Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 236 постов 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

170

Ответ на пост «Сам спросил, сам ответил...»3

Пост скорее о казино и лудомании, конечно. Был у меня сосед, не друзья, скорее приятели, он старше на 5 лет.

Мать его в 80 годы работала в одном из ресторанов города. Либо зав производством, либо администратором, не знаю. Женщина она была обаятельная, надо отдать должное. Всегда было приятное впечатление после общения с ней. Время шло, мы взрослели. 90е годы она удачно встретила, работая в крутом на то время городском ресторане. Там же было казино, игровые автоматы.

Человеком она была азартным. Это качество у нее было очень яркое.

И на то время один человек из крупного бизнеса предложил стать директором, запустить ночной клуб, поставить там автоматы, и организовать кухню. Она, конечно, согласилась. Такое партнерство : инвестор с чемоданами денег,( именно чемоданом, деньги перевозились тогда наличными, с охраной) и профессионал, знающая свое дело.

Клуб был открыт, помню, оборудование почти все привезли из Москвы. Сын ее был там поставлен директором, скорее номинальным, ему было 23 вроде тогда. Цены в клубе были заоблачные, для меня, студента, помню, 100 рублей стоил стакан сока, это в 2001 году. Деньги текли рекой.

И, сын ее тоже, кстати, был игроком. Деньги текли рекой, он не заморачивался, и мог проиграть 2-3 зарплаты средних за ночь в чужом казино. Пару раз проигрывал сумму, на которую можно было купить ваз 2110, и шёл домой пешком, все проиграв до копейки (благо около часа это занимало). Я тогда не понимал, что игромания это болезнь, серьёзная. Впору ложиться в клинику.

Затем, в году 2005, примерно, спонсор погибает в тюрьме. И налоговая начинает активно трясти клуб,его закрывают. Сына садят в тюрьму,мать его начинает прикладываться к бутылке, и все начинает играть активно в автоматы игровые.

На оставшиеся деньги было решено открыть кафе в небольшом городке в области.

Затем закрыли и его.

В общем, сейчас от былого богатства ни осталось и следа. Квартира съёмная, машина в аренде. Работает он в такси. С утра заезжал в автоматы, (вексельная система)

там бесплатный кофе и чай.

Профессии нет толком, не было желания и времени ее получать. Лёгкие деньги создали неправильное представление о жизни, и так же легко ушли.

Вспомнилась чья то фраза " большие деньги может любой дурак получить, а потратить их с умом может только мудрый человек"

Друзей нет, поскольку, проигравшись в пух и прах он начал брать взаймы, и не отдавал никому,даже копеечные суммы.

Вот такая се ля ви.

Показать полностью
3

ФИЛЕРА

шпионский детектив

Десятая серия

ФИЛЕРА

Лето, ранее утро, 1910 год. Российская Империя, Санкт-Петербург.

Красивый особняк, на балконе стоит Феликс Дзержинский в чёрном костюме-тройке и курит сигару, вглядываясь в огни просыпающегося города, достаёт из кармана жилета золотые часы на цепочке и смотрит на циферблат.

Из комнаты к нему подходит адъютант в синей форме:

  • Господин генерал, вам депеша по голубиной связи, только что! - передаёт Дзержинскому маленькую скрученную трубочкой бумажку.

К воротам особняка подъезжает чёрная карета, кучер - мужчина в сером костюме и котелке приветственно кивает.

Дзержинский кивает в ответ и делает знак охране открыть ворота.

Двое жандармов в синей форме распахивают ворота и запускают карету.

Дзержинский быстро проходит через комнату, берет кожаный саквояж, заправляет револьвер за пояс брюк, выходит по лестнице чёрного входа на задний двор дома, открывает калитку в заборе и выходит на узкую улицу.

На улице его ждёт автомобиль, из окна закрытой кабины которого ему машет Марлен.

Дзержинский подбегает к автомобилю и садится в кабину.

В кабине сидит Марлен и крепкий кавказец с чёрной бородой.

Дзержинский, садясь напротив Марлен:

  • Марлен, слава богу вы меня предупредили запиской! Они уже приехали за мной! Как всё прошло?

Марлен, поднимая голову и улыбаясь (это Настасья Павловна в парике):

  • Прошло просто великолепно!

Дзержинский дёргается, но его останавливает крепкая рука бородатого кавказца, который держит его за плечо, вынимает у него из-за пояса револьвер и передает водителю.

Дзержинский нервно поворачивается к кавказцу, тот снимает парик и бороду, это Глаша.

Глаша:

  • Не дергайтесь, господин полковник! Ей богу приложу! - показывает мощный кулак.

Водитель - Пётр Збруев, заводя мотор:

  • Не церемонься с ним, Глафира Петровна!

Автомобиль трогается и едет по улице, Дзержинский ухмыляется и откидывается на сиденье, достаёт часы на цепочке, смотрит на Настасью Павловну и Глашу, и начинает медленно тихо говорить, потихоньку качая часами на цепочке перед своим лицом:

  • Сейчас раннее тёплое утро, все спят, и вы тоже хотите спать, вы слышите мой голос, и видите эти часы, ваши веки становятся тяжелыми, вы закрываете глаза…

Настасья Павловна зевает, её глаза начинают закрываться. Глаша тоже зевает, а потом резко бьёт локтем Дзержинского в челюсть, тот обмякает и теряет сознание. Настасья Павловна вздрагивает и трясёт головой.

Глаша:

  • Говорила же, приложу! - берет часы, пробует их на зуб и подмигивает зевающей Настасье Павловне, - никак золотые?

На светлом экране появляется лист желтоватой старой бумаги, на котором под стук печатной машинки слово за словом появляется текст.

За кадром низкий мужской голос читает вслух:

«Филер – это агент уголовно-сыскной полиции России конца XIX – начала XX века, в обязанности которого входили проведение наружного наблюдения, негласный сбор информации о преступниках и их задержание».

На экране печатная машина отбивает надпись:

ФИЛЕРА

Девятая серия

Лето, утро. Санкт-Петербург, здание управления уголовно-сыскной полиции, кабинет начальника службы филеров Медникова.

