Котий бог | Роман Морозов
Schere schlägt Papier,
Papier schlägt Stein.
Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
1
— Всех в мешок, — приговаривал Сашка.
Котята не сопротивлялись: слишком мягкие когти, слишком слабые лапки, и глаза ещё не открылись.
— Всех в мешок…
Кривые глаза, нарисованные чёрной краской из баллончика, смотрели на него с облупившейся стены старого медпункта. Сашкин батя говорил, что эту хибару давно надо было снести, выкорчевать старые тополя с акацией, сделать что-нибудь полезное для людей. Но батя только болтать был горазд, как и все в Солнцеборе. И старый медпункт никуда не девался — только скрывался под низкими кронами, и обрастал венами трещин, и гнил, гнил. Дети любили его, как все заброшки. Здесь можно было спрятаться от лишних глаз и ушей, поболтать о личном, покурить — в общем, заняться своими делами. Как-то сюда забрели учителя, но ничего предосудительного не обнаружили — только глаза со стены глядели как-то жутко.
— Всех в мешок…
Но этого убежища было мало. В старом медпункте тусовались многие, и делать некоторые вещи здесь было нельзя. Как на водопое.
Пепел от сигареты упал на одного котёнка, на мягкую тонкую шёрстку. Сашка ухмыльнулся. От отцовского «Петра Первого» хотелось кашлять, но он сдерживался, привыкал. В дверях выплюнул бычок и побрёл прочь, закинув мешок на плечо. Никто не смотрел ему вслед.
Никто не знал про его убежище, его личное убежище. За Васильковой улицей, у восточной окраины Солнцебора, был деревянный мостик. Кто и когда его построил — всем было плевать. Речушка, что текла под ним, была настолько крохотной и незначительной, что ей не дали имени. Нужды не возникало: кругом был пустырь. Безымянная речушка уползала вниз, к логу, в котором ничто не росло, и никуда не впадала. Воды она несла так мало, что в низине образовалось лишь крошечное болотце. Но Безымянная не пересыхала, и топь в логу тоже.
Впервые Сашка побывал здесь в позапрошлом году. Васян из восьмого «Б» сказал, дескать, есть тут на что посмотреть. С ними были Пашка и Савва — они тогда учились в пятом классе и ещё не были такими дылдами, как сейчас. Васян привёл их в лог, в самую низину, где никогда ничего не росло. Мягкая земля хлюпала под ногами. Воняло сырым мясом. Васян указал вперёд и ухмыльнулся. В центре болотца торчал низенький куст черёмухи. Ствол его был толстым и кривым, словно вился вокруг чего-то, а листья — тёмными, с багровым отливом.
Васян уже выпустился, а Пашка с Саввой стали заниматься проектами. Никто больше не приходил к Безымянной, не навещал болотце. Только Сашка.
Он остановился за мостом, не доходя до топкого лога метров двести. Присмотрел на берегу крупный камень, округлый, шершавый. Котята в мешке беспомощно перебирали лапками, цеплялись мягкими коготками за ткань, пищали тонко, еле слышно. Сашка всмотрелся в Безымянную. Вода в ней стала грязной и густой. Стояла тишина, такая пронзительная тишина, что мальчишка слышал стук собственного сердца — частые глухие удары, влажные и горячие.
Сашка опустил мешок с плеча и замахнулся. Раздался слабый писк. Мальчишка со всей силы ударил мешком о камень. Чавкнуло. Звук разом стих. Мешковина намокла. Сашка выждал секунду и замахнулся снова.
Он бил много раз, бил остервенело, и с лица его не сходила ухмылка. На языке лежала горечь дешёвого табака и меди.
Когда мешок окрасился, Сашка бросил его с содержимым в речушку. Безымянная приняла подношение и неспешно потащила течением вниз, вниз. Грязная вода обратилась скверной.
2
Даша вела Герку к старому медпункту. Она была умной кошкой. Герка надеялся, что она окотится дома или где-нибудь рядом. Но мать кошек не жаловала, так что Даша выбрала место, где хозяйка точно не нашла бы котят.
Даша была умной кошкой, очень умной. Но даже она не знала, откуда приходят чудовища.
Она вела мальчика, которого любила, которому доверяла, к самому дорогому на свете. Вела, чтобы мальчик помог их защитить. Останавливалась по пути и оглядывалась, проверяла, не отстаёт ли. Иногда тихо мяукала, поторапливая.
В дверях Герка остановился. Хоть старый медпункт и служил детям убежищем, безопасным местом он не был. Не для новорождённых котят. Здесь бывали все, а всем доверять нельзя. Герка почувствовал холод. Нет, всем доверять нельзя.
