Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 194 поста 28 267 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

51

КАК ЯКОВ СВИНЬЮ ПРОДАВАЛ

КАК ЯКОВ СВИНЬЮ ПРОДАВАЛ

Отъезд в Беларусь был сопряжен с трудностью. Всё было уже продано. Оставались только на улице пустой загон и полный туалет. В хате приросла к полу железная кровать. Она находилась в таком состоянии, что произношение слова «реставрация» в присутствии специалистов Эрмитажа могло вызвать у них истерику. Чтобы придать ей товарную привлекательность, Яков скручивал с её спидометра лишнее. Утверждал, что кровать своими руками сделал Михаил Илларионович Кутузов, идя к Березине и увидев, что ему спать не на чем. Но ему никто не верил. Было очевидно, что её своими руками сделал кто-то не позже Чингисхана.

Зять забирал Якова в Минск. Минск. Он же – Зеленый город, он же – Белорусский Париж, он же – Белый город, он же – Город улыбок. Из чего следует, что после революции он переходил из рук в руки довольно часто. Зять рассказывал, что там чисто. Улицы моют, сказал, с шампунем. А ментов называют милиционерами, как у нормальных людей. Заговорившись, сообщил, что и бабы там первоклассные, но Яков не расслышал. Яков колебался. Последним доводом в пользу Минска стало то, что картошку там копать не надо. Она сама появляется хрен знает откуда. Говорит: возникнет у батьки плохое настроение, так цитрамон ему не помогает. Ему вообще ничего не помогает. Сразу - в поля. Там так пэрэтрахает все руководство по самые клубни, что через два дня картошка в мешках по подмытому асфальту сама в город идет.

Теперь о проблеме. Оставалась свинья. У неё было имя, данное много лет назад – Евдокия. От одной мысли, что ему придется резать Евдокию, у Якова опускались руки. Сидит, думает: ну это же свинья, сало, грудинка, корейка. Это же – свинья. Возьмет нож, выйдет на улицу, присмотрится: ан-нет, показалось. Евдокия. Это как на улицу выйти и почтальоншу Оксану заколоть. Так-то всё сходится: вес, профиль, манера разговаривать и тоже в Минск не собирается. И визгу будет столько же. Тогда зять сказал – сам заколю. Но Яков с Евдокией прожили много счастливых лет. Да тут еще пенсионная реформа. Её тонкости внесли в смысл сожительства элемент состязательности. Заканчиваем абзац: вот это и была проблема.

Зять постепенно переходил на мат. Его речь запестрила метафорами. Каждая из них угрожала автору пятнадцатью сутками административного ареста. Иногда в одном спиче их набегало на пожизненное. Вскоре в его речи даже предлоги стали окрашиваться в яркие тона. Обход соседей результата не принес. Дело в том, что никто не помнил эту свинью Дуняшей. Даже полный георгиевский кавалер Семен, тогда еще Сёма, впервые увидел Евдокию сразу Евдокией. Неизвестно насчет кровати, но что эту свинью Чингисхан видел своими глазами - это было точно. Как свиноматка Евдокия соседями не рассматривалась. По ней было видно, что секс в списке её желаний на последнем месте. А её мясо в таком возрасте имело характеристики каучука позднего созревания. Её окорок можно было пережевывать всей деревней неделю. Передавая куски изо рта в рот, предварительно вынимая из них свои протезы. Единственная радость – жрала Евдокия как бодибилдер, ведрами. Но это радость так себе.

Вскоре на мат перешла дочь. В отличие от зятя она не стеснялась, в метафоры очевидное не облекала. Она русский язык знала лучше зятя, учительница всё-таки. От её доводов с треском сворачивались в рулоны обои на стенах. Выговорившись, она решила так: утром приедем – свиньи чтоб не было. Утром приехали – действительно, свиньи нет. Правда, и Якова тоже нет.

Первой мыслью было: свихнулся папа окончательно, наконец-то. Затосковал и пошел босый в ясные поляны аки граф Толстой, книги сочинять со свиньей на веревке. Но ближе к вечеру к дому подъехал грузовик и семь мужиков, дико крича, спустили с кузова по доскам Евдокию. Евдокия щурила слезливые красные глаза, дрожала альбиносовыми ресницами и, вытянув губы как для поцелуя, визжала. Разгрузкой командовал Яков. На вопрос зятя, где был, ответил, подтверждая первую мысль: в таможне.

Ему кто-то в деревне сказал, что свиньи служат на таможне. У них, оказывается, не только запах, но и нюх поразительный. Наркоту чуют лучше спаниелей. За что получают премии и звания, но только до майора. Появление Якова в аэропорту с Евдокией произвело на таможенников неизгладимое впечатление. Из окон таможни было хорошо видно, как какой-то дед катит за веревку к зданию какую-то приблуду, очень похожую на устройство, сброшенное на Хиросиму. Подняли караул в ружье, но вскоре выяснилось, что это мирный атом. Хозяин свиньи предложил взять Евдокию на службу безвозмездно, но с единственным условием. В связи с очевидной для всех выслугой - сразу в майоры. Таможенники проявили себя неустойчиво. Один сказал, что такая сотрудница найдет наркоту и сожрет вместе с чемоданом. Другой, вытирая пальцами слюни с губ, сказал:

- Ну, оставляй на стажировку.

Незрело себя повели, в общем. Дочь тоже хотела что-то сказать, но зять её рот руками перехватил и долго держал в руках трепещущее тело. А Яков сообщил следующее. Пока ехал обратно с Евдокией, мысль пришла в голову. В Минск он со свиньей поедет.

- В Беларусь со своей свининой?! – завизжал зять. – Это же как в Таиланд со своими пидарасами!..

Он еще хотел что-то добавить, но дочь вцепилась в мужа и запечатала его рот руками. Зять долго бился в её мощных учительских руках, суча ногами. Иногда сквозь её пальцы вылетало что-то напоминающее библейские мотивы. Что-то про Ноя, который насадил виноградник, кажется. Потом затих.

Соседям потом сообщили: поездку Евдокия перенесла удовлетворительно. Аппетит присутствует. Стул нормальный. Ностальгирует.

Вячеслав Денисов (с)

Больше историй в моем телеграм-канале https://t.me/DenisovStory

Показать полностью
11

Решил продать душу, но застрял в бюрократическом аду. Тариф "Прохор Шаляпин". Сатирический рассказ

Решил продать душу, но застрял в бюрократическом аду. Тариф "Прохор Шаляпин". Сатирический рассказ

Данный текст является художественным вымыслом и сатирой. Все совпадения случайны. Автор никого не призывает продавать душу, только если очень хочется в отпуск

- Я хочу продать душу дьяволу, - сразу же заявил Михаил, как только вошел в душный кабинет и поздоровался.

Он аккуратно, едва касаясь, снял пальто и с деловитой брезгливостью стряхнул с него оставшиеся снежинки, чтобы те не посмели таять там, где им не положено, и портить красивую вещь. Пальто и правда было красивым, как и брюки, и ботинки, и сам Михаил. Но до того он переживал, будто что-то может нарушить эту красоту, что первое впечатление о Михаиле быстро уходило во власть его переживаний. И приятная наружность уже воспринималась с трудом, обрывистыми напоминаниями: то очередным дуновением парфюма, то случайно очаровавшим качеством джемпера, то привлекательностью часов.

- По телефону я вам этого не сказал. Как-то подумал, что лучше при встрече, - не без волнения объяснил он.

- Я вас поняла. Присаживайтесь, - указала ему на кресло женщина лет сорока пяти и неторопливо полезла в ящик стола.

У нее были черные стрелки на восточный манер, толстые и неряшливые. Во взгляде читалась рутинная усталость, и дерзкое заявление Михаила на фоне этой усталости прозвучало обыденно и блекло, будто заявка в МФЦ. Тем не менее женщина принялась избегать его взгляда, а в остальном оставалась такой же вялой, неохотной, но приветливой.

- Понимаете, мне уже за тридцать, а я ничего не добился в жизни, - совестно начал Михаил то ли оправдание, то ли исповедь. – Я честно старался. Порой, признаюсь, даже нечестно. Но все без толку.

Он запнулся и со смиренным отвращением посмотрел в хрустальный шар. Что больше его отвращало: собственная слабость или резкий запах женских возрастных духов вперемешку с пылью, - Михаил не мог понять, да и ни к чему. Раз он решился, раз пришел сюда и уже озвучил свое намерение, назад пути не было. У потомственной ведьмы Тамары был хороший рейтинг и отличные отзывы. К тому же, говорят, к ней в свое время обращались самые шишки, еще будучи никем.

- Мне надоело работать в банке, - продолжил он, глядя в старый мутный шар, словно себе в душу. - А если и не в банке – тоже надоело. Вообще не хочу работать, - уверенно сказал Михаил, но тут же огляделся по сторонам, словно озвучил что-то жутко тайное, чего страстно желает каждый, но никогда не произнесет вот так всерьез, без сарказма. Какая-то бесцеремонная, греховная наивность прогремела в этом признании.

- Живу с бабушкой в однокомнатной, - попытался обосновать Михаил столь смелое отчаяние.

- Ни девушку привести домой не могу, ни друзей, и сам уже бабкиным нафталином пропах. А копить толком не получается. Сами понимаете, то-сё, пятое-десятое. Да и копить-то нечего с моей зарплатой.

Чем дальше говорил Михаил, тем добросовестней он себя чувствовал. Ведь откровенно и решительно признаться незнакомому человеку, а главное, самому себе в смелых и отчасти справедливых желаниях не каждый сможет. И Михаил находил в этом какое-то не видимое, но сущее благородство.

- Осточертело мне это все! Я же вижу, как легко некоторым достаются и деньги, и слава, и любовь, и талант, и признание этого таланта. Ведь на кой чёрт нужен этот талант, если он не признан? А чем я хуже? Да ничем. Я не так уж сильно обманывал, так, по мелочи. И бабку свою терплю, лекарства ей покупаю на четверть своей зарплаты. Не надо мне ни власти во зло, ни кроваво-развратного грехопадения. Я просто хочу пожить в удовольствие. И много мне не надо. Хочу поесть вкусно, поплавать да погреться на экзотических островах и не просто, а в роскошных отелях, с красивыми видами и красивыми женщинами. Красоты и покоя хочется, понимаете? И не мимолетной, требующей постоянных забот, а основательной, изобильной. Не считать каждую копейку, не выслуживаться перед свином-начальником, не вставать в чертовы шесть утра каждый божий день, съехать от бабки, а ей хорошую сиделку нанять, - уже не сдерживал он себя ни виной, ни стыдом. Праведное и чистое желание свободы и скромной вседозволенности уже вольно рвалось из его груди. Он даже чувствовал жаркие и такие живые порывы в области сердца, будто оно воспламенилось священным огнем справедливости.

Потомственная ведьма Тамара безропотно слушала, но сквозь старательное и оттого выдающее свою искусственность понимание проскальзывала какая-то нетерпеливость. Будто все, что говорил Михаил, излишне откровенно, неуместно и как будто не по адресу. От неловкости она даже мяла в руках конверт, который уже давно вытащила из стола, и на конверте образовалась уже парочка складок.

- Кто ж знает сколько мне осталось! – начал сбавлять он обороты, заметив неладное. - Да сколько бы ни осталось – мало это все. Что эта человеческая жизнь – да ничего, - Михаил махнул рукой и разве что не плюнул от ощущения ничтожности того, о чем говорил.

- Сколько было потрачено времени, денег, нервов на всякие марафоны желаний, на все эти пляски с бубнами – не работает это все. Не-ра-бо-та-ет. Поэтому я так решил – надо обращаться сразу к…

Он показал пальцем вверх, но вовремя спохватился и с такой же решимостью ткнул пальцем вниз, сколько хватило руки.

- К главному, - подытожил Михаил.

- А сколько ни звал его, не приходит он сам, - лицо Михаила выражало детское недоумение, до того оно имело капризно-расстроенный и нервно-огорченный вид.

