Серия «История нашего мира в художественной литературе 2 »

Всем привет!

Вот и разобрались в прошлый раз, как там дела обстояли у германцев и кельтов в их королевствах на рубеже VI-VII веков, теперь вернемся к Византии. Там после смерти Юстиниана I тоже такие дела творились – закачаешься. И вот, прежде чем расскажу о сегодняшнем произведении, к нему надо аккуратно подвести, что я сейчас и сделаю. Читать эту часть не обязательно, но прочтение может очень многое расставить на свои места.

После смерти бездетного Юстиниана власть над империей досталась его племяннику, сыну его сестры Вигилантии и некого Дульциссимуса (или Дульцидио, точное имя, похоже, неизвестно), Юстину II (565-578). И, честно говоря, кандидатура так себе: этот любимчик своего знаменитого дяди оказался тем ещё «кабачком с гнильцой» – начал своё правление тем, что, судя по всему, избавился от своего родича (тоже Юстина), сына Германа от первого брака (того самого кузена Юстиниана), чтобы тот не оспорил его власть, а закончил – тем, что поехал кукухой и по настоянию своей жены, Элии Софии (кстати, племянницы Феодоры), сделал наследником и соправителем Тиберия II (578-582), усыновив его как в старые добрые римские времена его тёзки. Потому что единственный сын императорской четы, Юст, родителей не пережил. Ещё у них была дочь, Аравия, выданная замуж за экзарха Равенны Бадуария, но времена, когда византийские владыки передавали трон зятьям, похоже, миновали. По крайней мере, до конца правления самого Тиберия.

Надо сказать, что из-за такого вот злодейства в самом начале правления Юстин очень старался понравиться своим подданным – массово простил долги и принудил сделать то же ростовщиков, устроил широкомасштабное строительство в Константинополе (построил бани и восстановил акведук Валента), расширил полномочия провинциальных управителей, пытался прекратить религиозные разногласия, вернул право на развод по обоюдному согласию супругов, но на этом всё. Более того, во внешней политике он, по сути, пустил по одному месту все достижения своего великого дяди – именно при нём лангобарды вторглись в Италию и потеряна была Дара (Дарас), а Нарсес, как назло, умер и больше уже ничем византийским императорам помочь не мог.

Есть мнение, кстати, что именно захват персами Дары спровоцировал манифестацию психического расстройства у Юстина. Судя по тому, кстати, что он выделывал (например, выбрасывал что под руку подвернется во время своих приступов, особенно на фоне гнева, кусал людей, требовал, чтобы днём и ночью играли на органе, наворачивал круги вокруг дворца и подражал животным), это могла быть шизофрения, причем гебефреническая. Видела версию про биполярку, но, как по мне, на неё не похоже. На шизофрению намекает и то, как быстро болезнь прогрессировала, но точный диагноз, понятное дело, уже не установить. Как бы то ни было, неизвестно точно, что стало причиной, но в 578-м Юстин умер.

Тиберий вообще ни в каком родстве, кроме юридического, со своим предшественником не состоял. Он был при нём комитом экскувитов и пытался решить проблему аварского вторжения, сначала переговорами, потом военными действиями, причем не очень-то удачно. Неизвестно, почему на роль нового императора выбрали именно его, но он тоже очень стремился понравиться подданным, видимо, ощущая непрочность своего положения: всячески проявлял щедрость, сокращая налоги и раздавая деньги (которых, правда, в казне было не густо), снял некоторые торговые пошлины, старался придерживаться мягкой религиозной политики или не лез в неё вовсе (например, если дело касалось иудеев и еретиков).

Но в целом дела всё равно шли не очень, особенно на поле внешней политики – лангобарды продолжали прихапывать земли в Италии и после заключения мира с ними в 579-м они нахапанное оставили себе, продолжали свои разорительные набеги авары и славяне (которые стали именно тогда селиться на Балканах), и не помогла даже попытка стравить их меж собой, усиливались франки (и даже поддержка Гундовальда, непризнанного сына Хлотаря I, о котором я упоминала уже тут – История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 13. «Вуали Фредегонды» и «Слёзы Брунгильды», при его попытке захвата власти не принесла особой пользы, франкские короли только разозлились), а на востоке пришедший на смену старику Хосрову I Ормизд IV прекратил мирные переговоры и продолжил войну. И хз, что бы делал Тиберий, если бы не новый талантливый полководец – Маврикий, который всю эту байду с персами и разрулил. Император так был восхищен его победой в битве при Константине, что выдал за него одну из двух своих дочерей…тоже Константину) Наверное, ему виделся в этом некий символизм)

А так как сыновей не получилось и у этого византийского правителя, то, когда в следующем, 582-м году, Тиберий будто бы чем-то отравился и умер, новым императором стал именно его зять Маврикий (582-602), обойдя в этом другого его зятя, мужа ещё одной его дочери Харито – Германа, сына того самого Германа и Матасунты, и брата убитого по приказу Юстина другого Юстина. Сложно сказать, почему так. Но есть один намекающий факт – ещё один брат Германа и Юстина, Юстиниан был участником заговора, организованного Элией Софией, против Тиберия II. Они тогда легко отделались, но я бы родичу таких товарищей бы тоже не доверяла. Так, на всякий случай. Хотя у Германа так-то прав на трон было куда больше. Но всё вышло так, как вышло, и вышло плохо. Особенно для Маврикия и его семьи.

Несомненно, Маврикий был выдающимся полководцем (он, кстати, написал военный трактат «Стратегикон») и в целом умелым правителем. Это тот случай, когда стране случайно очень повезло. Он довёл войну с персами до победного конца и принудил персов в 591-м к миру (и, кстати, усыновил будущего шахиншаха Хосрова II, о котором я ещё скажу – поступок, на который когда-то не решился Юстин I, только с Хосровом I). А ещё отбросил аваров за Дунай и остановил на время продвижение лангобардов в Италии. Сделано это было благодаря созданию экзархатов – Итальянского и Африканского.

Но, несмотря на все свои успехи, Маврикий сделал много такого, что создало ему сильных и влиятельных врагов. Он конфликтовал с папой Григорием I из-за лангобардов, и имел неосторожность из-за нехватки денег в казне не только повысить налоги, но и уменьшить жалование своим же военнослужащим, а потом отказался заплатить выкуп за плененных аварами воинов, и те были убиты, а потом ещё велел остальным боровшимся с аварами провести зиму за Дунаем. В итоге это закономерно вылилось в восстание.

Когда стало понятно, что наступила полная жопа, император вместе с семьёй попытался бежать, но был схвачен и там же в гавани сначала стал свидетелем расправы над своими сыновьями, а потом убит сам. Погибли тогда также его брат и многие другие военачальники. Его жену и дочерей предводитель восставших по имени Фока (602-610), ставший новым императором, поначалу пощадил и отправил в монастырь. Но потом, в 605-м, они также были казнены из-за обвинения в заговоре против Фоки. Вероятно, тогда же узурпатор устроил массовые чистки, и под раздачу попали также и Герман Младший с семьей, и много кто ещё, и на этом всё не закончилось. Ситуация внутри страны расшаталась конкретно. Вишенкой на торте стало то, что под предлогом мести за приёмного отца Хосров II объявил Византии войну. И это всего через 11 лет после того, как Маврикий ценой таких усилий добился мира!

Надо ли говорить, что очень скоро всё то, что построил на международной арене для Византии Маврикий, рассыпалось как карточный домик, а Фока был вынужден, знатно проредив ряды командиров, вести войны на нескольких фронтах? А ещё его воцарению радовалось разгулявшееся духовенство, но очень скоро перестали радоваться все остальные. Закончилось всё тем, что сначала возмутился Ираклий Старший, а потом, в 610-м, уже его сын, тоже Ираклий, поднял открыто восстание, к которому присоединился даже зять Фоки Приск, муж его единородной дочери Доменции, рожденной от императрицы Леонтии. Вскоре Ираклий достиг Константинополя и без особых усилий захватил власть, а Фока вместе с приближенными удостоились той же участи, что и Маврикий с теми, кто был предан ему. А новым императором стал Ираклий I (610-641). Свой своеобразный взгляд на эту историю изложил в своей трагедии

«Ираклий» П. Корнель

Время действия: VI-VII вв, 565-610г.

Место действия: Византия (современная Турция).

Интересное из истории создания:

Про «Хроники длинноволосых королей» я уже подробно рассказывала в прошлом посте (тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 14. «Хроники длинноволосых королей»), поэтому просто ниже приведу интересующие отрывки и всё. А вот про сегодняшнюю пьесу и её создателя кое-что любопытное расскажу.

Пьер Корнель (1606-1684) – не просто французский поэт и драматург, но и член Французской академии и, можно сказать, отец французской трагедии, он был одним из тех, кто стоял у истоков драматургии такой, какой мы ныне её знаем, но при этом его имя едва ли встретишь хоть в каком-нибудь российском учебнике литературы. Впрочем, с ним и помимо этого жизнь несправедливо обошлась. А ведь начиналось всё у него не так уж плохо.

Родился он в Руане в семье чиновника, сам учился на юриста и впоследствии успел побыть и в роли адвоката, и в роли прокурора, и в ролях различных чиновников, но всё это, похоже, приносило ему мало радости. На досуге он развлекался написанием поэзии и драматургии и, похоже, в этом преуспел куда больше. Его первыми пьесами были «Алидор, или Безразличный» и «Мелита», и в собственных произведениях он отражал менявшиеся взгляды на власть, государство и людей. Похоже, его пьесы пользовались определенным успехом и при его жизни, он даже сумел перебраться в Париж, но это не спасло его от бедности и одиночества. Именно в Париже он и окончил свои дни при столь печальных обстоятельствах, и лишь после 1789-го года у французов вновь пробудился интерес к его творчеству.

Что касается трагедии «Ираклий» (фр. «Héraclius») то она была написана и впервые поставлена в 1647-м году, и её относят ко второму этапу в творчестве Корнеля (т.н. «второй манере»), когда он разочаровался в абсолютизме и обратился к теме правителей-тиранов.

В собственных комментариях к этой пьесе Корнель сам же отметил, что намеренно взял на себя смелость отойти от исторических фактов ради своего замысла, и добавил к этому довольно остроумно: «Трагедия моя представляет собой отважную попытку истолковать на свой лад историю, от которой в пьесе осталась лишь очередность императоров Тиберия, Маврикия, Фоки и Ираклия «…», но, по совести говоря, я никому не советую следовать моему примеру. Это весьма рискованно: в случае успеха подобную затею именуют смелой изобретательностью, в случае неудачи — смехотворной дерзостью». Плюсик ему за самоиронию)

Интересно тут то, что одна из главных героинь, Леонтина, носит имя, созвучное с именем реальной жены узурпатора Фоки, Леонтии, но при этом сама императрица в данном произведении никак не фигурирует.

Кроме того сюжет с подменой детей родился не на пустом месте: согласно одной легенде, записанной Феофаном Исповедником, Маврикию явился сам Христос и предложил одно из двух – долгое царствование или же скорую смерть, но с непременным посмертием в Раю, и император выбрал второе; другая же легенда повествует о том, что кормилица в самом деле пыталась подменить одного из сыновей Маврикия, чтобы спасти хоть его, но правитель помешал ей это сделать. Видимо, не хотел спасения своих детей такой ценой. Вообще в комментариях автора написано ещё очень много любопытного, но мне просто не хватит места, чтобы всё выложить. Так что тем, кто возьмётся читать, рекомендую прочитать и их.

О чём:

Благородного происхождения кормилица Леонтина оказалась весьма ушлой тёткой со своеобразными принципами и умеренной бытовой жестокостью. Преданность её императору Маврикию была столь велика, что она не только спасла его маленького сына, Ираклия, ценой жизни своего собственного сына, Леонтия, ухитрившись при этом Фоке выставить всё так, будто играет как раз за него, но и загодя приготовила спасенному ею мальчику путь к трону…подменив доверенного ей сына Фоки, Маркиана, Ираклием. И даже в какой-то момент рассказала царевичу, ху из ху, только они двое к началу этой истории и знали правду.

И им совсем не понравилось то, как решил узурпатор распорядиться жизнью, свободой и брачным статусом Пульхерии, дочери Маврикия, жизнь которой он пощадил с одной-единственной целью – выдать её замуж за сына и тем самым упрочить положение основанной им династии. Пульхерия прекрасно относилась к лже-Маркиану, но принципиально не хотела помогать его «отцу»-тирану. А вот у Ираклия была совсем другая причина противиться этому союзу. И, когда оттягивать по мнению Фоки больше было нельзя, произошёл разговор, который всё это хитросплетение привёл в движение.

Отрывки:

Чтобы придерживаться хронологии, процитирую кое-что из хроник о событиях, предшествовавших узурпации Фоки:

«…Затем в Константинополе правил Юстин Младший — муж более всего преданный жадности, притеснитель бедных, грабитель сенаторов. У него была такая тяга к добыче, что он приказал изготовить железные сундуки, в которые и складывал награбленные таланты. Утверждают также, что он впал в ересь пелагианцев. И вот, когда он, мучимый жаждой золота, отверг божественные заповеди, справедливый Божий суд отнял у него разум и превратил его в полоумного. Тогда он усыновил Тиберия, который управлял его дворцом или одной из провинций, — человека справедливого, деятельного, храброго, мудрого, щедрого на милостыню, беспристрастного в разрешении споров, славного своими победами и, что превосходило все остальное, праведного христианина.

Когда же множество сокровищ, которые накопил Юстин, он раздал бедным, Августа София принялась его частенько упрекать, что тем самым он обрекает государство на бедность, приговаривая: «То, что я скопила на протяжении многих лет, ты растратишь за короткое время». А он ей отвечал: «Уповаю на Господа в том, что не оскудеет наша казна, покуда бедняки получают милостыню или за пленных платится выкуп. Ибо это и есть великое сокровище, ведь сказано Господом: „Собирайте себе сокровища на небе, где ни ржа, ни моль не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут“» (Мф. 6, 20). Посему тем, что нам вменил Господь, мы соберем сокровища на небе, и Господь же удостоит нас награды на этом свете». И вот Юстин, после одиннадцати лет правления, расстался и со своим разумом, и с жизнью «…»

После смерти Юстина Тиберий Константин стал пятидесятым по счету императором римлян. Еще во времена императора Юстина, как мы уже упомянули, когда он был управителем дворца и раздавал обильную милостыню, Господь наделил его изобилием золота. Так, прогуливаясь по дворцу, он увидел в полу залы мраморную плиту с изображением Креста Господня и сказал: «Господним Крестом мы должны осенять наше лицо и грудь, а мы попираем его своими ногами!» И, произнеся эти слова, повелел поднять вышеупомянутую плиту, под нею обнаружили другую, с таким же знаком. Он приказал поднять и ее, а когда ее убрали, обнаружили и третью. Когда же по его приказу и она была убрана, обнаружили богатый клад ценою свыше ста тысяч золотых. Достав золото, он раздал его, по своему обычаю, бедным, которых тогда было еще много…«…»

Тиберий Константин на седьмом году правления, почувствовав приближение смерти, с согласия Августы Софии избрал императором Маврикия, по происхождению каппадокийца, мужа сильного, и, передав своей дочери царские регалии, отдал ему в жены со словами: «Так вместе с моей дочерью тебе достается моя власть. Пользуйся ею, счастливец, но всегда помни, что ты должен оставаться беспристрастным и справедливым». Сказав так, он расстался с этим миром и обрел вечный свет, а его смерть горько оплакивали в народе…»

(«Хроники длинноволосых королей», из «Истории лангобардов» Павла Дьякона».

Очень символичные рассказы, если учесть, из-за чего потом погиб Маврикий. Дальше уже цитата из «Ираклия» П. Корнеля:

«…ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же (Фока и Крисп) и Пульхерия.

Фока.

Оставь, Пульхерия, бунтарство.

Мы, медля с браком, вред наносим государству.

Давно необходим нам цезарь, и его,

Царевна, ты родишь от сына моего.

Не слишком у меня чрезмерные желанья,

Коль я тебя прошу за все благодеянья,

Которым с детских лет ты потеряла счет,

Лишь об одном — моих не отвергать щедрот.

Принять их от меня — честь, а не униженье.

Мой сын и мой венец достойны уваженья,

И счастлив я тебе их предложить опять,

А ты не помышляй мне снова отказать.

Я взять свое добром иль силой не премину.

Не чтишь во мне отца, так бойся властелина:

К повиновению он может привести

Тех, чью привязанность не в силах обрести.

Пульхерия.

Покуда выбирать давали мне спокойно,

Отстаивать себя старалась я пристойно

Из благодарности к тому, от чьих щедрот,

Как ты везде трубил, Пульхерия живет.

Но раз теперь себя ты выказал тираном,

С тобой начистоту поговорить пора нам,

Дабы усвоил ты, гонитель мой, что я —

Дочь императора, а не раба твоя.

Ты должен был себе поставить целью главной

Скрыть от меня, кто я и кто отец мой славный,

Коль впрямь меня мечтал настолько ослепить,

Чтоб захотелось мне твоей невесткой быть.

Подумай, чем прельстить меня ты хочешь ныне

И что мне за нужда в твоем венце и сыне,

Коль твой венец и так неоспоримо мой,

А сын — не пара мне, раз он рожден тобой?

Ты щедростью меня отнюдь не восхищаешь:

Ведь коль твой сын со мной разделит мой венец,

По праву им владеть ты сможешь наконец.

Сегодня ты для всех тиран и узурпатор,

А не потомственный, законный император,

Но веришь, что тебя признают таковым,

Коль я вступлю в закон с наследником твоим.

Ты, истребив мой дом, одной мне дал пощаду,

Но этим предо мной бахвалиться не надо:

Причиною того, что я досель цела,

Не милосердие — политика была.

Расчет — вот что тебя ко мне расположило:

Ты сохранил меня, чтоб я тебе служила,

И предлагаешь мне свой ненадежный трон,

Чтоб под тобою впредь не колебался он.

