился, я уже не находил себе места, наворачивая круги вокруг наших кресел. Едва он шагнул под навес, я бросился к нему:

- Ну?


Стас улыбался и выглядел необычайно довольным:

- С ней всё в порядке — она ждёт тебя!


Я застыл, и Стас улыбнулся ещё шире, глядя на мою растерянность. Он сел в своё кресло и отсалютовал мне появившимся в его руке бокалом, наполненным, судя по цвету, коньяком или виски. Я продолжал стоять столбом, и Стас махнул рукой в сторону, откуда только что пришёл:

- Иди же!


С трудом двигая ногами, ставшими словно ватные, я шагнул из-под навеса на песок, и пошёл по едва видимым в слабом отблеске костра следам Стаса.

Когда свет костра остался далеко позади, а темнота сгустилась так, что я почти не видел даже свою вытянутую руку, я остановился и посмотрел по сторонам, видя только непроглядную тьму:

- И куда дальше?

- Как выбраться из этого места?


Голос Даши раздался ровно в тот момент, когда я повернулся, собираясь идти обратно:

- Стас!


Как и в прошлый раз, это было так неожиданно, что я застыл на месте.


- Стас! Ты слышишь меня? Открой глаза!


Я недоумевал:

- Они же и так открыты! Только не видно ни черта!


Даша снова повторила свою просьбу, и до меня вдруг дошло — я зажмурился, мысленно стирая всё, что меня окружало, и тут же почувствовал ощущения, что бывают когда "всплываешь" из очень глубокого сна: сначала редко, по одному, но с каждой секундой всё больше и чаще, в моём сознании вспыхивали сигналы от различных частей тела: вот тепло, ощущаемое кожей рук; вот лёгкое покалывание в ноге — видимо, отлежал; вот чья-то прохладная рука легла мне на щёку…


Я открыл глаза, и тут же встретился с встревоженным взглядом склонившейся надо мной Даши. Улыбнувшись, я шепнул:

- Привет, путешественница!


Из глаз девушки покатились слёзы, и она, всхлипнув, также шепотом отозвалась:

- Привет!


(продолжение следует...)

Показать полностью
2

Ольф. Обратный отсчет. 8…

– Мой герой вернулся! – воскликнула Сусанна , а руки приветственно раскинулись. – Ты моя зайка! Нет, волк в овечьей шкуре. Нет – дракон, заколдованный в детстве и вынужденный влачить жалкое существование в образе некультяпистого растяпы. А на самом деле…

Руслан и Света изумленно хлопали глазами. Сусанна заливалась канарейкой:


– Один против всех… С оружием в руках спас бедную девушку от позора… Хотя, не один. Кто была та симпатичная мулаточка? Я не ревную, у всех есть маленькие слабости. Просто любопытно. Совсем на меня не похожа. Специально так выбирал?

– Как догадалась?


Танк «Сусанна» для язвительности непробиваем, он создан для атаки.

– А как она в постели? – прилетело вопросом на вопрос.

– Волшебно. Феерично. Бездонно. Ни брюссельским мальчиком описать, ни к стенке и отрубиться.

Сусанна подозрительно сощурилась:

– Ты что… с ней… не? Угадала?!


Она радостно захлопала. Вот же паскуда интуитивная, просекла. Словно на лбу прочитала.

– Как поняла? – Мои брови подрались за место на переносице.

Неужели я настолько прост и предсказуем?

– Ты же слон в посудных лавках. Если не крушишь очередной магазинчик, а восхищаешься, значит, еще не входил.

Я почесал репу. Присутствующая парочка подавилась смешком.


– Мой герой, ты правильно поступил. Зачем тебе кто-то, когда есть такая я? – Сусанна провела ладонями по своим формам, сделав это так, будто сняла остатки приличий. Влажная простыня лишь подчеркнула ее старания.

Руслан со Светланой заняли диван, кавалер наливал что-то даме, от нас на миг отвлеклись. Эротично склонившаяся Сусанна прошептала:

– Ты отдашь мне запись? В обмен разрешу делать со мной…

– Такой бартер меня не устраивает.