- Сколько инструкций ни читал, сколько видеоуроков ни смотрел, сколько виршей, мантр, молитв ему ни пел, сколько обрядов ни проводил – ну не приходит и все. Вы меня простите, но, поскольку я больше никому не верю, и с людьми, какие бы они ни были маги, дел иметь не хочу, все, что мне от вас нужно – это линия связи, пропуск, так сказать. Поэтому мне надо, чтобы вы его вызвали для эконом-тарифа «Прохор Шаляпин», на который мы с вами договорились по телефону, - наконец закончил он.

- Значит, так, - Тамара говорила все с той же приветливой неохотой и деликатно, но настойчиво вкладывала Михаилу в руки конверт. – Вот вам адрес. Идите туда, ко Льву Степанычу на Мясницкий проезд, 16. Часы приема и все остальное – указаны в конверте. Ознакомьтесь, подумайте еще как следует и тогда идите.

- Но как так? – не понимал Михаил. – У вас там было все включено. Да еще и по акции со скидкой 30%. Как раз все, что мне нужно: привлечение легких денег, удачи, поездок на острова, бессрочных отпусков, роскошных отелей и mommy-спонсорок.

- Ну так это у меня, - терпеливо объясняла Тамара. – Вы этот тариф от меня хотите получить?

- Категорически нет, - ответил Михаил. – Я с людьми больше дел не имею. Они все шарлатаны и мошенники – не обижайтесь. Таков уж мой горький опыт. Я даже верю, что вы профессионал, и у вас все получится. Но это до поры до времени и очень ненадежно. Я такой эффект уже знавал не раз. И я понял одно – не хватает человеческой силы для того, чтобы раз – и на всю жизнь. И этому даже есть объяснение. Люди взамен получают что? Деньги. А он – душу. Что деньги в сравнении с душой? Отсюда и эффект: от денег такой же временный и непостоянный, а от души – вечный. А колдун какой-нибудь может и рад принять душу, но на кой черт она ему, когда ему самому деньги нужны? В общем, как ни крути, мне способен помочь только самый главный, - настаивал Михаил.

- Тогда вам нужен не «Прохор Шаляпин», а вызов дьявола, - постепенно раздражалась Тамара. - А у меня такого ни тарифа, ни пакета нет. А если и был, то закончился на Филиппе Бедросыче. Меня потом кремлевские экстрасенсы месяц откачивали.

Ее вид сделался еще более усталым и несчастным. Полное и вялое тело Тамары хрипло, тяжело задышало и закашляло, от страдальческой мимики подводка глубже заползла в морщины и грязно растеклась по ним, а тушь заметными комками обсыпалась на впалые носослезные борозды, так же постепенно тая в кожных испаринах и уходя на дно морщин.

- Половину стоимости я вам верну, - в жалобном раздражении заговорила Тамара.

- Половину? – возмутился Михаил.

- Знаете, что, мой хороший! – встала она и, бесцеремонно взяв Михаила под руку, настойчиво повела его на выход. – Связи тоже - дело не бесплатное.

Михаил хотел было начать скандал, но, подумав, решил, что с ведьмами лучше не связываться, пусть и с немощными.

- Ишь какая ослабленная, а деньги берет, – злился Михаил, но смиренно шел домой.

Следующим же вечером сразу после работы он отправился на Мясницкий проезд ко Льву Степанычу с настоятельной просьбой вызвать дьявола по известному тарифу. Михаил был полон решимости и еще больше укрепился в своем намерении.

Там он снова излил душу, но делал это уже уверенно и складно, без всякой неловкости. Его уже не раздражал душный кабинет и очередной морщинистый шарлатан. Да пусть даже и не шарлатан, но слабак, не обладающей той силой, которая действует сразу и наверняка. Слабак, который будет тянуть из тебя деньги до последнего в обмен на легкое прикосновение к мечте, а не на мечту длинною в жизнь. Пока Михаил говорил, его посещали страшные мысли о том, что еще немного, и его пока еще свежее и миловидное лицо станет таким же сморщенным и землистым, и надо бы поторопиться. Ведь что такое человеческая жизнь? Да ничего.

- Дело вот какое, голубчик, - обреченно вздохнул Лев Степаныч, нервно взял колоду в руки и тяжелым, глухим звуком постучал ей о бархатный стол. – Я теперь тоже таким не промышляю. Честно скажу: могу черта мелкого к тебе привязать, беса помощником определить, но с их начальством я завязал. И возвращаться не собираюсь. Мы и так с ним обоюдовыгодно разошлись, но стоило мне это страшного. Вспоминать не хочу, - поморщился Лев Степаныч, но тут же лицо его просияло энтузиазмом. - Могу даже тебя к бесовскому клану прикрепить. Это, кончено, выйдет дороже, но зато эффективнее и надолго хватит. И дела в гору пойдут. Не пойдут, а взлетят.

- Да что это у вас за чертова поликлиника, чтобы меня к ней прикреплять? – возмутился Михаил. - Я свое намерение озвучил ясно и на меньшее не согласен. И дел мне никаких не надо: ни чтоб они шли, ни летели. Я хочу избавиться от всяких рабочих дел. Я жить хочу, а не дела делать. Как вы все не поймете?

- Тогда вот вам адресок, - Лев Степаныч подвинул к нему листок красной приятной на ощупь бумаги, сложенный вдвое. – Там помощь не гарантирую, но навести смогут куда надо.

- Да вы издеваетесь надо мной! – не выдержал Михаил. – В самом деле поликлиника! Один к другому пинает, а вылечить не могут.

- Понимаю ваше возмущение, - закивал Лев Степаныч. – Но вызвать самого главного – дело непростое. Не каждый к нему доступ имеет. И не всякий, кто имеет, способен его долго удержать. Всё точь-в точь, как и в человеческой власти: сегодня у тебя есть нужные рукопожатия, а завтра нет. Оттого мы вас и пинаем, как вы выразились, что не лукавим, а говорим как есть. А вызвать черта лысого и выдать его за дьявола это я вам прямо сейчас могу устроить. И ведь вы не отличите, только по результату и узнаете, что обманул я вас. Но я на помощь вам иду и даю нужный контакт – чем располагаю, - развел руками потомственный колдун Лев Степаныч и содрал половину суммы, не отставая от потомственной ведьмы Тамары.

Долго еще Михаил ходил по спиритическим кабинетам, и все они как один были душные, пыльные, пропахшие то ли старыми свечами, то ли маслами, то ли парфюмами тех, кто их содержал. Кабинеты были темные и светлые, просторные и тесные, богатые, даже роскошные, и бедные, но во всех них чувствовалась человеческая немощь, которую, как ни наряжай, чем ни обвешивай, она таковой и останется. И вся эта горькая надежда, что оставляли после себя ведьмы, колдуны и прочие экстрасенсы напоминала грим на покойнике – последнюю попытку даже не придать ему жизни, а оставить канцелярскую печать того, что она когда-то в этом теле обитала, но ушла навсегда.

Так прошел месяц. Сумма, скопленная им на преображение жизни мельчала. Михаил изрядно утомился, но всякий раз получал в ответ лишь «это не так просто, как вы думаете», «это все сложно» и новый адресок. К нему в голову впервые начали закрадываться сомнения в том, что решить его вопрос напрямую с тем, кто единственно может его решить раз и на всю жизнь, не представляется возможны. Но как же все те, у кого получилось добиться оглушительных богатств, или сумасшедшей славы, или блестящего гения, а то и всего сразу? Как же они?

Постепенно страстное желание иметь красивую жизнь непременно в комплекте с легкостью и беспечностью тоже обрастало сомнениями. «А может не нужна она мне?», - думал Михаил и прислушивался к своему нутру. «Нет, нужна. Конечно нужна», - убеждался он. Но чем дальше, тем больше он возгорался страстью к совершенно другому вопросу: почему так сложно вызвать дьявола? Теперь он уже смотрел в сети не острова, не яхты, не отели, не виллы и даже не женщин чуть старше себя, каких предпочитал. Все, что его волновало, - это почему так сложно продать душу тому, кто якобы эту сделку спит и видит, почему так сложно к нему воззвать, достучаться, и в каком таком тайном сговоре все эти ведьмы и колдуны.

- Да к черту острова! – проснулся он ранним воскресным утром и впервые в жизни заговорил сам с собой. – Но вот до тебя доберусь! Я тебя из-под земли достану!

Он вскочил и нервно, одержимо стал одеваться.

- Принципиально! – неожиданно громко воскликнул он.

- Миша, с кем это ты там собачишься? – проскрипел с кухни тяжелый, протяжный голос. – Я тебе тут оладий нажарила, идем кушать!

Впервые за много лет он не укладывал волосы, не расчесывал брови, не подбирал наряд, а не глядя накинул на себя то, что попалось под руку.

Михаила уже не раздражал запах горелого нерафинированного масла - бабушка, видимо, по старой привычке предпочитала готовить на нем. Не отвращал запах старости, которая неизбежно, хоть и медленно, издалека подкрадывалась к Михаилу. Его больше не выводило из себя то, что из-за забывчивости или вредности бабушка готовила то, что он ни за что не станет есть, а лишь в ужасе побежит спасаться от одних только видов и «ароматов» в атмосферную, эстетичную кофейню возле дома, которая приятно убаюкивала приличием и где подавали раф на миндальном, кето-чиабатту с диким лососем и яйцом-пашот, и другую культурную еду. А еще там всегда была достойная публика.

Одержимость болезненно назревшим вопросом придала Михаилу столько сил, что он не позавтракал ни дома, ни в кофейне, а сразу направился по последнему адресу. Сделать последним решил его сам Михаил, поклявшись себе, что без разговора с дьяволом он оттуда не уйдет.

На этот раз Михаил попал не в кабинет, а в огромное пространство, в прямом смысле этого слова – подпольное. Вход был неказистым, за несколькими ветхими дверьми аварийного здания, соединяющими их сырыми коридорами и лестницами, которые в свете старых ртутных ламп уходили все глубже под землю.

- Вы поймите, Михаил, - вспоминал он слова последнего медиума, у которого был днем ранее. Михаил был разгневан и почти не слышал, что тот ему говорил, но сейчас сказанное само всплывало в голове.

- Редкий экстрасенс, пусть даже не для себя – для клиента, может вызвать дьявола так, чтобы потом не поплатиться за это здоровьем тела и души. От одного до пяти раз. Как правило, этого хватает, чтобы потом больше не работать самому и своим детям, но при этом не уподобляться заказчику и не просить дьявола о благах, а часто с худым здоровьем доживать свой век в магически защищенном от воров и налогов достатке, который, разумеется, обеспечивают клиенты, а не дьявол. Поэтому вызовом лукавого занимаются целые организации, общества людей, где их не один, не два, не десять, а очень много. Так вот кроме них вам никто не поможет. Но, должен признаться, там и плата за услугу не всегда обходится деньгами. А если только деньгами, то не знаю, потянете ли вы. Впрочем, это вы уже с ними будете договариваться.

Спускаясь по мрачным коридорам, Михаил чувствовал, как ярость утихала. На душе становилось ровно и спокойно. Впервые за все время он чувствовал, что по-настоящему близок. И вот наконец последний коридор, красная дверь с невзрачным символом, которому Михаил не придал никакого значения. Он уже устал от деталей, меток, пентаграмм, заклинаний и среди всей этой мишуры выделял теперь только основное «красная техническая дверь с серым символом» - строго сориентировался он на описание медиума. Да и в тусклом свете навязчиво мерцающей лампы сложно было разглядеть что-то мелкое и серое.

Справа от двери Михаил заметил потертую металлическую клавиатуру, развернул мятый листок не приятной на ощупь бумаги и ввел длинный код.

Дверь открылась, и Михаила встретил человек не в черных пыльных одеждах, в какие обычно любят рядиться потомственные ведьмы и колдуны, не способные наколдовать себе даже чистых вещей, к которым не прилипнет ни одна светлая нитка или волосок, так предательски выдающая, что перед тобой простой смертный. В этот раз Михаила встретил человек в очках и белом халате, похожем на медицинский.

«Понятно, - усмехнулся про себя Михаил. – Тайный заговор этих экстрасенсов, которых очевидно я уже достал, в том, чтобы просто отправить меня наконец в психушку». Пока эта мысль пролетала сквозь голову Михаила, за спиной человека в халате такие же, как он, провезли кушетку с полностью закрытым черной тканью телом. Судя по очертаниям, это было именно оно. Увиденное Михаилу не понравилось, но не остановило его.