Узнай же, какова Пульхерия на деле,

И позабудь свои несбыточные цели.

Я помню, что престол, где ты воссел, тиран,

От крови моего отца еще багрян;

Поэтому владеть им не желаю вновь я,

Покуда кровь на нем твоей не смыта кровью,

Покуда на него по мертвому врагу,

Как по ступеньке, я подняться не могу.

В тебе ни чтить отца нет у меня причины,

Ни, уж тем более, бояться властелина:

Не вынудят меня страшиться иль любить

Злодея, что велел моих родных убить.

Фока.

Молчал я потому, что вызнать мне хотелось,

Чем объясняется твоя, царевна, смелость,

Но докажу теперь, тебя, как встарь, любя,

Что тешишь ты пустой надеждою себя.

Не мни, что на твоем наследственном престоле

Без помощи твоей не усидеть мне доле:

Я двадцать лет венец и без нее носил,

По праву выбора, что войском сделан был.

Трон — не имущество, что к детям переходит.

Лишь войско на него правителя возводит,

И в день, когда оно меняет выбор свой,

Прощается былой избранник с головой.

Маврикия, увы, постигла та же участь,

И я его казнил, от состраданья мучась,

Но зная, что нельзя на это не пойти,

Коль я хочу страну от новых смут спасти.

Однако, трон вернуть его семье мечтая,

В живых оставил дочь покойного тогда я,

А ныне от меня принять прошу ее

То, что он потерял и что давно — мое.

Пульхерия.

Как заявлять простой мисийский сотник смеет,

Что на престол права законные имеет

Он, на кого каприз толпы бунтовщиков

Случайно возложил венец моих отцов!

Как тот, кто к власти шел стезею преступленья,

Кто всех моих родных обрек на истребленье,

Оправдывать себя дерзает тем, что он

Страну от новых смут спасать был принужден!

Но тратишь ты слова передо мной впустую,

Что в свой черед тебе сейчас и докажу я.

Знай: в Византии власть, хоть ею и у нас

Случалось завладеть мятежнику подчас,

Наследственной всегда считалась в полной мере.

Маврикия, как тесть, поставил к ней Тиберий,

А так как через них моя семья ведет

От Феодосия и Константина род,

То опозорила б себя я безвозвратно…

Фока.

Ну что ж, коль власть — твоя, возьми ее обратно

И можешь говорить, мой щедрый дар кляня,

Что добрым сделало раскаянье меня,

Что холю я тебя и осыпаю лестью,

Чтоб тени жертв моих мне не грозили местью, —

Короче, можешь все, что хочешь, утверждать,

Чтоб ярости своей и скорби выход дать,

А я смирю себя и вытерплю в молчанье

Ту злобу, что в тебе селят воспоминанья.

Но сын мой здесь при чем? Как, будучи грудным,

Мог причинить он вред сородичам твоим?

И разве, доблестью столь щедро наделенный,

Не стоит он того, чтоб обладать короной?

В чем он моих надежд сполна не оправдал?

Кто благороднее царевича видал?

Не наделен ли он, как ты, душой такою…

Пульхерия.

Достоинства его — одно, твой грех — другое.

Их в нем достаточно, чтоб всех владык затмить,

И научилась я, твой враг, его ценить.

Да, восхищаюсь я все больше Маркианом,

Его отвагу чту, дивлюсь деяньям бранным

И лишь добра ему желаю оттого,

Что от меня твой сын не хочет ничего,

Что равнодушием ко мне он осуждает

Того, кто в брак вступить меня с ним принуждает,

И что печаль, его гнетущая сейчас,

Оправдывает мой решительный отказ.

Герой, хотя и сын преступника, к несчастью,

Он был бы мной любим, не будь рожден для власти:

Трон, на который он взойдет тебе вослед, —Вот то, из-за чего я отвечаю «нет».

Ужель ты думаешь, что вправду я забыла,

Чья длань кровавая мою семью сгубила,

И сыну твоему наследника рожу,

И этим палача у власти утвержу?

Нет, коль ты вправду мнишь, что отделить сумею

Я сына от отца, героя от злодея,

Власть отдели и сам от сына своего,

Мне предложив одно: ее или его.

Подумай… Если же для Фоки оскорбленье —

Узнать, что женщина взяла бразды правленья,

Есть человек, меня достойнее стократ:

Мой брат Ираклий жив, как всюду говорят,

И спор о власти он оружием уладит.

С престола прочь, тиран, — на нем монарх воссядет!

Фока.

Ужель, спесивица, в тебе так поднял дух

Неясный и ничем не подтвержденный слух

О неком призраке, восставшем из могилы?

На веру явный вздор принять ты поспешила,

Но...

Пульхерия.

Знаю, это ложь: чтоб завладеть венцом,

Ты истребил, злодей, весь наш злосчастный дом,

Но так желаю я тебе конца дурного,

Что самозванцу быть пособницей готова.

Коль он Маврикия зовет отцом своим,

То, без сомненья, схож хотя б немного с ним,

И больше прав дает на трон и на господство

В сравнении с тобой ему такое сходство.

Распущенный им слух поддержан будет мной.

Я клятвой подтвержу, что он мой брат родной,

И почести ему воздать как властелину

При взбунтовавшемся народе не премину.

А ты, коль у тебя случайно совесть есть,

От трона отрекись, как отреклась я днесь,

И должное себе воздай, не отлагая.

Фока.

Тебя казнив, воздам его себе сполна я.

Я добр, но ставлю долг превыше доброты.

Исчерпала до дна мое терпенье ты.

Побои заслужил трус, бить себя дающий.

Когда все сходит с рук, наглец смелеет пуще.

Кричи, грози, бесись, бахвалься что есть сил,

Верь слухам, кто бы их тайком ни распустил,

Тщись в мыслях на меня нагнать любые страхи,

Но завтра вступишь в брак иль встретишь смерть на плахе.

Пульхерия.

Я в выборе своем не затруднюсь никак:

Не смерть меня страшит, а ненавистный брак…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Я уже давно говорю, что драматургические произведения, во всяком случае, XVI-XIX веков, явно недооценены, в том плане, что они хороши и для просто чтения, а не только в виде постановок. И «Ираклий» меня в этом лишний раз убедил. Не могу сказать, что мне прям всё понравилось в этом произведении, но в целом оно на меня произвело благоприятное впечатление.

В нём почти нет наигранного пафоса (разве что Пульхерия своими замашками бесстрашной стервы подбешивала слегонца, хотя определенной крутости после приведенного в отрывке диалога я за ней не могу не признать, это прям было мощно), очень интересные диалоги и в целом весьма симпатичные персонажи, особенно хитрая расчетливая интриганка Леонтина, которая там в одиночку такие дела воротила, хотя ей это грозило смертельной опасностью) Это, конечно, не первый и не единственный образ умной и деятельной женщины в литературе и драматургии, но я всё равно пришла в восторг. Вот так должен выглядеть сильный женский персонаж, а не как бабень, всем хамящая и бьющая морды.

Ещё из интересного – это нестандартная довольно-таки расстановка акцентов в любовном многоугольнике. Чаще можно встретить ситуации, когда герои не хотят вступать в брак меж собой, потому что у них там какие-то неприязненные отношения, но тут всё ровно наоборот – Ираклия (лже-Маркиана) и с Пульхерией связывают тёплые дружеские отношения (о которой он знал уже, что она его сестра, но она об их родстве не знала и искренне считала его сыном Фоки, что не мешало ей им восхищаться), и оба, каждый по-своему, любят реального Маркиана. Причем Ираклий и Маркиан близки настолько, что Ираклий, не колеблясь, идёт на крайние меры, чтобы спасти друга (причина такой самоотверженности дана в самом тексте, дело не только в дружбе как таковой), хотя это может погубить и его, и других, а Маркиан готов уступить другу любимую девушку, если сам не сможет на ней жениться. И всё это такое прям мимими, реально. Кстати, тема мести, и того, кому уместно мстить, а кому нет, кто за чьи грехи в ответе, а кто – нет, там тоже затронута.

Отдельный сильный и символический штрих здесь – это то, как в ситуации неопределенности тянулся к Ираклию Фока. Пожалуй, это был один из самых сильных моментов во всей пьесе, из-за которого тема отцеубийства и отношений между отцом и сыном (кем бы он ни был) играет особыми красками. Потому что в какой-то момент Фока просто сделал выбор по сердцу, а не по логике, в принципе отказываясь искать правду. И это, с одной стороны, как бы подчеркивало каким крутым монархом был Маврикий, а с другой – вскрывало одну из сложнейших проблем детско-родительских отношений, актуальную даже в наше время: не выбирают не только родителей, но и детей. Во всех смыслах этого слова. Как писала я в одном своем давнем стихотворении:

«…Далеко упало яблочко от яблоньки

И покатилось шаром по миру...».

В общем, на мой взгляд, автору удалось и любопытные идеи заложить, и атмосферу напряжения поддерживать, и интригу порой тоже создавать. Я получила удовольствие, читая это произведение, хотя найти мне его удалось только в каком-то сборнике пьес Корнеля, и там так себе был текст оформлен. Короче, у кого нет жанровых предубеждений, прочитать рекомендую.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 10. «Розамунда, королева ломбардов»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 11. «Рассветный ветер»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 12. «Дурак Ондаль и принцесса Пхёнган»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 13. «Вуали Фредегонды» и «Слёзы Брунгильды»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 14. «Хроники длинноволосых королей»

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Или можно подкинуть денежку. На одну книгу уже собрала, на вторую - нет.

Всем привет!

Вот мы и начинаем потихоньку подползать к VII веку н.э. И, разумеется, я не могла обойти вниманием одну из самых ярких страниц в истории франков, да и вообще раннего европейского средневековья – междуусобную войну между королями Хильпериком и Сигебертом, спровоцированную, по сути, их жёнами – королевами Фредегондой и Брунгильдой. И вот сейчас расскажу, как они все докатились до жизни такой. Но для начала нужно будет поведать предысторию. Напоминаю, что читать историческую вводную не обязательно (тем более сегодня она большая), но может быть и полезно, и занимательно.

Полноценный рассказ об истории франков и династии Меровингов я начала с поста о Хильдерике I, сыне легендарного Меровея, его сыне Хлодвиге I и многочисленных внуках (тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»). Внуки эти, между которыми Хлодвиг разделил своё королевство, поначалу жили в мире между собой и месили соседей – саксов, тюрингов и, конечно, бургундов. К слову, я обещала дорассказать историю короля Сигизмунда (516-524), сына Гундобада, и сейчас это и сделаю.

Сигизмунд поначалу тоже был приверженцем арианства, а потом стал последователем никейства и пытался склонить к тому же и прочих бургундов. Помимо этого, он печально прославился своими делами семейными. Первым браком он был женат на дочери Теодориха Великого, короля остготов, Тиудигото, и имел от неё сына, Сигириха, и дочь, Суавеготу. Суавеготу он выдал замуж за овдовевшего короля Австразии и старшего сына Хлодвига – Теодориха I (511-533/534).

А вот с сыном всё вышло куда печальнее. Сигирих невзлюбил свою мачеху и наездами на неё очень бесил отца. После очередного такого случая Сигизмунд психанул и приказал сына удавить. Потом он, конечно, раскаивался, даже в монастыре замолить свой грех пытался, но было уже поздно. И не только потому что он лишился взрослого наследника, но и потому что это стало формальным поводом для вторжения в Бургундское королевство франков в 523-м году, ведь сыновья Хлодвига и Клотильды приходились убиенному Сигириху троюродными братьями.

В итоге Сигизмунд, несмотря на поддержку своего брата, Годомара II (524-534), был взят в плен и казнён вместе со второй женой и сыновьями от неё. Однако война на этом не закончилось, т.к. Годомар успел сбежать и продолжил оказывать сопротивление. Умерили свой пыл и отступили франки только после поражения в битве при Везеронсе летом 524-го. Отчасти это, похоже, было связано с тем, что им тогда резко нашлось чем заняться и на родной земле – ведь в той битве пал второй сын Хлодвига от Клотильды – Хлодомер (511-524), которому достались земли со столицей в Орлеане. И из наследников у него, помимо братьев, были три малолетних сына…

Смекаете, к чему я веду, да? В общем, в 531-м добрые дядюшки мальцов, Хильдеберт I и Хлотарь I, решили, что им эти земли нужнее, обманом забрали племянников к себе и отправили своей матушке, монахине и будущей католической святой, послание с вопросом – как, мол, поступим с твоими внучками, мама, обрежем им волосы и сделаем благочестивыми монахами или оставим принцами с длинными волосами, но сделаем их мёртвыми? И, удивительное дело, будущая святая Клотильда…оказалась больше франкской королевой, чем бургундской христианкой. Уцелел после её ответа только младший сын Хлодомера и Гунтеки по имени Хлодоальд, которого преданные люди увезли и таки постригли в монахи. Впоследствии его канонизировали под именем святого Клода, однозначно его братьям, Теодебальду и Гунтару, повезло куда меньше – ни жизни, ни канонизации.

В общем, после этого франкские земли были поделены всего на три части. Да и то продлилось это относительно недолго. В 532-м году Хильдеберт, Хлотарь и их племянник, Теодеберт, сын Теодориха I от первой жены, Эстер, вновь вторглись в земли бургундов и на этот раз захватили их, а король Годомар II был убит и, похоже, не уцелел никто из его наследников. Бургундские земли утратили статус королевства и поделены были между тремя франкскими королями в 534-м году.

В том же году скончался и Теодорих I, который в наследство своему единственному сыну оставил нехилые территории. Расширились они отчасти и благодаря тому, что в свои тёрки за власть его вовлекли короли Тюрингии. Просто так напасть на тюрингов франки вряд ли б решились, потому что те состояли в союзе с остготами – их король Герменефред, сын рогоносца Бизина, был женат на племяннице Теодориха Великого – Амалаберге, дочери его сестры Амалафриды (я упоминала об этом тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»).

Но Герменефред просчитался по полной, ибо сам же позвал Теодориха помочь ему одолеть братьев, Бертахара и Бадериха, а когда это удалось сделать, опрокинул франкского короля с наградой. Повода лучше не придумать. Так что вскоре Теодорих опять позвал своего брата, Хлотаря, на помощь и вместе они разнесли к чертям собачьим королевство тюрингов. Герменефред и два его младших сына (старший, Амалафрид, служил Византии и умер в 552-м) погибли, жена бежала в Остготское королевство, а земли присоединены были к владениям франков. Кстати, Роделинда, предположительно Амалаберги с Герменефредом дочь, стала женой короля лангобардов Аудоина и матерью Альбоина (о нём подробно было тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 10. «Розамунда, королева ломбардов»).

Так что в 534-м году Теодеберт I (534-547/548) стал обладателем обширных владений на северо-востоке, но пользовался ими не так уж долго. Во время очередной войны с вестготами он при весьма занятных обстоятельствах повстречал свою первую жену – Деотерию. Она взяла на себя функции дипломата и впустила Теодеберта в Кабриер, город, где жила. Городок в итоге никак не пострадал, а Теодеберт так очарован был молодой вдовой, что женился на ней, несмотря на то, что был уже помолвлен с Визигардой (позже его второй женой), дочерью короля лангобардов Вахо.

Кстати, повод для войны с вестготами тогда был не менее занятный – франки решили скрепить с ними мирные отношения путем брачного союза – замуж за их короля, ранее мной упомянутого Амалариха (511-531), внука Теодориха Великого (да, опять он!), отдали Клотильду Младшую (ок. 500/502-531). Но вестготы по-прежнему были арианами, и отчасти из-за этого франкская принцесса-ортодоксальная христианка им была что кость в горле. Да и Амаларих жену не любил и всячески над ней издевался и не мешал это делать другим.

В итоге, если верить Прокопию Кесарийскому, терпение бедной женщины лопнуло, и она отправила братьям вместе со своим окровавленным платком жалобы на мужа и призывы что-нибудь с этим сделать. Так что вскоре братья-короли вторглись в Вестготское королевство и отправили сестру на родину, до которой, увы, она не добралась – умерла по пути. Амаларих же был убит, и на нём пресеклась династия Балтов. Франки прихватили новые земли, Теодеберт обрёл любовь, остатками Вестготского королевства стал править Теудис (531-548). И можно было б сказать: «Ну и все дальше жили долго и счастливо», но это не сказка, а реальная история. В ней долго и счастливо случалось редко.

Возвращаемся к Теодеберту. Он заключил союз с дядей, Хильдебертом, у которого были две дочери, но не было сыновей, и потому он решил усыновить племянника. И вместе они попытались навалять хитрому и агрессивному Хлотарю. Если коротко, у них ничего не вышло. Но зато Теодеберт успел навалять алеманнам и вторгнуться в Италию, воспользовавшись конфликтом между остготами и византийцами. Однако дядиного наследства он так и не дождался, ибо умер после продолжительной болезни. У него от Деотерии остался сын Теодебальт (547/548-555). Теодебальт любил воевать и, похоже, ему было похрену кого кошмарить, поданные его якобы очень не любили. Он женился на Вульдетраде, другой дочери Вахо, но от болезни умер раньше, чем успел с ней сделать наследников. Когда это случилось, его земли и вдову прихватил Хлотарь I. И только порицание церковников заставило его выпустить женщину из рук. Но не земли. А спустя ещё три года умер его брат Хильдеберт (511-558), и случилось то, о чем Хлотарь явно мечтал долгие годы – он стал наконец-то единовластным правителем Франкского королевства.

Вот тут-то мы плавно и подобрались к главному. Хлотарь I (511-561) был не только вояка, интриган и подлый убийца, но и чёртов развратник. Первым браком он был женат на дочери правителя Вормса, Ингунде, и наделал с ней шестерых детей, четверо из которых дожили до взрослого возраста, в том числе будущие короли Хариберт I (561-567), Гунтрамн (561-592) и Сигиберт I (561-575), а также дочь Хлодозинда, первая жена Альбоина. И всё было вроде в их браке хорошо, пока Ингунда не попросила найти хорошего мужа и её красавице-сестре, Арнегунде. Хлотарь, походу, не особо долго сомневаясь, сказал что-то типа «Знаешь, я тут подумал…Ну лучше меня-то мужа всё равно не сыщется во всём королевстве» и под всеобщее охренение взял Арнегунду в жёны сам. От этого брака родился будущий король Хильперик I (561-584).

