"Дружба, жвачка и конец света" (глава 17). Ностальгическая история о конце 90-х
После каникул в списке любимых «вещей» прибавилось. Я любил друзей, осень, комедии с Джимом Белуши и тянущее чувство в груди, когда остаешься один. А теперь я полюбил счастливое выражение лица Юли.
Она бежала ко мне сквозь толпу учеников по коридору и улыбалась так, что яркий свет заливал все вокруг, проникал в тебя, вытеснял все плохое, отшелушивал душу и сердце. Никогда прежде я не видел, чтобы Юля так улыбалась. Наверное, так должен выглядеть человек, который по-настоящему счастлив.
– Победили! – пропищала Юля, подбежав ко мне и схватив меня за руки. На нас оборачивались, косились и показывали пальцами, но в тот момент меня это не волновало. – Мы победили!
– Что? Кого победили?
– Всех победили! В конкурсе! Наш фильм взял первый приз!!!
Подруга снова запищала, стараясь говорить шепотом, чтобы никто не услышал.
– Мне класснуха только что сказала, – Юля оттащила меня в сторону. – Я сразу побежала тебя искать. Сегодня на линейке всем объявят.
Она не выдержала и кинулась ко мне на шею. Дыхание перехватило, я обнял ее и даже поднял в воздух, но тут же поставил. Мы смутились и отошли на шаг друг от друга, поправляя одежду.
Прозвенел звонок, избавив нас от необходимости сглаживать неловкость. Юля побежала в класс, но через пару шагов обернулась и помахала мне.
После уроков всех собрали в рекреации. На улице стоял мороз, в классах такая холодина, что приходилось сидеть в дубленках. Многие болели и не пришли в школу. Но на линейку народу все равно притащилась уйма. Директриса объявила результаты конкурса, нас вывели на всеобщее обозрение, а мы – Венерка, Максим, Юля и я – краснели и старались ни на кого не смотреть. Виталька и Карина хлопали нам громче всех.
Когда линейка закончилась, позади них встал Толик. Он что-то показал своим дружкам, а потом якобы случайно толкнул Виталю. Тот упал, очки свалились, Карина начала возмущаться, а Максим бросился помогать ее брату.
– Смотри куда идешь, очкарик, – бросил Толик, и ушел, противно хихикая.
Это было только начало.
Все знали, что Карина и Зяблик нам помогали. Плюс, все видели, как они за нас болели. И никто не любил выскочек (исключение делали только для крутых ребят). А мы выскочили, оказались на виду у всех. Теперь мы должны пройти проверку на прочность.
Нас будут бить словом и делом, будут сгибать, попытаются сломать, и если мы выдержим, то заслужим право оставаться на виду, стоять чуть выше остальных. По крайней мере, какое-то время. Это негласный закон стаи. И сильнее всего он ощущается в школе – там, где дети и подростки учатся находиться вместе, быть миниатюрным отражением общества взрослых, только без их принципов и ограничений морали.
Школьные задиры и хулиганы давно ждали такого шанса. Они не понимали, почему делают это, просто подчинялись едва слышному внутреннему голосу, толкающему их на подлости. Это был голос неудовлетворенности, страха, злости на родителей, на несправедливость жизни. Это был голос ужаса перед будущим. Это был крик маленького человека, мольба о помощи.
Больше всего от них доставалось Максиму, Карине и Зяблику. Мы с Венеркой, конечно, выглядели странно и заслуживали лишнего пинка за свое пристрастие к кинематографу и видеоиграм, но к нам уже привыкли. А вот ботаник-девятиклашка, встречающийся с красавицей на год старше его – это было что-то новенькое. Такое наши хулиганы еще не пробовали на вкус. А попробовав, не смогли оторваться. Их издевательства были так заразительны, что к ним подключались обычные ребята, которые в жизни никого не обидели.
Виталика толкали, прятали его очки, запихивали ему в сумку с учебниками снег и раскрошившийся мел. Его ловили в туалете, сдергивали штаны, брызгали на него водой. Все это делалось под задорный мальчишеский смех.
Ах, школа… чудесное время.
Карина в этой ситуации оказалась бессильна. Она пыталась защитить брата, но ей и самой доставалось, только от девчонок… ядовитых и злых девчонок. Карина огрызалась, однако это лишь разжигало интерес. Через пару недель все забыли, почему начали травить этих троих, а оттого стали еще озлобленнее.