Человек не спросил ни имени, ни фамилии, а лишь сухо поздоровался и равнодушно сказал: «Пойдемте». Михаил на всякий случай представился, но человек все так же холодно ответил, что все готово и торопливо направился по очередному коридору.

Новый коридор явно отличался от всех тех, что остались за красной дверью. С обеих сторон не стены, а сплошь двери из черного, до блеска отшлифованного стекла, с беспросветной надежностью что-то скрывающего.

«Нет, это явно не психушка, - размышлял про себя Михаил, находя в этом безбожно люксовом хайтеке что-то жестокое и бесчеловечное. – Но вполне возможно, подпольная операционная, судя по той массе на кушетке, уж больно похожую на человеческую. Значит, решили пустить меня на органы».

Проводник в белом халате приложил ловко возникшую у него в руках карточку к одной из дверей, и та зловеще-бесшумно открылась. Человек остался в коридоре, а Михаил вошел в очередной кабинет и приготовился услышать заезженные фразы, но вдруг поймал себя на ощущении отсутствия всякой духоты и запахов. За большим столом сидел мужчина лет сорока. Он был одет и причесан не по-современному изысканно и утонченно, но скромно. Можно было подумать, что он в театральном камзоле. Но в любом, даже самом добросовестно сшитом сценическом костюме, чувствуется небрежность не столько от самого костюма, сколько от его временного соприкосновения с актером, который тоже, как ни будь талантлив, все равно не в силах скрыть эфемерности своей роли. Здесь же все ощущалось достоверно, взаправду.

- Здравствуйте, Михаил, - не поднимаясь с места, поприветствовал он гостя, но сам не представился. В его голосе и взгляде, особенно во взгляде, была та тень, какая обычно встречается в глазах хорошего, но нисколько не сочувствующего доктора, когда тот сообщает больному о неизлечимости и роковой природе его недуга. Тень холодная, невозмутимая и строго приказывающая быть всему на своих законных местах: и болезни, и тщетным, больше ритуальным попыткам ее исцелить, и больному, и самому доктору, и жизни, и смерти.

Чем больше Михаил смотрел в глаза мужчины, тем ярче ощущал не человека, а некую силу, что за ним стоит.

- Медлить не будем, сразу к делу, - распорядился мужчина. – Я осведомлен о вашем запросе. Вы находитесь в том месте, где заключаются интересующие вас сделки.

Его явно что-то торопило, и тем самым слегка раздражало, хоть он и неплохо это скрывал. Будто нарушился тот самый порядок законных мест всего и вся, что царил в его голове и, возможно, в жизни. Снова напомнил он Михаилу доктора, который оказался недовольным чудесно и бесцеремонно исцелившимся пациентом или же наоборот необъяснимо скоротечным его уходом, вопреки логичному исцелению. Но при этом Михаил чувствовал себя не больным, а самим внезапным обстоятельством.

- Вы наверняка много слышали из интернет-баек, что многие знаменитости и влиятельные люди ради успеха пошли на жертву. Это так. Но речь не об их душе. Видите ли, Михаил, чтобы призвать того, кто эту душу у вас купит, нужно много особого рода жизненного электричества, если назвать его грубо, но понятно. Это, как если бы вас вызвали, скажем, на северный полюс для какого-то важного дела. Одна только дорога и снаряжение стоили бы уйму средств. А ведь вас надо где-то разместить, накормить, и не просто, а как дорогого, уважаемого гостя. И только потом мы можем считать отдельно награду за это самое дело, ради которого вас вызвали в такую даль. Ежели вы будете своими силами туда собственной персоной добираться, то на это большая часть вашей награды уйдет. И что в итоге? В итоге вы будете разгневаны и проклянете всех и вся, кто вам это затеял. Так вот считайте, что необходимая жертва – это приличные командировочные тому, кого мы будем вызывать для вас в такую даль, как наше измерение. А вот ваша душа уже послужит ему основной наградой. Понимаете?

- Так что за жертва? – устало-обреченным голосом спросил Михаил в ожидании круглой суммы, подсчитывая в уме стоимость квартиры и старенького опеля.

- Жизнь дорогого вам человека, - ответил мужчина, и в его голосе прозвучала та сладкая власть судьбоносности, будто вся его деятельность сводилась к этой фразе и к тому, с каким могуществом он ее объявлял.

- И снова вы издеваетесь, - Михаилом стремительно овладевала злость.

- Но мы навели о вас справки, - с театральным огорчением сообщил мужчина, - и осведомлены, что вы буквально ненавидите всех. И нет никого на свете, кто был бы вам хоть сколь-нибудь дорог. В таком случае на роль жертвы подходят родственники, - с неохотой смирился он.

- Тогда вы должны быть в курсе, что у меня нет никого, кроме бабки. А ее я, видит бог, ненавижу больше всех, - Михаил уже был в том состоянии, когда правда выходила из его уст с легкостью и свободой, подобной дыханию.

- Что ж, - коварный доктор прищурился, изображая довольство, и нервная улыбка вырвалась в дрогнувшем уголке его губ. – Могу порадоваться за вас. Ведь ее смерть принесет вам только облегчение. Выходит, все складывается как нельзя выгодней.

- Ну уж нет, - Михаила буквально распирало от ненависти ко всем этим бесконечно многоходовым коррупционно-капиталистическим схемам, которые, подобно паразиту, въелись даже в те сферы бытия, где он надеялся найти от них спасение ценой своей души. Ведь его обманывал еще не сам дьявол, а всякая мелкая утонченно наряженная, манерная тля, монопольно осевшая на дьявольском образе.

Взгляд Михаила, очевидно, принял такой дикий вид, что доктор поменялся в лице и вжался в спинку кресла. Он искренне недоумевал, в чем дело, ведь к его разочарованию все шло легко и совсем не драматично.

- Моя ненависть к бабке не дает ни мне, ни уж тем более вам распоряжаться ее жизнью, - свирепел Михаил и думал, как изысканно изматывающе устроено то, где люди от огромного отчаяния ищут спасение от самых жестоких мытарств, гораздо более жестоких, чем желание не работать и беззаботно отдыхать.

«Истинное зло, - думал Михаил, - сколько великолепия в этой въедливой мелочности, в этом растянутом кровопийстве, в этой мнимой иерархии, что вся суть изощренный паразит. Мое почтение, отец лжи!»

- Что вы себе позволяете? – возмутился доктор. – Мы с вами на деловой встрече. Держите себя в руках!

- Да я сейчас тебя в жертву принесу! – бросился на него через стол Михаил, но тот чудом увернулся и неуклюже, унизительно для человека в элегантном камзоле с грохотом упал со стула.

В эту же секунду открылась дверь. Вошел ассистент в белом халате. За ним следом влетела охрана и схватила Михаила.

- Альберт Аврамыч, - растерянно, запыхавшись, выпалил ассистент и с недоумением посмотрел на озверевшего Михаила. – Господа ожидают. Медлить нельзя.

Альберт Аврамыч совсем не элегантно, кряхтя, поднялся и несколько секунд всеми силами с чем-то отчаянно боролся, стреляя глазами то в Михаила, то в озабоченного ассистента.

- А черт бы с вами со всеми! – кричал он, яростно размахивая руками и багровел. – Ведите его на сцену!

Охрана тут же отпустила Михаила, и ассистент выдал уже знакомое «пойдемте».

Михаил едва поспевал за белым халатом все по тому же глянцевому коридору, а вслед за ними синхронным строем шагала охрана и семенил Альберт Аврамыч.

- Сейчас состоится то, ради чего вы сюда пришли, - объяснял ассистент.

- Не уж-то увижусь с самим дьяволом? – уже нездоровым смехом хохотал Михаил.

- Именно, - подтвердил ассистент.

- Прекратите ваш отвратительный гогот! – возмутился Альберт Аврамыч. – Вы обязаны преисполниться трепетом! Уважением в конце концов!

- Но я не давал вам согласия на бабку! – чуть снова не напал на него Михаил.

- Да черт с вашей бабкой! – защищался от него Альберт Аврамыч, прячась за охрану. – Кому сдалась эта карга!

- Сейчас мы пригласим вас в комнату, где и произойдет долгожданная встреча, продолжил ассистент. - Там не будет никого. Только вы и он. Отводится ровно час на озвучивание желания во всех подробностях и, так сказать, оформление души в собственность его величества. Вы можете делать это вслух или… В общем, сориентируетесь по обстоятельствам. Затем дверь откроется, и вы будете вольны отдаться во власть своим желаниям. Прошу вас, сосредоточьтесь. Не каждому даже горячо желающему выпадает такая возможность. Не упустите свой шанс.

Они уперлись в конец коридора, и ассистент с волнительным выдохом приложил карточку к заветной двери, которая отличалась от всех остальных тонким темно-красным обрамлением. Она открылась медленно и бесшумно, продемонстрировав всю свою толщину и тяжесть.

- За вами будет наблюдать группа медиков через затемненное стекло. Если вам станет плохо, сеанс тут же прервется, и вам окажут всю необходимую помощь, - бегло объяснял ассистент.

- Такую же, как тому бедняге под черным покрывалом? – усмехнулся Михаил.

- Это был редкий и непредвиденный случай, - честно глядя в глаза, ответил ассистент с обидой будто на самое страшное обвинение: в безответственности и непрофессионализме. – Сами понимаете, в этой комнате происходит встреча с главной потусторонней силой. Не каждый способен такое вынести. Случается, что люди не выдерживают уже на подступах. Но, уверяю вас, это крайне редкие случаи. Обычно все проходит без инцидентов.

- А с чего вы взяли, что я смогу? – прищурился Михаил.

- Ваши показатели говорят о том, что сможете, - ответил ассистент. – Да и замотивированы вы очень даже хорошо.

- Вы и показатели мои успели раздобыть, – усмехнулся Михаил.

- А чего их добывать, - пожал плечами ассистент. – На входе сканер стоит. Да и последний раз вы анализы в поликлинике сдавали два года назад.

- Да если б там стояли такие сканеры, как у вас, может и чаще бы здоровье проверял, - брюзжал Михаил.

- Хватит тут разглагольствовать! – не выдержал посторонних разговоров Альберт Аврамыч.

– Или заходите уже, или уходите вовсе! – пригрозил он, но на второй части угрозы выдал себя нервным волнением.

- Здоровью вашему можно только позавидовать, как и рвению. Хотя второе, знаю, случается не от хорошей жизни, - поторопился ассистент. – Так что прошу.

Он жестом пригласил Михаила в комнату, сверкнув в глазах азартом и воодушевлением, какие без всякого сомнения свидетельствовали - ассистент будет в группе наблюдающих медиков.

Михаил шагнул за порог.

- Ну, с богом! – на автомате прошептал он, сжимая кулаки.

- Удачной вам сделки! – пожелал ему ассистент, взглянув на него с робким восхищением, с каким обычно смотрят на смельчаков.

Дверь закрылась. Михаил огляделся по сторонам, обнаружив себя в цилиндрической комнате с высоким потолком, достаточно просторной для одного человека. Все то же черное глянцевое, но ничего не отражающее и не пропускающее стекло. Тусклый красный свет в виде двух окружностей по линиям пересечения стен с полом и потолком словно подчёркивал форму комнаты. Оглянувшись, Михаил заметил, что дверь настолько плотно прилегала к стене, что буквально слилась с ней. Он собрался с мыслями, с духом и не нашел в себе ни капли страха, лишь решимость и предвкушение, столь торжественные, какие он последний раз испытывал в детстве.

- Здравствуй, Михаил, - послышался спокойный, приятный голос. А приятен он был тем, что от его звуков ничего не рисовалось в воображении. Сложно было представить, кому бы этот голос мог принадлежать, как и сложно понять, откуда он доносился: извне, изнутри или еще из какого-то неведомого измерения.

Михаил на мгновение оробел, но чувство торжества воспламенилось еще больше в его сердце, и в этом пламени сгорел всякий страх, всякий стыд. Михаил поздоровался в ответ.

- Ну что Михаил, времени терять не будем? Активирую Прохора Шаляпина? – все так же обезличено перешел к делу собеседник, и комната озарилась тонкими струйками красного света, как бы показывая готовность говорящего к сделке.