Можно было б, конечно, на этом закончить…Но иначе я не смогу объяснить, что за фрукт был этот Хлотарь. После гибели его брата Хлодомера именно он прибрал к рукам не только часть его земель, но и его вдову, Гунтеку, чьих сыновей беспощадно они с другим братцем убили. После неё он попытался сделать своей женой Радегунду Тюрингскую, дочь Бертахара и племянницу Герменефреда, которую он ещё девчонкой захватил в той самой междуусобной войне в Тюрингии. Но Радегунда от него слиняла в монастырь. Потом была Хунзина, сына от которой, Храмна, за восстание король сжёг заживо вместе с женой и двумя дочерьми. А потом была выше упомянутая Вульдетрада. Ещё была предположительно какая-то женщина, от которой родился непризнанный сын-узурпатор Гундовальд, но это уже мелочи.

Короче, что я хотела сказать – от осинки не родятся апельсинки. Времена были суровые, а воспитание непоследовательным, так что принцам приходилось брать с папы пример, что они во многом и сделали. И начали с того, что вскоре после его смерти в 561-м году устроили междуусобицу, которую решили прекратить, пока всех не поубивали, лишь под давлением церкви и распределив земли по жребию. Старшему, Хариберту, достались земли на западе и юге с центром в Париже, что и поспособствовало тому, что свою дочь от первой жены, Берту, он позже отдал замуж за короля Этельберта Кентского (об этом было тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 11. «Рассветный ветер»). Гунтрамну достались не намного менее обширные и богатые земли в центре и на юго-востоке, у итальянских границ, со столицей в Орлеане. Владения Сигиберта, Австразия со столицей в Меце, разделены были на две части и лежали как на северо-востоке, так и на юге, но в целом тоже были немалыми. А вот Хильперика братья поначалу нагло обделили, дав ему в качестве столицы хоть и Суассон, но с очень малыми территориями в придачу.

Однако всё изменилось, когда в 567-м году умер Хариберт. Сыновей у него не оказалось, дочерей от других жён отправили в монастырь (где они позже устроили знатный переполох, если смогу, как-нибудь расскажу и об этом), так что земли его разделены были между братьями, и большую их часть урвал именно Хильперик, давно пытавшийся всеми правдами и неправдами расширить пределы своей Нейстрии. И вот, как говорится, этот момент настал. Незадолго до того его брат Сигиберт, с ужасом взиравший на то, с какими бабами его братья создают семьи, послал послов к новому королю вестготов – Атанагильду (551-567), который ранее сверг Агилу I (549-554), который ранее устроил заговор и свержение Теудигизела (548-549), который... Ну вы поняли. И даже несмотря на такой бэкграунд Атанагильд, похоже, без особого восторга воспринял брачное предложение от соседа, но у Сигиберта была хорошая репутация…и мощная армия, так что вестготский король в итоге выдал за него свою младшую дочь, Брунгильду.

Глядя на это, попытать удачи решил и амбициозный Хильперик, но, похоже, в первый раз был вежливо послан – даже при дворе вестготского короля в Толедо уже ходили слухи о том, какой он дерьмовый семьянин – отослал под благовидным предлогом Аудоверу, законную жену и мать его четверых детей, чтобы отдать её место её же служанке – Фредегонде. Но расширение владений Хильперика вплоть до Пиренеев в 567-м году изменило всю геополитику, и неохотно Атанагильд всё же отдал Хильперику в жёны свою старшую дочь – Галесвинту. Вот только прошло не больше года, прежде чем молодую вестготскую принцессу обнаружили в её постели задушенной, и по какому-то странному стечению обстоятельств вскоре новой женой «безутешного» вдовца стала-таки Фредегонда. Король Атанагильд уже к тому моменту призвать к ответу и отомстить не мог, потому как отправился к праотцам. Но его младшая дочь – могла. И сделала это. И о том, как далеко это зашло написано в сегодняшней дилогии:

«Пурпурные королевы» Ж.-Л. Фетжена

Время действия: VI век, ок. 557-584гг. И параллельно 597г. (1-я книга) и 613г. (2-я книга).

Место действия: Франкское королевство, Тюрингия (современные Франция и Германия), упоминаются события в Вестготском королевстве (территория современной Испании).

Интересное из истории создания:

Жан-Луи Фетжен (р. 1956) – современный французский писатель, который начинал как журналист и издатель, а продолжил как писатель, причем прославился своими фэнтезийными романами, в частности трилогией «Эльфы» (звучит, охренеть как не оригинально, но я верю, что оно может быть неплохо написано) и циклом о Мерлине, состоящим из двух томов: «Шаг Мерлина» и «Броселианд».

Кстати, Ж.-Л. Фетжен – это якобы псевдоним автора, который отсылает к персонажу романа «Оливер Твист» Диккенса. И тут надо бы написать реальное имя писателя…Но его, походу, не знает никто, ибо автор предпочитает не раскрывать эту информацию.

Что касается сегодняшних произведений, то дилогия «Пурпурные королевы» («Les Reines pourpres») состоит из двух романов – «Вуали Фредегонды» («Les Voiles de Frédégonde») 2006-го года и «Слёзы Брунхильды» («Les Larmes de Brunehilde») 2007-го года. Первая на русский язык переводилась в 2009 и/или 2010-м году. Но, честно говоря, те переводы, что читала я, оставляли желать лучшего, что, впрочем, не смогло мне совсем уж испортить удовольствие от чтения. Но об этом ниже.

О чём:

В середине VI века в отдаленных уголках королевства франков, относительно недавно ставших приверженцами христианства, всё ещё жили потомки галлов, которые всё ещё поклонялись древним богам и участвовали в языческих ритуалах, хотя и изображали из себя добрых христиан. В местности Ла Сельва такие ритуалы проводила для них жрица и ведьма по имени Уаба, которая приютила у себя двух осиротевших в раннем возрасте девочек и сделала их своими ученицами. Именами на тот момент они обе так и не обзавелись, и Мать называла их либо просто «geneta» («девочка»), либо Старшая/Младшая.

На очередном зимнем празднестве в честь богини Бовинды должна была состояться их инициация. И, поскольку Бовинда была богиней плодородия, то нетрудно догадаться, в чем состояла основная часть празднества, и что предстояло этим двум юным девушкам. У Старшей вечер явно задался, а вот Младшая так психанула, что в разгар увеселений убежала полуголая из пещеры, где замерзшую посреди сугробов её нашёл свирепого вида франкский воин. Как оказалось, неподалеку в поисках язычников как раз с сопровождающими шарился местный церковнослужитель по имени Прэтекстат. Убежавшую Младшую он разместил в тепле дома, где сам жил, а остальных франки накрыли в пещере прям как доблестные стражи порядка путанский притон, и наутро подвергли шеймингу при всей деревне, после чего простых жителей распустили по домам, требуя от них больше так не грешить, а Уабу и Старшую отдали в рабыни.

С Младшей Протэкстат после долгих сомнений и короткой вспышки вожделения провёл приятную ночь, но наутро его ждал сюрприз – девушка до встречи с ним в полном смысле была девушкой. То ли от стыда, то ли от чего другого, оплошавший священник не придумал ничего лучше, кроме как пристроить обесчещенную им девицу в служанки к очень знатной даме. Девчонка тряслась всю дорогу за свою жизнь, но оказалось, что напрасно – ей не только повезло остаться живой и на свободе, ей просто повезло…Нет, не так, ей сказочно повезло. Ведь той дамой оказалась никто иная как госпожа Аудовера, жена принца Хильперика. Поняв, что ей всё-таки предстоит жить дальше, и как, переосмысливая свой неудачный опыт, Младшая поняла – ей теперь нужно имя, настоящее, потому что без имени она бесправная рабыня. И лучше, чтобы оно было франкским. И так Младшая стала Фредегондой…

Отрывок:

Я всё думала, отразит ли как-то в своём тексте автор эту историю. И он это сделал) И, по-моему, даже неплохо. Так что сейчас будет рассказ о том, как однажды Фредегонда в очередной раз жёстко рассорилась со своей дочерью, Ригунтой:

«…— Ваше величество… Фредегонда узнала голос одной из своих служанок.

— Что тебе?

— Принцесса Ригонда здесь и хочет вас видеть. Да, верно, у нее еще осталась дочь, рожденная в ту пору, когда она ожидала сына, чтобы закрепить за собой положение общепризнанной королевской любовницы. Она почти не обращала на Ригонду внимания, и та платила ей тем же. Но вот теперь от принцессы появилась хоть какая-то польза. Несмотря на то, что Ригонде было всего двенадцать лет, король Лиувигильд попросил ее руки для своего сына, принца Рекарреда. Разумеется, это был брак по расчету, призванный обезопасить пиренейские границы, как некогда брак Хильперика и Галсуинты; но, тем не менее, это все же был настоящий королевский брак, поднимающий престиж Нейстрии и, кроме того, разрушающий все планы Брунхильды относительно Испании. С тех пор как прибывший из Толедо посланник попросил руки принцессы, эта маленькая дурочка видела себя уже королевой и обращалась с собственной матерью свысока, явно считая происхождение Фредегонды унизительным для себя.

— Пусть войдет.

Почти неосознанным жестом Фредегонда взяла со стола бронзовое зеркало и поправила прическу. Когда она поняла, что делает, то поспешно отложила зеркало, но было уже поздно: торжествующая улыбка на лице принцессы говорила о том, что та заметила это проявление слабости.

— Я узнала, что король, мой отец, отправил готских послов обратно, — сказала Ригонда, садясь в высокое резное кресло.

Фредегонда улыбнулась, слегка позабавленная чересчур взрослыми манерами дочери. Но нельзя было не признать, что для своих лет она держится совсем неплохо. Когда они обе сидели в креслах, разница в росте была не так сильно заметна, и высокомерная манера принцессы низводила Фредегонду до положения служанки. В другое время королева вышвырнула бы ее из кресла и надавала пощечин за такую дерзость, но после всех этих ужасных дней она чувствовала себя слишком усталой и печальной.

— Напоминаю тебе, что твой младший брат совсем недавно умер. Поэтому король предпочел отложить твою помолвку на более поздний срок.

— Что вы говорите?

— Это просто отсрочка. Весной мы…

— Весной? Вы хотите сказать, что мне придется провести всю зиму в этом вонючем городишке? И кстати, где мой отец? Почему он не позвал меня к себе?

— Твой отец в трауре. Он хочет побыть один.

Вне себя от гнева, Ригонда поднялась, и, несмотря на ее роскошное одеяние и драгоценности, стало видно, что это просто глупая девчонка двенадцати лет, нескладная и нелепая. На этот раз высокомерная улыбка появилась на лице Фредегонды.

— А теперь оставь меня, — сказала она. — У меня есть заботы поважнее.

— Признайтесь — это вы его удалили!

Фредегонда скрестила руки на груди, сдерживая нарастающее раздражение, и боком прислонилась к столу, ожидая, что еще скажет дочь.

— Вы никогда меня не любили! А теперь, когда я стала взрослой, вы хотите разлучить меня с отцом и расстроить мою свадьбу!

— Зачем бы мне это делать?

— Я знаю, что вы храните у себя мое приданое! Сами вы никогда не получали столько золота от отца и теперь мне завидуете! Вам невыносима сама мысль о том, что я стану женой — наследного принца Толедо, а потом королевой, женой и дочерью короля, тогда как вы…

— Продолжай.

Детское личико Ригонды покраснело от гнева, а глаза заблестели от слез. Однако она сдержалась и, ничего не сказав, направилась к двери. Но окрик Фредегонды заставил ее обернуться.

— Продолжай!

— Хорошо же! Вы всего лишь бывшая служанка и чародейка! Вы околдовали короля! Это вас надо было сжечь! Вы…

Принцесса замолчала, когда мать быстро направилась к ней. Она резко отшатнулась и выхватила из ножен небольшой богато украшенный кинжал. Но, прежде чем, Ригонда успела замахнуться, оглушительная пощечина сбила ее с ног. Затем Фредегонда схватила принцессу за волосы и подтащила к своим ногам.

— Хочешь золота? Сейчас получишь!

Обезумев от ярости, она рывком распахнула дверь и вышвырнула дочь в коридор под изумленными взглядами Ландерика и стражников, охранявших ее покои. Фредегонда не обратила на них никакого внимания и продолжала гнать принцессу по коридору и вниз по лестнице, пока они не спустились в подвалы дворца. На некоторое время королева взяла себя в руки, чтобы предстать в достойном виде перед стражниками, охранявшими королевскую сокровищницу; но затем, когда двери перед ней распахнулись, она снова схватила несчастную Ригонду за волосы и втолкнула внутрь.

В свете факелов, горевших под низкими сводчатыми потолками, были видны окованные железом сундуки, римские мраморные статуи и множество других ценных вещей, свезенных чуть ли не со всего света. Фредегонда наугад открыла один из сундуков и повернулась к дочери.

— Вот оно, твое приданое, — холодно сказала она. — Ну, так бери его! Забирай все, что хочешь.

Ригонда заколебалась, затем, видя, что мать едва сдерживает нетерпение, медленно подошла к распахнутому сундуку, до краев полному золота и драгоценных камней, переливавшихся разноцветными отблесками в свете факелов. Она неуверенно протянула руку и взяла серебряную фибулу, украшенную изумрудами, затем длинную золотую цепочку, на которой висел искусной работы крест из дерева и слоновой кости. И таких украшений здесь были десятки, сотни, целые сундуки! С лихорадочно бьющимся сердцем и блуждающей на губах улыбкой, Ригонда наклонилась еще больше и зачерпнула две полные пригоршни золотых монет, но в этот момент королева резко захлопнула крышку сундука, прижав к бортику шею дочери, и надавила на нее изо всех сил. Громкие крики девочки вскоре сменились хрипами. Без сомнения, Фредегонда задушила бы дочь, если бы Ландерик силой не оттащил королеву от сундука и не вынес из сокровищницы. Все то время, что он нес ее по коридорам и лестницам, королева оставалась до такой степени неподвижной и безучастной, что попадавшиеся навстречу слуги думали, будто она одурманена или даже вовсе мертва, и крестились вслед.

Дойдя до покоев королевы, Ландерик положил Фредегонду на кровать, затем намочил кусок полотна и, опустившись на колени, приложил его к ее лбу.

— Это все не стоит таких волнений, — прошептал он.

Эти слова постепенно проникали в сознание Фредегонды, пока она приходила в себя. Да, действительно, эта девчонка не стоит таких волнений… и ее отец тоже.

Однако оскорбления Ригонды приоткрыли ей новую истину. Заканчивалась эпоха. Слишком много детей умерло, слишком много несчастий и потрясений обрушилось на королевский дом. Если уж собственная дочь считает ее всего лишь выскочкой, много возомнившей о себе бывшей служанкой, что говорить об остальном дворе…. Наверняка против нее уже плетутся заговоры. Настало время уйти, смириться со своей участью — как прежде смирились Одовера и Галсуинта…. Или же взять свою судьбу в собственные руки…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Честно говоря, начало «Вуалей Фредегонды» ввергло меня в замешательство. Ну я явно ожидала не такого рассказа о ранних годах знаменитой королевы-злодейки. Хотя, если подумать об этом с той точки зрения, что её и вправду подозревали в колдовстве, то такой вариант развития событий имеет право на существование. Да и для неприязненных отношений между Фредегондой и Прэтекстатом создаёт неправдоподобный, но любопытный обоснуй.

К слову, реальный Прэтекстат был крёстным отцом второго сына Хильперика от Аудоверы – Меровея, того самого, что женился на Брунгильде после убийства её первого мужа. И Прэтекстат был замешан во всех этих историях по самое не могу, что делает его довольно значимой исторической фигурой, наравне с Григорием Турским, и прикольно, что Фетжен сделал их одними из важнейших персонажей дилогии. Да и в целом должна отметить, что, не считая некоторых мелочей (например, Фредегонда умерла не очень-то молодой, ей было около 52-х лет, а её сын, Хлотарь II, был не таким уж ребенком на тот момент, ему было 13 лет) и анахронизмов, романы довольно точно описывали реальные исторические события, я даже кое-что новое для себя узнала. Видно, что автор ознакомился со многими источниками, включая «Хроники Фредегара» и «Историю франков» Григория Турского.

«Вуали Фредегонды» вообще у меня зашли на ура, и я прочитала этот роман дня за два или вроде того. Автору удавалось и интригу создать, и атмосферу передать, и психологизмом всё это обмотать, и лёгкой эротикой украсить (без неё бы никак тут не обошлось, потому что Фетжен всё построил вокруг женской привлекательности как эффективного рычага давления на мужиков, даже, если сами женщины низкого происхождения, а мужики – могущественные короли).

Причем первая часть довольно неторопливо и подробно повествовала о событиях между 557-м и 568-м годами. Но уже к концу у меня появилось чувство недосказанности, что чего-то не хватает. В «Слезах Брунгильды» это чувство усилилось. Такое ощущение, что Фетжену надоело писать фэнтези, он взялся за серьёзную тему и исторические романы, а потом понял, что это, блин, трудно писать, устал и оборвал свой рассказ примерно на второй трети реальной истории противостояния Фредегонды и Брунгильды. Т.е. он довёл историю только до смерти Хильперика в 584-м году. Ну, а дальше?

Мне не хватило подробностей, многих – о Толедо и Вестготском королевстве, о Брунгильде, о том, как сложилась её жизнь после 584-го года и что привело её к столь печальному концу в 613-м. Где всё? Зато Фредегонды было много, даже во второй части. Там по-хорошему нужно было ещё один роман писать. Но Фетжен не стал, запихал всё небрежно в эпилог и был таков. А жаль. Ведь книги у него получились своеобразные, но интересные и очень неплохо написанные. Перевод голимый, конечно, впечатление портил, одна передача имён чего стоит, но постепенно так увлекаешься сюжетом, что почти перестаешь замечать и это, и опечатки.

