Серия «История»

В разных источниках эту историю рассказывают с небольшими отличиями, но главные детали остаются одинаковыми: в 1959 году Бёрджессу, тогда простому школьному учителю, врачи диагностировали неоперабельную опухоль мозга и сказали, что ему осталось жить не более года. Чтобы после его смерти жена не осталась без средств к существованию, Бёрджесс решил написать за этот год книгу — всего одну, но бестселлер. В результате появился роман «Заводной апельсин», ставший впоследствии культовым. Болезнь после этого якобы отступила, а Бёрджесс прожил ещё долго и написал много книг. Подобные публикации можно встретить в Facebook (1, 2, 3), Instagram и «ВКонтакте», в СМИ и на сайте писателя Дмитрия Быкова.

Британский писатель Энтони Бёрджесс написал более 30 романов, самым известным из которых стал «Заводной апельсин» — во многом благодаря экранизации Стэнли Кубрика. Бёрджесс родился в Манчестере и после университета и военной службы преподавал — сначала в Великобритании, затем в Британской Малайе и Брунее.

В большинстве публикаций о необычной судьбе Бёрджесса особо подчёркивается, что никакого писательского опыта у него не было — только горячая любовь к литературе. Однако это не так. Он начал писать сразу после того, как переехал в Азию. Его первый роман «Время тигра» был опубликован в 1956 году и рассказывал о жизни учителя в Малайе. Как пишет Эндрю Бисвелл в книге «Настоящая жизнь Энтони Бёрджесса», роман был издан тиражом 5000 экземпляров и отзывы критиков на него были довольно неплохими. Уже через неделю после публикации «Времени тигра» писатель отправил в издательство новую книгу из того же цикла, а потом написал и третью, которая вышла в 1959 году.

К тому времени Бёрджесс уже перебрался в Бруней. Однажды во время занятия он упал и некоторое время отказывался встать. Его отвезли в больницу, а оттуда отправили в Великобританию на обследование и лечение. Вскоре после этого его трудовой контракт расторгли, а он вместе с бывшим учеником начал варить и продавать мет.

Историю о своём диагнозе Бёрджесс рассказывал по-разному. В интервью, которое было опубликовано в Sunday Times в 1967 году, писатель говорил, что опухоль мозга ему диагностировали в Брунее, а в двух неназванных больницах в Лондоне подтвердили подозрения: «Сказали, если проживу год — значит, справлюсь. Но жить нужно в холодном климате, на Восток возвращаться нельзя».

В 1980 году в разговоре с корреспондентом The Washington Post Бёрджесс отметил, что диагноз довольно быстро признали ошибочным — тем не менее за тот год он написал не один, а сразу пять романов. Ещё одну версию Бёрджесс озвучил в 1988 году в радиоинтервью: «Мне жизнь там, в Брунее, казалась ужасно утомительной. Однажды на уроке я решил, что с меня хватит. Пусть другие продолжают. Просто лёг на пол из любопытства — посмотреть, что будет. Меня подобрали и отвезли в местную больницу, провели кое-какие простейшие обследования, а затем отправили домой на самолёте. Жене потом сообщили: "Есть признаки опухоли мозга, но она неоперабельна". Я не знаю, насколько это типично, но жена сказала, что мне дали год жизни».

Писатель, по его словам, диагнозу не поверил, так как чувствовал себя слишком хорошо. Интервьюер предположил, что причиной его нервного срыва в Брунее могла быть депрессия или злоупотребление алкоголем, и Бёрджесс не возразил против такой трактовки. А уже через год в другом интервью писатель утверждал, что его «выдворили из колониальной службы, возможно, по политическим причинам, маскируемым медицинскими».

Словом, достоверных подтверждений того, что Бёрджессу диагностировали неоперабельную опухоль мозга, не существует. Сам он был склонен к мифотворчеству и часто рассказывал об одних и тех же эпизодах из своей жизни по-разному. Роджер Льюис, ещё один биограф Бёрджесса, цитирует такой ответ писателя на вопрос «Когда вы лжёте?»: «Когда пишу, когда говорю, когда сплю».