- Постой! - заволновался Михаил.

- Каково же твое желание? – спросил голос, и Михаил уловил в нем нотку скуки.

- Я просто хочу поговорить с тобой. По душам, - неожиданно для самого себя ответил Михаил, и чувство праздника разлилось у него в сердце вдохновенным жаром. - Пока она у меня есть, - с усмешкой добавил он. - Но хочу, чтобы ты был со мной честен. Без всяких твоих дьявольских уловок, по-настоящему, предельно. Взяв за основу не твое, а мое представление о честности. Обычной человеческой честности.

Световые струйки медленно сложились в едва уловимое подобие духа. Оно приблизилось к Михаилу, словно с намерением рассмотреть поближе.

- Что же ты так хочешь узнать? – спросил голос. – Формулу философского камня? Или источника бесконечной энергии? Как обрести и сохранить власть? Известность? Как убивать и оставаться безнаказанным? Как сделать любого человека своим рабом? – нотка скуки зазвучала ярче.

- Нет-нет, - поморщился Михаил. – Я просто желаю честного, душевного разговора. И точно не с человеком. Не хочу задеть твое самолюбие, но лживей людей я еще никого не видел. И ладно другим, так ведь сами себе больше всего врут. Никаких формул, власти и рабов мне не нужно. Я лишь точно знаю, с какого вопроса хочу начать. А там как пойдет. Впрочем, как все обычно бывает в любом простом разговоре.

- И за это ты готов продать мне душу? – удивился голос.

Продолжение следует... (выложу завтра). Если вам понравилось, заглядывайте ко мне в ТГ-канал. Там уютно, мрачно и есть продолжение.

Показать полностью 1
5

Переводчик Петербуруского. Как одна улица приставала к прохожанам

Утром дождь задержался где-то у залива и не переставил буквы. Афиши стояли честно: «распродажа», «концерт», «позвонить маме». Трамвай «Гостевая» звякнул «пожалуйста» - и вдруг мы заметили, что одна из улиц ведёт себя… настойчиво.

Она слегка подпрыгивала плиткой под каблуком, чтобы человек споткнулся, остановился и посмотрел по сторонам. Она шуршала афишей прямо у уха: «А вы точно туда?». Она подсовывала узкую сухую нитку тротуара тем, кто по привычке шёл сквозь лужу. Она даже ловила взгляд витринами и, кажется, спрашивала: «А теперь?»

- Пристаёт, - констатировала Собака с железным тире на ошейнике, поднимая голову из-под лавки. - Не хамит, а просит внимания. Неумело. Пойдём поможем, пока никто не обиделся.

Из арки, где эхо живёт по прописке, выкатилась тележка «Обмены, причины и прочее». За ней - человек с лицом, в котором уютно отражались чужие окна. Рядом - стеклянная тарелочка, мел, коробочка с наклейками «можно?» и стопка белых билетов «до дома».

- Дело знакомое, - сказал Бюро, нащупывая голос улицы в камнях. - Улица хочет быть нужной и лезет в разговор без приглашения. Предлагаю обмен. Улица сдаёт щепотку «заметь меня любой ценой». Прохожане сдают по крупице «я всегда тороплюсь». Взамен раздаём способы спрашивать мягко.

Мы положили своё «тороплюсь» в банку - оно звякнуло пустотой. Улица вздрогнула всей плиткой и ссыпала невидимую пыль: «любой ценой». Дождя ещё не было, но Ветер аккуратно подчеркнул небо мягким «можно».

Мы приложили стеклянную тарелочку к краю тротуара - улица вздохнула: у неё появился вход для любопытных. Теперь можно было звать не людей, а их шаги - осторожно, без рывка.

У бронзовой дамы, которая смотрит поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - улица замерла и, кажется, немного покраснела глиной.

- Мне кажется, что без меня проходят, - призналась она шорохом песка под плиткой. - А я ведь веду к тихому двору, к окну, где сушится пауза. Как сказать об этом, чтобы не дёргать за рукав?

Дама переложила сумочку из одной руки в другую - знак: «слушаю», - и резьбой по губам ответила:

- Не хватай. Предлагай контур. Оставляй намёк, а не хватку. Люди идут не к улицам - к своим причинам. Твоя работа - подчеркнуть вход.

Мы размечали мелом на камне маленькие знаки «можно?», и улица училась спрашивать фонарями и окнами.

- Во-первых, - напомнил Бюро, - убираем липкие способы: подсовывать промоины под каблуки, хватать подолом газеты, пугать шорохом.

- А как же тогда? - спросила улица.

- Применяем пригласительные:

едва заметная сухая нитка тротуара - «сюда удобней»;

тёплый жёлтый свет днём - «здесь безопасно остановиться»;

пятно от фонаря - «островок для мёрзнущих»;

мелом у стены - «для разговора, чтобы не шуметь».

Булочная «В обмен на сомнения» поставила на подоконник табличку: «Кто пришёл, потому что улица позвала, - скидка за внимание». Фонарь, который когда-то боялся белых ночей, охотно зажёг днём вход - и люди перестали вздрагивать от собственного «остановился».

Конечно, не обошлось без накладок. Улица всё ещё иногда приставала по-старому: подпрыгивала плиткой, чтобы поймать взгляд, или изо всех сил шуршала афишей. Тогда приходила Собака и клала тире между «смотри» и «срочно». Улица отзывалась: «ничего, подождём». Люди не злились - их шаг совпадал с дыханием.

Ближе к полудню появился первый усталый. Он шёл, как идут с чьим-то «я потом», и улица так горячо захотела ему помочь, что едва не ткнула углом в нужную подворотню. Но успела сдержаться - фонарь подержал смелость, и человек сам повернул куда надо. На ладони у него оказался оконный отблеск - улица научилась отдавать по просьбе шага, а не по навязчивости.

К вечеру улица была уже другая. На её камне появились крошечные пуговицы света - кто знает, тот видит: здесь можно замедлиться без оправданий. На водосточном отливе мелом: «Если ищешь вход - посмотри в тень». На углу - стрелка к двору, где сушится пауза, и к окну, где умеют подарить «нечаянно».

А ещё случилась сцена примирения. Туристка, которую с утра раздражала «пристающая улица», остановилась у вывески «СОСИСКИ» и рассмеялась:

- Простите, я думала, вы на меня давили. А вы… приглашали.

Улица чуть дрогнула камнем, как человек, которому поправили имя, и послала к киоску сухую нитку: короткая дорога без толпы. Туристка кивнула - поняла язык.

- Вот и хорошо, - улыбнулся Бюро. - Улица не пристаёт - прислоняет плечо. Прохожие не отбиваются - прислушиваются. Вопросы задаём через свет и мел, а не через локоть.

Если вдруг вас зовёт улица - ищите контур приглашения мелом «можно?», тёплый жёлтый свет, или стрелку «проходите».

Если кажется, что лезет - положите между не барьер, а мостик. Возможно, вы услышите, куда она предлагает, - не к месту, а к себе.

Улица имеет право подчёркивать входы, но не имеет права тянуть. За этим присматривает Бюро, и иногда - фонарщик.

А когда дождь вернулся и наконец переставил буквы, одна афиша стала идеальной: из «приставать» вышло «при-ставать» - с маленькой чёрточкой смысла. Ставить рядом, поддерживать, быть при - не вместо. Трамвай «Гостевая» звякнул «спасибо». Бронзовая дама посмотрела поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - и крошечным движением губ сказала:

- Теперь - можно.

Иногда мне кажется, что эта улица научилась любить без навязчивости. Она не жмёт, а обводит главное; не хватает за рукав, а подаёт рукоять шага. И если вдруг вы почувствуете, что под ногой камень едва заметно сгладился - не пугайтесь. Это не ловушка, это вход для вашей тени. Сделайте полшага тише, скажите шёпотом «А теперь?» - и улица ответит своим новым, вежливым языком:

- Пожалуйста. Я рядом. Только если хочешь.

Показать полностью
2

Пельменная 8.1

Разговор на кухне столовой шарико-подшипникового завода Урюпинска.

Петрович:

– Мне тут привиделось, что Му-Му выжила, а Герасим вернулся к барыне...

Маруся(сердито помешивая борщ в алхимическом тигеле):

– И какое отношение это имеет к рогам, которые ты мне наставил?

Петрович:

– Непосредственное: Му-му, это катализатор алхимического процесса возникновения взаимной любви между барыней и Герасимом – то что дворник отказал барыне, так то правильно, ибо ничего там не было, акромя срама одного, и попранной воли крепостного...страсти да вожделения; то что Герасим ушел в деревню, апосля утопления Му-му, так то тоже правильно – пресек, так сказать, на корню грязные животные поползновения хозяйки...

Маруся:

– И что?

Петрович:

– А то, что у обоих участников любовной драмы остался неприятный осадочек, каковой устранить возможно только внезапным фактом воскрешения Му-му!

Маруся(громко выдохнув):

– Фуух, что за мешанина у тебя в мозгах, Петрович?

Петрович(Заглядывая в тигель с борщом):

– А у тебя?

Маруся(вынув половник из тигеля, облизнув его, и шваркнув им Петровича по лбу):

– У меня – вкуусная!

Петрович(потирая ушибленный лоб):

– Воот! И у барыни вкуусная стала, но не сразу: хотела Герасима, осерчала на его несговорчивость, вот и намутила хрени, приказав утопить собачонку, и, небось собиралась послать за Герасимом в деревню, чтобы высечь его, как сидорову козу, но, только представь себе: вдруг видит, как мокрая Му-му с пруда возвращается! Первая мысль: дотопить животинку. Вторая мысль: да ладно, собачонка то здесь и непричем. Третья мысль: а вот отогрею я Му-му, сломаю гордость свою об колено, и самолично принесу псину Герасиму на деревню в клетчатом пледе, а дворник смягчится, прослезится, и от души наградит барыню "кексом", но то будет ужо не животная страсть, но акт взаимного признания ошибок, достигнутый через радость неожиданного воскрешения Му-му, которая, як Иисус Христос, пострадала за их низменные желания, искупила их, и...

Маруся:

– И где же наша воскресшая Му-му?

Петрович(высовывая банку с оплодотворенной яйцеклеткрй Мары на Алешкинском пруду):

– Воот.

Маруся(морщась):

– Что, плод греха тваго? В борщ его что-ли?

Петрович:

– Зачем в борщ? В тебя! Будешь сурогатной матерью , очищающей чистотой сердца и помыслов плод греха!

Маруся:

– Идиот. И кто в нашей истории выжившая Му-му?

В кухню заходит летчик Мересьев, и просит у Маруси тарелку борща. Маруся наливает. Мересьев садится за стол рядом с тигелем, и начинает уминать борщ, внимательно слушая диалог двух голубков.

Петрович:

– Курица!

Маруся(замахиваясь половником):

– Кто, я?

Петрович(умоляюще глянув на летчика, мол, помоги, брат)...

Мересьев:

– Пожертвование старушкой любимой курицей, отвлекло меня от суицидальных мыслей, и натолкнуло на стезю, приведшую к становлению меня Настоящим человеком.

Маруся:

– Совсем запуталась: кто у нас то курица, Му-му, а кто Настоящий человек?

Петрович:

– Ты Му-му, ты – курица, если примешь плод похоти моей в чрево свое, и народится новый Настоящий человек!

Маруся(обтирая руки о фартук):

– Не настолько великодушна я, Петрович, чтобы простым инкубатором отработать...

Петрович:

– А и не надо простым: профессор Шульц внедрит плод в чрево твое, присовокупив к нему и твою яйцеклетку, будет триплоидный набор – плод священного компромисса, триединый в слиянии сути трех сверхлюдей: стервы-Мары, царство ей небесное, не знавшей, куда сверхсилы свои употребить, акромя себя; меня – сверхчеловека по неволе, продукта незаконных опытов Шульца; тебя – способной чудо-борщом накормить целый завод, и Яйцебазу впридачу,...так сольются воедино сила, способности и воля троих Сверхлюдей, и появится на свет Настрящий человек!

Мересьев(насилу проглотив кусман ржаного хлеба):

– Прямо алхимическая свадьба розенкрейцеров!

Доброй бабой была Маруся...великодушной и отходчивой..дала согласие.

