Как разбогатеть в Саут-Химборне, если ты провалил экзамены, прогулял родительские деньги в кабаках и пятый день получаешь любовь в кредит? Конечно же, придумать «гениальный» план.
Ох, друзья!
Как-то раз нужно было мне срочно раздобыть деньжат. И тогда меня посетила одна гениальная идея... Но обо всём по порядку.
Родом я из такой глуши, что и на карте не сразу сыщешь: деревушка Кандалопа, затерявшаяся между Гурхом и Мильборном. И населения-то всего сорок три человека. Сплошная глушь, да и только.
Сородичи решили снарядить меня в столицу — в Саут-Химборн, поступать в университет. Потому что, по их мнению, я был самый смышлёный. Хотели, чтобы я стал известным врачевателем и прославил нашу деревушку.
Вы бы видели, как меня провожали! Закололи двух свиней, хотели и барана, но он неведомо как прознал, что готовится посягательство на его жизнь, и сбежал, лихо перепрыгнув через ограду.
Вышел наш председатель в костюме, с медалью на груди. Обнимал меня, плакал, всё приговаривал:
— Одна надежда на тебя...
И тщательно вытирал слёзы моей новой белой рубашкой.
Мать тоже обняла и наказала:
— Ты только хорошо прославь нашу Кандалопу, сынок. Так, чтоб запомнили!
Старший брат подошёл, ухмыльнулся:
— Если профукаешь такой шанс — накостыляю.
В общем… я не поступил.
***
Собранные деньги быстро закончились: ушли на кабаки и девок. Возвращаться было как-то неловко, не хотелось прожить всю жизнь с клеймом неудачника.
Нужно было срочно раздобыть монет.
Вечером, как обычно, я стоял под светом газового фонаря у входа в бордель. Мимо проносились дорогие самоходные экипажи, разбрызгивая грязь. Я думал о том, как бы познакомиться с какой-нибудь богатой вдовушкой, чтобы она решила обеспечивать меня за мою искреннюю любовь к её деньгам.
Страж у дверей смотрел на меня неодобрительно и не собирался пускать внутрь. И правильно делал: пятый день подряд я получал продажную любовь в кредит. Спасибо родителям за смазливую мордашку, она вызывала у людей непроизвольное доверие. По крайней мере, первое время.
Я продолжал смотреть на дорогу, бесцельно блуждая мыслями, перебирал самые странные идеи обогащения. И вдруг увидел, как один из пьяных бродяг случайно рухнул под колёса. Повезло, механическая карета только слегка отдавила ему пальцы на ноге. Из кареты тут же выбежали испуганные пассажиры: престарелая мать с перезрелой дочкой. Стали суетиться вокруг, спрашивать, жив ли бродяга.
Он быстро сообразил, что к чему, и завыл во весь голос:
— Ой! Болит! Так болит…
Женщины ещё сильнее захлопотали, а он, резко сменив тон, сообщил им:
— Как бы ножек-то совсем не лишиться... У меня ведь дети. Маленькие, — на секунду задумался, — четверо, кажется…
Мама с дочкой, совсем растерявшись, подхватили его под плечи и усадили внутрь своего экипажа. Он резко тронулся, унося их прочь.
— А что! — пробормотал я вслух. — Это идея.
Слегка доработать... да выбрать жертву побогаче.
Я стал ждать подходящего случая. Прошло совсем немного времени, и впереди появился он: окутанный паром, громыхающий белый экипаж с золотыми орнаментом и вензелями. Крытая кабина с остеклёнными, откидными окнами, а спереди — современный паровой двигатель. Красотища!
Я слегка присел, чтобы получше оттолкнуться от земли. На глаз прикинул скорость — не быстрее лошади, бегущей тихой рысью. Начал считать. На «пять» прыгнул.
«Только бы вдова», — пронеслось в голове.
Я плюхнулся спереди и вцепился в края корпуса, стараясь изобразить потерю сознания. Но водитель почему-то не тормозил...
Машина вильнула и врезалась в стену соседнего с борделем бара. Раздались крики, и из салона выскочила молодая барышня, на вид чуть больше восемнадцати.
— С ним всё в порядке?! — закричала она в истерике. — Я не виновата! Я просто перепутала педали!
Я приоткрыл один глаз и внимательно на неё посмотрел. Стройная, брюнетка, небольшая грудь, лицо несколько по-детски наивное... и огромный нос с бородавкой на самом кончике.
«Что ж, могло быть и хуже, — мысленно вздохнул я, — она могла быть вообще без носа!»
Но бородавка не давала покоя.
Призвав на помощь весь свой актёрский талант, я пробормотал:
— Что произошло? Так больно…
Хотя, если по правде, было действительно больно. Видимо, пока я падал, то довольно сильно ушибся, потом обжёгся, и сейчас всё адски болело.
Вокруг начали собираться зеваки. Из борделя выглянули несколько проституток, к ним подтянулись пропойцы из соседнего бара, а за ними — просто случайные прохожие.
— Вас надо срочно отвезти в больницу! — прокричала она.
Наступила очередь моего коронного номера:
— Где я? Кто я? Ничего не помню…
Она на секунду застыла, потом медленно подошла ближе. Долго всматривалась в моё лицо. Слишком долго. А потом вдруг закричала во всю мочь:
— Гектор! Это Гектор!
И тут же кинулась обнимать, целовать в лоб.
— Я тебя так долго искала! Почему ты сбежал в день нашей свадьбы?!
Мне срочно захотелось прекратить это представление. Я уже попытался соскользнуть с экипажа и раствориться в ближайшем переулке, но она резко схватила меня за плечи. Только сумасшедшей мне сейчас не хватало.
— Всё уже в порядке, — пробормотал я, — память вернулась. И вообще всё резко перестало болеть.
— Никуда ты не пойдёшь, Гектор, — прошептала она с пугающим спокойствием. — У меня всё готово. Кольца. Платье. Выкуп. Тебе осталось только сказать: «да».
— Девушка, вы что?.. — воскликнул я. — Я не ваш Гектор! Меня Томасом зовут…
— А говорил, что ничего не помнит, — пробурчала старая проститутка, прикуривая самокрутку. — Вот мужики пошли нынче… Никому веры нет, даже тем, у кого ретроградная амнезия.
Её коллега только коротко кивнула в ответ, стараясь выглядеть умной. В отличие от неё, у старой в клиентах регулярно бывал известный психиатр.
— Ты — Гектор… — прошептала барышня из экипажа, глядя на меня то ли с любовью, то ли с безумием во взгляде.
Я так до конца и не понял, вправду ли она приняла меня за своего Гектора или это такая игра. Но, судя по всему, деньжата у неё водились. Не ради ли этого всё и затевалось?
— Ну ладно, — обречённо вздохнул я. — Гектор так Гектор.
— Отлично! — просияла она, обнажив все свои белоснежные зубы в количестве тридцати двух штук минимум.
— Видите ли, у меня амнюзия, — сказал я, употребив подслушанное у одной из проституток, словечко. — Не напомните, как вас зовут?
— Её высочество принцесса Анна Мария Виктория Вера Надежда Любовь Джордж Мартинова Анджее Сапковска Пратчеттова и Толкинова, графиня Саут-Химборна и всех южных островов Норд-Норд-Веста… — выдохнула она. — Вторая.
Я на секунду задумался, потом произнёс:
— Тогда буду звать тебя... Вторая.
Она опять широко улыбнулась, и бородавка вместе с носом взметнулась вверх.
Эх...
***
Оказавшись во дворце, я занял место на диване в одном из залов. Меня окружала нелепая роскошь: огромные зеркала в золочёных рамах, картины, наверное, дорогих художников, а прямо передо мной — небольшой столик. Не позолоченный, а целиком из чистого золота. Определил я это, стоя на коленях и кусая край, пока принцесса не видела. След от зубов остался.
И тут я подумал: если удастся улучить момент и схватить его, то с деньгами можно будет не беспокоиться до конца жизни. Навскидку — пятьсот золотых, не меньше.
Так в моей гениальной голове родился ещё один план.
Вторая расхаживала по комнате, рассказывая о предстоящей церемонии:
— Тебе сошьют шёлковый костюм. И шёлковые трусы. Это важно. Знаю, ты не привык к таким излишествам, но придётся потерпеть. Как только шёлк коснётся твоей промежности… — она мечтательно закатила глаза, — ты не сможешь жить по-другому. А когда мы пойдём к алтарю, маленькие детишки будут осыпать нас лепестками роз. Золотыми. Уже сейчас они красят эти лепестки крайне токсичной краской.
Я на всякий случай кивал, не сводя взгляда со столика.