Короче я эту дилогию однозначно рекомендую к прочтению. Да, её неплохо было бы ещё чем-то подкрепить, но и без этого данное произведение расскажет о противостоянии знаменитых королев очень много. Для меня эти книги стали настоящей находкой.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Или можно подкинуть денежку. На одну книгу уже собрала, на вторую - нет.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 10. «Розамунда, королева ломбардов»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 11. «Рассветный ветер»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 12. «Дурак Ондаль и принцесса Пхёнган»

Всем привет!

Я тут уже успела упомянуть, что в начале VI века, по сути, прервалась линия Льва Макеллы, т.к. его дочь и фактическая правительница Византии – Ариадна – умерла в 515-м году, а её второй муж, Анастасий, пережил её всего на 3 года, после чего новым императором неожиданно стал престарелый Юстин (518-527), а того сменил на византийском троне его блистательный племянник – Юстиниан I (527-565), но тогда не рассказала подробностей правления обоих. А вот сегодня я намерена этот пробел начать заполнять.

Но начну я немного издалека и расскажу кое-что про Персию. О том, какая жуть жуткая творилась там во времена Кавада I (правил в 488-498/499, а потом в 501-531), я уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 87. «Маздак» и «Шахнаме»). И даже с престолонаследием у него вышло не всё хорошо, потому что он хотел из всех сыновей видеть наследником Хосрова, и даже предложил византийскому императору усыновить его с заделом на будущее, но из этого ничего не вышло. Тем не менее третий и любимый сын шахиншаха после его смерти стал новым правителем Сасанидского Ирана под именем Хосрова I Ануширвана (531-579) и правил очень и очень долго. Время его правления часто называют «золотой эпохой» Ирана, хотя государство отец ему оставил, мягко говоря, в не лучшем состоянии. За время его долгого правления произошло очень много, но подробнее я об этом расскажу в другой раз. Сейчас важно сказать другое.

Время Юстина отметилось очередной Персидско-византийской войной (526-532), на этот раз за Лазику (Эгриси) и Иберию, которой в то время правили цари Демназе (ум. 521/522), Цать I (521/522-527/528) и Опсит. О том, что на Кавказе делалось ранее, и о Лазике с её соседом Иберией, в частности, я уже ранее рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77.2 «Вардананк»). Армения к тому моменту притихла и была поделена между империей Сасанидов и Византией, а вот страсти вокруг Лазики с её выходом к Чёрному морю и степям, откуда вечно прискакивали какие-нибудь кочевники, продолжали бурлить (так ближе к концу правления Юстиниана возник огромный Тюркский каганат (552-603) со столицей в Суябе).

Юстин при своей жизни не успел никак разрулить это противостояние, и т.н. «вечный мир» заключал уже в 532-м году Юстиниан. Тогда только-только умер шахиншах Кавад, и Хосров I был очень заинтересован в скорейшем мире, вот он и наступил. Иберия, которой тогда правил сын Вахтанга I Горгасали от его первой жены, Балендухт, дочери шаха Ормизда III, Дачи (522-534), первостроитель Тбилиси, осталась под контролем Персии, причем фактически потеряв независимость. Её цари уже при наследнике Дачи, Бакуре (534-547), утратили свой царский титул, став просто очередными марзпанами (наместниками), да и это у них позже забрали.

Помимо событий на Кавказе, Византия и Сасанидская империя соперничали и в других регионах. Например, на Аравийском полуострове, где в то время на западе находились владения вассалов Сасанидов – Лахмидов, на севере – владения вассалов Византии, Гассанидов, в Хиджазе уже процветали Мекка и Медина (Ятриб), как важные торговые города, а первый – ещё и религиозный центр, а на юге после всех войн осталось только Химьяритское царство (ок. 110 до н.э. – 599 н.э.), подчинившее себе Сабу, Хадрамаут, Маин и Катабан. И какое-то время химьяритские цари чувствовали себя вольготно, пока у них не появился крутой и не менее дерзкий соперник – Аксум.

Про Химьяр мне сейчас подробно рассказывать не с руки (тем более что я считаю, что регион заслуживает отдельной статьи и отдельного произведения, но я подходящего, увы, не нашла), а вот про Аксумское царство, раз мне посчастливилось найти книгу, где события частично происходят в нём, я охотно расскажу.

Почему-то бытует мнение, что в Африке ничего южнее Египта и Магриба не было. Ну про Нубию (ныне это территории Судана), может, вспомнят. А вот, что там потом после Нубии появилось Мероитское царство, зародившееся примерно в VIII веке до н.э., а прекратившее своё существование только около 350-го года н.э., знают уже далеко не все. На более северных его территориях образовались такие царства как Алва (она же Алодия, VI- XVI века), Мукурра (она же Макурия,  VI-XVI века) и Нобатия (не путать с Набатеей, III-VII века), а вот южную захватил тот самый Аксум.

Аксумское царство выросло на руинах ещё более древнего государства – Дамт (Даамат, Дамот), которое существовало предположительно в X-V веках до н.э. на территории нынешней Эфиопии. Точно сказать, как там строились преемственные связи, и что существовало между этими царствами, пока трудно, но связь явно имелась, и именно в нынешней Эфиопии и создано было неким Хакалой ещё в I веке н.э. (или на рубеже I и II веков) то самое Аксумское царство, которое просуществовало аж до Х века н.э. и прибрало себе земли нынешних Эфиопии, Южного Судана, Эритреи, а потом и Йемена, став одной из мощнейших держав в военном и торговом отношении не только в регионе, но и вообще в тогдашнем Старом Свете. Пророк Мани будто бы считал Аксум одной из четырех великих держав мира наряду с родной Персией, Китаем и тогда ещё Римской империей.

Порт Адулис ещё с античных времен был важным торговым пунктом, и, когда он стал частью Аксумского царства, оно взяло под контроль торговые пути от Индии и Шри-Ланки (Анурадхапуры) до Химьяра и других регионов, расположенных по берегам Красного моря, включая и византийский Египет, где в VI веке всё ещё не только процветали религиозники с их вечными религиозными спорами и отшельниками, но и торговцы, и любители роскоши. Так что специи, благовония, ткани, золото, драгоценные камни, слоновая кость и изделия из них, а также кучи ещё других ценных товаров протекали именно через аксумские земли. Не удивительно, что, как минимум, со времен царя Эндубиса (ок. 270-310) аксумиты стали чеканить собственные золотые монеты. И ещё прикольно то, что непрерывная чеканка этих монет очень помогла исследователям – именно благодаря им так хорошо известен список правителей Аксума.

Кстати, на формирование культуры этой страны огромное влияние оказали те самые южноарабские государства, в частности, Саба. Аксумский государственный язык – геэз – был семитским и выработал собственную письменность на основе южноаравийских письменностей. Давший название всему государству столичный город Аксум расположился у основания гор Адуа на высоте 2130 метров над уровнем моря и всё ещё существует. И там до сих пор можно увидеть знаменитые аксумские обелиски с надписями на геэзе.

При этом царство на самом деле было многонациональным (и следовательно, многоязычным) и неоднородным в религиозном плане – там жили и семиты-агази, и представители кушитских народов (например, агау), и нило-сахарских (нубийцы, бари(я)), и немалое количество выходцев из других стран. Что касается религии, то Аксумское царство стало одной из первых держав, официально сделавших христианство своей государственной религией, ещё в IV веке при негусе (царе) Эзане (ок. 333-375), сыне Усанаса I (ок. 320-333). К слову в регионе появились первые христиане именно при Усанасе, так что процесс христианизации явно шёл быстро.

Первым главой Эфиопской церкви тогда стал наставник Эзаны – сириец Фрументий. Кроме того, определенное распространение в стране имел иудаизм, а также язычество, как южносемитское, так и местное, африканское, в т.ч. анимистические культы. Но то в отдаленных уголках, а в крупных цивилизованных городах вроде Аксума, Йехи (Дахи), Матары, Кохайто и Адулиса христианство только крепло, и там строились церкви, храмы и монастыри (например, Дебре Даммо, церковь Богоматери Сионской в Аксуме).

Кстати, Эзана же, похоже, первым начал экспансию на Аравийский полуостров, когда там начались смуты, и только после его смерти эта экспансия приостановилась. Тем более что это совпало с правлением сильного царя Маликкариба Йухамина (ок. 375-400) в Химьяре (кстати, возможно, именно в его времена государственной религией Химьяра стал иудаизм, что сыграло свою роль в дальнейшем).

Через сто лет всё переигралось, Аксум усилился, а Химьяр ослаб. Царь Химьяра, Муртид 'Алан Януф (504-515), будучи сам христианином, установил было дипломатические отношения с аксумитами, которыми тогда правил Усанас II (ок. 500-514), брат царей Эбаны и Незула (правили в середине и конце V века). Он даже принял участие в строительстве резиденции для аксумских царей в Дофаре (видимо, в  нынешнем Омане). Когда он умер, аксумиты поддержали (или даже привели к власти) его сына Мадикариба Яфура (514-521), и между двумя странами тоже был мир. Правда уже тогда что-то пришло в движение, и, когда Лахмиды стали гонять арабские племена на соседних с Химьяром землях, те пришли к царю за помощью, и тот, защищая их, собрал войско и, видимо, сумел навалять Лахмидам, но его государство явно переживало не лучшие в финансовом отношении времена. Возможно, это сыграло роль в его загадочной смерти, после которой к власти пришёл Зу Нувас (522-530).

Кто такой точно, и какое отношение имел к правящей династии, этот Зу Нувас, сказать нельзя, зато о нём достоверно было известно, что он был иудаистом, дружил с Лахмидами и устроил гонения на христиан в своей стране. И тут-то у аксумитов, которыми уже правил Калеб (514-534), сын Усанаса II, появился охрененный шанс не просто расширить свои владения, а прибрать к рукам весь Химьяр. И чтобы наверняка, они заручились поддержкой византийцев. Юстин уже успел отказаться усыновить сына персидского царя, опасаясь связанных с этим дипломатических осложнений, чем накалил обстановку, и, поскольку Сасаниды активно втягивали Химьяр в свои политические игры, не смог пройти мимо этой ситуёвины, так что войска на помощь братьям-христианам выслал. Чем это закончилось, можно узнать из сегодняшнего романа

«Юстиниан» Р. Лэйдлоу

Время действия: V-VI век, ок. 502-565 гг. н.э.

Место действия: Византия (территории современной Сирии, Северной Македонии; Турции, Ливии, Египта), Аксумское царство (современные Эритрея и Эфиопия), королевство вандалов и аланов (современный Тунис), Остготское королевство (современная Италия), империя Сасанидов (современный Ирак), государство эфталитов (современный Узбекистан).

Интересное из истории создания:

Про автора Р. Лэйдлоу я уже рассказывала (здесь: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»). Поэтому кратко о книге. Её можно считать логическом продолжением двух других романов Лэйдлоу – «Аттила, Бич Божий» (2004) и «Теодорих» (2008), причем о второй я как раз рассказывала в прошлый раз. «Юстиниан» был издан в 2010-м году Polygon Books. Оригинальное название «Justinian: The Sleepless One» является отсылкой к прозвищу Юстиниана «Бессонный государь», из-за того, что тот, по воспоминаниям современников, имел привычку по ночам заниматься государственными делами в ущерб ночному сну, на чём автор в своём тексте сделал особый акцент. Эту книгу Р. Лэйдлоу посвятил некому Б. Форчену, своему другу.

О чём:

Начало книги отсылает к рубежу V и VI веков, когда будущий император Юстин на восточных границах Византии сумел блестяще отбить атаку превосходящих персидских сил, что подняло его по служебной лестнице на невиданные высоты и дало ему возможность впоследствии стать тем, кем он стал.

Незадолго до этих событий где-то в Тавресии (ныне Северная Македония) его племянник, тогда ещё носивший имя Управда, радовался своему беззаботному детству и наслаждался своей популярностью среди сверстников, пока один трагический случай не нанёс ему психологическую травму, которую он протащил за собой большую часть своей жизни, что не могло на этой самой жизни не сказаться.

А спустя ещё некоторое время его дядя, исполняя данное своей сестре (и матери Управды) обещание, устроил парня на учёбу в Константинополь, где он сменил имя на Флавий Пётр Савватий. Хорошо подвешенный язык, блестящая учёба и другие качества, несмотря на происхождение, помогли ему не только заработать хорошую репутацию и множество друзей и почитателей, но и приблизиться к трону, особенно когда после смерти Анастасия этот самый трон занял под именем Юстина его дядя. Юстин был опытным военачальником, но не администратором, и потому приличная часть этих функций взял на себя его племянник, уже в те годы приобретя огромные власть и влияние.

Юстин и его супруга Евфимия так и остались к старости бездетными, поэтому кого император намеревался сделать своим преемником, было очевидно. Однако у того не было военного опыта, и получить этот опыт ему пришлось весьма неожиданным способом – участием в войне между Аксумом и Химьяром. Чем эта кампания 516-525-х годов завершилась для будущего Юстиниана, предлагаю читателям узнать самим.

Отрывок:

«…В ночь своего прибытия в Гондар* негус Элла Атсбеха** приказал устроить большой праздник в честь своих союзников-римлян. Юстиниан, Валериан и с десяток их старших офицеров — трибунов — вместе с адъютантами-викариями были с почётом проведены в большой зал дворца губернатора и усажены за длинный низкий стол, вокруг которого стояли мягкие ложа. Когда все гости расселись — римляне чередовались с эфиопскими военачальниками и вельможами, одетыми в похожие на римские тоги шамбасы, — негус поднял кубок, в котором был тедж*** — крепкий напиток из мёда и ячменя. Через переводчиков, стоящих по одному на каждую пару гостей, он предложил тост:

— За Рим и Эфиопию — братьев по оружию!

Выпив, все расселись и принялись закусывать огненный напиток. Были поданы индийский карри и вкусные солёные шарики. Как потом обнаружил Валериан, это был порошок из сушёной саранчи, смешанный с маслом и солью. Всё это запивали всё тем же тедж.

Вскоре атмосфера стала сердечной, хотя и шумной. Валериан обнаружил, что их хозяева на удивление хорошо осведомлены о событиях в мире: об отношениях Персии и Рима, о новых германских королевствах, возникших на бывших землях Западной Римской Империи; о религиозном расколе между халкидонцами и монофизитами; о торговле с Китаем и Индией.

Затем страшно взревели трубы — и подали огромные блюда с алыми кусками сырой говядины. Борясь с отвращением, Валериан в ужасе смотрел на кровоточащие куски плоти, поняв, что их вырезали из живых животных. Эфиоп, сидевший рядом, широко улыбнулся ему.

— Брундо! Вкусно! Специальная почесть для римских гостей!

Валериан с застывшей улыбкой отрезал кусок парившего, горячего мяса и начал мужественно жевать его. Заметив, что побледневший Юстиниан замер и уставился в свою тарелку, Валериан прошипел:

— Ради бога, постарайся съесть это, хоть немного. Иначе ты их оскорбишь!

Лицо Юстиниана исказилось мукой.

— Я не могу! Валериан, это невозможно... меня вырвет!

Шумное веселье, царившее за столом, сменилось гробовым молчанием при виде отвращения на лице Юстиниана. Проклиная про себя чрезмерную брезгливость друга, Валериан забормотал извинения, лепеча что-то про сырое мясо, которое Юстиниан не может есть из-за своих верований. Через несколько минут ему принесли жареную цесарку, и пиршество продолжилось, однако теперь веселье было искусственным, улыбки — вежливыми, но холодными. Напряжение усилилось ещё больше после важного события. Запылённый гонец вбежал в зал и с поклоном зашептал что-то на ухо негусу. Выслушав, молодой царь поднялся с каменным лицом.

— Римские друзья и эфиопские братья, плохие вести! Один из командиров Зу-Нуваса пересёк пролив и с помощью наших старинных врагов из племени галла**** захватил нашу великую крепость Магдалу. Один из путей к морю теперь закрыт!

То ли из-за позора с мясом на пиру, то ли из-за дурных вестей о Магдале Юстиниан совсем упал духом. Валериан наблюдал это с отчаянием. Перед Гондаром Юстиниан был бодр и весел, иногда даже чрезмерно, однако после ухода из города он стал тихим, замкнутым, редко общался с солдатами, передавая все приказы через своих адъютантов. Он словно пробудился от сна — и реальность ужаснула его. С каждым днём груз ответственности за римский корпус, лёгший на плечи Валериана, становился всё тяжелее, и это его беспокоило и раздражало.

Объединённое войско становилось всё больше и больше по мере того, как в него вливались новые воины из окрестных городов и поселений; и, наконец, армия вышла к озеру Тана, роскошному синему покрывалу на зелёной поверхности вельда. Фыркали на отмелях гиппопотамы, бродили в высокой траве непуганые антилопы и буйволы. Повсюду цвели цветы, дурманя воздух своим ароматом. Отсюда армия повернула на восток, по реке Абай миновала водопады Тисисат и дошла до места впадения Абая в реку Бечело.

Вдоль Бечело они прошли через лесистые холмы и вышли на голое плато, прорезанное ущельями и скальными грядами, — река здесь текла по каменному ложу. Единственным признаком жизни в этой каменистой пустыне были орды больших и злобных обезьян с собачьими головами [Бабуины Гелада]  — они сердито кричали на людей и скалили громадные клыки.

По небу с юга неслись грозовые тучи, и на экспедицию обрушивались ледяные дожди и шквалы с градом. Затем, так же неожиданно, небо прояснялось, и перед продрогшими и мокрыми людьми открывалась мрачная перспектива: впереди вздымались горы с плоскими вершинами, а за ними, далеко, на высокой и абсолютно голой скале, высилась могучая крепость.

