Авторские истории

– Иди ты… сам знаешь куда. Не хочу больше чернуху писать. Противно. Надоело… Сам пиши.

Дамир уже привычно фыркнул, и они вышли из столовой в сторону кабинета физики. Как обычно, при виде двух статных красавцев-братьев девчонки в коридорах начинали хихикать, мяться и краснеть. Кто-то даже сумку уронил, вызвав взрыв придушенного смеха.

Ещё бы.

… Дамир и Тимур Галиевы были не просто красавцы-близнецы. Они были живой легендой 18-й школы. У каждого из них были блоги во всех соцсетях, да не абы какие, а писательские. Оба, как выяснилось ещё классе в шестом, оказались превосходными сочинителями, и с тех пор ни одна школьная, а потом и городская олимпиада по литературе без них не обходилась.

Но самая главная конкуренция всегда разыгрывалась внутри этой примечательной пары. Казалось, на кой им конкурировать, родным-то братьям, не лучше ли создать настоящую писательскую коллаборацию, да и строчить на пару на радость всем поклонникам, а особенно – поклонницам!..

Не тут-то было, закусили молодцы удила и писали, как не в себя, да непременно так, чтобы другого посрамить. Если Дамир находил удачный сюжет, тут же Тимур в слегка ироничной манере переписывал его текст, подавая по-новому, добавляя детали и особенный, только ему присущий юмор, и собирал лайки и овации, отчего Дамир приходил в праведную ярость.

Но бывало и наоборот, Дамир жёстко и беспощадно отыгрывался на брате, извращая и переворачивая с ног на голову сюжеты и героев Тимура. Класс выл от восторга и с нетерпением ждал очередного витка соперничества и новых историй, которые часто и вправду были очень хороши. И ни для кого из учеников не было секретом, что почти все учителя 18-й школы под всякими нейтрально-стыдливыми никами тоже паслись в сетях в ожидании новых опусов юных талантов.

Каждый лайк, а то и комментарий «Весёлой русалки», например, сопровождался счастливым воем и взрывами смеха в классе, потому что под «Весёлой русалкой» неуклюже пряталась их собственная учительница литературы Инна Васильевна, пребывая в счастливом неведении относительно собственной анонимности.

Братья не гнушались любыми жанрами, сочиняли даже остроумные пародии на классиков. Писали о природе и погоде, писали шаржи на одноклассников и учителей, из-под их бойких перьев вылетали сказки, повести и фанфики на Гарри Поттера и «Сумерки», а уж их заметки из школьной жизни во «Вконтакте» и вовсе цитировались на каждой большой перемене.

Когда осенью их 11-й класс сходил в поход на Большой Иремель, они впервые неохотно объединились по просьбе учителей и вдвоём написали большой рассказ-повесть о походе. Рассказ напечатали сначала в местной, а потом и в республиканской газете, и братья даже получили денежную награду и грамоту от Республиканского союза писателей.

- Ребята, - говорила Инна Васильевна. – Вам надо вместе писать, посмотрите, как блестяще вы дополняете друг друга! У вас же настоящий авторский дуэт.

Братья синхронно пожали плечами. Тимур даже кивнул слегка, потому что не мог не видеть, насколько ярким и живым получился текст. Но пока они писали, перегрызлись столько раз, что поставив последнюю точку, не сговариваясь, выпалили друг другу в лицо «Да чтоб я ещё раз!..» и «Никогда больше!..»

После этого опыта Дамир словно освободился от каких-то внутренних оков и понёсся пробовать то, на что раньше не отваживался, но что всегда манило его налётом запретности и сладкой дрожью дёргающего по спине страха. Детектив, триллер, боевик, хоррор, тёмное фентези, даже для взрослых втихаря кое-что пописывал, создав отдельный аккаунт. Он пробовал всё, и публика потребляла всё «на ура». Восторженные отзывы и потоки «лайков» лились звенящим, одуряющим потоком, и Дамир, как скупой рыцарь ссыпал это дешёвое золото в свои виртуальные сундуки.

Поначалу, отчаянно завидуя, Тимур старался подтягиваться за братом, и у него очень даже получалось. От его «страшилок» волосы дыбом вставали даже у матёрого физрука Алексея Валерьевича. Детективные зарисовки заставляли весь класс ломать головы в поисках убийцы. Фентези-героев девчонки рисовали в тетрадках на уроках вместо геометрических фигур и упражнений.

Но сам Тимур становился всё более дёрганным, раздражительным, словно тьма из его текстов проникала ему под кожу, растекалась по мыслям, жалила что-то сокровенное внутри, как тысяча рассерженных муравьёв.

И ещё он кое-что заметил. Среди всех этих сотен «лайков» вдруг пропали «лайки» тех, кого он всегда искал в первую очередь: нескольких близких друзей и девочек, к которым он относился наиболее благосклонно. Особенно высокой и звонкой чернокосой Гузельки с быстрыми руками и глазами, полными живых искр...

И это начало всерьёз его беспокоить. Когда он проходил мимо её компании, не раз ловил брошенный вскользь грустный взгляд. Когда писал очередную «страшилку», её лицо почему-то вставало перед глазами, и пальцы невольно попадали мимо клавиш, уродуя столь долго выверяемые слова. Писать и сочинять становилось всё труднее, и под конец истории он часто выползал на балкон, будто избитый дубинками и подолгу трудно, рывками, глотал свежий воздух.

В конце концов не выдержал и одним солнечным апрельским днём дождался её на выходе из школы.

- Можно тебя проводить, Гузель?..

Живые чёрные глаза взглянули с робостью и недоумением, но разрешение он получил. Какое-то время они шли молча, потупив глаза. Посреди живописного мостика в парке, Тимур вдруг резко повернулся к девушке и спросил без обиняков:

- Тебе перестали нравиться мои тексты, да?..

Она удивлённо вскинула глаза, но не попыталась ни вывернуться, ни увильнуть.

- Да, - спокойно ответила она.

- Почему? Раньше же нравились?..

Она долго молчала, глядя, как переливается звонкой вешней водой ручей под мостиком.

- Раньше… они не были такими… такими…

- Ну же, говори. Пожалуйста… Мне очень важно услышать. Именно от тебя важно.

Щёки Гузель залились румянцем, она неловко поправила сумку на плече.

- Мне кажется… ты не такой.

- Я?.. При чём тут я? – искренне удивился Тимур. – Это же просто вымысел. Это же неправда всё, просто… ну, я в разных жанрах пробую писать. Я же писателем хочу стать, как и Дамир. Надо себя в разном попробовать.

- Конечно, неправда. И попробовать… ну надо, наверное, да. Я же не умею писать совсем, как я могу тебе советовать?.. Я не об этом… Мне кажется, то, о чём ты сейчас пишешь… - Она замялась, и румянец на щеках проступил отчётливее. - Ты совсем не об этом хочешь писать. Ведь правда? У тебя ведь совсем не такая душа, как у брата, хоть вы и близнецы.  Мне кажется раньше… ты с душой писал. Особенно про природу в том походе! Я в вашей повести всегда точно знала, где Дамирка пишет, а где ты… Так здорово у тебя получается, когда с душой ты пишешь. Так живо… я даже наизусть кое-что помню… А то, что сейчас ты пишешь… Тебя там будто нету. Извини…

Она смущённо засмеялась и резко пошла дальше, почти побежала. Тимур стоял в растерянности, глядя, как удаляется изящная фигурка, и «конский хвост» смоляных волос красиво покачивается на ветру.