И случилась на Яйцебазе алхимическая свадьба, и случился Шульц на ней врачом и пастором, а летчик Мересьев был свидетелем на ней, как со стороны жениха, так и со стороны невесты

Жили ли молодожены долго и счастливо, того не ведаю, но ведаю лишь то, что случилось через пол тыщи лет...в эпилоге.

Эпилог.

Так то я мужик молодой и подтянутый, но когда откладываю вторую дюжину яиц, то в паху появляются рези, а мазь от геммороидальных коликов, как на зло, забыл дома. Черт бы побрал того Создателя, который прописал у моего вида неудержимую склонность к путешествиям на время брачно-репродуктивного периода!

Сделав кладку, я сделал кладку -- обложил гнездо с яйцами огнеупорным кирпичом (песок, кирпич, цемент привез на своем старом пикапе, а воды вокруг много), соорудив этакий курганчик в форме усеченного конуса, а верхушку строения прикрыл тонированным псексиглазовым люком -- приданным моего маман.

Мать, всегда говорил мне: "Профессия каменщика, не токма доходна, но и позволяет сэкономить на страховке по защите потомства в раннем возрасте..."

Что ж, часть дела завершена -- через девять месяцев из моих яиц вылупятся шестнадцать премилых личинок, кои за последующие три месяца сожрут десять центнеров комбикорма, который я предусмотрительно заложил в их убежище, после начнут жрать друг друга, и когда в конце останется только один, он окуклится, и еще через месячишко вылезет точной моей копией. А хрен ли, я -- очкастый ботан, даром что каменщик, какая женщина пожелает выйти за меня? Вот и приходится все делать самостоятельно -- без смешения генетического материала. Впрочем, не все, это я загнул, но первый этап брачно-репродуктивного сезона таки точно.

Закончив с кладками, я отошел к пикапу, аккуратно замаскировал его ветвями ежевики, росшей на этом лугу в изобилии, залез в кузов автомобиля, смазал затвор зенитного орудия, зарядил пушку осколочными, и принялся ждать, направив мушку на кладку.

Кто может вообще позариться на мое потомство? Да мало ли: другой мужик -- не каменщик, но сэкономивший на страховке и мечтающий отложить яйца в мой уютный курганчик; другой мужик, мечтающий о яичнице-глазунье с шеснадцатью желтками на походной сковороде; старая баба, с отвалившимся хвостом, но жутко голодная; сухопутная личинка бабы -- эта вообще затопит кладку, чтобы мои клоны мутировали в девочек; спекулянты животными протеинами из фитнес-клубов.

Ждать незванного гостя долго не пришлось. Уже через три дня моего бдения в засаде на горизонте показалась перезревшая сухопутная личинка бабы. О Боже, как же она была прекрасна! Сквозь оптический прицел кузовной зенитки, я отчетливо разглядел аккуратный носик, назревающие вокруг него рыжие веснушки, которые вот вот проклюнутся, и из пор появятся свежие, еще прозрачные чешуйки. Ее вьющиеся, белокурые волосы, ниспадали до упругих ягодиц, уже пустивших небольшой трехлопастный хвост -- женщины моего вида, превращаются из сухопутных лечинок во взрослую земноводную особь минуя стадию окукливания.

Я влюбился, и от неожиданности, чуть было не нажал на спусковой курок!

Перезрелые бабьи личинки, всегда ищут водоем, хотя бы размером со средний пруд(таких неудачниц называют кикиморами), но предпочитают наткнуться на озеро, пока у них не отросли жабры. Если водоем они найти не успевают, то стремятся обнаружить хотя бы курганчик, вроде моего, чтобы наносить в него воды из ближайшего ручья, затопить кладку, и сесть в нее, покамест жабры не отсохли. Последний вариант плох для всех: для меня тем, что из затопленных яиц вылупятся девочки ( y- хромосома, от избыточной влажности и недостатка кислорода мутирует в X), а неоплодотворенные яйца, которые отложит дама, много мельче мужских... В итоге: сеньорита умрет с голоду или от несварения желудка от поедания детского комбикорма, чуть погодя вылупятся ее и мои личинки, мои девченки сожрут ее дочек, и снова, в конце останется только одна,которая доест сеньориту- кикимору, потом у дочи заработают феромоновые железы, на запах приедет фургон органов опеки, и отвезет мое чадо в ближайший колледж-интернат с углубленным изучением английского языка. А я так хотел сына!

В конце концов, томимый любовью с первого взгляда, я поборол в себе врожденную стеснительность, защелкнул предохранитель зенитки, соскочил с пикапа, вышел из засады, и направился прямиком к девушке, уже схватившей коромысло, и собиравшейся натаскать ведра ключевой водицы в мою кладку.

-- Привет, милая! Хорошая нынче погодка, не правда ли? Как звать то тебя, красавица?

Девушка покраснела от ушей до кончика курносого носика, и, выронив коромысло, ответила:

-- Анфиса я, ааа...это твоя кладка?

Я кивнул.

-- Прости, сам понимаешь, от инстинкта продолжения рода никуда не скроешься.

Какие у нее глаза! Я готов век купаться баттерфляем в этих бездонных бирюзовых омутах!

-- А меня Андрей зовут, -- говорю, -- будь моей женой, у меня в пикапе еще шесть мешков детского комбикорма лежит -- хватит и на наших общих отпрысков!

Анфиса, смущенно опустив глаза завиляла хвостом, молодые жабры под ее отвердевшими сосками взволнованно затрепетали:

-- Я ведь тебя совсем не знаю, Андрюша, -- пролепетала она извиняющимся тоном, -- озеро найти не сумела, потому на погибель обречена, а коли так, конечно отвечу согласием на твое предложение, но ведь то не по любви, а из желания выжить. Нужна ль тебе такая жена?

-- Красивая и честная, -- подытожил я, -- у меня, у ботана, на нас двоих любви хватит.

Мы взялись за руки, и наши губы встретились в чувственном поцелуе.

-- Кхе-кхе -- раздался кашель поблизости.

Мы с Анфисой резко повернулись в сторону, откуда исходил звук.

На пригорочке, стоял кряжистый мужик -- борода лопатой, ну вылитый Лев Толстой.

-- Сообразим на троих? -- поинтересовался непрошенный гость, бултыхая мутнобелесым содержимым большой стеклянной фляги в руке.

Я с женой, даже не удостоили хама ответом -- взобрались на курган, открыли люк, и уединились внутри моей кладки...два счастливых и любящих человека.

Все время соития, беспрестанно слышали мы это треклятое "кхе-кхе" снаружи. Наконец, жена мне и говорит:

-- Хочу Альберта!

Ну, блин, какой человек не мечтает породить Альберта? Триплоидный набор генов -- дело не шуточное, ведь все Альберты гениями нарождаются, вроде того первого, который и создал нынешний репродуктивный цикл современного человечества. Тот первый, был простой мутант с триплоидными генами, но мозговитый, повернул таки эволюцию в новое русло не выходя из лаборатории!

Я, покорно кивнул жене, мол:"Любимая, ради тебя я готов на что угодно".

Анфиса обрадовалась, аж яйцо снесла раньше сроку -- плод нашей любви.

Мы вылезли из кургана, Лев Толстой все еще стоял рядом, и драл горло деланным кашлем.

-- Уговорил, -- сказал ему я, -- так и быть -- сообразим на троих.

Радости Толстого не было конца -- он спешно откупорил флягу, Анфиса аккуратно опустила в нее наше яйцо, все трое сели по-турецки вкруг заветной бутыли, и стали ждать, пока семя не проникнет в яйцо, и не создаст триплоидный набор генов.

Скоро, вот-вот уже, сбудется мечта моего маман -- случится зачатие его внука -- Альберта.

Показать полностью
5

Мембрана

Я сжал кулаки. Крепко, до боли. Осталось несколько десятков шагов. Нужно сосредоточиться на ощущениях. Деревья, мелькающие впереди, почти закрывают красный закат. Изо рта при каждом выдохе вырывается пар, под ногами шуршит опавшая листва и трещат сухие ветви. Где-то вдали выстукивает свою морзянку дятел. Глубоко вдыхаю — запах сырости и неприятно проникающий в нутро холод.

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад» — раз за разом повторяю я бессмысленный набор звуков, тихо, но старательно выговаривая каждый слог.

Еще совсем немного. Шаг. Еще шаг. Уставшие ноги плохо слушаются, внезапно оступаюсь и только выставленная вперед рука, удачно ухватившая случайное дерево, спасает от падения.

Волна ужаса пронзает все мое естество до того, как мозг что-то осознал.

«кхрманг! влигот! симпартх!». Нервно осматриваюсь по сторонам

«А вдруг…? Нет! Никаких вдруг! «кхрманг!влигот! симпартх!»

Знакомый холмик. До него совсем немного. Терпи — тебя этому учили! «кхрманг влигот симпартх…»

Ступенька вниз. Вторая. Третья. Закрываю глаза. Скрип двери за спиной. Привычным движением ставлю кристалл в его гнездо.

В мыслях начинается путаница. У меня очень хорошая мембрана — даже наставник несколько раз хвалил. А уж добиться похвалы от Павла Андреевича — это чего-нибудь да стоит. Но трое суток! Трое суток без сна держать разум совершенно пустым, только воспринимающим ощущения и повторяющим зацикленный трудно выговариваемый бред — это уж простите. У любой мембраны есть предел.

И вот, я, наконец, в землянке. Вдали от крупных городов с их камерами слежения и норовящей сбить концентрацию какофонией индустриальных шумов. Медленно и глубоко вздохнув, открываю глаза, одновременно зажигая ровный желтый свет небрежным взмахом руки. Теперь можно расслабиться — я в безопасности. Я дома - под защитой кристалла. Вообще, для магов вовсе необязательны все эти ритуалы. Волшебные палочки, эффектные жесты, пафосные заклинания на латыни и санскрите — не более, чем литературные штампы. Магия работает не так. Вернее, мы, разумеется, используем и жесты, и заклинания — но не для того, чтобы произошло чудо. У колдуна вообще нет проблемы в том, чтобы творить невозможное на взгляд обывателя. Куда сложнее заставить этот волшебный котелок не варить. И все ритуалы — лишь часть дисциплины ума. Они предназначены не для высших сил (по правде, мы осведомлены об их существовании не более, чем простые смертные). Ритуалы предназначены для нас. Это часть системы самоконтроля, не позволяющей случиться нежелательному. Слабый маг отличается от сильного не только тем, что не может творить особо мощную магию, он вдобавок не всегда способен остановиться. Малейшая мысль, небрежный каприз фантазии, мелькнувший в мозгу на долю секунды, может воплотиться в реальности. И поверьте: это далеко не так круто, как звучит.

Но теперь я дома. Больше нет нужды грузить свой мозг концентрацией на ощущениях, на бессмысленных фразах — на чем угодно, лишь бы только не дать волю внутреннему монологу. Кристалл в заговоренном доме надежно убережет реальность от хаотичного потока моих мыслей. Глаза слипаются. Ужасно хочется спать. Господи, как же хочется уснуть! Раздеваюсь, небрежно бросаю на пуфик у входа смартфон с десятками пропущенных сообщений.

«Сегодня, пожалуй, побуду ныряхой»— позволил я себе и, наспех раздевшись, не утруждаясь вечерним душем, рухнул на кровать, не сразу поняв, что на ней даже нет матраса. Но постелить уже не было сил — сон пришел неожиданно быстро. За секунды. Кажется, это со мной впервые.

Открываю глаза. Ну и приснится же такое! Вы подумайте: я с мечом на перевес где-то в горах бился против стаи адских тварей! Каких-то мелких — в половину моего роста — человекоподобных существ с крыльями за спинами и огненными мечами в руках. Я не знаю, чем закончилась эта эпическая битва — проснулся раньше.

Ну что за чушь? Вот поэтому вне укрытий и без спасительной защиты кристаллов магам нельзя даже спать. Во сне ты не контролируешь разум — но он все еще способен проецировать в реальный мир всякую мерзость. Мембрана не отличает фантазию от сновидения.