— Магдала! — сказал негус Валериану.*****

Они вдвоём ехали впереди, указывая армии направление движения и за время марша очень сблизились. Умный, много знающий Элла Атсбеха помимо родного амхарского говорил на многих языках: гёз — языке аборигенов, родственном арабскому и теперь использовавшемуся только в богослужениях; на собственно арабском и немного на греческом. Ежедневные беседы с Валерианом помогли ему усовершенствоваться в последнем до такой степени, что теперь они обходились без переводчика...

— Это невозможно! — выдохнул Юстиниан, подъехав к ним. — Это место совершенно неприступно. Его можно взять только длительной осадой.

— Его можно и нужно взять! — откликнулся Элла Атсбеха, чьи отношения с Юстинианом, в отличие от явно дружеского расположения к Валериану, стали холодными и натянутыми с тех пор, как они оставили Гондар.

Валериан подумал, что причина этой холодности кроется в большей степени в том, что негусу не нравится пассивное поведение Юстиниана и его склонность сомневаться и размышлять, а не в инциденте на празднике.

— В Магдале достаточно запасов провизии и воды, чтобы выдерживать многомесячную осаду. Стоит ли нам тратить на это время, пока персы, без всякого сомнения, будут и дальше распространять своё влияние на Счастливую Аравию? Постоянно...

— Я думаю, что мы можем просто обойти эту крепость стороной, — примиряюще заметил Валериан. — Сначала разобраться с Зу-Нувас, а потом уже с Магдалой?

Негус покачал головой.

— Это было бы катастрофой. Ты не знаешь галла, мой друг, — он невесело улыбнулся. — Южное племя необузданных дикарей — они мои подданные, официально. Но они никогда не жили по эфиопским законам или, уж если на то пошло, по христианским законам. Пока нашей армии нет в Аравии, галла, словно яростная саранча, будут совершать набеги из Магдалы и со своих земель на юге и опустошать земли огнём и мечом.

— Понимаю, — кивнул Валериан. — Тогда единственный выход — штурмовать крепость…».

* На месте современного Гондэра, возможно, существовало какое-то поселение ещё в те времена, но официально город был основан лишь в XVII веке.

** Элла Атсбеха – эфиопское имя негуса Калеба.

***Тэж (он же тэдж) – алкогольный напиток, готовящийся народами Эфиопии из корней, веток и листьев дерева Гейшу с добавлением мёда диких пчёл и специй для горечи. Это традиционно домашний напиток, но его подают и в эфиопских барах.

**** Галла – устаревшее название эфиопского кушитского народа оромо. В современной Эфиопии это этническое большинство (ок. 35,8%), и только следом идут амхара (24,1%), носители семитского амхарского языка.

***** Магдала – это горная крепость во внутренней Абиссинии, в 190 км на юго-восток от Гондэра, в горах Амба, поднимающихся от долины Бешило, притока Голубого Нила (Абай).

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Книга на меня в целом произвела довольно благоприятное впечатление. Да, как и «Теодорих», она местами несколько наивна, идеализирует очередного правителя (да и его жену тоже), у них схожие начала, что создает некоторый эффект вторичности, но читать было легко и интересно.

Для себя я жирными плюсами отметила, во-первых, то, как тщательно автор передал все события эпохи правления Юстиниана I, во-вторых, то, что он сделал частью места действия сам Аксум. Для меня это было настоящей находкой, хотя мне и не хватило завершенности в этой конкретно истории. Я ожидала, что действие перенесется в Химьяр, но увы. Считаю это потерей. Отдельное спасибо Лэйдлоу от меня за то, что показал Киренаику и Египет VI века, когда рассказывал о злоключениях Феодоры, будущей (на тот момент) жены Юстиниана.

Кстати, о ней. Пожалуй, образ Феодоры вышел самым странным и неоднозначным во всей этой истории. Если честно, меня удивил такой взгляд на неё и её отношения с мужем, особенно с учётом того, какие ещё законы принимались, благодаря её влиянию на политику империи. Насколько мне известно, нет вообще никаких исторических указаний на саму возможность такого положения вещей. Так что это было очень странно и казалось несколько притянутым за уши, но ладно. Если это такая попытка объяснить бездетность брака Юстиниана и Феодоры при всей их взаимной любви, то, как говорится, «сомнительно, но окей». Другой неожиданный взгляд – это на историка Прокопия Кесарийского, но авторская логика мне, в принципе, тут ясна.

В общем, пока что (а я читаю ещё одну книгу параллельно) эта книга – лучшее, что мне доводилось читать о временах Юстина I и Юстиниана I, поэтому я рекомендую её и другим. Не всем она, конечно, подойдет, из-за тех же особенностей поведения персонажа Феодоры, но они поймут, что продолжать не надо, ещё в первой четверти книги. Остальным, я думаю, эта история зайдёт.

Прошлые посты искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

Напоминаю, что веду сборы на ещё две книги, которые помогли бы мне лучше осветить VI век н.э. - А. Хакимова "Империи шёлка" и "Река, где восходит луна" Чхве Сагю. Буду очень признательна даже за маленькую помощь.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, подписывайтесь и при желании оставляйте комментарии!

Всем привет!

Долго думала, как поступить дальше, и решила, что всё-таки вперед расскажу о Корее на примере короткой сказки и тем самым закрою основной список произведений про VI век. На роман Чхве Сагю так и не насобирала пока, но, если насобираю, то о нём расскажу доп.заметкой позже, после заметки об объединении Китая. Напоминаю, что историческую часть читать не обязательно, но полезно и иногда даже интересно.

Итак, что мы знаем о раннесредневековой Корее? Было дело, я упомянула, что на территории современной Маньчжурии, севернее Корейского полуострова, существовало с II по V века государство Пуё, которое стало одним из прародителей будущих корейских государств (вот тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.2. «Предание о людях ва» и «Записки о поисках духов»). Так, например, Когурё, о котором речь пойдёт сегодня, изначально носило название «Чольбон Пуё», а его сосед – Пэкче – с 538 до своего конца в 660-м называлось «Намбуё» (т.е. Южное Пуё).

Собственно, в какой-то момент Пуё стало вассалом Когурё, и они вместе боролись против государства народа мохэ – Уцзи. Из-за того, что Пуё ослабло, его правитель, похоже, попросил защиты у Когурё, и так Пуё потерялось свою независимость, став частью владений более сильного соседнего государства. Кстати, о Когурё.

Традиционно считается, что возникло Когурё ещё в I веке до н.э., основателем, если верить «Самгук саги» был Ко Чжумон (Тонмёнсон), беглый принц из Пуё, а потом его старший сын Юримён-ван, который перенес столицу в Хвандо (предполагают, что это было на месте современного Цзианя в КНР). Кстати, интересный факт – современное название Кореи произошло от названия более позднего государства – Корё, а то, в свою очередь, в упрощенной форме заимствовало именно более раннее название страны – Когурё. И ещё брат Юримёна, Онджо, будто бы бежал потом на юг полуострова и там основал Пэкче. Так что по полулегендарным сведениям оба правителя были современниками китайского узурпатора Ван Мана (г.ж. 45 до н.э. – 23 н.э.), разделившего своим правлением эпоху Хань на Западную и Восточную.

Трудно сказать, что из этого правда, а что нет, но что-то, похоже, правдиво. Считается, что реальная экспансия Когурё началась при её третьем правителе – Тэмусин-ване (ок. 18-44), который стал завоёвывать территории земель отколовшихся от некогда сильного Пуё. В дальнейшем когурёсцы не раз схватывались с ханьцами – и во времена Ван Мана, и во времена Восточной Хань, и потом во времена Троецарствия (например, они цапались с Вэй), а позже воевали ещё и с сяньбийцами. Но, честно говоря, там всё путано-перепутано, поэтому, вопреки своим обыкновениям, я не стану подробно рассказывать об этом периоде. Может, однажды я что-то найду или сделаю вид, что «Самгук саги» – это тоже своего рода художественный источник, и расскажу об этом периоде подробнее, но сейчас воздержусь.

Поистине важное и интересное начинается со времен 19-го вана Когурё – Квангэтхо Великого (391-413). О его временах рассказывается в романе современного русскоязычного автора, которая пишет под псевдонимом Ли Тэмуль – «Дерево красной птицы», но скажу честно, я с трудом осилила лишь ознакомительный фрагмент и продолжать мне как-то не захотелось. Ничего другого пока не нашла, чтобы этот период проиллюстрировать, но кратко расскажу – похоже, именно при нём остатки Пуё попали в вассальную зависимость от Когурё, он надрал задницы воинам из Пэкче, хотя их правитель, Асино, якобы запросил военной помощи у правителей Ямато, бодался с сяньбийцами Поздней Янь и киданями, провёл многие реформы и способствовал распространению буддизма в своей стране.

При его сыне, Чансу (413-491), была перенесена столица из Хвандо в нынешний Пхеньян (считается, что это произошло в 472-м году), а при его внуке, Мунджамёне (491-519), как я и сказала, Когурё присоединило остатки Пуё. После Мунджамёна правили его сыновья –  Анджан (или Анчан, 519-531), а после его убийства Анвон (531-545), причем некоторые признаки указывают на то, что тогда в стране происходили смуты. А ещё, похоже, в те времена укрепился союз южных соседей Когурё – Пэкче и Силла, что помешало когурёсцам продвигаться на юг, и создало на полуострове какой-никакой баланс сил.

А ещё Анвона, походу, тоже кто-то проклял, потому что в годы его правления произошла туева хуча всяких бедствий – и наводнения, и засухи, и землетрясения, и эпидемии, и даже нашествие саранчи. Короче, всё, что вы можете вообразить, почти всё случилось. Только что вулканы не извергались. Такое тоже было, но потом. А, кстати, Анвона, походу, тоже убили, потому что его королевы между собой переругались из-за того, чей сын станет новым ваном, и устроили mortal combat по этому поводу.

Победителем остался-таки его старший сын, ставший новым правителем под именем Янвона (545-559). И, если коротко, дела при нём в Когурё тоже шли так себе. Он отремонтировал несколько крепостей и пытался бычить на Пэкче, но в итоге замысел его провалился, а потом южные соседи пришли уже к нему. И так эта байда тянулось всё его правление. Про Янвона же написана в англовики забавная байка (хз, насколько это правда, но не могу не привести, уж больно угарно звучит): в 553 году император Северной Ци Вэньсюань (526–559) отправил посла Цуй Лю в Когурё с просьбой о возвращении китайских подданных, бежавших от смуты конца Северной Вэй. Янвон отказал, и это так выбесило посла, что тот якобы ухитрился сбить вана Когурё с его сидения, и испуганный ван тут же взял все свои слова назад и вернул пять тысяч семей беглецов в Ци.

В остальном ничего интересного не могу про него добавить, кроме того, что он был отцом и дедом героини сегодняшнего поста. В 559-м году Янвон умер, и на трон Когурё взошёл Пхёнвон (559-590). Как понятно из всего ранее сказанного страна досталась ему в весьма расшатанном состоянии, поэтому работы в качестве правителя у него было поле не паханое. Кстати, он принимал меры для развития сельского хозяйства и шелководства в стране, а также сократил расходы на придворную кухню. Кроме того, для укрепления позиций Когурё он стремился поддерживать дипломатические отношения с последними китайскими государствами эпохи Северных и Южных династий, а потом и с возникшей на их месте объединенной империей Суй (589-618), при этом на время его правления пришёлся распад союза Пэкче и Силла, поэтому на южных рубежах тоже было спокойно. Но спокойствие это было недолговечным и обманчивым, и Пхёнвон готовил свои войска к новой войне. На его время серьёзных конфликтов не пришлось, и, похоже, его меры дали свои плоды.

Когда обострились конфликты с другими корейскими королевствами, и империя Суй начала агрессивную экспансию, ван Ёнъян (590-618), сын Пхёнвона, был готов к борьбе и успешно отражал атаки на всех фронтах. И, возможно, именно в тех войнах отличился и пал генерал Ондаль, муж сестры Ёнъяна, принцессы Пхёнган (ум. 595), о которой и повествует сегодняшняя сказка

«Дурак Ондаль и принцесса Пхёнган»

Время действия: VI век, ок. 550-595гг.

Место действия: Когурё (современная КНДР и частично Республика Корея).

Интересное из истории создания:

Это народная сказка, и как у всех народных сказок у неё, понятное дело, несколько вариантов, но расходятся они только в деталях. Суть остается прежней. Я эту историю изначально видела под оригинальным названием «바보 온달과 평강 공주» («Babo ondalgwa pyeongang gongju»). К слову, сказка входит в сборник сказок «Once Upon a Time in Korea: An Elementary Reader», написанный человеком по имени Ин Ку Ким-Маршалл, преподавателем корейского языка. Кроме того, как я и сказала, по мотивам этой сказки писались и полноценные художественные произведения («Река, где восходит луна»), а по ним, в свою очередь, снимали дорамы. Впрочем, история эта столь популярна, что фильмы снимали и по самой сказке – например, в КНДР в 1986-м году сняли фильм «Сказание об Ондале».

О чём:

Если не учитывать детали, то суть сводится вот к чему. У короля Пхёнвона было три сына и дочь, принцесса Пхёнган. Когда она была совсем девочкой, то часто плакала, и отец, чтобы она перестала, говорил ей, что если будет такой рёвой-коровой, он не станет ей искать приличного мужа, а отдаст за «дурачка Ондаля». Ондаль дураком вовсе не был, просто был очень беден, неказисто выглядел и, возможно, странновато себя вёл, что и сделало его чем-то вроде местного «городского сумасшедшего» и пугалки для непослушных девочек. И от этого тем более не понятно, почему, достигнув брачного возраста, принцесса вдруг заявила то, что заявила…

Отрывок:

Привожу фрагмент из перевода А. Троцевича.

«Ондаль жил во времена когурёского государя Пхёнгана. Лицо у него было худое, в уродливых морщинах, но он был приветлив и чист душой. Семья Ондаля жила в крайней бедности, и он нередко побирался, чтобы прокормить мать. Ходил он в ветхой одежде, стоптанных сандалиях. Люди, завидя его, кричали:

— Эй, Ондаль-дурачок!

Младшая дочь государя Пхёнгана любила поплакать. Государь даже говаривал в шутку:

— Я скоро оглохну от твоего плача! Будешь такой плаксой, не видать тебе достойного супруга! Отдам тебя за дурака Ондаля!

Когда принцессе исполнилось дважды по восемь лет, отец пожелал выдать её за сына вельможи Ко, но дочь сказала:

— Вы-то и знай твердили: отдам за дурака Ондаля! А теперь изменяете слову? Своих обещаний не нарушают даже простолюдины. Можно ли так поступать вам?! Не зря ведь говорят: «Государево слово не игрушка!» Ваше повеление неправильно, и я не решусь исполнить его.

Тут государь в гневе вскричал:

— Ты противишься воле отца, значит, ты мне больше не дочь. Живи теперь, где хочешь.

Принцесса надела пониже локтя десять драгоценных браслетов, вышла из дворца и побрела куда глаза глядят. По дороге она у кого-то спросила, где дом Ондаля. Подойдя к дому, принцесса увидела его старую слепую мать. Она приблизилась к ней и, поклонившись, спросила, где Ондаль. Та говорит:

— Мой сын беден и низкого рода, где ему водиться со знатными людьми! А от вас, я слышу, так и льется дивное благоухание. Я дотронулась до ваших рук — они мягкие, ровно шёлк. Вы, верно, из самых благородных в нашей Поднебесной и попали сюда не своею волей, а по злому навету? Сын мой в лесу, он до того оголодал, что пошёл нарезать коры от вяза.

Принцесса долго ждала, а Ондаль всё не возвращался. Тогда она сама пошла за ним и у подножья горы увидела Ондаля. Она рассказала ему о себе, но он сердито сказал:

— В таких местах не ходят молодые девицы. Ты наверняка не человек, а лиса! Не смей подходить ко мне!

И он быстро ушел от неё и ни разу не оглянулся. Принцесса вернулась одна и провела ночь возле дома Ондаля.

Наутро она пришла к его матери и всё о себе рассказала. Ондаль было заколебался, но все же решил отказать ей. Мать снова сказала:

— Мой сын низкого рода, он не пара для знатной девушки, мой дом беден — разве это жилище для высокородной жены?!

Принцесса на это ответила:

— В древности говорили: «Даже горсточку зерна стоит смолоть, и лоскуток стоит пустить на шитьё!» Если мы душами сродны, то разве нужны богатство и знатность, чтобы соединиться?

Она продала драгоценные браслеты, наняла слуг, купила землю, утварь и скот,— так они завели хозяйство. Но сперва они купили коня. Она при этом сказала Ондалю:

— Смотри не покупай коня на базаре, обязательно купи царского коня, которого пустили на продажу за немощь. Мы потом обменяем его, вот увидишь!

Ондаль так и сделал. Принцесса сама кормила коня, он день ото дня жирел и набирался сил.

В Когурё весною в третий день третьей луны устраивали охотничьи игры на Ляодунском холме. Ловили кабанов, оленей и приносили их в жертву Небу и духам гор и рек.

Когда настал этот день, государь вышел к охотникам, с ним были придворные и начальники всех пяти ведомств. Тут на собственном коне выехал Он-даль. Он скакал впереди охоты и зверей изловил больше, чем другие. Государь велел ему подойти и спросил имя и откуда он родом, а услышав ответ, весьма удивился…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Должна признать, я не то что бы очень хорошо знакома с историей и культурой Кореи. Возможно, отчасти именно поэтому мне и было интересно прочитать эту сказку. Для меня, хотя чего-то эдакого в ней не было, и многие вещи, можно сказать, каноничны, всё-таки обнаружились необычные сюжетные повороты. Как я и сказала, для меня осталось загадкой, почему принцесса Пхёнган всё же пошла проситься в жёны к какому-то там Ондалю. Я видела вариант сказки, где ей не понравился чванливый аристократ, подобранный ей отцом, но это тоже ничего не объясняет. Могла же она попросить показать ей других знатных парней) Так что здесь мне видится некий элемент фатализма, вообще характерный для дальневосточных сказок, преданий, легенд и авторской художественной литературы. Так что эту сказку я нахожу хорошим началом для знакомства с корейской культурой и литературой.