— Раздадутся аплодисменты, — продолжила она. — По всей толпе мы расставим стражу. Кто не станет хлопать — того сразу казним. Хотя… — она задумалась, — нет. Моё платье могут забрызгать кровью. Лучше казним позже.
Наконец, она отвернулась к мраморному камину. Этого я и ждал. Столик оказался тяжелее, чем выглядел на первый взгляд, но я вскочил, подхватил его и бросился бежать. Я успел отбежать метров на десять, прежде чем она заметила моё исчезновение.
— Гектор! — закричала она вслед.
Но я не оглядывался и мчался дальше ― по парадным коридорам, мимо стражников с вытянутыми лицами, через огромный цветущий сад, в чугунные ворота, вниз по дороге… и в лес.
Конечно, я мог бы остаться и купаться в роскоши, но стоило только представить, что будет, если Второй что-то не понравится… Она ведь может и незаметно голову отрубить или ещё что похуже. А жить, постоянно оглядываясь и боясь, я не захотел, поэтому и убежал.
***
Ну что ж, друзья. В итоге я действительно прославился — и заодно прославил свою деревушку.
Разъярённая принцесса объявила на меня охоту и довольно быстро узнала от проституток моё настоящее имя. С этого момента на каждом столбе висел мой портрет с надписью:
«Томас из деревни Кандалопа. Вознаграждение за поимку — 100 золотых монет».
К счастью, с памятью у неё было не очень, и изображение получилось совсем уж не похожим.
Так что я спокойно разгуливал по городу, проходил мимо собственных розыскных афиш, — и даже как-то раз одолжил табаку у стражника, который клеил очередной плакат со мной.
— Вот и конец этой истории, — сказал постаревший Гектор, сидя в окружении таких же пьяниц, как он сам, в полутёмном баре. — И я понял, что мечты действительно сбываются, если сильно этого хотеть. Просто не так, как мы себе представляли.
Собутыльники дружно рассмеялись очередной байке старого приятеля и негромко чокнулись кружками.
Граница находилась посреди бескрайней степи — маленькая будка с одним пограничником, шлагбаум, как символический рубеж, больше для вида, чем для порядка. Природа смотрела на всё это равнодушно. Снег ложился ровной белой пеленой, ветер, свистящий без остановки, не признавал ни границ, ни правил, ни тепла.
Мы вышли из микроавтобуса. Мороз резко ударил в лицо. Холод проник под лёгкую куртку, напоминая о том, что здесь нет укрытия. Я сжал чемоданчик, который был у меня с собой. Я всегда путешествую налегке. Пара книг и немного одежды. Автобус остался ждать, готовый забрать тех, кто не пройдет.
Мы выстроились в очередь. Каждое движение ощущалось усиленно. Снег хрустел под ногами, пар от дыхания был густым и плотным, пальцы немели. Похоже, как будто граница сама была живая и знала, кто и с чем к ней идёт. И замерла в ожидании.
Перед будкой мы по очереди протягивали паспорта. Маленькое помещение, едва отапливаемое электрическим обогревателем, было всё покрыто инеем. А холод, словно пытался проникнуть внутрь и сделать проверку ещё более напряжённой.
Лица людей вокруг казались одинаковыми в тусклом свете фонаря, а я ловил каждый звук — шуршание документов, скрип снега, тихие вздохи за спиной. Мне казалось что это длилось бесконечно и не закончится никогда.
Внутри будки сидел пограничник. Невысокий, седеющий, с суровым лицом, а в глазах мерцала осторожная усталость. Он тихо наклонялся к окошку, куда нужно было подавать документы, словно сам был участником странного ритуала.
Сначала прошла семья с ребёнком. Пограничник проверял документы так, будто допускал делегацию на секретное совещание. Каждый штамп, каждая подпись ощущались как часть какого-то невидимого сценария. Когда они вышли через бескрайнюю степь на российскую сторону, я увидел, как их шаги растаяли в белой пустоте.
Следующими были мои попутчики — молодой и старый предприниматели. Молодой заметно дрожал, поглаживая паспорт, словно это был амулет. Они рассказывали свои истории о «срочной операции» и «необходимом лечении в России», и каждый звук их голосов будто отражался от ледяного ветра. Я наблюдал за ними, чувствуя, как сердце ускоряет ритм — эта ночь могла быть решающей для них.
Очередь постепенно дошла до меня. Я глубоко вдохнул, чувствовал, как мороз впивается в нос и щеки. Автобус по-прежнему ждал неподалеку. Ветер стучал в крышу будки, а внутри — абсолютная тишина, нарушаемая лишь дыханием пограничника. Я протянул паспорт. Пограничник взял его, внимательно рассматривал каждую страницу, каждый штамп, будто пытался найти подвох, и мир замер в эту секунду.
Затем он закрыл документ. Ничего не сказал, просто вышел из будки
Васька Болтнев был дальнобойщиком — человеком свободным, весёлым и в меру самоуверенным. Рулил он исправно, но больше всего любил не трассу, а отдых между рейсами. Чтобы отдыхать от души и не тревожить этим пожилых родителей, имел он холостяцкую берлогу в соседнем от них городе, где и проживал весело, разнообразно и, по возможности, не один. Родителей уважал, поэтому появляться у них предпочитал чистеньким, побритым и... одиноким.
Старики-то думали: «Наш Вася всё никак не найдёт себе хорошую девушку». А он, между прочим, находил регулярно — просто считал, что для семейной жизни ещё слишком молод. От того с девицами поступал просто: подкат, комплимент, тёплый взгляд — и сразу в бой: «Я, между прочим, серьёзный человек, семью хочу, дом, детей…». Работало безотказно. Пока, конечно же, не доходило до исполнения обещаний. Тут уж он категорически отказывался связывать себя семейными узами, приговаривая, что человек он свободный и вообще не понимает, откуда у девицы такие потребности — хорошо же всё было, чего завелась? После чего Васька, как правило, получал по роже, а порой и обзаводился царапинами на лице — что его нисколько не смущало. Главное — от подружки избавился, место для новой появилось.
И вот, расставшись таким образом в очередной раз, поехал он к родителям — пирожков домашних покушать и послушать, какой он пригожий и как такому хорошему с барышнями не везёт. Машинка у него легковая для таких целей была, в гаражике дожидалась его из командировок. Сел в легковушечку свою и в благодушном настроении поехал. Дорога шла через старый лес, про который с детства рассказывали разные чудеса. Говорили, будто в тех местах водится колдунья. Ходили к ней, как водится, бабы — кто мужа вернуть, кто соседских кур испортить, чтоб отвадить от своих грядок, и ещё по какой бытовой мелочи. Васька, человек практичный, на всё это фыркал: — Сказки! Да какие там чудеса, когда у меня GPS в машине, а у каждого по смартфону, даже у младенцев? Двадцать первый век на дворе, а они до сих пор в Бабу Ягу верят. Умора!Едет, значит, он себе, напевает — хорошо-то как! Подружка очередная ушла тихо, без скандалов и мордобоя. Сейчас маминых пирожков поест — красота!
И вдруг — из лесу выскакивает девица! Офисная красавица: пиджачок, рубашечка белая, юбочка узкая, очки, причёска — прямо мечта для одинокого водителя с философским взглядом на мораль. Васька мигом по тормозам и с улыбкой, выданной ему от природы для сомнительных случаев, говорит вежливо так: — Подвезти не угодно, красавица? — Быстрее, я на работу опаздываю, — сказала девица и уселась рядом. Тут Васька, как говорится, включил харизму. Комплименты посыпались, как из мешка, взгляд мягкий, голос ласковый, разговоры о надёжности, честности, домике у моря на пенсии.
Но девица — кремень! Ни звука. Сидит, смотрит в телефон, будто Васьки и нет вовсе. Обиделся. Решил, что пора действовать. Вроде как машиной качнуло — и руку на коленку. Легонько, невзначай.И тут — БАЦ! Будто кто кувалдой по голове. Мир вдребезги, ноги ватные, в глазах потемнело. Васька вывалился из машины, стоит, дышит, как паровоз, а девица из машинки выглядывает и смотрит на него так, что внутри всё холодеет. Глаза у неё — тёмно-зелёные, до черноты доходящие, глубокие, и дна не видно. Он хотел сказать ей что-то, но вместо слов получилось только: — Бе-е-е-е-мееее! Оглянулся — а позади него спина шерстяная и хвост помахивает. Глянул в боковое зеркало — а там морда козлиная. Козёл! Как есть козёл! Настоящий. Рогатый, бородатый, с глазами, в которых читаются ужас и недоумение.