Вода в ручье крутила щепки и прошлогодние листья, оплетала камни тёмными холодными косами, серая пена норовила забиться в спокойные закутки берегов. Мысли Тимура вплелись в журчание воды, и серая муть, так долго бередившая душу, тоже словно натолкнулась на препятствие – хлипкую конструкцию из Гузелькиных слов – и не смогла её преодолеть, осела где-то на задворках сознания ноздреватым клочком грязной пены. Тимуру было противно на неё смотреть.

Ему хотелось догнать девушку и сказать «спасибо», но, подумав немного, он улыбнулся и повернул домой.

Он теперь знал, что делать.

… - Подскажите, Тимур Галиев здесь живёт? – в приоткрытом окне «Мерседеса» показалось красивое, словно с обложки журнала, чуть небритое мужское лицо.

Слегка прибалдевшая женщина с полным пакетом продуктов кивнула и махнула рукой в сторону красивого дома с резными наличниками.

Дамир выбрался из машины и тяжело опёрся на столбик забора, обрамлявшего красивый палисадник, полный мохнатых шапок георгинов, «бабушкиных» цветов, таких немодных нынче, но Дамир невольно залюбовался ярким их тяжеловесным великолепием. Загавкал тяжело мощный лохматый пёс, похожий на кляксу, звякнула внушительная цепь.

На крыльцо дома неспешно вышла женщина, приложила руку козырьком ко лбу. И ахнула, спешно спускаясь по ступеням.

- Дамирка, неужели ты?.. Здравствуй, проходи скорее, - пропустила она его внутрь. – Уймись, Джек, свои!..

- Здравствуй, Гузель, - криво улыбнулся Дамир и медленно пошёл к дому. – Дома Тимур-то?..

Гузель кивнула и оглядела его быстрыми тревожными глазами. Ничуть не изменилась, подумалось Дамиру, пополнела только чуть, но только лучше от этого стала – щёки, вон, как яблочки спелые!..

Всё Тимурке досталось, всё… А казалось, всё должно быть наоборот...

В красивой уютной кухне он тяжело опустился в кресло возле печи, и откуда-то из глубин дома появился его брат. В просторной белой рубахе с распахнутым воротом, в старых разношенных джинсах, в глазах - неподдельное радушие. Зацепившись за ремень, висела на нём девчонка лет пяти с круглой весёлой мордахой, живые искристые глазёнки вмиг обежали гостя с ног до головы.

- Ой, смотри, ане! («мама» тат.) Дядя совсем как папа!

- Брат!.. – Тимур обнял Дамира, едва сумевшего приподняться. – Ты чего это? – в голосе прорезалось беспокойство, - болен, что ли?..

- Болен, - криво усмехнулся Дамир и утёр со лба пот. – Пару месяцев протяну максимум, врачи больше не дают.

В кухне воцарилась тишина. Потом Гузель, прихватив дочку за руку, тихонько ушла из кухни. Дамир грустно смотрел им вслед.

- Рассказывай, - Тимур опустился перед креслом брата, взял его руки в свои.

А что было рассказывать?..

13 лет, пролетевших как один яркий сумасшедший миг, взрыв новогоднего фейерверка, выстрел праздничной шутихи. Две премии «Золотая книга», победа в многочисленных конкурсах, гремучая слава «русского Стивена Кинга», три фильма и один сериал с неплохим рейтингом, предложения из-за рубежа. Контракт с крупнейшим российским издательством. Самые красивые девушки, самые крутые машины, самые дорогие рестораны, отели, путешествия.

Почему-то вспомнилось, как его жестоко вырвало в Андах на горном подъёме, с большого бодуна. Он лежал, обмякший, прямо на горной тропе, его брезгливо обходили туристы – перегар почему-то особенно шибал в кристально-чистом разрежённом воздухе, - смотрел щёлочками глаз на легендарный Мачу-Пикчу, город древних инков, и казалось ему тогда, инки устроили это издевательство специально для него – город на 2.5 км высоте!..

А ещё вспомнилось, как едва не улетел под откос с серпантина под Сочи, возвращаясь с кинофестиваля, на котором его киносценарий получил «Нику».

И как презрительно смотрела бывшая жена, сунув ему под нос свидетельство о расторжении брака, который он наотрез отказался ей давать. Полгода гордого сопротивления не дали ровным счётом ничего – ушла к «звезде» с того самого кинофестиваля и спустя год родила сына, которого отказывалась родить ему.

И всё это время он писал – как тот самый Кинг – по две тысячи слов в день. Иногда по три, по четыре. По пять.

Писал как проклятый, как каторжный. Всегда писал – трезвый писал, бухой писал, больной писал, на курортах писал и в отелях писал, и потом, уже в больнице, всё равно писал.

Там, на больничной койке, ему всё казалось, пока он пишет – он не может умереть. Вот так тупо взять и сдохнуть, как чумная собака – ведь он лучший из лучших писателей  в этой паршивой стране, не то, что братец, со своим скромным бложиком о деревне да природе на жалких 30 тыщ подписчиков!..

Иногда, правда, когда особенно хреново становилось, открывал он братов бложик и читал очередную заметку о природе да неспешной деревенской жизни, губы кривились презрительно, но слова и строчки как-то невесомо обтекали его всего, проникали беспрепятственно внутрь, холодили там приятно, будто ключевая вода обожжённую кожу. Прогоняли муть и бред, ласковыми пальцами разглаживали смятую в складки душу…

А потом презрение возвращалось, и под анонимным аккаунтом писал он брату язвительные злые комментарии…

Тимур осторожно и бережно вытирал со лба брата пот мокрым платком, вытирал слёзы с плохо выбритых щёк. Шептал что-то успокоительное, чувствуя, как ширится бездонная пропасть боли и горя в груди...

Досмотрите до конца, говорил когда-то классик.

Он, конечно, знал, что Дамир стал звездой, хоть они и не общались совсем в последние годы. Знал о его книгах, успехах, достижениях, фильмах, снятых по его сценариям. Что-то смотрел, что-то читал. Через силу. Нет, его не мучила зависть. Он смотрел и читал просто для того, чтобы напомнить себе, от чего его увела когда-то собственная душа и девушка с быстрыми чёрными глазами. И каждый раз неприятным, словно могильным холодком тянуло по позвоночнику. Отложив книгу, он вздыхал с облегчением и писал с удовольствием быстрые, лёгкие, чистые строки, словно смывая налипшую грязь.

Досмотрите до конца…

… Через три месяца они проводили Дамира в последний путь на стареньком деревенском кладбище, где под купами старых, уже облетевших берёз, неслышно бродили серые вороны. Тимур и Гузель стояли, обнявшись, рядом со свежей могилой.

- Он ушёл с миром… - в который раз, понурив голову, пробормотала она.

- Да, милая моя. Мы сделали всё, что могли. Не терзайся. Он и вправду ушёл с миром.

- Он ушёл с твоими рассказами, которые ты читал ему каждый вечер. Он говорил мне, что они подарили ему ещё целый месяц жизни... Он просил передать тебе, что ты - его любимый писатель.

Тимур только крепче обнял жену. Вороны дружно взлетели, захлопав крыльями, и он проводил их глазами. Лети с миром, брат, подумалось ему.

Тебе хватит сил подняться…

Будьте в курсе всех историй на моём ТГ-канале

В офисе было еще тихо и безлюдно. Только в проекционной комнате две девчонки, работавшие на Тильт-Банке, ходили, водя вокруг себя ладонями в специальных архитектурных перчатках. Но они уже третью неделю приходили в офис раньше всех, а уходили последними: рисовали огромную трехмерную модель, концепт-арт «Воздушного Города». Продать концепцию продали, клиенту она дико понравилась, а вот когда дело дошло до реализации… Рыженькая, Айшат, жаловалась, что вечером времени хватает только на душ и сон. Завтраки и ужины только в шерах по дороге на работу или домой, а обеды... Илья сам пару раз видел, как девчонки проектировали, ходя по комнате с каким-нибудь сэндвичем или куском пиццы прямо в руке с архитектурной перчаткой. А одна такая стоила как премиальное ЭКО.

