– Олег?
– Пройдем в машину или поговорим здесь?
– В машине неудобно. К тому же, так промозгло… – Анжела поежилась.
А нечего в короткой юбке по улицам шастать, особенно, когда под ней всего-то… а то и вовсе ничего. Если б наблюдал выход из машины с земли, сказал бы точно. В любом случае, «понты дороже денег» – не мой принцип.
– Давай зайдем, – последовало логичное продолжение. – Я живу здесь.
Холеная рука указала назад, на шикарный комплекс, что одиноко нависал над городом, пока строится брат-близнец. Со временем здесь от автомобилей прохода не будет. Территория только осваивается, кроме зачатков детской площадки и нескольких деревьев ничего нет. Если придется бежать, буду прекрасной мишенью.
– Предпочитаю в машине, – сообщил я.
– Нужно показать тебе кое-что. Одну запись. Это поможет. Пойдем.
Она потянула меня за рукав.
Запись? Любопытно. Я недооценил девицу. Она тоже подготовилась к разговору. Возможно, мне не придется уговаривать помогать, она сама предложит вариант на бартер.
А если все же ловушка? Маловероятно, но жизнь богата на сюрпризы. Особенно моя. Сыр достается второй мышке, а смелой первой даже памятника не ставят. Имя Василия Платоновича, нашего общего знакомого, не поможет, как и он сам, если нарвусь на что-то непредвиденное. И корабль далеко, в случае опасности не впрыгнешь. Стоит ли рисковать при таком раскладе?
Если у Анжелы есть что-то, что мне поможет, то однозначно да. Однако, риск должен быть оправданным, а любая импровизация – подготовленной.
– Номер квартиры, – потребовал я.
Излом красивых бровей превратился в дугу:
– Это имеет какое-то значение?
Спасибо за подсказку, лучше выглядеть понятным женщине недоумком, чем психом.
– Понимаешь, верю я в суеверия.
– Тогда тебе не повезло. – Уголки красивых губ разъехались в виновато-веселой улыбке.
Меня так просто не возьмешь.
– Шестьсот шестьдесят шестая?
Анжела опешила:
– Нет, конечно. Тринадцатая.
– Тогда не страшно. Номер подъезда и этажа? Окна куда выходят?
Получив ответы, я попросил пару минут подождать меня здесь. Пусть думает, что хочет, к примеру, что организм вообразил себя воздушным шаром, а тот внезапно потребовал сброса балласта. Или не внезапно, а по графику, бывают же у кого-то такие графики. Или я перенервничал от свидания с несусветной красавицей. Короче, мало ли. Каждый имеет право на прибабах, у нас свобода, что значит не лезть другому в душу, даже если он ненормальный. Усилим: не даже, а особенно если он ненормальный.
Удивленный взгляд проводил меня в тень деревьев, где ни чьи-либо глаза, ни камеры наблюдения уже не видели, как человек исчез и появился вновь уже на верхушке здания, где провел полную рекогносцировку местности.
Какая-либо опасность отсутствовала. Местные пацаны пользовались крышей для покурить-покуролесить. В данный момент несколько подростков обильно дымили, собравшись в кружочек, но это происходило у входа в соседний подъезд. Мне нужен был тот, где свободно. Все же не получилось пройти мимо. Корабль донес меня до их голов, посреди воздуха соткалась рожа тролля, и с укором покачался палец. Мальчишки бросились врассыпную.
Нужная железная дверь внутрь дома оказалась тоже незапертой, видимо, столь же часто используется молодежью, либо обслуживание антенн происходит не так редко, как кому-то хотелось бы. Пути отхода понятны, перейдем к осмотру главного места событий.
Я вернулся в корабль, тот подлетел к квартире. Взгляд не отметил ничего необычного: окна с двойным стеклопакетом, решетки и прочие роль-ставни отсутствуют, что нормально на такой высоте. Шторы открыты, внутри царит бардак, который особо одаренные натуры (в простонародье – лентяи) именуют творческим беспорядком. Одно ясно: засады нет. Квартира поставлена на сигнализацию, в каждом помещении висят датчики движения, которые в данный момент никак и ни на что не реагируют. Можно возвращаться к хозяйке апартаментов и заходить сюда, ничего не боясь.