Футболка висит, джинсы в клочья — а он, бедолага, блеет и хвостом машет.— Ну что, герой, — произнесла девица спокойно, почти ласково. — Дошутился? Сколько их ко мне приходило — со слезами, с твоей фотографией. Кто обманут, кто унижен, кто по морде тебе дать не успел. Вот и пришло время платить по счетам.Васька попытался возразить — «бе-е-е», мол, «ме-е-е». Получилось так жалобно, что Васька рассвирепел даже. Попрыгал, пободал воздух, потом собственную леговушку — в девицу метился. А попал в дверь, в зеркало, в бампер.
— Ах ты, дурень, — смеётся девица, — не теми ты рогами в жизни пользовался. Он блеет, рвётся, глаза красные, пыль столбом, но из козлиной шкуры не вырваться. А она всё говорит — спокойно, ровно, будто приговор читает: — Обещай, что больше никого дурить не станешь. Обещай, что слово — не игрушка. Или навсегда таким останешься. Обещай, иначе я тебя на мясокомбинат сдам. Там, рога и копыта принимают охотно.Васька, уставший от своих прыжков и попыток бодаться, понял, что спорить бесполезно, и кивнул обречённо — рогами. И в тот же миг — бах! — снова человек. В кабине. Руки дрожат, сердце колотится, глаза — как блюдца.
А девица рядом, вполне земная, улыбается мягко: — Вы ударились? Там заяц дорогу перебежал, вы притормозили резко. Всё в порядке? — Да… вроде, — пробормотал Васька. — Голова вот только кружится. И дальше поехал. Молча. Молча высадил, где просила, даже от денег «на бензин» отказался. А потом — к родителям. Пирожки, чай. Говорил мало, улыбался редко. В чашку уткнулся и пил чай, как верблюд, что неделю к оазису шёл.
Неделя прошла, другая. Ещё две минуло. И вот Василия снова в бар потянуло. Зашёл, расслабился, всё как водится: новая девица, улыбка, разговор. Васька уж открыл рот, чтобы сказать привычное «я человек надёжный», как кольнуло что-то. И борода зачесалась, и в висках зазвенело, и ботинки будто теснее стали. И в голове — то-о-о-оненький голосок: «бе-е-е-е…». Он мигом налил себе стопку, выпил залпом и… пересел от девицы подальше.С тех пор живёт Васька Болтнев тише воды. На трассе — ангел, в быту — пример. Девиц сторонится. А кто спросит: — Что с тобой случилось, Вася? Он только усмехается нервно и трёт подбородок.
Дорогие друзья, по причине блокировки Ю-туба многие из моих интервью стали недоступны для моих читателей. Поэтому, по возможности, буду стараться выложить, хотя бы некоторые их них, здесь.
Приятного Вам просмотра! Буду искренне благодарен Вам за репост этих видео. Знаю, что многим они будут не только интересны, но и полезны. И спасут многие жизни.
Это интервью о работе командира сторожевой заставы в Афганистане. А еще о том, что на войне командир должен очень быстро учиться, придумывать новые и более эффективные способы решения боевых задач, не стесняться проводить "мозговые штурмы" со своими подчиненными, не жалеть, а беречь свой личный состав. И всегда помнить, что его бойцов ждут дома не только матери и отцы, но и будущие жены, дети, хорошие, важные и нужные дела, которые им еще только предстоит сделать...
Прочитать о том, что я рассказываю в этом интервью (но более подробно), можно в моей трилогии "Записки военного разведчика", в которую вошли романы "Кремлевский курсант" (о том, как меня готовили к работе в военной разведке), "Шелковый путь" (о нашей работе в Афганистане, в издательстве "Лира" вышла документальная версия этого романа, а художественную версию можно прочитать здесь - https://artofwar.ru/k/karcew_a_i/text_0010.shtml) и "Принцип Рамзая" (о моих последующих командировках). Приятного Вам чтения! Ваш А.К., http://kartsev.eu
Федька обошел еще раз свой заросший зеленью двор, заглянул в старый курятник, где давно стояла безмятежная тишина, на всякий случай открыл скрипучую, тяжёлую дверь амбара, заглянул в темноту. Которую ночь беспокоят мужика звуки странные, будто скрипы тихие, зловещие. "Допился до чёртиков, видно, чудится ересь всякая."
Вдохнул с грустью воздух, наполненный запахом отрубей, сухого зерна, в который раз подивился - уже столько лет прошло, почти полвека, а всё не уходит запах, будто вот только мамка, молодая, здоровая, в цветастом платке, насыпала в котелок зёрен, унесла варить курам. Затем возвращается с ведром полным пенистого молока, устало откидывает влажные волосы со лба, ставит на деревянное крыльцо, накрывает марлей и заглядывает в печь - не пора ли доставать хлеб...
До сих пор кажется, что позовёт его сейчас, совсем маленького, строгим голосом к обеду, велит хорошенько ополоснуть грязные ноги в нетопленой бане... Или папка сердито отчитает его уже повзрослевшего, за то что поздно вернулся с клуба...
-Федька, не погляжу, что вымахал с каланчу, отпорю ремнём, как сидорову козу!
Говорит с притворной строгостью, машет перед носом кулаком, но в глазах спрятана любовь отческая, нежная, тут же головой на стол указывает, мол, садись, поешь, для тебя оставили...
Вернуть бы то время...
Помотал головой, как бы прогоняя тяжёлые, но светлые мысли из прошлого, смахнул паутину с двери, прищурился.
-Что же это за шум непонятный? Неужто крысы завелись...
Пошаркав пыльными калошами на шерстяной носок(это в летнюю пору!) с трудом открыл старую калитку ворот, стараясь делать это аккуратно, без резких движений, иначе, не ровен час, свалиться вся эта древняя конструкция прямо ему во двор. Давно уже не занимается хозяйством, вроде и силы есть, да всё откладывает, сомневается...
Сел на скамью, прислонился к забору, стряхнул руки, принялся рыться в карманах в поисках семечек, что насыпал туда несколько дней назад. Не нашёл.
"Видно карман трухлявый, всё рассыпал пока шёл домой"
С досадой хлопнул себя по ноге, закурил. Но грустить Федьке долго не пришлось - издали заметил давнего товарища Вовку. Заулыбался, похвалил себя за намерение. Да, не просто так он сюда вышел, схитрил...
-Матвеич, а я тебя жду!
-Ой, Федька, сегодня нет еще, брага не готова даже.
-Чай оставил для друга запас, не всё же распродали...
-Людка не даст в долг, ругается, что авансом раздаю...
-Ну Людка у тебя, конечно, не промах, не спорю, да только для друзей жалеть негоже. Я много не прошу, шкалика хватит мне на вечер.
-Хорошо, поищу пойду... Только ты не ходи за мной, сам притащу, а то Людка поймёт, ругать станет.
Федька знает, что Людмила характером горяча, всегда такой была, но задумку Матвеича, товарища своего, всё же разгадал, горько сглотнул, хоть и заросли все душевные раны давно грубыми шрамами. Не жены боится Вовка, нет - в шестьдесят лет-то, какие могут быть страхи... Знает, Федя, что за проблема - не хочет Вовка товарища своего несчастного огорчать лишний раз, не желает показывать ему, что в доме балаган веселый сегодня - дети приехали, внуки, визжат, пищат, баню топят....
Не зря Матвеич Вовка смущается, тушуется перед Федькиной тоской одиночества... Приложил он лично тут руку, хорошо приложил...
Поглядев по углам в чулане - разочарованно вздохнул, понял, что нечем порадовать друга, но с летней кухни потянуло запашком приторным, значит Людка партию новую готовит, отложив дела по огороду и опаздывая с дойкой. Пройдя сквозь суматоху дорогих гостей, загляделся на внучек, что играли с деревяшками, на внука, что уже совсем взрослый, помогал отцу таскать воду, на невесток, что весело ворковали между собой, опять вспомнил про Федю...
Тихонько набрал в котомку что под руку и проскочил мимо Люды...
Принёс Вовка ему квасу домашнего, захватил лепёшки, что с раннего утра испекла жена, помидор парочку, огурцов, видно по пути сорвал с теплицы, хлеба полбуханки. Разложил всё на столе, похлопал по плечу Федьку поникшего и в который раз ушёл, виновато пожимая плечами, мол, не серчай друг, так уж вышло...
-А чего без шкалика? В горло же кусок не полезет...
-Принесу, Федя, принесу, ближе к вечеру, не серчай, свежего, с пылу жару...
***
Беспутным считали Федьку, пьяницей и шалопаем, несмотря на возраст солидный - чуть больше шестидесяти лет. Еще и отсидел пяток лет в молодости - куда не кинь, везде клин...