– А какой?

– Ты знаешь, какой. И на что.

– А на это? Подумай.

– Дешевками не интересуюсь.

– Фи, как грубо. И ты еще не все знаешь.

– Знаю достаточно.


– Противный. Так вот. – Словно забыв про меня, Сусанна повернулась к Свете, и речь, которую, видимо, перебило мое появление, продолжилась. – Если вижу во взгляде неприкрытое вожделение – как такой может быть интересен? С ним просто, пресно и скучно. Такой не даст ничего нового. Во всяком случае, такого нового, о чем мечтаю я.

В этот момент она почему-то посмотрела на меня.


Света, закинувшая ноги на мужнины колени и теперь забавно шевелившая пальчиками, подхватила:

– А мне нужна загадка. Игра. Соблазнительные танцы ума на краю сознания. Искрометные эскапады, неожиданные и опасные. Полеты над пропастью. С непременной возможностью упасть. Сомнения, ожидание, радость… чувственный флирт, не переходящий границ приятного… Ведь для чего нужен флирт? Почему он появился? Явно не от желания позлить мужчин, которым всегда подавай горяченькое как можно быстрее. – Ее ладошка ласково погладила рыжие вихры мужа, тот сомлел. – Он возник потому, что стал необходим. Чтобы женщина успела разобраться в себе.


Она снова погладила Руслана, чтоб особо не прислушивался, а просто получал удовольствие.

– И в своих мыслях, – добавила Сусанна.

– И в их мотивах.

– И во избежание ситуаций, грозящих стандартными ловушками.

Света справлялась и без посторонней помощи.


– И чтоб самой расставить капканы и понять, наконец, хочется чего-то большего или не хочется. – Ладное тельце, которое проигрывало моей бывшей в пышности на местах, но брало свое обаянием, прильнуло к голому торсу мужа. Взгляд прыгал с Сусанны на меня и обратно, словно решая какую-то головоломку. – Если женщина поймет, что ей не хочется большего, нужна ситуация, из которой могла бы красиво вывернуться, получив выматывающе-бурное эмоциональное удовольствие от прелюдии, большей частью словесной и славной поступками, которые не переходят в события. И чтоб не наобещать с три короба чего-то ненужного и категорически невыполнимого.

Покосившись на нахмурившегося мужа, она закончила:

– Поэтому я выбрала моего Русика.


Концовка парня удовлетворила, он расцвел. Сусанна хмыкнула:

– Мне тоже сначала показалось, что Руслан именно такой. Повелась. Понадеялась, что, раз пригласили третьей, будет что-то интересненькое. Выходит – подстава?

– Не все скоту масленица, – резюмировал я.

Света покраснела.

– Я согласилась только потому, что Русик попал в передрягу, и это, как он сказал, единственный выход. Иначе еж ему в задницу, а не чужие прелести! – сообщила она в мою сторону, словно оправдываясь.

Взгляд старался не встречаться с моим. Он плавненько перетек на визуальную конкурентку, чья влажная простыня работала одеждой с таким же успехом, как двухлетний ребенок – декоратором элитных квартир.


Сказанное задело Руслана:

– Вообще-то, смею напомнить, ты раздевалась перед Ольфом и провела с ним ночь!

– Провела ночь? – презрительно повторила Света. Лицо ожесточилось, бездонные глаза сумели стать маленькими и злыми. – Напомнить, что люди вкладывают в это понятие?

– Напомнить, как должна вести себя жена в присутствии других мужчин?

– А тебе напомнить, что ты меня проиграл?


– Неправда! Но если хочешь оперировать этим термином, то, наоборот, встретив тебя, я выиграл, выиграл по жизни. Во всех смыслах.

Смертельный номер словесного эквилибриста удался. Света улыбнулась:

– Я тоже.

– Я люблю тебя.

