Философия

Интересные факты.

Оказывается, что для описания мировоззрения чуть более, чем половины людей, существует вполне определенный термин из философии.

Дениализм (англ. denialism) — форма мировоззрения, основанная на отрицании реальности, противоречащей личным убеждениям индивида, отказ принять эмпирически проверяемую точку зрения из-за нежелания отказаться от своей собственной. Дениализм выражается в создании и следовании иррациональным учениям, противоречащим опыту, или отрицающим то или иное историческое событие.

Возможно, феномен дениализма проистекает из-за желания людей экономить свои энергию и ресурсы. Для принятия противоположной точки зрения, индивиду необходимо произвести существенные изменения в собственном мозге на физическом уровне. В период такой активности, энергопотребление мозга возрастает до 20% от общего, что является весьма критичным и не поощряется нашей природой. Тысячи лет эволюция учила нас выживать в условиях нехватки ресурсов. Лишний раз ничего в менять в нейронах не стоит, тем более, когда это не является вопросом, связанным с обеспечением основных потребностей.

Дениализмом в какой-то степени страдают многие, вне зависимости от образования и рода деятельности. Юный школьник, кандидат наук, выпускник ВУЗа, депутат гос. думы. Наверное, с возрастом он лишь усугубляется, ведь число нейронов неизменно уменьшается с каждым годом у всякого, кому едва перевалило за 20, а связи становятся все сложнее и запутаннее.

Никому конечно не понравилось, все отнеслись крайне скептически, но это не важно, кому интересно, вдруг - вот продолжение.

Глава 3.

Маска. Каждый из нас носит какую-то маску. Я, пожалуй, не встречал ещё ни единой души, которая не носила бы маски. Ну разве что одного человека, да и то, маску он снимал только при мне. Мы все стараемся скрыть что-то от окружающих, при чем от всех, от близких людей и от посторонних. Для кого-то мы надеваем маску бескрайней доброты и любви ко всему человечеству, для кого-то надеваем маску полную гнева, ненависти и насилия. Насилие по существу своему весьма странная штука. Оно многих успокаивает, но моральные устои общества не дают таким людям раскрыть свои вкусы, предпочтения и желания. То же и с музыкой, если взять тот же металкор, то это музыка преисполненная жесткости, гнева, насилия, в ней нет мелодичного и чистого вокала, только жесткие ударные с весьма ломанным порой ритмом и мелодией соло гитары. Но черт подери, как же она помогает успокоиться! Нет, правда, в ней много гнева, ведь, когда душа кричит и обливается кровью от какой-нибудь раны, которая в данный момент нам кажется самым страшным происшествием за последний 20 лет нашего существования, хочется послушать что-нибудь злое. Она останавливает нас от глупых поступков, не всегда конечно, но ведь бывает такое, что просто никак не выходит сдерживать себя. Ах да, я же тут про маски филосовствую. Музыка тоже маска. Ведь, когда ты идешь по улице в наушниках, никто не слышит, что там у тебя играет. Ты можешь улыбаться, качая при этом в ритм дабл педали и жестким рифам на заниженном строе.

Порой в жизни происходит такое, что нужно спрятать глубоко-глубоко внутрь себя. Глубже чем в сердце, глубже грязной душенки (которой нет скорее всего, ведь в учебниках по анатомии нигде про нее не написано). В жизни может быть всего несколько человек, которым можно открыться. Но это должны быть люди очень близкие. Близкие не по пацанским понятиям, вроде: «брат за брата» и т.п. А люди, с которыми ты прошел много разных передряг и тысячи счастливых моментов. Люди, которым ты можешь доверять в любой ситуации. У меня таких людей 2-е, ну 3-е от силы. Только им я могу показать свою слабость. Т.к. в силу своего характера, я имею привычку не доводить что-либо до конца, когда натыкаюсь на препятствия, которые мне неприятны. Как же я завернул сложно, надо наверное объясниться. Я имел ввиду не лень, а какой-то моральный барьер. Ну, например, когда познакомился с девушкой, а у нее есть повернутый бывший, но у вас все как бы хорошо, любовь, все дела. Но этот бывший объявляется снова и снова, общие друзья, общая компания. Мне такие движки неприятны. И в таких ситуациях я предпочитаю уходить. Не знаю почему. Я н хочу бороться за любовь, т.к. не считаю это необходимым. Не ною по поводу того, что: «те, кому я нужен сами будут со мной, а кому не нужен – пусть уходят к чертям. Хнык-хнык печалька((((». Нет, все совсем по-другому. Я берегу свои нервы, да и нервы дамы, и нервы своих ребят, это всё-таки им потом со мной пить и обсуждать всякое непотребство. Многие скажут, мол, я просто слабак, тряпка, неуверенная в себе бородатая девочка. Но, дело в том, что мне плевать на мнение этих людей.