За своим столом сидит Медников, у стола на стульях сидят: его заместитель Николай Николаевич, филера: Глаша, Голиаф, Луи, Настасья Павловна, стрелок Джонни.

Медников:

  • Господа! Друзья мои! Я рад, что мы снова можем собраться все вместе в нашем родном управлении. Операция по задержанию группы опасных преступников прошла успешно. Все преступники арестованы и находятся под охраной жандармов Бочкарева в трюме нашего корабля. Отдельное спасибо моему заместителю - Николаю Николаевичу, который всё это время, пока мы были на нелегальном положении, продолжал  выполнять мои тайные поручения - от выведывания информации из Министерства внутренних дел, до наблюдения за гостиницей, где была штаб-квартира Марлен. Кстати, именно он узнал, что преступники используют голубиную связь, на манер войсковой разведки.

Дверь открывается и в кабинет входит Гордынский, с рукой на привязи, он слабо улыбается всем и садится рядом с Настасьей Павловной, она гладит его по здоровой руке.

Медников, кивая Гордынскому:

  • Идея и основные этапы операции была разработаны нашим новым сотрудником - опытным театральным сценаристом и постановщиком Павлом Сергеевичем Гордынским, который чуть сам героически не погиб, но остался жив благодаря другому нашему сотруднику. Я имею ввиду руководителя группы филеров - Петра Збруева. Его сейчас нет, он отпросился  к Васе в госпиталь. Но именно Петя Збруев придумал и настоял надеть всем участникам операции защитные корсеты из плетеных металлических колец, на манер кольчуги, которые и спасли господ Гордынского и Бочкарёва.

Гордынский:

  • Если бы Пётр не нацепил бы на меня эту кольчугу, дамасский кинжал пробил бы меня насквозь, а так только ретро сломал и синяк во всю спину.

Настасья Павловна, дрожащим голосом:

  • Господин полковник, Пётр Збруев настоящий герой, ему орден полагается, я так благодарна ему за папу…

Медников:

  • Я считаю, что наград достойны все вы. И Глаша, за задержание Марлен и Дзержинского, и Луи за задержание Кобы и Мишки Япончика, и Голиаф за победу над опаснейшим самураем Ли.

Голиаф, с перебинтованными кистями рук, скромно улыбаясь и прижимаясь плечом к Глаше:

  • Это мой Галчонок вовремя подоспел!

Медников:

  • Особая благодарность ещё одному нашему совсем новому сотруднику - Джонни-ковбою за два изящных и метких выстрела, которые отправили броневик с бандитами на дно Невы.

Джонни полудремавший на стуле у стены, с опущенной на лицо шляпой кивнул.

Медников:

  • Я всё хотел узнать, а имя у вас есть нормальное, не из цирка? Как вас матушка назвала?

Джонни, хриплым голосом:

  • С рождения я…. Тарас вообще-то…

Луи, улыбаясь:

  • Тарас - меткий глаз!

Все смеются, Джонни показывает Луи кулак.

Санкт-Петербург, утро, госпиталь для офицерских чинов.

На кровати у окна лежит бледный Васька с поцарапанной щекой, перебинтованной головой и грудью, рядом на табурете в коротком летнем бушлате и тельняшке сидит Збруев.

Он смотрит на Ваську, трогает его лоб, и поправляет одеяло.

Збруев:

  • Мне врач сказал, ничего страшного, сильные ушибы груди и ног, и что ты головой шибанулся о брусчатку. Как самочувствие, Вась?

Васька, тихим голосом:

  • Всё в порядке, дядь Петь! Вы их взяли?

Збруев:

  • Взяли, конечно! Мы же филера, а не рота барабанщиков! Голова не болит?

Васька, присаживаясь на кровати:

  • Дядь, Петь! Мне Луи сказал, что Джонни двумя выстрелами попал в смотровые щели железной машины и ранил обоих бандитов, это правда?

Збруев, улыбаясь:

  • Правда! Он хоть и попивает, но глаз как у ястреба!

Васька:

  • На вот держи, дядь Петь, для тебя выстрогал… - даёт Збруеву маленькую деревянную лошадку.

Збруев, улыбаясь:

  • Спасибо, Васятка! А почему лошадка, я же моряк…

Васька:

  • Вы же наверняка в детстве мечтали быть кавалеристом!

Збруев:

  • Мечтал! Мой ты кавалерист! - трепет Васька по волосам.

Дверь в палату открывается, на пороге стоит Настасья Павловна, в красивом платье и лёгкой белой шляпе с кружевами, она держит коробку с пирожными и улыбается:

  • Доброе утро, всем! Вася, я пришла тебя проведать, как ты, тебе врачи не запретили сладкое? - она смотрит то на Васю, то на Збруева.

Васька удивлённо смотрит на Збруева, тот восхищено на Настасью Павловну.

Збруев, вскакивая, чуть не опрокинув табурет:

  • Д-доброе утро, Н-Настя… Настасья Павловна! Прошу садитесь!

Васька смеётся и подмигивает Збруеву.

Лето, день, Санкт-Петербург, парк в центре города.

По парку идут Настасья Павловна и Збруев.

Настасья Павловна, дрогнувшим голосом:

  • Пётр! Я хотела поблагодарить вас за то, что вы спасли моего папу… и нас всех вы всегда спасаете…

Збруев:

  • Ну что вы, Настасья Павловна, на что вы… я просто …

Настасья Павловна, остановившись, быстро целует его в щёку:

  • Спасибо вам… Петя…

Санкт-Петербург, день, здание министерства внутренних дел.

Кабинет министра внутренних дел.

За генеральским столом сидит министр, напротив стоит Медников в офицерском мундире.

Министр:

  • Господин, Медников! Вы в очередной раз доказали свою преданность государю и отечеству! Спасибо вам, что помогли разоблачить предателей и изменников родины, а также задержать группу опасных бандитов. Ваши филера будут представлены к высоким государственным наградам! Храни вас господь!

