Авторские истории

Ожесточенный спор двух тонкоголосых шаров разбудил остальные игрушки. Проснувшись, они прислушались, и вскоре у каждой нашлось, что добавить к дискуссии. От чего в коробке поднялась прямо-таки базарная шумиха, в которой совершенно затерялись голоса первоначальных оппонентов. Шары и игрушки, лежавшие плотно прижавшись друг к другу, заговорили и завозмущались одновременно.

— Я тоже терплю неудобства! – подал голос самый старый, самый большой и самый облезлый шар, который лежал на дне. Игрушки не понимали, почему его до сих пор не выбросили. Наверное, за прошлые заслуги, которых за несколько десятилетий его жизни в коробке накопилось, наверняка, немало. – Как вы думаете, легко каждый раз оказываться под всеми вами? Ладно еще приятные соседи были, а то ведь нет. Скандалисты и эгоисты! Никто ни разу спасибо не сказал, никто не посочувствовал. И это за тридцать пять лет безупречной службы на елке!

— Ах, помолчите вы, старый облезлый сосед, — без стесненья осадила его верхушечная Звезда, лежавшая надо всеми. – Давно должны были бы привыкнуть к своему подчиненному положению. Посмотрите лучше на меня. Я самая главная игрушка…
— Почему это ты самая главная? – произнесла скандальным голосом Шишка. – Ха-ха! Если ты сидишь на самом верху, еще не значит, что самая главная.
— Да-да, — поддержали ее остальные, мгновенно подружившись против общего врага.

Они отчаянно завидовали Звезде, потому что  та, действительно, всегда на виду и смотрит свысока. Жуткая задавала! Чтоб ей когда-нибудь оттуда свалиться! И пусть рассыплется на мелкие кусочки, чтобы склеить было невозможно. Надоела своим высокомерием. Такая гордячка, за всю жизнь друзей не нашла, да и не нуждается. Хозяева берегут ее, как зеницу ока, вот она и возомнила…

— Вам легко говорить, — не замолчала Звезда. – А я должна отлично выглядеть, когда наверху сижу. Потому что ко мне все взгляды прикованы. А меня тут прижали сверху картонными лапами, ни продыхнуть, ни головы повернуть! Как я на Новый год на елке людям покажусь со смятыми щеками?!
— Ах, посмотрите на нее, какая страдалица! – опять выступила Шишка. Недовольство которой, накопившееся за год, требовало срочного выхода. – А что же нам, грешным, говорить? Из меня вот в сутолоке чуть орешек не выдавили…

— А мне чуть фонарь не пробили, — пожаловался Шар-фонарик.
— А мне чуть крышу не снесли, — подала голос игрушечная Избушка.
— А мне кислородную трубу смяли, — сообщил тряпичный Космонавт. – Как я теперь в открытый космос выходить буду?

— Я самое красивое перо из хвоста потерял, — обиженно сказал Павлин. – Как я невесту буду искать с таким облезлым хвостом, может кто-нибудь подсказать?
— Мой капюшон смяли до невозможности, — проговорил недовольно Эскимос. – Я же на Северном полюсе без него замерзну!
— С меня серебро облетело, пока я с вами терлась, — предъявила претензии Снежинка.
— А мне рог чуть не сломали, — проревел Олень.

У каждого нашлась своя жалоба, и все заговорили одновременно. В поднявшейся суматохе забыли, с чего сыр-бор начался. Новогоднему шару больше не удалось вставить ни слова. Попробовал вздохнуть, но его так прижали, что не получилось даже пошевелиться. Он обиженно надул губы и замолчал, смирившись с судьбой. Не одному ему приходится терпеть неудобства — на том сердце успокоилось.

Рождественский шар ощутил себя победителем.
Вдруг коробка зешевелилась, поднялась и поплыла в воздухе в неизвестном направлении. Игрушки моментально притихли, затаились. Потом кто-то крикнул:
— Ура! Опять Новый год, нас несут елку наряжать. Наконец, отдохнем друг от друга и покажем себя во всей красе.

— Господи, неужели я на несколько дней забуду об этих несносных, тяжеловесных, неблагодарных соседях, которые только и норовят испортить жизнь ветерану! – снова заворчал Старый шар.
— Ах, посмотрите на нашего ветерана! – не дала забытьо себе Шишка-скандалистка. – Шел бы себе на заслуженный отдых, да не морочил никому голову. Нашелся ветеран… Чем докажешь? Может, у тебя и медали имеются?