Нет, что вы, конечно, я не боевой маг! Кажется, такие существуют на самом деле, но даже мне с моей хваленной мембраной — необычно развитой способностью сдерживать свою фантазию, обрубать внутренний монолог, дисциплинировать разум — даже мне не приходила в голову мысль о настоящем боевом заклинании, пусть и на пустыре. Понимаете ли, это только звучит гордо: «я - волшебник!» Никто из нас не творит чудес, мы просто открываем портал в параллельный мир и впускаем его энергию в физическую реальность. Каждый чародей — мембрана между привычным нам вселенским порядком и хаотичным океаном фантазий. Откроешь клапан чуть шире — рискуешь не справиться с потоком. И никто не знает, какие твари или силы вырвутся из этой дыры. Как-то раз один неопытный, но мощный колдун просто захотел зажечь костер на реке Тунгуска. Получилось, как мы все знаем, нечто большее. Это еще что! В пансионе Павла Андреевича я слышал истории, якобы особо мощным магам удавалось аж разумных людей создавать силой мысли. Со своим сознанием, интеллектом, памятью о событиях многолетней давности, при том, что им пара часов отроду — словом, не отличишь от настоящего.

Вдруг вспомнился тот день, когда жизнь перевернулась с ног на голову. Мне пятнадцать. Это всегда случается в возрасте примерно от тринадцати до семнадцати. У меня случилось в пятнадцать. Обычная школа, обычная перемена. Мишка со своими подручными принялся задираться. Видите ли, это я виноват, что они неправильно распознали мои подсказки шепотом на контрольной. Слово за слово — и вот, Мишка бьем меня по лицу. Сильно. Я падаю, чувствуя привкус крови на разбитых губах, а в голове только одна мысль: «я тебя убью сейчас, сволочь!».

Нет, физическая сила никогда не была моим главным козырем. По правде говоря, я был слабым для своих лет, физкультура мне давалась ужасно тяжело. Но в тот день я… Черт возьми, да, это был я! Помню истошные вопли одноклассников, мертвенно бледное лицо учителя физики и окрашенные кровью извилины мишкиного мозга, виднеющегося из дыры в черепной коробке. Еще помню обломки костей, которые я зачем-то держу в своем сжатом кулаке.

Не спрашивайте, какие ресурсы применил Павел Андреевич, чтобы меня отправили в его пансионат, а не на зону. Но после этого я годами учился не колдовать. Держать свои фантазии в смирительной рубашке бессмысленных мантр и приемов осознанной концентрации.

Рывком поднимаюсь с кровати, с наслаждением подтягиваюсь. А хороша была вылазка! Маги нечасто выходят в города, по крайне мере, члены нашего ордена предпочитают затворничество. Так безопаснее для нас и окружающих. Вчера я закончил свою самую длительную миссию. Нужно было найти и передать в пансионат подростка, который точно также, как я когда-то… Нет, он никого не убил. Всего лишь во время дворовой игры в футбол ударил по мячу с такой силой, что тот, пожалуй, стал бы искусственным спутником Земли, если бы трение об атмосферу не спалило его в доли секунды. Впрочем, вратарь все-таки был ранен ударной волной. Ничего, выживет. Но о произошедшем не вспомнит — моя заслуга.

Смотрю на вход в свое скромное жилище.

Нет! Не может быть! Неееет!

Возле двери стоит меч. Красивый — с золоченным эфесом, огромным красным рубином в навершии и клинком, источающим мягкое голубоватое свечение.

Течь-в-течь как в моем сне! Подбегаю к двери.

Кристал! Господи, он стоит неровно!

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад. кхрманг влигот симпартх ферагон глихад»

Глупо, конечно. Сколько всего я…

Отставить! кхрманг! влигот! симпартх! ферагон! глихад!»

Ставлю кристалл на место. Как же я мог так опростоволоситься?! Да, много суток без сна, да, концентрация внимания снижена. Но не так ведь! Боже! Артефакт стоял почти правильно. Хоть ментальное поле не защипало полностью, но оставалась надежда — очень слабая, почти безумная — на то, что все-таки не все мои прихоти сбылись.

Взяв с собой меч, выхожу из землянки в лес. Вернее, туда, где вчера был лес. Вид с плато открывается отменный: сверкающие солнечными бликами заснеженные вершины, отвесные утесы, ощетинившиеся изъеденными ветровой эрозией глыбами, облака — не высоко в небе, а вот, совсем рядом, кажется, только руку протяни. И вой. Заунывный вой ветра, равнодушного к моему издевательству над законами физики.

Подождите, здесь что-то еще. Оборачиваюсь на посторонний шум. Стая крылатых тварей. Приближается.

Понятия не имею, чем закончится битва. Не досмотрел сон до конца. Одно вот что знаю точно: боевую магию я применять не буду. Слишком опасно с моим скромным опытом.

Что ж, я прожил небольшую, но довольно необычную жизнь. И мы спасли того парнишу, забившего лучший гол в мировой истории. Сомневаюсь, что такая биография тянет на полноценный роман, но вполне допускаю, что какого-нибудь офисного клерка моя жизнь могла бы вдохновить на небольшой рассказ.

Я усмехнулся мысли о том, как некто выстукивает на клавиатуре текст, искренне считая его своей выдумкой.

Так, чего это я? Дисциплина ума! Где твоя дисциплина щенок?!

Перехватываю меч поудобнее.

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад»

Показать полностью
90

Толстая

Наташа - толстая, неопрятная и до безобразия глупая женщина, именно поэтому от неё ушел Виталя, достойный во всех отношениях серьезный мужчина. Конечно, же ей несказанно повезло единственный раз в жизни, а она упустила свой шанс, не смогла удержать, что впрочем и не удивительно, с таким-то лицом...

Признаться честно, Наташа стала такой почти сразу после замужества, по словам Витали, будто специально ждала, когда в паспорте появится штамп и моментально забросила себя, полагая, что такой благородный человек станет терпеть это всю свою жизнь... Но сколько верёвочке не виться...

Виталий обратил внимание на Наташу из-за смеха - девушка сидела в университетской столовой, что-то аппетитно уплетала и от души хохотала над шуткой своей подруги. Многие мужчины оглядывались, не могли отвести глаз от того, как трясется каждая клеточка крепкой девушки, что так открыто и беззаботно улыбалась миру.

"Такая наверное и не глянет в мою сторону..."

Парень теперь ходил на учёбу, только ради Наташи, желая увидеть её улыбку, ямочки на круглых щечках, и в потаённых мыслях представляя, как обнимает пышную фигуру девушки. Подойти к ней не решался, только смотрел из-за угла, завидуя её товарищам, что могли запросто говорить с ней и оказывать знаки внимания.

Наталья так легко шутила с ребятами, смеялась, с удовольствием ходила в перерывах между парами в буфет и ни в чем себе не отказывала... Виталий особенно трепетно, с восхищением наблюдал за этим процессом, как девушка с аппетитом ест котлеты, со вкусом запивает компотом и нисколько не сомневаясь кладёт на поднос по два вкусных пирожных.

Девушка поначалу не придала значения томным взглядам Виталия - она яркая, весёлая, мало ли кто на неё смотрит, но ближе к окончанию учёбы, приняла это за влюблённость - не зря он уже больше полугода так преданно наблюдает только за ней. Наталья, вопреки словам подруг, стала обращать внимание на скрытного провожатого и он показался ей очень даже привлекательным - высокий, серьезный, такой таинственный...

-Наташ, ну маньяк же, больной какой-то. Ходит, зырит по углам, молчит... Хоть бы раз подошел... Видно же что нищий, ни шиша у него нет. Лучше с Ванькой замути, у него папа директор, при деньгах мальчик, от тебя без ума. А этот - странный, бесперспективный, да и мутный какой-то...

-Это он просто не по годам взрослый, умный, чего ему с нами трепаться? Если честно надоели эти мажоры и балаболы, хочется чего-то надёжного, крепкого... А деньги наживное, это не главное. А он еще и очень симпатичный....

-Ну так-то да, симпотный...

Наталья стала улыбаться Виталию, кивать ему при встрече, а спустя пару недель, парень подошел к ней и наконец-то познакомился. Слово за слово, молодые стали встречаться и парень раскрыл свою нежную душу спрятанную под таким мужественным и надёжным панцирем....

-Понимаешь, Наташ, всю жизнь мне встречались только эгоистки, меркантильные и стервозные обманщицы, которым нужны только деньги. Оттого я и перестал верить женщинам, пропала моя вера в ваш род... Не верю я, что есть такие душевные и светлые натуры, которым кроме себя нужен кто-то еще...Вроде и хочется доверить своё сердце тебе, но боюсь, что разобьешь, разочаруешь..

Наташа, решила во что то не стало доказать этому чистому и ранимому человеку, что есть на свете хорошие и она, яркий тому пример! Она ему покажет, как может любить и ценить своего мужчину за душу, а не за деньги...

До того момента когда они просто ходили на свидания, Виталий не скрывая эмоций рассыпал своей девушке комплименты и находил её чертовски привлекательной, весёлой.

Да что там говорить, Наталья просто очаровалась загадочности и магнетизму молодого человека, его способности заинтриговать, набросить на всё какую-то лёгкую невесомость, непонятность, что внутри всё горело от любви...

Наташа писала ему сообщения о любви, о своих чувствах, а он отвечал не сразу, держал паузу - это напрягало, но как же было сладко, спустя продолжительное время получить от него ответ, когда уже кажется, что он забыл про неё и решил бросить! А звонки? Он мог не брать трубку целыми днями, сбрасывать, доводя Наташу до слёз и в момент, когда она уже в мыслях попрощалась с ним, вдруг звонил сам и ласковым голосом, шутливо корил за эмоциональность.

-Дурочка моя! Чего там надумала себе? Вот ты какая, сразу меня бросать хочешь...

Очень нравилось Наташе, что он был твердый, как скала в своих решениях - никогда не менял своих планов, не подстраивался ни под кого, что по мнению девушки было очень хорошим качеством, тем более, у него всегда была уважительная причина - забрать машину из ремонта или купить что-то нужное в дом. А ей же совсем не трудно ради него отменить свою поездку к маме! И правда, почему это вдруг мама диктует ей когда именно приезжать?

За такую самоотверженность он хвалил Наташу, говорил, что никогда не встречал девушек, с которыми так легко и просто шагать по жизни. Ему не нужно тревожиться, напрягаться попусту, отвлекаться на ерундовые причины, вот оно счастье!

Лишь раз он намекнул, что не любит когда женщина занимается какой-то фигнёй не приносящей пользы, вроде вышивок и посадкой цветов - Наташа сразу бросила своё увлечение рисованием и убрала все кисточки и мольберты на антресоль.

А уж когда она отвадила всех своих подруг и знакомых, поменяла любимую работу на менее интересную, но зато ближе к дому, чтобы больше времени уделять любимому, сразу предложил расписаться, как настоящий мужчина.

-Натуль, давай сходим заявление подадим в ЗАГС что ли? Свадьбу уж делать не будем, лучше деньги на ремонт пустить или машину купить побольше. Зачем нам эта суета и показуха?

Наташа, всю жизнь, как и любая девушка, мечтала о белом платье, о том как с подружками будет выбирать им наряд, как бросит букет, но как только Виталий предложил такой вариант, отчего-то согласилась, хоть и обидно было немного - ни предложения толком, ни праздника. Улыбку всё же натянула, иначе он подумает, что она жаждет от него только развлечений и денег, а потом через пару часов и вовсе успокоилась - действительно, зачем кидать деньги на ерунду?

После росписи, Виталий еще больше взялся за ум, предложил жене откладывать деньги на что-то крупное и важное.

-Давай и твою зарплату частично на счет складывать? А то ты не знаешь меры, покупаешь всё подряд из еды. Заодно маленько похудеешь, моя пышечка...

Он за всё время, что они были знакомы не упрекнул её в полноте, Наташа была уверена, что он любит её именно такой, ведь когда он обратил на неё внимание, девушка не отличалась худобой. Но даже при таком весе, она выглядела очень даже привлекательно - талия, волнующие изгибы, а уж небольшой животик только придавал ей очарования, именно так считала Наташа, да и он неоднократно говорил ей об этом...

Сегодня же, эти слова прозвучали, как упрек, будто он мягко указал ей на недостаток, который можно попытаться исправить, неспроста он так сказал. Виталий, почуяв её реакцию, теперь каждый день шутил по этому поводу, стараясь с улыбкой преподнести неприятные вещи.