Даша прошла к углу первой комнаты, где валялась старая изодранная фуфайка. Стала обнюхивать, тыкаться носом в грязную засаленную ткань, в пожелтевшую вату. Затем повернулась к мальчику и протяжно мяукнула.
Герка опустился на колени рядом, протянул ладонь. Фуфайка была холодной. Мальчик взял кошку на руки и прижал к груди. Слёзы обжигали глаза. Даша смотрела на фуфайку, тихо мяукала, вцепляясь когтями в плечо. Герка знал, что котят уже нет.
В дверях он заметил пожёванный бычок и остановился. Придерживая Дашу, подобрал окурок, поднёс ближе к лицу. Прищурился. У самого фильтра по кругу ползли синие остатки букв, образовывая имя: Пётр.
Сашка. Он тягал «Петра» у бати, а тот ничего другого не курил. Герка бросил бычок, насквозь пропитанный холодной слюной, и вытер пальцы о кофту. Дрожь в груди не давала дышать, лицо горело. Мальчик поцеловал кошку в лоб и побежал домой. Через десять минут начинался первый урок.
3
Весь день Герка следил за ним. На первый урок Сашка опоздал, как всегда. Потом болтался с дружками, но вёл себя как-то тихо: не докапывался до малолеток, никого не шпынял, не носился по коридорам. Всё не снимал рюкзак и иногда заглядывал туда, совал руку, шерудил. После восьмого урока отбился от своей стайки и поплёлся домой один.
Герка шёл за ним, держа дистанцию. Сливаться с толпой он умел, иногда лишь тем и выживал, так что Сашка его не заметил. Сашка вообще сегодня мало кого замечал.
От школы он завернул налево. Долго шёл по улице Баумана, опустив голову и сунув руки в карманы. Затем через Речной переулок вышел на Васильковую. Герка не отставал. Народу становилось всё меньше и на Васильковой не стало совсем. Старые двухэтажки в трещинах сменились деревенскими домами — низенькими, тусклыми и облезлыми. Прятаться в случае чего было негде, но это и не было нужно: Сашка не отрывал глаз от земли и шагал как механический.
Герка не бывал здесь раньше, но слышал кое-что про мост за Васильковой. Слышал от Пашки Дантиста, когда тот ещё был простым треплом и не звался Дантистом. Когда Даня был жив. За Васильковой стоял мост, а за мостом — куст черёмухи, на котором нет ягоды. Никто туда не ходит, потому что там воняет мясом, и ничего там нет.
Сашка шёл к мосту. Герка — за ним.
Грязная речушка сползала с низкого холмика и тянулась к логу. Сашка шагал быстро, переступая через камни, не боясь замочить ног, с опущенной головой и руками в карманах. На одном крупном камне у воды Герка заметил коричневое пятно.
Мальчик думал о котятах. Не мог думать ни о чём другом, как ни пытался. Они были беззащитны, не могли дать отпор. Как Даня. Сашка ненавидел его, ненавидел всех.
В нижней части лога, посреди вонючего болотца, стояла черёмуха. Ствол её был толще ребёнка, а ветви висели тяжело, широкие, узловатые. На кроне не было ни одного цветка, и листва отливала багровым. Герка почуял запах издалека — гадкий запах свежего сырого мяса с кровью. Вокруг черёмухи словно стояло облако вони, отгоняющей всё живое. Рядом не было коровьих троп, птицы не пролетали над логом, даже мошка не лезла в глаза. Ветер не трогал траву и листву, и вода прекращала свой бег.
Сашка шёл по болотцу уверенно, шлёпал кедами по мокрой жухлой траве. У дерева остановился, снял рюкзак и поставил к стволу. Достал что-то. Герка замешкался у края болотца. В тишине вдруг раздался слабый детский голосок: котёнок, ещё не открывший глаза, протяжно запищал. Сашка держал его в левой руке, а в правой — молоток с гвоздями.
Герка бросился к нему, закричал:
— Стой!
Кроссовки проваливались в грязь, тормозили.
Сашка повернулся.
— А, это ты, — протянул хрипло. — Как делишки, Герасим?
— Не смей! Не трожь котёнка!
Герка пересёк топкую часть и остановился в паре метров от Сашки. Тот глянул на котёнка в руке и направил на Герку молоток.
— Или что?
Тишина. Герка не знал, что ответить. Он только смотрел на котёнка меж Сашкиных пальцев и представлял, как молоток опускается на крошечное тельце, как тонкий белый пушок становится бордовым, и к горлу подступал ком. Перед глазами вспышкой возникало пятно на камне, пятно крови. Мальчика сковал ужас.