— Есть и не одна. Самая ценная – за победу в двадцать третьей межигрушечной войне. Это когда новые игрушки прибыли и начали воевать за место на елке. Мы тогда собрались целой гвардией, ну — шары старой закалки, и поставили нахалов на место. Их, новичков, хозяева потом на самое дно положили и доставали только в случае крайней необходимости и то не каждый год. А мы гордо красовались на своих местах. Вот так-то!

— Ах, жаль, что вас вовремя не разбили… – начала Шишка, но ее осадил стеклянный Дед Мороз. Он хоть и был маленький с ниточкой на шапке и висел, как все, на елочных ветках, но имел бороду, потому его слушались.
— Замолчите, вы, уважаемая Шишка! Только и знаете, что скандалы устраивать. Зачем народ бередить? Мы здесь, в принципе, все равны. Имеем одинаковые права и обязанности, как граждане одной коробки. Так что просьба уважать сородичей. А то, если так пойдет…

Договорить не удалось. Коробку поставили на что-то твердое, отчего внутренности слегка тряхнуло. Игрушки охнули и притихли в радостном ожидании. Междоусобные скандалы разом прекратились.
Когда елку нарядили, игрушки расправились, заиграли блестящими боками, заулыбались довольно. И забыли о разнограсиях. О чем теперь спорить? Они были счастливы. Каждый имел свое отдельное место, до каждого любовно дотронулись хозяйские руки, на каждого посмотрели  с улыбкой.

— Танечка, посмотри, какая замечательная елка получилась! – сказала Мама. – Ты тоже молодец, участвовала. А какой шарик тебе больше всего понравился?
Девочка пяти лет, которой через два дня исполнится шесть, подошла поближе к елке и начала пристально разглядывать каждую игрушку. А те, желая показать себя с лучшей стороны, зашевелились, стараясь крутануться на ниточке, поворнуться к Тане нарядным боком. Она смотрела на них серьезными глазами, даже чуть сдвинула брови от напряжения, что выглядело комично.

— Вот этот шарик и этот, — показала девочка на Новогодний шар и Рождественский, которые висели рядом.
Шары наполнились довольством. Заулыбались блаженно, зашевелились на соседних ветках, закачались от радости из стороны в сторону.

А потом Новогодний подумал: чего это Рождественский развеселился? Не заслужил он такой чести, конкурент проклятый! Да еще лежит всегда сверху, давит на внутренности. Если бы его не было, девочка меня одного признала бы самым красивым. Дай-ка я его стукну посильнее, чтобы убрался с дороги.
Новогодний начал раскачиваться сильнее, и сильнее, и сильнее. Наконец, ка-а-а-к дал выпуклым боком по вечному сопернику! И… оба разбились.

Осыпались шары на пол тонкими осколками и только слабо прозвенели напоследок. Все, подумали оба, сейчас сгребут их веником на совок и — на помойку. Закончится блестящая жизнь, которая так многообещающе начиналась.
Но жизнь не закончилась. Осколки Мама собрала осторожно на листок бумаги. Раздавила их помельче и наклеила  в виде сверкающих букв «С днем рожденья, Танечка!»  на поздравительную открытку.

Снова оказавшиеся рядом шары поначалу опять хотели повозмущаться, недовольные соседством. Но рты у них оказались заклеены, и ни одного бранного слова не вылетело. Постарались потолкаться, но остались неподвижны. Что ж, пришлось смириться.

А Таня смотрела на них и улыбалась. Три праздника подряд ожидали ее: Рождество, День рождения и Новый год. Что может быть приятнее! Счастливая, она поцеловала открытку и побежала показать Папе.
— Папа, папа, смотри, что у меня есть!

Автор Ирина Лем

Друзья, заходите почитать мои романы и рассказы на Проза.ру

или на мой сайт "Ирина Лем приглашает"

-Тёть Вер, здравствуйте. Вы меня не знаете, но я ваша родственница, дочь пропавшего сорок лет назад Юрия.

Вера слушала девушку и только кивала головой, не понимая, что её не видно на том конце трубки. Теперь там были короткие гудки, а она так и сидела на полу, едва сдерживая слёзы.

-Юрка нашелся...