Так и называли его соседи, беспутным, не стесняясь, корили как мальчишку, осуждали, советовали взяться за ум, хотя бы на старость лет, бросить пить. Он скептически махал им рукой, мол, на кой? Ради чего? Ни одна путная баба, даже в годах, за него уже не пойдет, детей нет, внуков подавно... А теперь еще и радость последнюю предлагают позабыть. Тогда ради чего жить?
До пенсии еще шабашничал, кому навоз почистит, кому дров наколет, меньше пил, а уж как дожил до выплат, так и вовсе бросил всякую подработку. Много ли ему надо? Получит пенсию, накупит круп, муки, сахара впрок, хлеба несколько буханок, а на остальное кутит недельку. Правда, без концертов - тихонько пьёт у себя дома, затем сидит на скамье, на людей глядит хмельными глазами, изредка до центра доковыляет молча, на молодёжь с тоской любуясь...
Вовке Матвеичу иной раз тыкали в лицо, даже жена, Людка не понимала мужниной привязанности к Федьке.
-И чего ты с алкашом этим возишься? Стыдно же перед людьми. Скажут и ты такой же...
-Друг же он мой...С детства..Жалко, что нет никого у него...
-Ну и что же, теперь как с дитём с ним таскаться? Надо было в своё время устраивать жизнь свою, семью...
Вова молча кивал жене, виновато поджимал губы, но продолжал таскать Федьке нехитрые гостинцы - то хлеба буханку по пути, то яиц пяток, иной раз из закромов доставал поллитру собственного производства, если у друга не хватало на магазинную.
Вовку же, напротив, считали святым человеком, добрым до глубины души, Федька с такими словами соглашался, но мелькала грусть в глазах. Особенно тяжко было ему от того, что сравнивали их, дивились, как так вышло, что один друг стал уважаемый человек, а другой совсем скатился?
***
Парни с детства дружили, со школы - Вовка хулиганом славился, чего только не вытворял по тем временам! И яблоки воровал у соседей, из рогаток палил самодельных, а штанов сколько изорвал, не перечесть! Медлительный и спокойный Федька всё рядом бегал, друга утихомирить пытался, от беды столько раз уводил, как взрослый на верный путь направлял, так и росли - один шебутной, другой тихоня.
После армии отучились на механиков, за девушками стали ухаживать - только Федька несмело, неторопясь продавщице внимание оказывал, а Вовка сразу нахрапом взял, чуть ли не через месяц посватался к красавице сельской, Людмиле, увёл её от такого же сорванца с дракой. Свадьбу сыграли, в первый же год сынишку на свет явили, всё как полагается. Федя, долго топтался, думал, взвешивал, а впечатлённый событием и сам вроде решился на шаг решительный.
Да только не судьба была ему познать такое же счастье и виной всему будет Вовка, которого он всю жизнь оберегал...
Федька с Вовкой с трактором хорошо управлялись, бывало их отправляли одних на целое поле, то взборонить, то землю в копать, парни не пьющие, крепкие, сам бог велит.
В тот злополучный день им в подмогу парня прислали, с соседнего села, втроём все же легче весь день крутиться.
Вот и получилось так, что на поле они втроем отправились, на тракторе. Вовка за рулём, Федька с приезжим парнем рядом шагают, готовые на смену прийти, шутят над водителем, как он кепку деловито на лоб натянул, потешается, смеются - годы молодые, всё весело!
То ли плуг не точно установил Вова, то ли шаляй валяй к делу отнесся - приспособление массивное соскочило, трактор один на метров тридцать уехал. Посмеялись снова такому повороту, правда Федька уже отчитал Вову, на ошибки указал, велел не шалопайничать больше. Вова сердился, но слушал товарища, пытался исправить дело.
-Ты это, хватит мне указ давать, не жена!
-Коли жены тут нет, так надо шутовство устраивать? Не шутки это. Ежели не можешь сам, так давай мы с Петькой установим.
Решили по новой закрепить - Вовка уже обиженный на друга, на взводе назад технику свою ведёт задним ходом, к плугу ближе, а парень, что с ними трудился, чего-то не понял или решил по своему сделать, может хотел ровнее направлять водителя, кинулся к месту состыковки.
Вовка пока по сторонам глядел, возмущался пр себя, что его отчитали, этот факт просмотрел и совсем непонятно, что дальше произошло - решил показать свою удаль и хватку, газанул лишку, об плуг брякнулся и побледнел, сразу понял что случилось непоправимое, одного взгляда на лицо Федьки хватило, что руками рот зажал, глаза полные ужаса вытаращил...
Погубил Вовка парня того - уж кто виноват, кто прав, сложно сказать, сделанное не воротишь... Жаль парня, не думал не гадал, что тут сегодня обретет такое несчастье. Да и налицо факт халатного отношения, нарушения техники безопасности, как пить дать, посадят за такое дело... Уселся Вовка на землю, голову руками обхватил и заплакал.
-Людка у меня с дитём на руках, второй на подходе, что же я наделал дурак? Как ребёнок дурачился, вот и получил сполна... Как же я в тюрьму?!
Вова рыдал, его уже захватила истерика, а Федя, медлительный и немного несмелый по природе, минуту голову чесал, затем товарищу плеснул в лицо воду из канистры, велел успокоится.
-Утри лицо. Не о том плачешь... Парня жалко, молодой совсем... Как его матери в глаза глядеть?
-Его уже не вернуть, а у меня дети сиротами останутся... Ты, Феденька, Люду не оставляй, приглядывай, помоги её... А то не справится с тяготами, к матери уйдет, а там она живо дочери другого посватает...Скажет, нечего с такими как я водиться...
Федьке теперь стало жаль и друга - только женился, дом почти достроили, корову купили, вот-вот ребёнок второй родится и тут такое...Всё было не специально, не хотел зла причинить никому, так случилось... Что за несправедливость? Вернуть бы все на полчаса назад, не дурачились бы, всё было бы хорошо...
Пока шли вдвоём с поля, вызывать кого надобно, молчали, в уме перебирая подробности, вспоминая мелочи, а перед самыми дверьми председателя, Вовка вдруг упал на колени перед Федей, стал в слезах его умолять, обещая всевозможные благости от себя.
-Федюшка, скажи, что ты был за рулём, а? Как друга тебя прошу, за это много не дадут, не оставляй двух детей без отца, богом молю! Я к твоему выходу договорюсь, дом тебе отстроим, лично сам тебе корову куплю. Будет у тебя и семья и дети, поймешь тогда меня... Что тебе, одинокому сейчас горевать? Твоя продавщица ежели недождётся, новую невесту найдем, еще лучше!
То ли черт в тот момент по башке Федьке щёлкнул, то ли слишком добрый характер роль сыграл - взял всю вину на себя, посчитав этот шаг правильным. Вовку отчитали только, а ему три года впаяли и мать парня того, Петьки погибшего, прокляла именно Федьку, желая ему до конца дней страдать за то что сына отнял у неё так играючи...
Только сам Фёдор знал, каково пришлось ему за это время, пусть и мал срок, а до боли горько читать было письма матери, про сестёр что без него замуж выскочил, про брата что отцом стал, в город подался... Про папку, что ушёл безвременно от сердца, полгода не дождался сына младшего...
Вернулся из тюрьмы, а за три года чего только не совершилось - Вовка уже четверых растил, довольный бегал по улице, то с одним, то с другим. Девушка Федькина, продавщица из магазина год как замуж вышла, хотя писала письма, ждать обещала. Брат, сёстры по городам разъехались, остался он с мамкой один.
Вернулся в колхоз, немного попривык к новой жизни, решил за женщиной одной приударить, Алёной. Выбрал не совсем юную девушку, а уже раз в замужестве побывавшую. Муженёк её пропал, как только ребёнок появился, уехал на заработки и с концами... Думали помер, искали сначала по лесам и оврагам, да только нашлись, кто видел его в компании женщины одной, в городе, живой и здоровый ходил, довольный...
Решил Федька таким образом дело доброе сделать - вроде как удочерить сиротку, женщине надёжными плечом стать, может часть вины с него за Петьку и снимется перед богом(за годы проведённые в тюрьме, уже всерьез полагал, что именно он виноват в смерти парня). Женщина рада была ухаживаниям, да и сама оказалась приятная, скромная.
Только договорились съехаться, да жить в доме Алёнки, как гром среди ясного неба - мама Феди, добрая и бодрая женщина, вдруг чудить начала, ни с того ни с сего! И вроде не старая была, всего пятьдесят пять справила недавно... Но видно события по ней ударили, Федькино происшествие, уход мужа в мир иной. Сначала просто жаловалась на то, что людей полная горница незнакомых, ругалась на них, уходила к соседям "ждала" пока дом освободят гости нежданные.
