Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

33

Несколько этажей мы шли несколько минут, словно спецназ, штурмующий убежище террористов. Шаг за шагом, осторожно и неслышно, со всеми предосторожностями. Вот и дверь Нины. Я отчаянно выдохнул, и палец вдавил кнопку звонка.

– Олег? – Радостно открывшая женщина придирчиво-благосклонно осмотрела стоявшую рядом Челесту. – Напомни, как зовут гостью?

– Челеста.

Девушка склонила головку.

– А ты чего… – Глаза Нины расширились, завидев автомат.

– Для безопасности. Владлен дома?

Нина отвела взгляд.

– Уже нет.

– Ушел? А давно был? А про документы не забыла спросить?

– Владик ушел… совсем, – сквозь боль вымолвила Нина.

Она отвернулась, пряча слезы. Я стиснул зубы:

– Вы поругались? Из-за меня? Но он так любит тебя… Вернется, обязательно вернется!

– Олег, он не вернется! Оттуда не возвращаются.

Вспомнился выстрел и последующий крик. Все встало на места. Ноги у меня подкосились. Теперь я знал, в кого стрелял Владлен. И почему.

– Почему не сказала?

– Зачем? – Нина промакнула глаза ладонью, затем рука сделала приглашающий жест. – Проходите.

Челеста с интересом вошла. Я остался снаружи.

– Чао. Скоро вернусь. Оставайся с Ниной. Здесь тебе ничего не угрожает.

Нина с удивлением отследила вереницу чувств, что проскользнули по лицу девушки – от обиды до кроткой печали и окончательного смирения с обстоятельствами.

– Ама ль амико туо кон вицио суо,* – вздохнула Челеста, отворачиваясь.

*(Принимай друга таким, какой он есть)

Часть пятая «По-своему верят в тебя, а разве это что-то меняет?»

Тишину порвало, свет приближающихся фар ослепил. Судя по времени – Руслан. Я вышел из-за деревьев – с пустыми руками и в наброшенной камуфляжной куртке. Одна ладонь махнула, приветствуя, другая прикрыла глаза.

Корабль остался в лесу, за изгибом дороги. Место надежное, и найти легко, когда буду возвращаться. О времени возвращения приходилось только догадываться.

Около меня остановилась донельзя запыленная Лада. Клубы поднятой пыли обогнали ее, застилая обзор. Когда прояснилось, я увидел, что за рулем действительно тот, кого ждал. В сопровождении благоверной. Я пожал плечами и бухнулся на заднее сиденье.

Молча двинулись. Руслан был в клеенчатой ветровке поверх свитера, его жена в теплой кофте-накидке на водолазку и демократичных джинсах. Оба глядели вперед и молчали. Чтобы молчание не было столь вызывающим, парень включил радио.

Как и они, я чувствовал себя не в своей тарелке (в своей тарелке, которая летает, чувствовал себя намного лучше). Музыка бумкала, тумкала и тыщ-тыщ-тышкала, корявый речитатив решал за людей их проблемы, попутно устраивая судьбы мира. А досада на кажущуюся несправедливость жизни давила и скребла где-то в черепе. Мы, все трое, заставляли себя смириться с неизбежностью того, что должно случиться.

Не получалось. Водитель не выдержал, кулак врезал по выключателю музыкальной системы.

– Я не хотел ее брать, – честно признался Руслан, мотнув головой в сторону супруги. – Но разве переубедишь…

Главная заноза дня с застывшим лицом статуи смотрела вперед, не моргая и не шевелясь. Автопечка гнала уютное тепло в ноги и голову. Овеваемая знойным ветерком кожа млела, мысли и рисуемые подсознанием предвосхищаемые образы переплетались и сливались в нечто невообразимое. Изящная ручка машинально откинула золотые водопады на подголовник, и Света, необъявленная путеводная звезда событий, вновь застыла, словно испугавшись содеянного. Я передернул плечами, взгляд вновь сосредоточился на дороге.

Трассирующее мелькание кустов и деревьев еще больше сгущало атмосферу. Руслан сдался первым.

– Вчера щелкал каналами и нарвался на старый фильм, – выдал он поперек общего тягостного направления мыслей. – «Обыкновенное чудо». В который раз пересмотрел с начала до конца.

– Сказка, как она есть, – сказал я. – О том, как, совершая ошибку за ошибкой, прийти к счастью с помощью своевременно случившегося чуда.

Конечно, я зло утрировал. Не об этом фильм. А до прекрасного фильма была прекрасная пьеса. Совсем не об этом. Но для затравки разговора…

– Тебе не нравится? – прогнозируемо вскинулся Руслан.

– Очень нравится, – огорчил я его согласием и отсутствием повода для дальнейшего спора именно в этой виртуально недоказуемой категории. – Тоже всегда пересматриваю.

– Жаль только, – с едкостью сощурился Руслан, – что там нет однозначно положительного женского образа. Такого, чтоб, плюнув на все, мечтать лишь о нем. Как в детстве мечтают о принцах и принцессах. А потом – о моделях и олигархах.

– Не обобщай, – попросил я, – у каждого свои мечты.

Света едва прислушивалась к дискуссии. Вроде бы, думала о чем-то своем, но, оказывается, она не пропустила ни слова.

– Чем тебя не устраивает принцесса? – обиделась она за героиню фильма.

– Своим будущим, – сразу ответил Руслан. – Точнее, скорым превращением в точную копию папеньки-короля. Как главный герой должен после свадьбы…

– После поцелуя, – поправила жена.

– В жизни – после свадьбы, – настоял на своем Руслан, – должен был превратиться в зверя, так и она в ближайшем времени определенно стала бы великой стервой и самодуршей. Самодурищей. Которой папанька, возможно, в подметки бы не годился. Первые признаки уже прорезались и выпирали, как пытающаяся спрятаться спица из мешка.

– Хм, – глубокомысленно вставил я.

У принцессы, действительно, вырывалось… иногда. Этакое. Что-то. Что заставляло задуматься. Того, кто умел думать наперед.

– А мужчины, как на подбор, – гнул неунывающий попутчик свою линию, – что ни персонаж, то олицетворение какого-либо из стереотипов, которые просто обязаны нравиться женщинам. Волшебник – созидатель, Медведь – романтик, Трактирщик – поеденный молью и побитый жизнью мудрец.

Да, небитых мудрецов не бывает. Но это так, к слову.

– А принц-администратор? – вставила Света, думая подловить разговорившегося муженька. Олицетворенный Андреем Мироновым циничный красавец-мужчина (усталый от забот о себе, любимом) просто не мог остаться в стороне от обсуждения.

– Прагматик! – горячо воскликнул Руслан. – Герой нашего подлого времени.

– А Король? – словесно ущипнула жена.

– Скажи честно, – понизил тон склонившийся к ней Руслан. – Разве тебе не импонирует его задорное шальное головотяпство?

– Ну… – Света замялась.

– Об этом и говорю, – удовлетворенно откинулся водитель. – Даже палач, пишущий стихи… Тоже, кстати, подмечено очень жизненно, сильно. В общем, все главные мужчины в фильме – полноценный набор мужских качеств, собирательный образ всего необходимого любимым половинкам.

– Почему нельзя было собрать их все в одном человеке? – полюбопытствовала Света тоже с практической точки зрения, сугубо женской.

Руслан как-то сумел развести руками, не отрывая их от руля.

– Эти качества несовместимы в одной личности, если она не страдает шизофренией. Потому – радуйтесь такому приятному разнообразию, – подвел он для жены итог своих размышлений, – вон сколько всего – для женщин…

– А жена волшебника? – вопреки сказанному ввернула Света, которая совершенно забыла о недавней зажатости. – Она положительный образ?

– Да. Собственно… Жена волшебника, принцесса, Эмилия, бывшая женой коменданта, прочие… тоже собирательный образ всех любимых мужчинами женских качеств.

– Женщину, религию, дорогу – каждый выбирает по себе, – тихо процитировала Света Левитанского.

В машине вновь установилась нервная, гудящая о грунтовку тишина.

Все трое старательно избегали главной темы, что будоражила воображение каждого. Никто не хотел собой испытать не то льдинки, не то айсберги потрескивающего напряжением ледника на прочность в качестве ледокола-первопроходца. Никто не хотел делать первый шаг. Куда? Никто пока не знал и потому не хотел испытывать судьбу.

Руслан начал заученно-четко декламировать, ритмично и вкладывая душу:

– Ты живи себе гуляючи за работницей женой,

По базарам разъезжаючи, веселися, песни пой,

А вернешься с торгу пьяненький – накормлю и уложу,

«Спи, пригожий, спи, румяненький!» – больше слова не скажу.

Поставив интонационную точку, он многозначительно усмехнулся, понизив тон:

– Идеальная спутница жизни, правда? Собирательный образ лучшей женщины всех времен и народов с точки зрения обывателя, все такую хотят, все о ней мечтают.

– Хотеть и мечтать не вредно, – возразила Света, – но вообще-то идеальной женщине нужен идеальный спутник.

– В жизни чаще все совсем по-другому, – вздохнул я.

– В жизни всегда все по-другому, чем хотелось бы, – мгновенно отреагировал Руслан.

Я неутешительно прибавил, раз уж началось словоблудие:

– Жизнь – не пряник, скорее – кнут. Если вспомнить твоего поэта, «надрывается сердце от муки, плохо верится в силу добра, внемля в мире царящие звуки барабанов, цепей, топора».

Парочка удивленно переглянулась, нараставшая наэлектризованность временно заземлилась.

– В другом месте Некрасов сформулировал девиз такой жизни более органично, – сказала Света. – «Люби, покуда любится; терпи, покуда терпится; прощай, пока прощается; и – Бог тебе судья!»

Впереди уходила в лес заброшенная просека, оставленная лесовозами или охотниками. Либо подобными нам случайными посетителями.

– Сюда?

– Все равно. – Я в очередной раз пожал плечами.

Руслан свернул на не менее раскисшую грунтовку, продираясь сквозь нависшие ветви. Вскоре она – неравномерно-ухабистая тропинка для тракторов – раздвоилась. Руслан выбрал более наезженную. Колея привела к берегу речки, где мы благополучно завязли.

Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.

– Рули, я подтолкну, – предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.

Света тоже вызвалась поучаствовать. Встав сзади по бокам, мы с ней уперлись ладонями в железо, Руслан нажал на газ…

– Ой!!!

Света отскочила, руки принялись размазывать налипшие коричневые комья и кляксы.

– Еще раз! Враскачку! – скомандовал я

Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины не выбрался.

– Еще разок?

– Давай, – со вздохом согласился рыжий водитель.

Оба уже понимали, что надо откапываться и набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли – как и Света, я оказался с ног до головы покрыт грязевыми пятнами.

Руслан все еще надеялся: то трогал осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.

– А здесь совсем неплохо.

Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.

– Верно, – хмуро согласился он, тоже оценив местечко, – просто чудесно. Уголок – мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.

– И меня в крапинку, – с обидой, что никто не замечает ее страданий, объявила Света. На лице блуждало беспокойное подобие улыбки.

Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена – дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.

Может, боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.

Еще раз пронзили небольшие, но красивые девичьи глаза без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтоб не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь. Боже, какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож – пойму и прощу.

Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если б Руслан задумал нечто подобное, Света не даст. Наверняка, предупредила, чтоб не пытался, он нужен ей живым и здоровым.

Вот так мужики и перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. Ведь у меня нет жены.

Взор водителя взлетел к раскачивавшейся крыше крон. Скрежетнула дверца, ботинки один за другим хлюпнули в жижу, и Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.

Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы втиснулись под резину и днище, невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку, Руслан прыгнул за руль.

Мотор взревел. Несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на ровный пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.

– Стрелять можно здесь. – Веснушчато-красноволосая рука указала на пологое место на бережке.

Свету словно током ударило. Занятая пострадавшей внешностью, она забыла о цели приезда. Руслан тоже потускнел, как пейзаж поздней осенью.

Мой подбородок указал парню за спину:

– Нож у тебя – самое то для леса.

Скользкий момент был оттянут еще на какое-то время.

Инструмент мне серьезно нравился. Хотя эффектная сценка с его доставанием очень напоминала фильм про Данди-Крокодила: презрительная усмешка героя неудавшемуся грабителю: «Разве это нож? Вот нож!» – и так же, как только что Руслан, сзади, из-за пояса… Но. У австралийца тесак был за ремнем на заднице и по сравнению с Руслановым сильно проигрывал в длине. За пояс, если ты не иллюзионист, такое не спрячешь. И за руль с такой штукой на заднице не сядешь. Это ж нечто среднее между саблей и топором.

Удовольствие парня было больше, чем у Данди в момент его высшего расположения духа. Руслан снова потянулся за предметом разговора (ну как не продемонстрировать лишний раз собственную мальчишескую крутость…)

– Айо гуркхали!!! – что есть мочи завопил он на весь лес, распугивая по всей округе дичь и возможных браконьеров.

Одновременно его рука вновь материализовала клинок, резким движением завертевшийся по окружностям, спиралям и непонятным образом вокруг всего корпуса – не хуже нунчак у профессионала. Вращая, делая внезапные выпады и удары по воздуху, который представлял воображаемого противника, парень одновременно делал пояснительные ремарки.

– Это кукри, ближайший родственник кхухилона, очень похожего, но не столь символически-фаллического. Этот нож, овеянный легендами, одновременно боевой, хозяйственный и ритуальный. До сих пор состоит на вооружении непальских гуркхов, которые служат в войсках Британской короны. По привычке, видимо, служат.

Сделав последний необъяснимый финт, нож замер у него в руке, как бы готовый к удару. В карате подобные показательные выступления называются ката, в отношении холодного оружия специальный термин мне не попадался. Наверное, у каждой школы он свой. Комплекс, последовательность, серия… Выглядит ужасно зрелищно. Зрелищно – и ужасно. Я внутренне поаплодировал удачному выступлению, а вслух предположил в продолжение темы гуркхов:

– Наверное, им забыли сообщить, что империя распалась.

– Возможно, – с невеселым смешком согласился Руслан. – Когда гуркхи на Мальвинах с кукрями наголо шли на аргентинский гарнизон, те сдались без единого выстрела. От одного фантастического вида нападающих, орущих этот боевой клич: «Айо гуркхали!». Вообще-то в оригинальном произношении нож называется кхукри. Одно слово, гуркхи.

– То есть это все-таки боевой нож? – решил уточнить я, начав вспоминать уголовный кодекс в отношении холодного оружия: что можно, а чего категорически нельзя на территории нашей родины.

Вновь исчезнувший за спиной, но незримо присутствовавший перед глазами, Русланов кукри оставался главной и единственной темой обсуждения. Наверное потому, что другой темы касаться пока не хотелось. Никому. Мысли – были. У всех. Желание поднимать их – нет.

– Будешь смеяться, – совершенно серьезно произнес Руслан, – но эта убийственная дура весом под килограмм у нас в стране холодным оружием не считается. Чем-то в формулировку не укладывается, оттого – чистый хозбыт. Какое-нибудь жалкое пятнадцатисантиметровое стальное перышко с упором является, а настоящий боевой меч, ради прикола наименованный ножиком – нет.

– Почему? – подала голос прислушивавшаяся к нашей болтовне Света. Она сошла к реке и теперь смывала с себя глину. С лицом все получалось замечательно, с одеждой – не очень. Присев к самой воде, девушка ожесточенно размазывала по ткани грязь. Понимала, что лучше дождаться, пока высохнет и само отвалится, но она – женщина, ей хотелось быть красивой в любой ситуации.

Несколько шагов, и я пристроился рядом, тоже принявшись зачерпывать и оттираться. Правда, мыл только лицо, шею и руки.

Руслан напрягся. Только что был далеко – и уже около нас.

«Нас». Плохо сказалось. Ему, видимо, сказалось так же, оттого и напрягло.

– То ли из-за отсутствия гарды, то ли еще почему, но кукри – не оружие.

Прозрачный воздух овевал и переполнял легкие кислородом. Вроде все прекрасно, но неловкую тяжесть, что висела над полянкой, можно грузить экскаватором. Я снова увел разговор от волнующего.

– Почему ему не требуется гарда? – Киношное «рубилово» на мечах, ножах и саблях доказывало, что без защиты кисти от клинка противника придется туговато. – Если он боевой – можно руку повредить.