Я, кстати говоря, сам неплохой специалист по маскам, не группа slipknot, но всё же. Я скрываю то, какой я есть от многих людей. Не раскрываюсь. Могу врать, без запинки, при чем, я сам верю в то, что говорю. На вопрос о том, как меня зовут могу сразу же ответить рандомное имя, ну, в случае, когда не желаю иметь знакомство с кем-то. Это моя защитная реакция. Знаете, это как у детей. Когда они не хотят, чтобы их наказали, они врут. Скрывают. Как по мне, лучше так, чем молчать, закрываться в себе и становиться психопатом.

Моя ложь чаще всего безобидная. Т.к. я ни у кого ничего не ворую, людей не убиваю, котяток не режу в салат. Просто на неудобные вопросы отвечаю полнейшую ахинею. Я считаю, что я сам в праве выбирать людей, которые могут знать обо мне правду. И сам могу выбирать ситуации, в которых я могу сказать правду.

Буквально пару месяцев назад понял, что в моей жизни появился человек, которому я совершенно не могу соврать. Нет, он не проверяет меня на детекторе лжи, хотя если успокоиться, то и его можно обмануть. Но этого человека я обмануть не могу. И для меня это стало очень странным, и честно говоря, немного неприятным открытием. Неприятным потому что, я почувствовал, что я ломаюсь. Ну, что я меняюсь, чего я не хотел делать. Нет, даже не так. Я не хотел менять в себе эту черту. Я многое хотел бы в себе поменять, но не это. Это страшно, когда даже такие мелочные вопросы, о том, чем же я занимаюсь в данный момент не поддаются моей маленькой лжи. Дело в том, что обычно, дабы избежать критики в свой адрес, я скрываю свое безделье, скрываю свое моральное разложение (наблюдение за изменениями строения потолка). А этому Человеку я соврать даже в такой ситуации не смог. Может быть, это временно, а может быть я вру самому себе, а может всё это большой-большой обман – я не знаю. Но мне, что-то подсказывает, что скоро я узнаю всё-таки.

Глава 4.

Утопленник.

Случалось ли с вами ощущение полного раздрайва? Ощущение того, что вы погружаетесь под тротуарный асфальт? Ну, вот, как будто вы тонете прямо здесь и сейчас, как будто не хотите проснуться на следующий день? Как будто из вас вырвали все внутренние органы и разложили прямо перед вами на полу? Если да, ставьте палец вверх и подписывайтесь на мой канал(с) Шутка. Похоже на рекламу канала горячей линии для самоубийц.

Дело в том, что на днях мне приснилось, что я еду за рулем и у меня появляется желание взять и отпустить руль и влететь с моста, или въехать в столб. Не знаю к чему это. Какие-то переживания, повлиявшие на меня в течение дня или что-то другое. Но суть не в том, почему мне это приснилось. А дело в том, что мне понравилась эта идея. Я поддержал её. Мне показалось это весьма интересным жизненным опытом. Ведь если отталкиваться от позиции: «все, что с нами происходит – это наш жизненный опыт», то всё получается довольно интересно. Или же «что не убивает – делает меня сильнее». Но хотя, нет, тут вероятность того, что автокатастрофа не убьет тебя к черту или не оставить инвалидом, слишком мала.

Итак, вам уже кажется, что у меня есть склонности к суициду? Тогда продолжим.