Медников:

  • Служу отечеству, господин генерал!

Министр:

  • Ввиду опасности преступной группы, решено этапировать их в Москву в Таганскую тюрьму прямо через финский залив на вашем судне. Прошу выделить своих сотрудников в качестве  сопровождающих. Для охраны вам будет предоставлен малый заградительный корабль Балтийского флота и рота моряков.

Финский залив, причал, у причала пришвартовано небольшое судно, день.

Нижняя палуба. Помещение трюма, полумрак, открывается дверь и в трюм падает человеческое тело со связанными руками.

С полок-кроватей встают Коба и Япончик, на них синяки и мокрая разорванная одежда, они подходят к лежащему на полу мужчине и переворачивает его на спину.

Это Котовский, с фингалом под глазом, который открывает глаза и улыбается Мишке Япончику:

  • Миша…родной.. я таки рад, как никогда!

Япончик, развязываяф ему руки:

  • Григорий! Это же твоя физиономия, только слегка подпорченная, чтоб я так жил!

Коба, злобно:

  • Что это за гусь, генацвалле? Не из охранки?

Япончик:

  • Это же Гриша Котовский - гроза городовых и жандармов! Легенда уголовной Одессы и таки мой лучший друг босоногого детства! За шо тебя, Григорий?

Котовский, садясь и откинувшись на стену:

  • За налёт на казенную карету Имперского банка, и убийство трёх жандармов…. Меня филера на допрос притащили, потом в Петропавловку повезут.

Япончик, подмигнув Кобе:

  • Это же всё, как я люблю! Гриша, дорогой! Нам тебя сам бог послал! Весточку нашим передашь через Петропавловских арестантов, да Коба?!

Коба, с сомнением:

  • Можно попробовать, если он надежный! Ну а если проболтается легавым, я ему горло перережу, как шакалу!

Котовский, отодвигаюсь от Кобы:

  • Давайте записку, если надо передам…мне не трудно…

Нижняя палуба, другое помещение трюма.

В полумраке у иллюминатора сидит Марлен и смотрит в стену.

Ли стоит у железной двери и смотрит через решетчатое окошко в тёмный коридор.

Ли:

  • Госпожа, там по коридору провели лысого мужчину, которого мы видели в ресторане… Вы его называли Григорий Сан!

Марлен, тревожно:

  • Котовский? Здесь? Куда его повели?

Ли:

  • В каюту в конце коридора, он был связан, его туда бросили, туда же, где Коба с Мишкой…

Марлен:

  • Это всё очень странно… очень…это же Котовский познакомил нас с этой… Настасьей Павловной… у тебя остались дротики?

Ли, запустил руки в волосы, достал маленькую трубку и две тонкие миниатюрные стрелы, показав их Марлен.

Марлен кивнула.

Лето, день. Санкт-Петербург, здание Управления уголовно-сыскной полиции, двор около здания. Тренировочная площадка.

Луи втыкает кинжалы в деревянную мишень.

На скамейке обнявшись сидят Глаша и Голиаф и смотрят на Луи. В тени спит сидя, облокотившись о стену дома, Тарас-Джонни, надвинув на себя ковбойскую шляпу.

Луи:

  • Голиаф, а ты видел, какие у этого самурая звёздочки заточенные? Мне шеф сказал, что они называются «сюрикены», он такие в Порт Артуре встречал. Вот бы нам такие, я бы их метать научился! - швыряет кинжал в мишень.

Голиаф:

  • Ежели кинжалы освоил, то и басурманские звёздочки смогёшь!

Луи подмигивает Голиафу, берет яблоко и крадется к спящему Джонни, чтобы поставить яблоко ему на шляпу.

Джони, не убирая шляпу с лица, неожиданно стреляет из револьвера - яблоко разлетается в руках Луи на куски.

Тот вздрагивает, бледнеет и стоит как вкопанный в пороховом дыму.

Голиаф улыбается и смотрит на Джонни:

  • Тарас, чёрт тебя подери! Ты вообще когда-нибудь спишь?

Лето, день, финский залив, небольшое судно пришвартовано к причалу.

На палубе у штурвала стоит Пётр Збруев, в морской форме и бескозырке, крутит в руках деревянную лошадку.

К судну причаливает лодка-ялик с четырьмя матросами и офицером.

Офицер поднимается на борт и подходит к Збруеву.

Офицер, улыбаясь докладывает:

  • Господин, поручик! Разрешите обратиться! Старший помощник капитана заградительного корабля «Быстрый» Балтийского флота Российской империи, мичман Владимир Мосин! Приказано сопроводить ваше судно до самой Москвы!

Збруев, улыбаясь:

  • Экий ты быстрый, мичман Мосин! Здорово, старая ты каракатица! Давай по сто грамм за встречу, Балтика! - они  смеются и обнимаются.

Лето, день. Санкт-Петербург, кофейня в центре города.

За столиком сидят Медников и его жена Ольга, они смотрят в окно и пьют кофе.

Медников:

  • Олечка, душа моя! Хотел сказать тебе спасибо за твою помощь! Я не должен был тебя вмешивать, и рисковать тобой, но ты великолепно справилась! Спасибо тебе, родная! - он целует жене руку. - И я обещаю через пару дней мы поедем в долгожданный отпуск!

Ольга, улыбаясь:

  • Ладно, господин полковник, я в конце концов артисткой всю жизнь стать мечтала! Так что считай, ты исполнил мою мечту!

Медников звонит в колокольчик, подходит официант.

Медников:

  • Аркадий, а принеси ка нам, голубчик, два бокала шампанского, и уточни, вернулся ли с корабля Котовский!

Лето, день, финский залив, небольшое судно двигается вдоль залива, впереди него идёт боевой заградительный корабль «Быстрый».

Нижняя палуба коридор между помещениями трюма. Из камеры охранник выводит Котовского, они идут по тёмному коридору мимо двери трюмного помещения, где запреты Марлен и Ли.

Слышен тихий свист, охранник хватается за затылок, в котором торчит короткий дротик, охранник падает на пол лицом вниз.