– Я тоже. – Девушка совсем сдалась. Точнее, так показалось, поскольку последовало продолжение: – Но это не значит, что ты можешь играть моими чувствами. Заметь, я уже дважды спасаю тебя, бросаясь на амбразуру собственным телом, а кто, позвольте спросить, виноват? С кого все началось?


Сусанна с удовольствием следила за перепалкой голубков. Мне было не до чужих разборок, назревали свои. Я поднял камеру:

– Сусанна, сейчас запишем видеообращение к твоему папаше, а также для органов следствия. Всё как было. Прошу внимания, сейчас вылетит птичка, следите, чтоб не нагадила.

– Запишу, конечно, все, как скажешь, слово в слово. – Бухнувшись на кушетку, Сусанна закинула ногу на ногу. – Но я не брала.

И ведь как похоже на правду. Артистка, мать ее в Ницце. А вдруг не врет?


– Где же они тогда? Вариантов три. Если не у меня и не у тебя, значит…

– У папы.

– Наконец-то. Если снова не лапша на ровном месте. Но, возможно, истина где-то рядом, продолжай.

Поцеловав мужа, Света отлучилась в сторону прихожей, Руслан с любопытством прислушивался, Сусанна продолжала:

– Он сказал, нужно сделать ответственным тебя, чтоб обезопасить свой дом.

– И они лежат на месте в целости и сохранности, пока конкуренты землю роют, пытаясь отыскать меня?


Как же все просто. Не разухабистую дочку следовало брать за задницу, а главу паршивого семейства. Даже из смерти сына выгоду извлек, гад.

Но что-то я упустил. Что? Какой-то момент остался за кадром.

– Хватит, я замерзла. Давайте сыграем в угадайку! – Сусанна вскочила, хватая со стола полотенце и накрывая им лицо. – Я первая вожу. Кто не спрятался, я не виновата. Убегайте! Кого отгадаю на ощупь, тот, прежде чем водить, влезет на стул и выпьет рюмку с локтя. А если не угадаю, то, соответственно, я. Поехали!


– Приехали, прошу освободить вагоны. – Я сорвал с ее глаз накидку. – Мы не для этого…

– Я – для этого. – Она отпрянула. – Меня пригласили развлекаться, и я хочу развлекаться. Не хочешь – твои проблемы, а другим не мешай. Вы как?

Света как раз вернулась, и две головы синхронно мотнулись в отрицании.

– Как знаете. Тогда я купаться.

Развернувшись, Сусанна пошлепала по холодной половой плитке к бассейну.


Не первый день зная атомную баловницу, я видел ее мысли как на ладони. Настал звездный час задуманного спектакля, его кульминация. Еще только шагая, она представляла, как сбросит льняное покрывало, и ослепший Руслан уронит челюсть, Света завистливо поведет плечиком и мстительно попытается каким-нибудь образом перетянуть мужское внимание на себя. И я среагирую, бросив на нее необходимый взгляд. Потом просто не смогу отвести. А потом…


– Ну и флаг тебе в руки, – сообщил я вслед, бессердечно отворачиваясь.

Руслан принялся нарезать бутерброды. Сусанна не смогла вынести невнимания.

– Флаг-то он, конечно, флаг, – задето пробормотала она, ноги замерли на полпути к бассейну. – Я люблю, когда флагов много. Чем больше знамен – тем крепче армия. Когда древки стоят, а полотнища трепещут…

– В любой войне можно не только победить, но и проиграть, дорогуша. – Я подмигнул следившей за пикировкой Свете и удостоился ответного подмигивания.

Сусанна обернулась:

– Согласна. Поэтому иногда необходимо отступить, чтобы перегруппироваться и сконсолидироваться перед новым наступлением. – Она вернулась за стол. – На чем мы остановились?


– На твоем папаше, который распорядился моей свободой ради барышей.

– Это временно. Потом он все уладил бы, а тебе возместил.

Я с сомнением покачал головой. Чтобы Задольский кому-то что-то возместил?!

Что же не давало мне покоя в новой версии вечной фантазерки? Вроде все логично.