Как бы то ни было, всё это время Бёрджесс продолжал работать над рукописями. Эндрю Бисвелл пишет: «Несмотря на множество историй о раке мозга, нет никаких свидетельств того, что Бёрджесс действительно считал, будто умирает, когда писал роман "Мистер Эндерби изнутри", законченный в 1960 году, но опубликованный лишь в 1963-м. Он говорил: "Я чувствовал себя хорошо. Я чувствовал себя энергичным. Я много писал — по две тысячи слов в день"».

Тогда же, в 1960 году, Бёрджесс впервые записал в блокнот довольно подробный план ещё одного романа: он должен был называться «Бревно в глазу твоём». Позже в том же блокноте появилась идея другого названия — «Заводной апельсин». Однако этот план некоторое время оставался нереализованным. Бёрджесс вернулся к нему лишь во время поездки в Ленинград в 1961 году, и в мае 1962 года роман был опубликован.

Таким образом, хотя сам Энтони Бёрджесс неоднократно рассказывал историю о том, как врачи диагностировали ему неоперабельную опухоль мозга, подтверждений этого факта не существует. Кроме того, история с опухолью не связана с его желанием стать писателем: к моменту предполагаемой постановки диагноза Бёрджесс уже был автором трёх опубликованных романов. А «Заводной апельсин» он написал лишь через два года после истории с опухолью, успев перед этим сочинить ещё несколько книг.

Наш вердикт: неправда

«Проверено» в Телеграм
В сообществе отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)

В интернете можно увидеть подборки фотографий и материалы, утверждающие, что революция 1979 года превратила Иран из светской и европеизированной страны в религиозное и репрессивное государство. Например, в материале на портале «Историк» говорится, что после революции «все женщины поголовно сменили лёгкие открытые платья с мини-юбками на хиджабы и чадру». В другой статье утверждается, что «народ Ирана предпочёл вестернизации строгое следование религиозной традиции и политическую власть мусульманского духовенства». Иногда фотографии из Ирана включаются в обобщающие подборки, ставящие своей целью описать изменения в обществе под влиянием религии. Подобные публикации и коллажи распространены и за пределами российского сегмента интернета.

Для понимания контекста обсуждаемых изображений необходим довольно обстоятельный по меркам публикации в интернете исторический экскурс. В 1925 году правителем Ирана стал шах Реза, что ознаменовало начало новой династии — Пехлеви. За полтора десятилетия его правления (до 1941 года) в стране происходят значительные изменения в социальной, экономической и политической сферах. В научных работах характер этих изменений нередко определяют как авторитарную модернизацию, а также сопоставляют с преобразованиями того же времени в Турции под началом Мустафы Кемаля Ататюрка. Среди результатов преобразований можно выделить построение в Иране государства в его тогдашнем европейском понимании (бюрократия, систематизация налогов и тарифов, годовой бюджет и др.), появление судебной системы, устроенной по европейским образцам, модернизация армии и т. д. В стране вводится обязательное ношение европейской одежды для мужчин (исключения должны были подтверждаться специальным разрешением), а в 1936 году женщинам запрещают носить на публике все типы одежды, соответствующие исламскому дресс-коду. Подобные меры (вкупе с ограничениями в сфере публичной религиозности) ограничивали традиционно мощный для Ирана авторитет духовенства и вызывали протесты (наиболее известные из них — протесты августа 1935 года в мечети Гохаршад).

В 1941 году Реза-шах под давлением союзников Второй мировой войны отрекается в пользу своего сына Мохаммада-Резы. Новый шах отменяет ряд наиболее одиозных запретов (в частности, допускает ношение традиционных одежд), объявляет политическую амнистию и допускает к политической жизни критиков своего отца. В 1949 году после покушения на него запрещается деятельность самой мощной оппозиционной силы — коммунистической партии «Туде». Зачистка политического поля проходит после организованного в августе 1953 года силами ЦРУ и МИ-6 переворота против премьера Мохаммада Мосаддыка, получившего огромную власть на фоне нефтяного кризиса и имевшего широкую поддержку. C этого момента начинается укрепление власти шаха: в 1957 году создана тайная полиция САВАК и объявлено об установлении двухпартийной системы, окончательно сложившейся к 1963 году (как шутили иранцы, эти две партии назывались «Да, господин» и «Слушаюсь, господин»).

