...Необходимо явственно понимать: изготовление эликсира - сложная манипуляция, требующая от Алхимика не единственно верной последовательности шагов и вносимых ингредиентов, но также безусловной жертвы, являющейся в сути своей нематериальной субстанцией, разрозненные ингредиенты в единое целое объединяющей. Допервородные силы, по задумке Господней в телах физического мира упрятанные и друг от друга обособленные, тогда лишь в единое целое (ASIC VADURI) соединиться способны, когда Основа Основ - Холодный Свет (NIDUS LOXUS) - всякую душу жизнью наделяющий, силы те меж собою связывает.
Из знания сего вывод проистекает: изготовление сложных эликсиров, излишне часто происходящее, в погоне за опытом или в непомерной жажде всесилия (разницы тут мы не наблюдаем), не приближает власть Алхимика, но разрушает целостность его души, а по сему и его самого, как объект физического (осязаемого) мира.
Высшее - наверху. Низшее - внизу. Холодный Свет не отбрасывает тени, но наполняет Башню, сверху донизу, а после - в обратном направлении циркулируя.
ET NIDUS LOXUS CREADO GOTT.
Холодный Свет сотворил Бога.
И тот, кто смеет идти против Закона, обрекает себя на Подножие Башни...
...Как бы не искали мы составы, на равновесие внутри плоти влияния не оказывающие, фундаментальная истина опытным путем оспорена доселе ни разу не оказалась. Изготовление и последующее испитие Алхимиком эликсира в той или иной форме влечет за собой последствия, для принесённой им жертвы характерные. Так, раненая душа, лишившаяся крупицы Холодного Света, боль свою исторгает из самоей себя в образе кошмарных сновидений, способных повредить рассудок Алхимика, теряющего дарованный от рождения навык размежевания яви и грез на два различных состояния.
Нам известно, что оба они имеют в то же время единую сущность, ибо и явь и грёзы равно произошли из Холодного Света после поглощения Башни явлением вновь родившегося Бога. По Его задумке в мире осязаемом одно неразрывно связано с другим в виде круга взаимодействий (CIRKUS VILENDOM). Но если одно становится другим в глазах человеческих, как то от начала времён существует в воображении Господнем, то есть в мире действительном, круг взаимодействий разрушается, превращаясь в Хаос Состояний (RET VITOQUM VIL). Погрузившись в оный Хаос, Алхимик рискует потерять себя, а вместе с тем и всякие жизненные ориентиры, став одной из тех Сомнамбул, что навеки превратили свою жизнь в кошмарный сон.
CIRKUS ODU VIL - Круг и Хаос.
Его каморка в восточном крыле была точь-в-точь такой, как описывал Лотар Калленберг: маленькая темная комнатка, сырая и жалкая, с убогим жёстким лежбищем и крошечным столиком под свечу и молитвенник. Опочивальня, недостойная вильё, привыкшего к удобству дорогой мебели, уютных ковров и трескучих каминов.
Во втором часу ночи аббатство не подавало признаков жизни. Молчали пустые коридоры, но он знал наверняка, что в обитаемой части замка у главного алтаря кто-то из братьев прямо сейчас кается за прегрешения. Так было заведено. Ночь - время разговора с Господом. И все же далеко были обитаемые залы. Вблизи него единственным голосом был писк мышей, скребущихся в стенах. Следопыт надеялся, что это именно мыши, а не что-то похуже. Скрестить в каменных стенах умели и ведьмы.
Лунный свет проникал в келью через узкое окошко, перегороженное вмурованной в стены решеткой, но ему было достаточно и такого скудного освещения. Голова прошла. Остаточные боли громоздились повыше переносицы.
Вопреки надеждам, ему не спалось. Чтобы не терять времени попусту, Следопыт битый час расхаживал взад-вперёд по кругу, дивясь тому, какие странные узоры украшают стены. Не колдовские знаки, не руны или геометрические фигуры, но многочисленные линии, прямые, ломанные под всеми возможными углами, волнообразные. Они, очевидно, что-то значили, и он пытался разгадать загадку. Беспокоило Рандольфа то, что стены его убежища воздвигнуты из камня. Если бы камень вздумал вершить волшбу, он бы использовал именно такие орнаменты, ибо камень знает все о любых линиях, но особенно почитает ломаные. Действие зелья закончилось, бледные светлячки больше не прилетали, а потому с точностью определить происхождение рисунков не было возможности. Следопыт не сомневался, что они здесь не просто так.