Стоп. Мои брови с подозрением взлетели:

– Тогда что ты искала в комнате Вадима, если не документы?


Вот он, мешающий фрагмент, что не дает сложиться мозаике.

– Расписку. Вот эту.

Сусанна достала сумочку, ухоженные пальцики покопались в ней, и мне в лицо прилетела вынутая бумажка. Я развернул сложенный вчетверо листок.

«Я, Сусанна Задольская, в трезвом уме и здравом прочем, в день рождения моего брата Вадима обязуюсь уговорить трех своих подруг станцевать ему стриптиз, если завалю сессию».

– Так он меня воспитывал. Отцу некогда, попросил Вадика заняться моими проблемами с учебой. Тот занялся.


– Насколько помню, позапрошлую сессию ты все же завалила.

Сусанна ухмыльнулась, что-то припомнив:

– Инна с Наташкой расплачивались. Те, которых ты у Райки видел.

– Даже боюсь спросить, как.

– А ты не бойся. Рассказать?

Заодно Сусанна метнула взгляд на Руслана, стушевавшегося под одновременным взором супруги. Нож в его руке нервно застучал по колбаске. Словно по упущенным возможностям.


– Привет им передавай, – сказал я. – Надеюсь, у них все хорошо?

Пусть со скрипом, но Рая все же помогла мне.

Сусанна ухмыльнулась:

– Разбили машину, когда возвращались с вечеринки, где ты навел шороху. Непонятно, как сами живы остались. Машина – вдребезги, восстановлению не подлежит. Говорят, кто-то под колеса бросился, едва не наехали, Инка вырулила в столб. Помнишь, в каком состоянии они были? Анюта с Натахой вырубились еще по дороге, очнулись, только когда «скорая» приехала.


Света передернула плечиками:

– Водительница пьяная, что ли, за руль села?

– Вусмерть.

Света презрительно отвернулась. На лице написалось: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу кто ты».


Руслан все это время с удовольствием разглядывал мою бывшую подружку и, судя по масляной поволоке, даже строил какие-то планы. Теперь он встрепенулся и немедленно отчитал жену:

– Если судить людей по окружению, идеалом признали бы Иуду.


Я внутренне поаплодировал. Прелесть, а не формулировка. Такое жонглирование словами даже убийство превратит в акт благотворительности. Где находится институт, в котором такому учат? Хочу.

Сусанна никак не отреагировала, ее мысли витали в другой области, сугубо материальной:

– Обидно все же, Инке эту машину только что подарили. Папа говорил, Кузьмич специальную версию заказывал, ради дочки ничего не жалеет. Хотя сам…

– Кузьмич? – В моей голове что-то включилось. – Случайно, не Герман Кузьмич? А машина – белый Мурано?!


– Уже хвасталась? – Сусанна с презрением сощурилась, но длинные ресницы вдруг снова взлетели, одновременно изумленно и гневно: – Ты что же, успел и с Инкой?.. Да-а, времени зря не теряешь. Еще очко твоей нескучности. Не поверите, кажется, я влюбилась.

– Не поверим. Фамилия Инны – Филозова?

– Нет.


Как же так? Только что все сошлось…

– Это фамилия ее отца, – завершила Сусанна.

Значит, «кто-то под колеса бросался, едва не наехали»? Что будет, когда эти два плюс два сложит Анюта?

Свете надоело следить за нашими вышедшими на новый виток перипетиями. И за мужем, который не сводил глаз с раскинувшегося перед ним урожая тыкв для Хэлоуина. В его бок прилетел ее локоток:

– Пойдем, попаримся.


Оба скрылись в напоминающей ад каморке, пышущей невидимым огнем даже сюда.

Едва остались наедине, Сусанна приникла ко мне:

– Ты молодец, что вернулся за дисками и фактически разгромил студию. Поделом. Как я тебе на экране?

– Не смотрел, – честно признал я.

Сусанна ехидно хмыкнула, не поверив, но спорить не стала.