К сожалению, девчонкам и технику застраховали, и ежедневные шеры уровня «сильвер» согласились оплачивать, и питание. Другие бы радовались, а эти расстроились: они-то надеялись, что агентство заартачится и можно будет отказаться от проектирования модели... но нет. И из дома работать было нельзя, удаленно такую громадину спроектировать невозможно. Там было полно всякой анимации, пасхалок, динамическая система взаимодействия виртуальных жителей… Проектировать все — только непосредственно на сервере. В какой-то момент Илья им даже доброго утра перестал желать; потому что Айшат еще что-то раздраженно отвечала, а вторая хоть и тихо, но посылала в ответ матом.

— О, а ты чего так рано? — спросил Марк радостно. — Девчонкам с муравейником решил помочь?

Сидел Марк на синем пуфике напротив демонстрационного экрана и рисовал на старом, годов двадцатых, планшете довольно приятный портрет девушки в непривычном ракурсе: зритель словно смотрел на нее снизу-слева, а она еще и отворачивалась в этот момент.

— Ух, ё… ты где такой винтаж достал? У меня батя на похожем принты для «Кока-Колы» и «Байера» рисовал, пока нейронки не появились.

— Да… — Марк небрежно махнул рукой с зажатым в ней стилусом. — Достать-то не проблема. Вот переходник — его да, хрен найдешь. И с программами проблемы, они на современных осях не очень идут…

Илья подошел и протянул Марку ладонь. Тот крякнул страдальчески, быстро переложил стилус в левую руку и, чуть приподнявшись, поздоровался.

— А почему не карандаш? Или акварели...

— Да… Живые инструменты никуда не денутся. А вот электроника… Это уже пооригинальнее. И как гаджет управления интересный… в чем-то даже поудобнее… О, кстати. Смотри, что нашел!

Он чуть наклонился в сторону — посмотрел, не шел ли кто-то за Ильей в кабинет — быстро свернул, управляя стилусом, окно фоторедактора, вывел на экран мессенджер.

— Я рассылать такое не хочу, а то еще начнут вонять… А если так, чисто показать…

Он нашел какой-то чат, судя по всему, тот, где общался со старыми друзьями — у Ильи с парнями был такой же, «Блюющая капибара», — прокрутил чуть вверх и включил видео.

Съемка шла на улице незнакомого города, днем, но прохожих было мало. В центре кадра была полноватая лысая молодая девушка, голая по пояс активистка нон-прегнанси: через весь ее живот был нарисован ядовито-красный диагональный крест. Напротив девушки стояли двое полицейских в темно-синих бронежилетах поверх голубых рубашек с коротким рукавом, судя по фуражкам — зарубежные копы. Девушка истерично выкрикивала что-то прямо им в лицо, а один из полисменов, примиряюще подняв руки, пытался с ней говорить.

— Звук-звук-звук, — тихо проговорил Марк сам себе и, как показалось Илье, со странным удовольствием стал, продолжая орудовать стилусом, увеличивать громкость.

«Америка», — догадался Илья, когда услышал, что «диалог» идет на английском.

«My not mine! My not mine!» — словно поставленная на повтор, выкрикивала странный лозунг девушка. Что говорил ей коп, разобрать было трудно. Он упорно обращался к ней «ma’am» и дальше говорил: «I’m что-то-там you to что-то-там что-то-там», — все, что смог разобрать Илья.

— И сейчас — делай раз! — азартно сказал Марк.

Второй полисмен, до этого молчавший, положил ладонь на ярко-зеленую рукоятку, торчащую из кобуры. Вторую руку он отвел в сторону и шагнул назад, чуть подталкивая своего напарника тоже отступить немного. Тот, начав пятиться, покачал головой и сказал девушке что-то уже совсем иным тоном, немного сожалеющим и одновременно осуждающим. Второй наконец достал из кобуры зеленый предмет, напоминавший пистолет.

Илья догадывался, что это. Их называли «ревунами» или «матерками»: по задумке излучатель создавал у атакуемого на несколько минут иллюзию резкого звука и так подавлял человека. На практике работали они через раз, реакция пораженных была непредсказуемой, а потому от ревунов сейчас отказывались по всему миру.

Коп направил устройство на активистку и выстрелил.

— Странно, что оператор молчит, — сказал Илья, немного морщась. Девушка не свалилась и не умолкла: наоборот, начала истошно визжать и, закрыв уши руками, принялась активно вертеть головой, размахивая локтями.

Марк пожал плечами:

— Наверное, фильтр на свой голос поставил. У них там такое снимать нельзя.

— Ясно, короче, — сказал на одном выдохе Илья, собираясь отойти. Смотреть было неприятно.

— Погоди-погоди, — Марк, не отрываясь от экрана, предостерегающе поднял руку. — Сейчас будет «делай два». Ща-ща-ща… И-и-и-и… Вот!

В ролике раздался громкий окрик. Полисмены обернулись и тут же разошлись в стороны, освобождая путь к активистке. Несколько секунд никого не было, а потом в кадр влетел всадник на черной лошади. «Канада», — понял Илья. Конный полицейский был в красном кителе и бежевой широкополой шляпе. Он галопом мчался к девушке, специально завалившись на бок, а когда до нее осталось всего пару метров, замахнулся телескопической дубинкой, поравнявшись, сбил активистку одним хлестким ударом и помчался дальше. А девушка как подкошенная упала на спину, кажется, ударилась о тротуар головой и замолкла.

— Лучше бы обычным шокером ее ебнули, — осуждающе сказал Илья и отвернулся.

— А-а-а… Ни хера не понимаешь, — разочарованно сказал Марк. — канадский олдскул, на хуй. Как он ее, а? — Марк тоже завалился на бок на своем пуфике и взмахнул стилусом, подражая всаднику. — Лежать, бля, запечатка ебаная.

— Не любишь ты женщин, — чуть брезгливо сказал Илья и прошел к своему столу.

— Я не люблю? Да я… Хочешь, найду видео, как мужиков-нон-прегнанси в Исландской автономии бразильская полиция пиздила в прошлом году?

— Не надо, я не оценю.

Марк закрыл мессенджер и снова вывел на экран свой рисунок.

— Эх, травоядное вы поколение, — сказал он досадливо и продолжил рисовать.

— Ты в такую рань пришел, чтобы порисовать и видосики посмотреть? — спросил Илья, выводя на зрачок корпоративную почту по защищенному каналу.

— Да я… — Марк замялся и перестал водить стилусом. — Рано встал я сегодня. Дома там… не важно.

— Ясно… А что она им орала? Май нот майн?

Сообщений в почте не было, хорошо если через час коллеги подтянутся и начнут что-то писать по работе.

— А, это. — Марк отложил стилус с планшетом и повернулся к Илье. — Это у запечаток в англоязычных странах… Типа лозунг такой. Изначально было «Май боди из нот майн олреди» или типа того. Потом сократили и стали рисовать кирку такую стилизованную. Типа игра слов. «Майн» и как «мое», и как «шахта». «Мое тело не мое, мое тело — не шахта». Мол, не надо оттуда ничего добывать. Слово «боди» тоже пропускают сейчас, этот лозунг где-то там признали экстремистским… У них же там вообще жестко с пропагандой нон-прегнанси.

— Да уж… — согласился Илья. — «Май нот майн»… Херня, по-моему, какая-то.