Окна Анжелиной квартиры выходили на другую сторону от места, где она меня ожидала. Это навело на мысль, как лучше припарковаться на время, в которое будем вершить наши делишки. Когда пришлось спасаться бегством из кино-студии, корабль принял меня через верх. Значит, если что-то пойдет не по-моему, всегда можно сказать «Адью» и повторить подвиг. Или, чтоб не шокировать, сделать это ночью с крыши, тогда вообще никаких вопросов не возникнет.
Что ж, я готов. Корабль остался в воздухе в метре от квартиры этажом ниже, где юноша и девушка старшего школьного возраста осваивали искусство поцелуя. Они сидели рядышком на диване, девица зажмуривала глаза и выпячивала губки, парень неловко тыкался в них своими. Больше в квартире никого не видно. Учитывая, что руки парня вдруг полезли под блузку, то никого больше и нет, иначе дверь в коридор ребята додумались бы закрыть. И это как минимум.
Когда процесс взаимного познавания начал заходить дальше, чем полагается, я спрыгнул на их балкон. Парочка слишком увлеклась друг другом, чтоб среагировать на топот. Понятно, что на пустом балконе никто возникнуть из воздуха просто не может.
Оказалось, может.
– Гм. – Я постучал в стеклопакет. – Простите, что отвлекаю…
Раздался визг, девчонка прижала руки к груди, а парень шуганулся – ноги бездумно понесли его к двери. Стало ясно, кто в квартире хозяин, а кто гость. Уже в дверях до парнишки дошло, что родители девушки на огромной высоте через балкон в дом заходить не будут, значит, случилось что-то, от чего бежать не следует. Наоборот, как мужчина он должен взять себя в руки и проявить необходимые качества, что выставят перед пассией в еще более выгодном свете.
Несколько шагов, и он оказался у окна.
– Вам кого?
– Простите, лез на спор с балкона на балкон и сорвался. Можно пройти через вашу квартиру?
Парень оглянулся на девушку. Она уже пришла в себя и сидела на краешке дивана ровненько, сложив ладошки на коленках.
– Да,– разрешила она важным кивком. – Пусть идет.
Повернутая ручка открыла мне путь к новой жизни.
– Спасибо. Если что, не забудьте о резиновых изделиях, чувствую, у вас к этому идет.
Девушка покраснела:
– Даже не думаем!
– Не забудем, – одновременно уверил парнишка.
– А я в ваши годы книжки читал, – вздохнул я, когда дверь из квартиры на площадку за мной захлопывалась.
Взбежав на последний этаж, я через крышу попал в соседний. Все спокойно и проходимо, можно выходить. Поразило, что внутри подъездов странно чисто. Необычно чисто. Непонятно чисто. Даже не верилось, что где-то существуют такие общие подъезды. Говорят, что многоквартирные дома стали столь безобразными после революции, да такими и остались. Бывшие крестьяне потеряли собственность, за которой нужно ухаживать, и вселились в господские апартаменты; здесь у них ничего своего не было, своим новое жилье не считали, а новые поколения брали пример с имеющихся образцов. Интересно, что надо сделать, чтобы везде стало, как в доме Анжелы?
Набрав скорость, я вылетел из подъезда, по пути кивнув удивленному консьержу. Короткими перебежками под сенью деревьев и припаркованных на травке автомобилей удалось сделать круг и вновь явиться на глаза заждавшейся сообщнице. Думаю, теперь можно ее так называть. Вместе будем дружить против Задольского.
Красивые ноги Анжелы вышагивали взад-вперед, словно на подиуме. Телефон лежал в сумочке. Все в порядке. Она обернулась:
– Ну что, готов?
– Всегда готов! – Моя рука врезала по лбу в древнем пионерском приветствии.
И этот подъездный зев отворился без привычного зубовного скрежета. Из проема пахнуло не обыденным въевшимся сигаретно-туалетным дурманом, а вполне таким свеженьким запахом современной строительной индустрии. Открылась дверца шикарного (по отделке, но не по размеру, этот остался неизменным) лифта с зеркалом в половину стены. На зеркале тоже ни пятнышка. Мы вошли в схлопнувшееся пространство кокона, мгновенно сблизившего до несуразности. Если честно, до нестерпимой жути сблизившего, отчего ухоженная прическа девушки лизнула мои щеки. Знойно просматриваемые сверху глобусы уткнулись в грудь.