– Что сделать, – зашептала она в ухо, – чтобы ты расстался с глупой записью? Тебе от нее никакого прока. В качестве ответного жеста могу… – Шальные плутовские глаза загорелись. – Спорим, у тебя такого еще не было? Приглашу еще Наташу, и мы… Мало? Тогда еще…

– Ты знаешь, что Наташа успела ударно поработать в той студии? – перебил я.

– Нашел ее записи?! – Сусанна радостно встрепенулась. – Дашь посмотреть?

– После тех экзерсисов думаешь навязать ее мне? Я брезгливый.

– У кого нет ошибок молодости? Анжелка, наша сокурсница, там вместе с Натахой отметилась, но мой папаня ею не гнушается, в высший свет выводит.

– Ты так убедительно врала про эту отцовскую пассию…

Сусанна хмыкнула.

– Загнал в угол, пришлось. Теперь-то понимаешь, почему? Так на каком варианте мы остановимся?

Простыня распахнулась, жаркое влажное тело приникло ко мне, намекая на продолжение.


– Обмен будет только на полное снятие с меня всей напраслины, – уведомил я. Плечо сделало движение, словно мне неприятно, и хочу, чтобы она отлипла.

– Только? – Глаза девушки сощурились. – Пожалеешь. Но будет поздно. Пойду, все же, искупнусь.

Жестом фокусника, который снимает покров с черного ящика, Сусанна скинула простыню, надменно обернулась и, убедившись, что старания не пропадают даром, бросилась ласточкой в водную гладь.


Раздался дикий захлебывающийся визг. Вынырнув, она продолжила орать, вспупыренное тело полезло наружу.

– Греться!!! Вода хуже, чем на полюсе!

Я с улыбкой смотрел, как, вскидывая ягодицы, она несется через зал и рвет на себя пыхнувшую влажным туманом дверь. Ворвавшись в парилку, Сусанна устроила там тарарам. То ли с разгону бухнулась на кого, окатив холодом, то ли еще как проявила фантазию, но шум внутри не стих и через минуту. Наоборот.


Когда дальнейшее нарастание визга и хохота достигло апогея, из парилки вывалились дымящиеся паром Руслан со Светой, которая висела на его спине. Ни о каких простынях речи уже не шло. Сзади их с энтузиазмом пинала Сусанна. До красноты распаренная Света лягала мужа, взнуздывая как лошадь. Промчавшись мимо, оба плюхнулись в бассейн – без размышлений, с головой, с воплями и брызгами.


Соблазнительно потянувшись, Сусанна начала оборачиваться ко мне.

Дальнейшего я не видел, ноги уже несли к выходу. Все, что мог, узнал, теперь нужно обдумать и составить план. Сусанна пока свободна.

Впрыгнув в кроссовки, левая нога ощутила некоторое неудобство, но времени терять не хотелось. Уже в корабле я достал оттуда смятый листочек бумаги:

«Олег, нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти. Завтра в десять вечера у трех поросят. Русику ничего не говори».


* * *

Воля, воля… Мало того, что пенис поднимается, он делает это по собственной воле, изрек Святой Августин. И вообще, говорят «не хватило воли», «проявил волю», и как бы подразумевается, что она одна. А если их несколько и все разные? У меня сейчас такое двойственное… а то и тройственное состояние одновременного желания разного. И воля имеется – ко всему. К бою и покою. К тихому счастью и невыносимым приключениям. К борьбе за свободу и свободу от борьбы. Что делать?


Мудро вечера утренее. Ляг, поспи, как говорится, и все прояснится. Или пройдет. Мимо. Короче, сон всему голова.

Отогнав корабль подальше за город, я переночевал. Помогло. С утра пораньше уже знал, чего и куда хочу в первую очередь. Мы в ответе за тех, кого приручили. И после мытья-бритья…


Дилинь! Подождал немного. Еще раз: дилинь-дилинь!

