Авторские истории

Она метнулась ко мне, словно ждала этого предложения целую вечность. Её ладони, прохладные и чуть влажные, легли на мой уже заметно округлившийся живот.

– Господи, Мариночка, я не знаю, как тебя благодарить! – в глазах сестры заблестели слёзы. – Ты даже не представляешь, что для меня делаешь...

"Для нас", – мысленно поправила я. Ольга никогда не говорила "для нас с мужем", только "для меня". Может быть, потому что её Игорь был категорически против суррогатного материнства и подал на развод, как только узнал о нашем решении.

– Брось, сестрёнка, – я погладила её по руке. – Ты бы для меня то же самое сделала.

Что-то промелькнуло в её взгляде – какая-то тень, которую я не успела разгадать.

– Конечно, – торопливо согласилась она, отводя глаза. – Слушай, а может, поедем в выходные детские вещи посмотрим? Я такую чудесную кроватку присмотрела...

– В выходные не получится, – я покачала головой. – У Андрея важная встреча, просил быть дома, когда вернётся.

– А-а-а, – протянула Ольга с едва уловимой усмешкой. – Наш вечно занятой Андрей Сергеевич... Ну, тогда в следующие выходные.

Я смотрела, как она собирает свою дизайнерскую сумочку – такую же безупречную, как она сама. Младшая сестрёнка всегда была эталоном стиля и женственности. Помню, в детстве я часто слышала от мамы: "Вот бы ты, Марина, брала пример с Олечки – и причёска всегда в порядке, и юбочки носит, а не вечные твои джинсы..."

– Знаешь, – вдруг сказала Ольга, остановившись в дверях, – иногда я думаю: вот ты носишь моего ребёнка, а я даже не знаю, какого цвета у него будут глаза...

– Наверное, карие, как у тебя, – предположила я. – Это же твоя яйцеклетка.

– Да, моя... – она странно улыбнулась. – Ладно, пока, сестричка. Береги себя... и его.

Когда за ней закрылась дверь, я медленно опустилась в кресло. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях с того момента, как я согласилась стать суррогатной матерью. Может быть, дело в гормонах? Говорят, во время беременности женщины становятся слишком чувствительными...

Телефон на столике завибрировал – пришло сообщение от мужа:

"Задерживаюсь. Не жди с ужином".

Я вздохнула. В последнее время Андрей всё чаще стал задерживаться на работе. Когда я спрашивала – отшучивался: мол, надо обеспечить будущее, теперь у нас будет на одного едока больше.

– Не у нас, а у Ольги, – поправляла я.

– Да, конечно, – соглашался он с какой-то странной поспешностью. – У Ольги.

Я подошла к окну. На улице моросил мелкий осенний дождь. Капли сбегали по стеклу, искажая очертания серых домов напротив. Почему-то вспомнилось, как пять лет назад Ольга плакала у меня на плече после очередной неудачной попытки ЭКО.

– Это нечестно, – всхлипывала она. – Почему у тебя всё получается, а у меня нет? Ты даже не хотела замуж, а вышла. Не мечтала о муже-бизнесмене, а получила. Почему, Марина, почему?

Я гладила её по голове и молчала. Что тут скажешь? Не напоминать же, как в институте она отбила у меня парня, с которым я встречалась два года. "Прости, сестрёнка, – сказала она тогда, – но я его правда люблю!" Через месяц она его бросила...

Снова шевеление в животе – на этот раз более отчётливое. Я машинально погладила себя по животу и вдруг замерла: в стекле отразилось моё лицо – растерянное, с какой-то печатью обречённости в глазах. Словно я уже знала что-то важное, но боялась себе в этом признаться.

Зазвонил телефон. Высветился номер Ольги.

– Слушай, я тут подумала... – затараторила она. – А давай я сама заеду за тобой в выходные? Андрей же будет занят, а так хоть прогуляемся...

В её голосе звучала плохо скрываемая тревога. Или мне показалось?

– Хорошо, – согласилась я. – Заезжай.

– Замечательно! – она явно обрадовалась. – Тогда до встречи, сестричка!

Я ещё долго стояла у окна, глядя, как темнеет небо над городом. Внутри росло странное предчувствие – будто я стою на краю обрыва и вот-вот сделаю шаг в пустоту. А может, я уже его сделала? Четыре месяца назад, когда согласилась на эту авантюру с суррогатным материнством...

Малыш снова толкнулся. Теперь уже сильнее, увереннее. Словно хотел сказать: "Я здесь. Я с тобой". И впервые за все эти месяцы я подумала: а правильно ли я поступила, согласившись отдать его? Ведь это не просто эмбрион, выращенный из яйцеклетки сестры. Это живой человечек, который растёт во мне, чувствует меня, доверяет мне...

В прихожей щёлкнул замок – вернулся Андрей. От него пахло дождём и чужими духами.

Осколки правды

Запах чужих духов преследовал меня всю ночь. Я лежала, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, и пыталась убедить себя, что мне показалось. Андрей мог ездить в такси, мог общаться с клиентками, мог... В голове роем кружились оправдания, которые я придумывала сама для себя.

– Ты какая-то бледная, – заметила утром Ольга, заехавшая за мной. – Плохо спала?

– Немного, – я пристегнула ремень безопасности. – Малыш активничал.

– Мой малыш? – она просияла, заводя машину. – Знаешь, я уже всю детскую распланировала. Стены будут нежно-зелёные, а на потолке – звёзды...

Я смотрела на её идеальный профиль и вспоминала, как месяц назад случайно увидела в телефоне Андрея странное сообщение. Он забыл гаджет дома, а когда экран загорелся от входящего, я машинально взглянула:

"Любимый, спасибо за вчерашний вечер".

Номер был не определён. Я тогда не стала ничего говорить – мало ли, мог кто-то ошибиться...

– ...а ещё я присмотрела чудесную люстру, – щебетала Ольга. – Представляешь, с бабочками! Когда включаешь – они словно летают по потолку...