Переход к двухпартийной системе объясняется в том числе необходимостью политической стабильности в рамках проведения серии реформ, получивших название «Белая революция». Эти преобразования должны были создать в Иране класс мелких собственников, допустить работников к участию в прибыли предприятий, значительно расширить права женщин. Одним из главных критиков реформ становится будущий лидер Исламской революции аятолла Рухолла Хомейни. Его несколько раз арестовывают, после чего решают депортировать из Ирана. Хомейни продолжает антишахскую деятельность из-за границы. В Иране традиционные шиитские институты сталкиваются с политикой, направленной на подрыв их авторитета. В частности, новоявленные священнослужители должны получать богословское образование в университетах для того, чтобы иметь разрешение на свою деятельность (ранее подобные разрешения находились в ведении шиитских семинарий).

Наращивание добычи нефти и головокружительный рост цен после Войны Судного дня значительно увеличивают доходы Ирана и открывают дорогу мечтам шаха о «великой цивилизации»: иранская империя под его управлением должна стать такой же важной силой в мире, какой была древняя империя Ахеменидов. В последнее десятилетие правления Мохаммада-Резы всё больше усиливается «культ личности»: сам он принимает титул арьямехр («солнце ариев»), его портреты размещаются повсюду, а за любой критикой в его адрес следит САВАК через широкую сеть осведомителей. Венцом «имперских амбиций» шаха можно считать три события: помпезное празднование 2500-летия иранской монархии в 1971 году, переход на «имперский календарь» вместо солнечной хиджры и роспуск всех партий и объединений и учреждение вместо них одной правящей партии «Растахиз» в 1975-м.

При этом нельзя назвать самого Мохаммада-Резу, как, впрочем, и его отца, нерелигиозным человеком. Он совершал паломничество в Мекку, а также неоднократно рассказывал о своём религиозном опыте. Мохаммад-Реза говорил, что с самого детства чувствовал присутствие Бога, а также испытывал видения Али — двоюродного брата и зятя пророка Мухаммада, чрезвычайно почитаемого среди шиитов. Важно отметить, что сообщения о подобном визионерском опыте иранских монархов широко распространены. Один из биографов шаха Мартин Зонис пишет, что Мохаммад-Реза верил в то, что Бог оберегает и направляет его в течение всей жизни. Другой вопрос, что подобные заявления рассматривались даже близкими к нему людьми не как проявление религиозности, а как политический инструмент легитимации его власти и попытку противопоставить его авторитет традиционному авторитету духовенства.

В то же самое время в Иране, несмотря на упомянутые выше ограничения со стороны государства, продолжали функционировать и пользоваться большой популярностью шиитские религиозные институты. Налаженная система пожертвований гарантировала их существование независимо от намерений государства, а связи с другими традиционными институтами обеспечивали широкую народную поддержку. В частности, речь идёт о «поддержке базара», то есть ситуации, когда крупные торговцы жертвуют деньги религиозным деятелям и институциям, а те в ответ используют свой авторитет в отстаивании интересов этих торговцев. Большая часть религиозных деятелей (Бехешти, Хаменеи, Махдави-Кани, Рафсанджани, Рухани), участвовавших в антишахской пропаганде в 1960–1970-х годах, сыграли важную роль в революционном движении, а впоследствии занимали крупные посты в Исламской Республике.

В ходе переписей населения, проводившихся с 1956 по 1976 год, подавляющее большинство населения Ирана декларировало свою принадлежность к исламу. При всём возможном недоверии к официальной статистике (как, например, в случае с современной переписью населения) вряд ли «секуляристское» государство, как часто называют Иран эпохи Пехлеви, стало бы публиковать данные о том, что 99% его населения являются верующими.