– Гарда нужна для фехтования, а еще это упор, чтоб не соскользнуть на лезвие, когда втыкаешь оружие в цель, то есть, для колюще-режущих инструментов. Кукри – другой, им не фехтуют и не колют.

Света подняла глаза на напустившего туману мужа.

– Что же им делают? Это ведь нож? Или не нож?

Похоже, Руслан не посвящал ее в подробности своих увлечений.

– Нож, – признал он. – Но скорее – меч. Топор же никто не назовет ножом, хотя им тоже – теоретически! – можно и резать, и даже бриться. В общем, кукри больше топор, нежели нож. Светланка, например, с удовольствием рубила им мясо.

От усердия уже мокрая насквозь, девушка вскинула голову:

– Точно, кости берет на ура.

Пересекшись с моим, ее взгляд отпрыгнул, как ошпаренный.

– До сих пор состоит на вооружении непальских полицейских, – дополнил Руслан о любимом предмете.

Чтоб не смущать соседку, я обернулся к парню:

– Не пойму, как его носят. – Трудно представить современного «джедая» с таким невыключающимся световым мечом на портупее. – В смысле – где. Как саблю, сбоку на поясе?

– На поясе, но не сбоку, а вот здесь. – Изобразив свисающий хвост, ладонь Руслана провела сзади ровно посередине, разделив ягодицы.

– Ага, тылы прикрывают. – Зачерпнутая горсть жидкого холода омыла шею, рукав промакнул лицо. Мне вдруг припомнилось: – Мила Йовович в одной серийной антиутопии лихо орудовала парочкой таких.

– Было дело, – с видом всесведущего знатока признал Руслан. – В третьей серии. Причем так мощно управлялась, что по всем законам должна была терять при каждом взмахе. Даже теннисная ракетка, бывает, вылетает в момент удара, что же говорить о куске стали, который сила инерции постоянно выдирает из ладони. Против этого придумано расширение на конце рукояти, вот оно, а у экранной героини такого не было. В общем, как всегда, сплошная показуха.

Злая красота ножа вновь привлекла взгляд. Пока я любовался оружием, Света не находила себе места. Герой дня – она, а не какая-то железка! Как можно думать о чем-то другом?!

– Что же ты хотел, – не смогла она не вставить, – кино есть кино, артист обязан делать красиво, а не правильно.

– Не обязательно, – хмуро не согласился муж.

– Знаешь исключения? – с любопытством воззрился на него я, поскольку тоже придерживался мнения, что кино – это кино, а жизнь – где-то в сторонке, сама по себе.

– Брюс Ли, – кратко отчеканил тот.

– Он тоже работал на камеру, – вздохнул я, – поскольку его особые умения зрителю ничего не давали.

Руслан вынужденно согласился.

– Наверное, да. Когда он бил по-настоящему, камера фиксировала лишь смазанное движение воздуха, а противник мешком оседал рядом со стоящим как бы ничего не предпринимающим Брюсом.

Сравнив невесомую ветровку парня со своей теплой и длинной курткой охотника, я снял ее и без разговоров накинул на плечи продрогшей девушки.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

Над нами мерцали звезды. Под нами поскрипывали, вминаясь, полегшие травы, ветки и опавшие листья. Я поднялся к Руслану. Едва увидев мой отход, Света повернулась спиной, чтоб отмыть то, что в моем присутствии тереть не решалась.

Любопытно, какие мысли подтачивали сейчас подсознание присутствующей парочки по поводу, который старательно отгонялся отвлекающей темой – она потому и не сходила на нет, что выполняла нужную роль замещения. Все равно когда-то придется заговорить о том, что откладывали, от чего уклонялись, но забыть о чем не могли.

Почему не сейчас? Я махнул рукой вдоль излучины реки:

– Больше ста метров пустоты. Устроит?

– Вполне. – Руслан убито поплелся к машине.

Багажник с противным скрежетом исторг из себя пенополистирольный щит.

– Держи.

Вручив мне щит, Руслан широкими шагами принялся отмерять метраж.

– Пойдем, – нервно кинул он, вышагивая и вслух считая: – Три, четыре, пять…

Точно отмерить не получилось, мешали ухабы, обходы, топи. Прямого пути не было.

– Ставь здесь, – сказал он, досчитав до ста.

Перед щитом оставили включенный фонарик. Тревожно рыская взглядом, Руслан прошептал:

– Может, решим вопрос по-другому?

– Нет.

Парень зашагал обратно. Он мне определенно нравился. Нет так нет. Мужик сказал – мужик сделал. Если б все были такими…

Света так и сидела на корточках у воды, словно страшась подняться к машине. К нам. Ко мне. Или ей, мокрой, просто было холодно.

Какая многозначительная фраза для нашей ситуации. Бывает ли холодно душе? Ответ скрючился передо мной. Меня тоже подмораживало. Но я мужик, а слово не воробей, надо соответствовать.

Из оставленного открытым багажника появился навороченный лук. Подумав, Руслан достал две стрелы.

– Так понимаю, стрелять будем из моего?

– Давай уже. – Я вырвал из его рук оружие.

(продолжение следует)

32

Додумать я не успел, холодный пот прошиб после – когда на звук вставляемого снаружи ключа из мертвой зоны обзора появились две фигуры. Они замерли в темноте по обе стороны двери. В руках, судя по положению, имелось оружие.

Снова тело соображало быстрее застопорившегося сознания. В моих руках сам собой появился лук. Выстрел…

Пробитое двойное остекление со звоном осыпалось. Стрела, пролетев комнату и прихожую, лязгнула о сталь входной двери. Хорошо, что в свое время поменял прежнюю деревянную на эту защитную конструкцию, иначе смуглянке досталось бы.

Срикошетившая стрела на излете ударила левого из вздрогнувших мужчин, он непечатно вскрикнул. Второй показал ему кулак. Все стихло.

Челеста – умница. Судя по тому, что дверь не открылась, она правильно среагировала на шум.

Переждав несколько мгновений, фигуры внутри начали действовать. Левый показал что-то на пальцах, его тень метнулась к разбитому окну, край лица осторожно выглянул из-за боковины. Второй бросился преследовать пришедшего. То есть – Челесту.

Только б успела. Я подогнал корабль как можно ближе к подъезду. Внутрь вошла какая-то парочка. Сейчас же появилась моя засланница и, вращая ошалелыми глазами, кинулась туда, где высаживалась. Сзади вновь отворялась подъездная дверь...

Девушка взвизгнула, когда высунувшиеся из ниоткуда руки на ходу подхватили под мышки. Втаскивая внутрь, последнее, что я видел перед взлетом – недоуменно крутившего головой преследователя и… безумные глаза бабы Нюси, которая видела в с е со своего вечного наблюдательного пункта. Интересно, станет ли рассказывать. Все-таки у нее репутация сплетницы вменяемой, в своем уме и здравом рассудке.

Челеста вцепилась в меня, как обезьяна в пальму на самой кроне. Наверное, это были объятия, но мне казалось, что могучий спрут решил пообедать моей персоной, для начала выжав сок. Высвободив хотя бы руки, я принялся успокаивать девушку.

– Все хорошо, милая. Ты поступила верно. Абсолютно верно.

Ладони гладили по спине и вспотевшему затылку. По вздрагивающей макушке. По трепетно жавшейся ко мне пояснице. Хотелось и ниже, очень хотелось. А почему нет? С нежностью и благоговением пятерня огладила упругий барабанчик. Затем второй. Затем снова первый – по-прежнему медленно и заботливо, словно это нормально и по-другому просто не бывает.

Наверное, девушка так и поняла, поскольку даже не заметила. Что делать, если заметит, я не знал. И не хотел знать, чтоб не рушить отношения, что пока устраивают обоих.

Пока? Хм. Что скажет по этому поводу дедушка Фрейд?

Ладонь вновь переехала на спину и затылок.

Наконец, Челеста отлипла.

– О мольто пауро.*

*(Я очень испугалась)

Корабль уже висел над центральным рынком.

* * *

Нина мучительно всматривалась вдаль. Я подошел с другой стороны.

– Не получилось, – грустно выдохнулось прямо в ухо.

Она, вздрогнула.

– Ты меня напугал. Ладно, пойдем, ничего не поделаешь. Запомни: я тебя представлю, дальше – твои проблемы.

– Естественно.

Мы двинулись к ресторану, что располагался напротив. Как только поравнялись с парадным входом, рядом взвизгнули шины, почти у ног затормозила низкая спортивная машина. Как она, вообще, ездит по нашим ухабам? Не понимаю любителей занижать свои тарантасы, а тут все в заводском исполнении. Было жаль заморскую стальную птицу, волей владельца помещенную во враждебную среду. Хотелось выпустить ее на волю.

В глухой броне тонировки разверзлась щель, она быстро увеличилась до размеров всего окна.

– Нина!

Голос принадлежал роскошно упакованной молодой дамочке с длинными волосами, в кожаной курточке, опушенной мехом, и в темных очках.

– Привет! – откликнулась моя спутница.

Дверца машины отворилась, водительница томно выставила левую ножку, отчего полоса не по сезону короткой юбочки уехала вверх, и на мгновенье в глубине открылся затянутый в черное треугольник. Затем молодая женщина подняла и перенесла через порог правую – столь же медленно и красиво, а при вставании отметилась новой нарочитой демонстрацией безукоризненных конечностей, тонкой талии и витринной груди. Одежда, стать и самомнение соответствовали стоимости машины. Пальцы с длинными красными ногтями сняли очки. Мои глаза изумленно взморгнули. Нет, не показалось, я действительно откуда-то ее знаю. Но откуда?

Знакомый разлет бровей. Зовущие скулы. Сексуальные губы бантиком. Ниже – выдавливающие друг к дружку молочные пакеты, при набирании в которые забыли закрыть кран. Выше – лицо. Яркое, запоминающееся. Знакомое. Где же мы пересекались?

Красавина, назвала ее Нина. Незнакомая фамилия.

– Это Олег, – указала в мою сторону Нина.

Красотка высокомерно кивнула, не удостоив меня вниманием.

– Ты же помнишь, – наставительно проговорила ей Нина. – Мы договорились. Я знакомлю тебя с Василием Платоновичем, ты помогаешь Олегу.

– Да помню, помню, – отмахнулась та.

С Василием Платоновичем? Я едва не поперхнулся. Снова мой виртуальный спаситель. Не мешало б уже знать, что он за фрукт, и с чем его едят.

– Это Анжела.

Озарение прилетело как строительная конструкция в темечко: это же та, с диска «Студенки»! На обложке – глупо хихикающая Наташа и вот это привораживающее лицо, что неуклонно возвращает к себе из глубин соблазна. Небывало гибкая спинка. Много успевающие руки. Акробатические ноги. Секретарша Задольского? Н-да…

Слева от входа в ресторан двое полицейских заталкивали в воронок дебошира, один пересекся со мной взглядом. Я резко отвернулся, но глаза быстро скосились обратно.

Сержант не оставил пикировку взглядов без внимания. Закончив с хулиганом, он сверился с ориентировкой, кивнул второму, оба медленно двинулись в нашу сторону.

– Предъявите документы.

Я посерел. Без меня корабль ни выпустит Челесту, ни накормит…

В ситуацию вмешалась Нина:

– Мы к Василию Платоновичу. Торопимся. Вон он сидит.

Сержант с напарником, уже зажавшие меня в клещи, вдруг отпрянули. Из-за стеклянной витрины ресторана нам махал рукой седовласый мужчина в сером костюме при галстуке. При этом он внимательно разглядывал меня.

Судорожно отдав честь, полицейские дематериализовались.

Дверь перед нами почтительно открылась. Швейцар увидел, к кому идем, на мои джинсы и свитер брезгливо покривил рот, но смолчал.

Седовласый встал при нашем приближении. У Анжелы словно маятник Фуко в попе включили. Теперь она не шла – несла себя, как на блюде. Около столика была принята добивающая отрепетированная поза, что откровенно выпячивала все, что выпячивается, и оттопыривала все, что, соответственно, оттопыривается и волнует обремененное стандартными наклонностями мужское население планеты. Поскольку седовласый относился к упомянутой форме существования, предназначенное для внимания мимо него, естественно, не прошло. Седой ежик склонился в почтительном поклоне, однако глаза не опустились.

Нина приветствовала его как старого друга. Не равного, а старшего друга. Должно быть, сей убеленный мудростью и значительностью джентльмен – прямой начальник Владлена.

– Как самочувствие? – обволок ее густой бас начальника.

– Лучше. – Женщина протянула руку в сторону пришедшей с ней девушки. – Знакомьтесь. Это Анжела, секретарь-референт Задольского.

Девушка выразительно изогнулась осиной талией и рельефно обтянутыми подробностями выше и ниже.

– Очень приятно. – Мужчина галантно поцеловал протянутую ручку, выражение на лице подтвердило, что сказанное – не только слова. – А молодого человека представлять не надо, его досье сейчас на моем рабочем столе лежит.

Снова у меня все упало. Чуть сам не упал. Вот же влип. Как муха в… мед.

Я сжал губы, кулаки сжались сами.

– Позвольте узнать, какую организацию представляете?

Василий Платонович ответил расплывчато:

– Заветные три буквы.

– Федеральную...

Мужчина поморщился, словно прокисшего вина жлебнул, причем натощак:

– Не надо о работе. Владлен рекомендовал вас как честного человека. Так и буду относиться. Пока не убедите в обратном. Присаживайтесь.

Еще раз удостоверившись, что имевшиеся достоинства замечены и оценены, Анжела воссела на предложенный стул, почти как на трон, но не как королева, а как фаворитка короля, ибо король – рядом, и все говорило, что ни на миг она этого не забывает.

Василий Платонович подвинул стул и своей знакомой, затем повернулся ко мне, севшему, естественно, самостоятельно, но чувствующему себя в чужой тарелке с никогда не пробованным содержимым:

– Не беспокойся. В моем присутствии тебе ничто не угрожает. Особенно здесь.

Его руки обвели пространство, включившее в себя, по меньшей мере, весь город.

Холодное вино наполнило бокалы.

– За прекрасных дам и отважных рыцарей! – провозгласил Василий Платонович немного странный тост. Потому что ежеминутно косил на меня. Когда не разглядывал Анжелу. И в отношении нас обоих постоянно лукаво щурился.

Все отпили понемножку. Я автоматически потянул в рот кусок шашлыка, по которому соскучился. Дамы не спешили приступить к трапезе, хотя их глаза разбежались – стол был накрыт с размахом.

– Василий Платонович, – Анжела вся извертелась, стараясь податься в самом выгодном ракурсе. – Нина говорила о моей проблеме?

Мужчина задумчиво склонил голову и долго рассматривал девицу, словно на предмет немедленного употребления. Наконец, степенно произнес:

– О новой работе?

– Да, – закивала Анжела. – Мне предложили… Но от Задольского просто так не уйдешь. Слишком много знаю.

– И слишком много умеешь. – Василий Платонович бесстыдно раздел ее взглядом. Получилось у него это скорее профессионально, чем с намеком, вот бы так научиться.

Анжела восприняла его разглядывание как намек.

– Пожалуйста, поговорите с ним, вы для него – величина, а я умею быть благодарной.

Мы с Ниной переглянулись. Став вдруг совершенно лишними здесь, мы слышали для чужих ушей не предназначенное. У Анжелы совершенно не было такта. А у нас выбора. Пришлось отвести глаза и сделать вид, что нас здесь нет. И не было.

Впрочем, выбор имелся. Поняв, что моими делами секретарша Задольского сегодня заниматься не собирается, я решил уже подняться для прощания…

Василий Платонович сделал останавливающее движение, голова недовольно качнулась.

– Сударыня, не будьте столь прямолинейны, – процедил он негромко. – Это унижает вас, а ваших собеседников ставит в неловкое положение.

Анжела испуганно затараторила:

– Простите, наверное, вы не так поняли…

– Не так? – по-Мефистофельски ухмыльнулся Василий Платонович. – Жаль. А я уже размечтался.

Бросив бессмысленно вращавшую глазами девицу на произвол судьбы, он подмигнул Нине, что, мол, удачно пошутил, и его фронт полностью повернулся ко мне:

– Ну ты наворотил, Олежа. Убийство…

– В рамках самообороны.

– Знаю. Все знаю, больше чем кто-либо. Тем не менее. Угрозы следователю и другим уважаемым людям. Это к самообороне не пришьешь.