Мы остановились на светофоре. Сестра полезла в сумочку за помадой, и из неё выпал блокнот. Я наклонилась поднять – и замерла. На обложке был нарисован знакомый вензель: витиеватые буквы "А" и "О", сплетённые вместе. Точно такой же я видела на запонках, которые подарила Андрею на прошлый день рождения.

– Красивый рисунок, – деревянным голосом произнесла я, протягивая блокнот.

– А, это... – она торопливо спрятала блокнот. – Так, ерунда... Дизайнерские наброски.

Светофор переключился на зелёный. Ольга вдавила педаль газа чуть сильнее обычного. Её руки, лежащие на руле, едва заметно дрожали.

В торговом центре мы ходили от магазина к магазину. Ольга с энтузиазмом выбирала детские вещи, а я не могла отделаться от навязчивой мысли: почему на её блокноте инициалы моего мужа?

– Смотри, какой комбинезончик! – восхищалась сестра. – А эти пинетки! Господи, они такие крошечные...

Я смотрела на неё и вдруг начала замечать то, чего не видела раньше. Как она неосознанно поправляет волосы – точно таким же жестом, как Андрей. Как произносит некоторые слова с его интонациями. Как...

– Мне нужно в туалет, – резко сказала я. – Беременность, сама понимаешь.

– Конечно-конечно! – Ольга махнула рукой в сторону туалетных комнат. – Я пока ещё погляжу вещички.

В туалете я долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Женщина напротив казалась чужой: бледное лицо, растерянный взгляд, подрагивающие губы. В животе снова шевельнулся ребёнок. Я прижала руки к животу, словно пытаясь защитить его от чего-то страшного.

Телефон в сумочке звякнул – пришло сообщение. Я достала его и замерла: это было не моё сообщение. В спешке утром я случайно взяла телефон Андрея – наши аппараты были одинаковыми.

"Любимый, ты сегодня сможешь вырваться? Соскучилась..."

Номер был тот же, неопределённый. Пальцы дрожали, когда я открывала переписку. И с каждым прочитанным сообщением мир вокруг рушился, осыпался осколками.

"Я так больше не могу, любимый. Хочу быть с тобой всегда..."
"Потерпи немного. Скоро всё изменится..."
"Когда она родит нашего малыша..."

Нашего малыша.

Я сползла по стене, не чувствуя холода кафельного пола. В голове звенела пустота, а перед глазами плясали эти страшные слова: "нашего малыша".

В дверь постучали.

– Марина? – голос Ольги звучал встревоженно. – Ты в порядке? Тебя долго нет...

– Сейчас выйду, – я с трудом поднялась на ноги.

– Точно всё хорошо? – она попыталась заглянуть мне в глаза, когда я вышла. – Ты какая-то... странная.

– Всё отлично, – я выдавила улыбку. – Просто устала немного. Поедем домой?

– Конечно-конечно! – она засуетилась. – Тебе нужно отдыхать. Береги себя... и малыша.

Я смотрела, как она идёт впереди меня – красивая, уверенная в себе, моя младшая сестра. Та, которой я собиралась отдать ребёнка. Ребёнка, зачатого от моего мужа.

В машине играла музыка – какая-то популярная песня о любви. Ольга тихонько подпевала, постукивая пальцами по рулю. На безымянном пальце поблёскивало новое кольцо – я никогда его раньше не видела.

– Красивое кольцо, – сказала я, глядя прямо перед собой.

Она вздрогнула и машинально спрятала руку с руля.

– Да... подарок.

– От кого?

Повисла тяжёлая пауза. Где-то на заднем сиденье завибрировал телефон – теперь уже её. На экране высветилось имя: "Любимый". И фотография – Андрей, улыбающийся, в той самой рубашке с запонками...

Своя правда

Я не помню, как добралась до дома. Все последующие дни слились в один бесконечный кошмар. Я не отвечала на звонки – ни Ольги, ни Андрея. Сказалась плохим самочувствием и заперлась в квартире, которая вдруг стала такой чужой. Каждая вещь здесь кричала о предательстве: совместные фотографии на стенах, парные чашки на кухне, его бритва в ванной...

– Мариночка, открой! – голос Ольги за дверью звучал умоляюще. – Нам нужно поговорить!

Я молчала, сидя в кресле и машинально поглаживая живот. Ребёнок словно чувствовал моё состояние – толкался особенно сильно, будто пытался достучаться.

– Послушай, я всё объясню! – не унималась сестра. – Это не то, что ты думаешь!

А что я должна думать? Что моя родная сестра и мой муж... Нет, я даже мысленно не могла произнести эти слова.

– Марина! – теперь в дверь барабанил Андрей. – Открой, пожалуйста! Давай поговорим как взрослые люди!

Как взрослые люди? Я истерически рассмеялась. Взрослые люди так не поступают.

– Уходите, – наконец произнесла я. – Оба уходите.

За дверью повисла тишина. Потом послышался шёпот – они переговаривались. Интересно, как давно они научились говорить шёпотом? Как давно научились прятаться? Лгать?

– Мы любим друг друга, – вдруг сказала Ольга. – Прости, но это правда. Мы не хотели делать тебе больно...

– Не хотели делать больно? – я наконец подошла к двери. – А как называется то, что вы сделали? Использовали меня как инкубатор для вашего ребёнка?

– Это не так! – голос Андрея дрогнул. – Мы просто...

– Просто что? – я прислонилась лбом к холодной двери. – Просто решили, что так будет удобнее? Что я по доброте душевной выношу ребёнка, а потом отдам его вам? И вы заживёте счастливо, втроём?

– Мы всё компенсируем, – торопливо заговорила Ольга. – Квартиру, машину – что захочешь! Ты же понимаешь, этот ребёнок... он наш. Мой и Андрея.

Я закрыла глаза. В голове звенели её слова: "он наш". Ребёнок, который жил во мне все эти месяцы. Который толкался по ночам. Которому я пела колыбельные. Который слышал биение моего сердца...