Отворившая Нина всплеснула руками:

– Наконец-то! Бедная девочка извелась, только про тебя и спрашивает.

– Вы ее понимаете?!

Усмешка раздвинула грустные губы:


– Женщина женщину сердцем понимает. – Одетая в домашний халат и тапочки, Нина пропустила меня внутрь. – Тебя по-итальянски называет, Ольфом. Где Ольф? Когда придет? Может не слово в слово, но на лице именно это написано. Ты парень, конечно, хоть куда, и все равно не понимаю, как можно влюбить в себя иностраночку, не зная ни слова на ее языке?


– Не влюбил, просто помогаю.

– Ну да, рассказывай. Женское сердце не обманешь. Впрочем, я ее понимаю, в тебя легко влюбиться.


Покраснев от дифирамбов, я вошел, бестолково пряча выпирающий автомат под полой куртки. Челеста ждала меня – тихая, безропотная. Глядела счастливо. Я вернулся – этого было достаточно. Как же с ней спокойно и хорошо.

– Привет, – донеслось с ее стороны.

Меня словно гвоздем к стенке прибили. Невероятно, но это сказала она!

– Как дьела? – добил второй гвоздь.

– Ты говоришь по-нашему?!

– Учится. – Глаза Нины смеялись. – Пока умеет только спрашивать. Если пойдет такими темпами, скоро сможет ответить. Или хотя бы понять, что ответили.

– Чао Ольф, иль мио амико грандэ э террибиле.*

*(Привет, мой друг, великий и ужасный)


Я тоже не ударил в грязь лицом, несколько часто используемых слов сомнений не вызывали.

– Чао Челеста. Вабэ?*

*(Привет. Все хорошо?)

– Си-си.

Нина улыбалась, глядя на нас.


Этот день я решил посвятить Челесте. И не только этот. А когда покончу со всеми заморочками окончательно… Впрочем, всерьез я так далеко не заглядывал, хотя отставка Полиной многое прояснила в мозгах.


– Наши продукты для нее – темный лес, – принялась суетиться Нина, размещая меня на кухне и наливая чай. – Экзотика. От сметаны девочка с ума сходит. Сначала не понимала что это, потом обозвала кремом и съела все, сколько было. И сгущенка ей очень понравилась, которую я вместо молока добавляла. Ее она назвала сладким кремом. А вот сливочное масло на дух не переносит.


– Сладким кремом? – переспросил я. – Тоже без перевода?

– Многие слова стали общепонятными, как окей или хэллоу. Сейчас, наверное, любому понятно, что означает «крема дольче».

– Си, дольче, – подала голос счастливая Челеста, ютясь рядом на сиденье кухонного уголка. – Ва бэ.*

*(Сладко. Хорошо)


Тоже в махровом халате. Волосы, согласно международному женскому заговору, повязаны полотенцем – знак, что недавно мыла голову. Босая. Снизу меня касалось тонкое бедро, сверху очень хотела дотронуться рука, и только присутствие посторонней мешало. Челеста явно соскучилась.

– И еще, – продолжила щебетать Нина, делясь новостями. – Она так просила кофе…

– Она ненавидит кофе, – сообщил я.

Нина вздохнула:

– Теперь тоже так думаю. Но девочка так умоляла, почти требовала… словно жить без него не может. Думаю, сделаю гостье приятно, взяла Владикову большую кружку, положила две ложки лучшего растворимого, придвинула сахар…


Нетрудно догадаться, что произошло дальше. Имелся опыт.

– Челеста не стала пить?

– Да! Понюхала с отвращением и вылила в унитаз. Ничего не понимаю.

– Это у нее один из бзиков, – успокоил я. – Вера в инопланетян и странная тяга-ненависть к кофе. Зато на людей не бросается, как другие, которые вроде бы нормальные. Больше никаких эксцессов?


– Что ты, какие эксцессы? Такая замечательная скромная девочка… Только спать ложилась странно, не понимала, зачем нужен пододеяльник. Взяла вторую простыню, сдвинула ее и подоткнула в ногах под матрас. Я ей не мешала, пусть, лишь бы уснула. А спала она прекрасно.