Затем стала пропадать сама - раз ушла в лес, пропала на два дня, а как нашли - дивится, чего это переполошились, всего на час за ягодами смоталась... Пару раз печную заслонку, будто нарочно, запирала раньше времени, благо, что Федя рядом был, приметил. Как такую мамку оставишь одну? В тот же день себя угробит, пожар устроит, соседские дома спалит заодно. Пришлось мужчине свои планы менять, любимую к другому сподвигать.
-Алёнушка, приходи с дочкой к нам жить - дом большой, справный. Сама видишь, с мамкой беда, бросить не могу, все же родила меня, вырастила. И так уж на её долюшку выпало... А коли откажешь, пойму, обиду держать не стану...
Алёна думала несколько дней, не спала ночами - как уйти? Дома и козы и свиньи, огород большой, изба пусть и старая, но привычная, каждый уголок своими руками обихоженный...
А с другой стороны - Федька мужик хороший, работящий, не пьет, добрый, дочку её любит как родную... Была прореха в жизни, побывал в местах таких, но дак это по неосторожности случилось, не нарочно...
Согласие дала Фёдору, стали вещи таскать по маленькую, счастливые, радостные, что выпало им такое благо - снова судьбу свою построить, несмотря на передряги жизненные...
В первый же день, свекровь новоявленная, устроила для Алёны представление - выкинула её вещички во двор, с криками, мол, грабят её и последние деньги забирают. Натянула на себя всё самое "дорогое" - платье, что пошили пару лет назад, калоши новые, душегрейку нарядную, меховую и уселась в угол обиженная, умоляя сына прогнать воров.
День терпела женщина, другой, а потом, понятное дело, назад, домой засобиралась - кому охота в такой волоките жить, когда в двух улицах стоит свой дом, где никто не скандалит и дурость не показывает...
Федька в слезах давай телеграммы сёстрам слать, брату, мол так и так - мамка наша общая, давайте по очереди глядеть, забирайте в город несчастную хоть на пару недель, пока всё в русло войдёт у него с женой молодой... Те, с ответом будто договорились, чуть ли не одновременно прислали, буква к букве текст одинаковый, не пожалели денег на слова "душещипательные"...
"Мы уже семейные, быт налажен, детей - мал, мала, меньше. Не стоит, Федька, в дом кого попало вести, мамин покой нарушать. Ты, брат, сидевший, бездетный, тебе мать глядеть больную. По твоей вине она умом тронулась, теперь сам и смотри..."
Мужчина шибко страдал - успел полюбить Алёну, к дочери её привязался, а тут такая незадача, нужно целыми днями за матерью следить, как бы чего не выкинула, себя не покалечила... Попытались молодые люди у Алёны встречаться, вместе ужинать время от времени, дела по хозяйству кое-какие справлять, да разве это дело, коли общего быта нет? Будто юнцы друг к дружке бегают, а по человечески жить не могут...
Спустя год такой волокиты, Алёна рукой махнула, дом, корову, кур продала и в город уехала - решила, видимо, там своё счастье попытать, как бы не дорог был ей Федька. Себя оправдывала, боль свою скрывала, перед соседями весёлой казалась, вещички собираючи.
-Хочу Машку в городе обучить, пущай девка сразу городские привычки получает. Чего тут увидит? Ничего, окромя хвостов коровьих, да грязи под ногтями...
Знали соседи о беде влюблённых Федьки и Алёнки, да молчали - чего болтать, коли помочь не могут, кому чужая проблема нужна? Остался мужчина один, разбитый, расстроенный, стал за матерью смотреть, как за ребенком, даже от работы в колхозе его освободили. Чтобы совсем от тоски не помереть, приноровился шабашить по дворам, хоть какую-то копеечку лишнюю получал, да и парой слов с соседями перекидывался.
Там то и пристрастился к беленькой - куда не зайдёт на помощь, везде его с рублём ждут, да с наливочкой, как не угоститься? Сам бог велит... Ответ ни перед кем держать не надо, пример подавать - подавно, только и радости осталось, особенно когда в дом заходил, где мамка беспредел учиняла...
Семью так и не построил, даже когда мать схоронил уже всю надежду потерял, зато выпивать так и не перестал, крепко в привычку вошло. Первое время ждал Алёну, даже спустя годы, надеялся, что пристроит дочь, потянет её на родину... Слышал, что она так и не вышла замуж, работает на заводе, Машку отучила на учителя(молодец, всё же , дочери хорошо сделала - живёт сейчас с городским мужем как у бога за пазухой)...
Всё у людей как надо идёт, вроде и не звезды с неба хватают, в посольстве не работают, а всё же важными людьми стали, что Вовка, друг, что Алёна с дочерью, даже продавщица с магазина с мужем огромный дом отгрохали, сыну машину купили...
Не короли, а всё же счастливы все по-своему, простым человеческим счастьем, таким тёплым, добротным, годами заработанным тяжким трудом, потом и кровью... А у Федьки не туда жизнь завернула, не смог в этом мире найти свой душевный уголок и не поймёшь - винить кого или сам во всём виноват...
Вот и сейчас, пока у людей праздник простой, но такой радостный, нескончаемый, сидит Федька, ждёт горемычный, когда Вовка ему бутылку принесёт долгожданную, чтобы хоть как-то сердце своё порадовать, забыть про пустоту страшную. До того допился, что уже чудится чёрт-те что - писки, визги, видать черти позади него танцуют, потешаются...
Сегодня и вовсе распоясались, со стороны сарая целая симфония идёт, хруст, голоса странные - не выдержал, разозлился Фёдор, несмотря на года, лестницу приставил к стене побелённой глиной, полез на чердак с палкой, на всякий случай. Забрался на чердак, прошёл к месту, где звуки шли и ахнул, рассмеялся...
В соломе, вперемешку с кусками ваты из старой фуфайки, лежала абсолютно белая кошка, кормила четверых котят - таких же беленьких, как и она сама. Так чудно смотрелись они все - чистенькие, круглые, мохнатые, что не сдержался Федя, присел рядом, с улыбкой глядя на гостью необычную...
-Откуда вы такие взялись, аж светятся, ты погляди.. У соседей сплошные пятнушки коты, таких отродясь рядом не видывал! Вот дела...Ты видать папашу им под стать себе выбрала, иначе как же такие беляки получились бы?
От этой картины Фёдору стало чуточку легче на душе, будто бы и к нему хоть какое-то счастье примкнуло, будто бы это благодаря ему эти четыре комочка с матерью впридачу живут на белом свете...
-Белый кошак в доме - к добру...Слышь, мать, примета хорошая! А у меня целых пять...
Бережно сложил котят в широкий карман своей фуфайки, стал аккуратно спускаться, поглядывая на кошку, что удивительным образом переживала лишь чуточку, бодая головой нового хозяина и мурлыча на весь чердак.
-Да погоди ты, не толкай башкой своей, свалюсь же, дурная! давай и ты спускайся, в дом заходи, я твоих детей кормить не собираюсь...Еще не хватало... Примета приметой, а своё дело знай!
Непривычный к "обществу", разболтался, размяк от ценного груза в кармане, пока шли до дому, поведал кошке про сломанную доску крыльца, про печь, что нужно привести в порядок к зиме и обязательно залатать щель в окне, иначе "продует" малышню... На кухне налил в тарелку кислого молока, отломил пару кусков хлеба, покормил кошку, обещая назавтра принести сметаны от соседей.
Вздрогнул, когда услышал стук в ворота, с заботами и хлопотами, позабыл, что ждёт Вовку с "подарком", открыл ему и тут же поделился с притворной досадой в голосе, что послал ему бог нервотрёпку и сутолоку, головой кивнув на семью котов. Вовка, подавил улыбку, приметив под выводком чистую простыню, а возле стола сразу две тарелочки с провизией.
-Вот те раз, Федька! А я тебе, как и обещал, шкалик принёс, так что отмечай прибавление! Говорят, примета хорошая, белого кота в дом пустить..
-Ну, еще, мне эти приметы!
Почти уже перед выходом, Вовка вдруг замер, оглянулся, на товарища, как бы невзначай затронул тему.
-А ты слышал, что Алёна возвращается на неделе? Вроде как навсегда. Звонила через почту, просила соседку дом её проведать старый, к приезду проветрить хотя бы чуток... Столько лет стояла избушка, небось еще и ремонта требует...
Запер за другом ворота, еле унял сердцебиение - столько лет прошло, может и забыла его уже, чего зря переживать? Однако, бутылку припрятал, не стал даже открывать, поставил чайник и сел, мечтательно глядя в окно. На взгляд кошки, развёл руками, потёр ладонями, как бы оправдываясь...