***

Галя не хотела отпускать Юрку в город, тем более для таких пустых целей - с другом Васей болтаться по столице несколько дней.

-Баловство всё это. Сначала трястись в поезде два дня, потом беспокоить едва знакомых людей. Какой в этом интерес.

-Город поглядеть, мам, как люди живут столичные. Чего тут я видел толком-то? Как пьяный пастух коров в лес погнал? Вот веселуха! А Там нас примут дети Ворониных, не зря мы им этой весной баню просто так поправили!

Отец, до этого скромно молчал, крутил себе папиросу, а тут встрепенулся, заступился за сына.

-Тебе лишь бы подле юбки своей его держать! Вырос уже парень, вон, дочь у тебя есть, мала еще совсем, вот её и нанькай!

-Большой, ты погляди! А как штаны грязные стирать, так мамку тут же вспоминаем...

В таких перепалках всё же отпустили Юрку с Васькой в столицу, собрали гостинцев, чтобы не стыдно было перед людьми, нарядили парня в новую рубаху и сапоги отцовские дали - самый настоящий жених!

Спустя неделю возвращается Васька один, без Юрки и виновато разводит руками перед его родителями.

-Дядь Федь, я ему говорил, не нужно лезть куда не просят! Еще сам чудом на поезде остался...

Васька заикаясь рассказал историю.

Ехали парни уже домой, расселись по местам, чуток приняли на грудь. Только первую станцию объявили, как завязался спор, с шумными соседями, уж больно Юрка возмущался, что мужики проводницу обижали, непристойности говорили.

Слово за слово - завязалась драка, Васька тихой сапой спрятался в конце вагона.

-Ваш Юрка-то какой крепыш, а я хилый, меня соплей перешибешь. Вышел из укрытия, а драчунов и след простыл, проводница пояснила, что всех их сняли с поезда. Мол, пусть на улице разбираются, раз пить не умеют...

Собрались мать с отцом, Верку соседям оставили, а сами отправились сына искать, по горячим следам, так сказать. В поезде им историю Василия повторили, слово в слово, а что там потом случилось не ведают, не досуг им такими делами заниматься.

Вышли на станцию нужную, в милицию пошли - думали, может сидит их сынок бедолага, набедокурил, ждет, что приедут к нему, выручат.

-Не приводили таких и не обращались похожие... Драк в те дни не было, разобрались видно сами.

-Проводница говорит милицию позвали...

-Ну раз не было происшествия, что мы можем сказать? Да вы не переживайте, загулял чуток парень, новых друзей нашел, или девку какую заводную, вернётся!

Вернулись Федор с женой не живы, не мертвы - куда пропал сын? Не мог же сквозь землю провалится... И самое страшное - не знамо что делать дальше, где искать, куда бежать...

Федор совсем потерял покой, но глядя на жену еще держался, бодрил её когда своя душа просыпалась от слёз.

-Не горюй раньше времени, Галюнь. То же мне, хоронит живого человека. Погоди, явится Юрка, я ему уши надеру!

Галя совсем расклеилась, плакала на ровном месте, стоило только упомянуть о сыне. Вот и сейчас - глаза покраснели, подбородок задрожал, она махнула на мужа рукой.

-Ну тебя, Федя, молчи лучше, совсем сил уже нету никаких. Полгода нет его, неужто если бы живой был, нам бы не сообщил? Знает же какое горе не знать ничего...

-Может память потерял, лежит где, вот чует мое сердце, что жив Юрка. Оправится рано или поздно - уж как я за него молюсь! Вернется - мы с ним в баньку пойдем, невесту найдем, женим путешественника нашего... Вон, Дашка, какая хорошая девочка.

Галина на какое-то время забывалась, мечтательно вглядывалась вдаль, слегка улыбалась.

-Это Тонькина дочь-то? Она же с Васютиным Егором вроде как гуляет, нет? Да и худовата, видать совсем не ест.

-На счет Егора не слыхал, а как в невестки возьмем, живо откормим, будет глаз не отвести, девица.

-Главное, чтобы Юрке понравилась, а наше дело уже маленькое... Чай не спросят, сейчас знаешь они какие?

Фёдор распалялся, хмурился, возмущался нынешним нравам, чесал подбородок.

-Отца послушает уж, не обидит. Меня вон и не спросили больно, хочу жениться, али нет и ничего, сколько годков уже с тобой как рыба с водой.