– Это восстановление справедливости.

– Справедливость в законе не прописана. Мы живем по закону, а не по справедливости. – Собеседник хитро собрал морщинки в уголках глаз. – Кстати. Допрашивали мы некоего Игоря Тютина из деревни Запрядье… Ты неким лагерем за городом интересовался, а потом тот на воздух взлетел. Твоих рук?

Я скромно промолчал.

– А мы все не знали, что делать, как подступиться. Ну, за такое многое можно простить. Скажем, все остальные подвиги.

Кровь вновь потекла по жилам. Мой взгляд обрел осмысленность:

– То есть…

– Гуляй. С нашей стороны к тебе претензий нет.

Мир заиграл красками. Что ни говори, а Василий Платонович – мой талисман.

Мой талисман пресек мою радость:

– Правда, со временем возникнут вопросы, на которые тебе придется дать ответы, но это не горит. Когда понадобится, мы тебя найдем.

Найдете? Флаг вам в руки.

– И насчет документов, которые на меня повесили… – поспешил уточнить я, чтобы закрыть вопрос.

Василий Платонович громогласно рассмеялся:

– Насчет них тем более. Говорил же – я в курсе всего. Дело следователей искать улики, добывать доказательства. Моя работа – знать.

Мое тело расползлось по стулу с чувством севшего телефона, который вновь подключили к источнику энергии. Спина откинулась, глаза наконец смогли смотреть по сторонам. Машинально появившаяся улыбка раздвинула щеки до ушей… и застыла.

За дальним столиком ресторана сидел Герман Кузьмич Филозов, заместитель начальника охраны Задольского – тот, кого я нагло и неумело шантажировал, и который по роду прямой деятельности обязан был добыть меня хоть со спутника Юпитера.

Все, приехали. На выходе повяжут.

Первая мысль снова была о Челесте. И вторая, и третья, и все следующие, вплоть до последней. Я-то как-нибудь выкарабкаюсь… рано или поздно. Лет эдак через…

Поплохело так, что в глазах разлилась муть. Я с надеждой взглянул на Василия Платоновича.

Тот внимательно отслеживал произошедшие со мной перемены. Когда причина выявилась, он кивнул Филозову, как старому знакомому. Тот ответил более активно, даже подобострастно, а через минуту расплатился и вышел.

– Уважаемый друг, – развел руками мой талисман, – я гарантировал вам неприкосновенность только от своей организации. Другие проблемы вам нужно решить самостоятельно.

Брови Анжелы, которая долго переводила взгляд с меня на седовласого и обратно, удивленно взлетели, остановившись на мне:

– Ты… Так это ты! Знаешь, вот визитка с моим телефоном. Обязательно позвони. Кажется, я знаю, чем тебе помочь.

– Позвоню, – пришлось согласиться мне, принимая излишне блестючий кусочек пластика, который чем-то напоминал владелицу.

Нет такого слова – блестючий? Теперь будет, выглядели он и она именно так. Убирая визитку, я бросил взгляд на часы.

– Торопитесь? – поинтересовался все замечающий Василий Платонович.

– Немного.

– И мне пора, – предупредив мое движение, одновременно поднялась Нина.

– Проводи молодого человека, – кивнул ей мой талисман, оказывая последнюю услугу.

Остается надеяться, что «последняя» не в плохом смысле. Последняя от него на сегодня, так будет точнее.

Нина понятливо опустила ресницы.

– Пойдем. – Ее рука взяла меня под локоть.

Снаружи засады не оказалось. Я тревожно оглядывался, готовый сорваться с места. Зря. Опять сработал авторитет Василия Платоновича?

– Может, зайдешь? – печально вымолвила Нина, когда около нас остановилось такси.

Она видела, что садиться в машину я не собираюсь.

– Нет. К тому же – Владлен. Вдруг…

Влажная пелена заволокла глаза женщины.

– Больше никаких «вдруг». – Она опустила голову. Затем вновь воспрянула: – Может, требуется помощь? Или деньги? В твоем положении…

– Спасибо, мне ничего…

Я прервался, в мозгу билась мысль. Нина ждала. Через мгновение я продолжил задумчиво:

– Если только…

– Только? – подтолкнула она меня повтором.

– Можете приютить девушку-иностранку на пару дней? – После нервов последних событий мне хотелось быть уверенным, что Челеста в надежных руках, только так мои собственные руки смогут быть развязаны. – У себя, у друзей, у родственников… лишь бы с гарантированной личной безопасностью.

Женщина откликнулась почти с радостью:

– Пожалуйста, пусть приходит. Что у нее случилось?

– Те же проблемы, что у меня, – уклончиво объяснил я. – Плюс немножко не в своем уме. Нет-нет, тихая, адекватная, только всех вокруг пришельцами из других миров считает.

Только что забеспокоившаяся Нина оттаяла, губы тронуло улыбкой.

– Когда ты ее приведешь?

– Скоро. Сразу. Но как к этому отнесется Владлен? После всего… Я его боюсь. Уверена, что с его стороны не будет чего-то этакого? Кстати, можно как-нибудь выяснить у него насчет документов, из-за которых вся заварушка? Это очень важно.

Нина опустила взор.

– Приходите, – сказала она тихо, садясь в такси. – Об остальном дома поговорим. О Владлене не беспокойся.

– Кстати, – пришло мне в голову. – Может, просто не говорить, что Челеста – моя подруга?

– Челеста? – Нина горько усмехнулась. – Красивое имя.

Такси отъехало.

* * *

Ехать Нине долго, это время можно было употребить с пользой. Вернувшись к Челесте, я ответил на вспыхнувшую радость воздушным поцелуем. Она как собачка, что завидела хозяина, только хвоста нет. В остальном – один в один. Глазищи ждущие, довольные, поза предвкушающая, в душе восторг. Смотрит преданно, все понимая, только сказать не может. Лишь иногда – тяв-тяв-тяв по-своему. И чтоб иногда за ушком или пузико почесали. Ну, идеальная псина… прошу прощения, женщина.

Корабль направился к Запрядью, но не в деревню. Найдя поляну с кострищами, я отсчитал примерно пять километров вверх по течению и принялся исследовать побережье вдоль реки. Челеста стояла рядом и тоже смотрела во все глаза. Чувствовала, что что-то ищу. Не знала, что. Именно поэтому заметила первой.

– Ольф! Э уна казетта нель боско!*

*(Домик в лесу!)

Я оглянулся. Смотрел вперед, а лесную сторожку можно было разглядеть только с одной стороны двух огромных раскидистых сосен. Спасибо панораме и девушке.

Корабль сделал круг и снизился.

Она самая. Там, где сказали. Похожа на мою землянку, но выше и крепче. Следов обитания не заметно.

Снова Челесте достался карабин. Я снял его с предохранителя, жестами приказал быть осторожнее. Сам с Калашом от вечной памяти партизанов аккуратно двинулся вперед.

В бревенчатой стенке зияла узкая бойница, сделанная по принципу окна в деревенской бане. Свет дает, выбраться не дает.

Я решился:

– Есть кто?

Тишина.

Еще два шага, и толчок ноги распахнул дверь. Изнутри пахнуло вонью. Я непроизвольно отпрянул, но, набрав воздуха, заставил себя впрыгнуть внутрь.

Игорь не соврал. Здесь держали человека. Совсем недавно. Теперь на загаженном полу валялся лишь перетертый конец каната.

Что ж, Альфалиэль, выходит, ты жив. Этого факта пока достаточно. Да и с ним непонятно, что делать. Альфалиэль без корабля – не Альфалиэль. Если захочу, Альфалиэлем буду я.

На всякий случай – чем черт не шутит – я покружил по окрестностям. Безрезультатно. Парень сгинул. И черт с ним, без него спокойнее. Доберется домой невредимым – я счастлив за него. А не доберется… Судьба.

Лес снова мелькнул под кораблем, уже по прямой. Около знакомой поляны мы вышли, Челеста изумленно глядела, как я принялся раздеваться.

Когда на мне остались одни трусы, ноги нехотя шагнули к воде.

– Вольо баньярти?! Фа фреддо!* – испуганно донеслось вдогонку.

*(Хочешь купаться? Холодно!)

Челеста бросилась в мою сторону.

– Не надо! Холодно! – Я жестко выставил перед ней открытые ладони.

Обжегшиеся ноги погрузились в ледяную стихию. Я заставил себя нырнуть.

Набросанные несколько месяцев назад булыжники и валуны уже заилились. Даже вывороченные, они поддавались с трудом. Ныряя раз за разом, я по одному разгребал камни. После шестого погружения пришлось скакать в корабль, где просить сделать температуру теплее. Потом горячее. Наконец, вообще как в парилке, чтоб жаром кости пробрало.

Минут через десять оттаявшее тело решилось на второй заход.

Выйдя, я опупел на месте, если есть такое слово: раздевшаяся до нижнего белья Челеста продолжала мою работу. Синяя до фиолетовости, она дрожала, зуб на зуб не попадал, кожа – сплошные пупырышки, синий кактус. Итальяночка мужественно тягала подводные камни, растаскивая в сторону. Взгляд упал на меня, она улыбнулась.

– Кози?*

*(Так?)

– А ну, дуй отогреваться!

Я выдернул из воды съежившуюся синюю птичку, задав направление смачным «лещом». Она не спорила.

Помогла, оказывается, основательно, я нащупал материал куртки. Еще несколько штук – и зацепленный элемент одежды вылез из ила.

Та самая. Просто куртка. Без никого. Облегченно вздохнув, с добычей я бегом ворвался в пышущую жаром рубку. Сжавшаяся в комочек Челеста сидела на горячем полу, спина подпирала кровать, коленки и локти торчали как картофель-фри из пакетика. Она с любопытством оглядела куртку, в глазах застыло недоумение. Немое.

– Правильно не спрашиваешь, – сказал я, осмотрев куртку и убедившись, что карманы пусты. – Сам не знаю зачем. На всякий случай. Авось. Понимаешь?

Не понимала.

– Учи это слово, без него в России никак. Авось, повтори. А – вось.

Челеста поняла, чего от нее хотят.

– А-вос.

– Ага. Тенденция ясна. Теперь скажи-ка: аминь. – Мои ладони сложились в молитве.

– Амен.

– Тогда пусть остается овёс.

Куртку я поместил к остальным вещам. Взамен из кладовки появились платье и туфли девушки.

– Одевайся.

Халаты я убрал.

– Довэ андьямо?* – Карие глазищи просияли.

*(Куда пойдем?)

Тактично отвернувшись, я разогнал ставшую невыносимой жару. Подчинявшийся мыслям корабль уже завис над многоэтажкой Раи и Нины с Владленом. Сам я натянул привычный комплект джинсы-рубашка-свитер-боты, с которым расставался только на ночь.

– Гоу,* – сказал девушке.

*(Пошли)

Крыша к моему удовольствию нынче оказалась необитаемой, а то надоело гонять молодежь.

Челеста счастливо выпорхнула. Когда обернулась, улыбка погасла – я тащил автомат. Ствол указал на люк:

– Иди первой.

Уныло переставляя ножки, она стала спускаться по вертикальной железной лестнице, и было не по себе от безжизненно-тоскливого взгляда, замершего среди державшихся за поручни кулачков. Внизу девушка осмотрелась, взмах руки подсказал, что никого нет. Здесь засада снята. Живем. Я спустился к ней на площадку.

(продолжение следует)

31

– Если есть ствол, зачем крохоборничаешь? Не стыдно?

Он вытащил сигарету, открытая пачка протянулась ко мне. Я помотал головой, пачка исчезла, чиркнула зажигалка.

Рядом торопились куда-то люди, до нас никому не было дела. Однако, человек с оружием, пусть оно и завернуто в тряпку, рано или поздно бросится в глаза.

– Следую заповедям «Не убий» и «Не укради». – Я собрался уйти.

Чернявый паренек кивнул:

– Тоже верно. А что, правда сможешь быстро оказаться на другом конце города и вернуться? Как насчет за час до Теплого стана и обратно?

– Сорок минут.

Ответ произвел впечатление.

– Давай так, – сказал парень. – Вот адрес в том районе, недалеко от метро, отвези девушке цветок. Если через сорок минут будешь здесь, даю сотню зеленью. Залога не надо, но если тебя не будет через час, буду считать, что залог мой, и придется тебя найти, чтоб забрать. Хорошие условия?

Без колебаний я пожал протянутую руку. Хмыкнувший парень зашел в киоск, через минуту в моих руках оказались роза и адрес.

– Я Арсен. Тебя как звать?

– Правду не скажу, врать не хочу. Кстати, встречное предложение: если управлюсь за полчаса, сумма удваивается.

Темные глаза Арсена глянули на меня как на кретина, но с уважением.

– В три. – Спокойно объявил он, перебивая ставку. Уголки губ смеялись. Взгляд не сползал с карабина, а в голове, наверное, крутилось, как меня потом отыскать.

– И бутылка хорошего вина, – добавил я.

– Заметано. Ну, Курьер, время пошло.

Его взгляд опустился к наручным часам, я воспользовался отвлечением внимания.

– Эй, Курьер, там нет прохода! – донеслось вслед, когда я исчез за киоском.

* * *

Все прошло отлично – кроме последнего этапа. Времени на все ушло минут двадцать, основное пришлось на поиск по адресу и беготню по этажам. Роза передана из рук в руки, вернувшийся корабль завис около пиццерии… и не смог найти места для посадки. Перед заведением толпились все ранее находившиеся внутри посетители с черным цветом волос, за киоском наблюдали, за прочими окрестностями тоже. Оставлять свою прелесть и девушку где-то далеко страшновато. Мы снова зависли над киоском, Челеста получила в руки Калашникова.

– Все возможно. – Я указал на ожидавший народ в количестве около десятка. – Если что, не стесняйся, защищай меня как последнюю надежду, что в твоем случае совсем не гипербола. Только не насмерть, а то кораблик не вылечит.

На этот раз я выпрыгнул на другую сторону цветочного павильона – прямо на асфальт перед собравшимися.

От меня шарахнулись, кто-то посмотрел на верхние этажи припиравшей заведение пятиэтажки, кто-то – просто вверх. Те, кто не суеверный, быстро взяли меня в кольцо. Вперед вышел Арсен.

– Как?! – Чувствовалось, что за ответ он сейчас отдаст все. – Гаянэ прислала фото, ты был там пять минут назад.

– Условия выполнены, жду оплату. Желательно в рублях.

– Без проблем. Мужик сказал – мужик сделал.

Под присмотром множества глаз в мои ладони перекочевали перевязанная банковской резинкой пачка и темная бутыль без этикетки.

– Что за вино? – Не люблю сюрпризы.

Артур расплылся в улыбке:

– Не вино, а сказка! Лучшее из домашнего, родители прислали, сами делают. Попробуешь, потом еще придешь.

Заговорил «за хозяина»:

– Готов взять на работу. На особых условиях. И, кстати, тут еще люди хотели обсудить кое-что…

– Простите. – Я прижал занятые руки к груди. – Со всей душой, но у девушки день рождения, срочно нужно поздравить. В следующий раз непременно. Можно мне с собой еще одну пиццу и бутылочку лимонада. Сколько с меня?

– Э-э, забудь. От заведения.

Заказанное мне вынесли в пакете, туда же я бросил деньги и вино.

– Приходи, поработаем. – «За хозяина» протянул визитку. – Если что, звони. По любому поводу. Короче, не теряйся.

– Договорились.

Человек, что до этого следил за киоском сзади, сейчас стоял рядом. Отлично, а то я думал, что ждать придется. Ноги рванули за цветочный павильон, сзади громыхнул топот бросившихся вдогонку – не потому, что хотели задержать, а просто не понимали, что творю. И не поймут. Когда три человека глупо озирались в пустом провонявшем пятачке, я уже командовал «Взлет!»

Куда теперь? Все просто. Если были на Эйфелевой – как не посетить Останкинскую?

Челеста разглядывала квадратную коробочку.

– Пицца?!

– Си, Челеста, как же ты проницательна. Вот на коробке по-итальянски написано.

Открытая крышка вызвала недоуменный взгляд:

– Аллора соно папа. Квестэ пицца американа. Ма пицца американа э комэ ба-ла-лай-ка итальяна.