Если же перейти от анализа политических и социальных обстоятельств к самим изображениям, которые призваны их проиллюстрировать, то важно отметить, что зачастую они извлечены из первоначального контекста и погружены в новый, не имеющий ничего общего с оригинальным.

Это, например, касается семейных дореволюционных фотографий вроде «Каспийской девушки», активно циркулирующей по разнообразным интернет-фотоколлекциям. Исследовательница Эми Малек, обсуждая такие фотографии, использует термин «кликбейтный ориентализм». Она утверждает, что семейные фотоснимки из дореволюционного Ирана, определённым образом аранжированные и размещённые на популярных сайтах, служат своего рода «подлинным "свидетельством", призванным подчеркнуть сходства и различия, пугающие зрителей и заставляющие их задуматься о тех опасностях, которые несут современные иранцы западной демократии».

Действительно, эти дореволюционные фотографии, чаще всего снятые на центральных улицах Тегерана и других крупных городов страны, создают у зрителя искажённую картину, предлагая ему сделать очевидный выбор из простой альтернативы. Правда, в такую чёрно-белую картинку вряд ли укладываются дореволюционные фотографии религиозной процессии в Кашане, трущоб неподалёку от Тегерана (которые существуют и по сей день) или женщин в хиджабе. Точно так же можно обратить внимание на снимки иранской провинции 1950-х годов, сделанные Инге Морат (некоторые из них колоризированы), на которых вряд ли удастся найти веселящихся женщин в платьях и мини-юбках.

Иран был и остаётся чрезвычайно многоукладной страной. Правда, последние 40 лет восприятие этой многоукладности искажается из-за введённых после Исламской революции норм, законодательно закрепляющих соблюдение предписаний ислама, в том числе в области одежды. Эти предписания касаются и женщин, и мужчин, но многие соблюдали их и до 1979 года. Во время революции религия вновь вышла в публичное поле, из которого её пытались вытеснить монархи династии Пехлеви, а шиитские символы и ритуалы стали важнейшим инструментом легитимации нынешнего иранского режима.

Ключевое визуальное различие для внешнего наблюдателя по большому счёту состоит в том, что после 1979 года в области одежды исчезла возможность выбора, зато возможность выбора, как ни странно, появилась в политической сфере, где установились демократические, пусть и с определенными оговорками, процедуры и сменяемость власти.

Наш вердикт: полуправда

«Проверено» в Телеграм
В сообществе отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)

Согласно сюжету, в годы Большого террора, когда в числе прочих арестовывали и влиятельных партийных деятелей, очередь дошла и до Семёна Будённого. Когда к его даче подъехал «чёрный воронок», маршал выставил в окна один или несколько пулемётов и, по разным версиям, то ли сам начал стрелять, то ли приказал это делать своим ординарцам. После этого Будённый позвонил по телефону Сталину и сообщил, что его «хотят захватить враги». Он продержался полчаса, пока к даче не подъехала уже вторая машина и сидевшие в ней люди не остановили своих коллег. В ещё одной вариации истории вместо пулемёта фигурирует пистолет.

Об этом писали «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», некоторые развлекательные сайты, а также пользователи соцсетей. Эпизод был показан в многосерийном фильме «Сын отца народов».

Семён Будённый — один из создателей советской кавалерии, командовавший Первой конной армией в годы Гражданской войны. Маршал и трижды Герой Советского Союза вошёл в историю также как человек, давший своё имя головному убору, и обладатель знаменитых усов. Несмотря на отсутствие среднего образования, долгие годы он занимал высокие посты в государственной иерархии.

Как показывает анализ источников, в советской печати этот случай начал фигурировать только в годы перестройки. Один из самых ранних таких примеров — книга Юрия Борева «Сталиниада» (1990), основанная на  «притчах, легендах и апокрифах», связанных со Сталиным. Именно в качестве одной из многочисленных баек эта история фигурирует там вместе с комическими подробностями.