Марк пожал плечами:

— Я не англоязычный, но, по-моему, тоже. Говно полное. Запечатки, хули…

Марк задумчиво пожевал губами и замолчал. Потом словно опомнился и спросил:

— А ты че рано?

— У врача был, — буркнул Илья. Подумал и добавил: — Я, кстати, сегодня еще и уйду пораньше. На полчасика. Мне там… надо, в общем.

Он ждал, что Марк начнет ворчать в том смысле, что «работать когда будем», но тот на удивление спокойно сказал:

— Вали, если надо. Я, может, и сам сегодня свалю. Там у «Сван-Ти-Эйч» беда случилась. У них этот топ отдела маркетинга умер, Жасур Матуняк.

— Да ладно? Серьезно?

— Ага. Проверь в новостях, если не веришь, — сказал Марк.

Но Илья уже сам полез смотреть новости. Заголовки подтверждали, используя нейтральные формулировки вроде «найден мертвым в своей квартире».

— Бля-а-а… — протянул Илья. — Крепкий же был мужик. И нестарый совсем. Возраст активной фертильности даже не закончился, поди.

Марк снова пожал плечами:

— Всякое бывает. Дозанулся, наверное, чем-то. Или там… Ну, скажут еще. А пока они там запрутся у себя в офисе и будут думать, что делать, проекты все на паузу поставят. Отменить не отменят, но недельку нам дадут выдохнуть.

— Главное, чтобы девчонкам с Тильтом не поставили помогать.

— Типун тебе на язык! — неожиданно зло и серьезно ответил Марк, развернулся обратно и взял планшет.

В самый канун Нового Года Дядя взялся обыскивать свой чум, да с таким рвением, словно в него бес вселился. Перерыл скопившийся хлам в сундуке. Высыпал на стол картонки с блёснами и крючками для рыбалки. Перебрал коробки с патронами и дробью. Обшарил карманы развешенных на стенах летних малиц. Не теряя надежды, вынес на снег напольные шкуры и вытряхнул каждую. На всякий случай даже проинспектировал пустой холодильник.

- Что ищет? – спросила Мама у стоящего неподалёку Старика Назара.

- Насадку для дрели.

- У него есть дрель? – удивилась Мама.

- У каждого уважающего себя мужчины должна быть дрель, - невозмутимо ответил Старик Назар.

Вконец отчаявшись, Дядя залез по приставной лестнице на чердак чума, где и обнаружил искомую жестянку с насадками.

- Ремонт затеваешь? – поинтересовался Отец.

- Это для рогов, - туманно пояснил Дядя.

Усмехнулся, видя удивлённые лица Семьи.

- Я вот что придумал. Соберу оленьи рога, что с весны за дровником горой свалены, и в основании каждого просверлю большую дырку.

- Отверстие, - поправил Назар. – Правильно говорить «отверстие».

- Возьму сначала несколько ветвистых рогов, потом помельче, потом совсем маленькие и надену на хорей. Сообразили, что получится?

- Сушилка для одежды, – предположила Мама.

- Ёлка! – обиженно воскликнул Дядя. – Новогодняя ёлка.

- Не стойбище будет, а сатанинское капище, - нахмурился Отец. – Но раз уж так хочется, то съездим в Салехард и купим на рынке живую.

- Поздно ехать, Новый Год на носу. Да и самодельная не хуже настоящей получится. А как праздник закончится, разберём ёлочку, и пусть на чердаке лежит. Опять же, не надо будет каждый год на новую тратиться.

– Лишние траты нам ни к чему, - тотчас согласилась Мама. – Покрасим рога, повесим игрушки, вот и весь сказ.

Дядя, подмигнув Маленькому Вылке, запустил генератор и взялся за дрель…

К вечеру чудо-дерево было готово. Старик Назар, перепачканный зелёным акрилом, несколько раз обошёл ёлку, подкрашивая кистью одному ему видимые изъяны, и остался доволен. Мама сварила брусничный морс и разлила по принесённым Дядей формочкам из холодильника. Тот сунул их в морозилку, предварительно опустив в каждую ячейку по верёвочной петельке.

- Замёрзнут, - объяснил Дядя Маленькому Вылке, - повесим на ёлку вместо шариков.

Бабушка украсила рога разноцветными лентами, а Отец вырезал из консервной банки Вифлеемскую звезду.

За трудами не заметили, как стемнело. Сели ужинать, и Старик Назар взялся рассказывать историю об Охотнике, которому шаман предсказал смерть от любимого оленя. Поразмыслив и погоревав, мужчина отдал верного скакуна в стадо, попросив не пускать того на мясо. Однако пастухи не послушались и съели оленя. Охотник, узнав о приключившемся горе, пришёл на стойбище и отыскал череп друга. Рыдая, пал на землю, где и был укушен энцефалитным клещом. Так сбылось мрачное предсказание шамана.

- Умеешь ты создать праздничное настроение, - саркастически заметил Отец.

- Ёлкой из оленьих рогов навеяло, - взялся оправдываться Старик Назар. – Сам посуди…

- Время! – оборвал Дядя, показывая на висящие на стене часы с кукушкой. Стрелки приближались к полуночи.

Он скоро сбегал в свой чум и вернулся с упаковкой пива. Роздал каждому по банке. А как только кукушка высунулась из домика, сообщая о наступлении Нового Года, все открыли пиво и принялись поздравлять друг друга.

Маленькому Вылке пиво показалось горьким, и он отдал банку Маме.

- Ты заглядывал под ёлку? – спросила Мама. – Говорят, что под неё колдун Мороз кладёт подарки послушным мальчикам.

- И под нашу может положить?

- Сходи, посмотри, - подмигнул Дядя.

Маленький Вылка, набросив на плечи малицу, вышел за дверь и не поверил глазам. Под ёлкой стоял деревянный ящик обклеенный звёздами из фольги. Он опасливо приоткрыл крышку и обомлел. Внутри лежали подарки для «послушного мальчика»! Тёплые носки из собачьей шерсти, коробка цветного пластилина, плетёная удавка для песцов и настоящий охотничий нож с костяной рукояткой.

- С Новым Годом, малыш! - на пороге чума стояла улыбающаяся Семья с банками пива в руках.

Мерцала, озарённая светом луны, жестяная Вифлеемская звезда на ёлке. Покачивались на ветру розовые ледяные кубики. Шуршали ленты в зелёных рогах.

- С Новым Годом, - прошептал Маленький Вылка.

Она механически согласилась, а потом долго сидела в кресле, перебирая в памяти последние месяцы. Что-то действительно было не так. Артём, её старший, её гордость, словно превратился в другого человека.

Звук открывающейся входной двери вырвал её из размышлений.

– Мам, я дома! – звонкий голос двенадцатилетней Маши разнёсся по квартире.

– На кухне я, – отозвалась Анна, торопливо вытирая непрошеную слезу.

Дочь влетела в кухню, на ходу стягивая шарф:
– Представляешь, сегодня на математике...

– Машуль, – перебила Анна, – Тёма не звонил?

– Неа, – дочь пожала плечами, – а должен был? Он же на своих курсах программирования.

Анна кивнула, пытаясь унять тревогу. Последнее время Артём часто пропускал занятия, о чём она узнала случайно, столкнувшись с матерью его одноклассника в магазине. "Он просто устаёт, – убеждала она себя, – выпускной класс, нагрузка большая".

Входная дверь снова хлопнула – вернулся с работы муж.

– Сергей, – окликнула она, – зайди на кухню.