*(Тогда я Папа Римский. Это пицца по-амерински. Но американская пицца это как итальянкая балалайка)

С вином, лимонадом и пиццей мы высадились на такой верхотуре, где появиться страшно. Эйфелева башня, говорите? Вы не стояли на решетчатой площадке для ремонтников, куда выход только с лестницы через лифт для обслуживающего персонала. Почему-то в корабле на большей высоте страшно не было, а здесь…

Челеста схватилась за меня, забыв про пиццу. Каблуки проваливались в дыры между арматуринами, куда легко могла провалиться вся нога. Дунуло так, что девушке пришлось подхватить низ красного платья, оно не просто грозило задраться, а его рвало изнутри восходящим потоком. Резкий порыв унес пиццу в красивый полет вверх – словно птицу. Там птица-коробка расправила крылья, нагадила четырьмя сортами сыра и отправилась следом. Обойдемся. Я открыл бутылки.

– С днем рождения!

– Чин-чин!

Бутылки звякнули боками, мы приложились к горлышкам. Моя была с лимонадом, ибо я за рулем – в самом невероятном смысле этого выражения. За таким рулем, что ой-ой. Нельзя терять бдительности.

Внизу расстилалась Москва.

– Дарю! – Царским жестом я обвел просторы. – Можешь любоваться, только руками не трогай.

Девушка, насколько показала жизнь, придерживается того же правила в отношении меня и себя.

Домашнее вино оказалось крепким, Челесту пробрало. Продышавшись, она объявила новый тост:

– Верра иль ностро джёрно! (Наше время придет. То есть: будет и на нашей улице праздник)

Звон бутылок – и мы снова отпили. В стальной конструкции ревел ураган, сдувая нас к чертям собачьим. С такой силищей проходилось не просто мириться, а подстраиваться, иначе действительно сдует. Без корабля я пока летать не умею.

Ладонь обнимала талию прижавшейся девушки, мы поочередно отхлебывали. Челесту пробило на разговоры:

– Нон вольо риторнарэ а каза, вольо прэндэрэ иль воло кон тэ. Сэ бизоньа партирэ рер пьянэта альтра – прэго.*

*(Не хочу возвращаться, хочу улететь с тобой. Если понадобится лететь на другую планету – я готова)

Приходилось кричать друг другу в ухо. Нет, здесь совсем не романтическое место. Если подспудная мыслишка о поцелуе имелась, то сгинула от мысли, что если вдруг повторю подвиг коробки с пиццей, то облегчусь отнюдь не сыром и тестом.

– Хватайся за меня! – сообщил я маленькому ушку.

Возвращение вышло подобно Парижскому: Челеста висела на моей спине, руки обнимали шею (в одной прочно удерживалась бутылка), ее тыл так же сверкал, показывая прошлому все, что о нем думает (злой ветер все же задрал платье), а я с ней и своей бутылкой влетел в теплый уют корабля.

Вот теперь, после прыжка в жуть, можно было поцеловаться.

Напарница руководствовалась другими соображениями. Она уселась на полу, спинка привалилась к будуару, прямые ножки вытянулись вперед. Покачивая пальчиками ног и постоянно прихлебывая, девушка продолжила непонятную тираду «за жизнь».

– Ми авэванно пер нулла. Адессо ми анно пер морто. А ке скопо ди риторно?*

*(Меня ни во что не ставили. Сейчас меня считают мертвой. Зачем возвращаться?)

Тоскливый взгляд переползал с меня на бутылку и обратно. Неприятное сравнение.

– Давай погуляем, – поступило от меня предложение, принятое беспрекословно. Еще бы, если ни бельмеса не понимаешь.

Парк Горького отпугнул количеством народа, и я уже почти выбрал дебри Измайловского, но тоже передумал. У человека день рождения, нужно дарить впечатления. К тому же платье, которое ей так нравится – его нужно кому-то показывать, иначе – в чем смысл?

Пойти в клуб? А если что-то произойдет, и потребуются документы? В музей? Не то настроение. И у подружки что-то слишком ноги подкашиваются. Не крепковато для нее винцо? Хотя, чтоб свалить итальянца, это надо постараться, у них вино входит в каждый обед и ужин неотъемлемой частью – как у нас «третье», то есть чай или компот. Потому даже машину водить разрешено с определенным количеством промилле.

Мы вышли на набережной. Лучше просто пройтись по центру столицы, чем специально что-то придумывать. По пути само придумается. Мы шли в обнимку, подружка что-то лепетала, иногда прикладываясь к бутылке, я наслаждался жизнью. Солнце, родина, ладонь на чудесной талии… Красивая подружка и свобода, помноженная на всемогущество – что еще нужно мужчине?

А главная мужская радость – дарить радость женщине. И я дарил. И ее принимали. Тоненькая смугляночка светилась счастьем, головка то и дело клонилась мне на плечо, лепет становился все тише. Наконец, мы пошли в тишине. Хотя, какая, к черту, тишина в центре Москвы?

Неожиданно головка вскинулась:

– Ольф, о урдженца ди фарло…*

*(Мне срочно нужно сделать это…)

Ее бросило к бетонному парапету, девушка перегнулась…

Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.

Поднесенная к носу бутыль, которую девушка в одиночку уговорила на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Это оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь». Не приду. Даже в желании удружить предупреждать надо, иначе вот что случиться может. И на работу туда больше не приду, иначе живым уже не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия. Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.

Что-то девушка долго телится.

– Челеста, у тебя все в порядке?

У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались, она спала.

– Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!

Пришлось пару раз хлестануть по щекам. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда полностью подхватывать. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, еще хуже, начнет буянить?

– Простите…

Затолкав кучерявую головку под кран умывальника в отделении для мужчин, я принялся лить ледяной водой. Мужики, которые в это время использовали расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.

– Нон токками! Змэттила!*

*(Не трогай меня! Прекрати!)

Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.

– Теперь твое дело дойти. Мы далеко умотали, до корабля несколько километров. Главное, продержись!

Не продержалась. Последние метры я нес девушку, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие.

Наверное, корабль смог бы привести ее в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать, руки потеребили медальон. Потеребили-потеребили, да оттеребились. Не тот случай.

– Но… Перке…* – пробормотала Челеста. – Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….

*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)

Она принялась ворочаться, словно ее кололи со всех сторон. Платье, которым так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…

Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание меня не побьют, а за милую сердцу вещь – легко. Если не в прямом смысле, то в переносном, обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, прямо скажем – не блеск.

– Прости, Челеста, надо.

Пальцы поддели низ платья, короткими рывками оно поползло по коже вверх. Приходилось переваливать девушку с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Если раньше глаза уже видели напарницу обнаженной, то руки трогали впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Переждав сердечную канонаду, я сделал несколько вдохов-выдохов, руки продолжили дело. Платье я снимал с такой осторожностью, словно вынимал запал из бомбы. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все остались снаружи. Последними покинули плен плети вытянутых рук, и красное счастье отправилось на полку. Неведомым способом там его вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.

Я словно в одиночку вагон разгрузил, тело обессилено рухнуло около соседкиного. Лицо упало набок – ну нельзя не смотреть, если рядом такая красота. Мало того, сложно не прикоснуться.

Пальцы осторожно погладили бок Челесты. Она спала. Нет, вдруг дернулась, глаза остались закрыты, ротик гневно выплеснул:

– Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*

*(За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь?)

Кажется, ей снится что-то. А если снюсь я, то где-то в другом месте и антураже.

Спящее чудо резко отвернулось, облив мне взор жидким азотом тыла. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях?

Нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?

Раньше итальяночка не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, теперь при свете дрыхла так, что разбудит лишь взрыв прямым попадаем осколка.

Я снова сел за рычаги, в открывшейся панораме утонула и исчезла позади Москва, внизу проносились леса, поля, дороги. Города. И довольно часто. Куда, собственно лечу? Так ведь домой. Для этого не нужно рулить, точка приземления за городом известна, можно включить автопилот.

Освободившееся сознание всколыхнулось: если завтра Челеста проснется в таком виде… что подумает? Я бы на ее месте подумал, что кое-кто воспользовался ситуацией. А если вспомнить, что сначала к ситуации привели мои же действия, допустившие непоправимое…

Из имевшегося французский комплект вполне подходил – у верхней части имеется застежка, не придется вязать непонятные узлы. Начать, естественно, надо с главного. Руки взялись за девичьи щиколотки, каждая ступня с моей помощью поочередно вделась в тряпичные обручи, а душевных сил на это ушло столько, будто я тигров сквозь огонь проталкивал. Спина покрылась липким потом. Грубые желания не давали работать, поскольку я сам закрывал себе возможность, которая подсознанию казалась логичной и в каком-то смысле приемлемой. Ведь девушка в таком состоянии, возможно, даже не проснется, а я…

А я сволочь. Однозначно, если такие мысли допускаю.

Кисти потянули на себя лодыжки, отчего Челеста вытянулась в струну. Из этого положения ее, для удобства, опрокинуло на спину. Отлично. Процесс одевания бесчувственного тела продолжился ускоренным темпом. Когда под кружевами скрылся жаркий подвальчик, я бурно выдохнул, последнее усилие натянуло предмет одежды почти на талию. С верхней частью все прошло еще более споро. Пришлось, конечно, повалять с боку на бок… назовем это издержками производства. Челеста все равно не проснулась.

Раз, два, три, четы-ы-ыре… Нет, даже в таком виде соседка искушает беспомощной доступностью, а гормоны на гармони выводят гармонии. Счет не поможет. Вызванный глобус получил пальцем в бок, корабль резко взмыл за облака.

В этой точке мира светало. Перед глазами открылся невероятный комплекс ущелий, скал, пещер, каменных башен, водопадов, ложбин, где по дну огромного плато петляла река Колорадо. В течение дня горы здесь меняют цвета с розовых на серо-синие и далее до пурпурно-коричневых, иногда становясь даже черными, когда солнце пробивается сквозь облака. Сейчас они были светло-розовыми. Передо мной расстилался непредставимый Гранд каньон. Всего несколько цифр, чтоб оценить масштаб: длина – почти полтысячи километров, глубина – до двух, ширина в районе дна – около километра. Извилины, петли, крюки и даже круги только прибавляли мне решимости совершить задуманное.

– Ну, кораблик, полетаем? Ниже. Еще ниже. Старт!

На ручном управлении я послал транспортное средство вперед со скоростью пули. Компьютерные игры, говорите, стрелялки, бродилки, леталки? Ну-ну. Куда им до такого. Лететь по дну каньона на скорости, от которой захватывает дух, и понимать, что одно неверное движение – и от корабля не останется воспоминания… Зато как нервы успокаивает! Точнее, рвет их, вяжет узлами и как на струнах играет мазурку. Я чувствовал себя гонщиком из космической кино-саги. Проносящиеся горы сливались в некое месиво, на которое не успеваешь обратить внимания. Это нереально. Лететь т а к – это больше, чем ощущения. Это за их пределом.

– Ольф, довэ чи тровьямо?* – раздалось из будуара.

*(Где мы?)

– Очнулась? Здесь и мертвый очнется. Гляди, это Большой каньон, Аризона. Я хочу пронестись через него от начала до кон…

– Ольф!!!

Маленький вертолетик медленно снижался, а корабль летел прямо в него со скоростью пущенной вслед ракете противоракеты. За долю секунды до столкновения я успел снизить траекторию до уровня воды. Мы пригнули головы. Насквозь через невидимый салон корабля пронеслась стальная лыжа, а мы были уже в километрах далее. Никто не только не пострадал, но даже ничего не заметил. Корабль сам принял решение о наиболее безопасном выходе из ситуации. Или это подсознательно сделал я?

– Ольф, о пауро.*

*(Мне страшно)

Челеста попыталась выбраться с кровати, чтоб встать рядом. Не получилось. Она снова растянулась ничком, тихо донеслось:

– О маль ди тэста.*

*(Мне плохо, болит голова)

Корабль, наконец, вынесся на безбрежные просторы. Большой каньон пройден.

У меня тряслись руки, которые не могли отлипнуть от рукояток. Приказав сесть в пустыне, я закрыл панораму, несколько шагов в темноте привели меня к напарнице по приключениям.

– Давай спать. На сегодня впечатлений хватит.

Я прилег рядом, руки обняли девушку, она доверчиво прислонилась лицом.

Вот тебе и день рождения. Будет что вспомнить, если сможет вспомнить.

А теперь – спать. Корабль, если слышишь и если можешь – помоги. Иначе я за себя не ручаюсь.

* * *

– Ке сучессо иери ла сэра?*

*(Что произошло вчера вечером?)

Оп. Сколько прошло времени? Открывшиеся глаза ничего не увидели, мысленный приказ открыть панораму вверг в шок: мы в пустыне, да еще в какой – хоть сейчас снимай вестерн про индейцев.

Ах да. Вспомнилось все. У Челесты, как видно, наоборот. Она оглядывала себя непонимающе, взор с удивлением переводился на меня и на окружившие пески. В понятную картинку увиденное не складывалось.

А у меня ощущение, будто глаза только что закрылись. А солнце уже в зените. Любопытно, я сам отключился, или корабль помог?

– Нон джа диментико ньентэ.*

*(Ничего не помню)

Челеста хмурилась, лобик сосредоточенно морщился. Кажется, пытается восстановить в памяти вчерашний день. Счастье, что между нами языковой барьер, иначе оба чувствовали бы себя неловко. А так – только она. Спросить не может, и о многом ей остается только догадываться.

Мне вчера открылись три новых истины. Главная: честный заработок для владельца корабля – табу. Сплошные нервы и пшик эффекта. Либо нужно открыться миру и поступить на службу легально, либо добывать деньги по праву сильного – как все нормальные бизнесмены и политики (военные включены в эти категории). Как ни весело было бы устроить идеальное нераскрываемое преступление, а грабеж и воровство противоречат совести. Пока. Но исключение уже было, и за будущее не поручусь. А первое вообще бред писцовый: кто в здравом уме отдаст полученную в личное пользование вершину инопланетной мысли на службу какой-либо организации или стране?! Даже своей собственной стране. Я, конечно, патриот, но вдруг попадет не в те руки? Начнись война – вмешаюсь, а так – не-е, ребята. Да, эгоист. Зато у меня есть корабль. А у структур, по всему миру выясняющих чья структура структуристей, нет. Пусть так и остается. Уверен, что достаточно кому-то узнать о моих невероятных возможностях, и начнется охота с применением всех сил вплоть до ядерного оружия. Увольте от таких развлечений с неизвестной концовкой. Вру, конец известен – как для меня, рано или поздно пойманного, так и, чуть позже, для всего мира.

Второе, что я вынес из вчерашнего, – спутница непривычна к крепкому алкоголю, он ее вырубает. Если хочу себя уважать, этим знанием никогда не воспользуюсь. А со спиртным завязываем, отныне на борту сухой закон.

И третье. Корабль намного умнее, чем можно представить. Хозяина в обиду не даст.

Поправка: не только хозяина, а любого, кто по случаю его замещает. Например, меня. Эта мысль грела как ничто другое.

– Раз уж мы на этом континенте, покажу кое-что. В смысле, что сам мечтал увидеть, вот и посмотрим.

Из-за облаков корабль упал вниз в районе Больших озер. Недолгий поиск вручную, и мы на месте.

– Челеста, гляди.

Она уронила челюсть. Что и говорить, фантастический вид. Я подвел корабль в самой воде, ближе к месту падения. Влажный туман и брызги переливались мириадами радуг.

Ниагара. Это название трех расположенных рядом водопадов, каждый – высотой в несколько десятков метров. Или глубиной, не знаю, как правильно измерять эти чудеса природы. Поочередно мы осмотрели Американский водопад, Подкову и Бридал-Вейл. Восторги постепенно улеглись, мой взгляд уже не раз тревожно падал на часы. Хронометру плевать на часовые пояса, подходило время рандеву с рыжим Русланом. Может, не идти, простить? Челеста уже успокоилась. Я вроде тоже.

Пойду. Ни одно зло не должно остаться безнаказанным. Наверное, рыжий прав, и Лаврик наврал. Выяснять у девушки я не собирался. С нее хватит.

Но Руслан давал слово – гарантировать безопасность. Поручился. Головой. И слово не сдержал. За это и поплатится.

Или будет прощен. Бог рассудит.

Мы полетели.

– Прости, – сказал я девушке виновато, – но не могу иначе. Мне нужно завершить это дело. Не для кого-то и даже не ради кого-то, не будем показывать пальцем, а для себя.