«Во второй половине 30-х годов к загородному дому Будённого подъехали машины. Из них стремительно выскочила группа захвата и оцепила дачу. Маршал приказал своим ординарцам и адъютантам занять круговую оборону. В окна выставили пулемёты, из которых открыли огонь. Прибывшие залегли, прячась за деревья. Сам Будённый побежал к телефону и доложил Сталину обстановку. Сталин спросил:

— Полчаса продержишься?

— Думаю, продержусь.

— Хорошо.

Через полчаса прибыла ещё одна машина, и гости были отозваны. Сталин позвонил Будённому и, узнав, что всё в порядке, сказал:

— А пулемёты ты сдай.

Два пулемёта Будённый сдал, но четыре всё-таки оставил на чердаке».

В 1990-е эта история активно распространилась по разным книгам и периодическим изданиям, однако с исторической точки зрения к этому рассказу есть много вопросов.

«Проверено» не нашло упоминаний остросюжетной истории о попытке арестовать Будённого в авторитетных биографических источниках советского периода, таких как книга из серии «Жизнь замечательных людей» (1983), написанная старшим адъютантом Будённого Александром Золототрубовым, а также собственные мемуары маршала под названием «Пройденный путь» (т. 1 — 1958, т. 2 — 1965, т. 3 — 1973). Нет её и в биографии полководца на сайте Российского военно-исторического общества, а также на сайтах музеев, посвящённых Великой Отечественной войне.

В 1930-е годы Будённый наряду с другим полководцем — Климентом Ворошиловым — стал одной из главных опор Сталина в вопросе чисток в политических и военных рядах. В отличие от некоторых советских деятелей, он не выступил против коллективизации, одним из последствий которой стал голод, унёсший жизни нескольких миллионов человек. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, возвестившем начало Большого террора, Будённый активно участвовал в обсуждении дел Николая Бухарина и Николая Рыкова, поддакивал клеймящим их другим партийным деятелям, голосовал за их исключение из партии, предание суду и расстрел.

В том же году маршал был одним из судей на процессе об антисоветской троцкистской военной организации — группе высших советских военачальников во главе с маршалом Михаилом Тухачевским, которую по сфабрикованному обвинению уличили в организации военного заговора с целью захвата власти. В итоге все подсудимые (кроме Яна Гамарника, покончившего с собой накануне ареста) были осуждены и немедленно расстреляны, а Будённый в своём письме наркому обороны Ворошилову назвал их патентованными шпионами, которые «с точки зрения мужества производили весьма жалкое впечатление» и «выглядели ничтожными слюнтяями».

Все эти старания, конечно, не гарантировали Будённому защиту от репрессий. Многие из активных участников Большого террора впоследствии также были расстреляны по различным обвинениям. Однако не существует хотя бы одного убедительного свидетельства того, что арест серьёзно грозил самому Будённому. Да, в августе 1937 года была арестована и впоследствии сослана в Красноярский край его вторая жена, актриса Ольга Михайлова, которую обвиняли в шпионаже и связях с иностранцами. Однако о подозрениях в её адрес маршалу в доверительной беседе сказал сам Сталин, а впоследствии и глава НКВД Николай Ежов, при этом никак, судя по воспоминаниям Будённого, не намекая на опасность для самого военачальника.

Более того, силовые органы со своей стороны определённо собирали компромат на Будённого. Согласно справке Третьего управления НКО СССР, занимавшегося борьбой с контрреволюцией, шпионажем и другими антисоветскими проявлениями, после 1937 года против Будённого дали показания экс-заместитель наркома обороны СССР, маршал Александр Егоров, командующие войсками Ленинградского, Северо-Кавказского, Забайкальского военных округов, Приморской группой войск Особой Краснознамённой Дальневосточной армии, Бакинского района ПВО, несколько других высокопоставленных кадров из РККА и супруга самого Будённого Ольга. Согласно этим показаниям, он руководил «антисоветской организацией правых» в Красной армии и готовил к восстанию контрреволюционные формирования, состоящие из казаков, лояльных ему ещё со времён Гражданской войны.