Он появился в дверном проёме – высокий, подтянутый, с едва заметной сединой на висках. Двадцать лет вместе, а сердце до сих пор ёкает, когда он так смотрит – внимательно, чуть прищурившись.

– Что случилось? – спросил он, безошибочно уловив её настроение.

– Из школы звонили. Завтра в три нас ждёт психолог.

– Зачем? – в голосе мужа появились настороженные нотки.

– Не знаю... – Анна замялась. – Сергей, ты не замечаешь странностей за Тёмой в последнее время?

Маша, до этого молча жевавшая печенье, подняла голову:
– А что, это из-за того, что он всю ночь не спит? Я слышу, как он ходит по комнате и разговаривает сам с собой.

Анна и Сергей переглянулись.

– Доча, – мягко сказал Сергей, – иди к себе, нам с мамой нужно поговорить.

Когда за Машей закрылась дверь, он сел напротив жены:
– Рассказывай.

И Анна начала говорить – торопливо, сбивчиво, словно прорвало плотину. О том, как Артём то уходит в себя на несколько дней, не выходя из комнаты, то вдруг становится необычайно активным, строит грандиозные планы, не спит ночами. О найденных случайно исписанных тетрадях с какими-то странными рассуждениями. О резких перепадах настроения.

– Я думала, это возраст, гормоны, – она судорожно вздохнула. – Он же всегда был таким правильным, рассудительным...

Сергей молчал, постукивая пальцами по столу – жест, выдающий крайнее волнение.

Тишину разорвал звук открывающейся двери – вернулся Артём. Они услышали, как он быстро прошёл в свою комнату, даже не заглянув на кухню.

– Пойду к нему, – Сергей поднялся.

– Подожди, – Анна схватила мужа за руку. – Давай сначала завтра с психологом поговорим.

В этот момент из комнаты Артёма донёсся грохот упавшего стула и приглушённый возглас.

Анна вскочила первой. Распахнув дверь в комнату сына, она застыла на пороге. Артём метался по комнате, сбрасывая книги с полок.

– Где она? Где? – бормотал он. – Я точно её сюда положил!

– Тёма, солнышко, что ты ищешь? – осторожно спросила Анна.

Он обернулся – глаза лихорадочно блестят, волосы растрёпаны.

– Тетрадь! Там формула! Я почти разгадал, понимаете? Это же так просто – квантовая физика, она везде, во всём! Я могу объяснить!

Сергей шагнул в комнату:
– Сын, успокойся. Давай сядем и поговорим.

– Нет времени! – Артём схватил отца за плечи. – Пап, ты же инженер, ты должен понять! Я почти нашёл решение! Нужно только...

Его голос сорвался, руки безвольно опустились. Он медленно осел на пол, прислонившись к стене.

– Я так устал, – прошептал он. – Мама, папа... Что со мной происходит?

Анна опустилась рядом с сыном, прижала его голову к груди. Его начала бить крупная дрожь.

– Тише, маленький, тише, – шептала она, как в детстве, когда он просыпался от ночных кошмаров. – Мы что-нибудь придумаем, слышишь? Мы справимся.

Сергей сел рядом, обнял их обоих. Так они и сидели втроём на полу среди разбросанных книг и тетрадей, пока за окном окончательно не стемнело.

В дверях появилась встревоженная Маша:
– Мам, там бабушка звонит на домашний...

Анна осторожно высвободилась – Артём уже задремал, измученный своим приступом.

– Сейчас уложим его, – шепнула она мужу и вышла в коридор.

Телефонная трубка подрагивала в руке:
– Мама? Прости, что не сразу подошла...

– Анечка, – голос матери был непривычно серьёзным, – я завтра приеду с утра. Не спорь. Я же чувствую – что-то случилось, а ты молчишь.

Анна прикрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы:
– Приезжай, мама. Ты нам очень нужна.

Повесив трубку, она подошла к окну. В тёмном стекле отражалась усталая женщина с растерянными глазами. "Завтра, – подумала Анна, – всё изменится завтра". Она ещё не знала, как именно, но чувствовала – прежней жизни уже не будет.

За спиной раздались тихие шаги – Сергей обнял её за плечи:
– Заснул. Знаешь, что бы там ни сказали завтра... Мы справимся. Вместе.

Анна благодарно сжала его руку. За окном мигнула и погасла звезда, словно подмигнув им обоим.

Диагноз

Кабинет школьного психолога оказался неожиданно уютным. Анна машинально отметила светлые занавески, живые цветы на подоконнике, акварельные пейзажи на стенах. Только вот руки всё равно дрожали, и она крепче стиснула пальцы на коленях.

Елена Викторовна, моложавая женщина в строгом костюме, внимательно смотрела на них поверх очков. Рядом сидел Сергей – внешне спокойный, но Анна знала: когда он так постукивает пальцами по подлокотнику кресла, внутри у него всё кипит.

– Я пригласила вас, – начала психолог, – потому что ситуация требует серьёзного внимания. Последние три месяца я наблюдаю за Артёмом. И то, что происходит, очень напоминает...

– Что с моим сыном? – перебил Сергей.

– С большой вероятностью, у Артёма биполярное расстройство. Это...

– Что? – Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. – Какое расстройство? Он же не... Он нормальный!

– Анна Михайловна, – мягко произнесла Елена Викторовна, – биполярное расстройство – это не приговор. Это особенность работы психики, требующая медицинской помощи. Я вижу чередование маниакальных и депрессивных эпизодов...

– По-русски можно? – В голосе Сергея зазвенел металл.

– Если просто – у Артёма случаются периоды крайнего возбуждения, когда он почти не спит, строит грандиозные планы, говорит быстро и много. А потом наступает спад – апатия, уход в себя, потеря интереса к жизни.

Анна закрыла лицо руками:
– Господи, и что теперь делать?

– Для начала – показать Артёма психиатру. У меня есть контакты хорошего специалиста. Чем раньше начать лечение...

– Какому психиатру? – Сергей резко встал. – Вы предлагаете поставить на ребёнке крест? Чтобы все узнали? Чтобы его затравили?

– Сергей Николаевич, – голос психолога стал твёрже, – если не начать лечение сейчас, будет только хуже. Вы же видите – состояние Артёма ухудшается. Вчерашний эпизод...

– Откуда вы знаете? – встрепенулась Анна.

– Маша рассказала. Она очень переживает за брата.

Анна почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Машенька, её маленькая... А ведь действительно, совсем притихла в последнее время.

– Послушайте, – Елена Викторовна подалась вперёд, – я понимаю ваш страх. Но сейчас важно не то, что подумают другие, а здоровье вашего сына. Биполярное расстройство поддаётся коррекции. Многие люди с этим диагнозом живут полноценной жизнью, работают, создают семьи...

– Знаете что, – Сергей взял жену за руку, – нам надо подумать. Пойдём, Аня.

На улице моросил мелкий дождь. Они медленно шли к машине, когда Анна остановилась:
– Подожди. Я сейчас.

Она вернулась в школу, взбежала по лестнице. Елена Викторовна всё ещё была в кабинете.

– Дайте, пожалуйста, телефон того врача, – выдохнула Анна.

Дома их встретила мама. Она приехала утром и теперь колдовала на кухне – запах пирогов с капустой плыл по всей квартире.

– Ну что? – спросила она, вглядываясь в лица дочери и зятя.

– Мама, можно мы сначала... – Анна не договорила: в прихожей хлопнула дверь, послышались быстрые шаги Артёма.

– Привет всем! – он влетел на кухню сияющий, возбуждённый. – Ба, ты пироги испекла? Супер! А я такое придумал! Я сегодня прогулял физику, сидел в библиотеке, читал про квантовую механику. Представляете...

– Ты прогулял? – перебил Сергей. – Опять?