Котовский смотрит на охранника вытаращенными глазами, слышен тонкий свист, из его ключицы торчит дротик. Он медленно теряет сознание и опускается на пол.

Последнее, что видит Котовский - ухмыляющееся лицо Ли через решетчатое окно в железной двери.

Лето, день, гладь Балтийский залива.

На воде неподвижно стоит деревянная лодка, в которой сидят старик-рыбак и его внук - мальчик лет шести.

Старик сидит и смотрит на привязанную к удочке тонкую верёвку и гусиное перо-поплавок. Мальчик, скучая, водит тонким прутиком камыша по воде.

Вдруг под водой проплывают две темные тени в водолазных костюмах и ластах с баллонами на спине.

Мальчик, вздрогнув:

  • Деда! А русалки взаправду бывают?

Дед, кряхтя:

  • Не внучек, это в сказках токмо…

Мальчик:

  • Деда, вот и неправда! Бывают! Я сам только что видел, божусь!

Балтийский залив, по заливу идёт военный корабль «Быстрый», за ним идёт судно с задержанными, управляемое Збруевым.

С левого борта, цепляюсь магнитами на руках и ногах, ползут два аквалангиста, они разбивают стёкла иллюминатора трюма рукоятками ножей, достают из сумок кислородные маски и, бросив их в помещения трюма, спрыгивают в воду.

Рядом с деревянной старой лодкой, на глазах удивленных деда и внука, всплывает железный корпус капитанской рубки подводной лодки.

На борту субмарины белой краской нарисован хищный орёл с острым клювом и широко раскинутыми крыльями.

Подводная лодка вздрагивает всем корпусом, и от неё быстро отделяется торпеда, которая, оставляя пенный след, идёт навстречу военному кораблю.

Субмарина вздрагивает ещё раз - вторая торпеда отделяется от неё и устремляется к судну с арестованными.

Дедушка с внуком с ужасом смотрят, как сначала на месте военного корабля возникает взрыв из огня, дыма, обломков корабля и фонтана воды, потом на месте второго корабля возникает такой же мощный взрыв, поднимая вверх тонны воды и искореженные части судна.

Оба корабля горят, слышны стоны и крики горящих и раненых моряков, корабли за считанные минуты идут ко дну.

Открыв люк капитанской кабины подводной лодки, из неё по пояс высовывается морской офицер в чёрной форме, он смотрит на тонущие корабли и довольно улыбается.

Дедушка хватает вёсла своей деревянной лодки и начинает быстро грести к берегу, закрыв внука спиной.

Мальчик, испуганным голосом:

  • Деда! Это враги наши корабли потопили? Это что война?

Дед:

  • Поплыли к берегу, Николка, нам это на надо знать! Спрячься за меня! Дома бабушка блинов тебе напечёт….

Морской офицер вылезает из люка на палубу субмарины, расправляет форму, недовольно смотрит вслед удаляющейся деревянной лодке, достаёт из чёрной кобуры блестящий «Люгер», прицеливается и стреляет несколько раз в сторону лодки.

Дед медленно отпускает вёсла, наклоняется вниз и накрывает внука прострелянной спиной.

На песок финского залива прибой выбросывает маленькую деревянную лошадку…

Конец десятой серии.

Показать полностью
13

Знак посреди темноты

Знак приказывал свернуть на тёмную просёлочную дорогу.

Решение было сложным: навигатор говорил, нужно выбрать левый поворот. Но знак не оставлял сомнений — мне направо.
Ночная трасса была пустынна. Белые буквы отражали свет фар. Руки замерли на руле, взгляд метался из стороны в сторону.
Хотелось довериться навигатору, проехать по освещённой, ровной дороге. Но он уже не раз меня подводил. А знак выглядел надёжно — не просто так ведь его поставили.

Я решительно вывернула руль вправо.
Навигатор, будто потрясённый такой наглостью, начал перестраивать маршрут.

Сомнения пропали на следующей развилке: ещё один знак указывал направо. Не могли же они ошибаться два раза подряд. Я включила поворотник, попробовала сделать музыку погромче, но радио взорвалось помехами и умолкло.
Пришлось продолжить путь в тишине.

Машина тряслась по ухабам. Музыку заменяли проклятья: я бормотала их под нос, когда мы проваливались в очередную яму. В голове мелькнула мысль — развернуться и найти другую дорогу — когда из темноты вынырнул очередной знак.
Осталось всего десять километров.

Экран навигатора, который настаивал, что мне нужно вернуться, погас. Только тогда я поняла, в какой глуши оказалась. Ни звука, кроме шума мотора. Ни одного фонаря. Лишь свет фар посреди полной темноты.
Нога сама надавила на педаль, но впереди вспыхнул алый круг с чёрными цифрами. Ограничение скорости. Кто поставил его на пустой просёлочной дороге?
И десять километров были позади, почему я до сих пор не добралась до города?

Одной рукой вцепившись в руль, я попыталась перезагрузить навигатор. Чуть не пропустила очередной знак — но вовремя нажала на тормоз.
Алая табличка с надписью STOP ждала посреди темноты.

Шум мотора стих — я слышала лишь собственное дыхание. Фары начали мигать. Нет, я не хотела остаться одна в темноте!
Снаружи раздался смех. Шаги — кто-то окружал машину. Они заманили меня в ловушку и теперь подбирались всё ближе. Задрожала дверь, будто её пытались открыть силой.
Острые когти царапнули по стеклу.

183/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
5

"Дружба, жвачка и конец света" (глава 14). Ностальгическая история о конце 90-х

Удивительно, как быстро можно разрушить то, что взращивалось годами. Дружба в школе завязывается быстро, практически мгновенно, если сравнивать с поиском друзей во взрослом возрасте. Она, как тот неугомонный двоечник, скачет через ступени, делает все наполовину и оказавшись наверху пугается, какой шаткой оказалась эта башня из стульев, на которую он забрался. Достаточно одного неосторожного движения, и она рухнет, погребя под собой всех, кто успел на нее вскарабкаться. И всем будет больно. И никто из них больше не сможет выстроить точно такую же башню. Если школьная дружба заканчивается, то навсегда. Но иногда она идет с вами через всю жизнь.