Если кажется, что тема корейских принцесс (особенно Пхёнган) не раскрыта и хочется больше, то, как я и сказала вначале, то можно это устроить.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 10. «Розамунда, королева ломбардов»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 11. «Рассветный ветер»

Всем привет!

Остается всего две истории чисто про VI век, и сегодня поговорим о том, что в конце этого века творилось в Англии и Уэльсе. А творилось там формирование англосаксонской гептархии, в форме которой (условно) Англия просуществовала вплоть до середины IX-начала Х веков, когда все королевства были в той или иной степени объединены под властью королей Уэссекса. И, если вдруг вы не знаете, что это за гептархия такая, то я как раз собираюсь об этом рассказать. Так что лучше не переключайте канал не пролистывайте этот раздел, в нём может обнаружиться что-то новое и неожиданное.

Вообще я не без удивления обнаружила (и мой мир рухнул), что термин «гептархия» сейчас считается устаревшим, потому что, оказывается, помимо основных семи (отсюда и «гептархия» – семивластие или семицарствие (от греч. ἑπτά – семь и ἀρχή – власть, царство)) королевств, там была куча и других, разной степени прокаченности и свободы. Некоторые из них я упомяну, но вообще соблазн опираться только на те самые семь самые сильные и крупные слишком велик, так что о них, в основном, и пойдёт речь…Ну ладно, про крупные я слегка слукавила, крупными были Мерсия, Нортумбрия и Уэссекс, а Суссекс, Кент, Эссекс и Восточная Англия были довольно маленькими, но и у них, впрочем, случались свои минуты славы.

В прошлые разы я рассказывала уже о том, как от хреновой жизни англы, саксы, юты и в меньшей степени фризы стали массово переселяться в покинутую римлянами Британию (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 85. «Факелоносцы») и даже о том, как стали грубо двигать там местных кельтов, едва успевших почуять вкус свободы и власти (тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»), равно как и о том, как семь англосаксонских королевств возникли, и кто их создавал.

К концу VI века существовали уже шесть из семи из них, и только на севере Дейра, Берниция и Линнуис (Линдси) бодались между собой и с бриттами из Регеда, Гододина, Элмета и Стратклайда. Мерсией же тогда правили последовательно Креода (585-593), построивший крепость в Тамуэрте, что и сделало этот город мерсийской столицей, и его сын Пибба (да, я знаю, что у него смешное имя, но что поделать, "из песни слов не выкинешь", правил он в 593-606). Пибба ничем в своём правлении не отличился, кроме того, что у него было 12 сыновей, если верить знаменитому хронисту Неннию. Но это не совсем про правление…Наверное. В общем, сегодня я на них всех подробно останавливаться не буду, меня куда больше интересует южная Англия.

И вот там-то, на юге, как раз всё было очень бурно. Пожалуй, в военном отношении круче всех там уже тогда был Уэссекс. Я упоминала про основателя Уэссекской династии по имени Кердик (ок. 519-534), потому подробно о нем говорить не буду. У него было два сына, и после него, по меньшей мере, старший из них тоже был королем – это Кинрик (ок. 534-560). Он тоже вёл агрессивную завоевательную политику, одолел бриттов в битвах при Серобурге (Солсбери, 552) и Беранбурге (Барбери, 556) и пожаловал своим родичам Витваре (ныне остров Уайт).

Но это всё было лишь подготовкой к яркому правлению его сына – Кевлина (ок. 560-591/592, либо 593). Известно, что он тоже участвовал в битве при Беранбурге вместе с отцом и, возможно, с братом, Кутой. И начинал Кевлин ох как задорно – он не только продолжил отгонять бриттов всё дальше на запад и север, но и, возгордившись, стал претендовать на статус своеобразного гегемона/верховного короля среди англосаксов – бретвальды (англосакс. bretanwealda – «Повелитель Британии), и, в конце концов, предположительно (если верить «Англосаксонской хронике») добился своего, став вторым бретвальдой после знаменитого Эллы, короля-основателя Суссекса. Другая версия гласит, что Уэссекс ещё тогда толком не оформился, и Кевлин был скорее самым громким, нежели самым сильным, но, думаю, это тоже немаловажно, ведь говорит о какой-никакой харизме. Но к этой версии, возможно, имеет смысл прислушаться, если учесть, что в 568-м году на Кевлина наехали правители Кента, причем предположительно Этельберт I (начал правление не позже 589/591, а умер в 616-м). Хотя можно на это взглянуть и иначе.

Кстати, о кентских королях вообще и об Этельберте, в частности. Кент от Уэссекса отделял Суссекс (или Сассекс), который тогда тоже находился, похоже, в каком-то полуразрозненном состоянии. Во всяком случае, после Эллы и Циссы даже точно не ясно, кто там правил, упоминаются имена неких Рхиварха и Риквилфа, правивших будто бы в 540-х годах, но дальше – провал, и следующими правителями вроде как названы сыновья Кевлина – Кутвин (ум. 571/584) и Кута (584/593). Если это и вправду так (а я верю, что могло быть и такое, если о. Уайт принадлежал уэссекским правителям), то опасения кентских королей более чем понятны – границы воинственного Кевлина и его ненасытных сторонников всё больше приближались к их собственным, а Кент был королевством довольно маленьким, хотя и удачно расположенным у самого узкого места нынешнего Па-де-Кале, хотя столицей они предпочли сделать Кентербери.

Этельберт был сыном Эрменрика, а тот, в свою очередь, был сыном либо Окты, либо Эска (порядок их правления и точные родственные связи до сих пор не ясны), а те были потомками того самого Хенгиста, что создал первое германское королевство в Британии и наделал местным правителям, особенно Вортигерну, кучу проблем (и об этом подробно рассказывалось в романе "Факелоносцы", ссылка выше).

Так что юты Кента уже успели закрепиться как следует и организоваться, но стратегическое преимущество явно упустили. Поэтому пришлось им бороться за выживание другими методами. Например, налаживанием добрососедских, а лучше родственных отношений с кем-нибудь крутым. И ближе, и круче остальных при этом на тот момент оказались франки. Так что Этельберт ну очень выгодно прибрал себе в жёны франкскую принцессу Берту, дочь Хариберта I, которая также приходилась племянницей известным разборками своих жён (Брунгильды и Фредегонды) королям Хильперику I и Сигиберту I, а также внучкой Хлотарю I и внучатой племянницей Теодориху I – персонажам романа «Король Австразии», который я как-то раз тоже разобрала (тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»). А ещё, будучи правнучкой Хлодвига и Клотильды Бургундской, Берта, понятное дело, была христианкой, причем ортодоксальной. А Этельберт вот нет, тогда все англы, саксы и юты были язычниками. А дружить как-то с франками надо было.

Так что Этельберт, будучи явно умным и дальновидным правителем, пообещал, что его (будущей тогда) супруге будет оказан всяческий почёт и не будут никоим образом препятствовать её религиозным обрядам. Так что Берта Кентская не позже 580-го года сочеталась с Этельбертом браком, переселилась в его столицу, привезла с собой священников и даже устроила там церковь (предположительно, это была восстановленная церковь св. Мартина, построенная ещё во времена римского владычества). Но на этом дело не кончилось, и король Кента, по сути, повторил судьбу прадеда своей жены – в 597-м году в его королевство прибыл в качестве миссионера от самого папы Григория I (ок. 540-604) Августин, впоследствии Кентерберийский (ум. 604). И не успели юты глазами моргнуть, как их король тоже крестился, а потом начался процесс христианизации и остальных жителей королевства.

И, судя по всему, процесс этот шёл успешнее, чем можно было предположить, а потом перекинулся и на Восточную Англию, которой тогда продолжали править Вуффинги, а если точнее, то Титила (ок.578-599), сын Вуффы, и его сын Редвальд (ок. 599-624). К слову, Редвальд стал не только первым достоверно известным королем восточных англов, но и их первым христианским правителем. При этом знаменитое погребение в Саттон-Ху, возможно, является именно его могилой, и, если так, то любопытно отметить, что оно больше напоминает языческое захоронение, чем христианское. Не менее любопытно и то, что, когда эпоха славы и удачи Кевлина прошла, спустя время новым бретвальдой стал Этельберт, а после его смерти – Редвальд.

Кстати, вот тут самое время вернуться к Кевлину. Кевлин, похоже, правил круто, но не очень мудро. В 577-м году он в битве при Деорхаме наголову разбил бриттов, присоединив к своим владениям обширные земли и некоторые города, включая бывший Аква Сулис (ныне Бат), и отрезав Думнонию от её бриттских союзников.

Фактически Думнония оказалась заперта на своем полуострове Корнуолл. Кстати, вы ещё помните про Думнонию? Я о ней уже рассказывала, когда излагала историю Тристана и Изольды (полная версия поста с исторической частью висит в моей группе ВК, это был эксперимент, и, кажется, не очень удачный).

Реальный Тристан ап Мелиодас (пр.560-585) к тому моменту уже перестал быть регентом в Думнонии, и его воспитанник, Герайнт ап Константин (560-598) правил самостоятельно и пришёл на помощью вместе с другими королями атакованным саксами княжествам, и, возможно, даже лично участвовал в битве при Деорхаме. Если это так, то, можно сказать, в тот раз он легко отделался – в том бою пали три бриттских короля и святой Элдад. Впрочем, Герайнта рок всё равно настиг – погиб он, похоже, в битве при Катраете, где бритты бились уже с воинами короля Берниции и Нортумбрии Этельфрита (ум. 616). Останки Герайнта были скромно захоронены вдали от дома, а его трон занял младший брат – Бледрик (598-613). Спойлерну – начиная с Герайнта, на протяжении, минимум, века почти все короли Думнонии гибли в боях с германцами. Это явно было началом конца.

Ну а как закатилась звезда Кевлина, точно не ясно. В 591 или 592-м году он потерпел громкое поражение в битве при Воддесберге и был изгнан из своего же королевства. Вероятно, впрочем, что это было поводом, а не причиной, и против него уже давно были настроены его племянники Кеол и Кеолфульф. Потому что именно Кеол (ок. 591/592-597), а затем и Кеолвульф (597-611) стали новыми королями Уэссекса, а их дядя вскоре умер в изгнании. И свой взгляд на все эти события изложила в романе

«Рассветный ветер» Р. Сатклифф

Время действия: VI век, ок. 577-597гг.

Место действия: королевства Думнония и Глувия, Мерсия (возможно тогда субкоролевства Хвикке, Магонсет и Врекинсет), Уэссекс, Суссекс, Кент (современная Великобритания).

Интересное из истории создания:

О самой Р. Сатклифф я уже подробно рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 66.1 «Орёл Девятого легиона»), так что сегодня только о романе. Опубликован он был под оригинальным названием «Dawn Wind» в 1961-м году, и это пятая (или шестая), но, если верить вики, не последняя книга из серии «Орёл девятого», в которой повествовалось о событиях в Британии II-VI веков, участниками которых были представители одного и того же рода (что ясно по передающемуся из поколения в поколение перстню с изображением дельфина).

И я не зря так подробно расписала историческую выкладку, потому что без неё очень многие вещи в романе могут оказаться либо непонятными, либо напрочь скрытыми от глаз читателя. Какие именно – я скажу позже.

Об этом романе в обзоре Kirkus Reviews было написано: «Эпоха, которую мало кто затрагивает в курсах истории, живо представлена и выписана для поклонников исторических приключений». Иллюстрации к книге делал Ч. Кипинг (1924-1988), который иллюстрировал не только другие книги Сатклифф, но и полное собрание сочинений Ч. Диккенса для Folio Society. И печальная новость – на русский язык перевода «Рассветного ветра» я не нашла, так что опять сами, всё сами.

О чём:

Четырнадцатилетний парень по имени Овайн, романо-бритт по происхождению, очнулся уже в сумерках (или даже в темноте) на поле боя с глубокой, но не смертельной раной. Всем остальным, включая его отца и старшего брата, повезло куда меньше – Овайн оказался там и тогда единственным выжившим человеком среди груд трупов, потому что в той битве, что позже назвали битвой при Деорхаме, бритты потерпели сокрушительное поражение. В поисках своих родных паренек даже успел увидеть погибшего короля Киндилана Прекрасного, а когда нашёл родичей, то всё, что мог, забрать отцовский родовой перстень, проститься и уйти, хотя поначалу и не знал, куда. Но я ведь не просто так сделала акцент на «человек» – покидая место злополучной битвы Овайн обнаружил ещё одного выжившего – одного из псов Киндилана, которого позвал за собой. Собаке там тоже ловить было нечего, так что путь они продолжили уже вместе. И, вероятно, если б не Пёс, Овайн бы не выжил.

Изо всех сил напрягая мозг, парень решил, что ему следует держать путь в Вирокониум (ныне Рокстер), потому что, окажись, что в бою выжил кто-то ещё, они бы непременно направились туда. По пути он проходил мимо Глевума (ныне Глостер) и обнаружил, что к тому городу тоже приближаются саксы, и задерживаться там не стоит.

Так бы, верно, он бы и закончил свой земной путь в каком-нибудь овраге, если б не набрёл на хижину добрых людей, потомков римлян, и не обрел у них приют и лечение на несколько месяцев, после чего всё равно упрямо продолжил свой путь. Но в Вирокониуме его ожидал лишь уже знакомый пейзаж – разорённый и покинутый город. На этом месте плана В у Овайна не нашлось, и он на некоторое время просто засел в руинах, где, как он думал, находился один. И так было до того дня, когда он почувствовал, что за ним следят, а вечером в тревоге обнаружил, что кто-то приближается к нему и его костерку в развалинах…

Отрывок:

Не так-то просто было выбрать отрывок, чтобы и ярко, и без спойлеров, и не отрезано от контекста. И я в итоге выбрала тот, что касался встречи Этельбертом посольства от папы Римского во главе с Августином, потому что он показался мне и историчным, и вместе с тем достаточно прикольным:

«…Августин снова склонил голову, и Овайну показалось, что в его словах звучала ирония. «Велик и могуч королевский род Ойскингов. Мы знали это и в Риме, Этельберт, Верховный король».

«И вашему святому отцу показалось, что сильный король, у которого уже есть королева вашей веры, может раскинуть над вами щит своей защиты; может протянуть руку, чтобы помочь делу, которое вы так любите?» Голос Этельберта внезапно стал резким, как лай лисицы в морозную ночь. «Ну, святой человек, чего вы хотите от меня?»

«Сначала не более, чем твоей доброй воли», — ответил Августин. «Дай нам дозволение войти в твоё королевство и дай нам небольшой участок земли, где мы сможем воздвигнуть церковь и приветствовать тех, кто придёт к нам в вере Христовой».

Где-то за спиной Оуайна, из-за края щита, прорычал соседу человек: «Неужели мы должны оставить наших богов, которые были достаточно хороши для наших отцов и привели нас к победе, и бежать с протянутой рукой к этому Богу, которому поклонялись британцы, который стоял рядом и позволил им пасть духом? И всё потому, что так сказал бритоголовый священник?»

И его друг ответил с приглушённым смехом: «Не счесть, сколько странных идей может прийти людям в головы. Мой дед пятнадцать лет считал себя ясенем и не мог сидеть».

Августин услышал смех, и его гордый взгляд, когда он слегка нахмурился, метнулся туда, откуда этот смех донесся. Впервые он включил в свою речь людей, стоящих за королём, и Овайн почувствовал, как никогда прежде, силу и притягательность этого странного монаха. «Многие поначалу посмеются, но мы пришли, мои братья и я, чтобы вновь зажечь свечу любви Христовой в этой земле Британии, где она так безвозвратно погасла во тьме; и хотя мы стремимся положить лишь небольшое начало, помните, что искра, упавшая на трут, – это лишь небольшое начало, но она служит для того, чтобы разжечь огонь, который может осветить и согреть королевский зал!»

«Свеча любви Христовой в земле Британии, где она так безвозвратно погасла во тьме». Среди стоявших вокруг Верховного короля принцы Гвента и Поуиса переглянулись. Оуайн снова вспомнил серый перст проповеднического креста и маленького священника, чья душа, казалось, горела, и Присциллу в её доблестном воскресном ожерелье из голубых бусин; и он подумал: «Это великий человек, и он любит Бога, но у него нет ни понимания, ни смирения». И пропорционально радости этого сияющего мгновения, которое он ощущал так недолго мгновение назад, он вдруг почувствовал себя несчастным.

Августин всё ещё говорил о Вере и Учителе, которому он служил, в то время как юты и саксы бормотали между собой. Но Оуайн уже не слушал всем сердцем; что-то затмило сияние, и в нём росла уверенность, что во всём этом есть нечто большее, чем видно на поверхности.

Но странный монах уже закончил, и Этельберт заговорил. «Я выслушал тебя и услышал, что ты хочешь сказать и о чём ты хочешь просить. Что же до того, что ты хочешь сказать, я мало что в этом понимаю. Я не понимаю ваших трёх Богов в одном и не вижу, чем этот твой Бог лучше нашего Одина, Тора и Фрейра, который помогает рождаться нашим животным и собирать хороший урожай нашей пшеницы. Но что касается твоей просьбы: ради леди Берты, моей королевы, которая опечалится и, несомненно, сделает мою жизнь тяжким бременем, если я отошлю тебя, ты можешь приехать в Кантсбург и построить там свою церковь, и принимать всех глупцов, которые придут к тебе в веру твоего Белого Христа. И я удержу своих жрецов от убийства тебя, если это возможно».