Поймав вперившийся в декольте (куда еще девать в такой ситуации) взгляд, Анжела заговорщицки подмигнула, а в момент остановки лифта специально боднула выступающим бампером в забывшую как дышать диафрагму:
– Ну, давай же.
Конечно, этот толчок был приглашением к выходу из лифта. Ничто другое. Но показалось…
Мои глаза проводили завидные футбольные мячи, устроив ноющему животу зубную боль.
Все было замечательно. Даже лучше. Чересчур.
Это настораживало. У меня никогда не было столь ошеломительной красавицы даже в качестве приятельницы по разговорам. Такие жили в параллельном мире щедрых папиков, красивых мачо, разгульных мажоров и наглых ловеласов. Со мной они не пересекались. Мало того – не имели желания пересекаться, не то, что добиваться, поэтому поведение Анжелы напрягло. Снова показалось, что она хочет помочь не мне, а себе. Только – каким образом?
– Входи. – Отпертая дверь распахнулась, девушка посторонилась.
– Что ты хотела показать?
Я остался на месте. На лестничной площадке. Пока не убедит, что это безопасно и необходимо – не войду.
Убираемые в сумочку ключи не попали в прорезь и грохнулись наземь. Звяк! От соударения связка распалась, освободившиеся от оков ключики весело запрыгали по бетону.
Я не пошевелился. Еще шандарахнет по башке, пока учтивость проявляю. Согласен, трудно в таких обстоятельствах просто стоять, делая вид, что ничего не происходит, но я держался.
– Однажды джентльмен остановился в деревне на ночлег, – со вздохом заговорила Анжела, опускаясь на пол. – Перед сном одинокая хозяйка предупредила, что двери в доме не запираются.
Она тянулась за разлетевшимися ключами, вертя круглой попкой, разводя плечики, эротично прогибаясь и кокетливо поигрывая серьезными налитыми тяжестями. Так, на коленях, она продолжала хитрую историю, провокационно выставившись в мою сторону:
– Он был джентльмен. Чтоб не испугать хозяйку, всю ночь не вставал даже в туалет.
Девушка окончательно встала на четвереньки. Следуя за перебирающими ладонями, выпяченные бедра раскачивались вправо-влево-вверх-вниз, снова и снова, все соблазнительней и выпуклее. Прогиб поясницы увеличивался, став просто невозможным. С каждым перекатывающимся движением нижний край юбки задирался все выше…
Выше…
Выше…
Развороченная кратером луна глянула на меня из-под покрова материального мира – яркая, белая, без намека на скрывающие облака. Она пульсировала одновременно враждебно и призывно.
Дыхание перехватило. В организме проснулись от зимней спячки голодные зверушки. Пришибленный, я стоял, остатками воли строя стену между собой и реальностью…
Стена рушилась, отказываясь возводиться. Душа натянула защитное одеяло по самые глаза, прячась от происходящего… но подглядывала, желая узнать продолжение.
Не носившая белья, а колготкам предпочитавшая чулки, безупречная красавица спокойно говорила, подобрав последний ключ и отправив его к собратьям:
– Утром хмурая хозяйка отправилась кормить птиц – одну курицу и десяток петухов. Позвольте поинтересоваться, спросил джентльмен, почему у вас столько петухов?
Громадный удав смотрел на кролика из проема двери, подрагивая раздвоенным язычком, и ждал, нетерпеливо покачиваясь из стороны в сторону. Я громко сглотнул. «Безрассудство – единственная логика женщин», сказал Мопассан. Он прав. Только почему умолчал про мужчин?
Ключи были собраны, спинка грациозно прогнулась, Анжела поднялась. Шажок, и, миновав порог, она замерла внутри. Пальцы пробежали по настенному блоку сигнализации. Голос тихо вещал:
– Хозяйка с обидой отмахнулась: «Столько петухов? Помилуйте, петух только один, остальные – джентльмены».
Ноги сами внесли меня следом.
Дверь захлопнулась без всякого моего участия.
* * *
Всего лишь сквозняк. Холодный пот на лбу и позвоночнике мгновенно высох. Зато мозги прочистились. Беспардонно отстранив липнувшее тело, я оглядел комнаты.
Засады не было.
– Ты хотела что-то показать. – Я рухнул в кресло. – Надеюсь, не только то, что показала?