– Нет, – тихо сказала я. – Он мой.

– Что? – голос Ольги взвился. – Ты не можешь! Генетически он...

– Генетически – да, – я положила руку на живот. – Но он живёт во мне. И останется со мной.

– Мы подадим в суд! – закричала Ольга. – У нас есть все документы! Ты просто суррогатная мать, ты обязана...

– Замолчи, – вдруг резко сказал Андрей. – Просто замолчи.

Снова тишина. Только часы на стене отсчитывали секунды.

– Прости меня, – наконец произнёс Андрей. – Я во всём виноват. Я должен был...

– Не надо, – перебила я. – Просто уходите. Оба.

Я слышала их шаги по лестнице. Они уходили вместе – мой муж и моя сестра. Два самых близких человека, которые превратили мою жизнь в ад.

Я опустилась в кресло и впервые за эти дни позволила себе заплакать. Слёзы текли по щекам, а малыш в животе толкался особенно активно, словно пытался утешить.

– Всё будет хорошо, – прошептала я, поглаживая живот. – Мы справимся. Ты и я.

За окном шёл дождь – точно такой же, как в тот день, когда я согласилась на суррогатное материнство. Но теперь он не казался мне унылым. Он смывал прошлое, чтобы освободить место для нового начала.

Я часто думаю: может ли предательство быть во благо? Может ли боль сделать нас сильнее? И что важнее – узы крови или узы любви, связывающие мать и дитя?

А что думаете вы, дорогие читатели? Правильное ли решение приняла героиня?

ЕЩЁ

— Вы резервировали столик? — спросила приятная девушка-администратор.

— Нет, я… меня ждут, — сказал Илья, выводя на зрачок подвешенную Линой стрелку.

Появившись, метка покрутилась немного и указала направление. Илья повернул голову и увидел в конце зала Лину:

— Вон там, девушка в синем платье.

Администратор проследила за его жестом:

— Поняла. Давайте я вас проведу…

— Нет, спасибо. Я… сам. Позовите лучше официанта сразу. И… вазочку бы еще. — Илья приподнял букет, давая понять, зачем та понадобится.

Девушка улыбнулась:

— Поняла вас. Официант будет в течение полутора минут, а вам хорошего отдыха.

Лина не заметила, как подошел Илья: что-то смотрела в очках.

На простенькой видеовизитке она, — что было редкостью, — выглядела лучше, чем на профессиональных фото. А вживую оказалась даже еще красивее. При том что в ее внешности не было ничего вычурного или особенно изящного: обычные правильные черты, вместе складывавшие лицо, которым хотелось любоваться.

— Лина?

Она перевела взгляд.

— Лин, прости… это какой-то кошмар с пробками…

Девушка мотнула головой — свернула все окна в очках — и улыбнулась вежливо:

— Ничего страшного. Привет. — Глянула на букет. — Это… мне?

— Да, — Илья протянул ей цветы.

Лина не спешила их брать:

— У нас дейт. Не свидание, — говоря это, она чуть отстранилась. Илья понял, какими ему показались ее глаза. Печальными и потому умными, а еще — он только теперь заметил — немного затравленными.

— Я знаю, но… Мы же знакомимся. Это хороший повод. Я и маме дарю иногда цветы. И сестре. Это… знак внимания. — Он нервно пожал плечами, все так и протягивая букет, и подумал про себя: «Ой муда-а-а-а-а-а-ак». — Нет, если хочешь — можно их… Оставишь на столе потом или попросим официантку сразу унести, я не против…

Он уже потянул букет обратно к себе, но Лина быстро сказала:

— Да конечно. Давай сюда. — Она взяла цветы, привстав, и наклонила к букету лицо, вдохнуть запах.

— Спасибо, мне приятно, — сказала девушка, когда Илья уже сел. — Просто это необычно. На знакомства перед дейтом редко с цветами приходят.

— А еще реже их дарят… — сказал тихо Илья.

Лина не поняла. Она вопросительно посмотрела на него, но спросить не успела: пришел официант.

Молодой, смуглый, чуть прихрамывавший. Он принес меню и высокую стеклянную вазу с водой.

— Добрый день, вот ваше меню, — сказал он с вежливой-превежливой улыбкой.

— Оу, бумажное, — приятно удивился Илья и снял очки.

— Закажете что-нибудь сразу или?..

— Подумаю, подумаю, — торопливо и чуть нервно сказал Илья и стал открывать папку.

— Позвольте? — протянул официант руку к букету.

Он аккуратно вставил его в вазу, чуть повернул, добиваясь какого-то особенно удачного, по его мнению, ракурса, и выпрямился:

— Вам что-нибудь принести, девушка?

Лина покачала было головой, чуть устало прикрыв глаза, но потом вдруг что-то вспомнила:

— А-а-ам-м-м… Принесите «Поцелуй на пляже».

Официант охотно кивнул:

— «Поцелуй на пляже» для девушки, и мужчина закажет позже.

— Сейчас я выберу быстро — и весь твой, — сказал Илья, когда парень ушел. — Прости, есть дико хочу.

Лина пожала плечами чуть удивленно:

— Да ладно… выбирай.

Она посмотрела на букет. Потрогала аккуратно кончиками пальцев лепесток одной из роз. Потом перевела взгляд на торопливо листающего меню Илью.

— Ты что… Нервничаешь?

— Я? — Он замер и посмотрел на нее. — Ну… Если честно, то… есть немного.

— Почему?

— Ну… Мы… мы знакомимся. И… — Он развел руками, пытаясь показать, что для него ответ так очевиден, что он даже слов подобрать не может.

Лина отвернулась и чуть неодобрительно покачала головой. Коснулась пальцем тачпада на виске, что-то поискала.

Потом снова мотнула головой, закрывая окна, и спросила чуть подозрительно:

— Слушай, а сколько у тебя детей?

— Детей? У-у-ух… — Если бы она спросила, сколько дейтов, было бы проще. — Ну… пф-пф-пф… вообще сейчас… скажем так… подтвержденных детей девятнадцать, — решил он.