"Дружба, жвачка и конец света" (глава 14). Ностальгическая история о конце 90-х

В школе мы с Максом не здоровались. На Карину я и вовсе старался не смотреть. Мы с Веником и Юлей с головой погрузились в строительство убежища. Выкопав яму практически в наш рост, мы принялись пилить деревья вокруг полянки, делая ее шире. Из них мы сложили стены и крышу, которую покрыли подмерзшим мхом (его мы выкапывали из-под снега).

Однако и проект старались не забрасывать. По крайней мере, Юля и Венерка. Им конкурс все-таки хотелось выиграть, пусть и не так, как раньше. А я, откровенно говоря, к нему охладел. Единственное, что меня заставляло браться за работу – это желание отомстить. Если бы мы победили, я бы показал этой счастливой парочке… что бы я им показал, я так и не придумал, но каждый раз, когда думал о победе, меня охватывало чувство превосходства и свершившейся справедливости.

Макс и Карина самоустранились от нашего фильма. Ну, мне так казалось. Все общение шло через Виталю. Он рассказывал нам, что они втроем успели сделать (когда я говорю «втроем», имеется в виду Виталя), а мы давали им новые задания – то, что не могли или не успевали сами.

Юля занялась озвучкой. Мы включали на телевизоре нужный отрывок фильма, снимали его на камеру, ставили на паузу, и включали следующий отрывок. Потом готовую нарезку вставляли в видик, запускали и снова снимали. Только в этот раз Юля с листа читала закадровый текст. Зяблику поручили сделать титры. Еще он пообещал сварганить для нас красивые переходы между отрывками фильмов.

Ах, да, я же еще не рассказал, где мы раздобыли камеру. Ее дал дядя Миша Бакин. Пару раз я помогал ему на школьных праздниках и знал, что там и как. Правда, каждый вечер приходилось возвращать камеру дяде Мише. Он проверял ее, внимательно осматривал и утром отдавал нам.

В начале ноября снег окончательно установился, появились небольшие сугробы. Стало куда холоднее, и в лес пришлось ходить реже. Убежище мы почти закончили, осталось только сделать вход и очаг. Дыра в крыше для выхода дыма была готова и прикрыта жестяной банкой. Однако строительство встало – Венерка заболел.

– Ай, ма-ам! – когда я пришел к нему после уроков, он в одних трусах лежал на диване и стоически сносил издевательства матери. Ему ставили банки.

– Потерпи, – тетя Адиля со знанием дела запихнула горящую ватку на палочке в очередной округлый сосуд, вытащила ее и пришлепнула «банку» к многострадальной спине сына. – А ты, Никита, пока угощайся.

Она показала на глубокую тарелку с четырьмя крупными зелеными яблоками, стоящую на журнальном столике между двух кресел с деревянными подлокотниками. Фруктов я не ел с сентября. Как только похолодало, у нас в ход пошли заготовки: варенья из садовой клубники, малины и княженики; компоты-ассорти из лесных ягод; засахаренная черника и многое другое.

– Это дядя Семен привез, – простонал Веник из-под россыпи банок. – Кисловатые, но вкусные.

– Спасибо.

Я взял яблоко, попытался вгрызться в него зубами, но прокусить этот камень казалось невозможно.

– Постучи, – тяжело дыша посоветовал Венерка, и показал на подлокотник.

Я постучал.

– Сильнее, чтобы мягкое стало.

Я постучал снова, и мякоть под толстой зеленой кожурой превратилась в пюре. Поворачивая яблоко, я от души долбил им по дереву. Закончив, легко прокусил кожицу – мякоть действительно оказалась кислой, но ужасно вкусной. Пока я захлебывался яблочным соком вперемежку со слюнями, тетя Адиля закончила и принялась убирать свои инструменты пыток.

– Олежку Максимкиного в армию забрали, – Веник улегся щекой на подушку и неотрывно смотрел, как я ем яблоко. – Митька рассказывал, на проводах все передрались.

Я сделал вид, что не могу ответить из-за полного рта. Обсуждать старшего брата Макса мне не хотелось, как и его самого.

– Ты ведь не против, что я с ним общаюсь?

– С кем?

– С Максом.

Я помотал головой.

– Пойдешь сегодня в убежище?

– Не знаю, – одному мне там делать было особо нечего, но и домой идти не хотелось. Папа ушел на охоту на все выходные, а мама смотрела сериал.

– Юлька пойдет.

– Одна, что ли?

– А с кем еще? – Венерка хохотнул и закашлялся.

– Может, и я тогда пойду.

– Сходи-сходи, – загадочно произнес друг.

– Ты как вообще?

– Нормально, – Венька неопределенно пожал плечами, отправив банки на спине в беспорядочный танец. – Болею.

– Понятно.

Мы помолчали еще немного, а потом пришла тетя Адиля и сказала, что Венерке надо отдыхать. Мы простились, и я пошлёпал в убежище. Надо заготовить дрова, если Юля собиралась прийти. В прошлый раз мы развели внутри костер и запекали в углях картошку. Несколько штук из наших стратегических запасов еще валялись в ямке-подполе.

Когда я подходил к землянке, из дыры в крыше уже шел дым. Значит, Юля пришла раньше и развела костер. Поляну, как и наше строение, засыпало густым слоем снега. На секунду мне показалось, что это вовсе и не землянка, собранная кучкой подростков, а настоящее убежище, где можно пересидеть все невзгоды этого мира. Возможно, именно поэтому мы в последнее время так часто сюда приходили.

Я спустился по земляной лестнице, стукнул в дверь – криво связанные веревками молодые осины – и услышал настороженный голос Юли:

– Кто там?

– Надо говорить не «кто там», а «пароль», – усмехнулся я.

– Нет у нас никакого пароля.

– А стоило бы придумать, – согнувшись в три погибели, я пролез внутрь и сел на скамейку напротив Юли. Она выглядела задумчивой и немного печальной.