– Идиот. Я к тебе всей душой…
– Так вот где находится душа. Спасибо, что просветила.
– Учти, дважды не предлагаю.
Анжела нервно прошла мимо меня в сторону кухни. Веселенькая у нее юбка. Задранный верх, словно приклеенный, так и остался взметенным к поясу, не желая возвращаться на место. Она не заметила, а я промолчал. Отчего не получить хотя бы такого удовольствия, если отказался от встревожившего большего?
– Кофе, чай, душ или какие другие пожелания? – не оборачиваясь, поинтересовалась хозяйка.
Интересно, когда же дойдет до дела, ради которого встретились? Начинаю понимать Задольского, не часто встретишь нимфоманку с такой внешностью. Да и вообще, если честно, нечасто.
– «Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?» – процитировал я.
– Что это?
– Библия.
– А знаешь, что если ударили по щеке, надо подставить другую… и в этот момент врезать промеж ног? Ты же читал библию.
– Как вижу, не всю, если там еще и такое. Но мы снова отвлеклись. Показывай.
– Я хотела сначала…
Под моим тяжелым взором Анжела перестала возиться с чашками. Стройные ноги, которые начинались не от ушей, а откуда положено (это четко отслеживалось благодаря залипшей юбке), прошествовали обратно в комнату. Наманикюренные пальчики набрали комбинацию на небольшом сейфе, долгие поиски привели к извлечению на свет миниатюрной карты памяти. Все это время я любовался естественными красотами, открытыми всем ветрам. Насчет всех, конечно, перебор, но что было, то было. Хоть Задольский и сволочь, но человек со вкусом, его прокачанной дочурке секретарша сто очков вперед даст.
Я усмехнулся пришедшей мысли: вот и нашлась точка соприкосновения для поиска будущего компромисса с господином чиновником. Если нет (что более вероятно), найденную точку все равно хотелось углубить и расширить. Анжела, как понимаю, не возражает и даже подталкивает, а что скажет по данному поводу господин Задольский – будет ли иметь значение к тому времени? События летят слишком быстро, чтобы планировать хотя бы на два шага вперед. Выиграть у гроссмейстера можно только ломая правила, а если выигрыш не светит, то хотя бы залепить ему горстью фигурок в физиономию.
Сын, дочка, начальник охраны, теперь – секретарша. Количество битых фигурок росло.
А что бы я сделал в ответ, окажись на месте противника? Может, больше не надо нарываться?
– Наслышана, что ты случайно прихватил некие документы, из-за которых теперь скрываешься.
– Ну?
С одним вопросом ясно: правды не знает. Похоже, хочет поторговаться насчет совместно попользоваться.
Анжела вставила карточку в планшет, пальцы забегали по экрану, глаза – по сторонам. Словно чего-то ждала. Она, конечно, не в курсе моих чудо-возможностей, но тянуть в самом деле не стоит. Я поднялся, стараясь заглянуть через плечо.
– Что там?
– Садись. – Чувственная рука толкнула меня обратно в кресло. – Сейчас на телевизор выведу.
Еще несколько движений, щелчок пультом…
Мой взор опять променял сочность цветов настенной панели на другую сочность, ладную и нескромную. Женщины правы, все мужики одинаковы. Кто не одинаков, на мужика обычно мало похож. За всех говорить не буду, но исключения из правила редки, как янтарь в Кузбасском шлаке.
Анжела сделала два шага назад, и мне в лицо почти уперлось то, куда я смотрел.
– Поправь, – не оборачивая головы, сказала она и томно замерла.
Паршивка. Все знала. Играла, как кот с придушенной мышью.
– Сама поправь, – отрезал я. – Отойди, не загораживай.
Вместо того, чтобы поправить и отойти… или не поправить и отойти, Анжела сделала еще шаг назад. Открытое всем ветрам плюхнулось мне на колени, мягкий жар обтек бедра. Мои руки машинально подхватили девушку за талию. Ее руки обвились вокруг меня. А на экране…
«Студенки». Название – большими буквами. Глупо хихикающая мордочка Наташи и…
Изогнутые крылья бровей. Зовущие скулы. Губы бантиком. Ведь вот оно, ближе некуда, в реале.
И на экране. Гибкая спинка. Проворные руки. Вкусные полусферы. Приглашающий распутный взгляд – прямо в объектив камеры.