Челеста уныло улыбнулась. Все поняла. Чего не поняла – почувствовала. Сокровище, а не женщина.

Межконтинентальный прыжок свершился привычно незаметно. О том, что однажды в пути «бензин кончится», мне даже не думалось: корабль у меня умный и во многом самостоятельный. Если что не так, он даст знать или сам примет меры. Скорее всего, уже принимает, а владельцу о таких мелочах знать не надобно.

Оставив девушку поскучать некоторое время в одиночестве, за две минуты до нужного времени я уже стучался на стрельбище. Дверь, обычно открытая, оказалась заперта. Я внимательно поглядывал по сторонам: если Руслан устроит мне засаду с приятелями…

Нет, с луком он слово сдержал. Другой бы удавился, но не отдал. Хотя… Лук и жена – вещи несопоставимые.

В двери скрипнул замок, оттуда высунулась огненная шевелюра:

– Ты? Придется подождать. Или отложить. Начальство прибыло. Теперь пока не натешится…

– Сколько это удовольствие может продолжаться?

Руслан пожал плечами:

– От часа до четырех. Я обязан присутствовать, мне за это зарплату платят. Давай, вечером. В девять.

– Будет темно.

– И что?

– Просто напомнил. Хочешь стрелять в темноте – пожалуйста.

– Мишень подсветим фонариком.

– Нет проблем. Где?

– У меня машина, все равно.

– За городом.

– Хорошо.

– Поворот на деревню Запрядье. – Другой местности я не знал настолько досконально, чтоб давать ориентиры. – Дальше будет развилка, поедешь влево. Там встретимся.

– Куда выводит дорога?

– К реке.

– Договорились.

– Оружие, как понимаю – блочный лук с прицелом? Твое любимое?

– Блочник, – подтвердил Руслан. – На девяносто метров.

– Ско-олько?

– Ты сказал, класс оружия и дистанцию устанавливаю я.

– Хорошо.

На девяносто, по-моему, даже мишень не разглядишь.

Кивнув друг другу, мы расстались до вечера.

Челеста смотрела на меня с обидой. Естественно. Еначала вверг в кошмар, затем обещал помощь, а вместо помощи скачу, как горный козел по равнине, со своими безумными тараканами в голове. Да еще воюю с ними – плечом к плечу.

– Все, – сказал я, решительно усаживаясь за рукояти. – Больше никаких дел. Только ты, я и весь мир. Теперь можно и…

Взмыв в воздух, корабль пронесся над центром города. Вот внизу промелькнула громада крытого рынка…

Внезапно ударило, как лбом о кирпич: Нина! «Познакомлю с Красавиной, это секретарша Задольского. В пятницу к шести тебе нужно быть у центрального рынка, я встречу…» Время – тютелька в тютельку.

После случившегося – захочет ли? Да и нужно ли теперь? Я покосился на девушку. Может, плюнуть на все, пусть идет, как идет. Идет, в общем, неплохо. И если кто забьет меня ногами за такое сравнение, будет прав, потому что все офигительно.

А хочется, чтоб было еще лучше. Без решения проблемы моей невиновности покоя не обрести. Покой души – главная составляющая счастья. Остальные составляющие без нее не работают, сколько б их не имелось под рукой.

Вот же, черт, сколько их ни имеется, все – под рукой. Все! Кроме одной. И оттого я несчастен. Тоска…

Внезапное снижение вызвало у итальяночки удивленное беспокойство. Я опять виновато развел руками. Опечалившаяся очаровашка полезла в будуар, губы выставились, словно их прищепкой сжали, девушка угрюмо отвернулась.

– Это ненадолго! – попробовал успокоить я.

Без толку. Ну ладно. Вернусь – развеселю как-нибудь. Придумаю, как. Когда вернусь.

Стоявшая в оговоренном месте Нина уже нервно поглядывала на часы.

– Опоздал? – с тревогой спросил я.

– Нет. Думала, не придешь.

– А я думал, что Владлен стрелял в тебя. Шел сюда, не веря, что увижу живой и невредимой. Что узнал Владлен Олегович по поводу документов? – не смог я не задать главного вопроса.

– Не знаю. Не рассказал. – Критически оглядев меня, Нина досадливо сморщила носик, тема перепрыгнула на другое. – Нужно переодеться. В этом нельзя.

– Несолидно?

– Невозможно.

Я закусил губу.

– Другого у меня нет.

– Нужно тебя приодеть. Может, возьмем такси и подберем что-то из костюмов Владлена?

– А есть время в запасе?

– Немного.

– Тогда успею. Подожди.

Оставив изумленную Нину, я бросился к припаркованному во дворах невидимому кораблю. Интересно, что она подумала. К кому-то в гости, или просто крыша поехала?

– Вот и я! Соскучилась?

Кажется, да. Вскинувшееся девичье личико засияло, как надраенный медный таз прабабушки.

– Я же говорил, что ненадолго, – с твердой верой в свои слова соврал я.

Челеста пружинкой выскочила из будуара. Как попугай пирата она встала рядом со мной, усевшимся за ручное управление (была б возможность – расположилась бы на плече), радостный взор уставился в открывшуюся панораму.

Наверное, больше не буду закрывать ей внешний обзор. Пусть хотя бы улицей любуется, а то с катушек слетит, в четырех-то стенах. Точнее, в одной, которая перетекает в другие.

Отлетев в нужную сторону, мы зависли у моего дома.

– Костюм, – вновь вручив ключ, принялся я объяснять девушке новую задачу. – Черный. Блэк. Взять. Тэйк.

– Коза дэво прендере?*

*(Что должна взять?)

– Костюм для торжественных случаев. Пиджак, брюки, туфли, рубашку, галстук…

Удрученные карие глазки сообщили, что план, казавшийся логичным, провален. Переводить сказанное на доступный язык жестов – сумасшествие и медленное самоубийство. Самому идти нельзя. Плавали, знаем. Возвращаемся к плану «А».

– Снова – открой окно. Виндоу оупен. Си?

– Комэ вольта скорса? Ва бе.*

*(Как в прошлый раз? Хорошо)

– Отлично.

Челеста двинулась по знакомому адресу почти пританцовывая. Глазки не забывали с опаской поскакивать по сторонам – вдруг снова чужие традиции мордобоя в ответ на уважение?

Корабль взлетел к окну. Интересно, кто запер окна. Кому-то же это понадобилось. Но тогда…

(продолжение следует)

"По предварительным данным во время теракта в торговом центре столицы Такара Баротте погибло более двухсот человек. Из них минимум шестьдесят это дети, пришедшие на детскую ярмарку. Ответственность на себя взяла экстремистская религиозная секта детей Мара. Старший военный советник заявил, что..." - Ларк выключил стереовизор и потянулся за найзером. Нажал кнопку. После пары гудков трубу сняли.

- Шухарт слушает, - раздалось с другого конца.

- Это Ларк. Новости видел?

- Видел, - последовал мрачный ответ.

- Думаю, пора. Возьми с собой Бима и Телса. Пора преподать урок скрытомордым.

- Кому именно?

- Джару-Мара всегда по пятницам пешком возвращается после лекций. Пора закончить этот фарс. Религиозный скрытомордый фанатик, преподающий в миррском колледже это как кролик на капустном поле. Когда-нибудь Мирра еще скажет нам спасибо.

- Мы закончим этот фарс, - согласился Шухарт.

...

Профессор Джару-Мара возвращался домой через сквер, насвистывая себе под нос мелодию. Звучала она несколько глухо, поскольку лицо профессора скрывала резная деревянная маска.

- Профессор Джару-Мара? - спросил кто-то неслышно догнавший профессора.

- Да, - удивленно ответил профессор оборачиваясь.

Последнее что он увидел, была стремительно приближающаяся к его лицу бейсбольная бита.

...

- Скольких взяли? - спросил следователь миррского уголовного розыска Бондаренко, просматривая файлы с личными делами подозреваемых.

- Пока троих. Но организатор нападения успел покинуть Мирру, - ответил его помощник Орук.

- Дамо Ларк? И где он теперь?

- На Такаре.

- А местная полиция?

- Не найдут они его, потому что это никому на Такаре не нужно. Он у них там вроде народного героя. Как же - дитю Мара по голове бейсбольной битой настучал! Хренов борец с терроризмом! Вот если его интергалактическая полиция возьмет... Но те розыском сами не занимаются. Они только на аресты выезжают.

- Тогда давай это отделу внешних операций скинем. Пусть у них голова болит.

- Так я отправляю досье Нильсену?

- Отправляй.

...

- И где мне его прикажете искать?! - взъярился Нильсен, - Такар он, знаете ли, большой! Антиэкстремистский отдел слажал, а расхлебывать мне?! Куда они вообще смотрели?! Нацистская группа на Миррре! Дурдом!

- Их было лишь четыре человека. Родители законопослушные выходцы с Такара. Сами они граждане Мирры во втором поколении. То есть не иммигранты. Нигде не светились. Экстремистских высказываний открыто не делали. И как их было вычислить? В антиэктремистском отделе телепатов пока нет, - огрызнулся Орук.

- Ладно, - буркнул Нильсен, - Я займусь. Но может ты по старой дружбе в разведке перед своими бывшими коллегами за меня слово замолвишь? Конечно не их профиль, но...

- Нет. Они меня пошлют просто. У них у самих сейчас аврал.

...

- Вы что совсем с ума сошли?! - Бондаренко скорее удивленно, чем разгневанно уставился на Нильсена.

- Зато так мы его возьмем моментально, - попытался оправдаться Нильсен, - Он дурашка думает, что мы его не запеленгуем, но если хотя бы минут десять...

- Этот отморозок хочет, чтоб у него в прямом эфире взяли интервью через интернет, где он будет нести свою нацистскую чушь, а мы ему это позволим?! Да нас руководство с потрохами сожрет!

- А если из этого пиар-акцию устроить? - предложил Орук.

- Пиар-акцию?! Это типа - "двинь профессору по башке бейсбольной битой и можешь по стерео нести на весь мир нацистский бред и стать знаменитостью"?!

- Нет. Можно сделать информационный вброс, который укрепит имидж Мирры на международной арене и заодно покажет идиотизм нацизма, - ответил Орук спокойно, - А еще перебросим всю ответственность за это дело на дипломатов. Сами же будем заниматься только поимкой и не беспокоиться о политических последствиях.

- Вот все вы, кто из разведки, мутные какие-то, - проворчал Бондаренко, - Ладно. Ты предложил - ты этим и занимайся.

- Займусь. Я сейчас Графу позвоню. Пусть все подготовит, - Орук повернулся к Нильсену, - Пойдем со мной, - и открыл дверь.

Нильсен с довольной улыбкой выплыл вслед за Оруком из кабинета. Бондаренко неодобрительно смотрел им вслед.

...

- И кого вы хотите выставить с ним дискутировать? - спросил Орук, - Может того адвоката, что тогда на Такаре в передаче...

- Перуччи что ли? - хихикнул Граф, - Вряд ли. Он с тех пор со мной кроме как матом не разговаривает.

- Чего это он?

- А у него в зоне гегемонии Такара после блистательной победы в теле-дискуссии с Карстом адвокатскую лицензию аннулировали. Там сейчас куча денег вертится. Инвестиции. Склоки. Тяжбы. И все мимо него.

- Да. Не повезло.

- Так что придется, наверное, мне стариной тряхнуть. Устроим этому парнишке телемост. Теперь это моя забота.

- А мы потом устроим ему уютную камеру. Это уже моя забота, - улыбнулся Орук.

...

- ... и от меня, мягко говоря, ускользает, как борьбе с терроризмом на Такаре способствует то, что у нас на Мирре четыре здоровенных лба избивают известного профессора доктора нейролингвистики бейсбольными битами? Если уж им так хотелось бороться с терроризмом, то они всегда могли завербоваться в нашу армию. Или отказаться от гражданства Мирры и вступить в армию Такара, - ответил Александр Граф.

Ларк, смотрящий на него со стереоэкрана напротив, усмехнулся и протянул руку за чем-то вне поля видимости стереокамеры. Потом продемонстрировал предмет Графу.

- Вы знаете, что это такое?

- Это один из религиозных символов религии Мара. Обрядовая деревянная маска, которую должны носить все верующие мужчины с двенадцати лет выходя из дома на улицу, - пожал плечами Граф.

- Просто маска? А вы знаете, что на планетах Дюванши и Арсете ношение подобных масок было запрещено по решению парламента в государственных учреждениях и школах. В Шварцланде и Нуодолле эти маски были поставлены вне закона в результате гражданских референдумов. И никто в здравом уме не назовет эти страны недемократическими или не соблюдающими права человека. А на Мирре так называемые дети Мара расхаживают по улицам в масках как у себя дома! Или может, вы не знакомы со статистикой и не знаете, что огромное число фанатиков этой религии совершает теракты?!

- Это общегалактическая статистика. По Мирре цифры другие. Но я понял ваши доводы, - кивнул Александр Граф, - Что ж давайте рассмотрим их по порядку. Статистика по галактике говорит, что многие из террористов это дети Мара и относительное число агрессивных религиозных фанатиков в этой религии действительно непропорционально велико. Что не означает, что среди верующих нет неагрессивных и образованных людей, которые могли бы приносить пользу нашему обществу.

- А вы слыхали когда-нибудь про бочку меда и ложку дегтя? Я уж не говорю о бочке дегтя и ложке меда, - ухмыльнулся Ларк.

- А вы слыхали когда-нибудь о фильтрах? - поинтересовался Граф в ответ, - Слыхали о том, как моют золото, перелопачивая тонны золотоносной породы? Как обогащают уран? А не приходилось ли вам слышать, что если у больного воспаляется палец на ноге, то врач не ампутирует ему сразу ногу, а пытается сначала вылечить палец.

Ларк потянулся за своим буком.

- Пара цитат, - он, улыбаясь, зачитал с экрана, - " И если он не пустит Мару в сердце свое, то нет места ни ему на земле, ни жене его, ни близким его" или вот еще " Не признающий Мару огорчает его и сеет смуту в сердцах детей, а потому нет греха в пролитии крови его". Мило. Вы за них так заступаетесь.

Граф пожал плечами.

- У религий своя специфика. Тексты святых книг зачастую не играют определяющей роли. Вся суть в толковании. Как говорится в одной из священных книг - "по делам их судите их". Это гораздо более надежный критерий. В книге может говориться об отрезании голов и вспарывании животов неверным, а потом оказывается, что это была такая метафора. Хороший ход, когда книгу тысячелетней давности необходимо адаптировать для современных относительно гуманных реалий. Вот, к примеру, христианство. Как там у Луки? "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери и жены и детей, и братьев и сестер, а при том и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником". Впечатляет? А Ветхий Завет - "И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечем". Это уже Иисус Навин. Если судить по этим цитатам, то создается впечатление, что кровожаднее людей, чем христиане или исповедующие иудаизм не сыскать. А вот статистика утверждает обратное - законопослушные в большинстве своем граждане. С другой стороны в священных текстах может говориться о непротивлении злу насилием и недопустимости убийства вообще, а верующие под руководством священников, тем не менее, с энтузиазмом будут резать еретиков. Так вот, культ детей Мары имеет множество течений от откровенно кровожадных до вполне миролюбивых...

- Ну-ну, пока вы будете выуживать среди поклоняющихся Маре хоть кого-нибудь полезного для общества, остальные пусть устраивают теракты! Как гуманно по отношению к гражданам Мирры! А когда дети Мара организуют и на Мирре теракт, то вы готовы смотреть в глаза тем, чьи близкие погибли из-за вашей толерастии к религиозным фанатикам?!

- Пока дети Мары терактов на Мирре не проводили. И статистика говорит, что те из них, кто живет в нашем государстве, более законопослушны, чем приверженцы многих других религий.

- Вы полагаете, стоит сначала терактов от них дождаться?

- Нет. Я предлагаю немного подумать. Любые принимаемые меры безопасности следует оценивать не с эмоциональной точки зрения, а с точки зрения эффективности. Вот и давайте прикинем, что принесет с собой запрещение масок детям Мара на Мирре. Покинут ли они после этого Мирру? Крайне маловероятно. Подтолкнет их это к выбору более мягкого и светского толкования религии Мара? Очень сомнительно. Скорее верующие в результате такого дискриминационного закона наоборот озлобятся, и в их среде возникнет благоприятная почва для распространения агрессивных и фундаменталистских толкований религиозных текстов. Маска мешает идентификации преступников? Нет. Если преступник был в маске, то подозреваемых в первую очередь проверяют на детекторе лжи. А носящих маски детей Мара гораздо меньше чем не носящих. Так что это только сужает круг поисков и облегчает работу полиции. И зачем этот запрет нужен, если он не решает проблемы, а только создает их? Еще Макиавелли учил, что делать мелкие гадости неразумно. Они не устрашают, а лишь раздражают.