Завершив круг, он повернул за угол и попал в зал, на первый взгляд ничем не отличающийся от соседнего. Кельи всегда похожи одна на другую, как и сами их обитатели одинаковы в глазах мирян. Однако, обойдя помещение, он понял, что поторопился с выводами. Если голый камень как две капли воды походил на пустоту его закутка, то узоры на стенах, пусть и похожие, отличались. Дело было в прямых линиях. Здесь их было не в пример меньше. И волнистых также поубавилось. Зато выбор ломаных линий оказался богаче. Половину из них составляли линии, изгибающиеся под прямым углом. Вверх-направо-вверх-направо, и так три или четыре раза. Камень что-то хотел показать ему, но он по-прежнему не понимал суть тревожных орнаментов. Последний круг дался Следопыту тяжело, ноги увязали в плесневелом воздухе, особенно у места, где стену украшали десятки рисунков.
Наконец, ему надоело плестись, как улитка, и он зашёл в соседнюю комнату. Та же кровать, похожий стол, лунный свет. Ничего примечательного, кроме линий...Все без исключения - ломаные. На то, чтобы осознать это, у него ушло примерно пять кругов. Точно вспомнить он не мог. Каждый круг занимал много времени, отнимая силы, а изучение стен рассеивало мысленную концентрацию. Он пробовал думать, чья греховная душа исторгла узоры, но быстро понял, что о таком лучше не заикаться. К последнему кругу ему стало очевидно: в келье было небезопасно. Вверх-направо, вверх-направо, шаг за шагом вдоль стены. Помещение большое, противоположного края не видно. Буде линии пришли в осязаемый мир, его поджидает то, чью форму они приняли. Следопыт вгляделся в дальний угол, но разобрать ничего не сумел, только на мгновение представил, как оттуда, из черноты, на всем ходу на него несется безобразная баба с ножом в руке.
По коже побежали мурашки.
- Эй, кто там? - резко спросил он темноту.
- Кто там...totam (узнаешь (сальм.))...там... - ответили эхом своды исписанного зала.
- Вот ещё, - дрогнул голос Рандольфа.
Справа показалась тяжёлая деревянная дверь. Нужно поскорее убираться отсюда. Потянул за ручку, открыл. Лестница. Возвращаться назад в свою келью поздно, придется подниматься. Вверх и направо, вверх и направо. Снова дверь, на этот раз металлическая. Что было сил толкнул ее: заскрежетала, отворилась. Вошёл внутрь.
По центру каменного мешка томился прикованный к стенам узник. Голый мужчина в набедренной повязке, поставленный на колени пред ликом Божьих Судей. Лицо его сильно походило на лицо Лотара Калленберга, лишённое запоминающихся черт.
- Господин Франц? - удивился Рандольф, опускаясь на колено в шаге от мужчины. - Но как такое возможно?
Притворявшийся спящим узник открыл глаза.
- Вы должны мне поверить! - вскричал он взволнованным, срывающимся голосом. - Я - Бруно, художник из Вышеграда. Я убил своего отца, но сделал это из любви к своей матери. Взгляните на стену, там ее портрет - моя лучшая работа. Я написал ее кровью тирана, желавшего одного: чтобы сын его стал тем, кем сам он стать не смог.
Следопыт повернул голову направо, где в дрожащем свете факела на стене извивалась багровая ломаная линия с подтеками.
- Да, но неужели вы не признали? Там, внизу, в темноте - это была она. Моя мать ждала вас в келье старого Кюрхе. Выходит, вы разминулись? А я так надеялся на ваше знакомство.
Бруно Калленберг разочарованно вздохнул.
Раздался стук. Кто-то колотил в дверь, через которую Следопыт попал внутрь камеры.
- Матушка! - возбуждённо воскликнул узник, тщетно пытаясь дернуться. - Наконец-то она пришла за мной, и мы поедем домой. Молю вас, вильё, откройте ей, вы видите, я не могу, эти подлецы заковали меня...
Рандольф покачал головой.
- Я не дам вам уехать, пока вы не расскажете правду об Эскальде.
- Там я стал свободен, чтобы вновь обрести кандалы, - пролепетал ему в ответ Бруно, - там я научился летать, посетив невероятные места, состоящие из прямых линий. Но после, другие, искривлённые места, открыли мне правду про несносное поведение моего отца и подсказали, что с ним надобно сделать.