Анжела прильнула ко мне всем телом, ягодицы подвигались на моих коленях, «помогая» сосредоточиться.
– У меня есть диск с этой записью, – сообщил я.
– Как здорово.
В подсознание вполз не высказанный подтекст: «Значит, ты видел меня? Ту, которая там? И как тебе? И я, и то, что делаю. И как делаю. Ты же не мог смотреть как на мебель, ничего не чувствуя, не помышляя, не испытывая. Не обращаясь в мыслях и желаниях к происходящему на экране. Разве тебе не хотелось – ко мне? Разве не хотелось – меня?» А вслух принеслось:
– Ты его часто смотришь?
Колыхнул безупречный верх. Поелозил страстный низ. Максимально приблизились губы, похожие на открывшуюся щель в пространстве, когда мой корабль собирается впустить гостя – сам невидимый, но предельно гостеприимный согласно приказам хозяина.
– Я сказал, что имею диск, а не что смотрел его.
– Не смотрел?! Тогда у тебя все впереди.
– Как эта запись связана с…
Влажный бантик залепил мне рот. В коридоре послышался скрип отворяемой двери. Топот.
Искушающая кошечка на мне обратилась в тигрицу, вцепившись всем, чем могла.
– Я держу его! – разнесся безумный ор. – Быстрее!
Не везет мне на женщин. Всегда им чего-то надо. Сначала кажется, что нужен я, а оказывается…
Даже крамольная мысль закрадывается: может, это не с ними, а со мной что-то не так?
Едва хватило сил содрать с себя цеплявшуюся пакость, а меня уже хватал гамадрил в костюме цвета траура по интеллекту.
Я с трудом вывернулся и скользнул к выходу, поскольку несколько вбежавших взяли под охрану окна. Явно наслышаны о моих вывертах и приняли меры. Молодцы.
Опрокинувшись вместе с оставшимся бойцом, я выкатился на лестничную площадку. Вот почему первые не занялись мной сразу – здесь народу тоже хватало. По нескольку человек грохотали ботами сверху и снизу.
Передо мной начал открываться лифт. Отбившись ногами от повисшего центнера, я ринулся прямо на выходившего из лифта мужчину.
Он меня и скрутил. Невысокий. Плотный. Знакомый. Умелым движением мужчина стал выкручивать мне ногу в болевом заломе, я сопротивлялся, завязалась борьба с применением самых нерыцарских приемов, вплоть до укусов. Когда меня дернули за шиворот, нить медальона порвалась. Он покатился, упав на пол, покрутился на месте и медленно завалился в щель, исчезнув в лифтной шахте. Только ниточка на прощание махнула хвостиком.
Вид исчезновения медальона добил. Слишком много всего. Мышцы расслабились, я перестал сопротивляться.
– Почему так долго?! – вопила Анжела, плюясь и оттирая платком целовавший меня рот. – Я чуть не отдалась этому ничтожеству, пока ждала!
– С тебя бы не убыло, – гнусаво усмехнулся скрутивший меня мужик.
Все стало ясно. Анжела успела отзвониться им между моим звонком и встречей. Прыткая особа. Только почему Кириллу Кирилловичу, а не Задольскому? При чем здесь конкуренты?
Когда меня связали по рукам и ногам, Кирилл Кириллович отпустил лишних бойцов.
– Значит, все же у Владлена ошивался? Так и думал.
Он присел напротив. Я молчал.
Собеседник не настаивал на ответе, вместо этого осклабился:
– Хороша Нинка, а? Роскошная баба, знаем-с. Однажды Владлен пригласил меня в качестве чувственного подарка, я губу раскатал, как пес на собачьей свадьбе. Пришел с цветами, песнь Соломона по бумажке цитировал, гуашью перепачкался, как ребенок какашками. А он, мерзавец, в стратегически важный момент подменил, как каскадер на площадке, и сам за меня лучшую сцену отработал. А Нинке об этом не сказал. – Кирилл Кириллович сухо улыбнулся. – Это была ошибка. Вино-конфетки, цветочки-пестики, всякие шуры-муры с бубенцами, и у нас с ней все без мужа сладилось. Она-то думала, что у нас уже было, причем, с разрешения благовореного.
Знакомая история. Да, Владлен ошибся. Очень ошибся.