Августин, казалось, стал ещё выше, когда слова короля были переведены; он запрокинул голову, и его руки поднялись в жесте, который казался одновременно торжеством и мольбой; и на мгновение его лицо озарилось светом, не похожим на прохладный дневной свет болот. Он воскликнул громким голосом: «Благодарение Господу Богу нашему!»…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще, когда собираешься читать книгу на английском, всегда ожидаешь, что это будет трудно…Но в данном случае такие ожидания разбились о первые же страницы. Причем для меня это совершеннейшая загадка – как Сатклифф удавалось построить столь увлекательное повествование из, на самом деле, не очень-то интересных событий с иногда, честно скажу, не очень-то харизматичными и яркими персонажами. Но, возможно, вся фишка как раз в том, что она рассказывала о масштабных событиях и знаменитых людях тех далеких эпох, показывая всё это через видение простых, даже заурядных порой, людей, которые оказались ко всему этому причастными не от какого-то там геройства, а просто потому что такова была жизнь, и так сложилась их судьба.

С Овайном вышло точно так же. Сам по себе он особо ничем не интересен. И любовную линию там искать не надо. Если вы искали и нашли, вам показалось. Парень просто переживал очень травматичный опыт и был удручен тем, какой морально тяжелый выбор ему пришлось сделать за себя и другого человека, и это в пятнадцать-то лет. Я считаю, что к Регине его вело спустя столько лет именно это – его тщательно загнанное поглубже чувство вины перед ней, хоть он и пытался этим спасти ей жизнь. И в этом плане психологический потрет гг выписан прекрасно. Да и другие философские и психологические вещи там, как всегда, были хороши.

Но куда интереснее было наблюдать за ходом истории в этом романе. Да, там не всё было гладко и ладно с датами, именами и границами, например, Августин прибыл в Кент в 597 году, но, по моим подсчётам, в книге на момент этого события с битвы при Деорхаме прошло всего около 12-13 лет, никак не больше. При этом Сатклифф, несмотря на это, удалось и передать и сам дух времени, и просто блестяще провести красной нитью свою главную мысль, отраженную и в названии – да, это тёмные времена, и да, бриттам казалось, что ночь будет длиться бесконечно, что саксы, англы и юты – жестокие и беспощадные варвары, которые никогда не изменятся…Но всё это оказалось не совсем так, и после даже самой тёмной ночи наступает рассвет, просто это будет уже совсем другой день.

И да, почему я сказала, что некоторые вещи, если знать историческую часть, играют новыми красками – потому что, если знать, что Уэссекс потом стал нападать на Сассекс, то история саксонской семьи, которую покинул Овайн, выглядит и печальной, и в некоторой степени даже кармичной, если можно это так назвать, ибо, если смотреть на это так, то мальчишке Бринни очень скоро предстояло пережить нечто подобное тому, что пережил Овайн. И мне почему-то кажется, что Сатклифф это и имела в виду, но оставила это не подсвеченным, кто понял, тот понял. Во всяком случае я уже однажды угадала ход её мыслей в романе "Серебряная ветка", так что мне хочется верить, что я права и в этом. И, возможно, то, что я узнаю себя в том, как она писала, и делает её романы для меня столь особенными и живыми. И, если найду, я прочитаю и другие её книги из этого цикла, уже о следующих веках.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии.

Кроме того, всё ещё не завершен сбор на редкие книги, чтобы максимально полно раскрыть историю VI века. Благодаря неравнодушному подписчику мне удалось добыть книгу "Империи шёлка" и создать пост о Тюркском каганате. Если найдётся ещё один неравнодушный человек, в следующий раз (или через один пост) я сделаю заметку о раннесредневековой Корее на примере книги Чхве Сагю, чтобы закрыть тему VI века и плавно перейти к VII. Ну а если нет, то, как говорится, "значит, будем без неё, что же делать, ё-моё".

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 10. «Розамунда, королева ломбардов»

Всем привет!

Мы плавно подбираемся к концу VI века нашей эры, и к тому моменту варвары в Европе всё больше становились обычными её обитателями и всё больше входили во вкус в своих варварствах. Вот и сегодня будет одна охренительная история, в которой «прекрасно всё» – от развлекух короля Альбоина с черепами его врагов и их живой роднёй до мести за эти развлекухи со стороны его невольной супруги. Кстати, об Альбоине. Вы слышали о нём прежде? Если нет, то сейчас расскажу.

Как я сказала в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»), благодаря знаменитым полководцам Велизарию и Нарсесу после длительной войны византийцы смогли одолеть остготов, поубивать их королей (последними из которых, не считая краткоправивших в 540-541 Ильдебада и Эрариха, стали Тотила(541-552) и Тейя (552)), а самих остготов либо изрядно поуничтожать, либо принудить к переселению, либо, по сути, ассимилировать (что и случилось, похоже, с большинством, т.к. Прокопий Кесарийский подчеркивал, что им не мешали и дальше жить в Италии, если они признают власть византийского императора и будут впредь себя хорошо вести). Так Остготское королевство к 555-му году перестало существовать, а его земли вошли в состав Византийской империи, и там стал действовать тот самый кодекс Юстиниана, а готский язык утратил статус государственного. И, казалось бы, тут и сказочке конец…но в реальной истории так не бывает.

Юстиниан I (527-565) наслаждался владением Италией до самой своей смерти, но всего через три года после этого печального события его преемник, Юстин II (565-578), прохлопал вторжение лангобардов, которые без особых препятствий вскорости заняли всю северную часть Апеннинского полуострова и создали там собственное Лангобардское королевство (568-774), которое оказалось более живучим и долгоиграющим, нежели его остготский предшественник. Вскоре лангобарды ощутимо продвинулись на юг и к 573-му году владели большей частью Италии, разрезав византийские владения на тонкие полоски, причем под властью лангобардов оказались такие города как Павия, ставшая их столицей, и Милан, Верона, Сполето и Беневенто, в то время как Рим, Венецию, Равенну и Неаполь, а также нынешние Сицилию, Корсику и Сардинию сохраняли за собой византийцы. И да, таким успехам лангобарды были обязаны своему первому королю – Альбоину.

Альбоин (ок. 526-573) королём лангобардов стал ещё в 566-м году, унаследовав власть от своего отца Аудоина (пр. 546-566), первого лангобардского короля из рода Гаузов. Об Аудоине, кстати, есть мнение, что его мать (Мения) была второй женой тюрингского короля Бизина и после его смерти вышла замуж за неизвестного по имени знатного лангобарда. А вот жена самого Аудоина и мать Альбоина, Роделинда, если верить всё тому же Прокопию Кесарийскому, приходилась дочерью последнему королю тюрингов Герменефреду и Амалаберге, и таким образом внучатой племянницей Теодориху Великому (если забыли, что это за тюрингские короли, то о них я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»).

Короче, у лангобардов, похоже, были тесные и дружественные отношения с тюрингами, что неудивительно с учетом географической близости их земель (лангобарды жили тогда на территориях нынешних Австрии и Словакии, а потом ещё Юстиниан им, как союзникам, передал Сирмий (ныне Сербия), Паннонию и Норик). Нельзя того же сказать о других соседях и византийцев, и лангобардов, хотя тоже германцах – гепидах, с которыми лангобарды длительно воевали и в своих интересах, и в византийских.

Именно после передачи Сирмия (который гепиды считали своей столицей) случился в 548 или 549 первый открытый конфликт между лангобардами и гепидами. Потом, конечно, они заключили мир, но долго он не продлился, и в ходе начавшейся затяжной войны Аудоин убил в 551 или 552-м принца гепидов Торисмода, что дало почву для, можно сказать, вендетты между правителями этих двух народов. Но при этом Аудоин, похоже, успел скончаться тихо и мирно вскоре после того, как женил Альбоина на Хлодозинде, дочери короля франков Хлотаря I.

После его смерти агрессивный, амбициозный и очень активный Альбоин продолжил свои наезды на гепидов, и на этот раз не только убил их короля Кунимунда, приходившегося братом Торисмоду и сыном Торисвинту (ок. 548-560), но и присоединил все земли гепидов к собственным владениям. А ещё…захватил в плен и, овдовев, сделал своей женой дочь Кунимунда – Розамунду (ок. 540-573). По одной версии она стала пленницей Альбоина уже после гибели её отца или незадолго до того, по другой – именно её похищение и стало причиной нового витка конфликта. Как бы то ни было, когда Альбоин в 568-м году вторгся в Италию, чтобы понадежнее обособиться от своих бывших союзников, аваров (оставив им при этом Паннонию), Розамунда, похоже, уже стала его законной супругой и королевой лангобардов. Только ни малейшей радости ей это не приносило. Подробности её страданий и страшной мести решился изложить в своей пьесе

«Розамунда, королева Ломбардии» А. Ч. Суинбёрн

Время действия: VI век, 573 г. н.э.

Место действия: Лангобардское королевство (современная Италия).

Интересное из истории создания:

Алджернон Чарлз Суинбёрн (1837-1909) – английский поэт родом из Лондона. Родился он первенцем в семье капитана (а позже целого адмирала) Чарлза Генри Суинберна и леди Джейн Генриетты, дочери графа Эшбернэма. Его детство прошло на о. Уайт, а потом он учился в Итон-Колледже и знаменитом Баллиол-колледже, старейшем колледже при Оксфордском университете.

Во время учёбы в университете будущий поэт общался с прерафаэлитами, и его лучшим другом был тот самый Данте Габриел Россетти. После окончания колледжа Суинбёрн жил в Лондоне, где и начал активно писать стихи. Известен, к слову, он такими стихотворными произведениями как «Аталанта в Каледонии» (1864) и «Поэмы и баллады» (1865), но гораздо раньше были написаны его пьесы – «Королева-Мать» и «Розамунда» (оригинальное название: «Rosamund, Queen of the Lombards: A Tragedy») – обе 1860-го года. На русский язык «Розамунду» в 2010-м году перевел Э.Ю. Ермаков. Причем мне встречались два варианта перевода, где слово "Lombards" переводится и как "ломбарды", и как "Ломбардия". А правильно-то вообще "лангобарды".

О чём:

Король Альбовайн (Альбоин) в ходе доверительной беседы признался своему другу и боевому товарищу Нарсету, что, несмотря на все проблемные моменты, связанные с этим браком, он без памяти любит свою жену, Розамунду, дочь поверженного им короля Кунимунда, но при этом сомневается в том, что она хоть близко чувствует к нему то же самое. Нарсет – тёртый калач, и ему такие пи…душевные страдания не близки и не понятны, поэтому он только и смог сказать, мол, да конечно она тебя любит, друг и король, она ж твоя жена. Почему? Ну просто так и должно быть. Железный аргумент, но Альбовайна это ничуть не убедило, и, чтобы точно увериться хотя бы в преданности и покладистости жены, он, как-то своеобразно истолковав слова Нарсета, на пиру поднёс Розамунде вина в необычной чаше…сделанной из черепа её отца.

Розамунда, не моргнув глазом, выпила вина из чаши, заверила Альбовайна в своей любви, но очень скоро под предлогом духоты покинула пиршественный зал. И тут становится ясно, что Альбовайн просчитался…Но где? Королева вовсе не собиралась что-либо прощать своему мужу, ничего не забыла, и уже придумала коварный план мести. И можно было б пожалеть несчастную Розамунду, если б в собственные интриги обманом, шантажом и угрозами она не вовлекла свою прислужницу Хильдегарду и влюбленного в ту воина Альмахильда, бывшего у Альбовайна на хорошем счету. И как ни чешутся руки наспойлерить, я не стану, а предложу всем самим узнать, как Розамунда всё это провернула, и чем завершился её план.

Отрывок:

«…Завеса раздвигается, открывая взору накрытые столы, собравшихся гостей; среди них НАРСЕТ и ХИЛЬДЕГАРДА.

Возвращается АЛЬБОВАЙН

АЛЬБОВАЙН

Твою мне руку дай, что в мире всех светлее.

Садись здесь, мальчик, подле милой Хильдегарды.

(Все садятся)

Мне кубок принесите. Королева, пей со мной

За здравие и процветанье королевства

Из этой чаши, что держу я — поручиться

Она готова за Ломбардии властителя былого,

Что был он прям и честен с Богом и в бою:

То череп твоего отца. Так выпить сможешь

Ты за меня с отцом родным.

РОЗАМУНДА

О повелитель мой,

Он дал мне жизнь, кто жизнь тебе отдал;

Родил и воспитал, пока ты не убил его,

И я теперь твоя. Да будет так. Я выпью за тебя,

Того, кто государству стал и силой и опорой,

Того, кто славен, знаменит по праву,

Желая Божией любви и всяких благ.

(Пьёт)

АЛЬБОВАЙН

Прекрасно.

Подай мне Бог всего, что пожелала. Ну, друзья,

Мои бойцы и братья — разве Он не дал

Мне в жёны лучшую из дочерей земных,

Что любит и любима. Почему молчите?

Ответьте мне, вожди.

РОЗАМУНДА

К чему вопрос такой? Наполни кубок,

Пусть он по кругу весело пойдёт «…»

РОЗАМУНДА

Господин,

Страдаю сердцем я, и хочется мне спать. Простите,

Не в силах я сидеть.

АЛЬБОВАЙН

Но что тебя тревожит?

РОЗАМУНДА

Ничто.

Горячий воздух лета голову сдавил,

Как обруч из железа. Повелитель,

Я не желаю в обморок упасть, нарушив

Весёлую пирушку вашу.

АЛЬБОВАЙН

Что ж, тогда иди.

Да будет Бог с тобою.

РОЗАМУНДА

И с тобою тоже.

(Выходит вместе со слугами)

АЛЬБОВАЙН

Испорчен праздник. Не хочу здесь быть. А ты,

Мой мальчик, не пытай невесту резким словом,

Хотя б желала испытать она тебя.

АЛЬМАХИЛЬД

Не стану, о король.

АЛЬБОВАЙН

Не станет и она. Всем доброй ночи, если ночь

Бывает доброй. День здесь точно зол. И только

Для вас двоих и днём возможна радость. Хильдегарде

Бог в помощь и тебе.

АЛЬМАХИЛЬД

Тебе, король, всех благ.

(выходят)

Конец I акта

АКТ II

Комната в покоях королевы

Входит РОЗАМУНДА

РОЗАМУНДА

Живу лишь для того, чтоб спрашивать — зачем,

И удивляться, что мне умереть мешает.

Существовать продолжу от тебя отдельно,

Отец. Ведь ты из Рая видишь моё сердце,

Твоё дыханье ощущаю на устах, как поцелуй.

Пусть хладные останки твоего лица

Убийца осквернял, глумясь, сегодня ночью,

Я вижу ясно лик твой, как при жизни,

Под кожей кровь бурлит, хотя давно пролита.

Как добр ты был, как благороден духом, милый

Отец! Из тех, кого любил, осталась я одна,

Лишь ты мне шлёшь любовь, и я тебе в ответ.

Ещё вчера твоей была я дочерью, но ныне

Залито грязью это слово — лишь произнесу,

Язык горит от яда. Ничего не смею

Своим назвать из мира радостей, богатств,

Во всём отрава; в самом центре сердца

Тот яд разлит. Раз в смерти будет жизнь -

Так говорят священники недаром — я дарую

Жизнь эту мужу своему и твоему убийце,

Когда сражу его, как он сразил тебя…».

После этого вошла Хильдегарда, и Розамунда отвлеклась от своего (внутреннего) монолога на неё.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, когда я читала этот эпизод с чашей, я была поначалу озадачена – вот так взяла и выпила? Потому что художники, которые в своём искусстве обращались к этому сюжету, все как один изображали этот момент морально и физически тяжелым для Розамунды. Разные эмоции вкладывали в её лицо – ужас, отвращение, скорбь, подавленный гнев…и я ожидала увидеть что-то из этого, поэтому мой шаблон с треском порвался. Но потом я прочитала вот тот процитированный монолог Розамунды, когда она оказалась в своих покоях, и…меня изумила глубина её горя и тоски, и привело в восторг то мастерство, с которыми она их скрывала на пиру, лишь бы ничто не испортило её замысел. Не знаю, как для кого, а для меня это был один из самых эмоционально насыщенных примеров монологов главных героев в драматургии.

Что касается остального, я на самом деле где-то до середины однозначно ловила каёф от этой трагедии, не меньший, чем когда-то от трагедий Шекспира. Хотя, несмотря на некоторые сходства, произведения знаменитого драматурга и Суинбёрна не очень-то и похожи. И я знала и чем дело кончится, и как примерно к этому придёт, но детали стали для меня неожиданностью, и не всегда в хорошем смысле слова. Я оценила троп с конфликтом мотивов (выбор между любимой девушкой и господином, которому симпатизировал и был предан всей душой Альмахильд), один эпизод в конце был просто прекрасно выписан. Но в то же время мне не понравилось, как прихрамывала местами на обе ноги логика, и мне не понравился смазанный финал, как будто автор вдруг понял, что лимит по знакам превысил. Я не против того, что детали разошлись с тем, что я знаю об этой истории, но можно ж было хотя бы эти расхождения сделать последовательными.

Кстати, господствующей является точка зрения, согласно которой нихрена Альбоин Розамунду не любил, а женился на ней по сугубо политическим мотивам, при этом между ними отношения скорее были неприязненными, и этой историей с чашей он над своей королевой именно что издевался, желая продемонстрировать свою власть. Короче сам себе злобный Буратина.

Отдельно прикололо меня имя Нарсета и указание на его роль здесь) Я не знаю, случайность это или умысел, но имя боевого товарища Альбовайна созвучно с именем Нарсеса, и, по одной из версий тех событий, именно Нарсес призвал лангобардов в Италию, то ли в качестве федератов для защиты этих территорий от франков (и всё просто вышло из-под контроля), то ли из мести Юстиниану или уже Юстину II, чьим обращением с собой остался недоволен. В общем, прикольная деталь.

В заключение хочу сказать, что, несмотря на описанные косяки, мне пьеса в целом понравилась, она короткая, и я рекомендую прочитать её. Тем более что, увы, других худпроизведений об этих событиях я на русском языке не нашла, а ведь эта история однозначно заслуживает внимания.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Кроме того, всё ещё не завершен сбор на редкие книги, чтобы максимально полно раскрыть историю VI века. Благодаря неравнодушному подписчику мне удалось добыть книгу "Империи шёлка" и создать пост о Тюркском каганате, но пост о принцессе Пхёнган и истории ранней Кореи на примере книги Чхве Сагю всё ещё ждёт своего спонсора, и им можете стать именно вы.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме»

Всем привет!