– Был уже у Веника?

– Угу, только от него.

– Бедный, – Юля помешала веткой пылающие угли, не отрывая от них взгляд. – Надо же было в такое время заболеть.

Я на автомате покивал, и только потом до меня дошло, что я не понимаю, что имеет в виду подруга.

– В какое время?

– Нам через пару недель проект сдавать.

– А-а, точно. Попробуем без него справиться.

– А с Виталькой кто будет дела вести? Ты?

– Нет, я не могу! – я еще хотел добавить, что к ним домой меня теперь и бульдозером не затащишь, но умолчал. Хотя, Юля, казалось, увидела это на моем лице и впервые за сегодня улыбнулась.

– Вот видишь.

Она снова посмотрела на угли, только в этот раз взгляд ее сделался загадочным и немного веселым.

– А ты не сможешь?

Юля пожала плечами.

– Посмотрим.

– Ты ведь еще общаешься с Виталей?

– Не-а.

Я округлил глаза.

– Почему?

– Из-за его сестры.

Еще сильнее округлить глаза я не смог, поэтому сделал их «квадратными», рассмешив тем самым Юлю.

– Я на твоей стороне, – пояснила подруга. – Я считаю, Максим нечестно с тобой поступил. Он ведь знал о твоих чувствах к… Карине, – ее имя Юля произнесла с максимальным пренебрежением, – и мог бы сначала с тобой поговорить.

– О каких еще чувствах?! – вспыхнул я.

– Да ладно, все об этом знают.

Девчонки в ее возрасте бывают ужасно жестокими, если дело касается любви. Тут ведь, как на войне. Только оружие посерьезнее – не летальное, но раны оставляет на всю жизнь. А иногда применяют и вовсе мины замедленного действия с обширным поражающим эффектом. Вот уйдет такой раненый в самое сердце подросток во взрослую жизнь, и на своем пути изувечит осколками десятки ни в чем не повинных людей.

– Она мне просто нравилась, – сдался я, наконец. – Ничего такого.

– М-м, – Юля бросила на меня лукавый взгляд, – просто нравилась. Ну хорошо.

– Ах, ты… – я сорвал шапку и в шутку замахнулся на подругу. – Прекращай давай, а то получишь!

– Ой, боюсь.

Юля засмеялась, когда я набросился на нее и принялся охаживать шапкой по спине и рукам. Она почти не сопротивлялась, только повалилась на бок и прикрыла счастливое лицо ладонями. Пришлось схватить ее маленькую теплую руку и отвести в сторону. Нависнув над ней, я остановился. Мы оба тяжело дышали, держась за руки. Я вдруг осознал, что на сотни метров вокруг нас ни одной живой души. Угли потрескивали, бросали в воздух быстро затухающие искорки.

– Кхм, – Юля начала подниматься. Я с самым глупым видом сел рядом. Мы все еще держались за руки. Нужно было прекратить, но я не знал как. Что теперь делать? Забрать свою руку? Позволить ее ладони выскользнуть из моей? Сказать что-нибудь смешное? Да, надо что-то сказать!

Сердце гулко стучало в полнейшей тишине моей черепной коробки.

– Картошка еще осталась?

Свободной рукой я принялся копаться под скамейкой, в поисках картофеля. Я делал это так старательно, что не заметил, как Юля меня отпустила и пересела на скамейку напротив. Наконец, я решил, что достаточно долго ищу холодные клубни, лежащие в гордом одиночестве ямы, вынул их и бросил в костер.

Юля снова стала задумчивой и печальной. Но в этот раз ее лицо тронула горечь разочарования.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

Показать полностью 1
5

"Дружба, жвачка и конец света" (глава 13). Ностальгическая история о конце 90-х

Макса я увидел в школе в понедельник. Я хотел обойти его, но он преградил мне путь.

"Дружба, жвачка и конец света" (глава 13). Ностальгическая история о конце 90-х

– Пойдем, – краснея и волнуясь, шепнул он, – надо поговорить.

Он повел меня под лестницу, и проходя мимо класса Юли, я заметил, как подруга выскочила из-за парты, увидев нас.

– Никит, слушай, – начал сбивчиво Максим, – я не хотел.

– Чего не хотел? – ценой неимоверных усилий я посмотрел ему в глаза. Макс тут же отвел взгляд.

– Не хотел, чтобы так получилось.

– Да мне все равно.

И «Золотую Малину» за самую неубедительную актерскую игру получает Никита Калинин!

– Я ждал, что ты первый к ней подойдешь, – затараторил Макс. – Но ты ведь не торопился!

– Так это я виноват?

– Да перестань ты! – взорвался Максим. – Она мне по-настоящему нравится! Я до последнего терпел…

Но тут его прервали.

– Ты чё тут трёшься, дура?

Это был Толик.

Я выглянул из-под лестницы, и увидел, как он схватил за кофту Юлю. Она стояла у лестницы в нерешительности, видимо, сторожила нас, чтобы не подрались.

– Вали давай!

Толик толкнул ее, и Юля упала. Дальше все как в тумане.

Накопившаяся за выходные ярость вскипела, вытолкнула меня в коридор и кинула на Толика. Тот не ожидал такого напора и грохнулся о стену, а потом сполз на пол. Он был выше меня на полголовы и полжизни провел в драках, но увидев выражение моего лица, на секунду струхнул.

Вокруг мигом собралась толпа, а на лестнице появилась завуч, почуяв неладное. Толик, не торопясь поднялся, подошел ко мне и шепнул, дохнув горячим воздухом в ухо:

– После уроков за теплотрассой.

Прозвенел звонок, и все разбежались по классам. Юля буравила меня испуганным взглядом. За углом появился Венерка – видимо, ему уже сообщили о случившемся.

– Все нормально?

Я не стал отвечать. На негнущихся ногах поплелся в класс.

Пока географичка рассказывала о предстоящей контрольной, я постепенно выкипал. Когда вода в моем чайнике закончилась, на ее месте осталась пустота, а ее заполнил страх.