– Ты слышал, что он застрелился? – продолжил Кирилл Кириллович. – Или это ты его?..
– Я.
– Да ну?!
– И ты. Вместе.
– Вот ты о чем. Нет, меня не приплетай, она сама виновата. Народ мудер, и он сформулировал: сучка не захочет, кобель не вскочет. Лучше давай о деле. Где документы?
Я ехидно бросил, лежа бревном на неудобном диване:
– Посмотри, наверное, в каком-то кармане завалялись.
– Не язви. Говори, где спрятал. Пока – по-хорошему.
– Связанным – по-хорошему? Нет, чтоб как сия гостеприимная хозяйка, предложить кофе, чай, душ… и, как она выразилась, другие пожелания.
– Анжелка, драть твои ноги, иди сюда, баловница.
Разъяренная девица приблизилась. Ладони инстинктивно оправили юбку, задик послушно выпятился, а глаза продолжали сверкать бешенством. Казалось, коснись меня испепеляющий взор – и делать сорок уколов от столбняка.
Девушка остановилась между нами, лицом к моему противнику, ко мне – демонстративно – задом. Как к пустому месту.
– Что он сказал о документах?
Анжела обидчиво закусила губу:
– Ничего не сказал. Я не давала говорить, иначе понял бы, что дело нечисто. С самого начала догадывался. Сколько можно было тянуть?
Кирилл Кириллович усмехнулся:
– Молодец, старалась. Постарайся еще для общего блага. – Он повернулся ко мне: – Скажи, где искать, и она твоя.
Пятерня шлепнула красотку по отменному филе.
– Что?! – взбеленилась Анжела. – Что б я с этим быдлом?!..
Кириллу Кирилловичу потребовался всего взгляд, чтоб ее утихомирить.
– Мне обещали, что на новом месте все будет по-другому! – В глазах девицы застыли слезы.
На собеседника это впечатления не произвело.
– Видимо, ты неправильно поняла, работа у нас та же, но платить действительно будем больше. Уже платим. Так что фонтан прикрути и делай, что говорят. Еще раз вой услышу – скатертью дорога, желающих достаточно.
Он вновь обратился ко мне:
– Это очень по-хорошему. Лучше некуда. Либо план «Б»: выдирать ногти, жечь кожу, сверлом расширять задний проход, пассатижами доставать глаза. Твой ответ?
– Да. Скажу, где документы.
Кирилл Кириллович довольно расцвел.
– А если соврет?! – вскинулась Анжела. – Что тогда?
Кирилл Кириллович весело пожал плечами:
– Тогда ему кранты.
– Но я… А мне...
– А тебе пока нет.
Перебежчица от плохого к худшему поперхнулась и предпочла заткнуться.
– Иди, готовься оказывать всяческое содействие имплементации фантазий великодушного молодого человека. Клиент всегда прав, слыхала такое правило, товарищ будущий менеджер по персоналу нашей чудесной конторы? – Кирилл Кириллович обернулся и потер руки. – Ну, Олег Станиславович, слушаю внимательно.
Ядля приличия повыкобенивался:
– Скажу, а вы обманете?
– Слово чести.
Передо мной взвилась раскрытая ладонь.
– Ну раз так… – Я театрально вздохнул, ясно представляя, сколько стоит слово человека, который о чести если знает только из словаря Даля. – Ладно. Документы находятся…
– Где? Не тяни хвоста за кот.
– …у Задольского.
Немая сцена. Истерический смех подслушавшей Анжелы. Сдерживаемые ухмылочки «быков».
– Анжела, отбой, – бросил Кирилл Кириллович, вставая. – Олег Станиславович у нас шутник. Тогда и мы пошутим.
– Но я говорю правду!
– Я тоже.
* * *
Входная дверь с грохотом вылетела, свалив одного охранника. Комната наполнилась вооруженным до зубов гвардейским спецназом.
– Всем стоять! Не двигаться! Бросить оружие!
Опешившие громилы медленно положили пистолеты наземь. Бравые ребята в форме принялись вязать всех без исключения.
– Причина задержания? – осведомился Кирилл Кириллович, подставляя руки под наручники.
– Похищение человека и незаконное ношение оружия. Для начала.
– А вы знаете, кто мы? Кто я?
– Разберемся. Пошел.