- По-вашему, в упомянутых мной странах граждане - идиоты? Они ведь поддержали эти запреты на референдумах.

- Я не хочу давать оценку гражданам другой страны, но законы о запрещении масок бессмысленны. И на самом деле причины, по которым законодательство упомянутых выше стран принимает такие достаточно извращенные формы, вполне ясны. В обществе растет подспудное недовольство тем, что власти закрывают глаза на очевидные факты. Например, на то, что согласно статистическим данным верующие, принадлежащие к одним конфессиям, совершают преступления определенного рода чаще, чем принадлежащие к другим и то же касается различных национальностей. Озвучивание подобных данных на этих планетах приравнивается к нетолератности, нацизму и прочим недопустимым и аморальным вещам. Понятно, что желающих поднимать эту проблему не находится не говоря уже о том, чтобы ее решать. Легитимные пути закрыты и тогда гнев граждан периодически все-таки неконтролируемо прорывается сквозь завесу политкорректности, и возникают подобные странные и бесполезные. Инфантильная демонстрация ненависти и бессилия. Она вредна сама по себе, но вместе с тем показывает, что маятник пошел назад. Думаю, в конце концов, в результате множества итераций и извилистого пути законодательство этих стран приблизится к миррскому. И хотелось бы надеяться, что этот маятник не захлестнет снова, но уже в другую сторону. Демократия в условиях развитой экономики система достаточно гибкая, но обладает большой инерцией. Согласно же нашему закону о факторном анализе, если ношение подобной маски или любой другой одежды будет являться статистически значимым признаком преступника, то при вынесении приговора это будет учитываться, и наказание будет ужесточаться. Так что смыла в частном законе, запрещающем ту или иную разновидность одежды просто нет.

- Более строгий приговор. Это, несомненно, испугает смертников из детей Мара. Вы их собираетесь на том свете судить? - едко ответил Ларк.

- Не обязательно. Это лишь один из способов превентивного предотвращения преступности. Поскольку мы открыто декларируем, что опираемся на статистику, а статистика говорит, что среди детей Мара относительно много фундаменталистов и террористов, то соответственно они проходят гораздо более строгий контроль при посещении Мирры или иммиграции на нее. В том числе они проходят опрос с использованием детектора лжи, что отсеивает подавляющее большинство неблагонадежных и нелояльных к Мирре.

- Проверка кучи религиозных фанатиков вместо того, чтобы просто выкинуть их вон! А платят за нее наши налогоплательщики!

- Вы ошибаетесь. Платят за нее въезжающие. Это входит в стоимость визы. И, как я уже сказал, благодаря этому мы получаем квалифицированных мигрантов. Вполне разумный подход.

- Они дети Мары, - упрямо повторил Ларк, - И если среди них изредка оказываются относительно нормальные, то это ничего не меняет! Нельзя опровергнуть статистику единичными примерами!

- Вы абсолютно правы, - улыбнулся Граф, - Нельзя. Но мы и не опровергаем статистику. Мы наоборот ее используем в наших критериях отбора. Профессор Джару-Мара всем этим критериям удовлетворял. Он работал на Мирре. Он платил здесь налоги. Он приносил пользу нашей стране. Это факт. Опровергать с помощью единичных случаев статистику - глупость несусветная. Тот факт, что время от времени в лотерею кто-то выигрывает никак не противоречит тому, что по статистике большинство не получает по своим лотерейным билетам ничего. Но также и опровержение доказанных единичных случаев статистикой не намного умней. То, что в лотерею большинство всегда проигрывает, не позволяет нам заявить получившему приз, что его не существует. Профессор Джару-Мара был выигрышем Мирры, несмотря на общую негативную статистику для верующих в Мару. Он прошел строгий отбор и доказал свою полезность, а вы и ваши пособники напали на него только потому, что на улице он носил маску. Из-за его религии и национальности. Это нацизм и я вас уверяю рано или поздно вы предстанете перед нашим правосудием.

- Так вы утверждаете, что дети Мара, проживающие на Мирре, полезны и для нас неопасны? - слегка растерялся Ларк.

- Это не я утверждаю. Это статистика утверждает.

- Джару-Мара был иммигрант. Хорошо. Допустим, вы можете отбирать самых лучших и давать им вид на жительство, ориентируясь на статистику и варьируя в зависимости от нее строгость проверок. А что вы с гражданами будете делать?! Если фанатик и террорист из детей Мара имеет миррское гражданство?

- Учитывая, что семья играет очень большую роль в формировании убеждений, вероятность того, что в хорошо относящейся к своей новой родине семье вырастет человек ее ненавидящий очень низка. Хотя все может быть. Вот вы, например, выросли. Впрочем, у нас имеется в уголовном кодексе статья о терроризме, террористических организациях и их пропаганде. Не стоит изобретать сущностей сверх необходимости. Хотелось бы вам напомнить также, что имеется у нас и статья, карающая за пропаганду нацизма и создание нацистских организаций. Преступления на почве национальной, религиозной, расовой или классовой ненависти караются при прочих равных гораздо более строго.

- А почему?! Почему более строго?! Почему дебошир, набивший прохожему морду, получит меньший срок, чем патриот выбивший дурь из чужака?!

- Потому же, почему террористов карают гораздо строже, чем простых преступников. Из-за их потенциальной опасности. Террористы угрожают самому существованию развитой демократии, так как бьют по ее слабым местам - свободе слова и выборам. Нацисты тоже. Люди вообще склонны биологически к агрессии по отношению к тем, кого воспринимают чужаками. Устаревший и ненужный ныне инстинкт этологической изоляции продолжает собирать кровавую жатву. Если виды уже специализируются в разных направлениях и ориентируются на разные условия жизни, то потомство от их скрещивания, скорее всего, будет менее приспособленным и потому на такое скрещивание накладываются инстинктивные запреты той или иной силы, выражающиеся в неприятии близких видов. У человека же национальные различия, связанные с традицией, культурой, языком, одеждой, религией, поведением могут быть столь заметны, что генетическая программа принимает их за межвидовые. Если взглянуть на историю, то нацизм всегда приводил к чудовищным войнам и жертвам. Поэтому вполне разумно, что на его проявления правоохранительные органы реагируют более жестко. С теми, кто размахивает факелом рядом с пороховым складом разговор короткий, - за кадром помощник Графа завершил разговор по телефону и подал советнику знак, что пеленг прошел и все готово, - Впрочем, - добавил Граф, - Вам это лучше объяснят у нас в полиции.

- Не дождетесь! - огрызнулся Ларк. Двери его комнаты внезапно распахнулись, и в поле зрения камеры появился патруль интергалактической полиции. Ларк вскочил, но его тут же повалили и защелкнули на запястьях наручники.

- Родина будет ждать вас с нетерпением, - улыбнулся Граф, - До скорой встречи.

(c) http://samlib.ru/s/shapiro_m_a/maska.shtml

Кажется все чисто. Гоар Дал в сотый раз проверил нет ли за ним хвоста. В последнее время антитеры Мирры и местное подразделение "КТ", подчиняющееся непосредственно королю свирепствовали вовсю. Ячейки сыпались одна за другой. Один за другим взлетали на воздух дома с оружейными складами террористов, явочными квартирами, подпольными госпиталями и нарколабораториями, а вместе с ними гибли и мирные жители. Мирру и так никогда не любили на Локсе. Никто не любит сильных и богатых. Но теперь нелюбовь стремительно перерастала в ненависть. И хваленый коэффициент устрашения Мирры не успевал за ростом ответной злобы. Антитеров заваливали дезинформацией, и на один уничтоженный ими реальный склад оружия приходилось до десяти фиктивных, забитых муляжами взрывчатки и автоматов и находящихся в самых густонаселенных районах. Власть короля шаталась. Святые старцы прокляли его. С наступлением ночи на улицах постоянно горели королевские чучела с повешенными на них бусами из зубов тгала, что по поверьям должно было привести к его смерти. Вот-вот толпа должна была сорваться, и тогда... Гоар вошел в запыленную комнату полуразвалившейся глинобитной мазанки. На рваных подушках сидел человек и раскладывал на блюде узор из костяных черепков. Старинная локсская головоломка. Человек поднял лицо.

- Здравствуйте, уважаемый Дал, - прозвучал тихий голос.

Ну, вот и все. Гоар Дал неторопливо опустился на подушки напротив.

- Не ожидал встретить здесь именно вас, уважаемый Джар. Что привело в эту хижину самого шефа подразделения "КТ"?

- Мне стало известно, что связной террориста Шагкху занемог, и я решил придти вместо него, чтобы скрасить ваше одиночество, уважаемый Дал.

- Право не стоило, уважаемый Джар.

- Ладно. Пошутили и будет. Пора уже и к делу. Не ответите ли вы мне, уважаемый Дал, на один вопрос давно уже мучающий меня?

- Слушаю вас, уважаемый Джар.

- Почему?!

- Вы имеете в виду, почему я...?

- Да! Тупые необразованные фанатики - это я понимаю. Нищие ненавидящие любого, кто имеет хоть на кроху больше чем они - это я понимаю. Бывшая знать, готовая ради того, чтобы вернуть власть родов залить все кровью - это я тоже понимаю. Но вы?!

- Почему такой образованный человека как я, ученый, имеющий докторскую степень по биополитике, полученную не где-нибудь, а в Тарианском университете Мирры и преподававший там некоторое время связался с террористами?

- Именно!

- Скажите, уважаемый Джар, значат ли для вас хоть что-нибудь слова родина и народ?

- Сначала, я бы с удовольствием выслушал вашу их трактовку, уважаемый Дал.

- Хорошо. Я люблю свою родину и свой народ. Я изучал биополитку. Я знаю множество примеров планет, которые выгодно торговали с Миррой и богатели. И где они теперь? Некоторые вступили в миррский торговый союз и фактически потеряли свою экономическую, а через это и политическую независимость, а другие униженно умоляют, чтобы их тоже приняли! Сами себя готовы спутать договорами с Миррой и потерять самостоятельность. А народ?! Да - народ на этих планетах богат. Он живет хорошо, но на самом деле народа на этих планетах больше нет! Они слушают музыку с Мирры, они смотрят трифильмы с Мирры, они ходят в миррский вирт! Они живут как миррцы и думают как миррцы! Народ этих планет умер! Умерла его культура! Остались лишь жалкие остатки на потребу туристам! Я не хочу такого для своей родины! Я зубами буду грызть миррцев везде, где только до них доберусь! Они будут бить в ответ, и народ возненавидит их! Эта ненависть не даст им поглотить нашу культуру! Да, это требует жертв! Да, страдают невинные! Да наша планета из-за отсутствия торговли с Миррой еще долго будет оставаться нищей, и у нас будут умирать дети из-за голода и плохой медицины! Но они умрут как локсы, а не как безродные копии миррцев! И больше мне сказать нечего! Я ухожу! - Гоар Дал мысленно отдал команду, которая должны была запустить нейропрограмму и мгновенно убить его. Он закрыл глаза готовясь умереть с достоинством. Ничего не произошло. Он открыл их и наткнулся на полный иронии взгляд Джара.

- Эти нейропрограммы такая ненадежная штука, - посочувствовал шеф подразделения "КТ", в особенности, если покупать их у плохо проверенных людей на черном рынке. В следующий раз уж лучше обращайтесь напрямую к нам.

Пистолет! Дал попробовал выхватить его и обнаружил, что парализован. Осталась лишь возможность говорить и смотреть.

- Ваша пламенная речь неплохо подготовлена и прозвучала задорно, уважаемый Дал, - продолжил тем временем Джар, - Но увы - актер из вас никудышный. Может, попробуете еще раз? Только теперь, пожалуйста, правду. И сэкономьте и свое, и мое время, - Джар вытащил из кармана портативный детектор лжи и поставил его перед собой, - Прошу! - он сделал приглашающий жест.

- Вы выиграли, уважаемый Джар и получите правду. Я действительно ненавижу миррцев, но, конечно же, не за то, что они якобы хотят поработить нашу планету - у них развитая экономика и им просто не нужны рабы и колонии. Им намного выгоднее торговать. И не за то, что они угрожают нашей культуре. Плевать я хотел на национальные костюмы и танцы, если из-за этого наш народ должен мереть с голоду! Я ненавижу их за их равнодушие и чистоплюйство! Наша планета тонет в нищете, безграмотности кровавых войнах. Если бы они захотели...! Если бы они захотели нас, то они захватили бы нас почти мгновенно! И они навели бы здесь порядок! Вспомните историю Тарразии! Это была нищая феодально-родоплеменная планетка, с которой пираты постоянно совершали нападения на их торговые корабли, и у миррцев кончилось терпение. Они пришли туда перевешали всех пиратов, создали оккупационное правительство, разогнали религиозных фанатиков и теперь, спустя всего сто десять лет это одна из самых процветающих и демократических стран в регионе. Сколько понадобится нашей планете, чтобы пройти тот же путь самостоятельно? Триста-четыреста лет?! А сколько людей погибнет за это время?!

- Во-о-т оно что, - протянул Джар, - Так вы, уважаемый, оккупации со стороны Мирры добиваетесь. Чтобы будущие поколения осчастливить на нашей планете. Тарразию вот вспомнили. А то, что там местные фанатики восстание подняли, в результате которого семнадцать процентов населения перебили, вы не запамятовали?

- За триста лет на нашей планете намного больше от нищеты, голода и войн погибнет!

- Ну и вы, значит, решили взорвать малую толику наших людей или подставить под ответный удар миррцев ради спасения миллионов жизней в будущем? Ради благоденствия нашей родины?

- Хирург тоже режет по живому, но потом пациент ему говорит спасибо!

- Так-то оно так, вот только, мы с вами, я так понимаю, этого рая уже не застанем? Нам что сотня лет, что триста - все едино. Мы не миррцы - мы столько не живем.

- Но будущие поколения...! Родина...!

- Да плевать я хотел на будущие поколения! И на родину свою через сотню лет мне тоже плевать! Я живу здесь и сейчас! И мои дети живут здесь и сейчас! А когда начинается оккупация то слишком много случайных пуль, бомб и лазерных лучей летает туда-сюда. Поэтому ее не будет!

- А внуки ваших детей?! А правнуки?! На них вам тоже плевать?!

- В случае, если здесь начнется масштабная заварушка, то я рискую вообще без внуков остаться! А террористов с вашей помощью и с помощью Мирры мы теперь раздавим! Так что для меня и моих близких оккупация намного рискованнее, чем просто бедная страна, торгующая с Миррой и медленно встающая на ноги. Пусть все идет своим чередом.

- Вы только о себе думаете! Вам плевать на народ!

- Да, - улыбаясь, согласился Джар, - Я не настолько высокоморален, чтобы устраивать теракты и мечтать об оккупации ради общего блага. Я слишком хорошо знаю, что собой представляет большинство моих сограждан. Это тупые темные фанатики. В случае оккупации они попрут толпой против Мирры, не понимая, к чему это приведет и здесь все зальет кровью, - он достал рацию, - Уведите этого суперпатриота с глаз моих долой! Если священная книга не врет, то его уже заждались небесные поля радости

(c) http://samlib.ru/s/shapiro_m_a/mrenegat.shtml

30

– Ай вонт… – Девушка задумалась. – Вольо прэндэрэ ун кафэ. Кафэ ми пьяче мольто. Сэнца кафэ соно комэ ун паццо э о маль ди тэста.*

*(Я хочу… Хочу выпить кофе. Я очень люблю кофе. Без кофе я просто безумная, и голова болит)

Повторенное несколько раз слово полностью соответствовало нашему, даже ударение совпало, хотя обычно в итальянском выделяют другой слог.

– В кафе? Пожалуйста!

Весь шоколад для тебя, дорогая, как говорят совсем не о шоколаде. Хотя шоколадные изделия в это понятие тоже могут входить. Во времена моих дедушек формулы щедрости были более романтичными: Луну с неба, златые горы к ногам. Разница в том, что они ограничивались обещаниями, а молодежь нового века может исполнить угрозу дословно.