-Я тоже особо не выбирала, мамка сказала - вон парень хороший, надо брать. Боялась я тебя - большой, бородатый, старый такой!

-На три годочка всего и старше, какой еще старый?

Муж и жена посмеялись воспоминаниям о своем знакомстве, на какое-то время позабыли о горе, что так нежданно свалилось им на плечи.

Вера в свои двенадцать лет очень хорошо видела картину, как резко постарели мать с отцом - стали тревожные, ходили гуськом друг за другом, часто сидели у ворот и с надеждой смотрели на дорогу. Про неё, казалось позабыли, будто только сын у них и был, особенно мама, совсем отдалилась от дочери. Федор иной раз говорил с ней, просил не обижаться и понять...

-Так бывает Верочка, самые близкие к сердцу дети те, что нанесли ему больше всего ран.

Оттого и уехала девочка скорее из дому, с обидой не на родителей, а на пропавшего брата.

Первой сдала Галя - едва дождавшись, когда Вера уедет учится в районный поселок, едва посадив дочь на автобус и вернувшись домой, стала звать Фёдора, чудить.

-Федя! Где ты ходишь, вот и Верка уехала. А куда Юрка ушел? Вот только тут стоял. Совсем уже не думает о себе, в такой холод босиком бегает по крыльцу.

Фёдор опешил, завел её домой и теперь его дни омрачались состоянием жены, он боялся оставлять её одну и иногда даже завидовал жене - в своей голове она вновь воссоединилась с сыном, совсем перестала плакать, даже видит его изредка.

Что-то надломилось в ней, болезнь истощала её с каждым днем, и превратила вполне цветущую женщину в сухой, изможденный скелет. Перед смертью совершенно ясными глазами взглянула на мужа, улыбнулась, велела одному век не куковать, иначе сердце её будет не спокойно.

-Душа моя успокоится только когда твоя на месте будет. Юрке передай, что я на него не в обиде, поешьте борща. Говорила же - не пропал он, а ты говоришь...

Фёдор на миг просветлел, узнав прежнюю Галю и после слов о Юрке опять сник, сжав прохладную ладонь жены...

Второй раз Федя так и не женился - не то чтобы совсем против был, нет - просто не хотел снова привыкать, огорчаться лишний раз, устал от разочарований. Так и жил только ради дочери и внуков, держался бодрячком соблюдал в чистоте дом, держал хозяйство - кур, барашек.

Спустя столько лет уже спокойно вспоминал о сыне, представлял, каким он мог быть - возмужавшим и взрослым. Любые дела - будь то топка бани, уборка двора или столярные работы сопровождались мыслями, теперь уже не совсем грустными, больше светлыми, чистыми.

-Вот, сынок, был бы рядом, помог бы папке, тяжело мне уже таскать одному эти доски. Столько дел нужно переделать, вон ворота покосились, штакетник весь кривой - соседские свиньи повадились мордами курочить мне тут. Ну да ладно, справляюсь, уже хорошо. Но с тобой бы совсем другое дело было.

На дочь слегка обижался - вышла замуж за городского, осталась там жить, сюда приезжает не так часто, как хотелось бы, радовался уж тому, что внуков, мальчишек - погодок привозят на всё лето, вот тогда у него, Федора, настоящее веселье - и рыбалка тебе и прятки и блины по три раза на дню.

А осенью совсем тоскливо одному.

Вера звала к себе в город, но куда в двушку, ему старику? В семью лезть, чтобы бояться шаг ступить, нет уж, лучше тут, в родном дорме, где хотя бы память о сыне и Галине живет. Отчего-то был уверен, что Юрка, если бы вернулся, ни за что бы от отца не уехал, жил бы с ним вместе с молодой женой, Дашенькой в счастии и согласии.

Уезжать не хотел еще по одной причине - вдруг всё же явится Юрка, а дом совсем пустой....

Родня про Юрку чего только не выдумывала - и в воздухе растворился и похитили инопланетяне и что попал он во временное пространство, кому и сны снились дикие, болтали кто во что горазд.

Федор пресекал эти разговоры, от них становилось жутко ночами, виделся ему во сне Юрка с протянутыми руками и молящий о помощи, иногда виновато стоял в стороне, а стоило Федору к нему на встречу идти - обиженно корчил гримасы и растворялся во тьме. После таких снов понимал Федор - нету его больше в мире живых...