– Пап, да какая разница? Я там всё знаю! А вот что я обнаружил...

Он говорил всё быстрее, перескакивая с мысли на мысль, размахивая руками. Анна смотрела на сына и впервые видела то, что раньше отказывалась замечать: неестественный блеск глаз, лихорадочный румянец, эту бешеную энергию, за которой скрывается что-то болезненное, неправильное.

– Тёмочка, – мягко сказала бабушка, – может, поешь сначала? Остынь немножко.

– Не хочу! Некогда! Я только начал...

– Сядь! – вдруг рявкнул Сергей.

Все замерли. Отец никогда не повышал голос на детей.

– Сядь и послушай. Мы были у психолога. Завтра ты пойдёшь к врачу. К психиатру.

Лицо Артёма застыло:
– К психиатру? Вы считаете, что я псих?

– Сынок, – Анна шагнула к нему, – это просто врач, который поможет тебе...

– Псих! Псих! Вы все считаете меня психом! – он затравленно оглядел всех, попятился к двери. – Не пойду никуда! Я нормальный!

Грохнула дверь его комнаты. Повисла тяжёлая тишина.

– Неправильно как-то получилось, – вздохнула бабушка. – Резко очень.

Сергей опустился на табурет, обхватил голову руками:
– А как правильно? Научите, кто знает – как?

К вечеру Артём затих. Анна заглянула к нему – сын лежал на кровати, отвернувшись к стене. На столе громоздились книги по физике, исписанные листы, распечатки каких-то формул.

Она присела на край кровати, осторожно погладила сына по плечу:
– Может, поешь? Бабушкины пироги остыли совсем...

– Мам, – глухо произнёс он, не поворачиваясь, – а вдруг я правда... того? Ненормальный?

– Что ты такое говоришь! – воскликнула она с деланной бодростью. – Просто... просто нужна помощь. Небольшая. Все иногда нуждаются в помощи.

Он резко сел:
– А ты знаешь, что психам дают такие таблетки, от которых они превращаются в овощи? Что их запирают в больницы? Что...

– Прекрати! – Анна обняла его за плечи. – Никто не будет тебя никуда запирать. Мы просто сходим к врачу. Вместе. И всё решим. Вместе.

Сын прерывисто вздохнул и вдруг прижался к ней, как в детстве:
– Мам, мне страшно. Я не понимаю, что со мной происходит. Иногда кажется – я всё могу, весь мир открыт, столько идей! А потом – будто проваливаюсь куда-то. Темно становится...

– Тш-ш-ш, – она укачивала его, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. – Мы справимся, маленький. Справимся.

В дверях появилась Маша – растрёпанная, в пижаме с мишками:
– Можно к вам?

Артём шмыгнул носом:
– Иди сюда, мелкая.

Маша забралась к ним на кровать:
– Тём, а помнишь, как ты меня на турнике крутил? Я тогда так испугалась, а ты сказал...

– "Не дрейфь, сестрёнка, я тебя держу", – улыбнулся он.

– Вот! А теперь мы тебя держим. Правда, мам?

Анна обняла обоих:
– Правда, доча. Мы все держим друг друга. И никого не отпустим.

Шаг за шагом

Первый визит к психиатру едва не закончился катастрофой. В приёмной сидела молодая женщина с мальчиком лет семи. Мальчик монотонно раскачивался, издавая странные звуки. Артём, увидев это, развернулся и бросился к выходу. Сергей догнал его уже на улице:

– Стой! Немедленно вернись!

– Не пойду! – Артём стряхнул руку отца. – Я не такой! Не хочу быть таким!

– А каким? – спокойно спросил Сергей. – Каким ты хочешь быть?

– Нормальным! – выкрикнул сын и осел на скамейку. – Просто нормальным...

Сергей присел рядом:
– Знаешь, когда я был молодым инженером, у нас в конструкторском бюро работал Михал Саныч. Гений. Все сложные задачи – к нему. Но периодически он уходил в запой. Неделями не появлялся. А потом возвращался – и снова выдавал гениальные решения.

– И что с ним стало? – тихо спросил Артём.

– Умер. Рано. Потому что отказывался лечиться. А ведь мог бы... – Сергей помолчал. – Сын, иногда надо просто довериться тем, кто хочет помочь.

Через полчаса они вошли в кабинет доктора Соколова. Немолодой грузный мужчина с добрыми усталыми глазами внимательно выслушал их историю.

– Что ж, – сказал он, – давайте для начала поговорим. Артём, расскажи мне о своих увлечениях.

Анна, сидевшая в углу кабинета, с удивлением наблюдала, как сын постепенно оттаивает, рассказывая о физике, программировании, своих идеях. Доктор умело направлял беседу, задавал точные вопросы. К концу разговора диагноз подтвердился, но это уже не звучало приговором.

– Биполярное расстройство – не конец жизни, – объяснял доктор. – Это как... диабет. Нужно соблюдать режим, принимать препараты, следить за состоянием. Но при этом можно жить полноценной жизнью.

Он выписал рецепт и назначил следующую встречу через неделю.

– И ещё, – добавил на прощание, – вам всем не помешает семейная терапия. Это большая нагрузка – жить с биполярным расстройством. Как для пациента, так и для его близких.

Дома их ждал сюрприз – бабушка организовала семейный совет. На столе дымились пирожки, любимый всеми травяной чай, а в центре лежала общая тетрадь.

– Это что? – поинтересовался Сергей.

– Дневник наблюдений, – деловито пояснила бабушка. – Будем записывать всё: режим дня, приём лекарств, изменения настроения. Чтобы понять, что помогает, а что нет.

– Мам, ты где это взяла? – изумилась Анна.

– В интернете начиталась, – смутилась та. – Там столько информации! И группы поддержки есть, представляешь? Я уже записалась в одну...

– Бабуль, ты в интернете? – фыркнул Артём, и впервые за долгое время в его глазах мелькнули искорки смеха.

– А что такого? Думаешь, раз старая, так и глупая? – притворно обиделась она.

Маша, сидевшая с ногами в любимом кресле, подняла руку:
– А можно я тоже буду записывать? Я хорошо за настроением умею следить. Вот сейчас, например, у Тёмки уже минус пятьдесят процентов хмурости.

Все рассмеялись. Даже Сергей улыбнулся – впервые за эти дни.

– Ладно, – сказал он, – раз уж семейный совет, давайте серьёзно. Нам нужно составить план действий.

Следующий час они обсуждали изменения в жизни семьи. Режим дня, перераспределение обязанностей, способы поддержки друг друга. Артём сначала отмалчивался, но потом включился в обсуждение:

– А можно я пока приостановлю курсы программирования? Слишком много всего...

– Конечно, сынок, – кивнула Анна. – Сейчас главное – твоё здоровье.

– И это... в школе как быть? – он опустил глаза. – Все же узнают...

– Не узнают, – твёрдо сказал Сергей. – Это наше личное дело. А с учёбой поможем. Вместе.

Вечером, укладывая детей спать, Анна услышала, как Маша шепчет брату:
– Тём, а тебя теперь можно обнимать? Ну, когда плохо?

– Можно, мелкая, – после паузы ответил он. – Даже нужно.

Анна тихонько прикрыла дверь и пошла на кухню. Там Сергей и мама о чём-то тихо беседовали.

– Чай будешь? – спросил муж.

– Буду, – она села рядом. – Знаете, я сегодня поняла: мы справимся. Да, будет трудно. Да, придётся многому учиться. Но мы справимся.

– Конечно, справитесь, – улыбнулась мама. – Вы же семья. Настоящая.