Какой же я дурак! Надо было бить его сразу, пока он валялся на полу. Ударить его по лицу кулаком, потом еще раз, или ногой, чтобы не успел опомниться. А теперь будут бить меня. Он ведь приведет друзей, Пашку!..

При этой мысли страх на мгновение отступил. Мне показалось, что Пашка будет на моей стороне. Но тут звонок разорвал мою уверенность в клочья, и толпа понесла меня за школу, где в тени обнаженных тополей тянулись серые доски теплотрассы.

Посмотреть на избиение малолетки собралось человек тридцать. Девчонки с интересом на меня поглядывали, старшеклассники гоготали, предвкушая победу Толика. Был тут и Пашка. Он о чем-то спорил с другом, но тот отмахнулся от него.

Позднее всех прибежали запыхавшиеся Веник с Юлей. Толпа не подпустила их ко мне, и пришлось им забраться на теплотрассу – только так они могли видеть, что происходит внутри круга. Максим и Карина тоже были здесь, я буквально чувствовал их кожей, но не мог разглядеть среди десятков чужих лиц. Мое восприятие обострилось, зрение выдавало настолько четкую картинку, что я мог разглядеть мельчайшие капельки влаги, зависшие в неподвижном, холодном воздухе.

Толпа загомонила, нас с Толиком подталкивали друг к другу. Хотя, ему это и не требовалось. Он скинул куртку, сжал кулаки и ухмыльнулся, идя на меня.

– Ну чо, давай, – подначивал меня Толик. – Давай, сука! Чо, обоссался?

Гул становился громче, заполнил меня до краев и бросил на этого мерзавца.

Все произошло слишком быстро. Яркая вспышка, за ней темнота, и вот я уже лежу на сырой от подтаявшего снега траве. Больно не было. Просто в ушах зазвенело, из глаз брызнули слезы, а во рту стало горячо.

Толик подскочил, пару раз пнул в живот. Я задохнулся, скрутился в круг и получил еще один удар по затылку. Потом все прекратилось. Когда я осмелился встать, Пашка уже оттащил Толика и они о чем-то спорили.

– Отвали от него, козёл! – проорал Венерка и попытался прорваться к нам, но его не пустили. Трое парней со смехом оттолкнули его, но Веник не унимался, тогда его просто перестали замечать, не давая пробиться через толпу.

Заметив, что я встал, Толик снова кинулся в атаку. На его уродливом лице было написано, что он идет меня добивать. Это, а может, еще и присутствие Макса с Кариной, или крик Веника, в общем, что-то заставило меня биться. Меня всего заполнило тупое, звериное желание сделать противнику больно. Я бросился ему навстречу, ударил по лицу, потом еще раз, и еще. Мои руки рубили пространство между нами и иногда попадали в цель. Толик дрогнул, отступил, заорал и ответил, пнув меня в голень. Мы схватились, упали в грязь, которую намесили ногами, зарычали. Толик обхватил мою шею и сдавливал изо всех сил. Я бил его по ребрам. Дышать было нечем. Кто-то другой, не я, судорожно втягивал воздух и выдыхал с булькающим звуком.

Нас растащили.

Толик вырвался от Пашки и еще троих старшеклассников, подбежал и пнул меня по спине, потом по бедру и голове. Я превратился в оголенный нерв, свернувшийся узлом и вздрагивающий от любого прикосновения.

Наконец, удары прекратились. Чужие голоса потекли в разные стороны. Кто-то тронул меня за плечо.

– Никита, – Юля плакала. – Никита…

Венерка поднял меня на ноги, отряхнул, как сердобольная мамаша первоклассника, взволнованно оглядел и выдал:

– Ну ты даешь! Отделал этого козла!

– Я бы так не сказал…

– Ты бы себя видел! Губу ему разбил, нос расквасил, уроду этому!

Юля оттолкнула Венерку, обняла меня и прижалась к измазанным мокрым джинсам, к пропитанной кровью и октябрьским снегом кофте. Ее трясло, то ли от слез, то ли от страха, а может, и от того, и от другого.

– Ты в порядке?

Сзади появились Макс и Карина. Оба напуганы и пристыжены.

– В порядке.

– Друг, тебе надо умыться. Пойдем… – Максим протянул ко мне руку, а другой указал на окно школьного туалета.

Я помотал головой.

– Пошли, – я взял протянутую Венеркой куртку, которая все это время лежала на теплотрассе, ощупал местами припухшее лицо и зашагал в сторону дома. Юля и Веник двинулась следом.

С Максом мы с тех пор почти не общались.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

Показать полностью 1
199

Песчаные замки

Я всегда любил море. Оно и вечное, и непрерывно изменяющееся одновременно. На берегу моря всегда хочется подумать о чем-то значительном. О том, что человеческие жизни похожи на реки. Они где-то начинаются, текут, переплетаются. И впадают все в море смерти. Но ведь вода из океана испаряется и проливается в те же реки. Может, и с нами будет так же?

Так что не переживай, дружище, все мы окажемся... в море. Я отвезу тебя на берег, и ты полюбуешься волнами в последний раз. Помнишь, как мы пацанами бегали по берегу, строили замки из песка, которые смывало волнами, строили планы, давали друг другу клятвы? Их тоже смыло. Как те замки.

Я буду скучать. Но у меня останутся о тебе воспоминания. Приехали. Пошли, друг. Старый причал, где мы когда-то сидели с тобой и клялись в вечной дружбе. Но в жизни людей не бывает ничего вечного, это не море. Когда-то ты готов был пожертвовать ради меня жизнью. Но люди меняются.

Я бы понял, если бы ты меня сдал из-за страха, ради кого-то, женщины, в конце концов. Но не из-за дерьмовых же денег! Ты думал, я не вернусь. Но я вернулся. Предательства нельзя прощать.

Садись друг. Ставь сюда ноги. Вот так. И давай полюбуемся вместе ночным морем. Пока застывает цемент.