Это очень серьёзные обвинения, и в те годы даже в куда менее острых ситуациях репрессии, как правило, не заставляли себя ждать. Большинство давших показания были расстреляны, поэтому отказаться от своих слов они уже не смогли бы. Однако Будённый не просто остался на свободе — он был одной из ключевых фигур силового блока и после окончания Большого террора: командовал Московским военным округом, во время войны принимал парад 7 ноября 1941 года на Красной площади, входил в Ставку Верховного главнокомандования, не попал в опалу даже после провального руководства сначала Резервным фронтом, а потом и Северо-Кавказским. Влияния Будённого, Георгия Жукова и Семёна Тимошенко хватило для того, чтобы успешно ходатайствовать перед Сталиным об освобождении Константина Рокоссовского, также арестованного в 1937 году и проведшего три года под следствием и пытками. Всё это говорит о том, что Будённый определённо пользовался покровительством Сталина, с которым познакомился ещё в 1918 году, во время обороны Царицына. Будённый отвечал на это покровительство взаимностью — даже после разоблачения культа личности Сталина на XX съезде КПСС он ни разу не выступил с критикой вождя и не признал его роли в репрессиях. По свидетельству военного историка Василия Поликарпова, в начале 1960-х годов редактировавшего второй том мемуаров Будённого, в ответ на критику необъективности его оценок в отношении ряда репрессированных деятелей маршал сначала назвал тех троцкистами, а потом начал оправдывать своё участие в их деле приказом Сталина.

Учитывая, что аресты высокопоставленных лиц обычно проводились с ведома Сталина, вероятность такого визита на дачу Будённого можно считать минимальной.

О том, случилась ли эта история на самом деле, лучше большинства биографов могли бы знать самые близкие люди Будённого — его дети. В 2021 году дочь Будённого Нина в программе «Судьба человека с Борисом Корчевниковым» на вопрос о достоверности рассказа заявила: «Легенда, конечно. Байка. Не было такого».

Намного раньше писатель и военный журналист Александр Бондаренко встретился со старшим братом Нины — Михаилом. Тот дал более развёрнутый ответ:

«Эта байка относится к хрущёвскому периоду, к тому времени, когда Никита Сергеевич выпер отца из армии… Возвращались с учений, и Тимошенко, а с ним был ещё один товарищ, пригласил его к себе в вагон. Посидели. Отец произнёс тост за Президиум ЦК КПСС, выпили, а потом он и говорит: "Вот Президиуму, как органу, я верю, а каждому члену Президиума в отдельности — нет". Как о том узнал Никита Сергеевич, остаётся догадываться. Отец был зачислен в Группу генеральных инспекторов — это была почётная маршальская отставка. Но вернёмся к анекдоту… Отстрелявшись, отец позвонил Сталину, тот спрашивает: "Ты что это оружие после Гражданской не сдал?" А Семён Михайлович отвечает: "Ещё кого пришлёшь — пушчонку отрою!"… Ещё и такой анекдот: отцу докладывают, что покушение на Никиту Сергеевича произошло, из пистолета в него стреляли. "Чего же шашечкой не пробовали?" — спросил Будённый. Это из той же серии… Так что не стоит верить слухам. Хотя Семёну Михайловичу потом показали 12 томов компромата на него. Собирать-то собирали, но тронуть боялись. Вокруг Москвы тогда стояла конница, и неизвестно, чем бы всё закончилось… Сталин понимал, что за Будённого любой бы голову подставил».

Таким образом, по всей вероятности, популярная история о Будённом, который отстреливался от агентов НКВД у себя на даче, представляет собой исторический анекдот. Об этом говорят и дети маршала, и реалии тех лет. При этом у появления анекдота могли быть предпосылки — по свидетельству писателя Бориса Раскина, в одном из телевизионных интервью внучка Будённого Анастасия подтвердила, что пулемёт у деда на даче действительно был и до сих пор зарыт где-то там. Есть и другие упоминания этого факта.

Наш вердикт: скорее всего, неправда

«Проверено» в Телеграм
В сообществе отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)