Что же я понял из этого сна. Я почувствовал свободу, когда отпустил во сне руль. Правда. Самое настоящее, искреннее и мощнейшее чувство свободы, какого у меня никогда не было. Свобода от всего на свете, от девушек, от учебы, от будущей семьи, от жизни, от серости, от моральной нагрузки, от выбора. Да, самое тяжкое, это, пожалуй, выбор. Тяжело выбрать какие чипсы ты хочешь – с солью или с сыром; тяжело выбрать, кем же ты хочешь стать; тяжело выбрать какая дама будет твоей женой – хорошая и добрая, или же невменяемая стерва; Ну, в общем, вы поняли, к чему я клоню. Я не хочу взрослеть, и выбор делать тоже не хочу. А что касаемо смерти, то физически умирать я не хотел бы, т.к. не очень верю в жизнь после смерти и в смерть после жизни. Хотя мне очень симпатична мифология скандинавов. Хочется верить в Вальхаллу и бессмертных воинов, которые каждый день сражаются на смерть, умирают в бою, а к вечеру оживают и пьют эль с Богами. Звучит это куда веселее, чем рай у христиан. В данной ситуации я за язычников. Отвлекаюсь я постоянно. Ну, продолжим. Я бы умер для других, ну т.е. сменил бы абсолютно всё, уехал бы куда-нибудь далеко, туда где никто не знал бы меня. Совсем никто. Снял бы себе маленькую однушку, главное, чтобы был балкон. И устраивал бы свою жизнь как хотел. А по вечерам в перерывах между курением, чтением, пригублением чего-нибудь покрепче и прогулками забывал бы людей из прошлой жизни. Ох уж эта романтика. Эх, жаль только что смелости у меня на такой рывок не хватит.

Пространство популярной культуры все более и более расширяется в массовом обществе. Практически все формы культуры подвергаются действию культурной индустрии с ее стратегиями стандартизации и выпуска прибыльного продукта для массового потребления. До невиданных ранее масштабов расширяется и область образования, «высшее» образование становится самым обычным явлением, диплом о его получении – бумагой, необходимой для получения далеко не самой квалифицированной работы. Поток вчерашних школьников, имеющих самый разный уровень знания даже по базовым предметам, заполняет аудитории университетов, где преподаватели сталкиваются зачастую с абсолютно неподготовленной для усвоения какого-либо теоретического знания молодежью. В этих условиях упрощение становится обычным явлением при широком распространении преподавания ряда дисциплин, в том числе и философии. Актуальной становится кажущаяся доступность философских текстов, возможность изложить их за короткое время простым языком.

В качестве примера можно привести серию брошюр, излагающих идеи известных философов за 90 минут. В аннотации содержатся заманчивые обещания: «Серия “Вся мировая философия за 90 минут” дарит нам возможность быстро и без напряжения познакомиться с самыми знаковыми носителями философской мысли за всю историю человечества». В своей книге «Платон за 90 минут» [1] Пол Стретерн предлагает краткий обзор жизни и идей Платона, которые помогли человечеству осознать смысл своего существования. Книга также включает в себя выдержки из диалогов Платона, краткий список литературы для тех, кто желает углубиться в тему, а также даты важнейших событий, произошедших как в судьбе самого Платона, так и в истории его эпохи.

Таким образом, утверждается доступность философии для совершенно неподготовленного человека. Это подтверждается весьма распространенной релятивистской позицией среди современных исследователей, которые критикуют желание философов-универсалистов не просто «оградить пространство собственно философии от интервенции со стороны прикладных направлений, развивающихся на стыке с социологией, психологией, историей», но и сохранить «характерный оттенок превосходства, способствовавший формированию стереотипа об отстраненности философской дисциплины от смысловых вопросов и проблем, связанных с житейскими – частными, конкретными – ситуациями. Человек с улицы при этом предстает неспособным ставить и достойно решать проблемы бытия» [2].

Одним из способов сопряжения философии и проблем повседневной жизни является косвенное использование философских подходов к повседневным жизненным ситуациям. Такая стратегия используется известным направлением «Философия для детей», основанном на американском прагматизме и получившем распространение во многих странах. «Философия для детей» не прибегает к текстам философов или к историческому материалу. Напротив, в качестве основы для совместного чтения в классе берутся рассказы, основанные на событиях, близких жизненному миру и соответствующих опыту той или иной возрастной группы. В основе этих незамысловатых на первый взгляд историй лежат базовые философские проблемы, которые предлагаются в качестве проблемы, решить которую и обосновать свой выбор предлагается детям [3].

Еще одним способом популяризации философии является постмодернистское «цитирование», включение философских текстов наряду с другими культурными текстами в популярные жанры, что «уравнивает» их с литературными, кинематографическими, научно-популярными текстами всех видов и жанров и вполне соответствует подходу к изучению культуры, разработанному в рамках такого влиятельного во второй половине ХХ века направления как «культурные исследования» (cultural studies). Поскольку тексты, к которым мы обратимся в данной статье, могут быть вполне включены в русло этого направления, обратимся к некоторым положениям «культурных исследований».