В дверь снова постучали. На этот раз более настойчиво.
- Она не любит ждать, - пролепетал узник. - Клянусь, я обо всем расскажу, только, пожалуйста, откройте ей прямо сейчас! Матушка начинает злиться...
Следопыт выпрямился, поглядев на дверь. Смотровое оконце открывалось изнутри. Можно было попробовать.
- Господин Артуа! - донеслось до него из-за двери. - Выходите, нам пора.
Голос Отца Тибо. Разумеется. Его поведет в подвалы сам настоятель. Об этом они условились в первый же день.
Подкравшись к двери, Следопыт открыл оконце. В коридоре его ждал брат Эльке.
- Аббатство Вистенхоф - скверное место, вильё, а его восточное крыло - всего сквернее. Сегодня вы не покинете нас.
- Я к вам, признаться, уже привык, Фуко, - произнес Бруно Калленберг, когда в смотровом оконце показалась небритая физиономия усталого сальмонтского переплетчика. Следопыт обратил внимание, что тени под глазами мальчишки потускнели, а лицо как будто посвежело и разгладилось.
Так началась их последняя встреча.
- Вы замечали, как тянется время в тяжелую пору? Помню, на войне день за месяц, а год - за целую жизнь. Самая страшная из моих жизней была прожита в Чаще. Друиды нам оказались не по зубам. Столичный гонор: один штандарт покончит с врагом за месяц! А что в итоге? Нас резали, как поросят. Корпус трижды пришлось доукомплектовать. Потери, схожие с птахирской кампанией короля Рольфа (последний король предыдущей династии Элберт, прим. автора) при отступлении герра Эстольда Исхиге (ближайший друг и советник Рольфа Элберта, прим. автора) от Скрипсу (столица Птахира, прим. автора). К слову о нем, об Исхиге...Штурм Черного Замка стал жизнью, прожитой особняком. Вы знали, что в последние годы Орден (рыцарский орден Исхиге был создан уцелевшими участниками птахирской кампании по возращении в Гардарию; после падения династии Элберт земли ордена стали последним оплотом верных королю Рольфу; черные рыцари отвоевали самоуправление, но после подняли мятеж, называемый Реставраций, попытавшись возвратить на трон наследника Рольфа Элберта, прим. автора) погряз в колдовстве? Возможно, все началось и раньше, при герре Эстольде. Его склонность к язычеству ни для кого секретом не была. Зато при герре Ульво черные братья стали воистину черными - такова данность истории. В церемониальном зале, именуемом Залом Роланда, они устроили нам прием, достойный высших аристократов. Обороняли его до последнего, когда замок был уже захвачен, а исход войны решен. И всего-то их было - восемнадцать человек, но моих положили больше сотни. Сотня отборных солдат, Фуко! И это не под крепостными стенами, не камнями, стрелами и смолой, а в открытом бою. Троих последних так и не успели добить, они умерли прежде, чем до них добрались. Готовые к бою рыцари стояли спина к спине и разом повалились замертво. Виноватым оказалось друидово пойло, что герру Ульво привозили с наилучшими пожеланиями от Истригаля. Жуткий напиток это Зелье Конца и Начала — дает нечеловеческую силу в обмен на жизнь. Испивший его через несколько часов умрет вне зависимости от исхода поединка. До той поры воин не чувствует ни усталости, ни боли, перемещается с ловкостью хищника, быстрее стрелы. Один на один победить такого невозможно.
- Ритуальный напиток Ольдура, - вырвалось у Следопыта при упоминании совершенства травников Альхаульдэ. - Я читал о нем в книгах...там он описывался, как легенда...
- Я знаком со многими книгами, Фуко. Везде про него сказывают одно и то же: напиток применялся в дни ритуалов Ольдура, на жертвенном поединке воинов-друидов. В летний праздник Ивиалле из цикла Благоухающих Трав двое отобранных жрецами мужчин выпивали зелье и сходились в славном бою, обволакиваемые дымами священных костров. Хоры певуний лили сладкозвучные песни, превращая звон бронзовых клинков в музыку перерождения, воины лили кровь, питая землю для будущих всходов. Их души попадали на Пир Ольдура, где тридцать дней и ночей веселились подле Смелого Бога, а после - возвращались на землю в телах потомков. Двое младенцев-мальчиков, рождённые после Ивиалле, воспитывались старейшинами клана, дабы с годами стать жрецами. Таков символизм солнечного цикла, круговорота, изображённого в виде языческого символа Нильяль.