Я обещала подробнее рассказать про Хосрова I Ануширвана, и вот этот день настал. Кстати, я уже упомянула, что с его именем связывают «Золотой век» Сасанидской эпохи, но сказала ли я, что само его имя – Husraw (пехл.) – означает «С доброй славой», а прозвище – Аnōšag-ruwān – «С бессмертной душой», и с этим связано немало легенд? Вот одну я сегодня расскажу, а пока немного истории. Эту часть можно пропустить, но она, как всегда, может быть очень полезна для понимания произведений, о которых я рассказываю, не только сегодняшнего.

Хосров даже не был старшим сыном Кавада I, но зато был любимым, и именно это и сделало его шахиншахом в 531-м году. Его старший брат, второй сын Кавада, Замасп лишился права на трон из-за потери глаза (увечных царями иранцы не делали принципиально), а вот старший сын Кавада – Кавус, правитель Табаристана (нынешний Мазендеран, южное побережье Каспия), сошёл с дистанции из-за своей связи с маздакитами, когда на них начались гонения, и был казнён. Его сын, Бав, решил держаться от центра подальше и, видимо, это сработало, т.к. он стал основателем династии Бавандидов, правивших Табаристаном аж до XIV века.

Хотя едва ли знать симпатизировала тогда Маздаку, Хосров им тоже не нравился, потому что с порога стал продолжать политику централизации власти, начатую ещё его отцом. Из-за этого представители знати попытались возвести на трон сына Замаспа (тоже Кавада), и так у царя царей стало на двух братьев меньше (ибо, похоже, досталось не только Замаспу, но и опальному Ксерксу). Да и остальной родни поубавилось, потому что из этих двух историй он сделал соответствующие выводы. Уцелел будто бы только тот самый его племянник Кавад, который был ещё мальчиком, и которого пожалел военачальник Адургунбад.

После этого власть Хосрова всерьёз больше никто не оспаривал, и он преспокойно занялся своими государственными делами. А дел там было невпроворот, потому что времена Кавада I  были тяжкими для Эраншахра, сказывались последствия войн и внутренних потрясений, связанных с заговорами, движением маздакитов и последующими гонениями на них, периодами голода и эпидемий. Так что и население уменьшилось, и денег в казне было – пёс наплакал. Отчасти поэтому, видимо, Хосров и не стал выпендриваться, когда византийцы завели речь о мирных переговорах, и заключил тот самый (не)вечный мир с ними.

После этого он занялся реформами – поотбирав земли у опальных аристократов, разделил все свои владения на четыре области (назывались они "кусты") и стал лично назначать там наместников, марзпанов (к слову, в Кавказской Албании и Армении это означало полную ликвидацию царской власти до конца самой власти Сасанидов), равно как и других чиновников крупных уровней, реформировал налоговую систему, создав прогрессивную шкалу для взимания поземельной и подушной податей, причем в форме денег, а не натуры, что, наконец-то, наполнило прохудившуюся казну баблом, при этом само количество и размер налогов для большей части населения понизились.

Помимо этого, Хосров организовал регулярные войска, причем расширил круг тех, кто мог поступить на военную службу после усиленной многолетней подготовки. Фишка тут была в том, что финансировалось это всё из казны, и подчинялось войско отныне только шахиншаху, ставшему единственным главнокомандующим, т.к. должность эранспахбеда (командующего армией) была упразднена. Подобные преобразования не только защищали Хосрова от очередного восстания, но и быстро помогли восстановить армию, а потом нарушить мирный договор и начать войны как с византийцами, так и с эфталитами, да ещё и в Химьяре (ныне Йемен) мутить свои мутки. Подробнее об этом я уже рассказывала в предыдущих постах, так что не буду на этом подробно останавливаться. Скажу лишь, что Византия в результате должна была Персии много денег, а Хосров в ответ пообещал лишь не ущемлять христиан на своих землях, а владения эфталитов вообще у них персы отобрали и разделили по Амударье с владыками Тюркского каганата. Химьяр же в результате трёхстороннего конфликта между Эраншахром, Аксумом и Византией оказался в фактической зависимости от персов вплоть до арабских завоеваний.

Но не только войнами занимался Хосров Ануширван. Иначе не было бы при нём никакой «золотой эпохи». Ещё он активно занялся как восстановлением того, что было разрушено, так и строительством новых дорог, мостов, каналов, даже основал несколько новых городов по примеру своих предков (традиция, кстати, приписывает ему основание таких городов как Беленджер и Семендер в Дагестане, и есть мнение, что именно тогда и именно персы стали называть Дербент этим названием, они же перестроили Дербентскую крепость (если точнее цитадель Нарын-кала), заменив каменной кладкой стены из кирпича-сырца и придав ей современный вид).

Да вдобавок к этому Хосров оказывал покровительство деятелям науки и искусства. При нём продолжал занимать пост великого визиря Бозоргмехр, сын того самого героя и военачальника Сухры (о котором подробнее рассказывалось тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 87. «Маздак» и «Шахнаме»). И, кстати, с именем визиря связывают создание игры в нарды, мол, это был такой ответ индийским шахматам. Ещё есть версия, что знаменитый врач той эпохи, Борзуя (перевёл Панчатантру с санскрита на пехлеви), и Бозоргмехр – один и тот же человек. Но, даже если это и не так, то и сам великий визирь оставил после себя многие труды, а при Ормизде IV (579-590) был наместником Хорасана.

Помимо этого, и чтобы было кому науку и философию развивать, и явно не без того, чтоб побесить Юстиниана, Хосров дал приют семерым философам после закрытия императором Афинской академии, в т.ч. неоплатоникам Дамаскию и Симпликию Киликийскому. Второй, кстати, был учеником первого и, несмотря на это, потом поддался уговорам Юстиниана и в 532/533-м переехал в Карры, а ещё он известен как автор комментариев к «Началам» Евклида, правда, до наших дней его труд, увы, не дожил. К слову, Хосров, похоже, был приятно удивлен общением со всеми этими товарищами, настолько, что создал нечто среднее между прообразом университета и научной школы в г. Гондишапур (Хузестан), где занимались изучением не только философии и теологии, но и медицины, и активно переводили всё, что только можно, на пехлеви и сирийский язык. Причем, можно сказать, что именно это место дало базис для возникновения в дальнейшем того, что принято называть «золотым веком ислама».

Постепенно имя Хосрова Ануширвана стало обрастать легендами и, да, пользовалось почитанием даже у исламских правителей и мыслителей. Так что неудивительно, что выглядит так, как оно выглядит, сегодняшнее произведение

«Сказание об Ануширване»,

которое я дополню также отрывком из «Шахнаме».

Время действия: VI-й век, ок. 531-579гг. н.э.

Место действия: Сасанидское государство Эраншахр (современные Ирак, Иран, Туркмения).

Интересное из истории создания:

Точное имя автора и даже время создания данного сочинения неизвестны. Начальное повествование ведется от имени неизвестного рассказчика про некого Абу-л-Хайра Амри, посетившего храмовый комплекс Адур-Кушид в Парсе (причем фишечка в том, что святилище-то было зороастрийское). Предположительно это происходило в конце X – начале XI в., что делает ещё более любопытным и сам факт посещения храма огня вроде как мусульманином, и то вступление, которое автор написал к своему сочинению (там есть и традиционное исламское славословие, и зороастрийская формула, восхваляющая Ахура-Мазду). Лично я полагаю, что это связано с т.н. «иранским интермеццо» – как раз в Х-XI веках Ираном правили Буиды, которые, хоть и были шиитами, но вместе с тем были заинтересованы в возрождении и поддержании всего иранского в противовес арабскому.

При этом датой переписки всего сборника, куда вошло данное произведение, значится «год 896 древнего месяца мордада» (при датировке по эре Йездигерда III это соответствует июлю 1527 г. н.э., при датировке по Табаристанской, или постйездигердской, эре – июлю 1547 г.), короче, как ни крути, переписана рукопись была в XVI веке.

Сам текст «Сказания» на новоперсидском языке, занимает в сборнике 14 страниц и до 2008-го года, похоже, на русский язык не переводился, хотя и хранился в коллекции нынешнего Института восточных рукописей РАН в Санкт-Петербурге. Перевод сделан А.И. Колесниковым и помещен в издание «Письменные памятники Востока, № 1 (8)» от 2008-го года.

О чём:

Рассказчик вначале подробно описал тот самый храмовый комплекс Адур-Кушид в Парсе, а затем добавил, что посетил это место тот самый Абу-л-Хайра Амри, разговорился с местными жрецами, и один из них принес ему пергамент с текстом «Фаррох-наме», «Книги Счастья», позволив взять её и перевести с пехлеви на новоперсидский, что, мол, и было сделано.

И вот после этого и начинается рассказ об истории этой книги – её создал для своего повелителя Хосрова Ануширвана некий Йунан. И далеко не всегда этот Йунан пользовался милостью Хосрова. Когда Ануширван занял трон, он, опасаясь заговоров и восстаний (и я-то в своей исторической справке написала, что не зря, и почему), занялся кадровыми чистками и расправами над бывшими служителями своего отца и другими неугодными. Под раздачу вот-вот должен был попасть и дастур Йунан.

Чтобы избежать незавидной участи, он сбежал в храм огня Адурхварре, и там, будучи человеком сведущем во всяком разном, составил для себя гороскоп и обнаружил, что не только приблизится к новому шахиншаху, но и обретет в нем и покровителя, и благодетеля, и ученика. Именно это и подстегнуло его не продолжать игру в прятки, а взять да написать Хосрову напрямую письмо. Что из этого вышло – предлагаю всем выяснить самим.

Отрывок:

Для начала не могу не поделиться, как обычно при рассказе о Сасанидах, отрывком из «Шахнаме»:

«…[Бузурджмехр изобретает нарды

и Нушинраван отправляет его в Хинд]

Муж мудрый в чертог отправляется свой,

И доску и циркуль кладет пред собой.

В покое покойном воссел в тишине —

Ведь мысль заостряется наедине.

На шахматы — хиндскую мудрость — взглянул,

"Усилием духа свой ум подстегнул.

В нем разум и светлое сердце слились,

Так создали нарды * и чудо, и мысль.

Он сделать велел два мохре из кости *,

И метки из тика на них нанести.

Устроил он схожие с хиндской игрой

И поле сраженья, и воинов строй *.

Разбил оба войска на восемь частей,—

Воителей быстрых, грозы крепостей.

Вот темное поле, отряды бойцов

Врагу с четырех угрожают углов.

Там бьются два равновеликих царя,

В движении вольном на поле царя.

Бросая вперед за отрядом отряд *,

За ходом сражения зорко следит.

То тот побеждал, то другой падишах,

То бой на равнине, то схватка в горах.

Случится, захватят вдвоем одного,

Лишается войско бойца своего.

Доколь не понес пораженье в бою

Кто-либо, они оставались в строю.

Такие, как я рассказал, изобрел

Он нарды, к владыке с той вестью пришел.

Расставил игру, рассказал обо всем,

О силе царей, о сраженье самом.

Владыка Ирана был ошеломлен

И долго пребыл в размышлении он.

Из действий царей благородных извлек

Успеха урок, пораженья урок.

Так молвил: «И духом и счастьем своим,

О чистый душою, пребудь молодым».

Такой был владыки Ирана приказ:

«Собрать двадцать сотен верблюдов для нас.

Ту дань, что давал и Мекран, и Хайтал,

И Чин, и румиец, и то, что сбирал

Как подать в казну шаханшаха Иран,

Возьмет из казны тот большой караван.

И вот караван шаханшаха готов,

Избавлено сердце от этих трудов.

Посланца раджи повелитель призвал,

Немало о знании с ним толковал.

Радже составляются строки письма

Исполнены знаний счастливых, ума.

Вначале восславлен владыка миров.

Кесра Нушинраван

Защитник от дивов, извечных врагов.

Писал возглавлявшему Хиндский удел,

Простертый с Каннуджа по Синдский предел:

Посол умудренный, мол, прибыл ко мне,

Шатрандж нам доставил и чатр на слоне.

Властителя Хинда слыхали наказ,

Исполнили все, чего ждали от нас.

О сроках условясь с твоим мудрецом,

Мы дух наш украсили знанья венцом.

Немало мобед, разуменьем благой,

Изыскивал, справился с вашей игрой.

И ныне в Каннудж отправляется он

К высокому Хинда радже снаряжен.

Везет он верблюжьих две тысячи нош,

В них дружеский памятный дар обретешь.

Мы нарды кладем вместо шахмат твоих,

Желали бы силой помериться в них.

Найдешь, знать, брахманов, чей разум благой,

Чье знанье управится с нашей игрой…».

Кстати, шатрандж (чатранг) - это раннесредневековая форма шахмат, а «Каннудж» – это, очевидно, чуть искаженное «Каннаудж», город в Уттар-Прадеш, на берегу Ганга, который в своё время был столицей империи Гурджара-Пратихара (VI-XI), возникшей на обломках империи Гуптов. Если повезет, о ней я расскажу позже.

И я такое не планировала, но вынуждена признаться, что, помимо самого начала, в "Сказании об Ануширване" меня больше всего заинтересовал последний отрывок, где повествуется о некоем исламском правителе (комментаторы выделили две версии, кто это мог быть), который прошёл путь от ненависти до любви к почившему легендарному шахиншаху (да-да, речь о Хосрове), и дошёл до того, что решил посетить его гробницу.

«…Три дня с ним обращались как с гостем. На день четвертый Мамун призвал его к себе и сказал: «Эй, старец, в "(Книге) владык Ирана"  я прочел, что гробница Справедливого царя расположена на горе. Хочу знать, где находится эта гора». Старец, поклонившись, сказал: «О повелитель верующих! Ты спросил про очень удивительные вещи. Знай же, что этот старец и есть служитель при той гробнице. Должность пира при ней у нас (в семье) наследственная, от поколения к поколению. И никто, кроме нас, в эту гробницу попасть не может. Обычай таков, что, если кто-то другой осмелится туда проникнуть, он будет поражен огнем и там погибнет. Но, о повелитель верующих, в "Книге (деяний) справедливого царя Ануширвана" написано: "Придет поклониться мне падишах из арабских падишахов, связанный родством с Пророком, который должен появиться". Я увидел знак, что тот падишах – только ты».

Мамуну эта речь очень понравилась. Он стал расспрашивать о политике и обычаях Ануширвана, а тот старец отвечал на вопросы. (Далее) Мамун спросил: «А теперь скажи, как следует идти к той гробнице, какой дорогой?» Старец ответил: «Отсюда до той горы – пять фарсангов, на самой же горе есть ущелье в двенадцать фарсангов. При входе в ущелье находится скала из гранита высотой в семь фарсангов. Ее венчает холм высотой в 300 гязов. Усыпальница расположена на вершине того холма. Погребальная камера (помещение) сложена из гранита, пол отделан серебром, а свод - золотом; в него вставлены старинные жемчуга, так что свод напоминает небо в звездах. Внутри (помещения) установлено ложе из жемчуга. На том ложе упокоился Справедливый царь, накрытый одеждами в жемчугах, златотканным покрывалом. У его изголовья положена золотая корона с вшитыми в нее драгоценными каменьями. На его подушке лежит дастар из (храма) Адар Гушасб. Самое тело настолько искусно обработали лекарствами, что, говорят, оно никогда не испортится и не потеряет вида. И еще сказано, что дастар никто, кроме Бога Всевышнего, не сможет оценить, потому что огонь его не сожжет и земля не сгноит. Никогда ни от чего он погибнуть не сможет, кроме как от кислого уксуса. Когда на него прольют уксус, он погибнет». (Далее старец) сказал: «Путь к той горе проходит по горным тропам (через перевал?), и тот путь разрушили».

Мамун распорядился, чтобы привели рабочих и восстановили мосты. Мамун, Хусейн Сахл и Ахмад Халид сидели каждый на (носилках, которые несли) рабы, а иранский старец стал впереди. Мамун остановился, обутый в парчовые туфли, и взял с собой двадцать манов молотой кайсурской  камфоры.

День и ночь они были в пути, пока не прибыли на то место. Когда были уже недалеко от гробницы, Мамун спешился и сказал: «Негоже, увидев место упокоения Справедливого царя, оставаться верхом». Подойдя ко входу в гробницу, они взялись за ручку двери, чтобы ее открыть, как дверь открылась сама. И вот Мамун, Хасан  Сахл, Ахмад Халид и иранский старец оказались внутри гробницы. Когда взгляд Мамуна упал на лицо Ануширвана, сердце его объял ужас…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Скажу честно, пока читала именно приведенный отрывок, всё гадала – случится ли вотэтоповорот, и прольют ли на тело Хосрова «кислый уксус»)) В остальном, должна признать, саспенса и движухи в этом маленьком произведении практически нет. Зато есть интересные мысли, над которыми мне было и в наше время с высоты своего жизненного опыта занятно поразмыслить. Кроме того, там есть и отсылки на некоторые исторические события времен Хосрова Ануширвана.

В общем на вау-эффект рассчитывать не стоит, но ознакомиться я бы всё-таки рекомендовала, тем более что читать там немного. Больше ничего не могу добавить, а то придется заспойлерить то, что я спойлерить не хотела.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Кроме того, всё ещё не завершен сбор на редкие книги, чтобы максимально полно раскрыть историю VI века. Благодаря неравнодушному подписчику мне удалось добыть книгу "Империи шёлка" и создать пост о Тюркском каганате, но пост о принцессе Пхёнган и истории ранней Кореи на примере книги Чхве Сагю всё ещё ждёт своего спонсора, и им можете стать именно вы.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

Особенно прошу обратить внимание на пост о "Князе Велизарии" - он явно недополучил внимания.