Совсем уже старый стал Федор, больше сидел теперь у ворот, особенно в теплые, солнечные дни. И не ждал никого, просто наблюдал за проходящими людьми, с тоской и улыбкой глядел на малышню, что лазала на чужие огороды за кислыми яблоками, заходил только выпить воды из ведра, да перехватить чего, яйцо вареное или хлеба краюху с маслом.

Завидев Веру вдали не вскочил встречать, думал видится ему сослепу, немного протер глаза, прищурился - и правда она, с мужиком каким-то шагает от автобусной остановки - вроде и не муж, слишком рослый, и не сын её - борода седая уже, лысина блестит.

Махнул рукой, пошагал навстречу, всё же нежданно явилась Верочка, не случилось ли что? Дочь к его радости улыбнулась, правда волновалась сильно, всё глазами на спутника своего указывала, поглаживала отца по руке.

Федор присмотрелся по-лучше, голову вбок склонил и ахнул, ноги подкосились, стал заваливаться схватился за большую руку мужчины.

-Юрка!

Юра подхватил отца, поставил на ноги, крепко обнял прямо посреди улицы, под нескромные взгляды соседей из окон - не каждый раз увидишь картину, как трое взрослых людей плачут навзрыд обнявшись.

История Юры была проста - сошел с поезда, выпил с новыми товарищами, перебрали, кто-то подрался, в итоге один из выпивающих достал нож, ударил рядом стоящего. Все остальные разбежались в разные стороны, Парень до приезда скорой не дожил, умер на руках Юрия, а милиция забрала его как виноватого.

Юра и сам не понял, как выбросил паспорт, зачем-то представился другим именем - каким то чудом эта уловка прокатила, так не смогли выяснить кто он на самом деле, отправили по этапу как есть.

Отсидел положенные двенадцать лет совсем вдали от дома, вышел, сразу нашел себе женщину, у них родилась дочь. Сообщить о себе в деревню так и не решился - стыдился судимости, боялся, что не поверят они в его невиновность.

Дочь Юлька как-то в школе работу выполняла - генеалогическое дерево, вот и стала выяснять, кто дед, кто бабушка. Юрий решил рассказать ей все, чего уж скрывать, столько лет прошло, ничего не исправишь...

Не знал он, что она ковыряться начнет, докопается, найдет свою тётушку, даже поговорит с ней, а Вера позабудет все свои обиды сама поедет к брату и чуть ли на аркане потащит его к отцу.

Юрка, большой и крепкий мужик забился в угол, кусал ногти и боялся встречи с отцом.

-Стыдно мне Вера, как в глаза ему взгляну?

Юра вместе с женой и дочерью переехал в деревню - держаться вдали особо не за что, звезд с неба не хватал, судимых на работу берут без восторга, дают самую грязную. Жена его, приятная женщина чуть постарше Юрки годами оказалась легкой на подъем, не сомневаясь уехала за тысячи километров из привычного дома.

Успел еще Федор порадоваться, глядя на сына - парень оказался рукастый, в первый же год и ворота в одиночку поправил, и баню новую поднял, отца парил там как следует. Дарья (чудны дела господни - виданное ли дело- и там себе Дашу нашел?) вмиг дом в конфетку превратила - занавески новые, половички, из кухни запах домашний пошёл.

Федор помолодел, спину расправил ходил по селу героем, сам своему счастью не верил. Соседи, видя его радость, поздравляли, в который раз слушали историю, кивали, будто впервые слышат, удивляются.

-Говорил же вам, не пропал Юрка!

Но он не смог даже привстать, несмотря на попытки помочь, взяв его под руки с обеих сторон. Я дал сигнал водителю — выкатывать из машины носилки-каталку. Подогнали их поближе к пациенту, вплотную. Опустили вниз, чтобы ему было удобнее перекладываться со скамейки. И потихоньку, потихоньку возложили его на оранжевое «ложе».

Следующим шагом должно было — поднять каталку на «прямые ножки», дотолкать до машины и «внедрить» её вместе с пациентом внутрь. Но на первом же этапе случился сбой. У водителя у самого (тоже 60 с чем-то летнего юноши) «переклинило» спину, когда он сделал рывок наверх, пытаясь героически поднять носилки. Вес был не взят. Дядя Коля, громко скрипнув зубами, еле сдерживая сдавленный крик, едва не рухнул на колени. Носилки он не уронил, поскольку почти и не приподнял их. На какое‑то время возникла немая сцена.