Я поднялся.

– Спасибо, Нина, огромное. Невероятно выручила. Сейчас нам надо идти… – Я запнулся, не зная, как напроситься на продолжение сотрудничества. – Не покажется наглостью, если Челеста вернется и проведет здесь еще ночь?


Где одна, там и другая. Нина хорошая женщина, и, несмотря на все случившееся, у нее девушка будет в безопасности.

– Мне только в радость, пусть остается, сколько надо. Да и ты, если хочешь, места доста… – Она запнулась, плечи поникли. – Места достаточно.

– Прости, сейчас мы пойдем, а вечером Челеста снова придет. Или завтра, если вдруг что-то задержит. Жизнь слишком ускорилась, иногда события опережают желания и плюют на возможности.

– Хорошо. Буду ждать.

Поняв, что уходим, и что уходим вместе, моя смуглянка пулей умчалась в ванную, развевавшийся халат пыхнул воздушной волной, за дверцей зажужжал фен.

Нина с грустной улыбкой сложила руки перед собой, меня огорошил странный вопрос:

– Как ты пользуешься полотенцами после душа?

– Как все.

– Основное – для всего, и маленькое – для ног? – Дождавшись кивка, женщина продолжила: – Челеста сначала совсем не признавала банное полотенце, искала какое-то акапатоё. Как теперь представляется, это обычный махровый халат. Затем она вроде бы приняла наши нормы, но с особенностью: одним полотенцем вытирает всё, от лица до ног, и отдельным… назовем это особыми местами. Она удивительная девочка. Странная, но хорошая. Кажется, ей несладко пришлось в жизни.


Лишившаяся головной части ракета «Челеста» пронеслась из ванной в спальню, где лежали вещи. Кудряшки живописно торчали, напоминая одуванчик, если его скрестить с черной розой. Когда языковой барьер каким-то чудом падет, нужно будет объяснить, что пышность ей не идет.

Впрочем, это на мой некультяпистый провинциальный вкус. Возможно, где-нибудь в Милане считают по-другому. Вот пусть и ходят так в своих Миланах, а нам сделайте красиво по-нашему. Не уверен в соответствии этого вывода всем законам политкорректности, но это мое мнение, и кто сумеет разубедить, может сразу идти в советники президента. С такими-то талантами.

– До свидания, – окончательно распрощался я с Ниной. – Мы не исчезаем насовсем!

– Надеюсь.


Корабль ждал на крыше. А впереди ждал весь мир.

Челеста глядела не меня, как птенец на родителя.

– Бывала когда-нибудь на юге? Зюйд?*

*(Юг)

– Ио? – Ее ладошка легла на середину груди. – Вольо. Ла фа кальдо.*

*(Я? Хочу. Там тепло)

– Вижу, что возражения отсутствуют. Значит, летим на юг. На самый. Я тоже еще не был.

– Партьямо а суд? – обрадовалась девушка. – Э бениссимо! Марэ э соле…*

*(Летим на юг? Прекрасно! Море и солнце…)

– В Антарктику! – торжественно закончил я.


Режущие глаз тона обстановки сменились привычными зелеными, после алого безобразия они казались приятными и почти родными. Наверное, корабль среагировал на подспудное желание – больше никаких напоминаний о Полине. Или после определенного врмени он вернулся к базовым настройкам. Не знаю. Полжизни отдал бы за пользовательскую инструкцию.

В дороге мы успели перекусить, с удовольствием совместив сытность корабельного пайка с вкусностями заботливой Нины. Попутно играли в города. Всего за минуту я сумел разъяснить правила.

– Рим. Эм. Москва. А. Ашхабад. Дэ. Ферштейн?


Вскинув удивленную бровь, итальяночка кивнула. Наверное, я предложил некое международное развлечение. Нечего делать бывает во всех странах.

– Рим.

– Монца.

– Армавир.

– Рома.

– Анадырь.