Лина неодобрительно усмехнулась:

— Ох, еще один папашка…

— Да нет, — чуть возмутился Илья. — Я просто… Не знал, как считать. У меня четыре пары близнецов. Вернее… Три пары и одна тройня.

— А-а-а, — понимающе протянула Лина. — ЭКО, да? Часто бывает.

— Тройня и две пары — да. Еще одни просто получились... — Илья чуть смутился. — ...естественным путем. Вот я и не знаю, как их считать. Кто-то говорит просто, что считается только оплодотворение, а кто-то…

— Результат, думаю, надо считать.

— Тогда девятнадцать. Наверное. Двое еще было, но они… — Илья чуть тихо кашлянул и закончил вполголоса: — ...умерли.

Лина стала совсем серьезной:

— Воидеф-тридцать четыре? По возрасту подходишь…

— Да, один… мальчик… заразился тогда где-то и... А другой просто с родителями на машине разбился в позапрошлом году.

— Херово, — грустно вздохнула Лина. Помолчала немного, потом качнула головой. — И сколько из этих двадцати одного утробкой зачаты были?

Сам вопрос Илье не понравился. Такие дейт-партнерам было не принято задавать, особенно при знакомстве. Но ему понравилось, что Лина посчитала тех двоих, и он ответил:

— Семеро. Ну, в смысле пять обычных малышей и еще пара близняшек.

— За десять лет всего шесть утробок? — Лина посмотрела недоверчиво.

Пришел официант. Он поставил перед Линой высокий бокал с трубочкой: «Прошу, ваш коктейль», — и повернулся к Илье.

— А принесите, пожалуйста, суп тот… такой зеленый, с зайчиком.

— Огуречный гаспачо по-боливийски, — улыбнувшись, подсказала Лина. — И двойную порцию гренок к нему, пожалуйста, — добавила она официанту, а Илье заговорщически пояснила: — Украду у тебя немного.

Илья только развел руками, сдаваясь на ее милость, а потом снова посмотрел на официанта:

— Попить — «Невинную Мэри», сразу две давайте. И… меню я еще полистаю.

— Боливийский гаспачо с двойными гренками… Порцию в отдельной посуде? — Парень глянул на Лину. Та кивнула, и он продолжил: — И две «Невинных Мэри».

— Все верно, спасибо.

Илья посмотрел на Лину. Она, видимо, следила, как удаляется официант. Потом перевела взгляд на Илью и, продолжая сидеть, откинувшись на спинку стула, спросила, кивнув:

— Так что? Илья, двадцать восемь лет. Почему так мало утробок? Да и вообще детей. У меня уже семнадцать, а я и девушка, и младше. Троих даже сама родила.

Илья вспомнил одно из ее фото, то, где Лина была в спортзале, в высоком топе. Хорошо восстановилась, после троих-то.

— Я… как все вроде бы. Дейты не пропускал, несколько инициативных оплодотворений даже было. — Он пожал плечами. — Меня вызывают — я хожу. Не знаю. — Тут он догадался. — Может, семенной материал используют неактивно. Даже для троек есть лимит на оплодотворение. Ну, чтобы в будущих поколениях инцест не…

— То-о-о-очно, — она отпила немного коктейля через трубочку и снова откинулась на стуле, с удовольствием облизнув губы. — Вас же не уведомляют, если сперму используют.

— А вас уведомляют?

— Конечно. Как только яйцеклетку оплодотворили — сразу сообщение с благодарностью на... — Лина указала пальцем на стекло своих очков и издала щелкающий звук. — ...зрак падает.

— Логично. Яйцеклетки — материал более ценный.

— Да уж… — Она поморщилась, вспоминая что-то. — Как вы, литрами сперму сдавать не можем.

— Ну, литрами сперму сдавать не получается. Вот если бы в манипуляционных комнатах были твои фотки...

Лина сперва нахмурилась, скорее не из-за пошлости сказанного, а просто не поняв Илью. Потом до нее дошло, и девушка нервно хихикнула.

— Шуточки начались?

— Я задумывал как комплимент.

Она снова усмехнулась и повторила вполголоса:

— Комплимент…

Лина устроилась на стуле поудобнее. Посмотрела на Илью внимательно.

— Так серьезно сказал. Я даже не поняла сразу.

— Так смешнее получается. Если с серьезным лицом шутить.

Лина посмотрела вверх в сторону, словно смакуя сказанное, а потом кивнула:

— Пожалуй. — Глянула на Илью еще раз, провела рукой по лицу, убирая спавшую прядь. — Понравились тебе, значит, фотки?

— Очень. Но видеовизитка больше.

— Пф-ф-ф, — она отвернулась, немного смущенная, но польщенная. — Тоже мне… Нашел. На фотках я вся такая… — она сделала неопределенный жест ладонями, словно между ними должно было появиться что-то невероятное в своей красоте.

— На видео ты… Живее… Как объяснить-то… Я по работе когда актрис смотрю, то фото и видео отличаются. Бывает, что статично — красотка, а на видео обычная. Или наоборот: на фото не очень черты лица, а в динамике как-то так двигаются, что засмотреться можно. А ты и на фотках классная, и на видео… И сейчас.

— Тоже придумал… хвост, даже не красилась…

— Я не буду тебя уговаривать, что ты красивая. Если считаешь, что ошибаюсь — считай. Но мне очень понравилась.

Она открыла рот еще что-то сказать, явно несогласная, но увидела что-то за спиной Ильи и замолчала. Он догадался, что там идет официант.

Тот пришел с подносом: поставил перед Ильей суп и блюдце с поджаренными, крошащимися, слегка блестящими от масла, но все же выглядящими сухими и хрустящими гренками. Второе такое же блюдце официант поставил перед Линой. Потом взял с подноса один за другим бокалы с «Мэри», выставил перед Линой и Ильей по одному.