За окном расцветал весенний вечер. Где-то в глубине дома негромко переговаривались дети. Пахло травяным чаем и пирогами. И впервые за долгое время Анна почувствовала: всё будет хорошо. Просто нужно идти вперёд. Шаг за шагом. Всем вместе.

Дорогой читатель, а как вы думаете, что самое важное для семьи, столкнувшейся с подобным испытанием? Что помогает преодолеть страх перед диагнозом и найти силы двигаться дальше?

ЧИТАТЬ ДРУГИЕ РАССКАЗЫ

— Моя звезда не обыкновенная, а называется Альтаир!
— Нет такой звезды!
— Конечно, есть! Почитайте астрономический атлас.
Ожесточенный спор двух тонкоголосых шаров разбудил остальные игрушки. Проснувшись, они прислушались, и вскоре у каждой нашлось, что добавить к дискуссии. От чего в коробке поднялась прямо-таки базарная шумиха, в которой совершенно затерялись голоса первоначальных оппонентов. Шары и игрушки, лежавшие плотно прижавшись друг к другу, заговорили и завозмущались одновременно.

— Я тоже терплю неудобства! – подал голос самый старый, самый большой и самый облезлый шар, который лежал на дне. Игрушки не понимали, почему его до сих пор не выбросили. Наверное, за прошлые заслуги, которых за несколько десятилетий его жизни в коробке накопилось, наверняка, немало. – Как вы думаете, легко каждый раз оказываться под всеми вами? Ладно еще приятные соседи были, а то ведь нет. Скандалисты и эгоисты! Никто ни разу спасибо не сказал, никто не посочувствовал. И это за тридцать пять лет безупречной службы на елке!

— Ах, помолчите вы, старый облезлый сосед, — без стесненья осадила его верхушечная Звезда, лежавшая надо всеми. – Давно должны были бы привыкнуть к своему подчиненному положению. Посмотрите лучше на меня. Я самая главная игрушка…
— Почему это ты самая главная? – произнесла скандальным голосом Шишка. – Ха-ха! Если ты сидишь на самом верху, еще не значит, что самая главная.
— Да-да, — поддержали ее остальные, мгновенно подружившись против общего врага.

Они отчаянно завидовали Звезде, потому что  та, действительно, всегда на виду и смотрит свысока. Жуткая задавала! Чтоб ей когда-нибудь оттуда свалиться! И пусть рассыплется на мелкие кусочки, чтобы склеить было невозможно. Надоела своим высокомерием. Такая гордячка, за всю жизнь друзей не нашла, да и не нуждается. Хозяева берегут ее, как зеницу ока, вот она и возомнила…

— Вам легко говорить, — не замолчала Звезда. – А я должна отлично выглядеть, когда наверху сижу. Потому что ко мне все взгляды прикованы. А меня тут прижали сверху картонными лапами, ни продыхнуть, ни головы повернуть! Как я на Новый год на елке людям покажусь со смятыми щеками?!
— Ах, посмотрите на нее, какая страдалица! – опять выступила Шишка. Недовольство которой, накопившееся за год, требовало срочного выхода. – А что же нам, грешным, говорить? Из меня вот в сутолоке чуть орешек не выдавили…

— А мне чуть фонарь не пробили, — пожаловался Шар-фонарик.
— А мне чуть крышу не снесли, — подала голос игрушечная Избушка.
— А мне кислородную трубу смяли, — сообщил тряпичный Космонавт. – Как я теперь в открытый космос выходить буду?
— Я самое красивое перо из хвоста потерял, — обиженно сказал Павлин. – Как я невесту буду искать с таким облезлым хвостом, может кто-нибудь подсказать?

— Мой капюшон смяли до невозможности, — проговорил недовольно Эскимос. – Я же на Северном полюсе без него замерзну!
— С меня серебро облетело, пока я с вами терлась, — предъявила претензии Снежинка.
— А мне рог чуть не сломали, — проревел Олень.
У каждого нашлась своя жалоба, и все заговорили одновременно. В поднявшейся суматохе забыли, с чего сыр-бор начался. Новогоднему шару больше не удалось вставить ни слова. Попробовал вздохнуть, но его так прижали, что не получилось даже пошевелиться. Он обиженно надул губы и замолчал, смирившись с судьбой. Не одному ему приходится терпеть неудобства — на том сердце успокоилось.

Рождественский шар ощутил себя победителем.
Вдруг коробка зешевелилась, поднялась и поплыла в воздухе в неизвестном направлении. Игрушки моментально притихли, затаились. Потом кто-то крикнул:
— Ура! Опять Новый год, нас несут елку наряжать. Наконец, отдохнем друг от друга и покажем себя во всей красе.
— Господи, неужели я на несколько дней забуду об этих несносных, тяжеловесных, неблагодарных соседях, которые только и норовят испортить жизнь ветерану! – снова заворчал Старый шар.

— Ах, посмотрите на нашего ветерана! – не дала забытьо себе Шишка-скандалистка. – Шел бы себе на заслуженный отдых, да не морочил никому голову. Нашелся ветеран… Чем докажешь? Может, у тебя и медали имеются?
— Есть и не одна. Самая ценная – за победу в двадцать третьей межигрушечной войне. Это когда новые игрушки прибыли и начали воевать за место на елке. Мы тогда собрались целой гвардией, ну — шары старой закалки, и поставили нахалов на место. Их, новичков, хозяева потом на самое дно положили и доставали только в случае крайней необходимости и то не каждый год. А мы гордо красовались на своих местах. Вот так-то!

— Ах, жаль, что вас вовремя не разбили… – начала Шишка, но ее осадил стеклянный Дед Мороз. Он хоть и был маленький с ниточкой на шапке и висел, как все, на елочных ветках, но имел бороду, потому его слушались.
— Замолчите, вы, уважаемая Шишка! Только и знаете, что скандалы устраивать. Зачем народ бередить? Мы здесь, в принципе, все равны. Имеем одинаковые права и обязанности, как граждане одной коробки. Так что просьба уважать сородичей. А то, если так пойдет…

Договорить не удалось. Коробку поставили на что-то твердое, отчего внутренности слегка тряхнуло. Игрушки охнули и притихли в радостном ожидании. Междоусобные скандалы разом прекратились.
Когда елку нарядили, игрушки расправились, заиграли блестящими боками, заулыбались довольно. И забыли о разнограсиях. О чем теперь спорить? Они были счастливы. Каждый имел свое отдельное место, до каждого любовно дотронулись хозяйские руки, на каждого посмотрели  с улыбкой.

— Танечка, посмотри, какая замечательная елка получилась! – сказала Мама. – Ты тоже молодец, участвовала. А какой шарик тебе больше всего понравился?
Девочка пяти лет, которой через два дня исполнится шесть, подошла поближе к елке и начала пристально разглядывать каждую игрушку. А те, желая показать себя с лучшей стороны, зашевелились, стараясь крутануться на ниточке, поворнуться к Тане нарядным боком. Она смотрела на них серьезными глазами, даже чуть сдвинула брови от напряжения, что выглядело комично.

— Вот этот шарик и этот, — показала девочка на Новогодний шар и Рождественский, которые висели рядом.
Шары наполнились довольством. Заулыбались блаженно, зашевелились на соседних ветках, закачались от радости из стороны в сторону.
А потом Новогодний подумал: чего это Рождественский развеселился? Не заслужил он такой чести, конкурент проклятый! Да еще лежит всегда сверху, давит на внутренности. Если бы его не было, девочка меня одного признала бы самым красивым. Дай-ка я его стукну посильнее, чтобы убрался с дороги.