На формирование «культурных исследований» большое влияние оказали идеи выдающегося исследователя культуры Р. Уильямса, который рассматривал культуру как динамический процесс. Уильямс отказывается от идеи культуры как «суммы достижений человеческого разума и духа», эстетических и интеллектуальных шедевров. Эта идея господствовала в культурологических исследованиях конца XIX – начала XX века и нашла наиболее яркое выражение в работе М. Арнольда «Культура и анархия» (1869). В понимании культуры как образа жизни, как суммы практик Уильямс и его последователи близки к позиции культурных антропологов. Представители школы «культурных исследований» приняли на вооружение утверждение Уильямса – «культура обычна» и уравняли все культурные тексты, от сложнейших философских работ до популярных комиксов.

«Культурные исследования» работают с расширенным понятием культуры, отрицая бинаризм высокой/низкой культуры и любые попытки установить культурную стратификацию. Они более склонны к антропологическому взгляду на культуру как на «весь образ жизни людей», хотя и не поддерживают определение культуры как тотальности. Соответственно, этот подход к культуре легитимизирует, оправдывает и восхваляет все аспекты популярной культуры. Последняя рассматривается как ценность сама по себе, а не как «теневой феномен» или средство идеологической мистификации.

«Культурные исследования» придают большое значение исследованию популярной культуры. Они, по сути дела, являются ведущим направлением в ее изучении на сегодняшний день и наиболее далеко отстоят от критического пафоса первых серьезных исследований массовой культуры (культурный модернизм, Франкфуртская школа). Согласно «культурным исследованиям», создание (производство) различных форм и текстов популярной культуры может давать власть тем, кто находится в подчиненном положении и может оказывать сопротивление доминантному пониманию мира. Это положение в корне отличается от мнения многочисленных критиков популярной культуры, которые упрекают ее в том, что она создает пассивного потребителя. Это не означает, что популярная культура всегда придает силу и сопротивление. Отрицать пассивность потребления не значит отрицать то, что потребление иногда бывает пассивным [4].

Получившие большое распространения на Западе и все чаще издающиеся в русском переводе книги серии «Популярная культура и философия» (в русском языке название серии звучит «Философия поп-культуры», что меняет замысел и смысл всей серии) стали востребованными, на наш взгляд, именно по причине успеха «культурных исследований» как подхода к анализу культуры.

Обратимся вначале к самим книгам. В них рассмотрены многочисленные тексты современной культуры, причем критерием отбора является коммерческий успех, означающий популярность среди самых широких кругов аудитории.

Перечислим некоторые темы и названия:

«Симпсоны и философия».

«“Властелин колец” и философия».

«Гарри Поттер и философия».

«Звездные войны и философия».

«Джеймс Бонд и философия».

«Битлз и философия».

Всего в серии более 30 книг, они активно переводятся на русский язык. В поле внимания издателей попали доктор Хаус и вампирская сага «Сумерки», «Властелин колец» и «Гарри Поттер».

Что же представляют собой эти книги? Задача их двойственна. С одной стороны, они стремятся найти философский смысл в текстах популярной культуры. С другой – изложить идеи философов различных времен и народов в доступной форме. Обосновывая тематику своих очерков, создатели «Философии и поп-культуры» задаются вопросом: «Закономерно ли писать философские очерки о поп-культуре? Стандартный ответ на этот вопрос таков – и Софокл, и Шекспир были представителями популярной культуры в свое время, но никто не ставит под вопрос закономерность философских размышлений о их произведениях». Это ни в коем случае не означает, что авторы уравнивают Симпсонов с великими творениями культуры (хотя, по логике «культурных исследований», это вполне возможно). Тем не менее, популярный телесериал, по мнению авторов книги о Симпсонах, «достаточно глубок и, несомненно, достаточно забавен, чтобы привлечь серьезное внимание. Кроме того, его популярность означает, что мы можем использовать «Симпсонов» как иллюстрацию традиционных философских проблем для того, чтобы эффективно привлечь читателей, находящихся вне академической сферы» [5]. Поскольку большинство авторов является преподавателями философии в различных американских университетах, последняя задача не составляет для них особого труда, так как «доступность» давно стала требованием к преподаванию философии и других «трудных» предметов на уровне бакалавриата в области гуманитарных дисциплин, особенно в небольших провинциальных университетах. Эта тенденция все больше присутствует и в нашей стране, где изучение философии происходит в основном «за 90 минут».