Все это время они молчали. Илья следил, как официант ставит посуду, а Лина посмотрела на лежащие на столе очки Ильи, сняла было свои, но потом надела и немного торопливо стала что-то искать в сети.

— Ты ведь не будешь? — Илья указал на бокал с красным густым коктейлем перед ней.

— Конечно, это же твой, — торопливо сказала девушка.

Потом сняла очки. Закрыв дужки, положила перед собой и внимательно посмотрела на Илью.

Он тоже начал ее рассматривать. Ему нравилось, как девушки выглядят в очках, особенно таких, как у нее: винтажная оправа, словно очки коррекционные. Но Лине было лучше без них. Ее большие карие глаза были великолепны. Ему нравился их разрез, нравились длинные темные ресницы, нравилось, как блестят радужки. Даже то, что глаза карие, хоть сама Лина светло-русая — тоже безумно нравилось. Нравился и ее носик: с небольшой россыпью веснушек на переносице и чуть курносенький, совсем капельку, просто чтобы быть милым. Нравились губы, самые обычные, но почему-то выглядевшие идеально на Линином лице. Но больше всего нравилось, что можно говорить комплименты ничуть не лукавя. Она и правда была красивой.

— А кем ты работаешь, что девчонок смотришь? Из анкеты непонятно. — Лина теперь сидела, положив локти на стол и опираясь щекой на сложенные ладони.

— Я рекламщик. Иногда снимаем ролики, иногда нужны промо-девушки… Разные проекты бывают. Но люди нужны часто.

— Понятно… И нравится тебе работа?

— Да, вполне.

Лина задумалась. Потом вдруг спросила:

— Слушай, а ты сказал, что у тебя несколько оплодотворений было инициативных… Ты воспитываешь кого-то из своих детей?

— Нет. Как-то… То молодой был. То… помогал уже семейным парам. То… То просто… — Он вдруг поддался порыву и сказал: — Была одна девушка, собирались пожениться. Но… разошлись. Разошлись мирно, по-дружески. Вот… И она попросила зачать ей ребенка. На прощание как бы…

— Ну, если уж подвернулся тройка. — Лина слегка кивнула, как бы признавая разумность решения. — Молодую бабу со здоровым ребенком, еще и от тройки… С руками оторвут.

— Это правда… Она сейчас замужем, растят пацана. Но со мной не общается. Да я и не хочу.

— Это тоже правильно, — задумчиво сказала Лина.

— А ты? Воспитываешь кого-нибудь?

— Нет.

Ответила Лина очень быстро и коротко, словно после «нет» умудрилась как-то произнести еще и точку.

— А, слушай, у тебя там было фото со шпагой. — Илья поторопился сменить тему. — Я, конечно, больше на костюм обратил внимание… Ну, — он чуть покачал головой, словно уворачиваясь от чего-то. — Ноги… фигура… Но шпагу заметил. Ты фехтуешь или это чисто для фотосессии?

Величественные острова, пестрящие озорством красок. Яркой зеленью лугов и бликами джунглей. Где блуждает мощь, воплощенная в дикую грацию пумы, либо непоколебимость объятия анаконды. Миры… Где можно летать под сводом неба, не боясь что тебя опустит на землю древний титан Аргус, за то что нарушаешь законы древних времён. И где нет опасности… Потому что есть ОН.

Кто?

Она сама не знала. Она звала его… Нет, не звала. Он всегда приходил сам. Возникая из неоткуда и будучи ничем. Он молчал. Всегда. Он всегда был далеко и где-то рядом. Не показываясь на глаза, но каким-то чудным образом всегда говоря что он здесь. Что он не даст в обиду его маленькую Анастасию, и будет любить её, и защищать до скончания веков. Он был рядом… И далеко. Когда она спала, и даже когда она бодрствовала. Врач сказал, что это нормально. Что у маленькой девочки может быть воображаемый друг. И что в этом ничего страшного нет. Она вырастит. И более не будет нуждаться в защите пустоты, которую она именует другом. Что её мир окрепнет, и не надо будет искать повода закрываться в себе, не пуская никого, и общаться только с ним. Со своим собственным я.

Анастасия не верила в это. Никогда. Она могла допустить что все слова доктора правда. Но не могла согласиться с этим. Не потому, что так не могло быть. А потому что это невозможно. Она всегда ощущала ЕГО присутствие. ОН всегда был рядом. И не покидал её. Когда на вас смотрят, пускай вы не знаете и не видите кто именно, но разве вас не покидает ощущение что вы не одни, что за вами наблюдают? А ОН смотрел всегда. На неё. И на всё что происходит вокруг. Пускай в НЕГО не верят родители, пускай никто не верит. Но Анастасия то знает, что ОН есть. И что ОН рядом.

-Проводишь меня?- шире улыбнулась девочка.

-Д-а-а-а-а-а-а…- молча ответила тишина.

И она уснула…

Она придирчиво оглядела комнату через камеру ноутбука. Позади неё на стене – семейные фотографии в рамках, которые она каждую неделю протирает от пыли. Марина на выпускном, Андрюша с первой наградой по программированию, общее фото с золотой свадьбы родителей... Виктор. Его фотография теперь всегда бросается в глаза первой, хотя прошло уже полгода.

– Витя, ты бы сейчас посмеялся надо мной, – прошептала Анна Петровна, поправляя седую прядь перед камерой. – Твоя жена на старости лет стала блогером.

Она помнила, как муж подтрунивал над её страхом перед компьютером. "Нюра, это просто большой калькулятор, не бойся ты его!" А теперь вот... Два месяца ушло на то, чтобы освоить видеозвонки. Марина по телефону терпеливо объясняла, какие кнопки нажимать. "Мам, это же просто! Смотри, зелёная трубочка – ответить, красная – закончить разговор". Просто... Для них всё просто.

13:50. Анна Петровна поставила на столик рядом с ноутбуком чашку с любимым жасминовым чаем – такой же пила её мама. Рядом положила записную книжку. За неделю всегда набиралось много важного: что рассказать детям, о чём спросить, что посоветовать. Раньше всё случалось само собой, за общим столом, а теперь каждое слово нужно беречь, успеть за короткие минуты звонка.