– Равенна.


Дальше пошла война на истощение: Алма-Ата – Аоста. Атланта – Анкона. Анкара – Альбенга … Увидев заминку, Челеста в насмешку протараторила без моего участия:

– Альгентара, Алтамура, Андриа, Априлиа, Алессандриа, Альбиниа… Баста?

– У вас все города на «а»? – нервно осведомился я.

Не люблю проигрывать по пустякам. По крупному тоже, но там не поспоришь. А здесь…

– Андрия, Априлья, Александрия, Альбиния оканчивается на «я». Поэтому говорю – Якутск.

– Катанья.

– Опять «я»? Я… Ямал.

Нехорошо врать, а что делать. Проигрывать не хотелось.


Снизившись в опасную зону, где могли пролетать самолеты, мы глянули под белое пушистое море… а там расстилалось такое же.

Льды. Торосы. Айсберги, Вайсберги, Айзенберги… и прочая ильфопетровщина, непонятно как вбитая в подмороженные зрелищем мозги. Задуваемый метелью Южный Полюс оказался более нелюдимым по сравнению с собратом. Только одна научная экспедиция копошилась, спешно закрываясь от налетевшей бури.

Практически ничего не видать. Полугодовая ночь еще не накрыла тьмой, но очень старалась, еще месяц, и здесь без внешнего освещения даже днем не появишься.


Ладно, отметились. Я снова взялся за рычаги.

– Нон си вэдэ ньентэ. – Челеста пристально вглядывалась в пургу. – О капито! Иль суд, иль поло аустрале?*

*(Ничего не видно. Я поняла! Юг, южный полюс?)

– Хочешь в Австралию? Легко. Но сначала…


Появилась идейка. Девушкам нравятся умилительные создания, они всегда в восторге от котиков и попугайчиков. Вот и продемонстрирую местных аналогов котиков-попугайчиков. Корабль сорвался с места, тоже радуясь возвращению из… как назвать место, откуда вывалиться можно только в космос?

– Прикинь, Челеста, в какую сторону ни лети, везде север!

Пока она прикидывала (или прикидывалась, что прикидывала), мы прибыли к побережью.


– Гварда Ольф! Прэнди а дэстра!*

*(Смотри! Возьми правее!)

Восторженный пальчик указывал на множество пятнышек, похожих на семена мака, которые рассыпали по муке. Или, скорее, на муравьев, потому что многие двигались. Особенно те, что находились на кромке льда и воды. Мы спланировали, чтобы рассмотреть ближе. Рот Челесты растянулся, грозя порваться, глаза утонули в безоблачном счастье.

– Нон вольо звельярми.*

*(Не хочу просыпаться)


Она оказалась без ума от пингвинов.

А меня занимал философский вопрос: ну не понимаю, как пара пингвинов добралась до Иерусалима, или где там Ной строил ковчег из кедров? Переплыть океан, пересечь тропические дебри и пустыни… нет, без божественного вмешательства не обошлось. Видать, Он тоже очень любит пингвинов.

Челеста настолько воодушевилась, что захотела выйти к ним, покормить…

Я не разрешил. Не потому, что злюка и нелюдь, а с точки зрения безопасности. Стадо баранов при желании затопчет любого льва, откуда мне знать, чего ожидать от неисчислимых птичек, которые притворяются милыми и неповоротливыми?


На глобусе мой палец ткнул в другой южный материк. Корабль пошел на автопилоте, мы продолжили словесную чехарду.

– Ликата, – продолжила итальянка прямо с прерванного. Ну и память.

– Астрахань.

– Новара.

Ее взгляд упал вниз, на проносившиеся пейзажи… и завис, как компьютер, что не справился с несколькими одновременными командами.

Австралийская пустыня Пиннаклз. Когда-то я писал про нее статью. И почему мне не заказывали про что-то отечественное?! Так хотелось показать итальяночке Родину во всей красе, но когда припирало, вспоминались именно заморские чудеса.


(продолжение следует)

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!