Поскольку все книги серии имеют одинаковую структуру, мы выбрали для анализа две книги, которые основаны на совершенно различных, хотя и входящих в сложное пространство современной популярной культуры текста – мультсериале «Симпсоны» («Симпсоны и философия») и книге Толкиена «Властелин колец» и его кинематографической версии (книга «“Властелин колец” и философия»). Столь разнородные тексты выбраны нами для того, чтобы попытаться понять, есть ли разница в подходе авторов или же эти тексты абсолютно уравнены в полиморфном культурном поле, следуя идеям «культурных исследований».

Авторы серии подчеркивают, что они вовсе не пытаются найти некий философский смысл, намеренно заложенный авторами (или создателями) в текст. Этим объясняется и название серии – «Поп-культура и философия». Между этими феноменами нет никакой причинно-следственной связи, они рядоположены. «Мэтт Грейнинг изучал философию в колледже, но ни один из авторов этого тома не считает, что в мультсериале Грейнинг существует какая-то глубокая подлежащая философия. Мы не пытаемся передать значения, намеренно заложенные Грейнингом и легионом писателей и художников, которые работают над сериалом. Скорее, мы освещаем философское значение “Симпсонов” так, как мы его видим» [6].

Что же происходит с текстом, который имеет больше притязаний на философскую глубину, чем «Симпсоны», с «Властелином колец» Толкиена? В этом случае авторы также не пытаются «вычитать» философскую проблематику из текста. «Конечно, Сам Толкин был профессором англосаксонского языка в Оксфорде, а не профессиональным философом. Однако в своей области он был ведущим ученым и дружил со многими интеллектуалами того времени, например, с К.С. Льюисом, Оуэном Барфильдом… Более того, как приверженца римского католичества, его интересовали вечные философские вопросы о борьбе добра и зла, о судьбе и свободе, о сознании и теле, о жизни после смерти, о служении природе. Все эти и многие другие философские вопросы поднимаются в произведении Толкина и исследуются в настоящем сборнике. Конечно, мы не утверждаем, что Толкин особым образом размышлял или намеревался предложить нам различные теории и проблемы, обсуждаемые в этой книге. Наша главная цель – обозначить философское значение “Властелина колец”, не задевая его скрытых смыслов и посланий» [7]. Поверхностность становится принципом подхода к тексту, что вполне соответствует положениям постмодернистской теории.

Тексты популярной культуры становятся отправным пунктом для авторов серии, и, согласно «культурным исследованиям», это вполне оправданно, поскольку это направление отказывается от ценностной иерархии произведений искусства и литературы, воспринимая их как открытую форму текста, означиваемую читателем. То, как читают эти книги профессиональные философы – авторы серии – несомненно, отличается от того, как их читает неподготовленная аудитория. Если эта аудитория прочтет книги серии, ее отношение к любимым текстам обогатится новыми смыслами. Но есть и еще один момент в замысле авторов – они осознают, что сегодняшний читатель вырос в эпоху «посткультуры», в период «размывания» всех традиционных представлений и ценностей. Фрагментарность этой культуры признается и авторами серии, которые как бы реплицируют ту философскую мешанину, которая столь характерна для представлений современных студентов: «Все под одной обложкой: Сартр и Ницше, Сократ и Аристотель, логика, удача, любовь, дружба и даже дзен. Странноватый набор, но, как выражается Хаус, “мне нравится абсурд”», пишет Генри Джейкоби в предисловии к еще одной из книг серии – «Хаус и философия», вышедшей по следам небывалого успеха телесериала «Доктор Хаус» [8].

С этой точки зрения стремление найти в популярных текстах связь с идеями классической философии показывает возможность снова вернуться к универсальным ценностям человеческой культуры, выти из ризомообразного пространства в темпоральные и пространственные структуры, основанные на фундаменте, который человеческий интеллект закладывал в течение тысячелетий. «Соприкосновение исторических и экзистенциальных граней человеческого опыта дает нам понимание новых задач современных философов: заглянуть за край бездны постмодернистской культуры и найти там значение и ценность» [9].