– Господи, только бы интернет не подвёл, – пробормотала она, в сотый раз проверяя значок связи.

14:02. Сердце привычно ёкнуло – они опаздывают. Всегда опаздывают, у каждого свои дела, свои заботы. Марина в своём Питере вечно спешит, говорит на бегу, камера прыгает – она спускается в метро или бежит по супермаркету. "Мам, прости, совещание затянулось... клиент задержал... пробки..." А у Андрея вечно что-то с камерой не так, то показывает половину лица, то вообще чёрный экран. "Извини, мам, связь плохая... перезвоню через пять минут..."

14:10. Тишина. Анна Петровна взяла телефон – может, кто-то написал? Нет, последнее сообщение от Марины вчерашнее:

"Целую, мамуль, завтра созвонимся!"

– Раньше дети домой приезжали, – вздохнула она, поглаживая подлокотник кресла, где любил сидеть Виктор. – А теперь вот... пиксели на экране.

Наконец ноутбук издал знакомую трель. На экране появилось лицо дочери – макияж безупречный, волосы уложены, на заднем фоне – белая стена её питерской квартиры.

– Мамочка, привет! Прости, опаздываю, такое утро сумасшедшее!

– Здравствуй, доченька, – Анна Петровна подалась к экрану, жадно вглядываясь в родные черты. – Как ты? Выглядишь уставшей.

– Да нет, мам, всё хорошо. Просто много работы. А ты как? Давление не беспокоит?

Анна Петровна открыла записную книжку:
– Я тебе хотела рассказать... Помнишь Веру Михайловну с пятого этажа? У неё внучка...

– Мам, извини, – перебила Марина, – мне через двадцать минут надо бежать. Давай сразу о главном? Ты лекарства все принимаешь? В поликлинику сходила?

– Да-да, всё хорошо, – Анна Петровна захлопнула книжку. Снова не успеет рассказать главное. – А ты... ты не думаешь приехать? Хоть на выходные?

На экране мелькнула тень беспокойства.
– Мам, ну мы же говорили. Сейчас такой период сложный, проект новый... Может, через месяц-другой...

Экран моргнул, появился Андрей – небритый, в футболке, за спиной видна кухня.

– Всем привет! Мам, ты выглядишь отлично!

– Андрюша... – голос Анны Петровны дрогнул от радости. – Я пирог испекла вчера, твой любимый, с яблоками. Показать?

– В следующий раз, мам, – он говорил торопливо, то и дело поглядывая куда-то в сторону. – Слушай, я тебе хотел сказать... мы с Леной дом купили. В пригороде.

Анна Петровна застыла:
– Дом? А как же... а ко мне теперь...

– Мам, это же здорово! – вмешалась Марина. – У них там воздух чистый, Мишке будет где побегать.

– Мишка... – Анна Петровна сглотнула комок в горле. – Андрюша, а можно с внуком поговорить?

– Он на тренировке, мам. В следующее воскресенье обязательно!

Разговор рассыпался на короткие фразы. "Как ты?" – "Нормально." – "Держишься?" – "Да." – "Ты кушай хорошо, не экономь." – "Конечно."

– Ладно, мам, нам пора, – первой заторопилась Марина. – Ты берегись там, хорошо?

– Пока, мам! – Андрей помахал рукой.

Экран погас. Два часа двадцать три минуты. Восемь минут разговора.

Анна Петровна долго сидела неподвижно, глядя в чёрный экран, где ещё недавно были лица её детей. Потом медленно встала, подошла к окну. Во дворе играли чьи-то дети, молодая мама фотографировала малыша на качелях.

– Витя, – прошептала она, касаясь обручального кольца, – помнишь, как мы с тобой их на этих качелях качали? А теперь... теперь я даже не знаю, какие они настоящие, мои дети. Только пиксели на экране, только голоса из динамика...

Она достала телефон, открыла сообщения.

"Спасибо за звонок, целую, ваша мама."

Отправить Марине. Отправить Андрею.

В кухне остывал нетронутый чай и недорассказанные истории в записной книжке ждали следующего воскресенья.

ТИШИНА

В среду случилось непоправимое – сломался интернет. Просто погас значок связи, и весь мир за пределами квартиры перестал существовать.

Анна Петровна металась между телефоном и ноутбуком. Звонить детям? Нет, они на работе, занятые своими делами... Вызвать мастера? Но Виктор всегда говорил: "Нюра, не пускай чужих в дом, когда я на работе". Даже сейчас она не могла преступить через его слова.

– Господи, а вдруг до воскресенья не починят? – эта мысль заставила её похолодеть.

В справочнике нашёлся телефон провайдера. "Ваш звонок очень важен для нас..." – повторял механический голос. Анна Петровна просидела с трубкой у уха сорок минут, вспоминая, как раньше можно было просто постучать в стенку соседке бабе Клаве, и та приходила со своим внуком-студентом, который разбирался во всей этой технике.

Но бабы Клавы уже год как нет, а новых соседей Анна Петровна даже не знала по именам.

– Здравствуйте, компания "Быстрый интернет" слушает...

Девушка на том конце провода говорила что-то про "проверить кабель", "перезагрузить роутер", но слова путались в голове, становясь бессмысленным набором звуков.

– Доченька, – прервала её Анна Петровна, – я старый человек, я не понимаю... У меня дети далеко, мы по воскресеньям разговариваем. Я их увидеть должна, понимаешь?

В трубке повисла пауза.

– Бабушка, давайте я вам мастера пришлю? За счёт компании.

– А когда? – сердце ёкнуло.

– В порядке очереди... В понедельник сможем.

– В понедельник? – голос дрогнул. – А раньше никак? У меня же в воскресенье дети...

– Извините, раньше никак. Выходные же...