В этот момент в квартиру вошел Задольский в сопровождении нескольких «людей в черном», очень похожих на тех, которых выводили. Взгляд из-под очков просканировал сначала меня, затем охнувшую и сползшую по стеночке секретаршу.
Вслед за ним – еще одно знакомое лицо. Герман Кузьмич. Тот самый, которого я заставил оформить явку с повинной. Он приблизился ко мне.
Я зажмурился. Мужчина навис… и поступил совершенно нелогично – принялся развязывать. За это время в квартире не осталось никого из пришлых, оставили только меня и Анжелу в компании заказчика акции – Задольского. Но и Задольский не задержался. Его ребята взяли под ручки Анжелу, которая бессвязно и нескончаемо причитала, уверяя, что все совсем не так, как кажется. Нисколько не интересуясь сказанным, ее увели.
Задольский глянул на меня как на таракана и вышел вслед за своими бойцами.
Я судорожно сглотнул:
– Не понял. А я?
Герман Кузьмич, который задержался, чтобы вызволить меня из пут, сообщил:
– Ты ему не нужен.
– Но он мне нужен! Я хочу спросить про документы, за которые сначала чуть не убили, весь город на уши поставили, всех собак спустили… Они у него или нет? Я хочу знать. Сусанна сказала… Или все же Сусанна взяла их?! Документы-то нашлись? Или даже не исчезали? И что мне делать дальше – опять бегать от всех, обвиненному во всех грехах?
– Можешь возвращаться к нормальной жизни. Все оправдательные бумаги завтра будут в суде.
– Не понял. – Я изумленно смолк.
Филозов прокомментировал:
– Среди ближних лиц Задольского кто-то сливал информацию противнику. Задольский решил вычислить крысу. За Анжелой следили, как и за прочими. В комнате жучки. Когда появился ты, картина прояснилась. А когда нарисовался Кирилл Кириллович, все стало на места. Крыса ликвидирована, операция закончена.
– А документы? Они у Задольского?
То, из-за чего столько страдал, не давало покоя.
Филозов поморщился:
– Нет никаких документов. Вообще нет.
– Ладно, теперь нет. А у кого были?
– И не было. Пойми, эти документы – блеф.
До меня дошло.
– Я – просто повод?!
Герман Кузьмич кивнул:
– Задольский не станет держать дома того, что может его скомпрометировать. Партия удалась.
Руки обрели свободу. Я потер затекшие запястья. Филозов продолжил, развязывая мне ноги:
– Журналисты пустили слух про их существование, он просто воспользовался подарком. Ты оказался кстати.
– Зачем разгромили мою квартиру?
– Мы? Голову включи. Мы знали, что документов у тебя нет.
– Зачем тогда вы гонялись за мной, как гаишник за подношением?
– Снова подумай. Зачем нам гоняться? Когда находили – следили, чтоб прикрыть. И прикрывали, как помнишь. Нельзя было дать применить к тебе особые методы дознания, тогда вся операция коту под хобот.
Вот такие пироги. Я умолк, оглушенный развязкой.
Герман Кузьмич окончательно освободил меня, и мой взор опустился ниже плинтуса. Под стать настроению.
– Я хотел извиниться… – Слова приходилось выталкивать, как бегемота из лужи. Никогда не чувствовал себя столь глупо и виновато. – За то, что выглядело угрозой. Это не было угрозой. Я никогда бы не смог…
– Я знаю. Забудем.
– Спасибо. И еще. Я был дважды неправ. Ведь это не вы сидели за рулем. Соответственно, не вы сбили женщину.
Герман Кузьмич обжег меня взглядом:
– Я.
– За рулем была ваша дочка Инна, – уперто заявил я.
– Инна? – Мужчина сел рядом со мной на диван и долго думал, прежде чем продолжить. – И что?
– Как – что? Вы не виноваты!
– Она моя дочь. Я люблю ее.
– Но она не поймет. Будет считать, что зло может остаться безнаказанным. Это неправильно.
– Но я – отец. И я люблю ее. Это – правильно. И все, что делаю ради нее, тоже правильно. И ты тоже – поступай, как велит сердце. Это будет правильно. Счастливо оставаться, шантажист.
Он ушел.
Я остался.
Один. В чужой квартире. С полной головой разных мыслей.
(окончание следует)