-О, опять тортиком балуемся? Скоро моя сластёна уже в дверной проём не влезет!

-Ты бы масла меньше на хлеб мазала, любимая, а то щечки как у хомяка...

-Натуль, может другое платье наденешь? Это все твои складочки подчеркивает... Я то их люблю, а вот другие будут смеяться..

А Наташа уже давно убрала из своего меню любимые до невозможности эклеры и сочники, со слезами на глазах отказывалась от свежей выпечки и картошки. От походов в спортзал отказалась, после того как муж, увидев её в лосинах и майке, вдруг рассмеялся, и успокоившись обнял её.

-Иди сюда, моя сосиска! Может лучше дома позанимаешься? Там народу полно, еще скажут что-то обидное моей женушке...

Она уже почти ничего не ела - ни жирного, ни сладкого, только овощи и куриную грудку, а по ночам ей снились горы свежих пирожков и тортов. По мере того, как она худела и смотрела на себя в зеркало, её глаза наполнялись слезами и Наташа не могла понять, что же с ней не так?

Муж вроде любит, вон как ласково называет, заботится о ней, постройнела, будто бы даже похорошела, но почему так хочется рыдать от чего-то тянущего в груди, в сердце?

-Наверное депрессия у меня, так всегда бывает от диеты... Не буду Витале портить настроение!

И именно сегодня, когда от Наташи не оторвать глаз, как ей казалось - муж сообщил, что уходит к другой. Позвонил по телефону и сказал, что Наташа - толстая, неопрятная и до безобразия глупая женщина, именно поэтому от неё ушел Виталя, достойный во всех отношениях серьезный мужчина. Конечно, же ей несказанно повезло единственный раз в жизни, а она упустила свой шанс, не смогла удержать, что впрочем и не удивительно, с таким-то недовольным лицом...

Она положила трубку и скривила лицо в попытке заплакать, но отчего-то слёзы не хотели идти, как она не старалась. Поглядев в зеркало на свои тщетные попытки выдавить хоть пару слёз, она впервые за столько времени рассмеялась сама над собой, именно так как смеялась пять лет назад, до встречи с Виталием.

Когда он пришёл за вещами, Наташа сидела перед телевизором в коротких шортиках, и с аппетитом поедала свежайший медовик и от души смеялась на передачей по телевизору. Мужчина этого совсем не ожидал, было видно как он расстроился видеть вместо рыдающей несчастную женщину в соплях такую весёлую Наташку.

-Опять жрёшь? Ну-ну.

-Ага, жирею. Сейчас еще с холодильника эклер достану. Хорошо так!

-Ну давай, деградируй...

-Ты долго еще? А то толстеть мешаешь. Да и на рисование собираться, мастер-класс купила за пять тысяч.

-Совсем с дуба рухнула? У людей проблемы такие в мире, лучше бы помогла кому, ненормальная...

Наташа собрала остатки торта с тарелки и отправила в рот, в наслаждении закрыв глаза и запила свежезаваренным чаем - блаженство! Грохот заставил её вздрогнуть и на минуту представить, что это огромный чемодан свалился на голову Виталию и придавил его, но открыв глаза, улыбнулась, поняла, что это просто её старый мольберт свалился на пол. Ну что же, а то уж было бы совсем всё хорошо, а так не бывает...

-Давно бы выкинула своё барахло, никому не нужное, только деньги переводишь.

Через несколько лет Виталий опять её встретил на какой-то выставке, куда притащила его очередная пассия. После жены уже которую сменил, в надежде встретить хорошую женщину. Узнал Наташку сначала по задорному хохоту, обернулся и не поверил - стоит она возле картин, что-то увлеченно рассказывает, смеётся так звонко. Точно такая же, как и десять лет назад была - красивая, фигуристая, с усмешкой вспомнил, как мучала она несколько лет себя голодом...

"Нет, не идет ей худоба - вон как сейчас сияет, ямочки на щёчках вернулись!"

Виталя взглянул на свою спутницу с лёгким отвращением - губы надула, тощая, волосы хоть и длинные, но от частых покрасок - как мочалка, даром что молоденькая совсем, уже недовольная жизнью...Шкандыбает на этих ходулях, как не знай кто, всё ждет, когда он её в ресторан поведет дорогущий...

И Наташка против неё - как свежее яблоко, вся светится изнутри, смеётся...Отчего-то показалось ему, что можно всё исправить, вернуть свою жену, не зря же она его так любила! Подошел, заговорил с бывшей, не стесняясь своей подружки.

-Отлично выглядишь Натаха!

-Спасибо, Виталя, ты тоже!

Решил, как обычно пошутить, придать разговору лёгкости, показать всем, что хорошо знает эту шикарную даму.

-Не жалеешь, что упустила мужика?

Наташа едва сдерживая смех, подхватила шутку, закивала головой.

-Жалею, очень жалею!

Виталя довольный собой кивнул расстроенной подруге, мол, гляди какой у тебя я востребованный. Наташа не выдержала, рассмеялась, слегка наклонилась к уху бывшего мужа.

-Жалею, что связалась с тобой!

Он всё еще до последнего надеялся, что остались у Наташки чувства к нему, хоть капельку, с надеждой заглянул ей в глаза.

-И не скучала даже?

-А когда скучать Виталя? Муж мой, вон, с коляской ходит около входа. Он мне с выставкой кстати, помог, денег занял. Я даже пару картин продала, представляешь? Не миллионы конечно, но всё равно приятно а своё хобби денежки получать. Некогда скучать, Виталя!

Наташа увидев крупного, слегка лохматого мужчину с бородой и татуировками, улыбнулась. Он доставал из багажника «Лады» игрушку для ребёнка, что топтался возле него. Бородач заметил её внимание и, довольный, улыбнулся в ответ, помахал ей рукой.

Виталя, бывший муж Наташи, с презрением посмотрел на неё и покачал головой с досадой.

— Нашла себе дурачка, — процедил он. — А прикидывалась приличной… Разочаровала ты меня, Наташа. Оказалась такой же, как все. Ошибся я в тебе.

Показать полностью
7

Письмо в прошлое

Письмо в прошлое

Промозглый ливень загнал Максима в тупик. Транспорт уже не ходит, все кафе закрыты, а до дома почти час пешком.

«Чёртов телефон сел, даже такси не вызвать», — выругался он в сердцах.

Из-за стены дождя и глубокой ночи видимость стала почти нулевой.

Краем глаза он заметил тусклый свет, который просачивался через дверь соседнего дома, на котором красовалась старая табличка «Библиотека».

Добежав до дверей и беспрепятственно войдя внутрь, он обнаружил себя в фойе старинной библиотеки. В воздухе витал аромат старой бумаги с нотками пыли.

— Приветствую вас, — голос раздался сразу отовсюду, и спустя мгновение из-за стеллажей показался старик с кипой страниц в руках.

Максим вскинул воротник и вытер ладонью лицо, после чего взглянул на циферблат своих стареньких часов: семнадцатое ноября, пятница, час ночи.

— Вы промокли до нитки, — сказал старик, не переставая держать в руках страницы. — Заходите, сушитесь. Мы редко принимаем гостей этой поздней порой, но дождь смывает многое — и границы. Меня зовут… — он на мгновение замер, будто пытаясь найти слово, — просто зовите меня библиотекарем.

Внутри было тепло: лампы на столах отбрасывали мягкий свет, а ряды полок уходили под самый потолок. Максим ощутил странный трепет, особенно его удивило, что здесь не было ни одной книги, только страницы, тысячи, сотни тысяч страниц, без обложек, без переплёта.

— Здесь всё по-особому, — продолжил библиотекарь. — Не книги хранятся здесь, а странички. Люди приходят и пишут письма. Мы их пересылаем в прошлое. Но за каждое письмо платят — страница, вырванная из жизни.

Максим нервно рассмеялся, но в глазах старика он не увидел и тени улыбки.

— Вам бы отдохнуть, отец, в отпуск сходить там, я не знаю…

Но тот лишь положил страницы на стол и извлёк из ниоткуда пустую страницу, которую протянул Максиму.

— Страница — это не просто бумажка. Это факт: один поступок, одно слово, которые закрепляют человека в мире. Подпись в договоре, имя в свидетельстве о рождении, дата первого выступления, которая открыла путь. Мы берём ровно столько, сколько нужно, чтобы изменить ход. Цена соизмерима: если вы хотите отозвать мимолётное слово — ценой будет мелкая деталь. Если хотите вырвать корень, изменить нечто более глобальное — цена будет соответствующей.

Перед глазами Максима всплыла его текущая жизнь. Его жена Аня на седьмом месяце беременности, маленькая София вот-вот пойдёт в первый класс. На своей унылой работе в офисе прибавки к зарплате не предвидится ближайшие лет двести, наверное. Ипотека на небольшую двушку на окраине города, несколько мелких кредитов и жизнь от зарплаты до зарплаты. Единственное, что заставляет его продолжать движение дальше это улыбка Софии, и любовь к жене.

«Старик явно не в своём уме, но и быть изгнанным обратно под ливень не хочется, нужно подыграть ему».

— Хорошо, давайте сюда бумажку, — он взял страницу из трясущейся руки библиотекаря. — Что мне тут написать?

— Всё, что душе угодно… Главное, укажите дату, когда это письмо должно прийти к вам в прошлом…– Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, он говорил так буднично, как будто действительно верил в то, что говорит. — Держите.

Максим взял из рук старика старое гусиное перо и с глупым видом уставился на пустой лист бумаги.

«Ладно. Пусть будет так: „Закупи доллары по семьдесят рублей и продай сразу, как поднимутся до ста двадцати“. Дата доставки: 5 января 2022 года».

— Готово, — Максим протягивает страницу обратно старику.

— Как-то меленько…– Старик разочарованно прочитал написанное, после чего запаковал страницу в конверт.

— И что дальше?

— Вам пора… Дождь закончился, — Библиотекарь учтиво указал в сторону выхода.

Мокрый насквозь Максим наконец-то добрался до дома, Аня и София давно уже спали, поэтому он, стараясь не шуметь, разделся, и прошмыгнул в зал, где улёгся на диване.

— Дорогой, просыпайся, на работу опоздаешь, — звонкий голос супруги возвращает его из объятий Морфея.

— Ань, сегодня суббота, какая работа…– Он переворачивается на другой бок.

— Очень смешно, давай поднимайся, отведи Софию в школу, а мне нужно в больницу с Алисой.

— Ага, кто ещё из нас юморист…– Максим садится, протирает глаза и замечает на запястье часы. Но это не его старые часы, которые он купил пару лет назад на барахолке, это была одна из моделей Тиссот.

Он пытается вспомнить, когда и где их купил, но последнее воспоминание это ливень, библиотека и старик.

— Пап, хватит дурковать, я уже позавтракать успела, давай одевайся, — в комнату забежала София. Её волосы стали длиннее и были завязаны в косичку. На ней была одета строгая школьная форма и взгляд стал чуточку взрослее.

Максим машинально сходил умылся, надел чистые брюки и рубашку. Каждое его передвижение по квартире отдавалось болью в голове из-за невозможности вспомнить.

София выбежала за дверь, когда Максим обувался.

— Ключи не забыл или ты решил по-старинке, на метро? — Аня, улыбнувшись, протянула ему связку ключей, на которой красовался брелок «Ауди». На её руках была маленькая Алиса, которая спала с соской во рту.

Слеза скатилась по его щеке, роддом, первые шаги, первые звуки, он ничего не помнил. Первое сентября Софии тоже.

— Да что с тобой сегодня, Макс? — Аня озадаченно посмотрела на него.

— Всё в порядке, милая, — он поцеловал жену и дочку на прощанье и выскочил за дверь.

После того как он завёз Софию в школу, Максим отправился в библиотеку, где был накануне. Найдя нужный дом, и старую вывеску, он заметил на дверях табличку «Закрыто».

«Что за чертовщина происходит…».

Бездумно проведя весь день в офисе, где он с удивлением обнаружил себя уже начальником коммерческого отдела, Максим вечером отправился опять в библиотеку.

Несколько часов он сидел в машине и просто смотрел на дверь, но никто не появлялся, а табличка «Закрыто» так и висела.