-А что ты хочешь? И не смотри на меня, сегодня пить не стану! Надо же помочь женщине, может двери подтянуть, печь проверить, чай не старик я, а кто еще поможет? Вы мне еще тут как снег на голову, за что браться, ума не приложу!
Фото заброшенного дома в деревне, что встретилась на пути)
— Ну ты глянь! Он опять это сделал! – громогласно возмущался мужчина, убирая с кровати очередной кошачий «подарочек». – Долго это будет продолжаться?! Сил моих нет больше терпеть его, от него одни хлопоты!
— Не ругайся, это же кот, – спокойно отреагировала женщина, прихорашиваясь к приходу курьера, – он ничего не понимает. Может быть, он просто тебя недолюбливает. Попробуй хоть раз проявить к нему ласку, погладь, почеши ему за ушком.
— Получается, что он и тебя недолюбливает. В этот раз все на твоей стороне кровати.
— Ах, зараза! Где он? Сейчас я его!..
В это время за диваном удобно устроился лысый Котик и думал: «Ну да, конечно, снова я во всем виноват. Сначала они не убирают мой горшок, а потом удивляются. И не подарок это вовсе, а месть. Не надо забывать кормить меня. И «ласка» мне ваша не нужна! От нее потом слишком долго все болит. Одно радует – хоть здесь меня не достанут и можно спокойно поспать».
По квартире бегали муж с женой и искали питомца, чтобы преподать ему урок хороших манер. Они заглядывали то за шкафы, то за телевизор, то в другие места, в которых Котик любил прятаться. Последним на очереди остался диван, но тут в дверь внезапно постучали.
— Ищи его, а я пока встречу доставщика. – сказала женщина.
— Сейчас я его вытащу, и он у меня так получит! Так получит! – мужчина скинул с ноги тапок, взял его в руки и принялся отодвигать диван.
«Ой, это очень плохо, – подумал Котик, – пора срочно бежать! Но куда?». В это время хозяйка открыла входную дверь и принялась забирать пакеты, которые ей доставили. Под крики мужчины «Стоять! Хватай его!», Котик, не думая ни секунды, лишь бы спасти себя от побоев, рванул в сторону выхода. Он ловко прошмыгнул между ног женщины и выбежал в подъезд. Вслед за ним полетел тот самый тапок, которым хозяин пытался его проучить.
Кот быстро сбежал вниз по лестнице, но проход перегородила массивная железная дверь. Позади слышались крики: «Он же сейчас убежит!». Котик метался из стороны в сторону. Он попробовал спрятаться, но рядом не было подходящего укрытия.
Шаги становились все ближе. «Сейчас он меня догонит и мне конец.». Вдруг дверь распахнулась. Уличный свет наполнил подъезд, ослепив лысого кота. «Это мой шанс!» – подумал он и выбежал прочь.
Котик мчался изо всех сил. Мимо мелькали деревья и дома. Добежав до угла, он остановился и оглянулся назад. За ним с небольшим отставанием следовал мужчина и что-то кричал. «Нужно спрятаться, пока он меня не поймал! – подумал Котик, прыгнул за угол дома и продолжил побег.
Лапы все больше утопали в сугробах. Голое тельце касалось снега. Не найдя ничего лучше, он залез под машину и затаился. Мимо пронесся топот ног, преследовавший его. Холод все больше одолевал Котика. Он просидел под машиной еще какое-то время, пока окончательно не замерз.
Выбравшись, он побежал дальше и бежал до тех пор, пока не выдохся. Он рухнул на снег, поджав под себя окоченевшие лапки. Холодный ветер обжигал его. «Очень… устал… как же хочется… просто поспать…», – в голове кота промелькнула такая сильная и манящая мысль, перед которой невозможно было устоять. Он прикрыл глаза.
Позади него вновь послышались быстрые шаги, направлявшиеся в его сторону. Последнее, что Котик успел заметить, была неведомая сила, которая рывком оторвала его от земли.
***
Котик проснулся. Его дыхание было очень тяжелым. В горле было неприятное ощущение, которое раздирало его изнутри. Он открыл для себя новое, чего никогда еще раньше не испытывал – сильный кашель.
Вокруг было темно, но очень тепло. Он попробовал пошевелить лапами. Они немного болели.
— Мяу! (Живой!) – раздалось мяуканье.
— Мяу. (Ты прав, даже пытается пошевелиться.).
— Мяу? Мяу? (Поможем ему выбраться? И почему у него нет шубки?).
— Мяу. Мяу. (Не знаю, пусть отдыхает и отогревается. Пошли позовем хозяйку и заодно перекусим).
Раздались шаги. На кошачьи звуки в комнату вошла пожилая женщина с мисками в руках. Она поставила их рядом с батареей и приоткрыла одеяло, которым был накрыт Котик.
— А ну, чего шумите? Не мешайте, идите, я вам поесть уже положила. – она с улыбкой посмотрела на нарушителей тишины.
— Мяу! Мяу! (Извини, хозяйка! Уже уходим!) – с этими словами кошки убежали на кухню.
— А ты отдыхай, маленький, отдыхай. Я тебе голову приоткрыла, чтобы ты дышать мог. Как силы появятся, так сразу покушай, все уже тебе все принесла. От кого же ты бежал? И почему оказался на улице? – она погладила его по голове и ушла.
Котик окинул комнату взглядом. «Куда я попал? Это не то место, в котором я живу, здесь все отличается. И пахнет совершенно иначе. Здесь есть другие коты? А где мои люди? – говорил он сам с собой. – Нужно будет все здесь осмотреть. Но потом. Сейчас У меня совсем нет сил и ужасно хочется спать». С этими мыслями он вновь провалился в сон.
***
Прошло несколько недель с того момента, как Котик попал в новое место. Болезнь потихоньку отступала и ему постепенно становилось лучше. В жизни кота были сплошные позитивные моменты: он сдружился с другими обитателями этого дома, полностью освоился и стал поправляться, наедая бока.
Последние несколько дней женщина печатала листочки с фотографией Котика и куда-то относила. Она уходила, а через какое-то время возвращалась.
— Мяу. (Хм, этот кот на листочке очень похож на меня). – подумал он.
— Мяу! (Так это и есть ты!). – поддержал разговор маленький котенок.
— Мяу? (А зачем она это делает?).
— Мяу? Мяу! (Как зачем? Помочь тебе!).
— Мяу? (А как мне это поможет?).
— Мяу! Мяу. Мяу! (Ну ты и балбес! Она делает объявления. Кто-нибудь увидит их, придет и заберет тебя в свой новый дом!).
— Мяу. (Но мне и здесь хорошо, я не хочу уходить.) – Котик смотрел на листы, не отрывая глаз.
— Мяу. Мяу. Мяу. (Так нельзя. Мы все должны найти свой дом. Хозяйка говорит, что каждый из нас должен быть в хороших руках). – договорил котенок и убежал играть.
Раздался звонок. Хозяйка, не торопясь, дошла до двери и открыла ее. За ней стоял молодой человек, держащий в руках сумку.
— Здравствуйте! Я звонил вам недавно по поводу объявления. Мы с вами договорились встретиться сегодня.
— Здравствуйте, да, я помню. Заходите, разувайтесь. Вот, кстати, и он, – она наклонилась и взяла Котика на руки, – нашла его пару недель назад. По улице бежал, представляете? Зимой! Совершенно голый! Я его еле догнала. Уж не знаю, как он там оказался, но не смогла пройти мимо. Все ждала, что кто-нибудь из прежних хозяев отзовется, но никто так и не позвонил, кроме вас. Думала, что он вообще никому не нужен. Слишком уж они экзотичные, эти сфинксы. Мало людей, кому они нравятся, – все это время женщина держала Котика на руках и гладила его по голове, – а я влюбилась в этого очаровательного кота. Он оказался очень ласковым и добрым! Посмотрите, какие у него глаза! Настоящий интеллигент. Вот смотришь на него и видишь, что он все понимает, только сказать ничего не может по-нашему. А на своем кошачьем языке он без умолку болтает.
Котик смотрел на молодого человека и думал: «Он пришел за мной? Он увидел те самые объявления? И теперь он заберет меня с собой? Ну, на вид он безобидный. Не думаю, что он хуже того человека, который меня все время гонял. Мне он нравится. Дай-ка я попробую к нему подойти и забраться на руки», – он спрыгнул с рук женщины и направился в сторону парня.
— Смотрите, он на меня залезть решил! – засмеялся паренек. – Видимо, я ему понравился. – он расстегнул куртку, взял Котика и закутал его. – Ну как, хорошо тебе?