Обратимся к философским идеям и к персоналиям, наиболее востребованным в книгах серии. Неизменными в них (и тех, которые мы рассматриваем, и в большинстве других, имеющих сходную структуру) является обращение к древнегреческим философам Платону и Аристотелю. Философия Платона становится предметом внимания в связи с проблемами власти, нравственности, красоты. Но чаще всего на страницах серии встречается имя Аристотеля. Так, аристотелевская теория добродетели и порока рассматривается с помощью примеров из «Властелина колец» [10]. Учение Аристотеля о разуме применяется к жизненным проблемам доктора Хауса [11]. Проблемам этики вообще уделяется значительное место в книгах серии. Не удивительно, что одной из излюбленных фигур стал Кант с его этическим учением. В его свете рассматриваются взаимоотношения семьи Симпсонов со своими соседями и их понимания любви к ближнему [12]. На кантианскую этику ссылаются авторы и при анализе ответственности человека перед самим собой на примере эпизода попытки Мардж Симпсон выйти за пределы традиционной роли жены и матери и стать социально значимым человеком [13]. Этика Канта становится отправным пунктом и при анализе нравственных проблем героев «Властелина колец». «По Канту, нравственность состоит в следовании правилам и обязанностям, которые названы универсальными для всех без исключения. Например, ложь порочна, поскольку имеет дурные последствия. Но в таком случае каждый был бы обязан сказать правду Саруману и проинформировать Черных Всадников. К тому же это обесценивает саму способность мыслить: преданность Сэма или Арагорна по отношению к Фродо была бы не менее и не более достойна похвалы, чем преданность кольценосцев Саруману». Отсюда делается релятивистский вывод: «Мы способны стать лучше или хуже в зависимости от пристрастий и выбора, поскольку наши пристрастия влияют на выбор, а выбор корректирует пристрастия» [14].

Еще одним именем, часто встречающимся на страницах «Философии поп-культуры» является Ницше. Во «“Властелине колец” и философии» идеи Ницше обсуждаются в связи с проблемой воли к власти и стремлением завладеть кольцом Всевластья. В данном случае проблематика Толкина действительно весьма близка концепции Ницше, который назван «философом власти», поскольку могущество, достигаемое владельцем кольца ставит его в положение хозяина мира, а овладение им представляет сложную моральную проблему. В своем очерке «Сверххоббиты» Д. Блаунт дает краткое изложение концепции Ницше, а затем анализирует образы Фродо и Сэма как кандидатов в «сверхчеловека», от роли которого они отказываются, ставя приверженность традиционным ценностям своей культуры выше неограниченного могущества. Они преодолевают искушение властью, преодолевают свои слабости, но не властью, которая стремится все подчинить се6бе, а скромностью и самопожертвованием. Сила, по Толкину, заявляет о себе очевиднее всего не в проявлениях своей власти, но в готовности от нее отказаться. «Величайшие примеры движения духа и разума, – пишет он, – в самопожертвовании». Самопожертвование, подчинение собственной воли благу других – вот что, согласно представленной Толкином реальности, характеризует правильную жизнь и придает ей столь очевидную красоту, что никаких других доказательств этой истины не требуется» [15]. Таким образом, Толкин полемизирует с Ницше, если не явно, то в конструкции автора очерка. Для «Философии поп-культуры» идеи философов не обязательно становятся основой прочтения популярных текстов, они могут идти «от противного», давая, таким образом, оценку той или иной концепции. В данном случае, идеи Ницше опровергаются, деконструируются текстом Толкина.

Использование идей Ницше в анализе Барта Симпсона Марком Конрадом представляется весьма спорным – слишком трудно сопоставить трагический облик немецкого мыслителя с «трудным ребенком» Бартом Симпсоном, хотя автор смело называет обоих «плохими мальчиками», только одного – в масштабах мировой философии, а другого – американского городка Гринфилд. Тем не менее, именно этот ввод мировых идей в анализ популярных текстов показателен для книг серии, где и сами мыслители лишаются ауры величия и становятся такими же фикциональными персонажами как семейка Симпсонов, доктор Хаус или герои Поттерианы. Размышляя на тему добра и зла, автор очерка пишет об идеале, который создал для себя Ницше – «Свободный дух, человек, который отрицает традиционную мораль, традиционные добродетели, человек, который охватывает хаос мира и придает стиль своему характеру» [16]. Но это на первый взгляд грубое сравнение заставляет задуматься о нашей оценке персонажей Симпсонов и реабилитирует Барта – в ницшеанском свете он, с его жизнеутверждением, а не его «правильная» сестра Лиза может считаться идеалом. Возникает только вопрос – а надо ли было использовать Ницше, чтобы доказать амбивалентность текста «Симпсонов»?