Когда время приближалось к часу ночи, а на телефоне скопилось уже больше двадцати пропущенных звонков и столько же сообщений от Ани, пошёл дождь.

Как «вчера», крупный, плотный. Бросив очередной взгляд на дверь, его сердце сильно забилось, оттуда вновь проступал блёклый свет.

Максим вышел из машины, добежал до здания и вошёл внутрь.

— Выглядите лучше, чем в прошлый раз…– Всё тот же старик стоял около стола с кипой страниц в руках.

— Кто вы?! Как это возможно? Почему я ничего не помню? — Максим вплотную подошёл к нему, капли воды с его волос капали на заполненные страницы. Он бросил быстрый взгляд на них: «Закупи биткойны. Не убивай Марту. Позвони отцу. Не ходи в торговый центр в эту пятницу».

— По-моему, я достаточно чётко обозначил условия сделки, разве нет? — Библиотекарь поднял вверх одну бровь, после чего высунул из кипы страниц одну и принялся читать. — Вы взяли несколько кредитов на себя, жену и родственников, закупили доллары, после чего продали, на чём достаточно сильно разбогатели.

— Я хочу всё вернуть! Хочу вернуть всё как было!

— Не вопрос… Вы знаете условия…– Старик протягивает ему чистую страницу и перо.

«Ни в коем случае не пиши никаких писем в библиотеке семнадцатого ноября. Дата доставки: 16 ноября 2025 года».

* * *

Максим сидел в приёмном отделении роддома, когда к нему вышел доктор.

— Мне… Мне очень жаль, но ваша жена… Мы смогли спасти ребёнка, но кровотечение было слишком обширным…

Крик боли раздаётся по всему этажу. Максим хватается за голову и падает на колени. Он шепчет себе под нос: «Ничего страшного. Я всё исправлю. Нужно всего лишь написать письмо».

— Максим Александрович…– Доктор с грустью посмотрел на сломленного от горя мужчину.

— Всё в порядке, доктор, всё в порядке, — Максим быстро поднялся, улыбнулся ему и выбежал на улицу.

Спустя два часа он дождался ливня и тусклого света из библиотеки.

— Зачастили вы что-то к нам…– На этот раз старик любезно улыбнулся.

— Как это случилось? Я же видел её… Видел её живой с маленькой Алисой на руках.

— По вашей же просьбе вы не написали письмо про доллары. В той реальности, где вы стали богатым, ваша жена была обеспечена лучшим уходом и лучшими врачами города, тогда её удалось спасти, хоть всё и было на грани. В этой же реальности вы по-прежнему жалкий офисный менеджер, а ваша жена проводила роды в обычной бесплатной больнице. Увы, квалификации тамошнего доктора не хватило.

— Я должен спасти её… Мне нужно ещё одно письмо…– Максим в отчаянии схватил старика за плечи.

— Спасти человека от смерти… За это придётся заплатить достаточно высокую цену.

— Дайте мне чёртову бумагу…– Он сказал это с нажимом, непроизвольно с силой сдавив плечи старика, но тот и бровью не повёл.

— Конечно, как скажете, — Библиотекарь улыбнулся и протянул Максиму страницу и перо.

«Ни в коем случае не заходи в библиотеку семнадцатого ноября. Найди любой ценой деньги на то, чтобы Аня родила в платной клинике. Это вопрос жизни и смерти. Дата: 16 ноября 2025 года».

— Вам пора…

— Да, да, дождь закончился, знаю, — Максим не дал библиотекарю закончить его фразу.

Он вышел на улицу и глубоко вдохнул ночным воздухом.

«Я всё исправил, Анечка, я всё исправил».

В приподнятом настроении он добрался до старой хрущёвки на окраине, где бедно, но в гармонии и любви жила его семья.

В исписанном граффити подъезде он поднялся по ступенькам на свой пятый этаж и остановился напротив квартиры номер двадцать.

Максим опёрся на дверь, пытаясь вслушаться в голоса, хотя понимал, что все уже, конечно же, спят.

Он достал ключи из кармана и вставил в замочную скважину, но замок не поворачивался.

«Да что ж, блин, такое».

Максим проделал различные манипуляции, но было очевидно, что этот ключ не подходит. Тогда он осторожно постучал в дверь. Потом чуть громче и настойчивее.

Спустя несколько секунд стука в коридоре раздались шаги, повернулся замок и дверь открылась.

На пороге стояла София, точно такая же, какую он знал и помнил, ещё не поступившую в первый класс.

— Разбудил тебя, доченька? — Он потрепал девочку по волосам.

— Мама, тут какой-то дяденька пришёл, — она громко прокричала внутрь квартиры.

— Что? София… Что за шутки такие?

— Ты почему дверь открыла?! — По коридору в ночной пижаме к двери неслась Аня, она быстрым движением спрятала дочку за своей спиной.

— Анечка, дорогая, что происходит? — Максим с недоумением смотрел на их испуганные лица.

— Вы кто, мужчина? Что вам нужно?

Показать полностью 1
63

ОШИБКА ПОРУЧИКА БЕЛКИНА

ОШИБКА ПОРУЧИКА БЕЛКИНА

Поручик Белкин изнывал от безделья. Хотелось любви страстной и короткой, коньяку и карт. Но последние два года поручику Белкину не благоволили. Неудачная дуэль с титулярным советником Расторгуевым, ссылка, Кавказ. Уже там – еще более неудачная дуэль с казачьим сотником Козлищевым. Но дело замяли, помилование – Питер. И вот теперь хотелось любви страстной и короткой, коньяку и карт.

В доме графини Разумовской был бал. Потянувшись, Белкин протянул:

- Заха-ар!

Появившийся денщик быстро уловил суть вещей. В свои древние годы он мечтал о тихом имении, где барина будет обхаживать дворецкий и челядь, а он в виду пожилого статуса только подносить стопки и выслушивать оскорбления. Но барин делал все возможное, чтобы Захар снова уехал вместе с ним на Кавказ. От поездок в этот регион у денщика Захара остались небогатые воспоминания – запах немытых овец по утру, когда предгорье затянуто дымкой тумана, да местная водка, от которой у него пропадала речь. Захар понял: поручик собирался на бал.

В доме графини Разумовской на Морской почти ежедневно шли празднества. Девяностолетняя старуха брала последнее. Принимала всех. В её доме можно было встретить кого угодно от членов царской семьи до поручика Белкина. Явившись, Белкин осмотрелся. Выбор был. Главное - не допустить конфуза. Дама должна быть одинока. Третьей поездки на Кавказ он бы уже не перенес. Минеральные воды угнетали его и изнуряли.

Внимательный, чтобы не пропустить лакеев с шампанским, поручик Белкин бродил по зале, искусственно прихрамывая. Фальшивая хромота исключала объяснения, отчего он не танцует. Белкин не хотел терять времени на полонезы. Он искал любовь жаркую и короткую. Минуя колонну, он обнаружил прямо перед собой фигуру, достойную резца Антонио Канова. Даже стоя спиною к Белкину, прекрасная незнакомка дышала движениями, страстью и тем волшебным чувственным пороком, что возможен только у девушек из моральных семей. Белкин ощутил жар в груди.

- Вы очаровательны как лебедица, мадемуазель… - прошептал он, наклонившись как можно ниже к обнаженной точеной вые.

Созданная Афродитой прелестница развернулась. Поручик Белкин почувствовал, как по его спине прокатилась ледяная волна. У него даже в глазах потемнело. Перед ним была средняя дочь княгини Свиридовой, о которой в Петербурге ходили дурные слухи. Слухи ходили не напрасно, поскольку были налицо. Страшнее неё на сегодняшнем балу был только старший фейерверкер Палтусов, который случайно оказался в эпицентре потешных огней в день именин государя. Бродя по зале с бокалом «вдовы Клико» в руке, он внушал всем состояние библейского ужаса. От княжны Свиридовой-средней шарахались на улице кони, что одно и то же, если не вдаваться в классовые различия. На балу уже шептались, что эти двое здесь ищут друг друга, чтобы выстроить планеты в ряд и совершить апокалипсис.

- Виноват, мадемуазель, - выдавил Белкин, стараясь не смотреть на княжну. – Искал поручика Затонского, пардон, перепутал…

И поручик, не забывая про лживую хромоту, стал стремительно удаляться циркулем к выходу.

- Повучик, повучик! – позвала его мадемуазель Свиридова. – Куда же вы?

Белкину стало понятно странное одиночество лебедицы во время танцев. Его первая же его попытка добиться любви страстной и короткой грозила афронтом и дурными слухами. Стуча сапогами по мраморным ступеням, Белкин прижимался к стенке и спускался по широкой лестнице. Поднимающиеся дамы неземной красоты окутывали его шлейфами парижских духов, улыбались в веера и бросали расслабляющие взгляды. Счастье было так близко.

-  Спаси и сохрани, - бормотал Белкин, подскакивая на ступенях, - спаси и сохрани…

- Повучик, - послышалось над головой, - вы за каретой?

«За цианидом!», - пронеслось в голове Белкина. На улице он быстро осмотрелся. Посмотрел направо, налево. Ни одного извозчика. Они начнут съезжаться сюда часа через три. Развернулся и, забыв про хромоту, помчался по направлению к Гороховой.

- Повучик, я сбивась с ног, это ужасно!

Услышав за спиной это, он увеличил скорость. Задыхаясь от табака и шампанского, поручик Белкин забежал за угол дома и прижался к стене. Стремительный цокот каблуков, словно по паркету рассыпали стеклянные шарики, послышался и затих.

«Не выйду», - решил Белкин, стоя в пахнущей мочой подворотне. Сунув дрожащей рукой папиросу в зубы, он долго возился со спичками. Они ломались и падали ему под ноги. Он решил появиться на улице с рассветом.

- Па-авучик! – послышалось рядом. – Это бестактно! Вы ажитировави меня и бросиви, бросиви!

Поручик медленно поднял красные от напряжения глаза. Перед ним стояла княжна Свиридова. Он послушно взял руки по швам. Откинул папиросу. Коротко кивнул, отчего его волосы вылетели вперед и повисли. А потом круто развернулся и бросился бежать.

Бегал он быстро. Уже на бегу Белкин покрылся холодным потом. А, ведь, он уже промчался не меньше версты. В какой-то момент ему даже казалось, что под ним его ретивый Муслим – так раздувались щеки поручика и так яростно колыхались на ветру его волосы. Он даже услышал короткое ржание.

- Вы больше не оммфе, повучик! – раздалось за спиной.– Видеть вас больше не хочу!

«Дай-то, господи!», - пронеслось в голове Белкина. Однако радость была недолгой. Он отчетливо услышал, как стук каблуков за его спиной участился.

- Не будьте хамом, повучик! - кричала княжна Свиридова, летя стрелой за обессилевшим Белкиным. -  Поддержите меня под руку, я вся с ног сбивась!

От одной мысли, что его могут увидеть вместе с княжной, Белкин почувствовал головокружение.

- Извозчик! – заорал он, увидев пролетку.

На ходу заскочив, сунул кучеру гривенник.

- Гони, родной, шибко гони!..

- Куда гнать, барин?

- Не знаю, в больницу гони, в Москву!..

- Там барыня поспевает, ваше благородие.

- Полтинник дам, если не поспеет!

Лошадь пошла наметом, вышибая из мостовой раскаленные искры.

Догнав пролетку, княжна закричала:

- Ну что же вы, повучик! Хорошо же говориви!

Белкин сидел, закинув ногу на ногую Закрывал лицо ладонью со стороны княжны. От каждого хлопка её платья он вздрагивал как от выстрела. Иногда рассматривал ногти. Добавив ходу, княжна Свиридова заскочила в пролетку. Лошадь повело. Извозчик едва не покинул козлы.

- Ненавижу вас, повучик! – вскричала она, впиваясь губами в Белкина и валя его на спину.

Он почувствовал, как её напряженный бюст болезненно придавил его грудь.

– В «Паве-Роявь», всадник! – приказала она кучеру. Жадно рассмотрела пораженное столбняком лицо поручика Белкина под собой и снова впилась ему поцелуем в губы.

Вячеслав Денисов (с)

Больше историй в моем телеграм-канале https://t.me/DenisovStory

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!