Я щелкнул пальцами жестом фокусника.

– Оп!

Вертолет как-то сразу оказался внизу и исчез вместе со снежными вершинами.

– Ун кафэ… – Девичьи глазки мечтательно закатились. – Ме ло манка.

*(Кофе. Мне его очень не хватает)

– Си-си, меломанка, скоро прибудем.

Взлет не чувствовался, корабль избрал щадящий режим. Или не корабль, а я, решив быть благородным джентльменом?

Из денег имелись только рубли в скудном количестве, что остались со времен побега, поэтому мы мчались назад в Россию. Для форсу я выбрал столицу – дорогую нашу Москву (ну очень дорогую). Предварительный демонстрационный облет впечатлил Челесту. Я сам удивился, как огромен и могуч город с высоты птичьего полета. Одно дело смотреть на здания снизу или с несусветной выси облетающего город лайнера, совсем другое – вот так, совершенно без цензуры, заглядывая в любой двор и любую форточку. Целый мир, который однажды открою для себя. А может, и не только для себя.

Корабль снизился до безопасного минимума.

Меломанка, говорит? Кафе и музыка вместе – это караоке. Пока напарница переодевалась из камуфляжно-походного в выходное, я ориентировался по вывескам. Ночные заведения отпадают по причине времени дня, необходимо что-то круглосуточное. Есть! Близко не подлетишь из-за проводов и рекламы, пришлось изучить настенное расписание из бинокля. Выпустившая кого-то дверь подтвердила, что кафе работает. Человек был одет прилично, не шатался. По большинству параметров местечко устроило.

Я провел ревизию средств, что лежали в кармане, когда пришлось податься в бега. Негусто. На один раз демократично покушать. А большего и не требовалось.

Челеста появилась из туалета переодетой в платье из молний. Был выбран формат «мини»: от подмышек и до такого предела в верхней части бедер, который ничего не показывал, но, казалось, вот-вот покажет. Наверное, она удаляла молнии снизу, пока не пришлось одну вернуть на место, чтоб провокация не превратилась в пошлость. Довольная фигурка прокрутилась передо мной в требовании восхищения и поклонения, глазки лучились.

– Экко бэль э фатто!*

*(Вот и готово)

Ах, паршивка. Больше подходило «шалунья», «прелестная озорница» или, в конце концов, «приятная особа, что знает себе цену». Однако, я предпочел именно то, что сказалось. Причина: помимо нервирующего размера платья – специально сотворенные в нескольких местах разрезы, подчеркивавшие отсутствие белья. На современный взгляд – ничего неприемлемого, самое нескромное прикрыто, но общий вид…

– Нон ти пьяче?*

*(Тебе не нравится?)

Едва не ливануло. На лице собрались тучки, заморосило. Пришлось вымученно улыбнуться:

– Сойдет.

Если отрешиться от комплексов, без белья платье действительно сидит и смотрится лучше, а что для девушки может быть приятнее?

До сих пор если в моем обществе какая-нибудь особа вела себя вызывающе (имеется в виду одна совершенно конкретная любительница силикона), например, танцевала на барной стойке, пока лифчик изображал над головой лопасть пропеллера, я был спокоен – она сама отвечала за свои поступки. Мое дело – присутствовать в качестве мебели и развлекать, когда ее собственная фантазия иссякнет. Сейчас все по-другому, Челеста – гостья и подопечная. Если что-то случится, отвечать и действовать мне.

С другой стороны, обладателю корабля бояться чего-то не пристало. Решим все. Я взял девушку за руку.

– Пошли.

Спускаться пришлось через крышу и чей-то подъезд, иначе никак. Фейс-контролем в данном заведении не пахло, внутри пустовато, из множества диванов со столиками заняты только два. Со сцены неслось:

– …имирский централ, ветер северный…

Сначала Челеста напряглась. Шаг стал нетвердым, рука вцепилась в мою, как в последнее спасение. Впрочем, почему «как»?

Мы заняли диванчик с другой стороны от компаний, по которым чувствовалось, что отдыхают чуть ли с прошлого вечера. Стеклянный столик был пуст – ни меню, ни даже рекламы. Официанта не видно, к стойке идти не хотелось, чтоб не бросать девушку. Она чувствовала себя не в своей тарелке: незнакомая обстановка, чужие люди, иной язык, даже песни другие.

– …но не очко обычно губит… – с надрывом уходил в хрип молодой человек моего возраста, уставившись со сцены в новую посетительницу.

Обе компании – одна смешанная, вторая чисто мужская – тоже не спускали с нас взглядов, и кроме любопытства в них проглядывало нечто большее. Я их понимал. Обычно декольте находится сверху, а откровенный разрез итальяночки почти полностью открывал вздернутую грудку снизу. Садясь, девушка для удобства дополнительно вжикнула в районе копчика, отчего со стороны казалось, что платье развалилось на куски. Щелочки на талии, которые обнажали правду об оставленных дома трусиках, заставляли смотреть туда, где это демонстрировалось еще лучше. Черт, обе компашки сидят напротив, а у Челесты ножки худые…

Наконец, появился официант, над нами нависла сонная физиономия:

– Сейчас только по остаткам или сэндвичи.

– Че ун ристрэтто?* – перебила Челеста.

*(У вас есть кофе ристретто?)

Официант долго смотрел на нее… точнее, в нее, ибо поднять взор до лица был не в состоянии, затем обратился ко мне:

– Итальянка? Из кофе есть черный, три в одном, зерновой, со сливками…

На стол легло меню. Названия блюд дублировались по-английски, Челеста впилась в них глазами, быстро пролистываемые страницы погнали ветер. Хмурый официант продолжил:

– Из имеющегося могу предложить…

Девичья рука отбросила меню.

– Ун эспрессо, пер фаворе. Нон. – Рука резко поднялась, большой и указательный пальцы изобразили направленный в потолок пистолетик. – Прего ми порте дуэ.*

*(Эспрессо, пожалуйста. Нет. Принесите для меня два, пожалуйста)

Удивительно, но официант понял жест.

– Два черных кофе. А что поесть?

– Ням-ням? – перевел я на международный, как его понимал, одновременно рука похлебала у рта воображаемой ложкой.

Челеста замотала головой. Отлично, хочет просто попить кофе. Говорю же, чудо, а не спутница. Другая бы…

– Пока ничего, – сказал я. – Если что, позже.

Официант принес заказ через минуту, я сразу расплатился. Неприятности начались, как только поднос коснулся стола. Девичий носик затрепетал, лоб сошелся в задумчивости. Челеста сделала глоток…

И поперхнулась. Лицо жутко сморщилось, словно кофе разбавили уксусом. Ладошка брезгливо отодвинула напиток подальше.

– Нон э ун кафэ. Квелло е аква спорка.

*(Это не кофе. Это грязная вода)

– Не нравится? – Я отпил из своей чашки. – Вроде, нормально. Если хочешь получше, нужно идти в ресторан, там хотя бы есть шанс.

Рядом на миг замешкался парень, отходивший ко стойке.

– Коза че?*

*(Что это?)

Я посмотрел, куда смотрела Челеста. Ее взгляд опустился в район живота, точнее, на растянутый бедрами низ платья, где в середине тугого гамака перекатывалась записка.

Мой взгляд нашел парня. Поняв, что раскрыт, тот виновато развел руками, жесты изобразили, как моя девушка подавала ему знаки глазами, затем его правая ладонь прижалась к сердцу, и последовал извиняющийся наклон головы.

– Ольф, си пуо проварэ ун альтро посто?

*(Можно сходить в какое-нибудь другое место?)

– Не понимаю, но если хочешь остаться, то без меня. Предпочитаю найти место покультурнее. – Я поднялся, протягивая руку даме. – Пойдем в хорошее кафе с живой музыкой, меломанка.

Пробираясь через подъезд на крышу, Челеста затараторила:

– Нон ми пьяче квелло ристорантэ. Анке ла музика э мольто страна.*

*(Мне не понравился тот ресторан. И музыка осень странная)

– Именно – ресторан. Сейчас поищем.

С живой музыкой вышел облом, в такое время даже без музыки работало лишь каждое десятое заведение. Когда оба уже устали всматриваться в здания и вывески, я остановил корабль вблизи первого же просто ресторана, который устроил демонстрируемой роскошью. Как понимаю, это один из лучших, куда во внеурочное время можно прийти без приглашения. И пусть обед здесь мне не по карману (если не брать чужого, а я после случая с парижским политиком воздерживался), но имею же право угостить чашечкой горячего напитка симпатичную спутницу? На пару чашек хватит, а кутить не собираюсь.

Мы снова переоделись. В самое лучшее, что было. Пусть штопанное, зато чистое и не мятое. Пусть не по сезону, а наплевать. Не замерзнем, если прошмыгнем опрометью, и если красная вторая кожа девушки не выкинет от напряжения новый фортель. Мои кроссовки не слишком гармонировали с вечерним нарядом спутницы, но рубашка над джинсами хоть как-то это компенсировала. Переживем. Мы переглянулись со сдерживаемым смехом, я предложил даме ручку, ее с элегантным поклоном приняли.

Интерьер ошеломил. Для меня это как в сказку попасть, а Челеста, глянув в меню, сразу ткнула в напитки:

– Ун каппуччо, пер фаворэ.

*(Капуччино, пожалуйста)

– Правильно говорить – капуччино, – поправил я итальянку, затем обернулся к курсировавшему поблизости приносителю счастья: – И мне.

Официант смерил нас взглядом, и через час требуемое оказалось на нашем столе.

История повторилась: ожидание счастья, глоток, выпученные глаза, отставленная нетронутая чашка.

– Не любишь кофе? Так бы сразу и сказала, чего выпендриваться. Учту на будущее. – Я бросил официанту: – Чай синьорине, пожалуйста.

Ее кофе я выпил вслед за своим. Сделал это, надо заметить, с большим удовольствием.

Лощеный хлыщ в белой сорочке принес чай. Нос Челесты с предвкушением двинулся к чашке… и замер на полпути. Уголки рта опустились, взор потускнел, как лампочка на 220 в американском приборе.

– Ун тэ?

*(Чай?)

– Ти, – подтвердил я.

*(Чай)

Чего ей еще надо? Горячего шоколада в постель? Не понимаю. Не любишь кофе – не заказывай. В следующий раз пресеку, если решит повторить номер. Еще и от чая мордочку воротит.

Кстати, за последнее время я обнаружил еще несколько особенностей, для моей напарницы вполне естественных. Для меня – не очень.

После того, как накормили, она не привыкла говорить «Спасибо». Зато чихание встречает возгласом «Феличита!» Любопытно, кому «счастье» – отчихавшемуся или тому, кто смог не заразиться вылетевшими микробами?

Другая особенность, тоже относимая к разряду национальных: девушка совсем не удивлялась откровенному разглядыванию с ног до головы, считая чем-то нормальным. Меня это бесило. Все же, с ней нахожусь я, и любому разглядывальщику, если не извинится, по установившейся традиции обязан навалять по физиономии…

Еще – она улыбалась всем посторонним, с кем встретилась глазами. Дикое и опасное качество. У нас это называется заигрыванием и в неправильной компании может привести к печальным последствиям. В караоке чуть не привело. Окажись там люди другого сорта…

Вместо носового платка Челеста использовала специальные бумажные салфетки. У нас такое тоже развито. Где-то. К примеру, здесь, в столице. Возможно. Поскольку сам не видел. Но не в моем родном захолустье, где до другого ближайшего города как отсюда до Финляндии.

Желая изобразить, что ей все равно, Челеста два-три раза проводила тыльной стороной ладони от шеи к подбородку. Комментариев не будет, у нас тоже непонятных жестов с избытком.

Она зачем-то удваивала «да» и «нет»: си-си, но-но. Так и хочется добавить: правда-правда. Не из одного ли источника все эти пока-пока и чмоки-чмоки?

Чай остывал, мы сидели молча. Переборов злые чары какого-то несбывшегося желания, Челеста воздела глаза к небу, рука взялась за чашку. Нет, желания не закончились, чашка осталась нетронутой.

– Си пуо ми ординаре ун бикьерэ ди вино?

*(Возможно заказать мне стаканчик вина?)

Ударение не наше, но, кажется, просит вина. Увы, деньжат кот наплакал, хотя очень старался. Только на кофе, не больше.

Вот же блин точка ком. У напарницы день рождения, а я? И это после всего, что по моей вине свалилось на бедняжку.

– Прости, обязательно закажем, только не в этом заведении. После. Потом. Не здесь, но хиа.*

*(Нет здесь)

Поняв, что ничего другого не предвидится, девушка вздохнула, красивые губки принялись хлебать чай.

Обед в кафе завершился скомкано. Я расплатился, отдав официанту почти все кровные.

Погода баловала, на улице стояло бабье лето. Без проблем вернувшись на корабль, мы полетели в заМКАДье. Глаза выискивали речку, где можно набрать камней. Камни являлись последним звеном в цепочке размышлений на тему «как добыть денег, не воруя». Честно заработать – не вариант, хотя хитрые извилины вываливали некоторые специфические либо экзотические идейки. В основном, корабль фигурировал в качестве транспортного средства. Скажем, взять в аэропорту опоздавшего пассажира и подкинуть до улетевшего самолета, разве люди не заплатят за такой аттракцион? Проблемка в том, как войти в салон летящего лайнера, не вызывая паники и подозрений. Можно обнаружить сверху пожар или наводнение и за плату спасти особо ценное имущество. Если владелец чересчур богатый, предварительно можно самому же поджечь или затопить. Нет, не мое. Хочу честных денег. За спасение получают зарплату спасатели, пожарники и врачи, а если у кого-то появилась возможность сотворить добро, нужно делать это бесплатно. Оттого я не верю в экстрасенсов.

Но и делать добро не стремлюсь. Начни я спасать каждого, свалившегося по собственной дурости с горы или оторвавшегося в ледоход на льдине – останется ли время на что-то еще? Говорят, люди приходят к благотворительности с возрастом. Значит, я еще не повзрослел.

Мысль работала дальше.

– Понимаешь, Челеста, – по пути рассуждал я в присутствии девушки, – можно взяться перевозить посылки с континента на континент, но кто мне их доверит без выяснения, каким средством транспорта воспользуюсь? И к вопросу о документах: кто поверит такому на слово?

Из-за последнего пункта все легальные виды заработка отпадали. Оттого снова укололо: эксплуатируй эксплуататоров, то есть, грабь награбленное, как уже мы делали в Париже.

Где найти воров, которых не посадили? Казалось бы, проще простого – залететь в любой поселок с тройной охраной, честный человек тратить столько на свою безопасность просто не сможет. Нет, совесть не давала покоя. Даже если телевизор раструбил, что кто-то – последняя сволочь, как узнать, что материал не проплачен с какой-либо целью? Не хочу ошибиться, хочу знать наверняка. И грабеж, который выглядит как грабеж – фу, что за манеры, поручик?

Еще можно подловить наркодилеров, полетав над злачными местами и отследив перемещения наркоманов. На это нужно время. Оттого беспроигрышным вариантом показались гаишники. Если никто не видит, большинство ныне с удовольствием отправляет штраф мимо кассы. Условие «никто не видит» в моем случае легко обращалось к собственной пользе: достаточно найти прятавшийся в кустах экипаж, дождаться «случайного» попадания денег в машину – и можно действовать. Глас с неба подкрепят падающие камни. Можно уронить один (размером выше клиренса) перед машиной, а второй сзади, чтоб утихомирить особо прытких. Можно на ногу, если попадется нервный. Главное, не попасть в поле зрения камер наблюдения, иначе в мире такой шухер начнется…

Внизу выплыла во всей серой красе стройка с целой горой нужных мне валунов и булыжников. Возьму отсюда, авось от нескольких камней не обеднеют. Затем поиграю с первым попавшимся нечистым на руку экипажем, прикажу оставить левую выручку под одним из свалившихся с неба «метеоритов»…

Рекламная растяжка поменяла планы. «Срочная доставка по городу»! А что, если…

Как у меня часто бывает, мышцы опередили мысли, и повинующийся рычагам корабль вновь мчался вдоль улиц в поисках чего-то подходящего.