Еще одна философская тема, которая часто звучит в серии – восточные учения. Так, бессловесный персонаж Симпсонов, маленькая Мэгги, пробуждает у авторов очерка ассоциации с «Бхагават Гитой», с ее идеей о невысказанности творящего начала мира. «Восточное просвещение часто предполагает мистическую связь с природным миром, что редко выражается в словах» [17]. Во «Властелине колец» обнаруживаются буддийские и даосистские импликации. Среди них – «способность нечеловеческих существ мыслить, отношение человека к природе, важность отношений учителя и ученика и отношение между добром и злом» [18]. Несомненно, авторы не постулируют влияния восточных идей на Толкина, но находят в этих столь далеких друг от друга культурах общие черты (как и различия), которые проявляются, в основном, в отношении к природе.

«Доктор Хаус» анализируется в свете учения дзен, как с точки зрения поисков смысла жизни, так и отношений ученика и учителя. «Для Хауса действие настолько важнее мысли, что его вообще мало заботит смысл, и это сильно напоминает дзенскую риторику… Просветление возможно, только если человек меняет свое восприятие мира и переоценивает свое место в нем. Хаусовское раздражающее поведение имеет сходный эффект» [19].

Кроме этих, авторы серии касаются еще многих философских проблем, а на страницах мелькают имена мыслителей разных эпох и культур. Размышления о добре и зле, красоте и счастье, религии, проблем окружающей среды, гендера, постмодернистской иронии, марксизм и общество потребления – все это нашло место на страницах «Философии поп-культуры».

Если в первых книгах серии содержались целые параграфы, излагающие в популярной форме то или иное философское учение, то постепенно такая форма уступила место кратким отсылкам к философским персоналиям, предшествующим разбору того или иного эпизода или фрагмента текста. Так, хотя в книгах «Хаус и философия» и «Гарри Поттер и философия» содержатся упоминания большого количества философов, их идеи лишь вкраплены в обсуждение проблем героев. Таким образом, сложности философских построений сводятся к минимуму. Что показывает эта тенденция? Тотальную примитивизацию, о которой так много говорят сейчас в области образования? Или слияние проблематики философии с жизненными (или в данном случае фикциональными, но схожими с жизненными) ситуациями, в которые попадают люди в повседневной жизни? Мы имеем дело с репрезентациями, которые, тем не менее, даже в самой фантазийной форме, моделируют реальные жизненные ситуации, и отсылка к их философскому наполнению ставит повседневность не уровень философской рефлексии. Это вполне соответствует доминации повседневности как динамического пространства, занимающего все большее место в нашей культуре.

Может быть, мы слишком серьезно отнеслись к философствованию на темы популярной культуры, может быть, это лишь шутка философов? Во Введении к «Симпсонам и философии» авторы рассказывают, что именно такой и была первоначальная идея – почему не издать собрание философских очерков по поводу «передачи о ничем»? Так родилась первая книга серии «Сайнфельд и философия: Книга обо всем и ничем» (2000), которая имела большой успех, как среди интеллектуалов, так и широкой публики. Но вызывает опасения именно то, что публика, не разделяющая юмора философов, совсем этого не поймет, а философские вопросы останутся прочно связанными у читателей серии (весьма многочисленных, судя по тиражам и количеству переизданий) с Симпсонами, Гарри Поттером и вампирами из «Сумеречной саги», как это произошло с поколениями детей, насмотревшихся «Черепашек Ниндзя» и прочно связавших имена Рафаэля и Донателло с образами черепашек-мутантов. А учитывая тотальное упрощение, которое происходит в нашем супермассовом высшем образовании, не является ли «Философия поп-культуры» прообразом учебника очередного нового поколения? До какой степени можно популяризировать философию, если это нужно вообще? Вопрос остается открытым.

Шапинская Е.Н., 2016

http://cult-cult.ru/philosophy-of-pop-culture-or-popular-phi...