Остаток недели превратился в бесконечное ожидание. Анна Петровна то и дело подходила к ноутбуку, проверяла значок связи, перезагружала "как учила Марина". Ничего не помогало.

В субботу вечером она не выдержала, позвонила дочери.

– Мариночка, у меня интернет сломался...

– Мам, я за рулём, давай позже перезвоню?

Она не перезвонила.

Воскресенье началось как обычно. Анна Петровна прибрала квартиру, протёрла экран ноутбука, расставила на столе чашки с блюдцами – будто дети могли разделить с ней воскресный чай.

Без пятнадцати два она сидела перед чёрным экраном, сжимая в руках телефон. Часы отсчитывали минуты, а она всё надеялась на чудо.

В два часа пять минут раздался звонок на мобильный. Марина.

– Мам, ты где? Не можем до тебя достучаться!

– Доченька, у меня интернет...

– А, точно, ты же говорила. Ну ничего, в следующее воскресенье увидимся. У меня тут кстати...

– Подожди! – вдруг вырвалось у Анны Петровны. – Подожди, не клади трубку... Давай просто поговорим? Как раньше?

– Мам, – в голосе дочери появилось знакомое нетерпение, – мы же договорились: воскресенье – время для видеозвонка. У меня всё расписано, через двадцать минут встреча...

– А помнишь, – Анна Петровна сжала трубку крепче, – как мы раньше по воскресеньям пироги пекли? Ты тесто месила, а Андрюшка яблоки крал, думал, никто не видит...

– Мам, – теперь в голосе звучала тревога, – ты какая-то странная сегодня. Ты точно в порядке? Может, давление?

– Да, – она сглотнула комок в горле, – наверное, давление. Извини, что побеспокоила.

– Ну всё, целую! В следующее воскресенье созвонимся!

Тишина. Анна Петровна медленно опустила телефон. В отражении на экране ноутбука она увидела своё лицо – и не узнала его, будто за эту неделю постарела на десять лет.

Зазвонил телефон – Андрей.

– Мам, ты как? Марина сказала, ты расстроенная...

– Всё хорошо, сынок. Это я просто... соскучилась.

– Мам, – он помолчал, – может, тебе компьютер новый купить? Чтоб интернет не барахлил?

– Не надо, – она смотрела на семейные фотографии на стене, – дело не в компьютере, Андрюша.

– А в чём?

Она не ответила. Да и как объяснить им, что дело не в пикселях и мегабайтах? Как рассказать о тоске по теплу детских рук, по звону ложечек в чашках с чаем, по живым голосам и смеху?

– Ладно, мам, мне пора. Ты держись там!

Снова тишина.

Анна Петровна встала, подошла к окну. Воскресная улица жила своей жизнью: молодые мамы с колясками, старики на лавочках, влюблённые парочки. Все вместе, все рядом.

Она достала из серванта старый фотоальбом, села в кресло мужа. С пожелтевших страниц смотрели счастливые лица: вот они с Виктором молодые, вот дети маленькие... Когда же всё изменилось? Когда живые улыбки превратились в пиксели на экране?

Телефон тихо звякнул – сообщение от Марины:

"Мам, может, тебе к нам переехать? Мы с Андреем обсудили..."

Анна Петровна не стала дочитывать. Она знала: это не решение. Не в расстоянии дело, не в километрах. А в чём? Этот вопрос бился в висках, не находя ответа.

За окном садилось солнце. Воскресенье заканчивалось. А в кухне остывал чай уже в трёх чашках – будто её дети могли присоединиться к этому молчаливому чаепитию.

ЖИВЫЕ ГОЛОСА

В понедельник мастер так и не пришёл. "Извините, авария на линии, работы затянулись..." – объяснила девушка из техподдержки. Анна Петровна только кивнула в трубку, хотя собеседница не могла её видеть.

Весь день она перебирала старые письма. Вот открытки от детей – с праздниками, с днём рождения. Почерк менялся: детский, угловатый, становился взрослым, уверенным. А потом письма закончились, сменились короткими сообщениями в телефоне.

Вечером раздался неожиданный звонок.

– Мам, – голос Марины звучал непривычно взволнованно, – ты помнишь, что ты мне говорила, когда я в Питер переезжала?

– Что именно, доченька? – Анна Петровна присела в кресло, прижимая трубку к уху.

– Про расстояния. Что они существуют, только если мы им позволяем.

– Помню, – она улыбнулась. – Это ещё бабушка говорила.

– Знаешь, – Марина помолчала, – я сегодня весь день думала... Мы с Андреем говорили... Мам, мы так виноваты перед тобой.

– Что ты, деточка...

– Нет, правда. Мы всё время спешим, бежим куда-то. Делаем вид, что эти воскресные звонки – настоящее общение. А ведь это просто... галочка в расписании.

Анна Петровна молчала, слушая дыхание дочери в трубке. Живое, настоящее.

– Мам, мы завтра приедем. С Андреем. Он уже билеты купил.

– Как... завтра? – она растерялась. – А работа?

– Работа подождёт. Знаешь, я вчера весь вечер альбомы старые смотрела. Помнишь, как мы на даче клубнику собирали? А потом варенье варили, и я банку разбила...

– Помню, – Анна Петровна прикрыла глаза. – Ты так испугалась тогда...

– А ты меня обняла и сказала: "Доченька, главное – что ты не порезалась. Банки новые купим, а руки у тебя одни".

Они проговорили два часа. Впервые за долгое время – по-настоящему, не торопясь. О прошлом и настоящем, о детях и внуках, о страхах и надеждах.

На следующий день они приехали – оба, без предупреждения. Просто позвонили в дверь.

– Мам, давай помогу с пирогом! – Марина уже повязывала фартук. – Я так соскучилась по твоей кухне.

Андрей притащил новый роутер: "Теперь точно работать будет!" Но сначала они пили чай – все вместе, из старых чашек с золотой каёмкой.

– Мам, – Андрей держал в руках дымящуюся чашку, – а помнишь, как я этот сервиз разбил? Две чашки...