— Во‑во! И у меня так же было. Давай, чё — ложись рядом теперь... — «разрядил обстановку» лежащий больной, но тут же осёкся, так как опять резко кольнула боль.
— Всё нормально? Иди в машину, если можешь, — попросил я его.

Водитель, на «полусогнутых», побрёл к кабине.

Больного же, с помощью нескольких мужчин, доставили до машины, закатили в салон.
Там я его осмотрел более подробно. Да, проблема действительно была в поясничном отделе. Видимо, смещение позвонков в результате резкого наклона и защемление нерва. А может ещё что-то. Подобного, с его слов, никогда не было. Побаливать — периодически, как и у всех — побаливало.

— Укол сделаем? — спросил я его.
— Да не надо.
— Точно? Смотрите — по дороге боль усилиться может.
— Да не люблю я ваших уколов...
— Ну, что там? — окликнул меня страдальческим голосом из кабины дядя Коля. — Едем?
— Да, можно ехать. А ты сам‑то как? Может, тебе «обезболку» какую поставить?
— Выживу, — мрачно пошутил он.

Потихоньку тронулись в путь. Дорога наша проходила не по воздуху, как всегда хотелось бы, а по самому обычному нашему асфальту, со всеми его прелестями в виде «чёрных дыр», кочек и прочих неровностей. Поэтому сдавленных криков — как со стороны пациента, так и со стороны водителя — избежать не удалось.

«Битый битого везёт» — просквозила у меня в голове очередная умная мысль.

Подъехали к приёмному отделению. Я попросил пациента подождать, пока я схожу за местной больничной каталкой, чтобы больной смог лечь сразу на неё и заехать в смотровую палату. Выйдя с каталкой вновь на улицу, толкая её перед собой, я увидел, что пациент, который только что кряхтел и стонал от боли, пока мы ехали сюда... преспокойно вышагивает в мою сторону походкой бравого кавалериста на своих двоих, полностью выпрямившись во весь рост и улыбаясь.

— Вы... — куда? — опешил я.
— За вами, — пожав плечами, ответствовал тот. — Сам могу ж идти. Не надо меня на носилках.

Зашли в помещение втроём: я, больной и пустая, жалобно скрипящая из‑за своей невостребованности каталка. От дежурного врача приёмного отделения пришлось выслушать несколько нелестных фраз на темы «почему везёте пациентов с “болями в спине” к нам?» и «где там “боль в спине”, собственно говоря?».

— Вызов уличный. Все уличные вызова везутся в больницу по району, — попытался оправдаться я. — И у него правда — боль сильная была. Скажите — была же?

Пациент поспешно закивал головой:
— Была, была. Ох, такая боль, такая боль... А потом, по дороге, видимо, потрясло хорошенько, и на место всё встало. Как будто и не было ничего...

Пациента в итоге отпустили "нах хаус".
Молодая доктор, вздохнув, подписала мне карту пациента и пошла в своё отделение промывать вместе со своими медсёстрами кости нашей бригаде и всея скорой помощи в принципе.

Я тоже вышел из больницы на улицу. Сел в машину. С дядей Колей тот же номер, что и с пациентом, не прошёл. Легче не становилось, а только наоборот.

— Звони диспетчеру. Пусть замену мне ищут, — сообщил он, докуривая сигарету.
— Что? Тоже — «такая боль, такая боль»?
— Ага. «Аргентина–Ямайка». Проиграл я. С крупным счётом...

Дядя Коля, довез меня и машину до подстанции и сдав-таки себя «на милость победителю» для обезболивающих уколов и поковылял «бюллетенить». Я же остаток смены дорабатывал с другим водителем.

В общем, шутка о том, что «наши скоровские машины любую хворь вылечат (камни из почек вытрясут, родить помогут)», оказалась правдой. И даже появилось продолжение шутки: «…а здорового человека больным могут сделать».

Так что, коллеги, берегите себя, когда в наших машинах по ухабам лЁтаете, и носилки тягайте осторожнее.

ВСЕМ ЗДОРОВЬЯ! 💖

══════◇══════

(Ещё больше авторских медицинских историй и видео в моём телеграм-канале Истории Чумового доктора, а также в Дзене Истории Чумового доктора)