Я прирулил к пиццерии, где на вывеске красовался довольный армянин, который для простаков изображал итальянца, и присутствовало слово «доставка». Кавказцы обычно терпимее к проблемам с документами, у самих часто бывает. Выйти пришлось за находившийся рядом цветочный киоск, над которым завис корабль. Жутко пахло аммиаком, стенку киоска подпирала гора пустых ящиков. Она и помогла остаться незамеченным. Челеста осталась ждать.

– Хозяин здесь? – спросил я стоявшего за кассой парня, сразу от двери шагнув к стойке.

За его спиной появилось еще двое, позади за столиками напрягся народ. Требование начальства неизвестным встревожило, а взгляды добило то, что держали мои руки. Весь план насмарку, мне совершенно не хотелось привлекать внимания. Теперь придется играть в открытую.

– Я за хозяина, – сказал один из тех, что за кассой. – Чего надо?

Чувствовалось, как сзади поднялись из-за столиков и начали обступать меня невидимые отсюда фигуры.

– Вам нужны быстрые курьеры. Есть предложение. У меня сейчас нет документов, находятся на оформлении, также нет залога, кроме, вот, охотничьего карабина. – На стол грохнулось завернутая в куртку Сайга. – Зато имеется возможность быстро перемещаться по городу. Готов выполнить несколько заказов.

– Не интересует.

– А вы подумайте. Возьмусь развести в три раза больше, и если хоть одну не успею, то денег не надо, а залог останется вам.

Я рассчитывал именно на корысть. Не сработало. Что-то скалькулировалось в голове того, что «за хозяина», он повторил:

– Не интересует. Заберите это со стола. Если сейчас же не покинете заведение, будем вынуждены помочь.

Меня стали выжимать на улицу. Кажется, они решили, что хочу подбросить криминальный ствол. Сам виноват, мог предусмотреть.

– Ухожу, но вы прогадали. Жаль, что у меня другого залога нет. Ведь без залога не доверите? Что ж, пойду к конкурентам.

На улице один из подталкивавших остановился рядом.

– Если есть ствол, зачем крохоборничаешь?

(продолжение следует)

- Мне кажется, - Перуччи отхлебнул эспрессо из миниатюрной чашечки, - Вы обратились не по адресу, господин Граф. Я не журналист и не дипломат и вообще никакого отношения не имею к этому делу. Я адвокат. Вот если правительство Такара подаст на вас в суд. Вот тогда...

- Нам нужны именно вы. Ваша работа убеждать людей. И вы с ней прекрасно справляетесь.

- Политики занимаются тем же и в гораздо большем объеме.

- В данном случае участие в дискуссии с Сэмюэлем Карстом миррских дипломатов крайне нежелательно.

- Кто такой этот Карст, что он нагоняет ужас на наших дипломатов?

- Он писатель и журналист. Весьма популярен на Такаре. И не любит Мирру. Очень.

- А кто ее любит-то? - фыркнул Перуччи.

- Ну, нас бы вполне устроило равнодушие.

- Для этого на Мирре уровень жизни должен быть раз эдак в пять ниже.

- Надеюсь, мы обойдемся без этого. Но давайте вернемся к тому с чего начинали. После инцидента в нашем международном колледже...

- Инцидента?! - перебил его Перуччи, - Инцидент, это когда у декана кошелек стащат! А когда малолетний псих бегает по кампусу с пистолетом за любвеобильными такарскими детишками и делает в них дырки, то это уже...!

- Мы все же предпочитаем называть это печальное событие инцидентом. Дипломатия, знаете ли. Акценты. Важно подчеркнуть, что это печальное событие является единичным и исключительным, - вздохнул Граф.

- Боюсь, простые люди ваших акцентов не оценят.

- Вот поэтому-то вы нам и нужны. Карст себя в выражениях не стесняет, а наши дипломаты не могут опуститься на его уровень. Это очень сужает возможность маневра.

- Ага. Лучше пусть он меня в прямом эфире поливает.

- Судя по тому, что я о вас знаю, господин Перуччи, вы отнюдь не мальчик для битья.

- А почему бы вам не отправить директора колледжа или еще кого в этом роде?

- Они ученые и администраторы. Красноречие не входит в их сильные стороны.

- Хорошо. Допустим... я соглашусь. И как я должен обосновывать, отчего на дискуссию с Карстом, предметом которой является ненависть Мирры к детям Такара, пришел именно я? Потому, что меня об этом попросил старший дипломатический советник Александр Граф?

- Не думаю, что обо мне стоит в данном контексте упоминать, - усмехнулся Граф, - Достаточно того, что вы являетесь почетным членом попечительского совета колледжа.

- Я?! Вы что, меня туда задним числом записали? А если пресса это раскопает?!

- Зачем же. Вы и в самом деле входите в попечительский совет как почетный член уже более трех лет. Туда автоматически вводят всех, кто жертвует сумму выше определенной. Права голоса в совете это не дает, зато людям приятно. Вот скажите, вам приятно?

- Очень. А сумма...?

- Вы впоследствии списали часть ее с налогов.

- Теперь припоминаю.

- Кстати, эта финансовая манипуляция, по мнению некоторых юристов, была достаточно спорной.

- Я сам юрист и "спорная" не значит незаконной.

- Я этого и не утверждал. Но ваша репутация может ...

- Понятно. И что я должен делать?

- Этот Карст нас достал. Наши бизнесмены не в восторге от того, что на других планетах в секторе гегемонии Такара их первым делам спрашивают, правда ли то, что такарские дети, приезжающие к нам учиться, мрут как мухи. Очень, знаете ли, это негативно влияет на деловую активность. Было бы хорошо, если бы кто-нибудь этого Карста слегка пригасил.

- Давайте тогда по порядку. С чего вся каша заварилась?

- Международный Миррский Колледж. Сиротский корпус при нем. Сдав вступительный тест, дети со всей галактики в возрасте от 11 до 16 лет могут учиться в нем абсолютно бесплатно. Вы понимаете, насколько важна его роль?

- Чего уж тут не понять - вы снимаете интеллектуальные сливки со всей галактики. Большая их часть оседает на Мирре. И даже те дети, которые возвращаются на родину, увозят с собой любовь к миррской культуре.

- Именно.

- И на Такаре это многим не нравится?

- У планеты Такар специфическая история. Раньше она входила в так называемую "Империю двадцати семи звезд".

- Наслышан о ней, - кивнул Перуччи.

- Империя развалилась и там одно время крутилась мясорубка диктатуры Смолла, пока это всех не достало, включая и самих граждан Такара.

- И что там теперь?

- Нечто вроде демократии.

- Нечто вроде?

- Ну, выборы там проходят. Есть даже немного свободы слова. Сменяются президенты. Вот только военный советник президента всегда один и тот же. Но в целом, по сравнению с тем, что было - все относительно прилично.

- Понятно. А чего вы с Такаром так носитесь? Что в галактике мало детей, которым приходится хуже, чем там?

- У них осталось от бывших имперских богатств несколько транспространственных ракет с боеголовками из антиматерии.

- И вы боитесь, что шарахнут?

- Не особенно. У планетной элиты куча инвестиций на Мирре. Но осторожность соблюдать следует. Не дай бог опять революцию какую устроят.

- А что есть предпосылки?

- Пока нет. Элита хоть и гребет в наглую, но кое-что и гражданам подбрасывает. После диктатуры Смолла и эта мелочь им раем кажется. Вот когда они к нормальной жизни попривыкнут, и аппетиты начнут расти... Но это еще не скоро.

- Так в чем же дело?!

- Червоточина. В их звездном секторе. Один из ее концов недалеко от Далиссы. Самого богатого месторождения тяжелых элементов в нашей галактике. Если танкерами возить напрямую, а не через червоточину, то стоимость возрастает в пять-шесть раз.

- Так бы сразу и сказали. Значит, Мирра гоняет свои танкеры через червоточину, а та принадлежит Такару. Я вот только не могу понять - ну перекроют они нам червоточину и что они с ней делать будут? Им ведь жрать что-то нужно, в особенности элите.

- Они и не перекроют. Но элите нужно объяснять гражданам, куда девается львиная доля дохода от червоточины.

- И оказывается, что это жадная Мирра зажимает деньги.

- Приблизительно так. Хотя скорее оказывается, что агрессивная злобная Мирра вот-вот нападет и заберет червоточину себе. Поэтому нужно потуже затянуть пояса, чтобы... И все в том же духе.

- А Мирра не нападет?

- Нет. Мирра не нападет.

- А почему?

- Во-первых, это нерентабельно. Колониализм уже давно не окупается. Слишком большая территория должна в таком случае контролироваться и если к этому привлекать нашу высокооплачиваемую армию, то выйдет чудовищно дорого. Это вам не точечные антитеррористические операции. Поэтому проще платить деньги и получать за них необходимые ресурсы. Во-вторых, мы принципиально не ведем явно захватнических войн - нам не нужны подобные прецеденты. И, в-третьих, останься у Такара даже всего одна ракета с высокой вероятностью поражающая один из наших мегаполисов и он в любом случае тогда в полной безопасности. Жизнь наших граждан стоит очень дорого, и потому полный паритет по вооружениям для сдерживания нашим противникам не нужен. Так что большая часть их военных расходов это откровенный распил бюджетных денег. А поскольку военные расходы у них, как правило, засекречивают, то это еще и очень комфортно.

- Но граждан Такара уверяют, что вы спите и видите, как их захватить?

- Да. Такая вот пропаганда для сугубо внутреннего потребления. Но там, у власти люди увлекающиеся и иногда слишком уж сгущают краски. Вот и с этим Сэмюэлем Карстом - явно перебор.

- А что с ним? Из-за этого нашего влюбленного сопляка-придурка он вопит, что на Мирре хлебом всех не корми, как дай ребенка с Такара подстрелить?

- И это тоже. Плюс история полуторагодовалой давности. Тогда трое учеников в машине убились насмерть. Два из них с Такара. После того случая там ввели специальную пошлину с родителей детей, уезжающих учиться в другие государства. Якобы страховку. Хотя у нас все дети и так получают медицинский пакет бесплатно. Плюс нужно еще оформить разрешения в трех инстанциях: такарском министерстве по делам молодежи, центральной такарской детской поликлинике и такарском министерстве образования.

- И в каждой инстанции нужно отстегнуть?

- Не обязательно. Можно просто дождаться своей очереди и получить все законно. Вот только ждать придется лет пять-шесть. Многие дети к этому времени уже становятся совершеннолетними. А можно заплатить фирмочкам при всех этих конторах и получить все бумаги за пару месяцев. Теперь там кажется идет какой-то передел коррупционного рынка. Возможно из-за этого и вся шумиха. Все это косвенно бьет по нам. Так что вы уж займитесь.

- Хорошо. Я займусь.

...

Сэмюэль Карст вещал громовым голосом, обвиняя Мирру во всех смертных грехах. Перуччи сидел напротив, слегка жмурился от света софитов и прилагал неимоверные усилия, чтобы не зевать прямо в стереокамеру. Ему было скучно. Никогда еще за всю его практику перед ним не представал столь слабый противник.

- ... и любому ясно, что мы не имеем права отправлять кровь и плоть Такара, свое будущее, наших детей на Мирру, где их ожидает моральное разложение и, как показали последние события, даже смерть, - пафосно закончил Карст.

Ведущий повернулся к Перуччи.

- Вы готовы возразить и изложить свою точку зрения? - спросил он.

- Вполне, - Перуччи выдержал паузу, - Я хотел бы спросить у господина Карста, использует ли он, когда выходит на улицу противоастероидный зонт, носит ли он специальный пуленепробиваемый шлем, бронирована ли крыша его автомобиля и ...?

- Что за глупость?! - возмутился Карст, - Что за бред вы несете?!

- Глупость? А разве гражданин Такара Арно Холл не был ранен миниастероидом диаметром в шесть миллиметров в правое плечо?

- Да это же единственный случай за всю историю Такара! - расхохотался Карст, - И произошел он более ста лет назад! Такар одна из самых безопасных с этой точки зрения планет в галактике! Вероятность того, что в вас попадет миниастероид на порядки меньше чем вероятность того, что вы сорвете джек-пот в государственную лотерею! Вам не удастся убедить наших зрителей в том, что им и их детям здесь угрожают миниастероиды! Это редкая чушь!

- Вероятность? - вкрадчиво поинтересовался Перуччи, - То есть вы считаете, что опровергать статистику, приводя в пример единичные случаи нельзя?

- Это было бы чрезвычайно глупо! - отрезал Карст.

- А вы знаете, - Перуччи усмехнулся, - Я абсолютно с вами согласен. Опровергать статистику приводя единичные случаи это явный идиотизм.

Лицо Карста приобрело задумчиво-обеспокоенное выражение - он почувствовал какой-то подвох.

- Господин Перуччи, хотелось бы напомнить вам о теме нашей сегодняшней передачи, - обратился к нему ведущий.

- Именно к ней я и собираюсь сейчас перейти. Итак, согласно данным международной галактической организации по защите детей на Мирре за последние пять лет, то есть с момента открытия международного колледжа пострадало четыре ребенка с Такара. Два из них погибли на Мирре в результате автомобильной катастрофы несколько лет назад и еще двое недавно были ранены их миррским сверстником, поскольку его девушка ушла к такарцу. Однако это по данным организации по защите детей. Возникает вопрос, насколько эти данные достоверны?

- Авторитет международной галактической организации по защите детей абсолютно непререкаем и признается большинством государств, - ядовито ответил Карст, - Я удивлен, господин Перуччи, что вы пришли сюда дискутировать, не имея даже элементарных необходимых знаний и ...

- То есть вы доверяете данным этой организации? - быстро спросил Перуччи.

- Беспрекословно!

- Что ж, в таком случае памятуя о том, что мы пришли к консенсусу по поводу того, что опровергать статистику единичными случаями, мягко говоря, неразумно, я предлагаю всем ознакомиться со статистикой смертности детей в возрасте от одиннадцати до шестнадцати лет на Такаре, этими же показателями на Мирре, а также смертностью детей такарцев обучающихся на Мирре в международном колледже, - и Перуччи включил проектор, - Как вы видите, - он повел лазерной указкой, - смертность детей на Такаре в этом возрастном диапазоне в восемь раз выше, чем на Мирре. А смертность среди детей такарцев, обучающихся в мирском международном колледже меньше чем среди оставшихся на Такаре детей вообще в девять раз!

Зрители в студии зашумели.

Карст попробовал обороняться.

- Господин Перуччи, в вас когда-нибудь стреляли?! Вас ранили когда-нибудь?! Вы представляете какую боль испытали такарские дети когда пули этого мирского негодяя прошили их тела? Я утверждаю, что такарские дети не должны так страдать, и поэтому только человек, у которого нет сердца, может отправить их на Мирру!

- Господин Карст, а вас когда-нибудь забивали насмерть тостером? А вот двенадцатилетнего Арви убили именно так. И сделал это его родной отец. На Такаре. Но я не вы. Я не собираюсь на основе этого прискорбного случая делать вывод обо всех такарских родителях! Я не собираюсь утверждать, что детей у них необходимо немедленно забрать, поскольку я верю, что большинство такарцев любят своих детей и заботятся о них. Большинство, но не вы! Из-за развернутой вами пропаганды было введено множество препон для выезда такарских детей и обучения их на Мирре. Многие такарские сироты остались в детских домах вместо того, чтобы получить престижное международное образование. И следует упомянуть еще о том, что смертность среди сирот на Такаре выше по сравнению со смертностью среди детей учащихся на Мирре вообще в двадцать семь раз! Если взять количество не уехавших из-за бюрократических барьеров сирот и учесть такарскую смертность, то вы лично должны отвечать за смерть как минимум четырехсот детей! Вы фактически детоубийца, спекулирующий на их смерти и лишающий их будущего!

Карст взревел и бросился на Перуччи, но тут же рухнул как подкошенный от прямого удара в челюсть. Перуччи, шипя от боли, затряс рукой. Он выбил себе несколько костяшек. Зал бесновался. Ведущий растерянно хлопал глазами. Секьюрити спешно тащило нокаутированного Карста за кулисы.

Перуччи встал и подошел прямо к оператору. Его лицо заполнило весь экран.

- Напоследок я хотел бы добавить, что считаю вашего президентского военного советника весьма мудрым человеком. Оба его ребенка - сын и дочь учатся именно на Мирре. Думаю, гражданам Такара следует брать с него пример, - Перуччи улыбнулся и не спеша покинул студию.

(с) http://samlib.ru/s/shapiro_m_a/mstatistic.shtml