– Три, – улыбнулась она. – И блюдце.

– Точно! А папа тогда сказал...

– "Посуда бьётся к счастью", – закончили они хором и рассмеялись.

Они проговорили до глубокой ночи. Марина осталась ночевать в своей старой комнате, Андрей – в своей. А Анна Петровна долго не могла уснуть, прислушиваясь к родным голосам за стеной – дети тоже не спали, всё говорили о чём-то.

Утром Марина пожарила свои фирменные оладьи ("Помнишь, мам, ты меня учила – тесто должно постоять..."), Андрей возился с компьютером.

– Всё, мам, теперь связь будет отличная! – объявил он. – Я тут ещё программу установил, можно будет в групповой чат...

– Сынок, – Анна Петровна тронула его за плечо, – спасибо. Но давай сначала позавтракаем? Все вместе.

Он замер, потом кивнул:
– Знаешь, а ведь я помню, как папа всегда говорил: "За столом – никаких телефонов!"

– А я помню, как ты их под столом прятал, – засмеялась Марина.

Они уехали вечером – у обоих были обратные билеты. Но что-то изменилось. Будто треснула невидимая стена из пикселей и байтов, а сквозь трещину пробился живой, тёплый свет.

– Мы теперь чаще будем приезжать, – сказала Марина, обнимая мать на прощание. – И звонить не только по воскресеньям.

– И не только по видео, – добавил Андрей.

Вечером Анна Петровна сидела в кресле мужа, глядя на затихающий двор за окном.

– Витя, – прошептала она, – ты был прав. Техника – это просто техника. Главное – живые голоса. Живые сердца.

А на кухне, в старых чашках с золотой каёмкой, остывал чай – впервые за долгое время, выпитый не в одиночестве.

НОВЫЕ ТРАДИЦИИ

Прошло три месяца. Многое изменилось в квартире Анны Петровны. На кухонной стене появился календарь, где разными цветами были отмечены дни: красным – приезд Марины, синим – Андрея, зелёным – видеозвонки.

Но главное изменилось не в квартире – в жизни.

Теперь они звонили не только по воскресеньям. Марина могла позвонить вечером, возвращаясь с работы: "Мам, представляешь..." И они говорили – просто говорили, без видео, без спешки. О работе, о погоде, о новом рецепте пирога.

Андрей часто звонил по утрам: "Мам, я тут кашу варю Мишке, ты говорила, какую-то хитрость знаешь?" И она рассказывала – не только про кашу, но и про то, как готовила для них, когда они были маленькими.

А по воскресеньям они всё так же собирались у экранов – но теперь это было по-другому.

– Мам, смотри, что я купила! – Марина показывала новое платье, кружилась перед камерой. – Как думаешь, не слишком молодёжное?

– В самый раз, – улыбалась Анна Петровна. – Ты же помнишь, что бабушка говорила? "Возраст – не в паспорте, а в глазах".

– Бабуля, а я вчера пятёрку получил! – вклинивался Мишка, внук Андрея, размахивая тетрадкой перед камерой.

– Молодец! – она всматривалась в родное лицо с веснушками. – Вылитый твой папа в детстве. Он тоже всегда первым похвастаться бежал.

– Неправда! – смеялся Андрей где-то за кадром.

Но главное – они стали приезжать. Не по графику, не по обязанности – по зову сердца.

Марина могла примчаться на выходные: "Мам, я так соскучилась по твоим пирогам!" А потом они до ночи сидели на кухне, и дочь рассказывала о своих страхах, надеждах, мечтах – как в детстве.

Андрей привозил Мишку: "Пусть у бабушки поживёт недельку, воздухом подышит". И квартира наполнялась топотом детских ног, звонким смехом и бесконечными "бабуль, а расскажи..."

В этот воскресный день они снова собрались у экранов – все вместе. На столе у каждого стояла чашка чая, будто они сидели за одним столом.

– Мам, – вдруг сказала Марина, – а помнишь тот день, когда у тебя интернет сломался?

– Помню, – кивнула Анна Петровна. – Как не помнить.

– Знаешь, – дочь помолчала, – это был такой урок для нас. Мы ведь думали, что эти воскресные звонки – это и есть общение. А оказалось...

– Оказалось, что общение – это когда душа с душой разговаривает, – закончил Андрей. – Неважно, через экран или по телефону.

– Или просто в тишине рядом посидеть, – добавила Марина. – Помнишь, мам, как ты нас в детстве учила? "Главное – не сколько времени вместе провели, а сколько любви друг другу отдали".

Анна Петровна смотрела на родные лица на экране. Теперь они были не просто пикселями – они были окошками в живые, полные любви сердца её детей.

– Мам, – Андрей подался к камере, – мы через неделю приедем, все вместе. У Мишки каникулы начинаются.

– А я архив разобрала, – подхватила Марина. – Столько старых фотографий нашла! Привезу, вместе посмотрим.

Анна Петровна улыбнулась:
– Приезжайте. Я пироги испеку – и яблочный, и с капустой. И чай будем пить – из старых чашек с золотой каёмкой.

Вечером она сидела в кресле мужа, перебирая четки – привычка, оставшаяся от мамы.

– Знаешь, Витя, – тихо сказала она, глядя на его фотографию, – наши дети выросли хорошими людьми. Они научились главному – слышать сердцем. А остальное... остальное приложится.

За окном догорал закат, окрашивая небо в тёплые тона. Где-то там, в других городах, её дети тоже смотрели на это небо. И пусть между ними были километры – сердца их бились в унисон, связанные невидимыми, но прочными нитями любви.

А на кухонном календаре уже были отмечены новые даты встреч – теперь не только в пикселях на экране, но и в живых объятиях, в тёплых улыбках, в настоящих, не виртуальных разговорах по душам.

ЧТО ЕЩЁ ПОЧИТАТЬ

В моей голове уже начал созревать план. И как придти и как сбежать. Просто так должок старик мне не вернёт.

Продолжение следует...