— Мяу. (Да, неплохо, ты действительно очень теплый).
— Вижу, что нравится! Пойдешь со мной домой? Я уже купил тебе лежанку, разный корм и игрушки. Дома у меня тепло и уютно. Надеюсь, что тебе понравится. А еще у меня с собой одеяло. Я тебя в него заверну и тебе будет тепло. Договорились?
— Мяу. (Ладно, договорились.) – ответил Котик.
— Вот и славно. Подожди меня немного, пока я обсужу все нюансы с твоей хозяйкой и сразу отправимся домой.
За всем этим наблюдал котенок, который прятался в другой комнате.
— Мяу! Мяу! (Ну вот, я же говорил! Все должны найти себе дом и быть в хороших руках!)
— Мяу. Мяу. Мяу! (Очень надеюсь, что он меня не обидит. Спасибо. Желаю и тебе скорее найти своего человека!) – сказал Котик и направился ко входной двери.
***
— Вот мы и пришли! Располагайся. Теперь это твой дом. Осмотрись пока, а я положу тебе еды. А потом я тебя помою, уж слишком ты грязный, да и пахнешь не очень.
— Мяу. (Хорошо).
Был уже поздний вечер. Дома пахло чистотой. Вещи были разложены по своим местам. Было тепло и уютно, все так, как и обещал человек. На полу лежали игрушки, а в углу кухни стояли миски с водой и едой. Было очень тихо и спокойно. «Чувствую себя так, будто я жил здесь всегда», – подумал котик.
— Ну вот, готово, а теперь пошли мыться.
После получаса разговоров и упрашиваний, Котик наконец поддался и позволил себя помыть. Он прошел мимо зеркала и посмотрел на себя: «Ого! Да я, оказывается, розовый, а не коричневый». Он подошел к парню и обтерся об ноги в знак признательности.
«Здесь ты будешь спать. Весь диван в твоем распоряжении. Я постелил сюда самое мягкое одеяло, которое только смог найти. Ложись, я тебя накрою, чтобы ты не замерз», – сказал человек.
Котик послушно забрался на диван, лег и зарылся в одеяло. Уходя, хозяин сказал: «Спокойной ночи, друг». Котик призадумался: «Друг… какое хорошее слово «друг», мне нравится. Я буду звать своего человека также».
Хоть на улице было около полуночи, сон все никак не шел. Котик выбрался из своего уютного гнезда и направился в комнату к хозяину.
— Что, не спится? – спросил парень. – И мне тоже. Залезай ко мне, я тебе почешу за ушком.
Он запрыгнул на кровать, носом приподнял одеяло и залез под него. Человек обнял погладил кота и обнял его.
– Не забудь, что вам сегодня надо вернуться пораньше, дорогой.
– Не забуду, Джилл. – Я поцеловал жену, забросил в карман ключи. – Ты готов, Фило?
– Да, пап!
Сын быстро накинул куртку, поцеловал мать и выбежал в подъезд. Я, не торопясь, вышел за ним на лестничную площадку. У нас с Фило вечное соревнование: кто быстрее спустится – он пешком или я на лифте. Чаще всего десятилетние ноги всё-таки проигрывают двадцатилетним механизмам. Поэтому обычно я не спешу, чтобы Фило успел выбежать из подъезда раньше меня. Он невероятно азартен.
– Ты опять проиграл, пап!
– Выходит, что так. – Я развёл руками, изображая поражение.
Мы гуляем с ним каждое утро и каждый вечер. Нам обоим это крайне полезно: мне – чтобы размять затекшую спину после сидячей работы, ему – чтобы выплеснуть неиссякаемую детскую энергию.
Сегодня наш маршрут, как всегда, начинается с Кирпичной улицы, которая выведет нас в парк, а вернемся мы через набережную, обогнув весь квартал. Около восьми тысяч шагов — недостаточно, чтобы устать по-настоящему, но вполне хватает для крепкого здорового сна.
– Как дела в школе? – спросил я, когда мы свернули на широкий тротуар.
Фило нахмурился, перебирая ремешок рюкзака.
– Нормально... Только учительница сегодня плакала. Даже не ругалась за ошибки в математике. А она же всегда ругается!
– Может, у неё что-то случилось?
– Не знаю... Я спросил, но она только всхлипнула.
Я положил руку на его плечо.
– Ты молодец, что попытался, Фило. Знаешь, взрослые порой грустят, иногда даже без видимой причины.
– Как мама в последний месяц?
– Да, как мама.
– Но у неё это пройдёт, правда?
– Конечно. Ещё пара дней – и всё снова станет как раньше. У неё ведь есть мы.
Фило успокоенно улыбнулся, а я погрузился в воспоминания. В последнее время я всё чаще ловлю себя на мыслях о детстве сына: крошечный свёрток, который я качаю на руках, осторожно купаю крошечного человечка в старенькой пластиковой ванночке. "Он ведь не стеклянный, не разобьёшь", – смеялась тогда Джилл. Она тогда часто смеялась. Я закрыл глаза.
Надеюсь, скоро снова услышу её смех.
– Пап, а может, сегодня всё-таки зайдём сюда? – Просительные нотки в голосе сына отвлекли меня от размышлений.
Он остановился напротив входа в магазин "Сладкие радости". На витринах красовалась цветистая афиша, где радостно улыбался кудрявый румяный ребёнок, которого за руки держали не менее счастливые мужчина и женщина.
– Мы же говорили, Фило – в этом магазине продают сладости для взрослых. Через сколько лет ты станешь взрослым?
– Через восемь, – буркнул он, недовольно шмыгнув носом. Вряд ли он сам верил в успех своей попытки, но теперь ещё минут десять будет изображать обиду.
– Вот тогда и поговорим.
На перекрёстке торгует цветами старая Гретхен. Я часто покупаю у неё подарки жене, так что она хорошо знает нашу семью. На её морщинистом загорелом лице всегда полуулыбка, а маленькие сухие ручки быстро-быстро упаковывают очередной букетик васильков или мимоз. Кажется, она уже была старой, когда я ещё был ребёнком, и всегда стояла на этом самом месте. Мы подошли к ней поздороваться. При виде Фило старуха улыбнулась во весь рот и словно помолодела на пару десятков лет.
– Тебе подобрать симпатичный букетик, сынок? Подаришь своей красавице жене.
– Спасибо, но не сегодня. Мы с сыном гуляем. Вы же помните Фило?
– Какой сладкий мальчик вырос, так бы и съела прямо сейчас! – Она ласково потрепала Фило по щеке. Тот фыркнул, но скорее смущённо, чем недовольно. – Вылитый ваш старшенький, упокой Господи его душу.
Ну вот нормально же общались! Я решаю закончить этот разговор как можно быстрее:
– Ну, бабушка Гретхен, нам пора. Завтра обязательно возьму у вас цветов для жены.
– Уж заходи, сынок, завтра точно будут ромашки, твоя их любит. – Кажется, старушка сама не поняла, что спорола бестактность.
У нас в семье не принято обсуждать старшего брата Фило. Даже его детское любопытство пасует перед этим негласным запретом. Но сегодня неосторожные слова старухи снова напомнили ему об этой загадке. Я вижу, что он хочет спросить меня, но не знает, как лучше начать непростой разговор.
– Помнишь, мы всегда говорили тебе, что ты особенный, Фило? Самый чудесный ребёнок в нашем городе? Твой брат был таким же. Он принёс нам много счастья, но теперь его, к сожалению, нет. Когда-нибудь я обязательно расскажу тебе больше, а сегодня давай не будем об этом.
– Жалко, что я совсем не помню его.
– Вы бы с ним точно подружились, Фило.
Мы некоторое время идем молча. Мягкое золото солнечного света льется на улицы и золотом же отражается от окон домов – наступил «золотой час», любимое время фотографов и уличных гуляк. Смурное настроение сына быстро проходит – дети так легко отпускают эмоции. Уже через пять минут он непринужденно рассказывает о проделках школьных друзей, планах поехать летом в лагерь и построить в лесу «настоящую базу».
У входа в парк нас окликнул Марк, мой давний клиент. Фило недовольно сморщил нос, предвкушая очередной скучный разговор взрослых.
– Привет, Марк! Давно не виделись.
– Точно! А у меня как раз был к тебе разговор насчёт завтрашних торгов...
– Давай не сейчас, ладно? Ты же видишь, я с Фило гуляю. Если очень нужно, я тебе позже перезвоню.
– Обязательно позвони, Гейл, это очень важно!