11

Восьмой

Я чувствовал не опустошение, а странное, извращённое удовлетворение. Горячая, густая гордость растекалась по венам, вытесняя холод. Семь душ. Семь историй, вывернутых наизнанку. Семь настоящих эпитафий, записанных моей рукой. Мой блокнот в руке казался тяжёлым, как череп. Работа сделана. Картина, написанная кровью и дерьмом, закончена.

Я встал, чтобы уйти. Впервые за долгое время я хотел не на кладбище, а отсюда. В шумный, вонючий бар. Залить в себя дешёвый виски, почувствовать его обжигающий путь по пищеводу. Услышать чужие голоса, пьяный смех, музыку — что угодно, лишь бы разбить эту стерильную тишину завершённого дела. Забыться. Начать новый проект.

Но я не смог сделать и шага.

Сначала я почувствовал запах. Запах свежей могильной земли, влажной и голодной. Он ударил в ноздри, и я замер. А потом увидел её.

Восьмую могилу.

Её не было здесь пять минут назад. Я бы заметил. Я замечаю всё. Идеальный прямоугольник пустоты, вырезанный в дёрне. Земля по краям была чёрной, жирной, как порез на теле. Никакого холмика. Никакой плиты. Ничего. Просто яма. И рядом с ней, на краю, лежал мой потрёпанный кожаный блокнот.

Но он был у меня в руках. Я судорожно посмотрел на свою ладонь. Пусто. Я почувствовал фантомный вес, холод знакомой кожи, которого там не было. Мир на секунду качнулся, потеряв фокус.

Ноги несли меня сами, как будто их тянуло магнитом. Земля под ногами была мягкой, податливой. Я подошёл к краю. Яма была вырыта по моим меркам. Мой блокнот лежал там, приглашающе раскрытый на последней странице. Под моей записью о «любимой дочери» появились новые строки. Написанные моим почерком. Но увереннее, окончательнее. Как приговор.

Гордыня. Чревоугодие. Лень. Зависть. Скупость. Гнев. Похоть.

Мой реестр. Моя работа. Все семь были вычеркнуты одной жирной, решительной линией.

А ниже, восьмым пунктом, было выведено одно слово.

Тщеславие.

И я понял. Всё понял.

Это был не просто восьмой грех. Это был грех-паразит. Тот, что питался остальными семью. Грех того, кто не просто совершает зло, а упивается им. Превращает его в искусство, в коллекцию. Грех того, кто показывает фокус с расчленением и ждёт аплодисментов. Того, кто ведёт телеграм-канал, чтобы другие могли восхищаться его умением ковыряться в чужой гнили.

Грех того, кто считал себя не участником, а судьёй. Режиссёром. Наблюдателем. Богом в своём маленьком театре мёртвых душ.

Я протянул руку к блокноту. Не чтобы прочитать. Чтобы исправить. Чтобы вырвать эту страницу, сжечь её, вернуть себе контроль над историей.

И в тот момент, когда мои пальцы коснулись знакомой кожаной обложки, земля под ногами разошлась, как дешёвая ткань.

Я не закричал. Воздух выбило из лёгких. Мир перевернулся. Серое небо над головой начало стремительно сжиматься в крошечную точку света. Я чувствовал запах тлена и сырости, холод, который шёл не от камня, а от самой вечности.

Последнее, что я увидел, падая в непроглядную темноту, — это надпись, которая кровавыми буквами проступила на внутренней стороне обложки моего блокнота. Настоящая эпитафия. Моя.

«Он собрал их всех».

И последнее, что я услышал, — глухой хлопок. Как будто кто-то наверху захлопнул мой блокнот.

Навсегда.

Показать полностью
1

Однажды 5

"Мертвые присутствуют в мире живых. Мертвые не бродят среди нас привидениями, из своего Пятого измерения они способны оставлять отпечатки своих жоп лишь в сознании живых. Уж коли наш мозг генерирует электро-магнитные волны, отчего бы этим волнам не спутаться с ранее сгенерированными волнами отживших? И мы не ведаем пределов и возможностей таких "спутываний", потому как Пятое измерение мертвецов – надстоящее над четырья привычными нам.

Легче всего осознать влияние мертвых на живых исследуя такой пример: человек везде находит одно и то же число, скажем "489".

Для одних эта шиза, для других знак свыше...или сниже, в зависимости от конфессиональной принадлежности.

Мертвые обращают внимание человека на это число, хотя оно и попадается последнему строго согласно стандартной теории вероятности, но человек видит в этом какие-то знаки.

Мертвые – манипуляторы сознанием живых. Завидуют, сцуко, тем, кто еще имеет плоть, и переживают по потере собственной. Это я так,..., чтобы живым было понятнее – ни хера они не чувствуют, просто нечем.

Мотивация мертвецов-манипуляторов не завязана на дофаминовом вознаграждении, поэтому их "поступки" нельзя четко соотносить с банальным достигаторствои и примативным доминированием.

Добры ли мертвецы? Добро увязано на общественной морали, мораль создается под давлением страха за собственную безопасность.

У мертвецов все нормально с безопасностью(хотя это и не точно), поэтому мертвецы со стажем лишены морали, но не лишены ностальгии по утраченному телу. Ностальгия, это не чувство, а сосущая пустота, поглощающая в себя то, чем раньше владел мертвец(телом), и чем ныне все еще владеет живой.

Подбросить живому "знак" ввиде числа "489" для мертвеца – создать иллюзию сопричастности к последующим действиям обладателя тела...побыть сообладателем тела...всосать вакуумом пустоты часть бытия.

Манипулятор – зло, и неважно, мертвый он, или еще живой. Но, если сравнивать мертвого манипулятора с вирусом, то он не заинтересован в преждевременной смерти своего невольного носителя, иначе ностальгировать будет не по чему.

Мертвый манипулятор выше понятий о добре и зле, но, с точки зрения сохранности тела носителя, он его ангел-хранитель.

Кто из живых откажется от личного ангела-хранителя, а то и от двух, трех,..., пехотного манипула из них?

Никто, или почти никто, поэтому мертвые вольнаемники весьма востребованны на бирже труда Москвы...и не только."

Из конспекта Стефана Шульца.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!