— Так-то, — ухмыльнулся Сашка. — Знай своё место, ссыкло.
Он говорил медленно, низко, и глаза его не мигали. Сашка повернулся к черёмухе.
— Твой Даня был таким же, да? — спросил он. — Слабым, трусливым, бессильным. Как слепые котята. Как ты.
— Заткнись, — сквозь зубы выдавил Герка.
Слёзы вскипали снова.
— Ты любил его, да? — голос Сашки стал вдруг серьёзным, безо всякой насмешки. — Он был твоим лучшим другом.
Герка не ответил.
— У меня не было лучшего друга, знаешь? Никогда не было.
Сашка помолчал немного. Котёнок в его руке перебирал лапками, пытался перевернуться на живот.
— Жаль, я не успел убить его, — сказал Сашка. — Разбить об камни.
Он повернулся, чтобы взглянуть в глаза Герке, и на лице его появилась ухмылка. Герка бросился на него, выставив руки вперёд, и со всей силы толкнул в грудь. Сашка упал на ствол черёмухи и резко поднял руку, в которой держал котёнка.
— Стоять! — заорал грозно. — Отвали! А то убью!
Пальцы Герки сжались до боли. Сашка выставил перед собой молоток и посмотрел ему в глаза снова. Герка сделал шаг назад. Ветви черёмухи раскинулись широко, словно руки, готовые объять.
Сашка захохотал:
— Так-то, сучонок! Знай своё место! Ты остался один во всём свете. Как я! Кто тебя защитит? Кто…
Мальчишка не успел закончить фразу: вопль разорвал воздух, и голос его потерялся. Вопль звериный, гортанный, дрожащий:
— Я-А-А-А-А-А-А-А-А!
Сашка вздрогнул и пригнулся. Молоток упал на влажную траву, посыпались гвозди. Глаза Герки округлились, а лицо стало бледным. Запах сырого мяса усилился многократно. Сашка обернулся.
По стволу черёмухи ползло чудовище. Две передних лапы напоминали кошачьи, кривые когти вонзались в кору глубоко. Длинное тело обвивало ствол, узловатые лапы вроде паучьих стучали ритмично. Из разверзнутого брюха вываливалась горячая плоть, тёрлась о дерево, сочилась чёрной кровью. Буро-багровые кости проглядывали тут и там, торчали из-под сползающих шкуры и мяса. Гибкую шею венчал кошачий лик — почти голый череп с пятью пустыми глазницами и длинными клыками. Из пасти текли кровь и грязь, кровь и грязь, что принесла Безымянная к корням черёмухи, кровь и грязь, что взрастили её.
Сашка замер. Всё, что в нём было, на миг заледенело, и сердце остановилось. Чудовище бросилось на него, раскрыв пасть широко, раскинув лапы, словно для объятий.
Герка смотрел. Смотрел внимательно, не мог отвести глаз. Слёзы текли по его щекам, срывались с подбородка и падали в грязную воду. Чудовище знало их вкус.
Когда с Сашкой было покончено, чудовище подняло голову. Посмотрело на Герку пустыми глазницами, в глубине которых что-то поблёскивало. Крохотный белый котёнок лежал на влажной траве рядом. Чудовище повернуло голову к нему, а затем снова к мальчику. Нижняя челюсть зашевелилась, кривая, разломленная надвое, словно чудовище пыталось говорить. Из окровавленной пасти вываливались только куски грязи вперемешку с плотью, но Герка всё понял. Он кивнул чудовищу и подошёл. Осторожно поднял котёнка, последнего котёнка Даши, расстегнул куртку и сунул за пазуху. Маленький завертел головой, чуя тепло, еле слышно мяукнул и прижался к мальчику.
Герка застегнул куртку, держа котёнка в ладони, и пошёл домой. Котий бог смотрел им вслед.
4
Сашку нашли у корней черёмухи на следующий день. Руки были отъедены с костями до плеч, ноги — до середины бёдер. Куски лёгких и кишки свисали с ветвей. Обглоданный череп скалился редкими зубами верхней челюсти. Нижняя была вырвана вместе с глоткой. На земле рядом валялись пустой рюкзак, молоток и гвозди. Черёмуха зацветала.
Рассказ призёра пятого сезона конкурса рок-прозы «Гроза».
Редактор: Катерина Гребенщикова
Корректор: Александра Каменёк
Все избранные рассказы в Могучем Русском Динозавре — обретай печатное издание на сайте Чтива.