В книгах гардарийских и сальмонтских историков утверждается, будто зелье Конца и Начала не более, чем старинная легенда, и нет ни одного достоверного свидетельства его использования в наши дни, но это все вздор, Фуко. Выбросьте эти книги. Кранца, де Сенторэ, и в особенности - Анри Милуаза...всех швыряйте в огонь! Никчемные бумагомаратели, вот кто такие эти авторы. Труды Элроя Корхуса, пожалуй, единственно достойны вашего внимания. Я это утверждаю, как участник Скорбных Лет, Рдяными Клинками именуемых (Песнь скорбных лет, Рдяными Клинками именуемых — название работы сальмонтского хрониста Элроя Корхуса, прим. автора). Да, Корхус во многом заблуждался, но хотя бы не выдумывал отсебятину и не приводил фантазии в качестве аргументов. То, что я вам сейчас расскажу, вы не встретите ни в одной книге. Когда замок пылал, и сквозь разбитые ворота в него входили сотни короля Боргуса, в Зале Роланда последние исхигианцы вершили ритуал, в каковом роль жертвы отводилась не только им самим, но и моим солдатам. Убивая нас, они выкрикивали имя Ольдура, но льющаяся на пол кровь омывала отнюдь не Нильяль, а выложенную из черных и белых камешков мозаику, именованную Матерью Луной. В том бою мне довелось почувствовать близость колдовства. Воздух смердел ржавым металлом, яростью и парной кровью. Рушились боевые порядки, люди впадали в ужас пред рыцарями в черных латах, пришедшими точно из преисподней, а мне за всем этим хаосом чудилось нечто огромное. Оно грузно переваливалось, волоча сквозь миры и эпохи свои бесформенные телеса, ликуя всякий раз, когда безжизненное тело валилось на пол. Пока Петер Гиле, сын кровельщика и мой верный знаменосец, затыкал распоротый живот, из которого вываливались кишки, нечто огромное и всесильное захлебывалось эйфорией, способной породить новых Богов. Мать Луна трепетала, искажая пространство, и я не мог поверить в ее реальность. Моей реальностью был обмочившийся у тела искромсанного друга сотник Йен Густав...Колдовство нарушает восприятие реальности, Фуко. Стирает границы. Его сила сводит с ума, позволяя почувствовать глубину чужеродную для человека, и в то же время, возможно, истинную…Помните, что я говорил вам об изобразительном искусстве? Колдовство сходно с ним. Это лестница.
В последующие годы я убеждал себя, будто в горячке боя потерял рассудок. Мне было страшно засыпать, ибо на границе сна нечто огромное, призванное исхигианцами из глубины, улыбалось мне сотней мертвых улыбок, напоминая, что я знаком с его тайной, а оно знакомо со мной...В каждое мгновение собственной бесконечности оно скучало по моим крикам. По счастью, время исцеляет, Фуко. Война, где день за месяц, а год - за целую жизнь, дарует достаточно времени. Можете вообразить человека, ищущего спасение в бою, потому что в тишине дома его обуревает невыносимый страх? Клин клином вышибают, решил я тогда. Если вновь нырнуть в кровавые реки, наваждение навсегда покинет меня...В Альхаульдэ мы теряли товарищей, но их смерти успокаивали мое сердце, ибо я не чувствовал ничего огромного. Кошмары перестали мучить меня, штурм Исхиге показался потрясением неопытного юноши...И все же, морок не прошел бесследно. Возвратившись в реальный мир, где голод, холод и болезни косили мой Штандарт, я понял, что сторонюсь товарищей, избегаю разговора с ними, ибо в глубине души боюсь узнать правду про бой в Зале Роланда...Про нечто огромное близ каждого ясеня, на которых Истригаль, Нилсиал, Иландр и другие командиры Исладеля вешают нас, подвергая изуверским пыткам. Пусть неведение рубцует раны - таким было мое решение, и при первой же возможности я навсегда простился со службой....
Следующая часть уже в это воскресенье. Кто не хочет ждать, книга выходит вперед на АТ - Краснолесие. Небосвод Лебедя
Телеграм канал с подробностями о вселенной - https://t.me/nordic_poetry