Мы, наконец, покидаем шумные улицы и попадаем в тень деревьев парка. Тут тихо и пустынно, несколько горожан выгуливают собак, одинокий бегун заканчивает вечернюю тренировку, остальные немногочисленные посетители парка в основном прогуливаются парочками, совсем как мы с сыном. Старая растрескавшаяся брусчатка дорожек засыпана листьями: тропинки слишком редко подметают, чтобы результаты стали заметны.
В нос ударил сладкий запах жжёного сахара. Я оглянулся: рядом стоял небольшой ларек с попкорном, сладкой ватой и сосисками в тесте. Кажется, с моего детства его даже не красили.
– Пап, а можно мне попкорна?
– Конечно, давай возьмём. А может, лучше сосиску в тесте? Тебе не надоела кукуруза за последние полгода?
– Так попкорн – это совсем другое!
– Ну ладно, если уж другое. Тебе солёный?
– Солёный.
Мы стали обладателями большого картонного ведёрка с воздушной кукурузой. Фило так аппетитно хрустел, что и я взял пару горстей, хотя обычно не люблю есть на ходу. К нам сразу же слетелись голуби в надежде на дармовое угощение.
Мы подошли к длинной тенистой аллее из высоких лиственниц, чьи раскидистые ветви надежно укрывали от солнца. Пахло смолой и свежестью. Моё любимое место. Ноги слегка пружинили на ковре из опавших иголок. В глубине аллеи стояла небольшая деревянная беседка, где мы сделали перерыв.
Скормив остатки попкорна вечно голодным птицам, мы двинулись дальше. Фило неожиданно взял меня за руку – редкая для него сентиментальность. Обычно он либо бежал впереди, либо отставал, отвлекаясь на собак и алюминиевые банки, которые любил плющить и относить к урне. Мы замедлили шаг. Свет, пробивавшийся сквозь листву, был настолько густым, что казалось, его можно потрогать рукой.
Аллея вывела нас на просторную поляну, где стоял яркий деревянный городок с горками, канатами и лестницами. Иногда я жалел, что слишком взрослый, чтобы присоединиться к играющим детям. Сегодня там было многолюдно, и, кажется, я даже узнал пару приятелей сына.
– Пап, я поиграю немного? Там Сэм и Барто!
– Конечно, я подожду здесь.
Он убежал и присоединился к играющим детям, я же достал телефон и набрал номер Марка.
– Марк, это я.
– Спасибо, что перезвонил, Гейл. Я что сказать хотел – мы с Мартой передумали брать лопатку, все-таки для нас слишком жесткое мясо. Что насчет бедер?
Я нашел взглядом сына – он как раз поднимался по канату на второй этаж городка, усиленно работая ногами.
– Они хороши, как и все остальное, Марк. Только я тебя разочарую – на них уже довольно много желающих. Я бы предложил шею, но ее еще неделю назад забронировала старая Гретхен.
– Черт. Что ж, будем надеется, что нам завтра повезет. Ты только смотри, не гоняй его сильно сегодня, а то завтра мясо будет жестким!
– Поучи ученого. Не в первый раз. Все, до завтра, – я поспешил попрощаться с приятелем, увидев, что ко мне направляется Фило.
Его щеки раскраснелись, глаза блестели. Явно что-то задумал.
– Пап, Сэм с друзьями позвали меня на старый стадион сейчас, можно мне с ними? Они собираются там бегать перегонки, а я же у вас как молния!
– Ну мы же говорили, Фило – сегодня никакого бега, надо дать тебе отдохнуть! Пойдем лучше прогуляемся вдоль набережной – я слышал, там вчера видели лебедей. А потом домой, посмотрим вместе с мамой мультики перед сном. А завтра я отпущу тебя гулять куда хочешь, договорились?
Он согласно кивает, берет меня за руку, и мы спускаемся к набережной. Поверхность реки уже окрасилась ярко-оранжевым цветом, совсем скоро солнце скроется за горизонтом. От воды немного тянет прохладой, и я набрасываю на плечи сына свой пиджак. Я не могу позволить ему простудиться.
Нам с Сергеем обязательно нужно съездить на эту экскурсию, сказала гид. Когда нам еще представится возможность увидеть места, где появилась на свет математика. Места, которые еще не тронула цивилизация. И мы с Сергеем согласились на экскурсию в аул. Сергей хотел там застать ткущих ковры женщин. А я - пишущих камнями формулы на камнях мужчин с лицами Фурье и Фибоначчи.
Дорога туда, где родилась математика, но куда еще не заглянула цивилизация, длилась полдня. И почему-то все время вверх. Цивилизация тут, действительно, ничего не потрогала. Штук десять юрт и одно строение из глины, рядом с которыми стояла неестественно задумчивая скотина. Именно так, по мнению гида, и должно выглядеть место, где должна быть зачата математика.
Никаких тебе аудиогидов и сырных дегустаций. Вместе с праотцами логарифмов мы шесть часов молча сидели в юрте и пили водку. Говорить было не о чем. На их тюбетейках были написаны какие-то нерешаемые уравнения. Каждый час я говорил, что мне нужно проветриться. После чего заходил за последнюю юрту и с наслаждением блевал куда-то в сквозную пропасть. Гранд-каньон по сравнению с ней выглядел выбоиной. Я мстительно надеялся, что завтра все это дело упадет на карнавал в Рио. С каждым моим выходом из юрты меня все сильнее прижимало к земле.
С водкой в том месте, где зачиналась алгебра, была просто беда. Она смахивала на разбавленный цианидами ангидрид уксусной кислоты. Кажется, здесь родилось еще и химическое оружие. После каждой пиалы меня опрокидывало на спину, а Серега на мгновение превращался в Чингисхана. Отказаться было нельзя. Могут убить, сказал водитель. Понять, шутит или нет, было невозможно. И то и другое местные делают с одинаковым выражением лица. Самый главный аксакал выпивал, закусывал луковицей и крякал. После этого по юрте прокатывалась ударная волна, от которой алюминиевый чайник покрывался благородной патиной. Потом произносил «жаксынах» и погружался в нирвану.
- Он говорит, в этих краях родилась и мировая поэзия, - хладнокровно переводил водитель.
Выйдя в очередной раз из юрты на четвереньках, я обнаружил у конюшни подвижного конюха. Местная водка довела его до судорог. Конюх изо всех сил боролся с гравитацией посредством замедленной чечетки. Рядом с ним стояла меланхоличная, поэтически настроенная лошадь. Тревоги по поводу поведения конюха она не выражала.
- Ты к кобыла взад не подходи, - сказал, увидев мое приближение, конюх.
Видимо, я уже имел тот вид, в котором мужчины начинают подходить к незнакомым кобылам сзади.
- К кобыла нада подходить вперед, - сказал он мне и по синусоиде приблизился к кобыле. - Вот так подходить нада.
Не знаю. Может, это была часть экскурсии. Может, конская отсебятина. Но кобыла наклонила голову и конюха укусила.
Вообще, укусила - не знаю, не уверен. Дело знакомое: собака сзади подбежит и за пятку ухватит. Или кот тяпнет за палец. А тут прямо не знаю. Лошадь наклонилась и взяла конюха зубами за плечо рядом с головой. Это легко визуализировать фанатам "Парка Юрского периода". От раздавшегося хруста я немного протрезвел.
Этим криком можно было сводить с орбиты потенциально опасные астероиды. В этот момент я понял, что здесь родилась еще и мировая живопись. Услышав этот крик, женщина без признаков беременности родила Рафаэля.
Из юрты, сжимая рот руками, вывалился Серега. Падая и поднимаясь, он интуитивно нашел место, откуда можно тошнить на Бразилию. Позже, когда он обрел способность говорить, выяснилось: почетного гостя попытались угостить конским глазом. Тепленьким, только что из головы. До Сереги такой знак внимания оказывали здесь только Мамаю и хану Керею. Зеленый как Гринч, Сергей потом жаловался: когда главный аксакал, помогая ногой, заталкивал ему лакомство в рот обеими руками, глаз подмигивал Сереге с хитрецой, по-ленински.
И не откажешься. Потому что если трезвый житель нетронутого цивилизацией аула может математику открыть, то пьяный её без базара закроет. Народ здесь проживает серьезный и решительный.
Передо мной, используя все музыкальные регистры, голосил поедаемый кобылой конюх. Лошадь смотрела куда-то в сторону томным ахматовским взглядом и безбрежно тосковала. Отпускать нетрезвого конюха ей не хотелось - хоть кто-то рядом, хоть кто-то разделит её грусть. Сергей не мог оторваться от края пропасти. Он блевал и говорил одновременно. Ничего страшнее в своей жизни я не слышал.
Это была лучшая экскурсия в моей жизни.
Назавтра нам обещали показать место, где волшебно играют на кобызах. Но мы уже не поехали, устали что-то.