Максим меня удивил. Он был спокоен, как скала, как нефтяной танкер в полный штиль. Он лишь сдержанно улыбался и молчал. Получив подзатыльник от пробегавшего мимо Петьки Кабанова из класса Карины, Макс поправил волосы, посмотрел вслед ржущему обидчику и пошел дальше. Когда его толкнул приятель Петьки – Марат Вадин, да так, что Максим врезался в стену и стал багровый от подкатившей злости, он лишь одернул рубаху (сильнее чем требовалось), испепелил гы-гыкающего неподалеку Марата, и отвернулся.
Марат и ему подобные с предвкушением ждали, когда терпение Макса закончится, когда его чайник закипит и начнет выплескивать наружу накопившуюся обиду. Они обожали такие моменты. В эти минуты Кабановы и Вадины ощущали себя живее живых. Им нравилось наблюдать, как ломается человек, как он сопротивляется перед этим, осознаёт, что не может ничего противопоставить грубой силе и скотскому напору. Эти первобытные качества как бы оправдывали все их гадости, словно они говорили: «Мы можем это сделать, так почему же должны этого не делать?».
Единственным оружием Макса против сволочей оказалось молчание. Он доходил до точки, после которой не было ничего, кроме надлома и жестокости, но не переступал ее. Обидчики видели это, видели, как он раз за разом подходит к обрыву, смотрит в бездну и делает шаг назад. И это пробуждало в них первобытный страх перед неведомой раньше силой. Они давили на Макса с удвоенным старанием, делали ему все больнее, не понимая, что закаливают его характер.
Венерка не мог терпеть издевательств. Он кидался в драку, увидев, как Кабанов и Вадин в очередной раз достают друга, и неизменно получал. Несильно, но достаточно, чтобы больше не лезть. Максим поговорил с ним как-то после уроков, и Веник перестал его защищать.
На какое-то время Макс и Карина перестали появляться вместе на переменах. Они все еще встречались, но только не на людях.
Увидев меня в школе, Максим отводил взгляд. Мне кажется, он боялся, что я тоже засмеюсь со всеми, когда ему дадут подзатыльник или поставят подножку. Но я не смеялся. Правда, и в драку, как Венерка, я тоже не бросался.
А мне хотелось.
На нашу и без того тесную группу давили со всех сторон, заставляя сближаться еще сильнее. Старые обиды уже казались ничем, однако, мы с Максом все же не могли пересилить себя и начать общаться. Ему бы пригодился настоящий друг, но я не мог найти повода снова подойти к нему, чтобы он не решил, что я делаю это из жалости.
Кабанов подкинул мне повод через неделю издевательств.
Он увидел идущего навстречу Максима издалека, и прикинулся пьяным – начал шататься и вилять из стороны в сторону по коридору. Макс заметил его маневр, замешкался на секунду, но разворачиваться не стал. Кабанов был вдвое больше его и вид имел устрашающий. Наконец, они поравнялись, и Петька выбил из рук Максима тетрадь, в которой тот на ходу делал какие-то пометки. Вокруг них тут же собралась толпа, все смеялись и ждали, чем ответит Макс. А он готов был сорваться.
Он обвел ненавидящим взглядом ржущую толпу старшеклассников и остановился на моем непроницаемом холодном лице. Я смотрел ему прямо в глаза – открыто, убрав всё, что нас отделяло друг от друга в последнее время. Потом подошел, поднял его тетрадь и ручку, и отдал ему в руки.
– Пошли?
Макс кивнул, и мы, под крики: «это твоя подружка?», «смотри, любовнички пошли», вышли из этого омерзительного круга. Я почувствовал, как закаменел Максим. Он, не глядя на меня, ускорился. Я остановился.
Издевательства длились еще месяц, может, полтора. В начале марта все забыли, что вообще за что-то ненавидели нас. Выпускники начали готовиться к экзаменам, ребята помладше почувствовали наступление весны, пусть холода еще и не думали сдаваться, и подобрели. Так и закончилась эпоха террора. А для меня открылась новая страница, и на ней было много слов о любви.
Книга целиком здесь.
На пикабу публикую по главам.