Новогодний начал раскачиваться сильнее, и сильнее, и сильнее. Наконец, ка-а-а-к дал выпуклым боком по вечному сопернику! И… оба разбились.
Осыпались шары на пол тонкими осколками и только слабо прозвенели напоследок. Все, подумали оба, сейчас сгребут их веником на совок и — на помойку. Закончится блестящая жизнь, которая так многообещающе начиналась.

Но жизнь не закончилась. Осколки Мама собрала осторожно на листок бумаги. Раздавила их помельче и наклеила  в виде сверкающих букв «С днем рожденья, Танечка!»  на поздравительную открытку.
Снова оказавшиеся рядом шары поначалу опять хотели повозмущаться, недовольные соседством. Но рты у них оказались заклеены, и ни одного бранного слова не вылетело. Постарались потолкаться, но остались неподвижны. Что ж, пришлось смириться.

А Таня смотрела на них и улыбалась. Три праздника подряд ожидали ее: Рождество, День рождения и Новый год. Что может быть приятнее! Счастливая, она поцеловала открытку и побежала показать Папе.
— Папа, папа, смотри, что у меня есть!

Автор Ирина Лем

Домик был весь изукрашен сердечками и цветочками, в окнах виднелись разноцветные витражи, а на крылечке сидел рыжий кот и с подозрением на меня смотрел.

— Котик, кис-кис-кис! Иди ко мне, я тебя поглажу, — позвала я.

— Лучше б колбаской угостила, — хмуро ответил кот.

— Ой, ты говорящий!

— Ты что, с Луны свалилась? Тут все говорящие, даже мухи, — кот не отличался вежливостью, надо признать.

— Ну да, почти что с Луны, — я улыбнулась, — я путешествую по мирам. Давай знакомиться? Я — Даша.

— Леопольд, — ответил котик и добавил, — а в других мирах колбаса вкусная?

— Смотря в каких… В некоторых очень даже вкусная!

— А ты можешь взять меня с собой? — у котика глаза стали такими огромными и жалобными, как у кота в «Шреке».

— А что, тут плохо кормят? — участливо спросила я.

Вместо ответа котик неожиданно отломил кусок от деревянного крыльца и протянул мне со словами:

— Попробуй вот.

Я недоуменно взяла эту щепку и откусила от нее кусочек. Внезапно щепка оказалась со вкусом молочного шоколада.

— Ого, какая вкуснятина! — восхитилась я.

— Можешь попробовать ещё что-нибудь, ну вот песок с дорожки или пару цветков. Или бабочку, если поймаешь, — ухмыльнулся Леопольд.

Я охотно приняла это предложение и стала есть все подряд. Песок был со вкусом бисквита, цветочки оказались фруктовой карамелью, а запихивать в рот живую бабочку я не решилась.

— Тут что, все сладкое? — изумилась я.

— Именно! В нашем проклятом Розовом мире все вещи имеют вкус сладостей. А я терпеть сладкое не могу! Я хочу нормального мяса! — кот чуть не плакал.

— Так,теперь понятно, — ответила я, — а в целом какая тут жизнь?

— Мне тут категорически не нравится! — заявил Леопольд и нервно задергал хвостом, — эти дети вечно прибегают, хватают меня, наряжают в нелепые платьица и пытаются напоить какао! Все тараторят без умолку целый день! Феи эти самые, — тут Леопольд покосился на меня, — не выполняют свою работу, как надо! Ни одного моего желания не было исполнено, так как, видите ли, они против правил! И меня пытают щекоткой, если я слишком грустный или злой. Тут все должны улыбаться, как идиоты!

Чувствуя, что кота теперь сложно будет остановить, я схватила его на руки и прижала к себе. Леопольд осекся. Я начала его гладить и чесать за ушком, приговаривая:

— Милый котик, конечно, я возьму тебя с собой, мы найдем мир, где тебе будет очень хорошо, обещаю!

Кот начал мурлыкать и уткнулся мордочкой в меня, словно искал защиты. Я растрогалась, но мне ещё нужно было рассказать Леопольду детали о том, что его ждёт:

— Понимаешь, Лео, я не могу сама выбирать мир. Я просто переношусь куда попало и каждый раз превращаюсь в жителя мира, в котором очутилась, чтобы суметь в нем выжить. И если ты пойдешь со мной, с тобой будет то же самое, иначе новый мир тебя не примет.

— Я согласен, — пробормотал кот, осторожно выпуская когти на передних лапах поочередно. Казалось, будто он хочет вцепиться в меня, чтобы я его тут не оставила.

Получается, для него этот розовый сладкий мир из детских фантазий был настоящим адом. Интересно, а другие жители счастливы тут? Я стояла на пороге дома, а ведь в нем, возможно, кто-то был внутри. Но я жалела Лео, который, очевидно, не горел желанием ни с кем тут общаться. Ну кроме меня, разве что.

Однако у меня есть работа, благодаря которой я и путешествую по вымышленным мирам — мне нужно их исследовать, чтобы дополнять путеводитель. Тот самый путеводитель, которым пользуются люди реального мира, чтобы выбрать себе подходящий  сон на ночь.

Работёнка была мне по вкусу — я обожаю приключения, даже опасные, а каждый новый мир таит в себе те ещё сюрпризы! Розовый мир Леопольда внешне был таким привлекательным, но вдруг он обернется кошмаром для спящего? Тут нельзя было спешить.

Я объяснила коту ситуацию, как могла, попросив его стать моим провожатым по Розовому миру, совсем как Вергилий у Данте.

— И сколько нам тут ещё торчать? — нахмурился Леопольд.

— Я сама не знаю. Перенос в следующий мир происходит внезапно, когда у меня в голове накапливается необходимое количество информации о текущем мире. Все считывается и анализируется в реальном времени, ведь физически я сейчас лежу в специальной камере, облепленная датчиками.

— Ты хочешь сказать, что меня нет? Что я просто фантазия? — кот вынул усатую мордочку из-под моей руки и выглядел растерянным.

— Ох, Лео, это сложно, правда. Миры живут и развиваются сами по себе, каждый в своей реальности. Они — часть ноосферы, с которой связаны все разумные существа во Вселенной, не только люди. Возможность в них проникнуть была открыта не так давно и я понятия не имею, как технически это происходит. Для Розового мира ты также реален, как и я — для своего. А вот я в этом мире вроде проекции, хотя у меня тут есть физическое тело. А ещё время в каждом мире идёт по-своему и я не знаю, сколько мне ещё нужно пребывать в воображаемых мирах до конца рабочего дня.

— Ну тогда добро пожаловать в Розовый мир, расскажу и покажу все, что знаю — сказал Лео без всякого энтузиазма.

— Не факт, что следующий мир тебе понравится больше, — предупредила я.

— Погоди, ты сказала что-то про конец рабочего дня. А если он закончится, когда ты будешь всё ещё здесь?

— Если я не доделала исследование мира, то на следующий день я снова сюда вернусь. Но в Розовом мире за это время могут пройти годы, правда, воображаемые миры особо не меняются, — ответила я.

— Но меня тут, может быть, ты уже не найдешь! — кот даже зажмурил глаза и явно не от удовольствия.

— Давай надеяться на лучшее? Представь, что ты станешь драконом в следующем мире. Будешь жить в уютной пещере, питаться рыцарями, которые забредут к тебе в поисках золота и приключений, похитишь какую-нибудь принцессу, чтобы скучно не было… Романтика! — я улыбнулась.

— А что, я не против, — оживился Лео.

— Тогда за работу?

— Вперёд! — Лео соскочил с рук и грациозно подпрыгнул, дёрнув за шнурок дверного колокольчика. Раздался мелодичный звон и через минуту дверь вкусного домика открылась.